Текст книги "Билет в 1812 (СИ)"

Автор книги: Сергей Корьев

Соавторы: Brad Leithauser
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Боже, что делать? – прошептала Женевьева побелевшими губами. Пленные подошли к дереву и попытались стащить его с дороги. Но не тут-то было. Из леса показались мужики, одетые в поношенные тулупы. Вперёд вышел один из них, по всей видимости, вожак.

– Это мы хорошо попали, – начал он, поигрывая допотопным мушкетом, – добыча будет богатой. Вижу, что у вас и еда есть, и лошадки. Делиться надо.

Силы были неравными. Сергей лежал в забытьи. Мишель оказать сопротивление десятку мужиков не сможет. Пленные французы, хотя их и было двенадцать, серьёзной угрозы нападавшим не представляли.

Влипли, так влипли. Что делать в подобной ситуации, когда на кону три человеческих жизни. Внезапно Женевьева, соскочив с повозки, подошла к вожаку и залепила тому пощёчину.

– Ты чего, скотина, творишь? – начала она гневную проповедь, – у нас раненые, им помощь нужна. Ещё немного и они могут умереть, а ты лишаешь их надежды на жизнь. Где твоя совесть? Небось, дома тебя ждут детишки, мать, жена. Представь, что им худо будет, а тут такой же отмороженный на всю голову требует для них немедленной смерти.

Мужик от столь гневной отповеди опешил.

– А я что, я ништо. Дык, мы французов беглых отлавливаем и к нашему барину доставляем. Так он наказал. Я-то сам ничего.

– Всё, значит так, – продолжила Женевьева, – веди нас к своему барину. Не видишь что ли, что Сергей Павлович Вишневский умирает.

– Как же, знаем такого, сосед он нашему барину. Сичас отведём, не сумлевайся, а ты, барыня как мне отповедь дала, что испужался даже. Кабы не ты, пощипали бы вас.

Женевьева вернулась на сани. Её всю трясло. Наш обоз свернул на едва заметную тропинку и вскоре мы подъезжали к усадьбе, расположившейся неподалёку. Там нас уже поджидали. На крыльцо вышел упитанный мужчина.

– Кого привёл, Апанасий? – спросил он у нашего провожатого.

– Так всех и привёл, – начал тот, вон сосед ваш на санях. Вишневский, значит.

– Отец или сын?

– Сын вроде. Отец, мы слыхамши, в Петербурх, укатили.

– Чего тогда стоите? Давай его в дом. Остальные-то кто будут?

– Французы пленные. Две барыни да слуги с ними.

– Значит так, слушай меня. Пусть французов этих в сарай пока определят.

Скажи кухарке, чтобы накормила. Господ в дом веди.

Мы вступили на крыльцо, а затем и в сени, где оставили полушубки и прошли в тёплую гостиную. Хозяин уже поджидал нас.

– Проходите, гости дорогие, присаживайте, да сказывайте, кто такие будете.

Женевьеа первым делом поинтересовалась, где Серж.

– А ты кто такая, голуба, ему будешь? Печёшься яки жена о муже.

– Так я и есть ему жена.

– Что-то не упомню, что Сергей Павлович женат был. Говори по правде, а то у меня не забалуешь.

– Я правду и говорю. Намедни обвенчались.

– Не врёшь?

Женевьева перекрестилась. Откуда только всё взялось?

Настала моя очередь объясниться. Я сказала, что являюсь близкой подругой жены Сергея Павловича.

– Ну, коли так, садитесь к столу, трапезничать будем.

– Подождите, подождите, – встряла Женевьева, – у нас там раненые, им бы как помочь.

– А что, и поможем. Эй, Нюська, иди сюда, – крикнул хозяин усадьбы.

В гостиную вошла молоденькая девушка.

– Слушай меня. Сейчас пойдёшь к Петровичу. Пусть срочно идёт ко мне.

– Барин, – начала девушка, – вы ведь с ним вчерась поругались шибко. Не пойдёт он.

– Скажи, дело к нему срочное. Помощь не мне, людям хорошим нужна.

Девушка поклонилась и убежала.

