Текст книги "До и после Победы. Книга 2. Становление(СИ)"

Автор книги: Сергей Суханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Скорость продвижения немцев увеличилась, но не намного. Они выработали новую тактику сильных фланговых охранений, которые продвигались параллельно основному маршруту колонн – по параллельным дорогам, а по лесу еще пускали и дозорные группы, целью которых было обнаружить наши засады и сообщить координаты летчикам и танкистам. Вместе с тем, численность этих групп уже не позволяла нам быстро их уничтожить – обнаружив нас, они вцеплялись как клещи и старались уже не отлипать от нас чего бы это им не стоило.

В ответ мы стали оборудовать одноразовые мини-аэродромы для штурмовиков. Обнаружив дозор немцев, ДРГ запрашивала обработку квадрата, и с ближайшего аэродромчика вылетало звено, буквально пять минут прорабатывало местность разрывными малокалиберными снарядами и 20-килограммовыми кассетными осколочными бомбами и тут же пряталось на тот же или другой аэродром от истребителей противника. Сразу после ухода штурмовиков мы зачищали местность от остатков немцев. Это позволяло бороться с их дозорами, но нападения на колонны все-равно были очень редкими – потеряв связь с дозором, немцы останавливались и просто подтягивали следующее охранение и танки. Потом они стали поступать еще "проще" – протискивали гаубичные батареи вперед под сильным прикрытием, разворачивали их и таким образом получали маневренное огневое прикрытие в радиусе десяти километров. Пять батарей – и сто километров дороги могут получить быструю огневую поддержку. Нам пришлось вертеться буквально ужом – все-таки между обнаружением и передачей координат, изменением наводки и первыми выстрелами проходит где-то пять минут. За эти-то пять минут наши ДРГ и пытались нанести максимальный урон и быстренько свинтить – ведь главное, чтобы стрельба не была корректируемой, а стрелять по квадратам в надежде угадать точное местоположение убежавшиъ "партизан" ... ну, флаг им в руки и вагоны снарядов в довесок – ведь в лесу много деревьев, которые значительно снижают радиус действия снарядов

В такой войне наши потери были невелики – в день мы теряли один, максимум два штурмовика, до десятка солдат убитыми и полусотни раненными, из них почти все – с легкими ранениями. Такие малые потери пехоты в лесных боях объяснялись тем, что, во-первых, мы действовали довольно большими подразделениями с плотным автоматическим огнем, которым практически выкашивали все подозрительные места, обрабатывали их гранатами и только потом, под прикрытием фланкирующего огня, зачищали очередную ложбинку или холм – большое количество стволов позволяло делать все тщательно, без спешки и излишнего риска. Во-вторых, в лесу немцы старались использовать свои маломощные пистолеты-пулеметы, чью пулю наши бронежилеты эффективно держали на расстояниях вплоть до двадцати метров. Пулеметы были опасны и на ста метрах, но при малейшем их проявлении мы их старались загасить всеми доступными средствами. В обнаружении засад нам также помогали ИК-приборы. Несколько раз наши группы пытались после разгрома немецкой охраны колонн броском разбить передовые порядки немецких колонн, но те не только останавливались после потери связи со своими охранниками, но и разворачивали порядки противотанковой обороны, так что, потеряв в таких контратаках пять танков, мы их прекратили и ограничились минометными обстрелами – менее эффективно, но все-равно какие-то потери им наносили.

