Текст книги "Билет в 1812 (СИ)"

Автор книги: Сергей Корьев

Соавторы: Brad Leithauser
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Следует отметить, что подруга являла собой образчик этакой женской красоты, на которую так падки мужчины. Всё, как говорится, было при ней.

Исключение составлял слишком легкомысленный характер и тяга к переменам. Вот поэтому она и не могла надолго задерживаться ни с одним конкретным индивидом. Вскоре муж ей надоедал и начинались поиски нового, сопровождаемые дележом нажитого супругом скарба. Зинаида ни к какому труду, кроме походов по магазинам, не была приспособлена. Тем не менее, ей как-то везло с претендентами на оставленное предыдущими мужьями имущество. Вот и сейчас, не знаю уж каким ветром, Зинаиду закинуло в далёкую Японию, где она охмурила потомственного самурая и вышла, назло всем родственникам, за него замуж, правда неудачно. Восток, знаете, дело тонкое.

Странно, подруга звонила мне последний раз дней двадцать назад. В то время она была на перепутье, либо развестись, либо начать поиски нового претендента на руку и сердце, а также и всего остального движимого и недвижимого богатства прилагавшегося к этому. Может, замуж вышла, и отбыли молодые в даль несусветную, где нет телефонной связи, а все удобства находятся на улице в деревянной будке с милым сердечком, вырезанном на двери. Нет, на Зинулю это не похоже.

Вторая моя подруга с экзотическим именем Женевьева, приятной наружности, сводившая сума массу молодых людей, но так и не выбравшая спутника жизни, любительница посудачить за бокалом красного вина, а иногда чего и покрепче, довольно часто навещавшая меня, как будто сгинула.

С ней было весело и ей всегда удавалось выводить Зинаиду из очередного кризиса по поиску жениха. Теперь обе словно забыли обо мне. Заявился бы кто-нибудь в гости, ан, нет!

Я тупо уставилась на своё унылое отражение в окне и ещё больше задумалась над смыслом жизни.

В последнее время мне стало казаться, что этот самый смысл решил куда-то испариться.

От размышлений оторвал звонок в дверь. Ну вот, накаркала! Вздохнув, прошлёпала, узнать, кого же принесла нелёгкая на сей раз. Придти могла только Зинаида, лишь ей одной был известен мой новый адрес. Я открыла дверь и, зевая, произнесла:

– Ладно, Зинка, залезай. Знаю, это ты. Что очередного принца отыскала? Не стой, заходи!

В ответ раздался до боли знакомый голос:

– Привет, Машка, а я тут бутылочку прикупила. Решила, пришло время обмыть твою новую квартиру.

На пороге, слегка покачиваясь, возвышалась Женевьева, протягивая какой-то свёрток, похожий на бандероль.

– Ты что-то говорила о бутылочке, – пропуская подругу, поинтересовалась я, – колись, случайно не потеряла?

Узнать, как раз, было не суждено. Раздался телефонный звонок.

– Алё, это ты, Машка?

Всё, проснулась охотница за мужьями и вышла на тропу поисков новой жертвы. Я узнала голос Зинаиды.

– Так ты ли это, подружка?

– Зин, как ты думаешь, кто может в моей собственной квартире отвечать на твои глупые вопросы кроме меня самой. Успокойся, я это, я и никто другой.

Что там у тебя приключилось на этот раз?

– Машунечка, сплошной крах. Я сейчас к тебе приеду. Впрочем, я уже приехала. Жди, сейчас поднимусь.

По всей видимости, случилось самое страшное, Зинаида нашла достойного представителя на все свои богатства, включая руку и сердце и даже Муську, а та, вероятно, дала своё кошачье согласие на брак. Пока я ждала вторую подругу, Женевьева проскользнула на кухню и принялась штурмовать холодильник.

Зинаида не задержалась: минуты через две раздался звонок в дверь, и она пожаловала ко мне, нагруженная различными пакетами, сумочками, свёртками, а сзади маячил какой-то небритый субъект с объёмным чемоданом. Неужели новый кавалер? Если так, то у подруги явно что-то где-то переклинило.

– Маша, Машенька, Машуня, можно я у тебя недельку поживу?

Не дождавшись ответа, Зинаида скомандовала:

– Давай, заноси.

