Текст книги "Троянская война (СИ)"

Автор книги: Сергей Бунтовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

В этот момент несколько греческих отрядов были направлены против ближайших небольших городов.

Первыми были разграблены оставшиеся беззащитными владения Кикна, затем ахейцы обрушились на земли племени неандрийцев, которыми правили сыновья Кикна. После того, как греки начали сжигать все в той земле, местные жители стали умолять захватчиков о пощаде, обещая взамен стать союзникам Агамемнона. В знак своей покорности они выдали на расправу грекам детей Кикна, двух сыновей и дочь Главку, которую себе забрал Аякс в качестве своей доли в добыче. Затем ахейцы разорили Киллу, еще один город в Троаде. Видя это, жители соседнего городка Карены добровольно признали над собой власть ахейцев, благодаря чему сохранили свои жизни.

Так началась и шла эта война. Греки не могли взять Трою штурмом и поэтому, разбив у ее стен основной лагерь, посылали отряды по соседним провинциям, изнуряли троянцев частыми небольшими боями и разорением всей окрестной земли.

Сначала каждый греческий царь разбил на побережье собственный лагерь. Когда стало понятно, что война затянется на долгое время, решено было объединить лагеря в один. В результате на берегу вырос настоящий город с площадью для собраний, улицами, мастерскими и казармами. Для защиты ахейцы сначала вырыли вокруг своего лагеря ров и насыпали вал. Потом, когда несколько раз почти к самым шатрам царей прорывались атакующие троянцы, были построены частокол и даже несколько деревянных башен.

Шло время. Дни ожесточенных сражений сменялись перемириями, которые могли длиться целыми месяцами. Приплывали в греческий лагерь купцы, привозя вино и оружие. Отдав за право торговать долю Агамемнону, открывали они торг, в качестве оплаты беря у воинов их добычу. Выбрав плодородные участки земли в окрестностях, греки разбивали небольшие огороды и сеяли зерно, чтобы меньше зависеть от привозных продуктов.

Пусть и нечасто, но приходили сюда корабли с родины, которые привозили пополнение и увозили домой увечных воинов. Регулярно из лагеря отправлялись в набеги на окрестные земли отряды разных царей, которые вскоре возвращались с добычей. Привлеченные слухами о возможности хорошо заработать, приплывали сюда отряды наемников, желавших вступить на службу к Агамемнону или другим вождям.

Вопреки надеждам организаторов похода, война затянулась на долгие годы и, естественно, это не всем нравилось. В результате авторитет Агамемнона стал падать, и начались в войске разговоры о том, что нужно избрать нового ванакта. Многие хотели бы сесть на трон Агамемнона, но лишь два царя реально претендовали на это место: Ахилл и Паламед. При этом последний был опаснее для Агамемнона, так как в силу возраста был гораздо опытнее Пелида.

Чтобы уменьшить опасность для своей власти, стал ванакт как можно чаще отправлять Ахилла в далекие набеги. Пока полубог воевал вдали от лагеря, он не мог завоевать сердца большинства воинов и найти себе сторонников.

Паламед же был на глазах всего войска. Он построил маяк, он занимался лечением раненых и доставками продовольствия, тренировал воинов и проверял ночную стражу… За что ни брался эвбейский герой, все ему удавалось. Вскоре стал он популярнее Агамемнона, и открыто говорили, что жезл верховного правителя должен достаться ему. Тем более что ванакту особыми успехами похвастаться было нельзя. Пока Ахилл и Паламед, пусть и в малых делах, достигали удачи, Агамемнон безрезультатно топтался под стенами Трои, теряя десятки людей в стычках с защитниками крепости.

Вот после одного кровавого и неудачного для ахейцев штурма Трои поднялся ропот среди воинов и, подстрекаемые людьми Паламеда, стали они требовать, чтобы сложил свои полномочия микенский владыка. Назревал в лагере раскол, и решил Одиссей, что настало время для его мести. Ведь не забыл он, как на Итаке угрожал Паламед его семье.

Изобразив обеспокоенность на лице, вошел Одиссей в шатер Агамемнона.