Как бы то ни было, эти сто километров немцы шли более двух недель и вышли к нашим оборонным рубежам довольно потрепанными, но еще боеспособными. Вскрыв пробными атаками нашу систему обороны первой линии, они подтянули крупнокалиберную артиллерию и начали утюжить наши укрепления 15-сантиметровыми снарядами, бомбами с горизонтальных и пикирующих бомбардировщиков. Первая линия была выстроена нами наспех – мы не собирались крепко за нее держаться, поэтому после первых же атак отвели войска, оставив по десятку человек на километр для имитации обороны, так что удар пришелся в пустоту. Цель первой линии была в том, чтобы немцы развернули позиции крупнокалиберной артиллерии, что у них еще оставалась после наших налетов на колонны – у нас был для них сюрприз. Свой крупный калибр мы также успели подтянуть и теперь они эффективно подавляли немецкую артиллерию с помощью высотных разведчиков на основе планеров ДОСААФ. Сделав с одной позиции по паре пристрелочных выстрелов и пять залпов на подавление, наши батареи сворачивались буквально за пять минут и как правило успевали уходить до воздушного налета на их позиции – в лесах мы проложили много узких дорожек для перемещения гаубичной артиллерии между запасными позициями – вездеходы таскали тяжелые орудия не то чтобы как пушинки, но довольно легко.

Но у нас был еще один козырь – высотные ударные разведчики. Их сделали целиком из стеклопластика. Они представляли собой увеличенный в полтора раза планер, могли подниматься на 15 километров и нести до тонны управляемых бомб. Именно эти 100-килограммовые бомбы и были главной ударной силой против немецкой артиллерии – если контрбатарейная борьба прежде всего подавляла немецкие батареи – косила расчеты осколками, иногда выводила из строя и орудие – то управляемые бомбы можно было положить очень близко к орудию, и после такого попадания они уже не могли стрелять в принципе и как правило годились только на переплавку – крупные высокоскоростные осколки рвали казенники, стволы, затворы, ударная волна корежила всю конструкцию орудия, превращая его в скульптуру импрессиониста. Как правило, после обнаружения немецкой батареи ударный разведчик за пять минут спускался со своих 12 километров до семи-восьми, сбрасывал три бомбы и тут же начинал подниматься вверх. Наводчики через двадцатикратные обзорные телескопы и спаренные с ними пятидесятикратные телескопы точной наводки вели каждый свою бомбу по радиоканалу – каждая пара "пульт управления – бомба" настраивалась на свой канал. Эти же телескопы использовались и для разведки.

За три дня, потеряв больше половины крупнокалиберной артиллерии и израсходовав почти все ее боеприпасы, немцы ворвались на наши позиции и никого в этом лунном пейзаже не застали, но тем не менее оставили на поле перед ними порядка пятидесяти танков – наши до сих пор молчавшие САУ-88 и -85 выползли из укрытий, расположенных в полукилометре за нашей первой линией, и где лобовым, где фланкирующим огнем в пять минут расстреляли немецкие танки сколько смогли – пока те не разобрались откуда их убивают и не прыснули с поля под защиту холмов и ложбин.

Широкие гусеницы на всей нашей технике позволили выйти из-под удара по лесам с подготовленными путями движения. Немцы сунулись следом, частью завязли, частью попали в засады и вернулись на шоссе.

Вторая линия обороны готовилась нами гораздо тщательнее. Туда были свезены тысячи кубометров бетона, десятки тонн железного прутка, и из этих материалов были построены десятки железобетонных дотов, которые могли выдержать попадание пятисоткилограмовой бомбы, около сотни каменно-бетонных ДОТов, способных выстоять против стокилограммовых бомб и 105-мм гаубиц, и две тысячи укрытий от осколоков, пуль и легких бомб и снарядов для личного состава, зениток и техники. Все это было увязано в три узла, подготовленных к круговой обороне, с отсечными позициями между и за ними.

Третьей линией был сам город – укреплялись подвалы, расчищались сектора обстрела, рылись пути перемещения солдат.

Мы были готовы сражаться.

Целые две недели на строительстве работало более двухсот тысяч человек, пятьдесят экскаваторов, триста грузовиков, двенадцать ленточных землеройных машин, пять машин установки заграждений из колючей проволоки и три постановщика противопехотных мин – если немцы не подберутся к самым амбразурам – им нас не взять. Не все еще было доделано, работы продолжались еще и после первых атак, но главное мы успели – и выстроить систему огня, и запасти боеприпасы, еду, медицинские средства, оборудовать лазареты и хирургические отделения. Сжав зубы, мы с хищным прищуром смотрели на север.