Хозяин пояснил:

– Семён Петрович друг мой, живёт по соседству. Бобыль бобылём, но знахарь знатный. Богат, дом в столице имеет. Дочь Александра у него на выданье. Так вот к ней один хлыщ в Петербурге приклеился, всё сватался. Она ни в какую, а тот настаивал. Вот ведь курва какая попалась. Натравил на Сашеньку разбойников каких-то, та чудом убежала. Решили с отцом сюда от греха подальше податься. Вы не сомневайтесь, коли что, поможет, непременно поможет! Мою жену в том году от смертушки спас. С тех пор и дружим.

Жену с детьми подальше к родственникам отправил, уж не взыщите, без женской руки тут один хозяйствую.

Услышав про Александру, мы с Женевьевой переглянулись. Неужели сбылось, и все наши поиски подошли к долгожданному финалу. Осталось только дождаться прибытия Семёна и выяснить всю его подноготную. Между тем хозяин имения продолжил:

– Так вот, вчера мы действительно слегка повздорили из-за пустяка. Семён сказал, что устал от тихой и размерной жизни, заявив, что собирается бить француза, и будет гнать этого француза аж до самого Парижу. Я стал его отговаривать, сказав, что лучше бы за дочерью смотрел, а то та совсем от рук отбилась. Целыми днями скачет на лошади, стрельбище устроила на заднем дворе. С мужиками в меткости соревнуется. Разве девичье это дело? На днях вот, ускакала куда-то, не было её целый день, вернулась ближе к ночи.

Говорит, французов гоняла. Видано ли дело, девка как мужик себя ведёт. Вот и разошлись мы с Семёном в вопросах воспитания. Тот в сердцах дверью хлопнул. Боюсь, не отошёл ещё.

Впрочем, опасения нашего хозяина оказались напрасными. Через полчаса к усадьбе подъехал возок, из которого вылез мужчина, одетый в простой крестьянский тулуп.

– Ага, вот и наш лекарь пожаловал.

Дверь в гостиную открылась, и на пороге показался Семён Петрович.

– Что, чёрт, старый, Аркадий Анкудимович – с издёвкой в голосе начал он, – спохватился, а не ты ли вчера меня поучал?

– Постой, постой, Семён, извини, бес попутал.

– Ладно, чего уж, будем считать, всё забыто. Зачем звал?

– Дело у меня к тебе неотложное. Вон, видишь, гости тут у меня образовались, а с ними и хлопот прибавилось.

– Аркаш, говори без заморочек. Делать-то что надо?

– Помощь твоя нужна. У меня в соседней избе двое французов раненых. Один того и гляди богу душу отдаст, у второго руки обморожены. Посмотрел бы их?

– Нехристей этих? Ну уж, уволь, и смотреть не буду. Они, супостаты, нашу родину своими сапогами истоптали, а ты помочь им просишь. Как не совестно!

– Погоди, не бранись, там ещё и наш человек, муж вот этой дамы, – Аркадий Анкудимович указал на Женевьеву, – мои люди лошадь его спугнули, та понесла, Сергей свалился, да головой ударился. Вот и сомлел.

– Коли так, помогу. Сначала мазуриков проверим, а потом уж и вашего родственника. Думается, там дело посложнее и времени займёт поболе.

Ладно уж, пойдём, посмотрим, в чём там дело? А ты, – кивок в мою сторону, – пошли с нами.

Я поднялась, и мы вышли из гостиной. Вслед донеслось:

– Спасибо, Семён, уважил.

Мы прошли к избе, где находились солдат с обмороженными руками и парнишка.

Увидев раненого солдата, Семён кивнул головой.

– С этим всё ясно. Вылечу, дел немного. Только ваша помощь потребуется.

Заговор читать буду. Француз, етить его, может выкинуть чего. Кто знает, что ему на ум придёт. Заговор этот только на русского мужика действует.

Попробуем на басурманине.

Посмотрев на второго больного, поцокал языком, но заверил, что и этого попробует вытянуть.

– Теперь взгляну на вашего сродственника.

Мы вновь вернулись в дом, прошли в комнату, куда поместили мужа Женевьевы. Семён подошёл к кровати, где под одеялами лежал Сергей.

Осмотрев мужчину, покачал головой.

– Что, что с ним? – встрепенулась подруга.

– Худо дело, девоньки, худо. Не знаю, смогу ли чем помочь. Неплохо вашего друга пристукнуло.

– Неужели ничего сделать нельзя?