– Слышишь, как шумит войско? – обратился он к ванакту.

– Чернь вечно недовольна, и Паламед этим пользуется. Только ничего у них не выйдет, – царь царей сжал свой скипетр так, что пальцы побелели.

– Паламед с каждым днем становится все опаснее для тебя. Если его не остановить, то вскоре он бросит тебе открытый вызов.

– И как ты себе это представляешь? Взяться за оружие? У него собственная дружина хорошая, так еще его поддержат и оба Аякса, и многие другие. Выйдет бойня на радость Приаму.

– А позволь я дам тебе совет.

– Сделай милость.

– Сначала под любыми предлогами отошли из лагеря всех, в чьей верности не уверен. Потом обвини Паламеда в измене и, доказав его вину, быстро казни.

– Паламед изменник? Кто в это поверит?

– Если будут неопровержимые улики, то поверят все.

– И как ты собираешься добыть доказательства его вины?

– А это уже моя проблема, ванакт. Ты только дай согласие, да выдели на это дело немного золота.

Улыбнулся Агамемнон и, подойдя к стоящему у стены резному сундуку, достал из него небольшой, но тяжелый кожаный мешочек. Протянув его Одиссею, ванакт произенес:

– Действуй!

Прошло несколько дней, и объявил Одиссей ванакту, что можно приступать. Были отправлены за продовольствием или в набеги все цари, симпатизирующие Паламеду, и собрал оставшихся вождей ванакт. Вышел перед соратниками Одиссей и объявил, что был пойман троянский лазутчик, посланный Приамом к одному из ахейских царей.

– К сожалению, от ран он скончался, но вот письмо, которое он нес. Одиссей достал кусок пергамента и стал читать:

– Приам, царь Трои, Паламеду. Как мы и договаривались, я послал тебе золото, чтобы открыл ты нам ворота лагеря и помог сжечь корабли! Укажи гонцу дату, когда это будет сделано!

– Что за бред! – вскакивая на ноги закричал Паламед, но незаметно ставшие за его спиной телохранители Агамемнона скрутили его и заткнули эвбейцу рот.

– Я обвиняю Паламеда в измене и требую его смерти! – заявил Одиссей.

Растерянные вожди переглядывались, не зная как отреагировать на такое известие.

– Обвинение серьезное и нуждается в проверке! – высказал свое мнение Нестор.

– В письме сказано о золоте. Давайте обыщем шатер Паламеда. Найдем золото – вина Паламеда будет доказана. Нет – будем думать, как действовать дальше, – предложил Агамемнон.

Тотчас отправились вожди к Паламеду и действительно обнаружили там мешочек с золотом. Развязал завязки Одиссей и, высоко подняв кошель, высыпал его содержимое на землю.

– Какое еще доказательство вам нужно? – Одиссей обвел взглядом собравшихся, – Он изобличен!

– Да, похоже на то…

– Кто бы мог подумать?

– И что теперь делать?

– Вина Паламеда доказана и его нужно судить! – твердо произнес Агамемнон. – Все мы станем его судьями. Здесь и сейчас вынесем приговор! Говорите без страха, чего заслужил изменник.

– Смерти! – первым ответил Одиссей.

Несколько голосов несмело поддержали его. Остальные вожди колебались, но времени на раздумья ванкт им не дал. Подняв свой жезл, он спросил:

– Есть ли те, кто хочет оправдать предателя?

Все промолчали, и Агамемнон кивнул своему начальнику стражи. Тот с поклоном вышел из шатра.

– Пойдемте! – обратился ванакт и, не дожидаясь ответа, отправился в свой шатер. Остальные поспешили следом. Когда вожди вернулись к жилищу ванакта, там все было кончено. Паламед с перерезанным горлом лежал в луже крови, а телохранитель ванакта вытирал свой кинжал.

– Вестники, обойдите лагерь и объявите, что суд свершен и предатель казнен! – распорядился Агамемнон. – Скажите, что Паламед был забит насмерть камнями! Так что сделайте все как надо, а тело бросьте без погребения.