Основой нашей обороны в поле был минометный огонь против пехоты и плотный фланкирующий огонь из средств ПТО – против танков. Ближние подступы, если найдутся такие безбашенные, что пройдут через насыщенный осколками воздух, были защищены плотным пулеметным огнем, также фланкирующим, как минимум по три ствола с разных направлений на каждую точку ближнего пространства. Ну и автоматчики в ходах сообщений – если кто-то сможет доползти к амбразурам.

По дальним подступам работала гаубичная артиллерия крупного и среднего калибра – снарядов оставалось уже немного, по сотне-полторы выстрелов на ствол, но и сами стволы быди уже довольно сильно изношены, так что скорее всего после этого сражения у нас уже не будет крупнокалиберной артиллерии, и ее роль возьмут на себя пока немногочисленные высотные ударные разведчики и штурмовики У-2Ш.

Каждый опорный пункт был насыщен малокалиберной зенитной артиллерией – установленные в открытых сверху капонирах, они были надежно защищены от осколков – орудие можно было уничтожить только прямым попаданием, что не так-то просто. Каждому орудию был нарезан определенный сектор. Их подстраховывали минимум полсотни крупно– и более двух сотен мелкокалиберных пулеметов. Мало кто протиснется через такой стальной купол. И это все на территории размером три на три километра для каждого ОП – мы перекрыли ими все танкоопасные направления, ну а если кто и просочится между ними струйками пехоты – сами виноваты.

Все пространство вокруг каждого опорного пункта было размечено с точностью до двадцати метров – достаточно для поражения в этом пространстве всей живой силы а если удачно попасть – то и техники. Артиллеристы и минометчики после установки орудий почти две недели рассчитывали поправки для каждой точки, что в дальнейшем значительно ускорило маневр огнем – им было достаточно получить координаты точки и по таблице, рассчитанной для конкретной позиции конкретного орудия, они сразу выдавали установки для стрельбы. Воронки от пристрелочных выстрелов мы постарались максимально замаскировать, чтобы не насторожить немцев раньше времени.

А чтобы не стрелять "по кустам", мы развернули плотную разведку местности перед нашими укреплениями на десять километров в сторону врага. Нашими основными глазами стали планеры-разведчики телескопами и ИК-детекторами. Немецкие рамы мы сдернули с неба еще в первую неделю – ударные разведчики, пользуясь преимуществом в высоте, выводили на рамы планирующие радиоуправляемые бомбы, затем бросали их в пике и подрывали максимально близко к немцу. Из семи самолетов удалось уйти только одному, да и то на одном моторе и без половины хвоста – подрыв двадцати килограммов тротила был сам по себе неприятен, а эффект еще усиливался двумястами стальными шариками, разлетающимися конусом вперед и цилинром по бокам. Как правило рама просто разваливалась в воздухе. Так что неподвижно висящих над нами глаз у немцев не было, а истребители были слишком быстры для качественной разведки – так – краем глаза что-то усмотреть – не более того. Учитывая нашу маскировку сетями и ветками – хорошо если они что-то замечали в десяти случаях из ста.

Это же оружие мы применяли и против горизонтальных бомбардировщиков, хотя и менее эффективно – все-таки их скорость была выше скорости рамы. Но все-равно из каждого вылета не возвращалось один-два самолета и еще с пяток и более имели повреждения. Не знаю, бомбил ли кто до нас самолеты в воздухе. Интересно – книга Рекордов Гиннеса еще есть ? Может – заявить о рекорде ? Или это секретные сведения ? Хотя долго они такими все-равно не пробудут – все-таки немцы на бытовом уровне не дураки и могут сложить два плюс два.

Вроде бы все было продумано и учтено – оставалось дождаться проверки этих планов реальностью.

ГЛАВА 5.

Итак, 12го апреля началось то, что позднее назовут «Бойня под Оршей».