– Есть у меня одно средство, но не знаю, сработает ли? Всего один раз я использовал его. Тогда всё хорошо закончилось, но я едва вытянул своего больного. Правда, тот лечебный сбор остался у меня дома. Придётся ехать.

К тому же следует обратиться к Пантелеймоновне. Есть такая знахарка. Её помощь может потребоваться. Один я могу и не справиться. Правда, к ней лучше женщине зайти. Со мной не захочет разговаривать. Придётся кому-нибудь из вас со мной съездить.

– Женевьева, ты останешься с Сергеем, а я отправлюсь с Семёном Петровичем.

Женевьева возражать не стала. Знахарь отдал распоряжение приготовить сани. Начало смеркаться, подул холодный ветер. Честно говоря, делать чего-либо в такую погоду не хотелось, но нужда заставила. Семён Петрович гарцевал рядом на гнедом коне. На облучке сидел старый слуга и понукал лошадей, которым, как и мне, не хотелось никуда ехать в столь неурочный час. Дорога уводила нас всё дальше от усадьбы. Появились тёмные ели, стоявшие на страже леса. Вскоре мы оказались под пушистыми зелёными ветвями, покрытыми снегом. Где-то вдалеке сверкнул огонёк.

– Нам туда, – подстегнув лошадь, предупредил Семён Петрович, и умчался вперёд.

Глухо ухнул филин, лошади, испугавшись шума, понесли. Кучер попытался остановить их, но не тут-то было. Всхрапнув, они решили, что безопасней будет как можно быстрее покинуть столь страшное, по их мнению, место. Я схватилась руками за перекладину и от страха зажмурилась. Сани, налетев на какую-то кочку, накренились и я, не удержавшись, свалилась в сугроб.

Открыв глаза, заметила, как повозка исчезла из вида. Приехали, как говорится. Встала, отряхнулась, огляделась. Кажется, совсем недавно я видела где-то огонёк. Теперь бы узнать, в какой стороне. Скорее всего, когда лошади понесли, мы проехали место, где было жильё. Следовательно, нужно вернуться обратно и там разыскать таинственную избушку. Сказано, сделано.

Напряжённо вглядываясь в темноту, пошла по следам, оставленным санями.

Мои предположения оправдались, минут через десять заметила тот самый огонёк и направилась к избушке, спрятавшейся под чёрными деревьями.

Вскоре я стучала в дверь, надеясь, что хозяева дома, и мне не суждено замерзнуть в зимнем лесу.

– Кого там черти, на ночь глядя, принесли? – услышала я старушечий голос.

– Впустите ради бога. Лошади понесли, сани опрокинулись, а я вот заблудилась в лесу.

– Ну, что с тобой делать? Заходи коли так.

Дверь распахнулась и на пороге показалась опрятно одетая старушка.

– Чего встала, как истукан, заходи. Тепло не выпускай.

Я шагнула за порог и очутилась в сенях.

– Шубу можно здесь оставить, валенки также. У меня в избе тепло. Только натопила. Давай, пошли, почаёвничаем.

Мы прошли в уютную горницу, обставленную стильной мебелью. Не так я представляла себе жилище одинокой старушки. Рядом с печкой примостился стол карельской берёзы с позолоченными грифонами, рядом расположились кресла на гнутых ножках. У окна разместился широкий диван с множеством мягких подушек. На одной из стен виднелся женский портрет, на котором была запечатлена девушка дивной красоты с розой в руках.

– Проходи, что застыла, чай стынет. А может, кофею, желаешь?

Я кивнула.

– Наконец-то кофейку есть с кем попить, а то народ тут к подобному напитку не привычный.

Старушка подошла к буфету и достала жестянку с кофе. Как я знала, этот напиток в то время в России был не слишком популярным и пили его лишь на светских приёмах. Увидеть подобный продукт в сельской глуши было несколько удивительно. По всей видимости, моё изумление было таким явным, что старушка спросила:

– Знакомый напиток?

Я кивнула.

– Внучок мне привозит, откуда берёт, не знаю, но дюже мне нравится. Да ты садись, мигом заварю. Тебе покрепче, али как?

– Покрепче и сахара немного.

Вскоре напиток был готов. Появились пироги, печенье.

– А теперь, давай, рассказывай, как ты здесь очутилась.

Я в недоумении уставилась на хозяйку. Не знаю почему, но я всё рассказала, утаив только то, что прибыли мы в 1812 год из года две тысячи пятнадцатого.