Слуги тут же вытащили труп и забросали его камнями, после чего выставили кровавые останки на всеобщее обозрение. Многие ахейцы не поверили объявленной публично версии, но никто не возмутился открыто. Ведь ради мертвеца никто не хотел рисковать головой.

Лишь когда в лагерь вернулся Аякс, нашел дух Паламеда упокоение. Теламонид не поверил в измену эвбейца и похоронил царя со всеми подобающими обрядами.

Когда весть об убийстве Паламеда дошла до Эвбеи, его отец Навплий стал требовать разбирательства, оправдания сына и наказания виновных, но его требования были проигнорированы Агамемноном. Хотел Навплий отомстить, но сил на войну с ванактом у него не было. Тогда он решил по-другому наказать царей. Стал он интриговать, чтобы оставшиеся в Греции жены вождей изменили своим супругам. Рассказывал он царицам, что их мужья женились на троянках, которых хотят после возвращения сделать царицами, а прошлых жен и детей отправить в изгнание.

И в этом черном деле добился он немалых успехов. Под его влиянием жена Агамемнона и ее любовник решились убить ванакта, когда он вернется. Точно так же поступила и Эгиалея, супруга Диомеда Тидида. Со своим любовником она захватила Аргос, лишив Диомеда царской короны. Изменила законному мужу и жена критского царя Идоменея…

Однако в тот момент никто из воюющих под Троей не боялся мести Навплия.

Десятый год

Пока основная армия ахейцев билась под Троей, два сравнительно небольших, но хорошо подготовленных отряда, которыми командовали Ахилл и Аякс Большой, отправились разорять союзников Приама.

Первым под удар попал остров Лесбос, царя которого Форбанта Ахилл убил, а имущество взял как добычу. В плен попала и царская дочь Диомедея, которую герой сделал своей рабыней. Довольный собой Пелид хотел возвращаться к Агамемнону, но его войско решило иначе. Едва сообщил Ахилл о возвращении, в войске поднялся ропот. Вскоре, посоветовавшись между собой, мирмидонцы обратились к своему вождю с настоятельной просьбой не торопиться под Трою.

Под одобрительный ропот товарищей, подошел к герою один из сотников его войска и, весело ощерясь, сказал:

– Царь, там и без нас есть кому воевать, а тут нам стоит потрудиться. Многие богатые города вступили в союз со злокозненным Парисом, и поэтому так дерзко ведут себя троянцы. Совсем рядом с берегом лежат Скир и Гиераполь. Тут давно уже не было войны, и владения городов просто ломятся от всякого добра. Если мы не нападем на них, то они могут помочь нашим врагам. Поэтому войско просит тебя выделить немного времени, чтобы мы могли нанести туда визит.

Молодой герой недолго раздумывал. Конечно, ропот воинов – это нарушение дисциплины, которое можно пресечь. Достаточно у молодого полководца сил и власти, чтобы в бараний рог скрутить ослушников, только ведь сила любого вождя в его дружине. Значит надо периодически бросать кость своим двуногим псам, чтобы они вернее служили. А идея ограбить азиатские приморские города и вовсе неплохая. Так что в этот раз полезно пойти навстречу своим бойцам.

Высадившись на берег, оставил Ахилл небольшой отряд охранять корабли, а сам стремительно двинулся на ничего не подозревавшие города. Поднимая сухую пыль, по дороге быстрым шагом шла колонна ахейцев. Когда путь лежал мимо деревень или усадеб знати, от основных сил отделялись отряды, которые налетали на добычу и устраивали избиение местных жителей. Ничего и никого не щадили греки в этом марше. Все, что нельзя было забрать с собой, уничтожалось на месте. Прошло три дня, и на месте цветущих городов остался лишь пепел и руины домов, на которых выли оставшиеся без хозяев собаки. Молодых и сильных горожан победители связали и погнали к своим кораблям, чтобы потом продать в рабство. Впрочем, этим, избитым и потерявшим все несчастным еще повезло, ведь все, кого нельзя было выгодно продать, были просто зарезаны на месте.