Примерные очертания наших укреплений немцы конечно же выяснили – и наземная, и воздушная разведка сработала неплохо. Поэтому утром на нас волнами пошли горизонтальные бомбардировщики. Они были встречены бомбами с ударных разведчиков, зенитными радиоуправляемыми ракетами и неплотным огнем крупнокалиберной зенитной атиллерии – все-таки много стволов мы отдали такнистам и в ПТО. Поэтому, потеряв три самолета сбитыми и еще сколько-то поврежденными, больше половины немцев довольно удачно отбомбилось по нам – были разрушены два средних дота, с десяток укрытий и выбито пять малокалиберных зениток. Потери убитыми составили более сотни человек – практически все от прямых попаданий в укрытия. Да, тяжелая бомбардировочная авиация становилась нашим главным врагом.

Еще одной новинкой были наши зенитные управляемые ракеты. Мы выставили их на боевое дежурство все, сколько было – все шесть штук. Скажем так, их первое боевое применение я оценивал неоднозначно. Из шести только три долетели до немецких самолетов. Из остальных – одна просто не взлетела, еще одна сразу ушла куда-то вбок, а третья, взлетев метров на сто, бодро развернулась к земле и грохнула где-то в районе третьего опорника, откуда радио тут же разнесло все, что те думали про эти ... ракеты и этих ... ракетчиков. К счастью, курьез не имел трагических последствий.

К сожалению, и у немцев тоже все обошлось лишь общим испугом, да одним все-таки сбитым бомбером – одна из ракет все-таки как по нитке дошла до немца, воткнулась ему в брюхо и там взорвалась. По бегающим глазам наводчика я потом стал подозревать, что взрыватель все-таки не сработал штатно – ведь мы рассчитывали подрывать ракеты на подходе к целям и не рассчитывать прямое попадание. Ну да ладно – попали и попали. Тем более что атакованная девятка, судя по радиообмену, бодро отложила в кабинах кучи кирпичей, отчего их самолеты резко потяжелели, и именно поэтому-то они резво скинули остальную нагрузку в виде бомб куда-то в поля и резким креном свалили с горизонта.

Что ж, если каждые шесть ракет будут сбивать один самолет и срывать атаку девятки – затею можно считать очень выгодной – недополучить на свои головы несколкьо тонн бомбовой нагрузки дорогого стоит. Хотя, если говорить по правде, я был малость разочарован. Чедь даже на учениях процент успешных пусков у нас уже достигал семидесяти. Правда, их и было-то всего чуть больше сотни. Но динамика-то радовала. Ведь в первые два десятка успешных пусков не было вообще. Затем уже понемногу их количество стало нарастать – все-таки создать систему стабилизации для ракет оказалось очень сложной штукой. Это я думал, что взяли гироскоп, мостовые схемы – и готово. А то, что все это будет подвергаться вибрациям и высоким температурам от двигателя – как-то не подумал. С бомбами-то вес пошло не то чтобы сразу, но довольно быстро. Все из-за этих вбираций. Бомбы падают себе и падают. Ну, подергает их немного воздушными потоками, ну потеряют две бомбы из десяти ориентацию и начнут крутиться, так что наводчик уже не сможет ее обуздать – так это ерунда по сравнению с ракетным двигателем – это в дополнение к тем же воздушным потокам. Вот и не выдерживали хрупкие и точные механизмы таких издевательств. Ну ничего, мы их научим Родину любить и строем ходить ...

Как бы то ни было, ракеты немного поучаствовали в отражении воздушного налета, да и потом немцы были немкоторое время более осторожны – мы показывали им пуски ракет, и они порой малодушно меняли свои планы. И по показаниям пленных, после применения "Катюш" немцы до усрачки боялись любых дымных шлейфов, выходящих с нашей территории. И, пока мы запустили по ним своими ракетами, немецкие летуны ощущали свое превосходство над ползающими под землей. А тут такой облом – "Сталинские оргАны" дотянулись и до них. Правда, немецкие пилоты назвали новое оружие "Воздушная Метла Сталина". Мне даже стало немного обидно – да причем тут вообще Сталин ?!? неблагодарнеы сволочи, ну я вам ... !!! Ка бы то ни было, попавшая под раздачу группа отказалась от дальнейших вылетов в полном составе и немецкому командованию пришлось выводить ее в тыл на ореабилитацию. Так что польза от ракет несомненно была и, дай бог, будет еще больше.