Мужчина с трудом затащил чемодан, вышел и вскоре вернулся со вторым более объемным. Зина достала пятисотенную и, протянув её своему помощнику, поблагодарила за неоценимую помощь в доставке бесценного багажа и кошки Муськи, которую, впрочем, она вытащила из своей сумки.

Кошка фыркнула, укоризненно взглянула на хозяйку и тихой сапой просочилась на кухню, посчитав, что там в данное время находиться безопасней и сытнее. Мужчина, обдав меня винными парами, медленно побрёл вниз. Слава богу, что насчёт Зинкиного кавалера сделала неверные выводы. Значит, не всё ещё потеряно.

– Проходи, подруга, рассказывай, где, что, когда, почём?

Зинаида разревевшись, вытащила из сумки початую бутылку коньяка и предложила выпить. Только тут я заметила, что она, вероятно, приложилась к этой самой бутылочке, по крайней мере, раз пять, а то и больше. Учуяв запах спиртного, показалась Женевьева:

– Ого, вот и коньячок приплыл. Зинка, ты притащила? Пошли на кухню, я там закусона настрогала.

– Идём, Женюха, идём и проклянём всех этих мужиков, которые не достойны нашего внимания.

Надо же, что могло случиться с Зинаидой, если она предала анафеме сразу всё мужское население нашей необъятной страны и, возможно, стран ближнего и дальнего зарубежья.

– Машка, ты с нами?

– С вами, с вами. Куда мне от вас деться? Женька тут у меня какая-то бандеролька завалялась. Что с ней делать?

– Ой, а я о ней совсем забыла. Сегодня с утра пораньше ко мне в квартиру ввалился курьер и принёс письмо, а потом и бандерольку передал. Говорит, мол, моя тётка скончалась, и кое-что завещала. Прочитав письмо, я осознала, что стала обладательницей дневника моего прапрадеда, умершего давным-давно и решившим осчастливить меня подобным образом.

– На, Маша, действуй, – Женевьева протянула мне бандероль.

Развернув бумагу, мы увидели тетрадь. Рукопись, видимо, знавала и лучшие времена: листки пожелтели и уже начинали крошиться. По всей видимости, этой тетрадочке лет сто не меньше.

– Старьё, какое, – разочаровалась Зинаида.

– Вовсе это не старьё, а наследство, – обиделась Женевьева, – помните, я вам рассказывала о своей прапрабабке Александре?

– Это та, что жила давным-давно и вышла замуж за француза, и от неё пошёл ваш род.

– Слава богу, не забыли. Вот о ней-то я и толкую. Эта тетрадь по завещанию передавалась в нашей семье. В последний раз о ней упоминалось лет семьдесят назад. Затем тетрадь исчезла, а сейчас вот объявилась. Так что, Машка, тебе предстоит стать первооткрывательницей тайн семьи Турмоновых. Давай же, начинай, не томи.

– Сама-то читала?

– Пыталась я, но не вышло. Задумалась я что-то, немного отпраздновала получение наследства, а потом подумала, – тут подруга икнула, – что ты мне должна помочь. Давай, начинай!

Я открыла первую страницу и тут мои пальцы нащупали какое-то уплотнение в обложке.

– Женевьва, что ты спрятала под обложку? Сознавайся!

– Ты что, сума сошла? Когда мне было прятать? Говорю же, что тетрадь получила только сегодня утром, затем отмечала получение наследства, а бандероль вскрыла, заметь, не я, а ты. Так, что ты говорила насчёт клада в обложке?

– Здесь имеется какое-то уплотнение. Там явно спрятан небольшого размера предмет, Монета, может, какая. Давай ножницы тащи. Постараюсь достать, что там нащупала.

Женевьва убежала искать инструмент. Зинулю крайне заинтересовало всё происходящее, и она даже на время забыла о мести мужскому роду. Что и говорить, даже я, не отличающаяся особым любопытством, была заинтригована.

– Держи, – Женевьева протянула маникюрный набор, – давай скорее, не то умру от нетерпения.

Собрав самообладание в кулак, сделала надрез, ещё один, ещё и мне в руки выпал медальон жёлтого цвета.

– Ничего себе, видимо золотой, старинный к тому же. Уйму денег должен стоить, – присвистнула Зинаида.

