Текст книги "Троянская война (СИ)"

Автор книги: Сергей Бунтовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Гера, же воспользовавшись такой возможностью, обезоружила и избила Артемиду, так что той пришлось с плачем убегать домой.

Натешившись, и остальные боги вернулись на Олимп, чтобы оттуда наблюдать за сражением. Один лишь Аполлон отправился в Трою, чтобы защитить ее от Ахилла, который уже оправился после бегства от реки и теперь вел греков в атаку на город.

Приам с башни смотрел за разворачивавшейся на равнине бойней и понимая, что троянская армия разбита, приказал открыть городские ворота, чтобы воины могли укрыться за крепостными стенами.

– Когда все войдут, сразу же закрывайте, чтобы не ворвался к нам Ахилл.

Со крипом разошлись высокие створки ворот, и людская река стала вливаться на улицы города. Запыленные, многие раненные и тяжело дышащие бойцы троянского войска спешили укрыться от ярости Ахилла. Женщины подносили вернувшимся защитникам воду и вино в кувшинах, чтобы они могли освежиться, а командиры сорванными голосами пытались собрать свои отряды и занять места на стенах.

Лишь высокий золотоволосый юноша с луком в руках шел против течения человеческой реки и хотел покинуть город. Казалось, что его просто собьют с ног и затопчут, но почему-то ни один из беглецов даже не коснулся его. Словно невидимый ледокол двигался впереди, заставляя всех огибать лучника.

Выйдя на равнину золотоволосый огляделся и явно остался недоволен увиденным. Взбешенный Ахилл явно успевал отрезать добрую половину троянцев от крепостной стены. Так что Приаму следовало или закрывать ворота, обрекая оставшихся на равнине воинов на смерть, или рисковать впустить кровожадного Пелида на улицы города.

Лучник перешел на бег и, не останавливаясь, запрыгнул на приближавшуюся к воротам колесницу Агенора, сына Антенора, перехватил вожжи и заявил хозяину:

– Если не остановить Лигерона, город падет! Ты сильнейший из находящихся здесь троянцев, так что именно тебе предстоит задержать Ахилла.

Хоть никто не мог бы назвать Агенора трусом, но услышав предложение лучника, воин вздрогнул. Однако он понял, что выбора у него действительно не было. Даже если сейчас уйти за стену, то это не спасет его, ведь ворвавшись в Трою, ахейцы убьют всех. Так что бегство не способно спасти его жизнь.

– А на мгновение отсрочить встречу с Аидом ценой бегства? – шепнул внутренний голос. – Нельзя, и жизнь не спасу, и потомки запомнят меня трусом! – ответил сам себе Агенор.

Поэтому он развернулся и двинулся навстречу Ахиллу. Криком обратил внимание этого неутомимого убийцы на себя и вызвал его на бой, отвлекая от истребления беглецов.

Когда сошлись они, метнул Агенор копье. Хорошим был он воином и сейчас не промазал. Прошло его копье между краем щита и землей и ударило в голень Пелиду. Однако выкованные Гефестом поножи даже не погнулись от удара, и остался невредимым ахеец.

Разозленный этим, бросился Ахилл на противника, стремясь скорее зарубить, но золотоволосый лучник, о котором все забыли, сделал почти незаметное движение рукой, и между противниками заклубился густой туман. Еще одно движение – и Агенора подхватила невидимая рука и унесла прочь. Лучник тряхнул головой и внезапно превратился в полную копию пропавшего троянца. Улыбнувшись, дунул он, и туман развеялся.

Лишь мгновение заняло все это, и Ахилл не заметил подмену. Все также видел он наглеца, посмевшего на него напасть, и мчался, чтобы его убить. Лже-Агенор изобразил на лице испуг и бросился бежать. Пелид не раздумывая кинулся следом. Не напрасно называли его быстроногим, так что не сомневался он, что быстро догонит троянца. И действительно, все сокращалось расстояние между бегущими, но как ни ускорялся Пелид, его жертва все равно оставалась в нескольких шагах впереди.