А сейчас мы начали подсчитывать потери после налета и как-то восстанавливать укрепления, и тут, еще не успела осесть пыль от бомб, на нас на бреющем налетели три волны истребителей. Очень грамотно поступили. А мы прохлопали. Думали что все – пережили бомбардировку – и расслабились, повылезали из щелей. Потери были страшными – почти восемьдесят человек убитыми и две сотни раненными, а эти гады ушли безнаказанно – пока зенитчики схватились за рычаги наводки, высокоскоростные самолеты уже ушли за пределы досягаемости МЗА. Забыли с кем имеем дело, воспарили от успешных маневренных боев – вот и поплатились.

Зато последовавшая затем волна пикировщиков нарвалась по полной. Зентичики уже сидели на боевых местах и еще не успели отпустить рукоятки наводки, поэтому вломили нахалам на расплав стволов, сбив за первые пять минут чуть ли не десяток немцев, как раз начинавших заваливаться в атакующее пике. Оставшиеся в живых стали поспешно отворачивать от разверзшегося вулкана и сбрасывать груз куда придется, чтобы максимально увеличить вертикальную и горизонтальную скорость драпа. Таких нестойких подловили еще парочку. Пикировщики двух следующих волн еще не успели выйти на рубеж атаки и поэтому просто отвернули. Бомбардировщикам мы тоже смогли отомстить – ударные разведчики проследили за отходящими волнами, засекли один из аэродромов и подловили при заходе на посадку три самолета и еще два не смогли разминуться с горящими обломками. Остальные отвернули на восток и разведчики их потеряли – на них ринулось сразу двадцать истребителей и им пришлось подниматься наверх.

А немцы продолжали подготовку наступления, но как-то вяло. Гаубичный огонь был несильным – сказывались и потери орудий на предыдущих этапах и недостаток боеприпасов – наши ДРГ, штурмовики и ударные разведчики сильно сковали передвижение по дорогам – и разрушением мостов, и атакой колонн. А вот наш ответный огонь был эффективным – высотные разведчики по крупным тепловым пятнам и дополнительной визуальной разведкой засекли пункты сосредоточения говящихся к атаке войск противника и по этим целям был нанесен краткий но интенсивный артиллерийский удар. Потери немцев нам были неизвестны, но атака сразу после бомбардировки не последовала. Она началась в десять утра – одновременно с повторной бомбардировкой и артподготовкой немцы выдвинулись уже с рассредоточенных исходных позиций и довольно сильно продвинулись к нашим рубежам обороны – высотные разведчики занимались отражением воздушного налета и корректировкой артогня по позициям немецких батарей и на все их не хватало. Поэтому огонь по наступающим пехоте и танкам открыли с опозданием, но зато сразу и мощно – поле покрылось множеством кустов земли от мин и снарядов. Пехота залегла, танки без нее вперед не пошли и через некоторое время первая волна откатилась под укрытие леса. Снова начала постреливать средними калибрами вражеская артиллерия, но это скорее был беспокоящий огонь. До вечера состоялось еще три воздушных налета и пять наземных атак с разных направлений – немцы старались выявить систему огня чтобы составить план его подавления. Замучаются давить.

