Текст книги "Сделай мне больно"

Автор книги: Сергей Юрьенен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

С четвертным в кармане он зашнуровал ботинки и выскользнул на лестницу, наполненную Брамсом. Спустился мимо исступленного, глаза закрывшего скрипача, опустил в шляпу предусмотрительно прихваченную желтую бумажку достоинством в один советский рубль и – прямиком в подвал.

Сделка приближалась к благополучному завершению, когда накрыла контрагентов страшная тень с занесенным топором.

Мать Александра то была.

Она с трудом удерживала над головой топор, который был на шаткой ручке и до сего мгновения бесцельно мок в сумраке под ванной их квартиры на третьем этаже.

Он ужаснулся. Но не за себя. За "Маузер", который, разлученный с кобурой, лежал меж ними на перевернутом снарядном ящике. И Александр его накрыл. Обеими руками. В то время как торговец оружием, вор и насильник семи лет валялся у матери Александра в ногах и целовал ее парижские туфельки, крича при этом: "Тетенька, не погубите!"

– Руки убери!

Он взвел глаза.

– По локоть отрублю! Проклятое мое отродье! А потом повешусь на бельевой веревке!

Он поверил.

И он убрал. Отдернул даже. Потому что топор уж налетал. Зазубренным и ржавым острием. От первого удара в брызги разлетелась щечка рукояти – с метафизическим дубовым листом слоновой кости. Как мать кончала "Маузер", того он не увидел. Зажав свой глаз, ударенный осколком пистолета, а может быть, засевший в зрачке, как льдинка та у Кая, он вылетел во двор, где сразу промок до нитки. Обогнул армейский "газик" и сквозь футбольные ворота (они же для сушки белья) выбежал на поле посреди двора. Земля размокла так, что он увяз с ботинками в штрафной площадке.

Под проливным дождем стоял он.

Одинокий игрок.

Александр Андерс, 8 лет, СССР...

Пинком открылась дверь его подъезда. Двое солдат с патрульными повязками выволокли на ливень скрипача. Он вырывался. Он, может, был и не такой старик. И он кричал по-польски: "Niech zyja Wengry! Niech zyje wolnosc! Wiwat!.. ? "

Кричал никому и в никуда.

Его вбили в машину под мокрый брезент.

Раскланявшись с соседкой (которая однажды напрасно обвинила Александра в краже трофейного и вечного пера "Mont-Blanc"), появился из подъезда незнакомый лейтенант. Он нес с собой смычок и скрипку.

Помедлив, машина завелась и завернула за угол, тускло взблеснув на прощание задним стеклышком, вделанным в мокрый армейский брезент, такое оно овальное... Изнутри увидеть можно, что творится с тыла, а снаружи не увидишь ничего.

И это все.

А на рассвете в воскресенье – 4 ноября 1956 года – завершив окружение Будапешта, наши танки с поддержкой эскадрилий ВВС перешли в наступление, а уже шестого, к Тридцать Девятой Годовщине, о чем в Кремле с трибуны отрапортует в канун своей отставки министр обороны маршал Жуков, порядок в этом мире был наведен, поскольку как раз накануне праздника явился на рассвете из дождя усталый, но живой и полный сил Гусаров и, крепко взявшись за края своего табурета, дал Александру снять с себя блестящий грязный хромовый сапог.

Он сел.

Под подошвами грохотало.

В купе был свет, а за окном темно.

– Это еще Венгрия?

– Она... – Попутчик поднял голову. – Паспортов еще не проверяли. А я вот видишь... Кучу бумаги перепортил. Не выходит! Не отчет по форме, а какая-то антисоветчина. На самого себя донос. Что делать?

– Порви ты ее на хер.

– Полагаешь?

И он порвал. Сдернул раму – и в Венгрию клочки. На встречный ветер.

И еще запомнился момент. Перед самой уже Тисой двое пограничников-венгров провели по коридору блондинистое существо – с завивкой перманент и татуировкой в виде голубой петли на шее. То ли девушка, то ли парень – никто не понял. Нечто не-разбери-поймешь. Какой-то, понимаешь ли, гермафродит. Но явно из "наркомов" и под дозой. Сняли с поезда. Хотел, представь себе, свободу выбрать в СССР. "Есть же чудаки", заключил рассказ об этом Комиссаров с человеческим теплом в лице и голосе.