Далеко отбежали они, и благополучно зашли в город простые троянцы, о которых забыл Ахилл. Убедившись, что больше его помощь не нужна, лже-Агенор развернулся и вернул свой истинный образ.

– Аполлон! – сказал, словно сплюнул, Пелид.

– Наконец-то узнал! – бог улыбнулся, – а то все бежишь и бежишь. Если со стороны посмотреть, то забавно выходит: смертный гонит олимпийца. Кстати, ты так увлекся, что, похоже, совсем забыл о троянцах, а они уже скрылись в городе.

Одураченный Ахилл от еле сдерживаемого гнева стал покрываться красными пятнами, и казалось, что сейчас кинется он на бога. Однако благоразумие все же победило, и он, опустив копье, лишь огрызнулся:

– Ты самый вредный среди богов! Если б ты не одурачил меня, много бы еще троянцев осталось лежать в пыли. Лишил ты меня славы! Благо нет нужды тебе опасаться мести за такой поступок!

Развернувшись, быстро побежал Ахилл к Скейским воротам Трои, надеясь, что еще хоть кто-то остался за городской чертой.

И действительно, один человек остался за воротами, словно колеблясь, спасаться или принять бой. Знакомый до боли и узнаваемый даже с такого расстояния доспех, надетый на троянце, заставил Ахилла по-звериному зарычать от злости и броситься вперед. Ведь там стоял Гектор, убийца его сердечного друга!

Со стены заметили приближающегося полубога и стали кричать Гектору, зовя его внутрь. Сам Приам, вскочив с трона, звал сына, но тот уже принял решение.

Молча ждал он приближающегося Ахилла, чтобы решить их многолетний спор. Чувствовал он себя в ответе за погибших сегодня сограждан, ведь не послушал он Пулидаманта, который оказался прав. Никто бы не упрекнул Гектора в поражении, но сам он себя в своих мыслях уж обвинил, и поэтому хотел загладить свою вину, сразившись с Ахиллом.

Вот все ближе и ближе Ахилл, и кроваво сияет солнце на меди его доспехов, словно предсказывая кровопролитие. Увидев лицо врага, дрогнуло сердце Гектора, и бросился он бежать прочь.

Пробежали они по дороге вдоль городской стены. Несколько раз пытался царевич найти укрытие около городских ворот, где могли бы его прикрыть лучники со стены, но каждый раз Пелид отрезал путь врагу и гнал его на равнину.

Долго длилась эта погоня, и равны были силы воинов, не мог один убежать, а второй – догнать. Петлял троянец между прудами и холмами, стремясь прорваться к воротам, а ахеец не давал ему это сделать. Так и мчались они между Троей и ахейским войском, которое, не вмешиваясь, наблюдало за героями, ожидая исхода этого противостояния.

Неизвестно, чем закончилось бы дело, но пришла на помощь Ахиллу Афина. Приказала она своему подопечному остановиться и отдохнуть, а потом поспешила к сыну Приама. Приняв облик его брата Деифоба, явилась она Гектору и предложила вместе сразиться с Ахиллом.

Обрадовался царевич помощи и прекратил свой бег.

– Всегда мы были дружны, а сегодня я тебя еще больше начал уважать, ведь ты единственный рискнул выйти за стену, чтобы помочь мне! – обратился он к мнимому брату, а тот предложил:

– Давай вместе нападем на Ахилла, не жалея копий!

Повела Афина ничего не подозревающего Гектора за собой на смерть. Вот сошлись два непобедимых воина вплотную, и предложил благородный Гектор до схватки договориться о том, что победитель не будет глумиться над телом проигравшего, а отдаст его близким.

– Если даст мне Зевс победу, я возьму себе только твои доспехи, а тело отдам ахейцам, чтобы они с честью похоронили тебя. Поступи и ты так же.

Однако не до чести было грезившему о мести Ахиллу, и с усмешкой отказал он, заявив, что между волками и овцами не бывает договоров.

