Текст книги "Террорист №1"

Автор книги: Сергей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Сергей Соболев
Террорист №1

Пролог

И когда он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри.

И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечем и голодом, и мором и зверями земными.

Откровение от Иоанна

Небольшая колонна федералов смешанного состава, идущая под прикрытием пары БТРов, то притормаживая, то вновь разгоняясь до отметки в семьдесят километров, спускалась с предгорий по направлению к райцентру Шали. До цели оставалось не более получаса ходу. Если, конечно, обойдется без подрывов и разбойничьих нападений…

По обе стороны гравийной дороги, с раскисшим местами от проливных дождей полотном, уныло тянутся холмистые осенние пейзажи. Покачивающаяся в десятке метров корма БТРа сплошь заляпана желтоватой, с примесью глины, грязюкой. Смотреть на эту безрадостную картинку Романцеву порядком уже осточертело. Не очень-то привычный после долгого сидения в Москве к местным условиям, он две последние ночи спал урывками, реагируя на каждый шорох, не говоря уже о беспорядочной стрельбе, разражавшейся время от времени…

Угревшись в теплой кабине «уазика», который вместе с водителем был закреплен за ним на все время двухнедельной командировки, Романцев клевал носом, временами проваливаясь в сладкую дрему.

«Ну и ладненько, – подумал он, в очередной раз смежая свинцовые веки. – Заберу в Шалях двух своих сотрудников, и с первой оказией завтра же в Гудермес! А там и командировке конец…»

«УАЗ» как-то странно дернулся, раз и другой, как будто водила вдруг запамятовал, как переключать передачу. Затем, прокатившись еще несколько метров по инерции, остановился.

– Блин горелый! – выругался в сердцах сержант-контрактник. – Что-то с движком неладное! Одну минуту, товарищ полковник, счас я взгляну, что там такое…

Он выбрался из кабины, не забыв прихватить с собой «калаш». Забросив автомат за спину, открыл капот и, склонившись над двигателем, стал судорожно рыться в его внутренностях.

Чертыхнувшись, Романцев тоже выбрался наружу. Шедшая впереди колонна успела оторваться от них уже на добрых полкилометра. Позади них, замыкающим, шел еще один «уазик», в котором сидели трое. Эта машина также остановилась; очевидно, ее водитель и пассажиры не хотели выбираться наружу, под проливной дождь, и дожидались, чтобы кто-то подошел к ним и объяснил причину задержки.

– Вот что, сержант… Вы со своим «горелым блином» разбирайтесь в Шалях! А сейчас вызовите по рации старшего колонны и сообщите о ваших неприятностях!

– Не боитесь, товарищ полковник, мы свое догоним! – неожиданно веселым голосом сказал контрактник. – Прокатим, как на американских горках! Будет вам «драйв», и еще какой…

«Что за ахинею он несет? – испытывая все возрастающее раздражение, подумал Романцев. – Ну и подсунули же мне бойца…»

Он вытащил из кармана початую пачку «Кэмела», но закурить не успел: из другого «уазика», сразу с двух сторон, на раскисшее полотно дороги выбрались трое рослых, как-то неожиданно даже высоких, под два метра, и весьма крупногабаритных мужиков, экипированных в форму армейского спецназа.

Их лица были сокрыты под шлем-масками, но Романцева это нисколько не насторожило: среди федералов есть такие, опасаясь за себя и своих близких, предпочитают в людных местах носить маски.

Здесь, правда, место не из самых оживленных и людных, но если эти ухари не хотят светить свои рожи перед милицейским полковником, то и флаг им в обе руки.

Романцев ждал, что они скажут, но дождался совсем другого. Двое верзил, зайдя к нему с боков, ловко вывернули ему руки назад, а третий своим шнурованным башмаком вдавил выпавшую из рук полковника сигаретную пачку в раскисшую чеченскую землю…

Романцева волоком, не жалея пинков, отконвоировали в ложбинку меж двух холмов, где схоронился почти невидимый на фоне мшистых склонов пятнистый армейский джип. Спустя минуту в кустарнике показался серо-зеленый «УАЗ». Машина, на которой в составе колонны добирался в Шали Романцев, так и осталась стоять брошенной на дороге, до которой отсюда было около сотни метров. О том, что с этого места можно выбраться не только по гравийной дороге, но и по проселку, похоже, знали лишь эти четверо в армейском камуфляже.