А ровно через реку Андерс порезался. Полез в висящий на крючке пиджак и напоролся на бритвенное лезвие "Матадор". От боли неожиданной он охнул. Выхватил кровью заливаемой рукой свой зарубежный паспорт и, улыбнувшись, подал солдату в зеленой фуражке, который нахмурился на этот непорядок и не без брезгливости проставил ему штемпель о возвращении.

Верхняя Бавария, ФРГ. Городок, каким-то чудом уцелевший после тотальной войны.

За средневековым кварталом, улочка которого шла круто под уклон, путь познания внезапно преградила набережная – пустынная, обулыженная и заросшая травой. Мимо неслась река. Сидя на здоровенной каменной тумбе, к которой пароходы можно прикручивать, позевывала женщина. Белокурая и в черной коже. О стену набережной постукивал катер. А*** вышел на самый край.

Мутно было под ногами. И выглядело безнадежно. Однако же наслаивалось, пенилось, закручиваясь от безумного напора. Неслось с такой энергией, как будто бы сейчас река воскреснет на глазах. Он ждал. Чуда не наступило. Он отвернулся.

Блондинка на тумбе была из заведения, чьи бойницы, зарешеченные еще в эпоху средневековья, выходили прямо на реку.

Особа видная и плотная. В профессиональной форме S/M – кожаная фуражка с взлобьем, украшенном цепочкой и шипами, и лаковым козырьком. Из-под этой замечательной фуражки на короткую кожаную куртку, расстегнутую на голом теле, струился поток льняных волос, еще недавно завитых, а ныне снова распрямленных. Она сидела, свесив ноги в черных ботфортах, живот под курткой голый, ниже фиговый лист в виде кожаной бляхи на поясе, а за него заткнута плетка – целый куст хвостов на толстой рукояти в форме естества не человеческого, а скорей, ослиного. Такой резиновый елдак. Черный до синевы. С кольцом задержки, для вящего испуга унизанным никелированными шипами.

Он обратился к ней:

"Энтшульдигунг... Что это за река?"

Под ' козырьком фуражки серые глаза недоуменно округлились, но все же она ответила: "Donau..." ?

"Donau ", – повторил он, гладя на женщину. Она неторопливо слезла с тумбы, подбоченилась и двинула бедром, приведя в движение все множество хвостов своего инструмента: "Kommst du, Liebling?"?

Вместо ответа он прижал ее к тумбе. Приподнял кожаную бляху ее прикрытия. Она улыбнулась. "Без спроса? Будешь, либлинг, бит". Из-за ее пояса он выдернул плетку. Посмотрел ей в глаза и ударом снизу всадил ей между ног – всю рукоять.

Она открыла рот. Стояла и смотрела, не вынимая плетки, многоструйно свисающей на камни. "Будет стоить..." "Сколько?" Она сама не знала. "Zwanzig DM?.. " ?

Самый краткий ее клиент оказался щедрым. Дал синюю сотню и оставил сдачу. Через весь город он поднялся обратно к соборной площади. Вымыл руку в фонтане с писающим мальчиком позеленевшим. Все казалось, что от руки исходит запах – не то резины, не то вагинальной дезинфекции. Он запрокинул голову.

Собор уходил в закатное небо и был до шпиля в строительных лесах. Весь черный от копоти столетий. Если и отмоют, то не раньше, чем в следующем поколении.

У него был "Мерседес" десятилетней давности. С особо прочным корпусом – каких не делают уже. А*** сел в машину, сдержанно захлопнулся. Не пристегиваясь, развернулся по обулыженной площади мимо накрытых скатертями в клеточку столов с довольными людьми, избыточными порциями, пивными кружками величиною в литр и озарявшими всю эту вечерю огоньками свечей, уже затепленных в больших бокалах.