Напуганные такими зверствами соседние области прислали к Ахиллу послов, обещая отдавать половину урожая, если жестокий полубог их не тронет. Взяв с покорившихся дань, эскадра Ахилла отправилась в земли киликийцев. В двухдневном бою ахейцы разбили армию местного правителя Ээтиона и захватили город Лирнес. К радости воинов, тут им досталась просто огромная добыча, в том числе и Астинома, дочь жреца Хриса из храма Аполлона, бывшая женой царя. Затем огнем и мечом прошелся неистовый герой по земле племени лелегов и осадил их столицу. Местный царь Брис попытался организовать сопротивление и защитить свою столицу, но видя, что не сможет защитить своих подданных, в горе отправился домой, где и повесился. Не успело остыть его тело, как город пал, и победители вволю потешились, грабя столицу. Ахиллу в этой битве досталась в плен царевна Гипподамия Брисеида.

В это же время Аякс Теламонид нападал на земли мелкого царька Полиместора. Тот, чтобы откупиться от ахейцев, выдал Аяксу младшего сына Приама Полидора, который жил в его владениях, а также немалое количество золота и серебра. Поняв, что правитель морально сломлен и готов на все ради сохранения жизни, Аякс вытребовал себе еще столько зерна, что хватило бы армии на целый год. Когда добыча была сложена на грузовые корабли, специально для такой цели взятые в поход Аяксом, он отправился дальше и совершил успешный налет на фригийцев.

Совершив все это, одновременно вернулись под Трою Аякс и Ахилл. Гордые своими победами, послали они глашатаев, зовя к себе всех вождей и воинов. В качестве доказательства своего успеха выставили герои на всеобщее обозрение трофеи. Жадными глазами смотрели ахейские воины на ковры, брошенные на землю, на груды золота и драгоценных камней, прикидывали стоимость драгоценной посуды. Особый восторг вызвали прекрасные пленницы, которым суждено было стать рабынями и наложницами вождей.

Когда перед воинами появились Ахилл и Аякс, все войско громогласно приветствовало их. Это был настоящий триумф, и были герои в тот момент намного популярнее, чем сам царь царей. Украсили друзья их плечи алыми плащами, а на головы одели венцы. Вдоволь насладившись славой, приступили герои к дележу добычи. Первым получил свою долю Агамемнон как верховный владыка, а затем и все остальные вожди и воины получили свою часть добычи в зависимости от их заслуг. Выбрал себе ванакт дочь Хриса и золото, а молодой Ахилл отказался от благородных металлов, зато взял себе сразу двух красавиц – Гипподамию и Диомедею.

Война же продолжалась своим чередом. Несмотря на все старания, ахейцы были далеки от победы так же, как и в первый день. Поэтому решили греческие вожди, что там, где не смогли достичь результата силой, стоит попробовать шантаж. Знали они, что любит Приам своего младшего сына, и поэтому решили обменять его жизнь на Елену и богатства Трои.

Снова отправились Одиссей и Диомед в Трою послами с таким предложением, но не смогли ничего добиться. Возмутились их предложением остальные сыновья Приама и их воины, считая потерей чести уступить шантажистам. Бурно проходило заседание Совета Трои, но под давлением Париса и его друзей отказали троянцы послам.

Когда послы вернулись в свой лагерь и рассказали обо всем, разозленные греки привели Полидора почти к самым стенам Трои и связанным поставили так, чтобы защитники города все видели. Двое воинов натянули веревки, привязанные к рукам пленника, чтобы он не мог уклониться. Закусив губу, смотрел ребенок на приготовления ахейцев, а те, собрав тяжелые камни, стали кидать их в царевича. Хотел троянец умереть молча, показав этим презрение к врагу, и даже выдержал несколько попаданий не закричав, но недолго он выдержал. Взвыл мальчик от боли, когда выбили ему глаза, а потом сломались под градом булыжников его кости. Под смех палачей рухнул окровавленный Полидор в пыль, а те продолжали кидать камни, пока не затихли последние стоны жертвы. Так своей страшной смертью заплатил ребенок за любвеобильность старшего брата.