Первым метнул копье Ахилл, но сумел уклониться Гектор и, просвистев мимо, копье вонзилось в землю. Незаметно от Гектора вынула Афина копье и перенесла его обратно к Пелиду.

Метнул свое копье троянец, но отбил его щитом Ахилл. Тогда протянул назад руку царевич, ожидая, что брат подаст ему новое копье, но никого за спиной не оказалось. Зато проявилась рядом с сыном Фетиды Афина и подала тому пику. Горько усмехнулся Гектор, поняв, что сыграла с ним злую шутку богиня.

Вынул он меч и кинулся на врага, стремясь сократить дистанцию, чтобы можно было достать врага мечем. Ахилл, прикрыв грудь своим непробиваемым щитом, бросился навстречу, выставив длинное копье вперед. Смертоносной змеей метнулось острие пики и вонзилось в горло Гектору. Захлебываясь кровью, рухнул тот на спину. Так с помощью обмана был сражен непобедимый в честном бою Гектор, надежда троянцев.

Закричал от радости Ахилл и принялся насмехаться, говоря:

– Ты думал, что убив Патрокла, сможешь уцелеть? Не боялся моей мести? Глупец! Собаки и птицы сожрут твой труп, а Патрокла с честью похоронят ахейцы.

Собрав последние силы, приподнялся Гектор и просил не глумиться над его телом, а пусть и за выкуп, вернуть родным. Боялся герой, что если останется он без должного погребения, то не найдет вовек покоя его душа и будет скитаться призраком по земле. Но глух был к просьбам победитель. Наклонившись к умирающему, он еще раз пообещал скормить того собакам.

Подбежали к Ахиллу ахейцы и радостно поздравляли его с победой, а когда снял герой доспехи с поверженного царевича, стали греки бить копьями в неподвижное тело. Десятки ударов нанесли они, мстя за свой былой страх перед храбрым троянцем.

Ахилл же проколол ноги Гектора между лодыжкой и пяткой и, пропустив кожаный ремешок, привязал тело к своей колеснице, а затем погнал коней к своему лагерю. Быстро мчалась колесница, и следом, бьясь головой о неровности земли, волочилось тело того, кто еще вчера одним своим видом внушал ужас ахейцам.

Горе охватило видевших это со стены троянцев. Забыв о величавости, выл седой Приам. Упав на землю, зарыдала мать Гектора, и подхватили ее рыдание все женщины города.

Андромаха ничего не знала о судьбе мужа и, ожидая его, приказала служанкам нагреть воды для ванны, чтобы вернувшись, мог он омыться. Сама же ткала. Когда раздался горестный крик, тревогой сжалось ее сердце, и побежала она к городской стене, узнать, чем вызван этот горестный вопль.

Уже поднимаясь на башню и видя как отводят воины глаза, догадалась она, кто погиб. И вот вышла она на вершину и увидела, как мчится колесница Ахилла, волоча страшный груз. От нестерпимого горя потеряла она сознание и не видела, как ликовал враг.

Похороны Патрокла

Теперь, завершив свою месть, мог Ахилл с чистой совестью устроить похороны Патрокла. Ведь не простое это дело проводить в последний путь героя. Надо и подземного бога почтить достойными дарами, и саму душу порадовать жертвенной кровью и зрелищем, а всем живым показать, насколько славен и богат был покойный.

На высоких носилках вынесли слуги завернутое в белоснежное льняное полотно тело Патрокла на ровное место за пределами лагеря и трижды объехали его на колесницах мирмидонцы, воздавая славу ушедшему герою.

Затем, встав над телом, прокричал Ахилл так, чтобы услышал каждый:

– Радуйся, милый Патрокл! Выполняю я то, что обещал тебе раньше! Вот труп твоего убийцы, который скормлю я собакам. А у твоего погребального костра зарежу дюжину троянцев!

Воздев копья к небу, отозвались ахейцы радостными криками, приветствуя торжество своего героя.

В тот же день, едва сняли воины доспехи и умылись, устроил Пелид похоронный пир в память о друге, на который пришли не только мирмидонцы, но и воины всех царей.