Старушка встрепенулась:

– Что же ты про больного сразу не сказала? Спасать надо. Подожди, возьму кое-что, а ты пока одевайся.

Старушка ушла, а я прошла в сени. Вскоре показалась и хозяйка с саквояжем в руках.

– Сейчас каурого в сани запряжём и в путь. Подержи пока, – мне протянули поклажу.

Старушка вышла, а меня так и подмывало заглянуть в сумку. Открыв её, увидела сцепку одноразовых шприцев и какие-то лекарства. Услышав, что хозяйка возвращается, поспешно захлопнула саквояж.

– Пошли, всё готово.

У крыльца стояли сани. Устроившись, мы отправились обратно в имение.

Мне до зубовного скрежета хотелось спросить, откуда у старушки взялись шприцы, но я пока не решалась. Впрочем, долго ломать голову не пришлось, женщина сама завела разговор:

– Вот мы с тобой общаемся, а как звать друг друга, не знаем. Позволь представиться, Василина Пантелеймоновна.

– Та самая! – вскрикнула я, услышав заветное Пантелеймоновна.

– А что, кто-то говорил обо мне?

– Семён Петрович сказал, что к вам надо ехать за помощью.

– Ага, вот, откуда ветер дует. Знаю, знаю такого. Только вот разошлись наши дорожки. Зануда твой Семён, всё ему не так да не эдак. Вот мы и поругались.

Тебе, так и быть помогу. Пришёл бы Семён, послала бы его куда подальше.

– Что-то у нашего знакомого страсть ссориться со всеми? – подлила я масла в огонь.

– Чего с мужика взять, бобыль бобылём. С дочкой век кукует. Дочь у него девка отчаянная. Гусар-девица. Я тут на днях ей помогла. Задумала Александра француза пощипать. Так отец её дома запер. Она сбежала и ко мне. Я ей и коня, и саблю дала, снарядила. Семён прознал, приезжал ко мне, ругался шибко. Да толку ноль, ускакала Сашенька. Теперь ищи ветра в поле.

Вот так вот! А что это мы всё обо мне да обо мне. Тебя-то как кличут?

Я назвалась.

– Ну, что, Мария, – взглянув на меня, продолжила Василина, – заглянула, наверное, ко мне в багаж?

Потупив взор, кивнула.

– Молодец, что врать не стала. Не люблю я этого. Вижу, не очень удивилась тому, что увидела. Спросить хочешь, откуда это у меня взялось?

Сама бы не поверила, если кто сказал, но дело было так. Семён, поди же, ничего не сказал, как мы познакомились?

– Он упомянул, что вы как-то помогли хорошему человеку. Спасли его и только. Больше ни словечка не проронил, кто это был и когда.

– А случилось всё лет пять назад. Жила я здесь в лесу тихо, никому не мешала.

Травами промышляла. Сборы там разные готовила. Людей лечила. Всё бы так и шло, но однажды ближе к вечеру, вижу, человек ко мне пожаловал. Конь весь в пене, хрипит. Видимо гнал мужик животину нещадно, чуть до смерти не довёл. Думаю, что случилось? Вбегает ко мне, на колени падает, слёзы из глаз ручьём. Говорит, только на меня одну надежда и осталась. Мол, дочь у него единственная занемогла. Приехали они сюда на лето из Петербурга отдохнуть. Дочка накупалась, простыла видно. Чахнет на глазах. Ничего не помогает. Вот ему про меня и сказали. Просит поехать с ним. Ты, я думаю, поняла, что это Семён был. Поохала я, поохала, да делать нечего. Жаль мне стало мужика. Сказала, что травы соберу и поедем. Пошла в чулан, где всё у меня хранилось. Смотрю, сумка какая-то под лавкой примостилась. Не было у меня такой. Открыла, вижу вещи непонятные, а сверху записка, что и как делать следует. На каждой баночке надпись от чего лекарство. Трубочки прозрачные с поршеньками оказались. Раньше я о таком и не слыхивала.

Значит, взяла я это, сама думаю, не происки ли дьявола. Перекрестилась, но не исчезло ничего. Раз так, думаю, неспроста нашла вещи необычные.