– Маш, дай, дай, дай – жалобно простонала подруга.

– Держи свой раритет.

Женевьева выхватила у меня медальон, нажала на кнопку и крышка открылась.

– Ну, что там? – не вытерпела Зинаида.

Я взглянула на Жэку и была поражена тем, как выглядела подруга: на её лице отразилась столь сложная гамма чувств, что нельзя было определить, рада она тому, что увидела в медальоне или совсем наоборот. Мне показалось, что та на время потеряла дар речи

– Ау, подружка, проснись. Что ты там нашла? Давай, показывай скорее – жуть как интересно. Ну же, Женевьева, – простонала, сгорая от любопытства, Зинаида.

Наша подруга не могла произнести ни слова и внезапно, завалившись на бок, потеряла сознание. Ничего себе подарочек! Что же там такого, если люди лишаются чувств?

– Зин, беги за нашатырём и захвати стакан водички.

Общими усилиями нам удалось привести Женевьеву во вменяемое состояние.

– Вот, смотрите, – нам протянули медальон.

Зинаида как самая любопытная первой схватила его и тут же выронила.

– Ничего себе приехали!

– Что там такое, скажите, наконец, – я подняла медальон и, открыв крышку, только и смогла произнести, – Женевьева, ты и там успела наследить.

Разглядев изображение, вернее женский портрет, помещённый внутри медальона, я поняла, что так испугало и удивило подруг: на портрете была изображена Женевьева во всей своей неземной красе. Правда, платье на ней было несколько устаревшего фасона, и фасон этот устарел лет этак двести назад. Под портретом проглядывала надпись на французском.

«Моему незабвенному Полю. Помни обо мне и в России. Твоя навеки Женевьева».

Хорош подарочек!

Может она путешественница во времени? Если нет, как объяснить такое потрясающее сходство?

Первой пришла в себя Зинаида:

– Я думаю, всем необходимо слегка перекусить.

Зина всегда предлагала поесть, когда начинала нервничать. На сей раз, её предложение было принято с полным восторгом. Мы переместились на кухню. На столе появилась бутылочка наливки. Никто не отказался. После трёх стопок мы пришли в чувство, и наконец-то смогли вновь приступить к чтению нашей тетради.

«Здравствуй, моя далёкая правнучка. Я думаю, твоё имя Женевьева. Если да, то можешь читать и дальше, а если нет, не стоит утруждать себя изучением всего, что написано. Я так хочу вернуться вновь в мою далёкую Францию, которую покинул, поддавшись романтическим настроениям и оставив там свою возлюбленную Женевьеву, своих родителей, сестру и друзей.

Всё же я верю, что ты есть. Как бы мне хотелось увидеть тебя, но время безжалостно: оно никогда не подарит мне такой возможности. Я просто уверен, что ты похожа на двух женщин сразу – тех, которых я любил больше жизни. Первая – моя невеста, оставшаяся в далёкой и такой недоступной для меня Франции, вторая – моя русская жена и мать моих детей. Наверное, ты стала такой же красавицей, как и моя супруга.

Извини, что-то я разговорился. Ведь ты ещё не знакома со своим прапрадедушкой. Изволь представиться. Я являюсь последним представителем по мужской линии славного рода маркизов де Турмон».

– Ничего себе, Женевьева, ты у нас оказывается ещё и маркиза. Вот это да! – с завистью произнесла Зинаида.

– Хватит болтать. Давай, Машка, читай дальше.

– Слушайте, но прошу не перебивать.

«Случилось так, что к началу 19 века от рода де Турмон осталась только наша ветвь. Правда свои богатства нам удалось сохранить и преумножить, несмотря на то, что преимущественно рождались девочки и по достижении брачного возраста они забирали в качестве приданого часть средств, принадлежавших семье. Моя сестра тоже выйдет замуж и получит в приданое земельные угодья, счёт в банке и наш парижский особняк. Я знаю, что сестра заглядывается на соседского парня. Он славный малый, но не де Турмон.

Родился я в 1793 году и мне сейчас, когда я пишу эти строки, почти сорок.

Рядом со мной моя жена Александра-Женевьева и мои любимые дети Поль и Женевьева. Слава Всевышнему, род де Турмон не прервётся.