* * *

Прошло немного времени, и весть о судьбе дочери дошла до Хриса. Много лет уже был он жрецом в Зминфийском храмеАполлона и пользовался уважением среди окрестных жителей. Когда в Троаду приплыли ахейцы, Хрис сумел остаться вне войны и одинаково относился и к грекам и к троянцам, поэтому приходили в его храм помолиться воины из обеих армий. Так что надеялся старик, что с уважением отнесутся к нему у Агамемнона и сможет он освободить дочь. Тем более, что взял он с собой увесистый мешочек с золотом, чтобы предложить его взамен. Знал он об алчности ванакта и надеялся, что сможет выкупить дочь, дав за нее больше, чем могли бы предложить работорговцы.

Свою колесницу Хрис оставил под присмотром рабов за пределами лагеря и пешком, словно обычный проситель, шел к шатру ванакта, где в это время на военный совет собрались все вожди.

Держа в руке золотой жреческий жезл с символами Аполлона, вошел старик к ахейцам. Дав собравшимся рассмотреть гостя, Хрис обратился к ним с речью:

– Радуйтесь, дети Атрида и остальные благородные вожди! Пусть помогут вам бессмертные боги разрушить Трою и всем живыми вернуться домой! Я же у вас прошу малой милости: верните мне дочь, за которую принес я щедрый выкуп. Не откажите в просьбе, почтите согласием мою седину и священный сан.

Зашумели ахейцы, тронутые лестью жреца:

– Конечно, надо вернуть дочь отцу! Пусть забирает!

Только вот узнав, кого просит Хрис, возмутился Агамемнон. Было ему жаль расставаться с добычей, а еще важнее было то, что посмели его вассалы первыми голос подать, не дождавшись царского решения. Усмотрел в этом оскорбление спесивый ванакт и вспыхнул от гнева. Давно копилась в его душе черная злоба, с каждым днем, проведенным под стенами Трои, росла, мешая мыслить здраво. Видел он, что терпит крах его грандиозный замысел, докладывали шпионы, что в полный голос ругают своего царя за неудачи воины, и ничего не мог сделать. И вот теперь нашелся тот, на кого можно было обрушить свою ярость, выплеснуть злобу и обиду…

Рывком вскочил он с трона и осмотрел собравшихся. Под тяжелым взглядом замолчали вожди. Агамемнон же широким шагом подошел к Хрису и с нескрываемой яростью в голосе сказал:

– Пошел прочь старик, чтобы я тебя никогда больше не видел. Если немедленно не исчезнешь с глаз моих, тебе не поможет и твой жезл. А девчонку я не отпущу. Состарится твоя дочь в рабстве, будет днем за ткацким станком сидеть, а по ночам греть мою постель! А ты, если хочешь уйти целым, поспеши!

Дрогнули плечи старика, и бессильно опустилась голова. Не смотря по сторонам, побрел он прочь, не глядя куда. Очнулся он лишь тогда, когда омочили морские волны его сандалии. Не заметил он, как далеко ушел от кораблей, оказавшись на безлюдном берегу. Огляделся Хрис. Воткнул жезл в песок, повернув резным ликом бога к себе. Был жезл, а стал кумир. Достав нож, ткнул себя жрец в руку и провел ею по изображению Аполлона, так совершая жертву.

– Владыка Аполлон! Феб далеко разящий! Немало приносил я тебе в жертву коз и быков, на радость тебе построил белоколонный храм! Если есть у меня перед тобой заслуги, то услышь меня! Пусть за слезы мои отмстят твои стрелы данайцам!

Не успел затихнуть голос Хриса, как золотым лучом с высот Олимпа пал на землю Аполлон. Оскорбление жреца как свое принял бог. Незримым простым смертным великаном шел солнцебог по берегу к ахейскому лагерю. Звенели в такт шагам стрелы, ждущие своего часа в колчане за спиной небожителя. Вот стал он на границе лагеря и снял с плеча лук. Запела серебряная тетива, и веером полетели невидимые посланцы смерти, находя свои жертвы среди тех, в ком течет горячая кровь. Вызвали стрелы бога смертельную болезнь, которая хищным зверем обрушилась на лагерь, не различая правых и виноватых. Сначала падали в корчах и быстро околевали собаки и кони, а затем перекинулась хворь и на людей. Стихли в шатрах у греков песни и веселье, прекратилась любая работа, и лишь погребальные костры горели непрерывно. Множество воинов умерли, а еще больше лежали, бессильно бредя в горячке.