Не считая, забивали слуги хрипящих быков, которых тут же разделывали и, нанизав на вертела и простые копья, жарили у костров. Сотнями шли под нож козы и овцы, так что не остался голодным ни один из тысяч ахейцев, пришедших к кораблю Ахилла, чтобы отдать последний долг умершему. Поднимая чаши с вином, славили воины Патрокла и богоравного Ахилла. Бродили между костров певцы, на ходу слагавшие песни о великой дружбе и страшной мести.

Одновременно шли и другие приготовления. Рубили десятки слуг лес для погребального костра и на мулах везли бревна в лагерь. Всю ночь трудились они, и к заре на выбранном Ахиллом месте выросла огромная поленница, равная ста ступням в длину и ширину. Не забыли слуги насыпать щепу и положить между больших бревен хворост для растопки, чтобы легко занялось пламя.

Когда выкатил трудяга Гелиос свою колесницу на небесную дорогу, отворились ворота мирмидонского лагеря, и словно гигантская бронзовая змея поползла на равнину. Облаченные в полный доспех, шли суровые ветераны. Сначала, сдерживая рвущихся коней, катили колесницы, затем печатали шаг пехотинцы. В середине этой колонны шестеро воинов несли носилки с Патроклом, а рядом с ними шел не скрывавший слез Ахилл.

Вот траурная процессия достигла цели, и стали носилки на обильно политые маслом дрова. Вдруг вынул Ахилл нож и, собрав левой рукой свои волосы в пучок, срезал их. Вздрогнули даже бывалые воины, увидев, что не богам посвятил их герой, а вложил в руки мертвеца.

– Когда-то обещал мой отец, что будут эти волосы да еще полсотни баранов принесены в жертву речному богу Спирхею. Сказал Пелей, что когда я вернусь домой, свершит он это жертвоприношение. Только не судьба мне вернуться. Так что отдаю я свои волосы Патроклу! Когда же и я погибну, похороните меня в одной могиле с ним!

Когда Ахилл срезал прядь своих волос и положил их на грудь Патроклу, все поразились. Простых людей покоробило такое нарушение традиций, а вот люди непростые, которых хватало среди потомков богов, вздрогнули от ужаса, поняв, что происходит.

Ведь обряд посвящения волос богам был вовсе не игрой или символизмом. Если его в соответствии с древними правилами проводил настоящий жрец, знаток ритуала, и не допускал при этом ошибки, то отныне незримые нити связывали человека и бога, которому он посвятил свои локоны. Отныне смертный мог в любой момент без всяких ритуалов и жертв обратиться к своему божественному покровителю и быть услышанным. Более того, бог начинал деятельно помогать своему земному протеже в его предприятиях. Правда, и человек становился живым воином божества, совершая на земле дела, которые бессмертный не хотел или по каким-то причинам не мог сделать собственными руками. Впрочем, такие поручения были достаточно редким явлением, так что посвящение было выгодно герою. И даже после смерти бог не оставлял человека. Тень такого посвященного хоть и спускалась в подземный мир, но не шла вместе с обычными душами во владения Аида, а попадала в личные владения своего патрона, и при этом силы, энергия, знания и опыт человека не утрачивались. Бывшие люди становились чистой жизненной силой, которой бог в случае необходимости мог распоряжаться по своему усмотрению. Например, на чудеса или помощь верующим. Чем больше людей на земле посвящало себя конкретному богу, тем больший резерв сил получал этот небожитель, тем самым становясь сильнее.

И вот теперь Ахилл, посвятив свои волосы мертвецу, намертво связал себя и тень Патрокла. Будучи в сильнейшей скорби по другу, Пелид был готов пожертвовать собой, чтобы помочь душе Патрокла перейти из земного мира в загробный и занять там более достойное место.