Моя дочка, моя любимица. Боже, как она похожа на Женевьеву, которая осталась там, в далёком восемьсот двенадцатом. Кажется, всё случилось только вчера. Вчера мы гуляли по аллеям парка, вчера мы признавались друг другу в любви, вчера дали клятву быть вместе до самой смерти. Всё было вчера, а сегодня моим детям почти 18. Как рады были бы видеть их мои родители. Они так мечтали о внуках наследниках рода.

Год назад с оказией мне удалось отправить письмо на родину, и теперь я жду ответа. Это уже третье письмо. Видимо, первые два где-то затерялись. Я надеюсь, что все мои дорогие и любимые родственники живы. Матушка, отец, сестра и, конечно, Женевьева. Как мне хочется встретиться с ними и познакомить с внуками, но этого, боюсь, никогда не произойдёт: моя судьба здесь в России рядом с моей женой, которой я обязан жизнью.

У меня хранится медальон с портретом моей возлюбленной, написанным Давидом в те далёкие годы. Это всё, что у меня осталось от прошлой жизни, но, тем не менее, я счастлив ибо у меня есть две Женевьевы – здесь в России и там, в далёкой Франции.

Наверное, тебе покажется, что я слишком много внимания уделяю какой-то Женевьеве. Поверь, не всё так просто. Она была смыслом моей жизни. Не проходило и дня без поцелуев украдкой, признаний в любви и клятв в верности. А наши прогулки в парке, поездки к морю. Всё это было там в прошлом. Наступил 1812 год. Боже, как глуп я был тогда. Девятнадцать лет и ветер в голове. Романтическая любовь и стремление прославиться на полях сражений.

В один из зимних дней к нам приехала моя кузена Мари со своим мужем, состоявшим в свите императора. После обильного обеда мужчины удалились в кабинет моего отца обсудить последние новости. Дамы остались в гостиной пить кофе.

В тот день отец впервые разрешил мне присутствовать вместе со всеми. Я был необычайно рад такому повороту дел, так как знал, что речь пойдёт о предстоящей российской кампании. В моём представлении Россия была диким медведем, которого непременно следовало укротить и посадить на цепь. Кто же это может сделать кроме меня?

Подали вишневый ликер, и потекла неспешная беседа о предстоящем походе императорской армии на бескрайние просторы России. Все склонялись к мысли, что русские долго не продержатся и наши доблестные воины вернутся с победой не позже чем через два месяца.

Решение созрело как-то само собой: я решил вступить в армию и, вернувшись с победой и славой, предложить руку и сердце моей Женевьеве.

Поздним вечером я зашёл к отцу и сообщил о своём решении. Я убеждал его, что ровно через два месяца вернусь в наш родовой замок, и можно будет готовиться к свадьбе. Отец не разделял моего оптимизма. Ему казалось, что русский поход закончится полнейшим крахом, и поэтому неудивителен был ответ. Он наотрез отказался благословить меня и предупредил, что лишит наследства, если я покину пределы Франции.

Я решил действовать через матушку и сестру, поскольку знал, батюшка не выдержит их слёз. Так и вышло. Скрепя сердце, он благословил меня и выдал денег.

Предстояло ещё одно дело и оно, пожалуй, было самым трудным. Как обо всём сказать Женевьеве? Однако мои опасения оказались напрасны. Моя невеста не упрекнула меня ни в чём, только поставила одно условие: мы должны были съездить в Париж к знаменитой гадалке мадам Ленорман.

Я с радостью согласился и на следующий день мы отправились в столицу.

Я даже не мог предположить, что сей чудный город вижу в последний раз.

Погода не радовала: моросил мелкий, холодный дождь, а ветер пронизывал буквально до костей, Казалось, сама природа пыталась что-то сказать мне, и это что-то было явно не совсем приятным.

Мы разыскали салон гадалки, который размещался в доходном доме неподалёку от центра, поднялись на второй этаж, Женевьва дёрнула за шнурок. В глубине квартиры раздался звонок колокольчика и дверь распахнулась.

– А вот и вы. Я уже заждалась. Проходите.

Нас провели в уютную комнату меньше всего напоминавшую магический салон. Лишь одна вещь говорила о занятии хозяйки: на столе лежала нераспечатанная колода гадальных карт.