Страшен был ахейский стан в те дни. Не пели воины песен, не слышались шутки. Да и откуда взяться радости? Не до веселья, когда не знаешь, встретишь ты следующий рассвет или сволокут тебя на край лагеря, где горят-полыхают погребальные костры. Если бы гибель в бою грозила – это напасть понятная, привычная, а смерть от руки врага почетная и честная. А тут болячка неведомая косит людей. Подлая это смерть, а оттого вдвойне страшная. Потому и смотрели затравленными зверями ахейцы друг на друга, гадая, кого следующим из друзей хоронить придется, а безжалостный Танат ходил между палаток, собирая кровавую дань. Девять дней продолжался этот ужас, а на десятый Ахилл по совету Геры созвал всех воинов на общее собрание.

Своей волей Пелид послал во все отряды вестников, громко возвещавших о начале собрания. Даже не поставил он в известность ванакта, прекрасно зная, что гордый царь царей воспримет это самоуправство как пощечину. Но это не волновало Ахилла. В конце концов, он один из лучших вождей, за плечами которого целая череда взятых городов и горы захваченной добычи. А что за эти годы сделал Агамемнон? Разбил голову о неприступные стены Трои? Положил в землю сотни воинов, но так и не смог победить? А теперь трусливо спрятался от болезни в своем шатре, который слуги непрестанно окуривают серой. Раз ванакт ничего не может сделать, значит пришла пора Ахиллу взять в свои руки ход дел в лагере.

Герой был уверен в себе, но все равно волновался. Послушают ли его воины? Придут ли на зов? Как поступит Агамемнон и как отреагируют другие цари?

Впрочем, причин для волнения не было. Авторитет ванакта был серьезно подорван неудачным ходом войны и эпидемией, вожди волновались, а простые ахейцы были готовы к любым действиям, лишь бы спастись от болезни.

Так что, услышав зов мирмидонского героя, все поспешили на центральную площадь. Пришел даже Агамемнон. Завернувшись в алый плащ и даже не думая скрывать своего раздражения, ванакт, усевшись на принесенный слугами походный трон, молча разглядывал войско.

Наконец, воины собрались, и вышел вперед Ахилл, высоко подняв руку с жезлом, показывая, что будет говорить. Замолкло человеческое море, и начал речь Пелид:

– Война и мор косят наши ряды! Неужели нам придется все бросить и возвращаться домой? – задал вопрос Пелид, и никто не ответил ему. Он же продолжал:

– Видно, есть причина этому. Гневается на нас какой-то бог, поэтому нужно найти жреца или прорицателя, который объяснит, чем вызвали мы гнев небожителей. Кто из олимпийцев карает нас и за что? Может, нарушили мы клятву или хочет он гекатомбу?

Тут же обратились все взгляды на Калханта, чьё умение гадать было хорошо известно ахейцам. Поняв, что отмолчаться не удастся, тот встал и произнес:

– Ахилл, ты хочешь, чтобы я объяснил причину гнева далеко разящего Аполлона? Я, конечно, скажу, но прежде ты поклянись, что защитишь меня после этого. Ведь мой ответ прогневает того, кто здесь важнее всех. Скажи, спасешь ли ты меня от его злобы?

– Клянусь, что пока я жив, никто не поднимет на тебя руку, – ответил Ахилл, призвав в свидетели своих слов Зевса и Аполлона.

Радостно зашумели со всех сторон воины, одобряя поступок Ахилла. Тогда вышел Калхант Фесторид, поднялся на колесницу, чтобы все его видели. Из-под черного плаща взметнулись в небо жилистые руки, напоминающие сучья давно засохшего дерева. Замер прорицатель, всматриваясь в бездонную синеву. Зашевелились беззвучно его губы, а на лбу от напряжения появились бисеринки пота.