Одаренные божественным зрением герои и жрецы с волнением смотрели, как жизненная сила Ахилла перетекала от него к тени друга, наполняя ее и помогая преодолеть все препятствия сумрачного мира. Сила полубога буквально проталкивала душу Патрокла вперед, и посмертный путь, который у обычных смертных занимает годы, а то и десятилетия, Патрокл преодолел практически мгновенно.

Однако ничего в мире не дается даром. По сути, тут, стоя у погребального костра, Ахилл приносил в жертву самого себя, отдавая свою жизненную силу духу Патрокла.

Все посвященные знали: итог такого самопожертвования может быть лишь один – смерть героя. Знал это и сам Пелид. Знал, но делал. Будь Ахилл простым человеком, смерть забрала бы его в считанные часы после такого ритуала. Однако боги оценили жертвенность героя. Когда душа Патрокла преодолела загробные трудности, Фетида разрубила нить, связывающую мертвеца и ее сына. Это божественное вмешательство позволило Ахиллу прожить еще немного, но все равно с этого дня его скорая смерть была неизбежна.

Затем стали цари закалывать жертвенных быков, ободранные туши которых легли на дрова. Срезанным с мяса жиром обложил Ахилл тело друга, а затем сам поднял и установил у ложа друга сосуды с маслом и медом. Затем заколол он четырех коней и пару собак, тени которых должны были и в загробной жизни служить Патроклу. И напоследок притащили воины двенадцать связанных пленников, каждому из которых Ахилл лично перерезал горло.

– Это моя жертва тебе, Патрокл! Радуйся.

После этого поднес он факел к хворосту, и мгновенно побежали оранжево-алые огненные змеи, пожирая дубовые бревна. Взмыло ввысь гудящее пламя и скрыло от любопытных глаз тело Патрокла.

Стояли, не смея шелохнуться, цари и воины до тех пор, пока не прогорели дрова и не обратились в пепел. Тогда залили вином кострище и собрали кости Патрокла в золотой сосуд. Повелел Ахилл похоронить останки Патрокла, но насыпать над ними лишь невысокий холм.

– Когда я погибну, похороните меня рядом с другом! Тогда и насыпайте достойный нашей памяти курган.

Так и поступили цари. Наметили они на земле круг, в границах которого должен быть насыпан курган, заложили его фундамент и насыпали небольшой могильный холм.

Совершив все это, хотели герои удалиться, но удержал их Ахилл, по приказу которого с его корабля принесли драгоценные призы. Объявил Ахилл, что хочет он организовать в память о друге большие игры, а эти сокровища станут наградой для победителей. Поддержали эту идею все, и вскоре состоялись состязания. Соревновались герои в гонках на колесницах и кулачном бою, беге и борьбе, стрельбе из лука и метании дисков и копий, сражались друг против друга с оружием в руках… Всех участников щедро одаривал Пелид, и надолго запомнилась ахейцам эта тризна Существует версия, что поминальные спортивные игры и пиры были нужны умершему, потому что участвовавшие в них люди в виде эмоций отдавали ему часть своей энергии, помогающей совершить переход из этого мира в загробный. Роскошные похороны помогали душе "оттолкнуться" от Земли и уйти в посмертие. Человеческие жертвоприношения, устроенные Ахилом, также были не просто следствием его кровожадной жестокости, а серьезным мистическим событием. Такое убийство намертво привязывало души жертв к душе мертвеца. В итоге в посмертных превращениях они служили опорой и защитой для души своего хозяина, позволяя ему легче существовать в ином мире и проще проходить посмертные изменения.

.

* * *

Довольные воины давно разошлись и спали в своих шатрах, видя красочные сны, и лишь часовые, кляня судьбу, ходили вдоль частокола, всматриваясь во тьму.

В это волчье время рядом с пеплом погребального костра сидел на земле Ахилл. Сжав голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, жестокий ахеец то тихонько выл, то скрипел зубами, пугая ночных духов.