Мадам задёрнула шторы на окнах и пригласила к столу.

– Вначале кофе, а дело потом. Жюли, будь любезна, накрой на стол, – был отдан приказ пожилой служанке.

Вскоре был подан благоухающий напиток, а мадам Ленорман обратилась к нам:

– Приступим. А вы пейте кофе. Жюли, как никто другой, умеет готовить его.

Вначале позвольте обратиться к вам, молодой человек. Вас зовут Поль или я не права?

– Как вы узнали?

– У каждого свои тайны, мой юный друг. Сначала о вашем будущем. Ведь вы хотите узнать, что будет с вами через год?

Моё воображение нарисовало картину триумфального возвращения на родину, и я уже мысленно приготовился выслушать версию гадалки о моей предстоящей женитьбе. Не тут-то было.

– Поль, вы задумали опасный поход в опасную страну. Вы слишком молоды, чтобы критически оценивать свои поступки. Могу лишь сказать о том, что я вижу. И так, жаркое лето, большой город, буйство огня, преданный друг, а дальше холодно, очень холодно и полнейшее забвение. Такие вот дела.

Сейчас прошу вас пройти в соседнюю комнату и там подождать вашу спутницу.

Мне пришлось выйти. Дверь захлопнулась, а я остался в полном одиночестве.

– Теперь ваша очередь, Женевьва. Как это ни прискорбно, но мне придётся вас огорчить: вы никогда не встретитесь со своим женихом, если он покинет Францию, если… но нет, это слишком невероятно, чтобы быть правдой.

– Не томите, продолжайте.

– Не могу. Вы всё равно не поверите, – гадалка хотела встать, но вновь опустилась в кресло.

– Мне кажется то, что вы хотели сообщить, может показаться невероятным.

Позвольте мне дополнить ваш рассказ.

Мадам Ленорман безнадёжно махнула рукой, а Женевьева поведала о том, что минуту назад промелькнуло у неё перед глазами:

– Вы, мадам, увидели большой зал со стенами из стекла, на поле рядом виднеются стальные серебристые машины похожие на громадных птиц. Мы поднимаемся по лестнице и входим в чрево одной из них. С нами Поль. Из окна за нами наблюдает женщина, похожая на меня. Странно, вы говорили, что я не встречу Поля, но он со мной. Что же происходит?

– Это новое видение настолько необычное, что сама ничего не могу понять.

Как видите, ваш жених жив и в тоже время я знаю, он будет находиться на грани жизни и смерти.

Спасёт его и позаботится о нём другая женщина. О боже, как она похожа на вас. Если бы я не знала, что вы останетесь дома, то сказала, что там, в далёкой стране вместе с Полем именно вы.

– Слава богу, Поль останется жив, а всё остальное не так важно. Благодарю вас, мадам. Вы вернули меня к жизни. Я думаю, он будет счастлив там, в России.

– Я не ошибусь, если скажу, что вы, сударыня, как и я обладаете даром предвидения, но ваш дар не слишком развит и проявляет себя лишь от случая к случаю. Я права?

– О да, мадам. К вам же я пришла лишь затем, чтобы убедиться в своих предположениях. Знаете, иногда я действительно могу видеть, что произойдёт с другими людьми, но никогда не могу сказать, что случится со мной.

– Вы не можете, но могу я. Не всё так плохо, как кажется. Слушайте внимательно. Одиночество вам не грозит. Вы проживёте двадцать лет с Полем, а там уж как судьба положит.

– Но вы только что сказали, что мой жених останется навсегда в России. Я вас не совсем понимаю.

– Речь идёт вовсе не о вашем женихе. Будет другой Поль, которого вы полюбите так, как ещё никого не любили.

– Вы говорите загадками.

– Загадки – моя профессия и мой хлеб. Осталось совсем немного. Прошу вас, дослушайте меня, ибо теперь речь пойдёт о тебе, моя девочка. Позвольте мне обращаться к вам на ты? Так легче предсказывать.

Ты встретишься сама с собой через двести лет, встретишь Поля и после этой встречи вы уже никогда не расстанетесь. Всё. Идите. С богом!

Наконец-то моя невеста появилась в комнате, где я коротал время.

– Что, что она сказала?