На поле они оставили семнадцать дымящихся коробочек танков, несколько бронетранспортеров и наверное полторы сотни трупов. Зато наши разведчики выявили еще два аэродрома, причем один из них накрыли очень удачно – мало того, что самолеты заходили на посадку, так еще попали в склад ГСМ, от которого сдетонировал и склад бомб – на день-другой аэродром выбыл из строя. Мы потеряли один высотный разведчик старого образца – до него смог дотянуться истребитель, а наши не увидели вовремя его атаку и не успели увести самолет – на таких высотах немцы могли атаковать только по прямой и было достаточно немного отвернуть чтобы сбить атаку. Не судьба. Потеря чувствительная – у нас и так то было семь обычных и три ударных разведчика, и тут – лишились одного из-за немцев и еще одного – по техническим причинам – при заходе на посадку подломилась опора шасси и сломалось длинное и тонкое, а потому хрупкое крыло. Причем эти крылья ломались все и сразу – заполненные сотами стеклопластика, они были чрезвычайно прочными и гибкими, но и неремонтопригодными – соты должны быть склеены за один проход, последющие подклеивания не давали нужного сцепления и крыло ломалось – это мы уже выяснили на нагрузочных стендах. Мастерские выпускали по одному ударному разведчику в месяц, делалась оснастка и обучались рабочие еще на пять штук, но увеличенный выпуск начнут не ранее чем через три недели – опять вроде и есть вундервафля, но мало, недостаточно для решительной победы.

Зато с производством истребителей ситуация уже начала исправляться – за неделю мы делали уже десять истребителей. Так как наше производство перешло к корпусам из стеклопластика непосредственно от фанерно-тканевых корпусов, мы не разрабатывали техпроцессы массовой клепки. А в СССР это была одна из основных тем для автоматизации – на одном самолете ставили под сто тысяч заклепок, соединявших множество алюминиевых листов, гнутых по сложным профилям. Нашей же темой для автоматизации было создание пространственных тканых конструкций из стеклонити и стеклоленты, проектирование и разработка литьевых штампов для пропитывания основы из стеклоткани синтетическими смолами. Вот в проектировании и разработке штампов мы тесно сотрудничали с другими заводами – и им и нам требовалось множество поверхностей сложной формы.

Так что за время прошедших боев мы смогли подкопить порядка тридцати самолетов. Вводить в бои по мере готовности мы их не стали – такие малые группы быстро выбьют. И вот теперь немцев ждал неприятный сюрприз – на подходе к нашим позициям на группу их бомбардировщиков из-за облаков, со стороны солнца вынырнула стая в тридцать две машины – все что смогли, мы собрали в ударный кулак. Немцы уже отвыкли видеть наши истредители в небе, поэтому были застигнуты врасплох. Истребительное прикрытие мы частично смахнули, остальных связали боем, и, пока их добивали более верткие, энерговооруженные и-16о, пятнадцать наших стали наскоками вертеться вокруг сбившихся в плотный строй бомбардировщиков. Двоих сбили сразу во время первого налета, остальные успели быстро оправиться и начали огрызаться. Два наших самолета задымило и потянулось к своей территории, но остальные не отставали и раз за разом наскакивали на туши бомбардировщиков, выбивая своими мелкокалиберными пушками стрелков, пилотов, моторы, отгрызая куски фюзеляжа, хвосторого оперения и вырывая листы из обшивки крыльев. Немцы держались три минуты, а затем дружно сбросили бомбы в лес и начали уходить на север. Истребители еще покусывали их за хвосты, но все внимательнее смотрели по сторонам и таки не пропустили атаку немецких истребителей, которые изменили планы отстреляться по нашим наземным позициям и рванули спасать свои бомбардировщики. В короткой лобовой атаке мы разменяли два наших на пять немецких истребителя и, пока те разворачивались, отошли на свою территорию, но не слишком далеко от немцев – те в надежде поквитаться ломанулись за нашими и налетели на подготовленную зенитную засаду. Двоих ссадили сразу, те даже пикнуть не успели. Остальные отвернули в стороны, получили напоследок еще несклько попаданий от наших истребителей и ушли вслед за бомбардировщиками – истребителям запретили их преследование, опасаясь аналогичной засады со стороны немцев. Пикировщики показались вдали, но шустро развернулись и прошлись по какой-то непонятной цели – мы обрудовали много ложных позиций с макетами орудий и техники – видимо жертвой немцев стал один из таких узлов.

В целом эта воздушная битва была на удивление удачной. Мы потеряли три самолета и одного летчика, еще пять самолетов были повреждены серьезно и встали на ремонт минимум на неделю, остальные, хоть и все, отделались мелкими повреждениями, которые исправлялись максимум за день. Немцы же потеряли одиннадцать бомбардировщиков и восемь истребителей – пару подранков-бомбардировщиков добили ударные разведчики. Немцы выработали против наших управляемых бомб неплохую тактику – так как бомбы были медленными и инертными при наведении по горизонтали, немецкие пилоты просто отворачивали в сторону, или делали зигзаг – и бомба проскакивала мимо. Может и задевала при подрыве какой-то мелочью, но прямых попаданий, что были при первом применении этого оружия, больше не было. Правда, немцам теперь приходилось внимательно смотреть наверх, да и при взлете-посадке они были беззащитны – теперь как правило там их и подлавливали, так что немцам пришлось отвлекать на охрану своих аэродромов значительные истребителные силы. Подранки же не могли маневрировать по горизонтали и стали легкой добычей наши управляемых бомб – они были уничтожены прямыми попаданиями, как в старые добрые времена, которые были буквально пару дней назад. Быстро учатся сволочи.

А наземная операция захлебнулась так и не начавшись. Считая, что разведали нашу систему огня, немцы пошли в атаку двумя танковыми волнами на поле шириной с километр. Естественно они увидели много, но только больше половины были нашей имитацией выстрелов ПТО – стальная трубка на треноге, холостой выстрел разлетающиеся пороховые газы и пыль – много ли надо, чтобы показать, откуда "стреляет" пушка. Эти позиции были тщательно обработаны артиллерией и пикировщиками – стоило им это семи самолетов и двух батарей, зато их совесть была чиста, как и обстрелянные позиции.

Так что, в предвкушении успеха, первая волна перевалила через холм и, постреливая, двинулась вперед. Мы вели вялый огонь – чтобы пехота окончательно не залегла, но вместе с тем чтобы это было похоже на оборону. Стреляли даже в заведомо пустые клетки – чтобы немцы видели что по ним все-таки стреляли, но при этом думали, что мы стрелять не умеем – еще была надежда, что нас считают дураками. Реальный огонь мы открыли только когда вторая волна также перевалила через гребень и прошла треть холма. Первая волна к этому времени была уже в двухстах метрах от нас, и тут мы вдарили. Амбразуры орудий были повернуты почти параллельно нашим позициям, поэтому каждое орудие на самом деле стреляло на триста-пятьсот метров, но для них это все-равно было практически в упор. Первые и вторые цели были распределены, как только мы увидели построение немцев, по каждой стреляло минимум один а по некоторым особо жирным целям и два ствола. Почти никто не промахнулся, и двадцать танков тут же встали и дружно задымили. Второй залп добавил к ним еще больше десятка. Дальше, так как у разных орудий тяжесть снарядов и скорость работы заряжающих и наводчиков была разной, выстрелы пошли вразнобой, но от этого не менее смертельные, поэтому семьдесят танков первой волны мы растреляли менее чем за три минуты и тут же перенесли огонь на вторую волну.

В это же время по пехоте первой волны открыли огонь и минометы – до этого они молчали, чтобы своими разрывами не сбивать наводку ПТО. Танки второй волны наконец рассмотрели реальные позиции – хоть мы и выкопали много ловушек для пороховых газов, закрыли от немцев амбразуры почти двухметровыми насыпями и обильно полили землю водой, но все-равно через несколько минут интенсивной стрельбы стали появляться пыль и дым, по которым можно было определить хотя бы примерно где находятся стволы нашей ПТО. Но это не особо помогало – все больше танков замолкало и начнало дымить, а пока остающиеся на ходу начали спешно пятиться за холм. Из восьмидесяти танков второй волны ушло не больше десятка, из них до леса дошло пять – остальных подловили штурмовики.

Расстрелянная немецкая пехота залегла и старалась слиться с землей. Поэтому, пока немецкая артиллерия еще боялась ударить по своим, наши стрелки, вышедшие в поле под прикрытием пулеметчиков, собрали пленных и некоторые трофеи и втянули их в свои укрепления. Аллес. Последующий продолжительный артналет немцев был скорее актом ярости, так как существенных потерь нам не принес, но стоил им нескольких подавленных батарей. И, похоже, в этом артналете они истратили послежние снаряды – в дальнейшем огонь артиллерии был минимальным.

В последующие дни было еще несколько авиационных налетов, артобстрелов и небольших атак, но это была агония – немцы потеряли три четверти своей крупнокалиберной ариллерии, более трехсот танков и около трехсот самолетов, и поняли, что раз они не смогли взять нас даже с такими потерями, то им потребуется гораздо больше сил, чтобы прорвать нашу оборону, и этих сил им взять неоткуда – на главном фронте началось шевеление советских войск. Вскоре появились признаки, что немцы оттягиваются от наших позиций. Но делали они это грамотно – видимо, сказались уроки Припяти – они оставляли крупные заслоны и также охраняли свои фланги сильными пехотными подразделениями, поэтому мы могли покусывать их снайперским и минометным огнем и делать налеты штурмовиками, но в целом потери были не такими большими, как в припятском отсуплении.

В общем – они вырвались. Но и мы не были готовы к наступлению – сказывались потери в живой силе и технике и большой расход боеприпасов. Единственное что мы могли сделать – это окончательно перерезать мобильными группами и штурмовиками железнодорожное и, несколько хуже, автомобильное сообщение со Смоленском, постояно висеть над немцами своими разведчиками, сливая нашим информацию о перемещении более-менее крупных сил немцев и делая точечные удары по обнаруженным штабам, складам, мостам и казармам. Понемногу, но каждый день.

Ведь что сейчас произошло ? По сути, мы выдержали первый настоящий крупный общевосковой бой. Две танковые, несколько пехотных дивизий, мощное воздушное прикрытие – и мы от всего этого не то чтобы отмахнулись, но отделались легким испугом. Одних убитых фрицев мы насчитали более трех тысяч – и это только тех, кого нашли на поле боя. Наверняка еще до тысячи осталось в лесах и на лесных дорогах. Раненных же у немцев было никак не меньше. Плюс ко всему – почти двести уничтоженных танков, которые достались нам (еще боле есотни фрицы уволокли с собой), более трехсот самолетов, под сотню унитоженной артиллерии крупных калибров, более тысячи автомашин и бронетранспортеров – немцы понесли существенный урон, особенно если сравнивать с нашими потерями в семьсот убитыми, две с половиной тысячей раненными, ну и техники – под сотню самолетов, семнадцать танков, восемь пушек и двадцать три зенитки. Скорее всего, теперь-то немцы возьмутся за нас всерьез – еще никто не мог противостоять таким их силам, Красная Армия только к весне начала как-то лишь прогибаться, а не просто рушиться под такими ударами. А тут – какие-то партизаны ... Естественно, я понимал, что сейчас была некоторая проба сил – немцы решали, стоит ли тратить на нас время и средства. Поэтому-то все прошло так удачно. Естественно, большую роль в победе сыграла наша тактика. Но немцы уже начинали подбирать к ней ключи. Сыграла свою роль и техника – помимо ИК-приборов у нас была и другая разведывательная аппаратура. Электронщики сделали качественный усилитель низких частот, акустики – чувствительные направленные микрофоны – и разведка пополнилась высокоточными звуковыми постами. Потом эти же УНЧ применялись в радиоаппаратуре. Станции радиоразведки тоже совершенствовались. Если ранее оператор следил за узкой частотой, постоянно слоняясь взад-вперед по диапазону своего дежурства, то новые станции оснащались приемными контурами пониженной добротности – так они могли отследить передачи в более широком диапазоне – несколько таких контуров последовательно отслеживались переключениями между ними. Это позволяло оперативнее обнаружить передачу словами или кодом, соответственно, раньше включались и глушилки. Высокая концентрация артиллерийских стволов, буквально замурованных в бетонные ДОТы, достаточное время на подготовку оборонительных позиций и путей для маневра – все это тоже сыграло немаловажную роль.