Казалось бы, за друга отомстил, тризну справил славную, ванакт признал свою вину и прислал дары – так живи и радуйся, но в душе полубога бушевала неутоленная ярость. Гибель Гектора не принесла ему успокоения, не радовало сердце почтение воинов и внимание царей, не хотелось даже смотреть на присланные Агамемноном сокровища… Хотелось забыть обо всем и снова рвануться в бой, чтобы упиваться кровью врагов, чувствовать их страх, смеяться над болью умирающих. Руки сами собой искали древко копья, готовясь начать кровавую страду… Только некого было убивать вокруг. Троянцы после такого разгрома долго и носа за стены не покажут, а ярость требовала выхода.

Когда вершины восточных гор озарили первые лучи солнца, Ахилл встал во весь свой немалый рост и быстрым шагом направился к телу Гектора. Брошенный вечно голодным лагерным собакам труп троянского царевича должен был давно превратиться в обглоданные кости, но вопреки ожиданиям, животные обходили десятой дорогой такую добычу. Толи капли росы, толи руки невидимого божества омыли тело и скрыли страшные раны. Лицо приобрело спокойное и безмятежное выражение, придавая мертвецу сходство с живым, и казалось, что защитник Трои просто спит.

– Псы, значит, не притронулись, – зло усмехнулся Ахилл и, сплюнув, отправился к своему шатру.

Пинком ноги разбудив возницу, он приказал запрягать колесницу и вывести ее на равнину. Когда это было сделано, Ахилл лично привязал за ноги тело Гектора к подножке колесницы и помчал коней вокруг могил. Погоняемые нещадными ударами плети кони мчали так, что участвуй Пелид в ристаниях, ему, несомненно, достался бы первый приз. И следом, бьясь о камни, волочилось тело того, кто еще недавно внушал ужас грекам.

Лишь когда уставали кони, останавливал колесницу неистовый Пелид и шел в лагерь, оставляя тело врага на потеху палящим солнечным лучам и животным. Однако десятой дорогой обходили собаки Гектора, не подлетали крылатые падальщики, а строго над Гектором появлялась туча, не дававшая лучам Гелиоса коснуться распростертого тела троянца.

Трижды за день совершил Ахилл этот страшный заезд. Однако к ужасу всех зрителей оставалось неповрежденным тело Гектора и источало аромат розового масла. Суеверный ужас стал охватывать греков, сменяя недавнюю радость. Видели они в происходившем плохое предзнаменование и шептались, что нарушает Ахилл и людские, и божественные законы. Шептались робкие, что навлечет Пелид гнев богов на всех ахейцев, но боялись хоть слово сказать мирмидонцу. Тот же, ярясь все больше, день за днем продолжал гонять колесницу вокруг могилы Патрокла.

И действительно, боги осудили кровожадность сына Фетиды. Не сумев спасти жизнь герою, Афродита и Аполлон позаботились, чтобы не смог убийца глумиться над царевичем. Богиня любви омыла тело, а Аполлон накрыл его своей эгидой, чтобы Ахилл, волоча по земле, не уродовал тела.

Стали на Олимпе раздаваться голоса, что надо бы отобрать у потерявшего стыд Ахилла его игрушку и вернуть покойника отцу для достойного погребения. Лишь Гера и Афина, ненавидевшие Трою за нанесенную Парисом обиду, закрывали глаза на поведение победителя.

– Вспомните, как был доблестен Гектор, как чтил он богов, живя по заповедям Зевса и принося нам щедрые жертвы! Должны мы прекратить издевательство над ним! – доказывал Аполлон.

– Слово твое, сребролукий, было бы верным, если бы были равны Ахилл и Гектор. Однако Приамид лишь смертный, а Лигерон – сын равной нам богини, – отвечала Гера. – Поэтому не должны бессмертные вмешиваться.

Задумался Зевс и позвал к себе Фетиду. Поднявшись из морских глубин, явилась та и предстала перед владыкой небес. Уступила ей Афина свое место рядом с Кронидом, а Гера с приветливыми словами поднесла кубок с нектаром. Впрочем, почет мало радовал мать Ахилла, ведь чувствовала она, что суждено ее сыну погибнуть у стен Трои.

– Десять дней из-за твоего сына между богами идет ссора, – обратился к ней громовержец. – Уговаривают боги Гермеса похитить тело Гектора и спасти от надругательств. Я не хочу, чтобы так все завершилось, и мой сын похитил славу у твоего. Поэтому, чтобы сохранить мне твое уваженье и дружбу, скажи сыну, что из-за его поступка негодуют боги, и сам я гневаюсь.

Фетида склонила голову в знак согласия, и Зевс продолжил:

– Если меня он боится, пусть вернет отцу тело Гектора, а я пошлю вестницу Приаму, чтобы шел он к ахейским кораблям и выкупил сына, дав Ахиллу подарки, какими тот был бы доволен.

Не мешкая, спустилась богиня к сыну и передала волю Кронида.

– Хорошо, пусть так и будет! Если этого требует Зевс, то кто выкуп доставит, тот тело получит, – ответил герой, уже и сам понимающий, что превращает себя в посмешище, безрезультатно воюя с мертвецом.

На Олимпе в это время Зевс наставлял Ириду:

– Лети, скажи Приаму, чтобы, взяв дары, смело шел он к врагам за сыном. Пусть идет один, может взять с собой лишь одного слугу, чтобы тот правил повозкой, на которой увезет тело.

– А если в своей ярости Ахилл не посмотрит на седины Приама и в припадке ярости убьет его? – спросил Аполлон. – Или кто другой из ахейцев, увидев троянского царя, решит напасть на него?

– А мы дадим ему такого проводника, что будет безопасен царский путь! – улыбнулся Зевс и, повернув голову к Гермесу, добавил:

– Позаботишься, чтобы Приама в дороге никто не обидел?

Бог в крылатых сандалях пожал плечами, словно говоря: "Какие проблемы? Проведу, конечно".

– А Ахилл на Приама руку не поднимет! – сказал, словно припечатал Зевс. – Не безумец же он?

* * *

Передала Ирида Приаму волю Зевса, и мгновенно собрался он в путь. Уже когда выходил он из дворца, упала ему на грудь жена и, рыдая, уговаривала отказаться от этой затеи.

– Если этот кровопийца увидит тебя, то убьет без сожаления. Разве ты не знаешь кровожадности Ахилла? Или хочешь меня в довершение всех бед оставить еще и вдовой? – причитала Гекуба

Однако решительно двинулся вперед старый царь, оставив плачущую жену за спиной. Лишь сказал:

– Может, и убьет меня Ахилл, но не это важно мне сейчас. Мне бы сына в последний раз обнять, а там и Аид не страшен.

Нагрузили слуги полную повозку драгоценных даров для выкупа. Были там и тонкие хитоны, и роскошные ковры, и расшитые плащи, и посуда из серебра и золота… Сам Приам взялся за вожжи и выехал из городских ворот, сопровождаемый грустными взглядами друзей, которым он запретил себя сопровождать. Они же боялись, что в последний раз видят своего господина, и от этого были полны печали.

Тем временем наступил вечер. Невидимый людьми Гермес слетел к повозке царя и сопровождал его до самого греческого лагеря, укрывая от случайных взглядов ахейцев. Там он усыпил дозорных и сам открыл ворота, после чего провел Приама прямо к шатру Ахилла.

Оставив возницу у повозки, один пошел Приам в просторный шатер Ахилла. Тот как раз закончил ужин, но слуги еще не успели унести столик с посудой и остатками еды.

Сломив свою гордость, зашел Приам в шатер и, подойдя к убийце сына, опустился на колени перед Пелидом. Как умирающий от голода нищий, молящий богача о куске хлеба, обнял царь Трои колени ахейца и со слезами целовал руки полубога.

Изумились внезапному появлению старика и его поступку все, бывшие в шатре. Не стал исключением и Ахилл, застывший изваянием от непонимания того, как себя вести.