Женевьева смахнула набежавшую слезу, но я в тот момент не обратил на это никакого внимания.

– Она говорит, что всё будет складываться как нельзя лучше. Ты вернешься героем, мы сыграем свадьбу, и у нас будет много детей. Ведь ты не против?

– Я буду несказанно рад. Первенцев мы назовём нашими именами. Ты согласна?

Женевьева ничего не ответила и лишь пошатнувшись, присела на край стула.

– Что-то меня знобит. Видимо простыла в дороге. Нам пора возвращаться.

– В таком состоянии ты не можешь ехать. Экипаж ждёт у подъезда. Предлагаю остановиться на ночь в нашем фамильном особняке.

– Делай, как знаешь. Мне действительно необходимо немного отдохнуть.

Мы вышли на улицу, сели в карету и вскоре устроились перед камином в гостиной нашего парижского дома.

– Моя дорогая, поскольку мы решили остаться здесь до завтрашнего утра, я прикажу приготовить комнату для тебя.

Женевьева кивнула в знак согласия. Мне казалось, что мою невесту что-то тревожит, но все мои мысли были заняты предстоящим походом в Россию.

– Поль, подойди ко мне, – попросила она.

Я присел на пол рядом с креслом, в котором расположилась моя любимая.

Внезапно она наклонилась и поцеловала меня. Я ответил на поцелуй, обнял её. Женевьева была не против и тогда произошло то, что и должно было произойти между двумя молодыми и влюблёнными людьми.

Я думаю, что ты, моя правнучка, не осудишь своего деда.

Через день мы снова были дома. Париж остался где-то там, в туманной дымке дождя, а вместе с ним и мадам Ленорман со своим странным предсказанием.

Мне хотелось думать, что прорицательница ошиблась и всё будет совсем по-другому.

Женевьева удалилась в своё поместье. Несколько раз я пытался встретиться с ней, но слуги говорили, что она больна и никого не принимает. И вот за день до отъезда мне доложили, что меня желает видеть мадемуазель де Обинь.

На крыльях счастья я влетел в зал, где встретил Женевьеву. Едва я спустился с лестницы, как она подбежала ко мне, обняла и поцеловала в щёку.

– Милый Поль, как мне жаль расставаться с тобой, ведь я люблю тебя больше жизни. Мне хочется, чтобы ты помнил обо мне там, в далёкой России.

Возьми это, – Женевьева протянула прекрасный медальон со своим портретом, – этот медальон будет хранить тебя от всех напастей и станет залогом нашей любви, а впоследствии, когда исчезнет последняя надежда на встречу, поможет вернуться в наш самый счастливый день.

– Ну что ты, не переживай, пройдёт всего два месяца и мы вновь соединимся и тогда вся жизнь станет нашей и только нашей. Как же я буду скучать без тебя, любовь моя.

– Поль, прошу только об одном: никому и никогда не отдавай этого медальона, а когда у тебя появятся дети, передай его старшей дочери и поклянись, что назовёшь её Женевьевой.

– Клянусь! – машинально ответил я, ничего не понимая из сказанного. Какие дети? Если у меня и будут дети, то только наши с Женевьвой. Тогда что же пытается сказать моя невеста?

– Поль, не бери в голову. Я так волнуюсь за тебя, что не отдаю себе отчёта в том, что говорю. Ведь я пришла проститься с тобой. Я не смогу проводить тебя завтра: мои родители решили уехать на юг. Ты же знаешь, что моей матушке нездоровится, и врачи посоветовали ей больше находиться на солнце. С ними еду и я. Отъезд уже сегодня. Прощай, Поль, я всегда буду помнить тебя.

Зарыдав, Женевьва выбежала из зала, а я стоял истукан истуканом, потрясённый тем, что только что услышал.

Из оцепенения меня вывел шум отъезжавшей кареты. Вскоре экипаж скрылся под аркой и исчез за поворотом.

– Подождите! Женевьва, ради бога, подождите!

Я кинулся вдогонку.

– Лошадь, скорее!

Я вскочил в седло и направился в поместье де Обинь, благо оно располагалось всего в двух лье от нашего замка. В этот раз фортуна решила отвернуться от меня: слуги сообщили, что господа отбыли более двух часов назад, а вмести с ними и молодая барышня.