После чего уехал. В Австро-Венгрию.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Садизм есть отношение, изыскиваемое сознательно или предлагаемое случаем, между возбужде-нием и сексуальным наслаждением, с одной стороны, и – с другой – осуществлением реальным либо только символическим (иллюзорным, воображаемым) представлением событий ужасающих, жутчайших фактов и разрушительных деяний, несущих с собой угрозу или фактически уничтожающих бытие, здоровье и собственность человека и прочих одухотворенных существ, а также ставящих под угрозу уничтожения или сводящих к небытию предметы неодушевленные; во всех этих случаях, человек, извлекающий отсюда сексуальное удовольствие, может представать подобных деяний непосредственным творцом, либо же только закулисным их организатором, может явиться, далее, не более чем зрителем, и, наконец, может предстать – помимо своей воли или по взаимной договоренности с агрессором – объектом нападения.

Д-р Эжен Дерен, Наше определение садизма,

"Obliques", N12-13, Paris, 1979, p. 275

? Все в порядке в пределах этого дома. Терренс Селлерс, Правильный садист (анг.)

? Русские, домой! (венг.)

? Тисса (вен.)

? Пожалуйста, номер двадцать три (анг.)

? Минуту, сэр (анг.)

? Франция? Итальянец? (вен.)

? Прошу прощения. По-венгерски я не говорю (анг.)

? По-английски, к сожалению, не говорю. Немецкий? (вен., нем.)

? Я очень сожалею (анг.)

? "Павлов или Фрейд?" (анг.)

? "Улисс" (анг.)

? Русский! Русский я!.. (вен.)

? Венгр (вен.)

? Гусь (вен., нем.)

? Минуту, сэр! Меня просили передать это господину Андерсу (анг.)

? Что-нибудь еще, быть может? – Боюсь, только это. Очень сожалею (анг.)

? Боюсь, что Иби не будет до следующей недели. Пожалуйства, кто говорит? – О – просто друг один. – Оставите сообщение, или я могу попросить ее вам перезвонить? – Нет, все в порядке. Я ей позвоню еще (анг.)

? Тимоти, это вы? – Ни в коем случае (анг.)

? История любви? (анг.)

? Простите... Сигаретки не найдется? (анг.)

? Это жизнь моя! (анг.)

? Умеешь? – Нет... – Не хорошо... пять лет! Очень плохо... Сверх хорошо! Счастлив, мужик, я!.. (примитивный нем.)

? Тщетная страсть (фр.)

? "Бытие и ничто" (фр.)

? Номер Один (анг.)

? "Конец века" (фр.)

? "Хотели бы вы провести в Будапеште время по-королевски?" Да, хотел бы. Почему бы нет... (анг.)

? По преимуществу (фр.)

? Но, скажи-ка, ты говоришь ведь по-французски? (фр.)

? Здесь: ночные развлечения (анг.)

? Здесь (фр.)

? Сначала дамы (анг.)

? Я не могу получить удовлетворения... (анг.)

? Я говорю о поколении Пятьдесят Шестого... (анг.)

? "Западно-Восточный диван" (нем.)

? Я русский (анг.)

? Здесь: дом родной (анг.)

? Предполагаю я (анг.)

? Да, сказал (анг.)

? "Христианская агония" (лат.)

? "Хрустальное молчание" (анг.)

? Улицы Парижа (вен.)

? Вы говорите по-немецки?.. Итак, господа мои? Что вы желаете? (нем.)

? Здесь: Но это скандально (анг.)

? Одностороннее движение (анг.)

? Можем говорить по-английски (анг.)

? Здесь: Нормально (анг.)

? Тоска по дому, мой приятель (анг.)

? Здесь: лишен простоты, замысловат (анг.)

? Чем хуже, тем лучше (анг.)

? С удовольствием (фр.)

? Я люблю любовь, которая делает БУМ! (фр.)

? Сделай мне больно!

? "Восстание против Отца" (фр.)

? Венгрия (анг.)

? Последнее – но не по существу дела (анг.)

? Госпожа, то мое удовольствие! (анг.)

? Назад в СССР (анг.)

? 1 батальон полка СС "Германия" (нем.)

? Да здравствует Венгрия! Да здравствует свобода! Виват! (польск.)

? Дунай (нем.)

? Идешь, любимый? (нем.)

? Двадцать марок? (нем.)