Подались воины вперед. Обступили колесницу, чтобы не пропустить ни единого слова, когда начнет вещать Калхант. С надеждой и ожиданием устремились тысячи глаз на седовласого прорицателя, который был сейчас для ахейцев важнее всех царей и героев.

Замерло все, едва начал свое дело Фесторид. Стояли воины, затаив дыхание и боясь лишний раз пошевелиться, чтобы ненароком не помешать Калханту. Казалось, даже тучи-коровы, плывшие по небу, замерли, желая подслушать ответ божества, чтобы потом посплетничать на полях хрустального свода. Звенела тишина над ахейским лагерем, и казалось, слышно было, как бьется кровь в синих венах, ярко проступивших на руках прорицателя.

Наконец неожиданно громким голосом возвестил Калхант:

– Разит нас сияющий Феб Феб, Гекат, Дромий, Кифаред, Музагет… – имена и эпитеты Аполлона., небесный лучник! Мстит он за обиду своего жреца. Знайте, что обидел Агамемнон Хриса, отказавшись вернуть тому дочь и отказавшись от выкупа. За страдания своего слуги карает теперь сын Зевса и не отведет он смерти от ахейского войска прежде, чем не вернется Хрисеида к отцу. "Не отдали девушку за золото, теперь даром вернете!" – так говорит разозленный бог. Самому же солнцебогу должны мы за обиду совершить гекатомбу Дословно: "жертвоприношение ста быков", но часто так называли и просто большое торжественное жертвоприношение., которую проведет Хрис. Только тогда лишь смилуется над нами владыка Дельф.

Окончив говорить, сошел с колесницы старый Калхант Фесторид и поспешил отойти подальше от побагровевшего Агамемнона, который, осознав сказанное, от возмущения захлебнулся несказанным вслух ругательством.

Всегда следил микенский ванакт, чтобы были его движения неторопливы и величественны, но в этот раз, забыв о высокой чести своего звания, резво вскочил он на ноги, словно хотел броситься вслед за Калхантом. Однако хватило у царя царей ума сдержать свой порыв и застыть надменной статуей.

Ведь заметил он, что появилось в руке у Ахилла копье, а многие воины схватились за рукояти мечей. Краем глаза он также видел, как подняли щиты и ощетинились копьями его телохранители, готовые по знаку владыки ринуться в бой. Мгновенно рассчитал он, кто, кроме микенцев, будет готов поддержать его, начнись в лагере распря. Как ни крути, недовольных властью Агамемнона выходило слишком много, и с ними легко справиться не удалось бы. А большая война между ахейцами, даже сумей он победить, ставила крест на всех воинственных планах царя царей.

Злобно сверкая глазами, прокричал Агамемнон, обращаясь к Калханту:

– Видно приятно тебе предрекать беды, раз никогда ты ничего хорошего нам ни разу не сказал! Говоришь, отказал я отцу рабыни? Да! В своем я праве и хотел ее видеть в своем доме! Мне она приятнее, чем законная жена Клитемнестра. И красотой Хрисеида не уступает царице, и нравом. Но для пользы войска я готов ее вернуть. О чем бы ни шептались по ночам завистники, но благо всех я ставлю выше своих удовольствий, – переводя дух, Агамемнон огляделся и отметил, что напряжение, охватившее войско, понемногу спадает и уже никто не собирается на него кидаться.

– Хорошо, – подумал он. – Отдав девчонку, я сохраню войско. Однако если просто так уступить, то в некоторых буйных головах могут появиться нехорошие мысли: мол, Атрид ослабел и у него можно еще что-нибудь отобрать. Этого допустить нельзя.

Спустя мгновение Агамемнон уже знал, что делать.

– Воины, – обратился он к собравшимся, – я возвращаю свою добычу, но вы взамен приготовьте мне равноценную замену, чтобы не остался я на радость насмешникам единственным во всем войске без награды за свои труды.

Это требование возмутило Ахилла, который заявил:

– И где нам взять тебе эту награду? Все, что мы добыли в покоренных городах, уже поделено между воинами, и никакой общей казны, как ты знаешь, нет. Не хочешь же ты отбирать назад у народа трофеи и заново все переделить? Так невозможно уже это сделать. Лучше отдай Хрисеиду, а после взятия Трои мы тебе втрое-вчетверо больше выделим.