Собралась по-быстрому, и поехали мы. Едва успели. Девка-то совсем уж богу душу отдавать собралась. Выпроводила я Семёна, сама опять в саквояж заглянула, а там писулька, что делать. Подумала, подумала. Хуже уж явно не будет, а больную спасать надо. Взяла я один пузырёк с жидкостью прозрачной, второй с порошком внутри, затем трубочку с поршеньком достала. Там написано было, что иголку надо на трубочку присоединить, иголка тут же была. Сделала я всё, как сказано. Дальше следовало жидкость из одного пузырька набрать в трубочку, затем смешать с порошком в другом пузырьке, потом всё, что получится, вновь в трубочку набрать и в руку уколоть. Боялась я поперву, но пересилила себя, уколола Сашеньку. Думаю, будь, что будет. Села на табурет, а саму всю трясёт как в ознобе. Смотрю, через час щёчки у девицы порозовели, сипеть перестала. Заглянула я в саквояж, ещё раз писульку прочитала, а там сказано, что поутру всё, что я сегодня сделала, повторить надобно. Успокоилась тогда, Семёна пригласила.

Он, как увидел, что дочери полегчало, обрадовался, меня всё благодарит.

Отправила я его, чтобы не мешал, а сама дежурить осталась. Утром всё повторила, не так уж боязно было. К обеду Саша глаза приоткрыла, пить попросила. Вижу, дело на поправку пошло. Прожила я в доме у Семёна три дня, затем домой вернулась. На следующий день Семён мужиков прислал.

Избушку мне новую сладили, потом и мебель подоспела. Вот так мы с Семёном и познакомились. Что-то переклинило у него. Стал проситься ко мне в ученики. Да и Сашенька привязалась. Мать-то у неё умерла. Так и стали они ко мне ездить. Научила я кое-чему Семёна. Способным учеником оказался. Как-то спас жену помещика соседнего. Каждое лето приезжали погостить они ко мне. Сашенька под мужским надзором и характер мужской приобрела. Сорвиголовой выросла. Может, это и лучшему.

На этом Пантелеймоновна задумалась над чем-то, а затем внезапно спросила меня:

– Не скрываешь ли чего от меня, девонька? Вижу, не та ты, за кого себя выдаёшь.

Я стала оправдываться:

– Меня действительно Марией зовут, правда, честное слово.

– Верю, что имя у тебя своё, не придуманное. Только вот сама ты не такая как другие. Странного много. Ведёшь себя по-другому, речь у тебя тоже необычная. Говори, откуда взялась?

– Не знаю, сможете ли вы меня понять? Поверите ли? Слишком необычным покажется то, о чём я вам расскажу.

– А ты не бойся, я уж стара чему-то удивляться, а там посмотрим, верить тебе или нет.

Пришлось рискнуть и рассказать, что я из двадцать первого века, со мной здесь мои подруги.

– Как их зовут?

– Женевьева – я не договорила, как Василина Пантелеймоновна перебила меня.

– Случайно, не Зинаидой вторую кличут?

– Как вы догадались?

– Не всё я тебе про тот саквояж досказала. Значит, слушай. Когда я вернулась от Семёна, стала разбирать вещи из сумки, а на дне обнаружилась ещё одна записка.

«Не знаю, кому в руки попадёт этот саквояж. Скрыта в нём тайная сила.

Многим жизни может спасти. Использовать содержимое следует с умом.

Впрочем, судить тому, кто найдёт этот послание. Случилось так, что моей родственницей оказалась французская гадалка Мария Анна Аделаида Ленорман. Узнала я об этом совсем недавно. Невероятно, но ко мне перешли её способности видеть события прошлого и будущего. Как-то раз собрались мы у моей подруги Марии. Моя вторая подруга Женевьева принесла странную бандероль, в которой находился дневник её прапрадеда Поля, который отправился с войсками Наполеона в Россию, да так там и остался, обзавёлся семьёй. В тот вечер я впервые увидела картину прошлого. Поль умирал и, хотя в дневнике было написано, что его спасла русская девушка по имени Александра, рядом с ним её я не обнаружила. Перед глазами предстала другая картинка: Поль мечется в бреду в какой-то избе, рядом его друг, вроде бы Шарль. Вот следующая картинка: Шарль безутешно рыдает, проклиная страшную русскую зиму. Из избы выносят, завёрнутое в простыню тело мужчины. Я понимаю, что это Поль. В тот самый момент, когда я это увидела, Женевьева, словно почувствовав что-то, пошатнулась и чуть не упала. Мы не придали этому значения. Позже, вернувшись домой, поняла, если умрёт Поль, исчезнет и моя подруга. Той же ночью мне приснился странный сон. Избушка на лесной поляне, женщина, склонившаяся над столом и перебирающая травы. Вот к ней кто-то входит.

