Текст книги "Мой папа — киллер"

Автор книги: Сергей Веселов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава XIII
ОПТИЧЕСКИЙ ПРИЦЕЛ КОРОЛЬКОВА-СТАРШЕГО

Прошло несколько дней. У папы на работе завелся опасный вирус – не человеческий, а компьютерный; вирус выбил из строя половину институтских персоналок, и Корольков-старший был вынужден изменить свой ежедневный распорядок.

Теперь он отправлялся на работу после обеда, а возвращался засветло. Крендель и вся его тусовка, конечно, не раз видели Лехиного отца, но близко предпочитали не подходить. Широкие плечи новой кожанки Королькова-старшего действовали устрашающе.

Леха тоже не снимал своей обновки. Приходилось объяснять, правда, что его и отцовская куртки вовсе не были куплены на днях, а просто до поры до времени лежали, ждали своего часа.

– Что мы, с папашей, дураки, сразу светиться на новом месте? – решительно заявлял Леха.

Ему верили.

Скоро во дворе поползли слухи. Мол, в конце лета переселилась в дом номер пятнадцать какая-то странная семья, которой раньше многое пришлось пережить. И ее, семью эту, лучше обходить стороной, потому как неизвестно, что на самом деле носит в своем «дипломате» Лехин папа.

Как-то Леха шел в «Кальций», а у пивного ларька стояли пьяные мужики, о чем-то шумно спорили. Когда Леха приблизился (конечно, он был в кожанке), мужики затихли и с любопытством стали его разглядывать.

Что такое?

Озадаченный Леха прошел мимо. Среди мужиков он заметил Андрюху.

На обратном пути мужики его задержали.

– А скажи, пацан, – обратился к Лехе небритый дядька с полупустой кружкой в руке и значком парашютиста на лацкане засаленного пиджака. – Скажи, сколько патронов в обойме шестиствольного «Магну-ма»? А? – Дядька наклонил к Лехе грязное ухо.

Корольков растерялся. Компания уставилась на него слезящимися глазами, тут и там стали появляться улыбки.

Леха ляпнул первое, что пришло на ум:

– Двенадцать. – И припустил бегом.

Всю обратную дорогу он ругал себя последними словами за незнание основ киллер-ского дела. Оставив дома покупки, Леха побежал к Трушкину.

Вот тогда-то и был проведен военный совет, после которого у Лехи на столе появился небоскреб видеокассет, а также оружейный справочник Славкиного брата.

После первого урока 8-й «Б» поднялся с мест и направился в другой кабинет. Леха шел в гордом одиночестве. Если кому-то и казалось, будто он намеренно увязался за Жмойдяк и Трубецкой, то в этом, конечно, была доля истины.

Отличницы шли перед Лехой сами по себе, а Корольков – сам по себе.

– Сейчас что, геометрия? – спросила Трубецкая, и Анжелка согласно кивнула. – Сделала? – снова спросила Светка, и собеседница снова кивнула.

На геометрию Леха шел со спокойным сердцем. Все у него было в порядке.

Математичка обещала сегодня собрать тетрадки и поставить за домашнее задание оценки в журнал, но Леха еще вчера аккуратно все списал у Славки. Вечером попросил тетрадь одновременно с каким-то новым фильмом – и готово.

Это пусть всякие Блэкморы места себе не находят, если такие тупые. А Леха с Труш-киным – умницы.

– Дай списать!

Кто это? Ах, как раз-таки Блэкмор.

– Свободен, – Леха махнул рукой. Правильно, пусть Дроздовский позлится, нечего ему думать, будто Леха забыл его прежние штучки.

– Леха, где моя тетрадь?

А это кто? Трушкин? Стоп, а что Славке надо?

– Слушай, забыл дома… – нахмурился Леха. Надо же! Свою взял, а твою забыл… Ерунда, после школы заскочишь, отдам.

Спустившись по лестнице, они прошли мимо учительской и оказались в двух шагах от кабинета математики.

– Леха, да ты что? – оторопел Трушкин. – Сбегай сейчас, большая перемена, успеешь!

– Слушай, достал! – Корольков остановился и, проводив взглядом отличниц (Трубецкая и Жмойдяк скрылись в классе), сжал кулаки. – Скажешь, дома забыл, и делов-то! Ты же сам знаешь, тебе поверят!

Ошарашенный Славка прошел мимо Лехи и тоже направился в класс. Тут же вместо Трушкина на пороге появилась Анжелка.

Ага!

Леха сразу приосанился, развернул плечи. Поймав Анжелкин взгляд, Корольков не стал отводить свой.

Жмойдяк направилась к Лехе.

– Корольков, что за свинство, сбегай ты за Славкиной тетрадью…

Леха не поверил ушам. Откуда она знает?

– Я все слышала, Корольков, – строго произнесла Анжелка. – Принеси тетрадь… Или я подумаю, что в тебе ошиблась.

Ошиблась!.. Да за такие слова можно было сбегать и на край света, причем запросто, и даже вернуться обратно до конца перемены.

– Ну раз ты так хочешь, – Леха улыбнулся. Но нет, нельзя было показать, будто она может из него веревки вить. – А я уже и сам хотел, – добавил Леха, – да только ты влезла.

Анжелка вспыхнула и отошла.

Ну вот, снова он сказал что-то не то! Беда с этими девчонками, то им не так, это не сяк…

Ничего, он принесет. Что, от него убудет, что ли?

Леха зашел в класс, бросил сумку на парту и рысью помчался домой.

Он, конечно, успел.

На геометрии Корольков смотрел не столько на доску, сколько на Анжелку. В конце концов, он решил написать ей записку. Простую, искреннюю, полную скрытой печали.

Леха полагал, что теперь имеет на это полное право. Кем он был раньше? Зеленым новичком – вот кем.

А теперь?

Ого, то ли дело теперь!

И он, немного подумав, начал писать…

Записка гласила:

«УВИДЕВ ТЕБЯ, МЕНЯ ПОРАЗИЛА ТВОЯ ВНЕШНОСТЬ»

Наконец-то он может ей напрямую заявить о своей симпатии!

Леха перечитал и остался доволен. Особенно его порадовала запятая, которую он не забыл поставить.

Леха не подписался, полагая, что это и не надо. Все равно Анжелка поймет, кто автор этой записки. А как же иначе? Теперь все девчонки в школе говорят только о НЕМ.

Сложив записку пополам и еще раз пополам, Леха протянул ее через проход. Там, на третьей парте среднего ряда, чесал ручкой затылок Антон Пономаренко по кличке Помарин.

– Передай Жмойдяк! – сказал ему Леха.

Помарин взял записку, тараща на Ко-ролькова квадратные глаза.

Лехины слова прозвучали так громко, что вздрогнул весь класс – кроме, разве что, глуховатой математички и Блэкмора, который исходил у доски холодным потом. Весь класс наблюдал, как записка белой бабочкой порхала из рук в руки и припорхала к рыжеволосой Анжелке. Весь класс видел, как Анжелка покраснела, развернув бумажку, и бросила затем несколько красноречивых взглядов на Леху Королькова.

Класс все понял.

На перемене Трушкин наплевал на свои обиды и сделал мужественный поступок. Он прямо заявил Королькову, что тот дурак. Полный, круглый и так далее.

– Меня не интересует, что ты там написал, – сказал Славка, – но надо быть полным идиотом, чтобы теперь, когда у тебя дела идут отлично, передавать записки Жмойдяк. Это большой нарыв Кренделя.

Леха лишь хмыкнул. Его воображение в этот момент рисовало пальмы, синее море и рыжеволосую Анжелку с неизменным бультерьером.

– Да ладно тебе, Славка. Спекся давно Крендель.

– Дело твое, – Трушкин поджал губы. Напрасно Корольков не послушал соседа.

Как всегда, Трушкин был прав.

Нет, не спекся Крендель, вовсе не спекся. Когда Леха передал записку Анжелке, Крендель сурово нахмурился, и это означало, что тучи, которые давно уже собирались над Лехой, стали теперь стремительно, по-грозовому, темнеть.

Корольков не задумывался, почему в последнее время перестал звучать хэви-метал из крендельского окна – а задуматься стоило, потому что музыка заглохла не просто так.

Мишка готовился к реваншу. Он задумал вернуть себе былое положение в классе. Для этого он делал дома большой ремонт.

На отцовские деньги была нанята фирма, которая взялась за переоборудование Мишкиной комнаты. Если бы Корольков был наблюдательней, он бы непременно заметил, как время от времени к Мишкиному подъезду подкатывал черный микроавтобус «мицубиси». Из микроавтобуса выскакивали рабочие в синих комбинезонах, деловито что-то выгружали и тут же уносили в подъезд.

Сперва это была тяжелая металлическая дверь. Затем – специальные пластиковые, пористые плиты, шесть огромных пирамид. После этого микроавтобус привез какие-то особые оконные переплеты и двенадцать банок быстросохнущей финской краски…

Королькову даже в голову не пришло связать рабочих из черного микроавтобуса «мицубиси» с Мишкой Кренделем. А зря.

Все мысли Лехи Королькова были заняты Анжелкой. После случая с запиской он раздобыл ее номер телефона. Трушкин, хоть со скрипом, но все-таки дал.

– Самоубийца ты, Леха, – сказал Славка кисло. – Теперь засекай время. Дни твои сочтены.

Леха не стал засекать время. В тот вечер он позвонил Анжелке и заявил, что безумно любит собак, в особенности бультерьеров. Между строк это должно было означать, что Анжелка в нем не ошиблась.

И начались ежевечерние прогулки, которые тоже быстро стали темой для школьных разговоров.

За прогулками внимательно наблюдал из окна Крендель, в то время как рабочие заканчивали переоборудование его комнаты.

– Эй!

Леха оглянулся. Затем, передав Анжелке поводок Джимми, он вразвалочку подошел к Цыпе.

– «Эй» – это не про меня, догнал? – Голос Королькова был негромок, но достаточно грозен. – Тебе что, Крендель не объяснял, как ко мне обращаться?

Цыпа побледнел.

– Для корешей я Леха, а для тебя, заморыш…

– Так Крендель же тебя и зовет, – перебил, волнуясь, Цыпа. – Пошли быстрее.

– Что, прямо сейчас? – Леха сузил глаза и оглянулся. Анжелка вытаскивала из кармана и скармливала бультерьеру какие-то кусочки.

– Да, сейчас. Пошли!

Жан-Клод Ван-Дамм на месте Лехи просто послал бы настырного визитера к черту, причем одним ударом. Но Корольков, во-первых, не умел посылать одним ударом, а во-вторых, был не один, а с дамой.

Поэтому Леха поступил, как Шон Коннори в роли агента 007. Галантно извинившись, он оставил Анжелку наедине с Джимми, а сам отправился вслед за Цыпой.

Как оказалось, тусовка металлистов в полном составе расположилась на скамейке возле Лехиного подъезда. Крендель был мрачен; остальные, напротив, смотрели на Королькова с диким любопытством.

– Металл суров, – сказал Леха. – Что надо?

– Помнится, однажды вечером я слышал, что упаду, – произнес Крендель, вставая. – Так вот, я желаю упасть. Но если я не упаду, упадешь ты.

Очень интересно, пронеслось в голове Королькова. Это что же, бунт на корабле?