– Лукавишь ты, Ахилл! Однако меня не проведешь. Сам хочешь наслаждаться добычей, а меня обделить? Нет уж, пусть сегодня ахейцы мне выделят равную замену. Если же я здесь и сейчас не получу ее, то сам приду и заберу ее у тебя или любого другого крамольника – хоть Аякса, хоть Одиссея заставлю ее мне дать. И когда я это сделаю, будет не рад тот, к кому я приду!

Верно рассудил Агамемнон, что теперь большинство воинов, на добычу которых он не посягает, будут равнодушными зрителями, если он обрушится на одного из мелких царей. Скорее уж они поддержат ванакта ради спокойствия в лагере и соблюдения порядка. Тем более, если добычи лишится Ахилл, которого ахейцы хоть и ценили за силу и удачливость, но многие и не любили за гордый нрав и пренебрежение к авторитетам. Да и банальных завистников у Пелида хватало с избытком. "Кстати, именно Ахилла и надо наказать, а то этот мальчик стал в последнее время слишком много себе позволять, будто он не один из многих полубогов, а ровня самому ванакту", – подумал Агамемнон, и на его губах зазмеилась усмешка.

А заставить Ахилла вспыхнуть и тем самым обречь на наказание было делом легким. Сын Фетиды ведь не только в бою никого не боялся, перед царем царей он тоже трепета не испытывал. Стоило Агамемнону лишь упомянуть, что он отберет добычу у Ахилла, как тот ринулся обличать своего полководца.

Горя гневом, Ахилл закричал, обращаясь к Атриду:

– Все твои мысли лишь о собственной выгоде! Наверное, ты забыл, что не ради себя пришли мы под Трою, но для мести за твоего брата. Что мне плохого сделали троянцы? Ни лошадей, ни коров у меня они не угоняли, поля не топтали… Это из-за тебя, бесстыдник, пересекли мы море и пришли сюда лить кровь. Это за твою и твоего брата честь идет война, а ты, собачья образина, этого не ценишь! Вместо благодарности ты грозишь у меня отобрать награду, данную войском за мои подвиги?! Так напомню, что я никогда не получал столько, сколько доставалось тебе после каждой победы. Сколько раз мое копье решало судьбу битвы, сколько городов было захвачено мною за эти годы, но как только одержана победа и как время дележа наступает, так лучшая добыча достается тебе! Лучше я вернусь домой, чем и дальше буду обогащать тебя!

Надменный Агамемнон не остался в долгу:

– Устал воевать? Так беги прочь! Не стану тебя умолять остаться, благо, что другие не убегут и доведут дело до конца. Обидно тебе, что не оценили тебя? Да, ты и вправду силен, но ведь это не твоя заслуга, а лишь дар богов! Так что возвращайся со своими кораблями во Фтию и правь там мирмидонцами. Я не опечалюсь, и твой гнев меня не трогает. Но за дерзость твою поступлю я так: раз Аполлон отнимает мою Хрисеиду, я ее с почетом и дарами отправлю отцу. Себе же я возьму твою рабыню Брисеиду. Силой ее у тебя заберу, чтобы ясно ты понял, насколько я выше тебя и сильнее. И пусть это послужит уроком всем, кто рискнет ставить себя наравне со мною!

Побелели у Ахилла пальцы, сжимавшие рукоять меча. Колебался он, не зная, стоит ли броситься вперед и попытаться зарубить Атрида, как требовало сердце, или отступить в этот раз, как подсказывал разум. Неизвестно, на что бы он решился, но вмешалась в спор Афина, заботившаяся о благе ахейцев. Незримо слетела она с Олимпа и, став сзади Ахилла, приказала ему:

– Словами какими хочешь рази Атрида, а за оружие и думать не смей схватиться! Смири сердце и знай, что не останется эта обида неотомщенной. Троекратно вскоре возместит тебе Агамемнон потерю!

Узнал Палладу Ахилл, и хоть все у него внутри кипело от ярости, учтиво ответил: