Текст книги "Троянская война (СИ)"

Автор книги: Сергей Бунтовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Вот уже на расстоянии копья лучники. В одно движение наложил на тетиву и выстрелил в упор Парис. Не мог он с такого расстояния промазать, но в этот же миг выпустил три своих стрелы Филоктет. Первой обычной стрелой сбил ахеец троянскую стрелу, второй попал в лук Париса, а третья, пропитанная смертельным ядом лернейской гидры, попала в голову царевича. Сумел тот в последний момент чуть уклониться, так что не насквозь пробила голову стрела, а разрезав переносицу, щеку и выколов глаз, ушла в землю.

Мгновенно среагировал возница, с места в карьер пустивший коней и заслонивший раненного господина колесницей. Запрыгнул в нее Парис, и рванулись кони, унося проигравшего прочь. Филоктет же, поняв, что враг обречен, улыбнулся и с чувством выполненного долга отправился к своему лагерю.

Парис же еще надеялся выжить. Галопом пронеслись кони через ворота и остановились лишь у дворца, куда уже спешили родные, слуги и лекари. Стремительно терял силы царевич и уже не мог стоять на ногах. Подхватили его крепкие руки и уложили на кинутые в пыль плащи. Тут же склонились над ним жрецы и лекари, стремясь скорее помочь. Однако, словно натолкнувшись на невидимый барьер, замерли у изголовья раненного, растерянно переглядываясь. Никогда не доводилось им видеть такого. Яд, попавший в рану со стрелы, словно живой захватывал все новые и новые участки плоти, которая начинала быстро чернеть и распадаться. Пузырилась на лице кровь и, превращаясь в пепел, слетала вниз.

– Это была стрела Геракла, – печально произнес Гелен.

Все обернулись на прорицателя, который стоял на ступенях храма Аполлона.

– Неужели нет никакой надежды? Спасите сына и я озолочу вас, – устало произнес Приам, но лекари лишь развели руками.

– От этого яда нет лекарства!

Затравленным зверем смотрел Парис на окруживших его людей. Несмотря на жуткую боль, он сохранял ясное сознание и только теперь понял, что погибает. Однако вся его суть протестовала против этого факта. С лихорадочной быстротой он думал, как можно спастись.

Повернувшись к Гелену, Парис спросил

– Есть способ вылечиться? Ты же тайновидец, ищи противоядие!

– Человеческие лекарства тут бессильны! – произнес Гелен и опустил голову.

– Значит люди не помогут?

Приподнявшись на локте Парис скомандовал:

– Жрецам к алтарям и взывать ко всем олимпийцам. Если подарят выздоровление – устрою гекатомбу каждому из богов!

Несколько служителей культа быстро направились к своим святилищам, чтобы немедля приступить к молениям.

Несколько минут Парис лежал неподвижно, стараясь не показать зрителям, как он страдает. Все-таки он царевич и должен хранить достоинство, даже умирая. Вдруг ему пришла в голову какая-то мысль. Он попытался отдать приказ, но голос уже не повиновался. Лишь с трудом разобрал Гелен одно слово:

– Энона!

– А ведь может и сработать, – произнес прорицатель и приказал осторожно положить брата на колесницу и вести его на склоны Иды.

Там в скромной обители по-прежнему жила бывшая возлюбленная Париса, некогда обещавшая исцелить любую рану своего мужа. Если люди не могут спасти героя, то может нимфе это удастся? Ежеминутно рискуя разбиться, возница нещадно гнал колесницу по узким горным дорогам и успел-таки довести царевича еще живым.

Однако напрасны были надежды троянцев. Услышав шум колесницы, вышла навстречу нимфа, но узнав, кто прибыл к ней, отказалась помогать.

Когда-то всем сердцем любила она дерзкого юношу и была готова ради него на все. Но давно прошли те дни. Не смогла она простить измену Париса и обратилась ее чувство в ненависть. И вот, глядя на искаженные черты бывшего мужа, не спешила на помощь нимфа.

– Что? Неужели прекрасная спартанка тебе наскучила и ты вспомнил наше скромное жилище?

– Прости, – чуть слышно прохрипел царевич. – То была воля Афродиты!

– Ты никогда не умел признавать свою вину! Вот и сейчас, уже стоя одной ногой в Аиде, ты прикрываешься именем богини.

– Помоги ему, если можешь! – попросил Гелен, сходя с колесницы и направляясь к нимфе. Однако та лишь отрицательно качнула головой.

Долго молча смотрела она на лицо, которое когда-то покрывала поцелуями. Окровавленное и изувеченное, оно больше напоминало страшную маску, из тех, что используют бродячие комедианты. Однако память нимфы услужливо восстанавливала перед глазами Эноны облик красавца-пастуха, каким Парис был в молодости.

Царевич умирал страшно, но до последнего момента сжимал зубы, чтобы не закричать. Так и закрыл он навечно свой последний глаз, не издав ни единого звука.

Лишь после того, как остановилось сердце Париса, шагнула к нему Энона. Навеки прощаясь, провела нимфа рукой по его волосам, как делала это много раз в счастливые годы, а потом растаяла в воздухе. С тех пор больше никогда не видели люди дочери речного бога Кебрена. Гелен же отвез тело брата в Трою, где его и похоронили со всеми положенными почестями.

Скорбела ли Елена о своем муже – неизвестно, но долго быть вдовой ей не позволили. Два сына Приама, Гелен и Деифоб, после смерти Париса захотели иметь спартанку своей женой. Недолго думая, отдал Приам Елену замуж за Деифоба, потому как тот был лучшим из оставшихся воинов Трои. Однако этим оскорбил он Гелена, который отказался отныне участвовать в войне и вскоре покинул город, переселившись на склоны Иды.

Этот раздор в царской семье не остался тайной для греков, и вскоре по просьбе Калханта Одиссей с отрядом опытных бойцов совершил рейд до Иды, где греки смогли захватить в плен Гелена.

Едва пленника доставили в ахейский лагерь, как Калхант увел его в свой шатер, и два прорицателя долго о чем-то беседовали. Спустя несколько часов Калхант вышел и объявил, что Гелен отныне друг и почетный гость.

Сделано это, естественно, было не из-за приязни к пленнику, а потому что в обмен на безопасность рассказал Гелен, как можно было лишить Трою божественной защиты. Оказалось, что несокрушима твердыня, пока в ее цитадели хранится палладиум – древняя нерукотворная деревянная статуя Афины.

И вот несколько дней совещались ахейские вожди, думая, как похитить палладиум. Наконец вызвался Одиссей отправиться в Трою на разведку. Самый хитрый и изворотливый из пришельцев, надеялся он на свою удачу и на то, что остались у него со времен первого посольства друзья и знакомые среди троянской знати.

К тому же не раз в глубокой тайне общались некоторые влиятельные троянцы с греческими вождями, прощупывая возможность закончить эту надоевшую всем войну. Пока еще крепко держал Приам власть над городом в своих руках, но уже было достаточно и тех, кто готов был пожертвовать царем и его семьей, отдать Елену и заплатить выкуп, лишь бы ахейцы уплыли обратно. Поэтому, отправляясь на разведку, готовился хитрый итакиец в случае провала своего дела укрыться в доме кого-либо из врагов Приама, представившись переговорщиком.

Вымазал Одиссей свое тело в грязи, оделся в рубище и стал похож на нищего попрошайку. В таком виде пробрался он в Трою и, бродя с чашей для сбора подаяний, внимательно вслушивался в разговоры. Неузнанный прошел он в Илион и сел просить милостыню на ступенях у храма Афины, в котором и хранился Палладий. Довольно долго сидел он, следя за стражей и размышляя, как лучше пробраться в святилище.

Ни прохожие, ни жрецы не обращали на грека внимания, да и с чего бы им разглядывать грязного оборванца? Сколько таких несчастных, потерявших все и побирающихся теперь на улицах, появилось в последние годы из-за войны? Одним больше, одним меньше – никто и не заметит.

Только вот ближе к вечеру случилось непредвиденное. Сама Елена Спартанская почтила своим посещением храм. Гордо подняв голову, шла она в белоснежных одеждах в окружении служанок, делая вид, что не замечает взглядов, которые бросали на нее встречные. А в тех взглядах давно уже не было восхищения или любви. Винили ее троянцы в своих бедах, хоть и в глаза сказать об этом не решались. Пока еще не решались. Понимала это женщина, но ничего не могла поделать с этим. С самого начала была она чужой в этом городе, но десять лет назад ее красота и гордость за Париса, сумевшего взять такую выдающуюся добычу, заставляли горожан быть любезными. Теперь же, когда из-за красавицы почти в каждой семье погиб сын или муж, относились к ней горожане с настороженностью и неприязнью.

Бывало, что и плевали ей вслед закутанные в черное старухи, которым уже нечего было терять. Так что оставалось делать Елене, как не игнорировать эту стену неприятия, продолжая играть роль гордой земной богини, неподвластной молве и бедам. Вот и шла она по улицам надменная и неприступная, одним своим видом показывая, насколько она выше житейской суеты.

Однако острый взгляд Елены подмечал все. И не остался незамеченным и нищий, лицо которого показалось ей смутно знакомым. И вдруг как наяву увидела она дом отца, полный шумных женихов. Был там среди блестящих героев и этот человек. Исчезли богатые одежды, покрыли морщины лицо, но остались неизменными цепкие глаза и кривая улыбка… Сомнений не могло быть: перед ней Одиссей Лаэртид, который хочет быть неузнанным.

Уж не боги ли послали его, сжалившись над несчастной царицей?

Желая убедиться в своих подозрениях, подошла Елена к нищему и задала вопрос:

– Кто ты, несчастный? Ты же не местный?

Отвечал Одиссей так, чтобы не соврать и при этом правды не сказать. Цепко держался он за придуманный образ, но с каждым новым вопросам развеивались сомнения царицы.

Щедро отсыпала Елена ему в чашу серебра, а потом, будто сжалившись над несчастным, приказала слугам провести его к ней во дворец.

– Этот человек много странствовал и много видел. Он будет развлекать меня сегодня своими рассказами, поэтому отведите его ко мне во дворец, отмойте, оденьте и к ужину приведите ко мне, – распорядилась Елена.

Чтобы не возбуждать подозрения, пошел Одиссей со слугами. Не знал он, друг ему или враг Елена, но решил, что раз уж сейчас не выдала, то и после, наверное, не предаст. Так что позволил он слугам вымыть его в бане, умастить тело маслом и уложить по местной моде бороду и волосы.

Вечером предстал он перед Еленой.

– Муж, – это слово царица словно сплюнула с губ, – редко бывает дома. Лишних слуг я отпустила, так что нам можно поговорить, не опасаясь чужих ушей.

– Царица, ты не боишься оставаться наедине с чужим мужчиной? Не пойдут ли сплетни? – обратился к ней Одиссей.

– Что мне до болтовни прислуги? Тем более, что шанс поговорить с человеком из Греции выпадает так редко. Ради этого можно и рискнуть.

– Ты так уверена, что я ахеец?

– Одиссей, я узнала тебя, и давай говорить напрямую! Если бы я хотела тебе зла, то одного моего слова было бы достаточно, чтобы тебя схватили и казнили еще днем.

– И чего же ты хочешь?

– После смерти Париса в Трое меня ничего больше не держит, но уйти мне не дадут. Я, царица Спарты, по сути превратилась тут в пленницу, судьба которой зависит от Приама и этой злосчастной войны. Ты, рискуя головой, пришел в город явно не просто слухи собирать. Не знаю, что ты задумал, но я помогу тебе в этом, если ты поможешь мне вернуться на родину.

Согласился Одиссей, и ночью провела его Елена по тайному ходу в храм Афины. В темноте, которую не мог развеять масляный светильник, принес царь Итаки жертву Афине, прося, чтобы богиня не считала его действия святотатством.

Затем снял он с постамента статую, оказавшуюся неожиданно легкой, завернул ее в шерстяной плащ и, перевязав получившийся тюк ремнями, повесил себе за спину. В таком виде двинулся он в путь и без помех прошел через весь Илион, спустился в Нижний город. Тут он дождался рассвета, и когда стражники отворили ворота, вышел из Трои. Сделав большой круг, к обеду вышел он к морскому берегу, а там и до ахейского лагеря было недалеко.

Воодушевленные захватом палладия вожди решили, что победа близка, и решили устроить общий штурм, чтобы захватить крепость.

Однако взял слово Одиссей.

– Даже сейчас укрепления Трои сильны, и многие наши воины погибнут прежде, чем взойдут на стены. А полной уверенности в успехе штурма у нас нет. Так не лучше ли продолжить дело, начатое мною? Действуя хитростью, мы скорее победим, чем грубой силой.

Владыка Итаки и раньше предлагал применить хитрость, но эта идея не находила понимания. Они даже поругались по этому поводу с Ахиллом, который считал, что обман противоречит воинской чести. Сын Фетиды хотел остаться в памяти потомков как настоящий герой и, подражая Персею и Гераклу, хотел победить лишь в открытом бою.

– Я не краду победы! – заявил тогда Пелид, и Одиссей больше не настаивал на своем видении войны. Однако теперь Ахилл был мертв, и воины уже гораздо меньше заботились о сохранении чести, думая о выгоде. Один лишь Диомед сохранял благородство и не хотел видеть подлость, даже примененную против троянцев.

– Давайте завтра устроим штурм. Если удастся сразу взойти на стену, то будем и дальше прорываться в город. Если нет, то отступим и сбережем людей. Тогда уже применим хитрость, – подвел итог весьма поредевшего за эти годы совета вождей Агамемнон.

С утра вышли из своего лагеря ахейцы и двинулись на Трою. Сначала они стояли на равнине, вызывая врагов на честный бой, но принявший командование над троянцами Деифоб уже не верил в возможность своей армии выиграть полевое сражение. Поэтому ждали троянцы врага стоя на высоких стенах города.

Поняв, что ждать можно до конца мира, ахейцы пошли в атаку. Закрываясь большими щитами от ливня стрел, они тащили к стене широкие штурмовые лестницы, по которым могли одновременно карабкаться сразу несколько человек в ряд. Вот первые греки полезли вверх, но и троянцы не зевали. Защитники лили на штурмующих кипящее масло, кидали камни и копья, длинными шестами отбрасывали лестницы от стен.

Напрасно ахейские лучники старались поддержать своих товарищей, делая залп за залпом по троянцам. Под защитой каменных зубцов стены те оставались практически неуязвимыми, зато ответные выстрелы собирали обильную дань.

Не сойдя со своих колесниц, стоящих на безопасном расстоянии, смотрели ахейские цари на действия своих отрядов. Когда с воинственными криками густые толпы пехоты полезли на стены, можно было надеяться на успех, но вскоре стало понятно, что штурм захлебывается. Лестниц категорически не хватало, и сотни воинов беспомощно топтались под стенами, пытаясь увернуться от летящих на головы камней. Тех же, кто сумел подняться вверх, встречали копья, и храбрецы один за другим летели вниз.

Вот мимо царей потянулись в тыл вереницы раненых, и в бессильной ярости закусил губу Агамемнон.

– Отводи войска, а то останемся без армии, – мрачно произнес Диомед.

– Да, придется послушаться Одиссея, – согласился Менелай. – Главное, чтобы ему все удалось.

Еще больше помрачневший ванакт махнул рукой и приказал трубить отступление.

Эта неудача привела к тому, что Агамемнон согласился на применение хитрости и на время вручил бразды правления Одиссею. Замысел итакийского царя был прост: отряд отборных греческих воинов должен был тайно проникнуть в крепость, перебить охрану и распахнуть Скейские ворота. После этого вся ахейская рать ворвалась бы в Трою, и уже ничто не спасло бы столицу Приама.

Оставалось лишь придумать, как незаметно попасть внутрь целому отряду. Одиссей и другие лазутчики проникали в город по одному и без оружия, которое могло бы привлечь внимание местных жителей. Сейчас этот путь не годился, так что ахейцы напряженно перебирали всевозможные варианты.

В конце концов, лучшим было признано предложение Прила с острова Лесбос. Этот воин предложил построить статую, внутри которой сидели бы воины, а потом позволить троянцам захватить ее и внести к себе в город. Найдя решение, Одиссей принялся за дело. По его приказу фокиец Эпей из дерева должен был создать конструкцию, в чреве которого был бы тайник. Уяснив задачу, мастер взялся за дело. Среди ахейцев Эпей был известен как большой трус, но при этом он был необычайно силен, хорошо дрался и прекрасно ладил с различными ремеслами.

Падение Трои

Была огорожена площадка, и закипела работа. В самые короткие сроки создал Эпей нечто, напоминающее одновременно и алтарь, и статую, и еще что-то непонятное.

Осмотрел Одиссей деревянного монстра и остался доволен.

– Это прямо конь какой-то получился, – отметил он, похлопывая по плечу мастера. И действительно, со стороны конструкция напоминала гигантского лежащего коня.

– Ну, конь так конь, – согласился Эпей. – Главное, что он надежно укроет целый десяток воинов. Единственный недостаток – копья и щиты внутрь взять не удастся. Но я и это предусмотрел. Вот по стенам крепления, к которым их можно повесить снаружи. Это будет похоже на трофейные доспехи, которые у нас вешают на алтарь в честь победы. А выберетесь, так сразу снимете – и в бой.

– Не выберетесь, а выберемся, – поправил его Одиссей. – Ты с нами пойдешь!

Мастеру эта новость явно не понравилась, но Одиссей пресек возражения, бросив:

– Воля Агамемнона!

– Ладно, – опустив голову, пробормотал Эпей.

В качестве последнего штриха приказал Одиссей на боку деревянного коня вырезать такие слова: "В благодарность за будущее благополучное возвращение домой греки посвящают этот дар богине Афине".

Восемь героев, среди которых были Менелай, Одиссей, Диомед, Неоптолем, по собственной воле вызвались спрятаться в коне, а девятым они взяли с собой Эпея, потому что только он знал, как открыть замаскированную дверь, ведущую внутрь. Так что хоть и очень не хотелось ему это делать, но последним залез в коня его создатель и, подняв за собой веревочную лестницу, сел рядом с дверью. Помощники снаружи законопатили все швы так, что никто не смог бы увидеть дверь, и ночью ахейцы погрузились на корабли и незаметно отплыли прочь.

Лишь один из греков остался в Троаде. Это был племянник Одиссея Синон, которому была поручена особая роль. Утром, обнаружив, что враги пропали, появились в брошенном лагере троянские разведчики. Убедившись, что греки действительно уплыли, они сообщили об этом Приаму, добавив, что остался в лагере непонятный предмет, значения которого они не понимают. Старый царь вместе с приближенными лично отправился посмотреть на вражеский стан.

Прочитав надпись, поняли троянцы, что это дар Афине, но в чем его смысл? Самые любопытные попытались кинжалами отодрать обшивку и заглянуть внутрь. Думали они, что могло там быть вино или золото, но не поддавалось дерево их усилиям. А затем появился Приам, и любопытным пришлось удалиться на почтительное расстояние, чтобы не мешать владыке думать.

Долго Приам рассматривал деревянного коня, а потом спросил советников, знает ли кто-нибудь что это и что с ним делать.

Одни говорили, что раз это нечто сакральное, то следует перетащить его в город, чтобы Афина защищала его. Другие предлагали сжечь или разломать коня.

Одна лишь Кассандра поняла, что за подарок оставили греки, но как всегда никто не воспринимал ее слова всерьез.

Тут вышел к троянцам Синон. Опустившись на колени перед Приамом, просил он защиты и приюта. Заинтересовавшийся царь стал расспрашивать грека, и тот рассказал, что он-де был другом Паламеда и осуждал убийство эвбейского героя. За это Одиссей хотел его убить, и когда грузились войска на корабли, напали на Синона подосланные итакийцем убийцы.

– Лишь чудом смог я избежать смерти и спрятаться во рву. Теперь же я прошу у тебя защиты и приюта, ведь нет мне дороги домой. За это обязуюсь до самой старости верно служить Трое.

Обрадованный царь согласился с этим и повелел объяснить, что за деревянный конь остался после ухода ахейцев.

– Войско устало от безрезультатной войны, цари решили вернуться домой и поискать более доступную добычу, – стал рассказывать грек. – Из-за того, что похитил Одиссей палладиум, разгневалась Афина на ахейцев и, чтобы ее задобрить, создали для нее это изваяние.

– А почему он такой большой? – поинтересовался царь.

– Чтобы ни у кого не возникло желание унести эту священную статую. Ведь провел над ней Калхант жертвенный обряд, и стала она незримой защитой для нашего войска. Если же ты перенесешь ее в свой город, то и покровительство Афины перейдет на Трою.

Внезапно вмешался в разговор жрец Лаокоон.

– Царь, это ловушка! Прикажи сжечь коня! – потребовал он и метнул копье в статую. Зазвенело от удара оружие у спрятавшихся греков, но не придали значение этому звуку троянцы.

Возможно, и смог бы раскрыть обман Одиссея жрец, но лежало на нем проклятие Аполлона. Некогда нарушил он данный богу обет безбрачия и к тому же сочетался с женой прямо в храме. Оттого разгневался солнцебог и проклял Лаокоона. И теперь пришло время исполнения проклятия. Вышли из моря два змея и задушили детей жреца. Видевшие это троянцы решили, что это наказание от Афины, разгневанной за удар копьем по ее собственности. Теперь горожане не сомневались в правдивости Синона, и Приам приказал не мешкая втащить статую в Трою. Подложив под коня катки, перекатили троянцы статую и установили на одной из городских площадей.

Обрадованные окончанием войны, устроили горожане праздник и до глубокой ночи веселились, а сидевшие в коне греки ждали своего часа.

Пришла посмотреть на чудо-статую и Елена Спартанская со своим мужем. Трижды она обошла коня, касаясь рукою повешенных на его боках щитов. В отличие от троянцев, для нее это были не просто доспехи. Нес каждый щит герб своего владельца, и вспоминала женщина своих старых знакомых. Снова вспомнила она беззаботную жизнь в отцовском доме, своих женихов и их клятву. Касаясь щита, называла царица по имени его владельца.

Услышав, что Елена зовет их, Менелай и Диомед готовы были немедленно кинуться к ней, но удержал их Одиссей. Так в волнениях и переживаниях ждали ночи ахейские герои, и лишь один Неоптолем сохранял олимпийское спокойствие.

Наконец уснул уставший город, и принялись действовать ахейцы. Одиссей и его товарищи выбрались из коня и, сняв щиты, скрытно двинулись к своим целям. Одни из них вырезали сонную стражу у городских ворот и распахнули тяжелые створки, другие атаковали стражу Илиона и царского дворца, стремясь прорваться внутрь и убить царя и полководцев, чтобы лишить защитников города руководства.

В это же время тайно вернувшиеся воины Агамемнона высадились и в тишине подошли к Трое. Едва отворились ворота, как они кинулись в город.

Озаренные лунным светом, казались они демонами подземного мира. Отряд за отрядом растекались ахейцы по улицам города, убивая всех встречных. Вот раздались первые крики и, поняв, что сохранять секретность больше нет необходимости, ахейцы принялись с воинскими кличами поджигать дома. В свете пожаров убивали они простых горожан и растерянных воинов стражи. По сути это была резня, ведь троянцы не могли сопротивляться и полуодетые гибли десятками. Ручьями текла кровь по булыжникам мостовой, и никому не давали пощады победители. Одни ахейцы в эту ночь грабили троянские дворцы, другие же, забыв о добыче, упивались кровью, мстя за все потери и страхи, перенесенные под стенами города. Неоптолем и в эту страшную ночь отличился, устроив такую бойню, что от подошв сандалий и до гребня шлема весь был забрызган кровью жертв. Именно он нашел у статуи Зевса старика Приама и там же зарубил.

Одиссей и Менелай ворвались во дворец Деифоба, надеясь захватить там Елену. Однако тут расправиться со спящими не удалось. Деифоб успел вооружиться и собрать вокруг себя бывших в доме воинов. Так что когда в его жилище ворвались ахейцы, царевич был уже готов их встретить.

Тут разгорелся последний настоящий бой этой войны. Уцелевшие в первые мгновения резни троянцы спешили к своему вождю, а на помощь Одиссею с Менелаем шли их дружины. Троянцы защищались с отчаянием обреченных, но шаг за шагом теснили их захватчики. С каждым мгновением все меньше людей оставалось у Деифоба, и все больше вокруг было врагов. Дорого продал свою жизнь троянский царевич, многих греков отправил в Аид, но и сам, в конце концов, пал изрубленный на кучу окровавленных тел.

Когда греки ворвались в город, Кассандра укрылась в храме Афины и обняла статую. Тем самым оказалась она под защитой богини, став неприкосновенной. Ни один злодей не решился бы обидеть того, кто стоит, прикоснувшись к статуе или алтарю, но ворвался вслед за царевной Аякс Ойлид. Опьяневшему от крови и безнаказанности герою было наплевать на обычаи… Царевна так и не разжала рук, так что когда следующим утром Аякс приволок в свой лагерь Кассандру, она все еще сжимала статую богини.

Однако не один он хотел обладать такой ценной пленницей. Агамемнон при дележе добычи заявил, что берет Кассандру себе. А Одиссей объявил, что поскольку Аякс надругался над царевной прямо в храме, то он отныне и сам проклят богиней и навлек беду на все войско.

Воины, на своей шкуре испытавшие, что значит гнев богов, не на шутку разозлились и хотели расправиться с Аяксом. Одиссей даже предложил казнить Аякса, забросав его камнями. Столкнувшемуся со всеобщей ненавистью Аяксу уже было не до добычи, лишь бы сберечь жизнь. Отдал он Кассандру ванакту и клялся, что не осквернял он храм, а все рассказы об этом – очередная ложь Одиссея.

Три дня победители пировали на тлеющих руинах города, развлекались с пленницами, обшаривали уцелевшие дворцы, снося к месту дележа трофеи. Без опаски шли они по уцелевшим от огня улицам, со смехом выбивали двери и заходили в дома. Уцелевшие в ночной резне троянцы или бежали из города, скрывшись в лесах на склонах Иды, или прятались в подвалах, подземельях и прочих потаенных местах, не осмеливаясь дать отпор захватчикам.

Когда наконец-то победная эйфория спала и воины протрезвели, приступили цари к дележу добычи. И было это едва ли не сложнее, чем взять город. Каждый вождь хотел лучшую часть добычи, так как именно себя считал настоящим героем, а свой вклад в победу решающим. До хрипоты спорили цари, оценивая трофеи и определяя долю каждого. А уж среди простолюдинов и вовсе вспыхивали драки. Хорошо что сплоченные и дисциплинированные личные дружины царей оставались островками порядка в этом хаосе. Так что хоть и переругались цари и раскололось войско, но до большой крови дело не дошло. В конце концов была поделена практически вся добыча. Остались лишь пленники из царской семьи. Наконец поделили и их. Вдова Гектора Андромаха с его маленьким сыном досталась Неоптолему, который недолго думая убил ребенка, чтобы из него не вырос мститель. Также вытребовал Неоптолем, чтобы дочь-красавица Приама Поликсена была принесена в жертву духу Ахилла.

Агамемнон пытался возразить, говоря, что уже достаточно крови пролито, чтобы успокоилась душа Ахилла, а потому незачем уничтожать такое сокровище как эта пленница.

– Да и вообще, не нужны мертвецам, какими бы они не были знаменитыми, женщины, – высказал свое решение ванакт. Однако в этот раз все, обиженные за эти годы ванактом решили отомстить ему.

Первым поддержал требование Неоптолема прорицатель Калхант, грозивший что, лишившись жертвы, дух Ахилла будет вредить грекам. Затем присоединились к требованию несколько царей, считавших себя обделенными.

– Ты хочешь забрать себе ее по просьбе Кассандры, – говорили они, и сделать еще одну царевну своей наложницей. Однако что заслуживает большего уважения: меч Ахилла или ласка Кассандры?

Решив, что идти на ссору со всеми недовольными будет невыгодно, уступил Агамемнон. Так что отдали девушку Неоптолему, который на глазах у всего войска зарезал ее на могиле отца. Также он притащил обезглавленное тело Приама на погребальный курган Ахилла, где и оставил непогребенным.

Вдова Приама по жребию досталась Одиссею. Надеясь выгодно продать пленницу он некоторое время возил ее с собой, но старуха так проклинала ахейцев и всем встречным рассказывала про их зверства, что однажды Одиссей не сдержал ярости и убил ее.

Единственным из знатных пленных, кого в тот день пощадили победители, был Антенор. Его хорошо знали и уважали в ахейском лагере. Он с самого начала конфликта проявлял участие к грекам, и предлагал различные варианты мирного решения противоречий. Вдобавок его связывало родство, пусть и отдаленное, с различными греческими царскими династиями. Так что Агамамнон под хорошее настроение и на волне душевного порыва пощадил старика, позволив ему забрать уцелевших родных и уйти прочь. Из-за этого некоторые потом обвиняли Антенора в предательстве, говоря, что он изменил Приаму и помог ахейцам захватить Трою. Хотя это вовсе не соответствует истине.

* * *

А что же случилось с Еленой?

Когда ахейцы ворвались во дворец Деифоба, царевич понял, что дело плохо. Поэтому он приказал одному из своих доверенных десятников по имени Акамант вывести Елену через подземный ход в безопасное место. Сам же Деифоб остался, чтобы возглавить сопротивление. Он еще верил, что сможет переломить ход боя и выбить захватчиков из города. Однако царевич переоценил свои силы, за что и поплатился собственной жизнью. Однако он достаточно долго задерживал врагов, чтобы Елена успела одеться, собрать в узел любимые драгоценности и сопровождаемая служанками и несколькими домашними слугами под защитой Акаманта спустилась в подземелье.

Там царица остановилась, чтобы дождаться мужа. Пусть он и стал ее супругом почти случайно, но Деифоб искренне любил спартанку, и под его защитой она чувствовала себя увереннее. Тем более сейчас, когда рушился ее мир и ей грозила смертельная опасность. Лишь когда раздались торжествующие крики греков, поняла Елена, что снова стала вдовой.

Боясь, что их сейчас обнаружат, Акамант повел свою госпожу прочь. Освещая путь факелом, шел он впереди с оружием наизготовку.

Из подземелий было несколько выходов, и молодой троянец несколько раз подходил к замаскированным дверям и прислушивался, но везде было одно и тоже: ревело пламя и раздавались крики жертв. Почти до утра метались беглецы по узким проходам, стремясь вырваться. За это время к ним присоединились еще несколько беглецов, по виду бывших воинов.

Решив, что будет безопаснее переждать, пока на поверхности не закончится бой, привел Акамант свой маленький отряд в потаенный грот, где предложил всем остаться до утра. Уйдя в тень, он неожиданно вернулся с масляным светильником, который немедля и зажег.

– Если знать, где искать, много интересного можно обнаружить под городом, пояснил он, а затем постелив на камень свой плащ, усадил не него Елену.

– Госпожа, отдохните, а мы посмотрим, что можно сделать.

Затем он переговорил с примкнувшими к ним по дороге мужчинами, и вместе они отправились на разведку в ближайшие ходы.

Вернувшись, он доложил:

– Подземелья ахейцы пока еще не обнаружили, но город, похоже, полностью захвачен. Еды у нас нет, так что долго скрываться мы не сможем. Я бы предложил дождаться удобного момента и, выскользнув из Трои, идти на Иду. Там еще до нападения разбили свой лагерь дарданы. Если сумеем добраться, Эней, несомненно, примет вас под свою защиту.