– Вспомни, герой, о твоем отце! Он, как и я, стоит на пороге старости. Может быть, сейчас он в беде и у его границ стоят войска соседей? Но и в этом несчастии знает он, что сын его жив. Есть у него надежда, что вернешься ты невредимым из-под Трои, и поэтому радуется он жизни. Я этой радости лишен. Многих достойных сыновей породил я, и вот один за другим гибнут они. Пал от твоей руки и лучший из моих отпрысков, Гектор, до конца защищавший свою отчизну. Ради него оставил я дворец и стою перед тобой. Привез я неисчислимый выкуп, чтобы забрать его тело.

Только теперь понял Ахилл, кто перед ним. Царь же продолжал:

– Сжалься надо мною, Пелид, хоть ради своего отца! Я жалости больше, чем он достоин, ведь делаю то, на что ни один не решился бы смертный – руки убийцы моих сыновей я к губам прижимаю!

Слова старика не расходились с делом, и он действительно целовал руку Ахилла. Даже давно окаменевшее сердце этого зрелища не выдержало, и мирмидонец расчувствовался. Отодвинул он от себя Приама, и помимо воли увлажнились его глаза. Вспомнил он отца, оставленного ради войны, вспомнил погибшего Патрокла…

Стремительно встал он и поднял на ноги Приама. Приказал подать вина и хотел усадить старика, но отказался Приам. Лишь просил отдать ему скорее тело сына, взяв за это привезенные из города сокровища.

– Выкуп возьми! Это будет платой за то, что ты меня пощадил. Пусть радуют тебя эти вещи, когда вернешься в отчизну!

Вспыхнула злость в сердце Ахилла. Грозно взглянув на Приама, сказал он:

– Не раздражай меня, старик! Приходила ко мне мать, передав Зевсову волю. Так что согласился я уже вернуть тело Гектора. Ты это знаешь, – меряя шатер широкими шагами толи спросил, толи сказал Ахилл. – Ведь и тебя сюда провел кто-то из бессмертных. Сам ты не смог бы пройти через наши посты и открыть ворота. Так что не надо действовать мне на нервы, а то я могу и забыть о воле Громовержца.

В испуге замолчал Приам, а Ахилл, чтобы погасить свое раздражение, с парой товарищей вышел и принялся снимать с повозки выкуп. Затем приказал служанкам отнести тело подальше, омыть и одеть его.

Приказал он это сделать в стороне от шатра, чтобы не вспыхнул гневом Приам, увидев лежавшего в грязи Гектора, ведь в ответ мог не сдержаться и сам Пелид. Ну а на что он способен, когда бешенство волной поднималось и кровавой пеленой туманило глаза, Ахилл слишком хорошо знал. Но знал он и другое: сорвись он сейчас и убей Приама, не спасет его никакая сила, и даже мать не поможет. Ведь приехал сюда троянский царь по повелению и под защитой самого Зевса. Пойти против прямой воли Зевса? Оскорбить громовержца? Это безумие, на которое не пойдет смертный полубог. Слишком хорошо всем известно, как быстро и безжалостно умеет карать противников Кронид.

Так что смирил свое сердце Ахилл, и когда закончили свой труд рабыни, сам положил тело Гектора в повозку.

– Не обижайся, Патрокл. Должен был я так поступить. Знаю, ты меня поймешь и не осудишь, а я принесу тебе в жертву изрядную часть выкупа, чтобы знал ты в Аиде, что не забыл тебя друг, – произнес он.

Лишь после того, как оказалось тело сына в его повозке, немного успокоился Приам и согласился разделить с убийцей трапезу. Договорились они, что одиннадцать дней будут троянцы совершать погребальные церемонии, и все это время будет сохраняться перемирие.

Затем вывел Гермес царя из вражеского лагеря, и к утру вернулся со своим печальным грузом Приам в Трою. И много дней после этого стоял плач в городе. Голосили и причитали женщины, мрачно поминали своего вождя воины…

Почтили троянцы погибшего царевича таким погребальным костром, которого раньше никто в мире и не видывал. А затем, собрав кости в золотой ларец, похоронили они их и насыпали высокий курган, который и доныне стоит нетронутый.