Самое неприятное для Романцева заключалось в том, что водитель-контрактник оказался сволочью и предателем.

Двое по-прежнему держали Романцева под локотки, третий караулил возле джипа и «уазика», присматривая и за дорогой на Шали, а четвертый, очевидно, старший, подойдя вплотную к плененному ими федералу, своей затянутой в кожаную перчатку рукой забрался во внутренний карман бушлата полковника и извлек оттуда пачку его личных документов.

Перелистнув паспорт и заглянув в служебное удостоверение, старший сунул чужие документы себе в карман.

– Признайся, Алексей Андреич, такого поворота событий ты не ожидал, верно?

– Феликс?! – изумленно выдохнул Романцев, узнав знакомый голос. – Какого черта?! Как ты здесь оказался и что это за представление вы здесь устроили?!

Он дернулся – понял, что из таких тисков не вырваться.

– Объясни, наконец, что происходит!

– Слишком длинный получится разговор, полковник, – сказал старший. – Гм… Сергей, трупешники, надеюсь, высший класс?

Тот, что стоял слева от Романцева, молча кивнул головой.

– Экипировка, документы… Короче, все там нормально, да?

Тот снова кивнул.

– Вы меня знаете, если что-то не так, я вам головы поотрываю, – сказал старший. – Кстати, «безбашенный труп» тоже имеется в комплекте? Ну и прекрасно…

Человека, который стоял напротив него, Романцев знал уже лет эдак пятнадцать. Одно время они с Феликсом Ураевым даже дружили семьями. Но потом так получилось, что оба развелись со своими женами, после чего общаться им доводилось уже гораздо реже.

– Артем, заснимешь все на видеокамеру, – распорядился Ураев, обращаясь, очевидно, к стоящему справа от Романцева боевику. – Как только водила жахнет по «уазику» из «мухи», сразу включай камеру… Двухминутного ролика хватит с лихвой… А там по коням и ходу отсюда!

У Романцева появилось чувство, что нечто похожее с ним уже было, но что именно и когда – он так и не вспомнил.

Ураев сверился с часами.

– Сегодня двадцать третье ноября, четверть второго пополудни… Так и запишем в рапорте!

Он вытащил из кобуры необычной формы пистолет, в котором Романцев узнал «климовский» спецствол, стреляющий быстрорастворимыми ампулами, начинка которых зависит от намерений того, кто стреляет.

– Понимаешь, дружище, – задумчиво произнес Ураев. – Я мог бы прихватить с собой шприц-ампулу, и дальнейшее было бы для тебя почти безболезненно… Но ситуация такова, дорогой полковник, что боль и страдание уже вошли в нашу с тобой жизнь…

Произнеся эту не слишком понятную для Романцева фразу, Ураев прицелился и мягко нажал на спуск…

Глава 1

Лос-Анджелес, штат

Калифорния, США.

27 ноября

Мерцающий мягким изумрудным светом циферблат часов, встроенных в приборную панель «Лендкрузера», показывал без двадцати минут пять утра. Мощный джип, только что стремительно летевший по Глендейл-роуд в направлении северных пригородов, теперь, угодив в сонные переулки, тащился со скоростью пешехода, который то ли позабыл нужный адрес, то ли не до конца уверен в правильности собственных намерений.

Обнаружив в одном из переулков, по обе стороны которого тянулись аккуратные двухэтажные коттеджи, пару полицейских «Фордов», плотно закупоривших собою проезжую часть, Элизабет удовлетворенно покивала головой. Теперь, когда нашлось подтверждение поступившего к ней сигнала, она, по крайней мере, перестала ощущать себя дурочкой, над которой решили недобро подшутить. Ну а то, что ей порой приходится путать день с ночью, это уже издержки избранного ею ремесла.