Слышится голос:

– Помоги, дочка помирает. Дитя никак не выйдет. Христом Богом прошу, помоги.

Женщина собирается. Берёт что-то с собой и уезжает.

Дальше всё та же избушка, хозяйка вернулась. На дворе появляется мужчина на взмыленном коне. Он торопится, почти бегом пересекает двор и падает на колени перед травницей, слёзы из глаз ручьём. Говорит, что только на неё одну надежда и осталась. Мол, дочь у него единственная занемогла. Поехать с ним просит. Стала хозяйка собираться, а я поняла из разговора, что у дочки того мужика скорее всего воспаление лёгких. Думаю, что же делать. Я всё вижу, а помочь не могу. Вдруг ко мне в голову как будто кто-то проник и там командовать начал. Голос приказал, чтобы шла в аптеку, и выдал целый список медикаментов. Словно в гипнозе, сделала всё, что приказали.

Принесла покупки домой, сложила в саквояж, доставшийся мне от деда, и задумалась. А что дальше? Голос вновь в голове зазвучал. Адрес выдал: от Москвы семидесятый километр на восток, дальше проехать в лес, затем свернуть направо, потом пешком, саквояж с собой взять, увижу в чаще избушку. Следует найти скамейку слева от входа и под неё всё положить.

Приехала на то место, куда голос велел. Действительно, всё оказалось так, как и говорилось. Нашла я избушку. Смотрю, дверь. Открыла, и не поверите, передо мной оказалась уютная комната, на столе самовар пышет жаром, чашка наполнена ароматным травяным напитком, и никого. Пусто! Сколько ни кричала, ни звала, никого! Дай думаю, чаю попью. Села к столу, а голос мне напомнил, чтобы саквояж положила в указанное место. Легко сказать, в указанное место, а где его найти? Где тут лево, а где право? Вот ведь незадача. Вышла во двор и вспоминаю слова. Скамейка слева от входа.

Поискала эту скамейку, нет ничего. Вдруг вижу, призрачная женская фигура, словно плывёт по двору и сворачивает к небольшой пристройке. Дверь открывается, и фантом исчезает за ней. Надо посмотреть, может то, что ищу, как раз там и находится. Оказалось, что попала я в сарайчик, завешанный пучками трав. Пахло там солнечным летним днём. Огляделась, вот она скамейка. Значит, саквояж следует положить как раз под эту самую скамейку, что я и сделала, а потом с лёгкой душой отправилась чаёвничать. Не тут-то было. На месте избушки виднелись какие-то развалины, от которых веяло сыростью и затхлостью. Моя машина оказалась неподалёку, несмотря на то, что я оставила её на просёлочной дороге. В голове тихо прозвучало «Спасибо». Я села в авто и отправилась домой. Своим подругам я никогда об этом происшествии не говорила. Что сделано, то сделано. Думаю, во благо».

Василина продолжила:

– Вот таким образом ко мне всё это и попало. Значит, не обманула меня.

Странные дела творятся, да бог с ними. Спасать мужика надо. Скоро на месте будем. Ты уж, не откажи, если что, подмогни. Не всё ещё понятно что, да как делать.

– Болен сейчас муж Женевьевы, ваш местный. Вишневский, может, слышали?

– Как же, знаю такого. Сынок, видать, пока я в глуши сидела, жениться успел?

– Любовь с первого взгляда. Как увиделись, словно искра божественная между ними пробежала. Буквально за месяц всё и поладили. Только свадьбу сыграли не здесь, а в далёком две тысячи пятнадцатом.

Так за разговорами добрались до усадьбы. Нас встретил хозяин и поинтересовался, а где Семён. Честно, я думала, что он уже на месте, но нам сказали, не возвращался. Я попросила, чтобы всех больных в одном помещении собрали для удобства лечения.

Василина Пантелеймоновна поспешила к раненным.

– Этот подождёт, – указав на солдата с обмороженными руками, сказала она, – пусть только воды вскипятят, да вот это заварят, – она достала тряпичный кулёк и протянула одной из горничных. Посмотрела на второго, тот метался в бреду, – с этим чуть позже разберусь. Теперь проведаем вашего Сергея. Иди-ка сюда, – это к одной из дворовых девушек, – воды принеси горячей.

Девчонка убежала. Василина открыла саквояж и начала доставать различные баночки и пузырёчки.

– Мария, посмотри, что может пригодиться.

Я отложила несколько склянок с лекарством, которое могло помочь.

– Вовремя мы. Теперь успеем и спасём вашего Сергея. Давай, что там у тебя, – скомандовала старушка, – а вот этот настой следует дать выпить больному сразу.

С трудом удалось часть напитка влить Сергею в рот. Он закашлялся, приоткрыл глаза, а затем вновь провалился в беспамятство.

– Василина Пантелеймоновна, думается мне, что надо бы ему укольчик сделать.

– А что такое укольчик? – поинтересовалась та.

– Надо взять шприцы, – начала я, но тут же замолчала, увидев удивлённый взгляд старушки, затем поправилась, – вон те прозрачные трубочки.

– Так это я мигом, – отреагировала на мои слова знахарка, – значит, вот как они называются.

Вскоре раствор инъекции был готов, и я сделала больному укол. Тот, по всей видимости, почувствовал это и недовольно заворчал. Ну вот, дело пойдёт на поправку. Теперь остаётся только ждать.

– Иди теперь ты, сердешный, – позвала старушка солдата, – давай руки показывай.

Не знаю, как солдат понял целительницу, та изъяснялась по-русски, но, тем не менее, тотчас размотал тряпки и протянул ладони. Та внимательно осмотрела их и полезла уже к себе в котомку, вынула оттуда какую-то коробочку, открыла её, и по комнате разнёсся пряный запах.

– Мария, помоги.

– Что делать надо?

– Держать этого анику-воина.

– Думаю, лучше кого из мужчин позвать.

– И то правда, зови. Больно бедолаге сейчас будет. Мазь едучая, но помочь должна. Вырываться начнёт. Тут только мужик и удержит.

Я пригласила Мишеля. Он поинтересовался, какая помощь требуется. Я объяснила. Тот обхватил солдата за плечи, а знахарка стала втирать мазь в обмороженные руки. Солдат дико закричал и стал вырываться.

– Терпи, терпи, голубчик. Поболит, поболит, да и перестанет, – успокоила старушка мужчину.

Вскоре всё было закончено. Солдата отпустили и тот, баюкая руки, ушёл в свой угол. Взглянув на Сергея, поняли, что ему явно стало лучше. Женевьва наконец-то успокоилась.

– Завтра ещё раз укол сделаем, – старушка быстро выучила новые для неё слова, – а там видно будет, что дальше будет. Пойдём, пока нам здесь делать нечего. Отдохнуть надо, со вторым французом попозже пообщаемся. Глянула я на него, застыл дюже, но ничего, справится. Сейчас велю девкам чаем с малиной напоить, да отвару моего пусть дадут, а уж завтра разберёмся.

Оставив законную супругу дежурить, мы пошли в господский дом, где для нас накрыли поздний обед.

На следующее утро отправились проведать больных. Солдат сладко посапывал на своём топчане. Серж ещё не пришёл в себя, но выглядел гораздо лучше. Женевьеву отправили спать. Проведали и второго француза.

Мальчишке, да кто же его в армию взял, стало лучше. Девчонка, что сидела с ним ночью, сказала, что маму в забытьи звал, а к утру поутих, заснул. Стало быть, на поправку пошёл. И то ладно! Мы сделали Сергею укол, а я решила узнать, не появился ли Семён, но известий о нём не было. Странно, куда мог деться человек? Ближе к обеду, когда ситуация с Сергеем стала более-менее проясняться и пропала необходимость в круглосуточном дежурстве, в усадьбе появился небольшого роста мужичонка, неловко переминавшийся с ноги на ногу у входа в господский дом. Я как раз проходила по двору и, увидев незнакомца, поинтересовалась, чего ему здесь надобно.

Тот поклонился, оглядел меня и, приняв решение, заговорил:

– Барыня, у меня вот такое дело. Где бы мне Пантелеймоновну найти?

– А на что она тебе?