Ничего не понимаю, если семейство де Обинь отбыло два часа назад, как же могла Женевьева быть у меня?

– Куда они поехали?

Мне показали направление, и я погнался за своим счастьем. Для себя я решил, если догоню Женевьеву, немедля попрошу её руки у родителей и тогда, прощай Россия.

Впрочем, всё было напрасно: мне не удалось настигнуть экипаж семейства де Обинь. В этот день я видел свою невесту в последний раз, но я ещё не знал об этом.

Через два дня меня зачислили в пятую бригаду армии императора, и началась новая жизнь, которая оказалась совсем не такой, какой её представлял. Вскоре я познакомился с юношей одних со мной лет и взглядов. Звали его Шарль де Вильмон и он являлся представителем славного дворянского рода. Вскоре мы подружились. Начало исполняться предсказание мадам Ленорман: я нашёл верного и преданного друга. Неужели всё, о чём говорила провидица, окажется правдой, и я никогда не встречусь с Женевьевой. Такого просто не может быть, ведь иногда и гадалки ошибаются. Возможно, мой случай как раз и попадает под эту самую ошибку?

Впрочем, времени на размышления о прошлом оставалось всё меньше и меньше: армейская жизнь только издали кажется такой романтичной.

Блестящие кивера, шпага, приятно постукивающая по левому боку, форма от которой млеют барышни. Всё это лишь внешняя и хорошо видимая сторона, но есть ещё и изнуряющие тренировки, повседневная муштра, способная довести до помешательства, но впоследствии, как это не покажется странным, спасающая твою жизнь.

Все эти «прелести» армейской жизни захватили меня и на некоторое время оторвали от грустных размышлений. Войско Бонапарта постоянно находилось в движении, и вскоре наша бригада расквартировалась вблизи Дрездена. Шарль, как мог, отвлекал меня от хандры. Через три дня после прибытия в город случилось событие, показавшее, как тесен мир. Во время посещения оперного театра я увидел знакомое лицо. После окончания представления судьба свела меня с мужем Мари.

– Поль, рад, очень рад тебя видеть. Я искал встречи и ужё потерял всякую надежду, а ты вот он предо мной живой, здоровый, энергичный, но слегка грустный. Поверь, я способен разогнать чёрную тоску в твоём сердце.

– Продолжайте, месье, не томите. Как там, матушка, что с сестрой?

– Молодой человек, не все вопросы сразу. Однако, как мне показалось, вы не задали самого главного вопроса.

Я густо покраснел, но сделал вид, что не совсем понимаю собеседника.

– Не хорошо забывать друзей, которые помнят о вас. Не проходит и дня как нарочный из их имения прибывает узнать, нет ли от вас каких новостей. Вы всё ещё пребываете в недоумении, мой юный друг?

– Месье, извольте объясниться.

– О, юность, юность. Поль, вам письмо.

Мне протянули конверт, перехваченный лентой.

– Это от ваших родителей, а вот это…

Мне был вручён ещё один конверт.

– Не хочу называть имени отправителя, думаю, вы догадаетесь сами, а сейчас разрешите проститься. Увидимся завтра. Извините, меня ждёт император.

На этом мы расстались. Письма буквально прожигали мне руки, но я решил прочитать их чуть позже. Наняв извозчика, вернулся в расположение своей бригады. Как мне не терпелось распечатать конверты!

Наконец, наступил долгожданный момент. Первым было письмо от моих родителей. В нём они сообщали, что у них всё по-прежнему. Сестра помолвлена с сыном барона, проживающим по соседству. Дело идёт к свадьбе, и ждут только меня, просят возвратиться поскорее и обрадовать их внуками, истинными продолжателями рода. Слёзы навернулись на глаза и тут я, пожалуй, впервые пожалел о своём опрометчивом поступке. Вернулся Шарль, и временно пришлось отложить знакомство с новостями из дома: мне не хотелось, чтобы кто-то мог видеть проявления моей слабости и поэтому я поспешно спрятал письмо. Мой друг предложил пройтись по расположению лагеря и слегка развеяться, но я, отказавшись от предложения, предпочёл остаться один и продолжить чтение. Отец сообщил, что семейство де Обинь вернулось из своей поездки на юг. Женевьева нигде не показывается. Только несколько раз в наш замок приезжал её слуга узнать, нет ли известий от меня.