Не вступая в бесполезную полемику с копами, выставленными здесь в качестве заграждения, Элизабет совершила разворот, решив попытать счастья в другом месте.

Но стоило ей выбраться на другую, параллельную улицу, как она заметила еще одну «баррикаду», выстроенную из составленных вместе полицейских машин.

«Похоже, копы перекрыли целиком весь квартал, – подумала она. – Любопытно все же узнать, что происходит внутри „колечка“.

Информатор, чей звонок поднял ее среди ночи, сообщил, что в район 70-й улицы стягиваются большие силы полиции. Начались эти непонятные маневры еще поздним вечером, но даже сейчас, спустя несколько часов, никто точно не может сказать, что именно происходит внутри выставленного в спешном порядке оцепления.

Звонивший был отнюдь не рядовым копом, и вряд ли он собирался разыграть на ночь глядя такую известную в некоторых кругах личность, как Элизабет Колхауэр. Отнюдь. Сигнальчик поступил от одного из сотрудников Департамента полиции Лос-Анджелеса, человека осторожного и неглупого, но в то же время не чуждающегося дополнительных доходов. И если уж он позвонил в неурочный час, не дожидаясь утра, то это означает, что в одном из пригородов ЛА действительно происходит нечто экстраординарное.

Маневры темно-синего «Лендкрузера» очень скоро привлекли внимание полиции. Дорогу джипу преградил патрульный «Форд», так что Колхауэр не оставалось ничего иного, как припарковаться на обочине, точнехонько под уличным фонарем, с которого на землю сочился маслянистый свет.

Из машины вышли двое копов. Один из них, зайдя сбоку, осветил мощным фонарем салон джипа, другой тем временем завладел документами, которые протянула ему, приспустив стекло, сидевшая за рулем машины молодая симпатичная женщина.

– Объясните толком, офицер, что здесь происходит? – уворачиваясь от слепящего глаза света, сказала Элизабет. – И выключите, ради бога, ваш фонарь!

Последнюю просьбу тут же исполнили, – нет ни одного полицейского в этом городе, который не знал бы в лицо Элизабет Колхауэр, – а вот с объяснениями эти двое явно не торопились. Наконец коп вернул ей права и полицейскую аккредитацию, после чего суховато поинтересовался:

– Могу я узнать, миссис Колхауэр, что вас привело в эти края? Да еще в столь поздний час?

– Догадайтесь с одного раза, офицер, – в той же тональности ответила Элизабет. Вообще-то большинство полицейских относится к ней если и не с симпатией, то с пониманием, и многие сами предлагали ей помощь. Но эти двое либо тупые служаки, которых ничем не проймешь, либо они не относятся к кругу ее почитателей. – Я собираюсь делать свою работу. И если у вас больше нет ко мне вопросов, то уберите, пожалуйста, машину с проезжей части – вы загородили мне дорогу!

Она сунула документы в свою сумочку, в которой, помимо косметички, хранился почти неразлучный с ней револьвер «смит-вессон», модель 58, преподнесенный ей, кстати, с дарственной гравировкой, начальством этих двух не слишком приветливых полицейских.

– В чем дело? – заметив, что полицейские и не подумали исполнить ее просьбу, поинтересовалась у них Колхауэр. – Мне нужно на 70-ю улицу!

– Вы уже слышали, мэм, – вполне миролюбиво сказал один из копов. – Проезд в том направлении временно закрыт. Настоятельно предлагаю вам вернуться на Глендейл-роуд!

– За разъяснениями вам лучше всего обратиться в пресс-службу департамента, – добавил другой. – Телефон офиса, смею надеяться, вам хорошо известен.

Заметив, что журналистка подняла боковое стекло и, следовательно, не желает больше с ними общаться, оба полицейских направились к своей машине. Даже если бы они, вопреки полученным от начальства инструкциям, вздумали ее пропустить, то уже через полторы сотни метров она уперлась бы в мощный полицейский кордон. Вступать в разговоры с телевизионщиками и прессой всем без исключения копам категорически запрещено. Силком, конечно, эту Колхауэр отсюда не заставишь убраться, – крупный скандал в таком случае гарантирован, – но и за оцепление, как это прежде часто бывало, ее никто не пропустит; так что пронырливой журналистке здесь явно ничего не светит.

– Она кому-то звонит из машины, – сказал полицейский, занявший место водителя. – Ставлю двадцатку, что она не стронется с места, покуда сюда не примчится кто-нибудь из начальства.

– На этот раз ее ждет полный облом, – сказал его товарищ, памятуя о суровых распоряжениях руководителей спецоперацией. – А она, я вблизи разглядел, настоящая красотка.

– Ты прав. Эту девочку, если хочешь знать, дружище, мечтает трахнуть каждый на нашем полицейском участке…

Элизабет на несколько секунд погрузилась в размышления. Разумнее всего, пожалуй, в нынешней ситуации, было бы не идти на обострение отношений с полицейскими властями. Иными словами, ей следовало вернуться в свой небольшой уютный домик, – всего четверть часа езды отсюда, – который она делит на двоих с экономкой, улечься в кроватку и приняться досматривать сладкие предрассветные сны. Она ведь уже привыкла коротать ночи в одиночестве: за последние два года у нее не было серьезных и сколь-нибудь длительных отношений с мужчинами, так что место любимого и единственного в ее сердце все еще вакантно.

Рядового обывателя в столь неурочный час из дома палкой не выгнать. Про копов все понятно. У них работа такая: днем и ночью ловить преступный элемент и следить за порядком. Они за это деньги получают. А ей-то зачем, спрашивается, сдалась вся эта кутерьма? Зачем ей эти сложности? Происходило бы нечто подобное лет пять тому назад, так и вопросов бы не было. Тогда она была сопливой девчонкой, рядовым репортером. Все было ей интересно, все в диковинку. Она считала свою работу очень важной, хотя временами ремесло давалось ей тяжело – особенно когда она работала в отделе криминальной хроники. Но ведь ее карьера развивается успешно, и сейчас, в свои двадцать восемь, она один из ведущих авторов респектабельной «Лос-Анджелес таймс», а еще раз в две недели ведет собственную сорокапятиминутную передачу на телевидении, посвященную разоблачению коррупции и различным криминальным событиям.

Ей вовсе не обязательно самой лично наведываться на такие ночные мероприятия, как нынешнее, потому что у нее давно уже есть собственные источники информации, в том числе и в полиции. Тот же Чарльз Уитмор, заместитель нынешнего главы местного филиала ДЕА[1]1
  ДЕА – Бюро по наркотикам, США.


[Закрыть], под эгидой которого, как предполагала Колхауэр, и проводится нынешняя странная акция, – очень даже настойчиво пытался ухаживать за ней в свое время.

Может, всему виной ее затянувшееся одиночество? Приятелей и всяких-разных знакомых у нее миллион, а вот единственного и любимого – не видать даже на горизонте.

А может быть, ее, подобно кошке, которую хозяева кормят «вискасом» и консервами из тунца, тянет, вопреки всей этой сытости и благополучию, наведаться на помойку или в грязный захламленный подвал, чтобы вольно поохотиться там на мышей и крыс?

Очень даже может быть.

Но все это сейчас не столь уж важно. Она ведь заработала свой нынешний авторитет не на пустом месте. И если у нее есть шанс продвинуться в нынешнем расследовании хотя бы на шаг, – а интуиция подсказывает, что акция, о которой ей стало известно, кажется, первой из коллег, имеет какое-то отношение к объекту ее интереса, – то она от своего не отступится ни за что.

Ну, а раз так, то она сейчас же займется своим любимым делом: наберет на сотовом пару-тройку номерочков и отыграет полицейским властям хардболл[2]2
  Хардболл – трудный мяч. Данный термин часто применяется в спорте и политике. Здесь: резкий неожиданный выпад (англ).


[Закрыть]…

Она еще раньше, по дороге, пыталась прозвонить на сотовые некоторым хорошо знакомым ей сотрудникам ДЕА, которые предположительно являлись активными участниками этой загадочной акции. В том числе офицеру по связям с прессой Шенку и даже самому Уитмору, который как-то заверял ее: «Лиз, для тебя, дорогая, я всегда на линии, всегда доступен…» Все эти попытки оказались безрезультатными: такое впечатление, что сотрудники спецслужб этой ночью все разом потеряли свои мобильники либо кто-то отключил их по списку от телефонной сети.

В офисе местного филиала ДЕА все телефонные номера были поставлены на автоответчик. Поскольку ничего другого не оставалось, Колхауэр набрала один из «секретных» номеров Бюро, который знают лишь самые доверенные люди, и, дождавшись длинного гудка, двинула в трубку заранее заготовленную ею речь:

– Элизабет Колхауэр, газета «Лос-Анджелес таймс». Прошу срочно передать господину Уитмору и Шенку следующее сообщение:

Первое. Не исключено, что критический материал о недостатках в работе местного филиала ДЕА выйдет уже сегодня, в вечернем выпуске газеты, на первой полосе.

Второе. Моя следующая телепередача будет целиком посвящена разгулу наркомании в нашем солнечном штате, а также крупным просчетам в работе филиала ДЕА.

Третье. Ровно через четверть часа я подниму своим звонком с постели губернатора штата. Я сообщу о чинимом вами произволе, расскажу о том, что вы препятствуете работе прессы, и поинтересуюсь: намерен ли он предпринять меры в связи с грубым попранием фундаментальных прав и свобод?!

Трубку в офисе так и не сняли, но зато в тот самый момент, когда она делала сообщение, мимо медленно проследовала еще одна полицейская машина, затем развернулась и застыла метрах в двадцати сзади.

Сотовый телефон Колхауэр ожил на восьмой минуте:

– Оставайтесь на месте, миссис Колхауэр, – в трубке прозвучал усталый, как показалось, голос Уитмора. – Сейчас за вами подъедет Шенк и сопроводит вас через оцепление.

Глава 2

Шенк даже не поздоровался. Он, правда, что-то произнес себе под нос, но это более походило на рычание свирепого пса, нежели на дружеское приветствие. Хотя к Элизабет он всегда был настроен более тепло и дружелюбно, нежели к прочей журналистской братии.

Колхауэр собиралась прихватить с собой ноутбук и фотоаппарат «Найкон», – она могла бы высвистать из редакции дежурного фотографа, но его сюда просто не пропустят, – однако Шенк, выразительно постучав себя пальцем по лбу, отобрал у нее сумку, в которой все это помещалось, и зашвырнул ее обратно в салон «Лендкрузера», после чего жестом пригласил журналистку пересесть в его служебную машину.

Когда они миновали полицейское заграждение, Элизабет принялась интенсивно крутить головой по сторонам. Ничего необычного на первый взгляд внутри оцепленного копами квартала не происходило. И только у одного из коттеджей, мимо которого они медленно проехали, она заметила небольшую группку гражданских лиц, которые под присмотром сотрудников полиции грузились в предназначенный для эвакуации местных жителей транспорт.

Шенк был старше ее лет на пять. Вообще-то он хорошо владел собой, но сейчас был сильно разгневан чем-то. Он здорово смахивал на большую черную ворону. Вот только вместо «кар-р, кар-р…» из его рта непрерывным потоком лились отборнейшие ругательства, на которые давно уже привычная к подобной лексике журналистка реагировала примерно так же, как на шум океанского прибоя.

Сотрудник ДЕА, на которого, помимо его собственных должностных обязанностей, начальство возложило еще ответственность за контакты с представителями СМИ, гневался отнюдь не из-за этой напористой особы. Вернее, не только из-за нее одной. К такому выводу пришла Колхауэр после того, как Шенк, припарковав машину рядом с крытым фургоном, процедил сквозь зубы:

– Я десять лет служу в Бюро, но с таким идиотизмом сталкиваюсь впервые! Не знаю, что они там себе думают…

Колхауэр уже открыла было рот, чтобы обрушить на Шенка град накопившихся у нее вопросов, но вдруг заметила микроавтобус, притаившийся метрах в тридцати от них, чуть дальше по переулку. Разом, как по команде, открылись боковой и задний люки, после чего из салона стали в спешке выбираться какие-то вооруженные люди. Один из них, очевидно, старший, подгонявший подчиненных решительными жестами, на какое-то время повернулся спиной, и Элизабет, наблюдая за этой сценкой через лобовое стекло, сумела различить надпись, нанесенную фосфоресцирующим составом – DEA SPECIAL FORCE[3]3
  Спецподразделение DEA.


[Закрыть].

Итак, это была группа спецназа, приданная местному филиалу Бюро по наркотикам. Выстроившись гуськом, они проследовали напрямик через лужайку к затемненному коттеджу, попирая ногами чью-то священную частную собственность, и, свернув за угол, тут же исчезли из виду.

– Что происходит, Боб? – спросила она, обернувшись к Шенку. – Я вижу, вы оцепили весь квартал… И жителей вы решили эвакуировать, да? Послушай, дружище… Мы что, так и будем сидеть в твоей машине?! Расскажи хотя бы в двух словах, что за объект вы собираетесь штурмовать?

– Частное владение, – вспышка гнева у Шенка, судя по всему прошла, потому что сказал он это спокойным тоном. – Примерно в ста пятидесяти метрах от нас. Видела, куда шел спецназ? Ну вот, именно в том направлении… Там двухэтажный дом, внутри которого засели интересующие нас субъекты.

– По моим сведениям, вы держите осаду примерно с половины одиннадцатого вечера?

– Надо же, и это разнюхала, – Шенк выдавил из себя мрачный смешок. – Другой такой настырной особы, как ты, Лиз, я в своей жизни не встречал.

– Как-то странно это все… Они что, вооружены, эти субъекты? Или же захватили заложников? И ты, Боб, и я, мы оба знаем: Уитмор предпочитает действовать резко, без малейшей волокиты. Что это за «субъекты», которых вы здесь обложили? И почему сюда стянуты такие большие силы полиции?

– Лиз, настоящие друзья так не поступают, как ты, – уклонился от прямого ответа Шенк. – Мы не любим, когда с нами разговаривают на языке ультиматумов… Ты что, и вправду собиралась звонить самому губернатору?

– Да, именно так я и собиралась поступить. А если бы и это не помогло, я позвонила бы в Белый дом и попросила соединить меня с самим президентом.

Шенк в ответ лишь криво усмехнулся. Он понимал, что Колхауэр скорее всего не решилась бы на столь резкий поступок, но в ее словах все же есть какая-то доля истины. У журналиста такого ранга, как она, есть масса возможностей напакостить почти любому человеку. У нее масса друзей и знакомых на телевидении и в желтой прессе. Она способна, если только захочет, организовать через свои связи в СМИ кампанию травли в отношении любого сотрудника или всего их местного филиала в целом. Про одного напишут, что он посещает тусовки гомосексуалистов, другого обвинят в двоеженстве или неуплате налогов, про третьего напечатают, что уличные наркоторговцы отстегивают ему часть своих доходов. Поэтому таких, как эта настырная журналистка, лучше иметь при себе в качестве союзников, – для того, к примеру, чтобы сливать через них в СМИ информацию, преподносящую в выгодном свете деяния Бюро и лично Роберта Шенка, – чем превращать их в своих недоброжелателей.

– Куда?! – Когда Колхауэр попыталась выбраться наружу, Шенк схватил ее за локоть и усадил обратно в кресло. – Я разве давал команду выходить из машины?

Возле стоящего перед ними крытого фургона – Элизабет, не раз участвовавшая в мероприятиях ДЕА, была в курсе, что эта громоздкая машина, напичканная внутри электроникой, с решетчатыми антеннами на крыше, является штабным фургоном – собралась группка людей, среди которых журналистка тут же высмотрела своим острым взором Чарльза Уитмора, руководителя отдела спецопераций местного филиала Бюро. Она хотела задать свои вопросы самому Уитмору, но Шенк, очевидно, решил, что сейчас не время для подобных разговоров.

Обернувшись, он взял с заднего сиденья куртку и темную вязаную шапочку – точно такая же форменная куртка была надета на нем и на некоторых других участниках событий, включая Уитмора. Передав маскировочную экипировку Элизабет, он сказал:

– Давай-ка, примерь это на себя! Куртка, правда, размера на три больше, чем тебе нужно, но другой у меня в запасе нет. Здесь где-то отираются люди из ФБР… Если кто-то из них узнает тебя, то тут же прогонят отсюда, и никто, даже сам Уитмор, не сможет им в этом помешать.

Журналистка мигом облачилась в «спецовку», затем убрала свои пышные светлые волосы под спецназовскую шапочку, которую она нахлобучила по самые брови.

– А что, разве телевизионщики еще не подъехали? – удивилась она. – Странно…

– Кроме тебя, никто пока еще об этих делах не пронюхал, – сказал Шенк. – И если ты будешь послушной девочкой, Лиз, у тебя появится шанс опубликовать крутой эксклюзивный материал…

Совещание у фургона было коротким, не дольше трех минут. Убедившись, что двое его помощников и командир приданного ДЕА спецназа усвоили каждый свою задачу, Уитмор приказал им занять места и ждать дальнейших распоряжений. Затем он подошел к машине, где его дожидались Шенк и опекаемая им журналистка. Элизабет полагала, что Уитмор жестом пригласит их выйти наружу, но этого не случилось: человек, которому она намеревалась задать пару-тройку вопросов, явно не торопился хоть как-то утолить ее любопытство.

Уворачиваясь от сырого, дующего с океана ветра, Уитмор прикурил сигарету. Вид у него был хмурый и недовольный. Он не любил, когда в его действия вмешиваются другие люди, пусть даже принадлежащие к высокому руководству. И еще менее он любил участвовать в таких мероприятиях, где сталкиваются интересы сразу нескольких инстанций и различных спецслужб – тут можно легко оказаться в роли стрелочника.

Чарльзу Уитмору тридцать восемь лет, и полтора десятка из них он служит в Бюро. Поверх форменной куртки одет бронежилет, из прошитого карманчика на груди на четверть выглядывает портативная рация – витой шнур соединен с микродинамиком, который вставлен в ушную рацию. На высоком, с ранними залысинами лбу залегла поперечная морщина. Когда он в очередной раз поднес тлеющую сигарету к губам, его глубоко посаженные глаза уставились на молодую женщину, чье лицо он отчетливо видел через лобовое стекло и чьему присутствию здесь он был не слишком рад, хотя еще не так давно пытался за ней активно ухаживать.

Он не мог выложить этой журналистке всю правду о том, что здесь в действительности происходит. Хотя бы по той причине, что еще сам до конца не во всем разобрался. Кстати, если уж быть объективным… Слух о существовании некоего сверхмощного психотропного препарата, носящего название «джанк»[4]4
  Джанк – сокр. от junction, что означает соединение, узел, перекресток (англ.).


[Закрыть], достиг ушей Уитмора примерно три месяца назад. И самым первым представителем СМИ, кто попытался узнать через него и других ведущих сотрудников местного филиала ДЕА об этом загадочном и зловещем наркотике, была Элизабет Колхауэр. И при этом раскрыть собственные источники информации журналистка отказалась наотрез.

Получилось так, что Уитмор и его сотрудники, охотясь в последние дни за одним из крупнейших на Западном побережье наркодилеров, наблюдая за каждым шагом его самого и всех его подручных, осторожно обкладывая эту публику со всех сторон, надеясь перехватить крупную партию кокаина, совершенно неожиданно для себя вышли, проследив за одним из помощников наркобарона, на тщательно законспирированную сеть сбытовиков – не исключено даже, что изготовителей – препарата «джанк».

В семь вечера, то есть менее чем полсуток назад, Уитмор держал в руках небольшой металлический контейнер, по форме напоминающий обыкновенный термос емкостью примерно в один литр. Он был сделан из какого-то легкого сплава, не подверженного коррозии. Внутри его была помещена металлическая же капсула, содержащая в себе до полукилограмма тугой желеподобной массы, обладающей насыщенным ядовито-зеленым цветом.

Экспресс-анализ, на который ушло не более пяти минут, уверенно показал то, о чем Уитмор успел уже и сам догадаться, – вещество, обнаруженное в контейнере, было не чем иным, как препаратом «джанк». А двое субъектов, задержанных с поличным в пригороде Пасадены, следовательно, были наркокурьерами, которые должны были доставить контейнер от сбытовика к покупателю. К счастью, за этими людьми в последние несколько суток велась слежка, а потому выяснить маршрут их следования не составило никакого труда.

Тут же последовал, согласно секретной инструкции, доклад в штаб-квартиру ДЕА, откуда, в свою очередь, в адрес руководства филиала Бюро в Лос-Анджелесе поступила целая серия приказов, которые Уитмор и его коллеги, хотя в душе и не соглашались с навязываемым им сверху сценарием, все же вынуждены были исполнить целиком и полностью.

Как бы то ни было, но в эти наполненные суматохой и тревожным ожиданием часы подтвердилось мнение коллеги из Фриско, которое тот высказал Уитмору в ходе их приватной беседы две недели тому назад: одно только упоминание препарата «джанк» способно вызвать нервную дрожь в Вашингтоне. Ну а если где-то обнаруживаются следы распространителей этого дьявольского зелья, то такие места словно магнитом притягивали к себе высокое начальство, не говоря уже о крутых парнях из ФБР, ДЕА и иных федеральных спецслужб…

Бросив окурок под ноги, Уитмор распахнул дверцу машины и уселся на заднее сиденье.

– Что ты здесь делаешь, Лиз? – мрачно поинтересовался он. – Почему тебе не спится по ночам?

Сказано это было таким тоном, как будто не он, а кто-то другой приказал Шенку доставить журналистку сюда, к одному из двух штабных фургонов, от которого до оцепленного по периметру домовладения оставалось не более полутора сотен метров.

«Не твоя забота, Чак, где и как я провожу ночи», – подумала про себя Элизабет, но вслух сказала другое:

– У каждого из нас своя работа, Чак… Граждане должны знать о том, что происходит в их городе. Они хотят знать правду, а не то, что вы сами сочтете нужным им сообщить. Или у кого-то есть другое мнение на сей счет?

Обернувшись к Уитмору, она перехватила его взгляд, в котором не осталось и малейшей доли той симпатии, которую еще не так давно питал к ней этот человек.

– Вот что, Лиз, – более мягко произнес Уитмор. – Ты для нас человек не чужой, поэтому тебе, как видишь, созданы особые условия…

«Ну да, конечно, – хмыкнула про себя Колхауэр. – Если бы я сама не подсуетилась и не наехала на вас, то вы бы и не подумали создать для меня „особые условия“.

Но прежде, чем она успела хоть что-то произнести, Уитмор расставил все точки над «i».

– Но несмотря на наши симпатии к тебе, мы не можем сейчас раскрыть перед тобой все карты. Ты не хуже нас знаешь правила игры… Пока все не закончится здесь, а ждать, поверь, осталось недолго, я не могу ничего комментировать. Скажи спасибо, что тебя вообще сюда допустили!

– Спасибо, Чак. Тебе, Боб, я тоже благодарна.

– Не стоит нас благодарить, – криво усмехнулся Уитмор. – Тем более что Шенк сейчас отвезет тебя обратно, за линию оцепления. Все, что можно было, мы тебе уже показали. Обещаю, что, как только мы финишируем и у меня выдастся свободная минута, я лично дам тебе экспресс-интервью. И вот что еще… Мы все к тебе хорошо относимся, но это еще не означает, что тебе все позволено. Я не люблю, когда на меня так откровенно давят! Надеюсь, я ясно выразился?! Гм… Шенк, выйди, ты мне нужен на пару слов! Лиз, а ты не светись, сиди пока в машине!