– Так дело у меня к ней. Вот, – мужик протянул листок бумаги, – здесь всё отписано, что да как.

– От кого бумага?

– Так от Семёна Петровича. Сами просили передать лично в руки этой Пантелеймоновне. Скажи, здесь они али как?

– Здесь, здесь, – успокоила я посланца, – сейчас позову. Подожди пока, да шапку одень, простынешь.

Я ушла за травницей, сообщив, что её ожидает странный мужик. Та, накинув полушубок, поспешила во двор.

Увидев старуху, посланник снова стянул шапку и поклонился.

– Здрав будь, барыня. Ты ли Пантелеймоновна?

– Она самая. Чего тебе надобно?

– Меня барин Семён Петрович к тебе с бумагой отправил. Просил на словах передать, что ждать будет.

Спасти Семёна и самим не пропасть

Старушка развернула записку, прочитала, задумалась, затем, увидев пробегавшую мимо девку, сказала, чтобы мужика отвели на кухню и накормили.

– Слушай, Мария, дело такое. Не знаю, как и сказать. Просит меня Семён срочно приехать к нему, но зачем не написал. Сообщил, что находится здесь неподалёку в сгоревшей усадьбе. Чую, что-то здесь не чисто. Поможешь?

– Что делать надо?

– Поедем со мной, а там посмотрим. Может, случилось что с Семёном и он обо всём написать не смог. Ехать надо. Здесь недалеко. Пошли собираться.

Увидев Женевьеву, предупредила, что мне придётся на время отлучиться. Та сделала неожиданное предложение:

– Может и мне с вами сгонять? Делать здесь пока нечего. Сергей в сознание пришёл. Сказал, чтобы я к нему на глаза не показывалась. Говорит, не хочет, чтобы я его таким слабым и беспомощным видела.

Я поинтересовалась, не нужен ли нам ещё один помощник. Знахарка, подумав, пришла к выводу, что лишний человек не помешает.

Собравшись, приказали заложить сани и вскоре выехали за ворота. Дорога шла, петляя среди развесистых елей. Морозило, изредка где-то ухала сова.

Подул северный ветер, с веток посыпался снег. Стало как-то неуютно. Минут через сорок свернули на просёлочную дорогу.

Лекарка остановила сани и сказала, что добрались до места.

– Вон там, – взмах руки и мы увидели почерневшие колонны сгоревшей усадьбы, должен быть Семён. Вам лучше всего остаться здесь. Если в усадьбе есть кто-то кроме Семёна, то ему лучше про вас не знать. Пусть думают, что я приехала одна.

Мы вылезли из саней, старушка продолжила путь. Укрывшись за деревьями, стали наблюдать за Пантелеймоновной. Вот сани остановились перед почерневшими от пожара колоннами. Целительница спустилась на землю и сделала шаг к входу. Ну, вот, можно и присоединиться к нашей спутнице.

Однако не успели мы покинуть своё укрытия, как из дома появились двое мужчин, подошли к старушке, что-то ей сказали и все исчезли в полуразрушенном здании. Внезапно хрустнула ветка. Обернувшись, увидели молодого корнета, а, приглядевшись, поняли, что перед нами переодетая женщина.

– Кто ты? – спросила Женевьева.

– Я думаю, вам туда, – кивок в сторону дома, – пока ходить не стоит, а меня зовут Александрой.

– Так ты дочь Семёна Петровича?

– Как вы догадались?

– Был у нас недавно разговор, что некая девица в гусары подалась. Увидев тебя, решили, что так оно и есть. Не так уж много девиц в военной форме бродят по окрестным лесам.

– Вы угадали. Сами что в лесу делаете?

Пришлось вкратце рассказать о событиях последнего дня. Тут я вспомнила, что в дневнике Поля упоминалось некая Александра, которая спасла прапрадеда Женевьевы и вышла за него замуж. Вроде бы её фамилия была Григорьева. У Семёна – другая. Значит, это не та девушка. Не судьба.

Придётся снова искать. Пока я размышляла, Женевьева вела разговор с новой знакомой, из которого выяснилось, что Семён находится в доме в качестве пленника, а схватить его приказал тот самый несостоявшийся жених из Петербурга, а вот зачем потребовалась Пантелеймонова, пока не ясно.

– Мне бы незаметно пробраться в дом, – повернувшись ко мне, сказала Александра, – а там видно будет.