В конце письма родители выражали надежду на скорую встречу и просили беречь себя.

С волнением, переполнявшим меня, я вскрыл второй конверт с посланием от Женевьевы. В нём моя невеста сообщала, что любит меня, и по-прежнему будет ждать возвращения. Далее шли рассказы о мелочах, понятных только нам. Как я был рад читать всё то, что написала моя любимая. В конце письма была непонятная приписка, в которой говорилось, что к моему возвращению домой меня будет ждать сюрприз, но какой, я смогу узнать, лишь вернувшись на родину.

Я тут же решил написать письма моим родителям и Женевьеве, а завтра попросить мужа Мари переправить их как можно скорее моим адресантам.

В письмах я описал всё, что со мной происходило в последние недели и дни.

Особо объёмным получилось письмо Женевьеве.

На следующий день, выполнив свои обязанности, связанные с военной службой, я отправился разыскивать своего родственника, но меня ждало горькое разочарование: рано утром он отбыл с депешей в Париж. У меня опустились руки. Я попытался найти какую-то возможность переслать письма, но, снующим мимо людям, было не до меня. Появился Шарль и, задыхаясь, сообщил, что ищет меня уже второй час. Объявлены сборы, вскоре мы должны покинуть предместья Дрездена и выступить походным маршем на Россию.

Мои письма так и остались неотправленными. Позднее я вспоминал, а мог бы каким-то образом переправить их на родину и останавливался на мысли, что мог, не будь таким упрямым глупцом, когда муж Мари намекнул, что знает от кого второе письмо, а я, как последний идиот, решил проявить свой юношеский гонор. Поступи иначе, возможно, что-то изменилось в моей судьбе. Однако прошлого не вернуть. Остаётся одно, следовать со всеми в далёкую Россию и ждать окончания военной компании. Мысли о дезертирстве у меня никогда не возникало. Мужчина рода де Турмон не может покрыть себя позором, скрываясь от трудностей. Война вскоре закончится, и я вернусь к своей семье, благословлю сестру на брак с соседом и наступит моя очередь идти под венец. Одна эта мысль придавала мне сил и терпения.

Лето 1812 года выдалось на редкость благоприятным: редкие дожди чередовались с приятным бризом. Наше войско подошло к Неману. Дальше, за мостом, расстилается такая непонятная и загадочная варварская страна. Я всматриваюсь вдаль и думаю, что же приготовила мне судьба там, за мостом.

Подъезжает император, и отовсюду раздаются приветственные крики.

– Да здравствует император!

– Франции виват!

Начинается переправа и вот мы уже на вражеской территории. Теперь дело только за временем. Не хочу утомлять свой дневник описанием нашего дальнейшего продвижения по бесконечным просторам России. Меня поразили необъятная ширина русских земель, громадные поля, дремучие леса и сами русские люди так не похожие на тех, с кем мне приходилось общаться ранее.

Наступил август. Наши войска с незначительными потерями продвигались вглубь российской территории, а по мере приближения к Москве, стали сталкиваться с усиливающимся сопротивлением русских войск и населения.

В нашей бригаде появились первые раненые и убитые. Впрочем, господь берёг меня и моего друга Шарля. С боями был взят Смоленск, и мы двинулись дальше, направляясь ко второму по величине и богатству городу на Руси – Москве. Август подходил к концу, когда наши войска остановились для принятия решающей битвы где-то под деревушкой со смешным названием Бородино. Дни стояли на редкость ясные и солнечные. Казалось, в такое время нужно любить, а не убивать друг друга. Мы с Шарлем старались не думать о предстоящей битве и всё свободное время, а его было не так уж и много, проводили вместе, вспоминая нашу далёкую родину. В ночь с 25 на 26 августа небо разрывали малиновые всполохи. Сама природа говорила, что вскоре прольётся большая кровь и многим придётся остаться здесь, на поле битвы. Практически никто не спал. Нами овладела какая-то неясная тревога, усиленная ожиданиями предстоящей битвы. Наступило утро 26 августа, которое изменило всю мою жизнь и показало, как была права мадам Ленорман. В этой битве был ранен Шарль, но мне удалось разыскать его и вынести с поля боя в наш лазарет.