– Ах, это! – Леха сделал вид, будто вспомнил. – Ха, делов-то… Только предупреждаю, – став внезапно серьезным, он обвел компанию настороженным взглядом, – весь «дипломат» я вам не вынесу. Что удастся, то удастся…

Вся компания недоуменно переглянулась. Крендель словно язык проглотил.

– И еще, – добавил Леха, не давая тусовке опомниться. – Все вопросы ко мне после этого прекращаются. Уразумели?

– М-угу, – вырвалось у Черепа. Мишка посмотрел на здоровяка с досадой.

– А то кореша моего папашу и так уже достают, – подлил Леха масла в огонь. – Что это за базары, мол, пошли – на четвертой улице одного очень известного академика.

Оставив аборигенов под впечатлением последних слов, Леха скрылся в подъезде.

Ничего страшного, думал он. У него есть что им показать.

– Зря ты с ним так, Мишка, – сказал Блэкмор. – Тебе что, жить надоело?

Остальные поддержали Дроздовского общим гулом. Но Крендель имел свое мнение.

– Дурит он нас, офигенно дурит, – сказал Мишка, крутя головой. – Это я вам точно говорю.

– Сам же раньше верил, – Блэкмор с недоумением смотрел на Кренделя. – Мы – нет, а ты – верил…

– Да не верил я, – ухмыльнулся Мишка. – Просто…

– Просто Корольков со Жмойдяк теперь ходит, – послышался вдруг голос.

Крендель задохнулся. Кто это сказал, Цыпа?

– Ну, амеба сушеная, повтори, что вякнул?

– Шуток не понимаешь? – жалобно пискнул Цыпа, но увернуться не успел.

Мишка всадил ему обеими ладонями в грудь, и Цыпа моментально слетел со скамейки. В воздухе затрепыхались его кроссовки.

– Я те копыта повыверну… – шипел Крендель, вставая на скамейку коленом и хватаясь за Цыпину ногу.

– Мишка, хватит. – По рукаву с заклепками шлепнула толстая ладонь Черепа. – Корольков сказал, шум не поднимать.

– Корольков сказал? А кто он такой, Корольков?

Череп не успел ответить. Вернулся Леха. За это время он успел подняться на девятый этаж, сбежать на седьмой и спуститься обратно. На его плече висела школьная сумка. Он приоткрыл дверь подъезда, но не вышел, а лишь поманил компанию пальцем:

– Давайте сюда!

– Куда? – не понял Спид.

– Сюда, в подъезд. Дверь медленно закрылась.

Все это показалось настолько загадочным, что даже Крендель забыл о своей разборке с Цыпой.

Тусовка Кренделя гуськом проследовала в подъезд. Цыпа, который замыкал шествие, постарался притворить за собой дверь бесшумно, как и Леха.

– Ну? – спросил в подъезде Мишка. Корольков, не сводя с него взгляда, полез в школьную сумку.

– Можешь падать, – сказал он. – Только тихо у меня. Отец узнает – убьет.

Все затаили дыхание. Очень реально прозвучало это «убьет». Даже Крендель не пикнул.

Леха осторожно вытащил из сумки желтоватый латунный цилиндр.

– Вот.

Несколько секунд царило молчание. Затем раздались голоса.

– И ради этого ты нас звал? – спросил Крендель.

– Что это? – загорелся Череп.

– Подзорная труба? – маленький Цыпа оказался ближе всех к истине.

– Из-за этого отец меня убьет, – глухо повторил Леха. – Если узнает.

– Да ты что, Корольков? Что это такое?

– Оптический прицел, – произнес медленно Леха, но моментально спрятал штуковину, едва заинтригованные металлисты решили ее потрогать. – Предупреждаю! – строго сказал Леха. – Смотреть только у меня в руках!

Зрители согласно закивали.

– Винтовку вынести не смог, – продолжал Леха. – Но это… – Он сделал паузу. – У отца есть еще лазерник – в сейфе, запертый. А это – оптика. Оптику легче было взять.

Тонкий луч заходящего солнца проник сквозь щель над входной дверью и упал на Лехины шевелящиеся губы. Лицо Королькова осталось в тени. Губы растянулись в улыбку:

– Если бы вы только знали, парни, скольких эта штука помогла отправить на тот свет.

Компания Кренделя, как по команде, притихла.

«Оптика» в полутьме подъезда тускло отсвечивала желтизной. Леха решил, что пора заканчивать цирк, и спрятал «прицел» в сумку.

– Все, парни. Кино окончено. Нивелир Славкиного брата сработал на славу.

Глава XIV
КРЕНДЕЛЬ ДАВИТ МОЩЬЮ

Мишка Крендель всполошился. Мало того, что Корольков наступил ему на больную мозоль – появилась у Мишки еще одна проблема. Бессонница.

Кто-то во время бессонницы пишет стихи, кто-то смотрит фильмы по видаку, а у Мишки появилась привычка подниматься на крышу. Ему это было – раз плюнуть: мама уехала на несколько дней к сестре в Воронеж, а его подъезд как раз имел люк наверх.

И вот, покуривая на крыше в два часа ночи, Мишка и придумал, как вернуть потерянный авторитет. Это было довольно просто. Ведь ремонт у него уже закончен. Теперь нужно позвать одноколассников к себе домой, и все дела.

Всех звать даже и не обязательно. Какое дело, например, Кренделю до Помарина? Хватит тех, перед кем обязательно нужно… показать себя.

Ого, они будут впечатлены! Все будут просто раздавлены…

И Королькова обязательно Мишка позовет. Ему, выскочке Королькову, ох как полезно будет полюбоваться на крутую Мишкину мощь.

Бессонница у Кренделя моментально пропала, зато появилась дикая активность. В пятницу он начал действовать и достиг определенных результатов. Труднее всего дался разговор со Жмойдяк.

– Вот еще! – заявила рыжеволосая.

– Да я ж не только тебя зову, – волновался Крендель. – Вон, и Трубецкая пусть приходит. Светка, слышь?

– Мы подумаем, – заявили в конце концов девчонки.

Мишка недоумевал. Чего тут думать? Он хочет устроить вечеринку: ну, собраться, ну, послушать музыку, ну потанцевать. Что тут плохого?

Если Крендель разговаривал с Анжелкой и Трубецкой вполне прилично, то Леха и Славка услышали что-то совершенно другое.

– Эй, козлы! Подваливайте ко мне завтра, классный прибор покажу! – заорал Крендель, нагнав Трушкина и Леху по дороге из школы. – Называется JBL!

– Знаем, – недовольно отозвался Славка. – Все уши от твоей тачки, Крендель, давно в трубочки свернулись. Хоть окна досками забивай…

Ну и заморыш, как он стал вякать! А ведь Мишка давно не заводил свою тачку, ведь ремонт же был. Понятно, Трушкин таким смелым стал, потому, что Корольков рядом.

Ничего, Мишка этому бенефису скоро конец положит.

– Ты, Трушкин, можешь дома сидеть, – усмехнулся Крендель. – Нужен ты там, как …

– И посижу, – обиделся Славка.

– И посиди! – рявкнул Крендель. – Давай, вали домой. Мы с Корольковым еще парой слов перекинемся.

Славка посмотрел на Леху большими глазами и удалился с гордо поднятой головой.

– Ну, чего тебе? – буркнул Леха.

– Нас с тобой теперь двое, Корольков, – торжественно сказал Мишка. – До того, как ты сюда переехал, я один был, а теперь – нас с тобой двое.

Это он красиво загнул, подумал Леха. Признал наконец открыто. Он да я. Два короля.

– Очень интересно, – сказал Леха. – Это к чему?

Крендель в двух словах изложил идею завтрашней вечеринки.

– Обязательно подгребай. Я и девчонок позвал, у меня тачка – класс, будем скакать хоть всю ночь.

– Всю ночь? – удивился Леха. – А твоя мама?

Его-то, Леху, родители спать загоняли не позже десяти – даже на Новый год.

– А, – Крендель рукой махнул. – Маманя уехала к сестре, ее все выходные не будет. Ну так как, идешь?

Леха медлил.

– Кто еще будет? – спросил он.

– Я буду, – Мишка ухмыльнулся. – Еще, если хочешь знать, Жмойдячка и Трубецкая будут. Ну, еще Блэкмор, Череп, Цыпа…

– Спид, – рассеянно закончил Леха.

– Ну да, – мотнул головой Мишка. – Спид. Имеешь что-то против? Знатно повеселимся.

– Значит, ты, твоя тусовка, я… И две девчонки?

– А кого тебе еще надо?

Анжелка тоже будет, думал Леха. Иногда у него появлялось такое впечатление, что он ее совсем не знает. Вот выгуливают они вместе собаку и говорят по душам, и все замечательно. А потом рыжеволосая что-нибудь выкидывает, и Леха ума не приложит, что и подумать.

Вот, например, три дня назад он получил двойку по английскому. И все из-за нее, из-за Анжелки (на английском они сидели за соседними партами).

Леха, получив двойку, буркнул:

– Могла бы и подсказать. А она в ответ:

– Хм! – и задрала нос. – Никогда не подсказывала и не собираюсь.

Вот и думай после этого, что знаешь человека…

– Эй, кого тебе еще надо? – повторил Крендель.

Леха хотел назвать Трушкина, но вместо этого вздохнул. И вправду, не впишется Славка в такую компанию, лучше пусть дома сидит.

– Ладно, – сказал Корольков. – Фиг с тобой. Подгребу. Когда?

Назавтра, в четыре вечера, Леха из окна увидел Жмойдяк и Трубецкую. Нарядно одетые девчонки шли наискосок через двор – от Анжелкиного подъезда к Мишкиному.

А он-то, с ума сойти, еще в трусах стоит!

– Ма, ну все, я пошел! – крикнул Леха, со скоростью света впрыгивая в джинсы.

Застегнул он их уже на лестнице, там же накинул и кожанку.

Девчонок Леха догнал перед дверью Кренделя. Те хихикали, прикрывая рты ладошками, и никак не могли решиться позвонить.

– Ой, Корольков, – пискнула Трубецкая. – Какой ты краси-ивый.

Леха гордо приосанился. На нем, под курткой, была белая рубашка с вышитым воротником.

– Все-таки хорошо, – с трудом переводя дыхание, произнес Леха, – что вы пришли. Все-таки веселее будет.

Анжелка озорно глянула на спутницу, потом – на Леху.

– А я, вообще-то, не хотела идти. – Рыжеволосая сделала паузу. – Но кое-кто мне сказал, что у денежного Мишунчика на угощеньице должна быть всякая вкус-нятинка…

– Анжелка! – возмутилась Трубецкая. – Ты что болтаешь?

– Какая такая… вкуснятинка? – Леха не понял.

Рыжеволосая разошлась.

– Мороженое – раз, – она загнула палец. – Пирожное – два… – Анжелкины глаза сверкали.

Леха вздохнул и, галантно отодвинув девчонок, нажал пальцем кнопку звонка.

Крендельский звонок отозвался не так, как большинство обыкновенных звонков, не «Дзыыыыынь», а по-другому: «У-у-у-тютю-тютю».

И это прозвучало так, словно звонок захихикал: куда ты, мол, Леха, собрался? Знаешь, что тебя здесь ждет?

Дверь открылась, и удивленные гости увидели Черепа. В руке у того была ная банка пепси.

– Хай! – сказал Колька и махнул жестянкой. – Проходите.

– А ты тут что делаешь? – подозрительно прищурилась Трубецкая.

– Как что? – Череп сделал большие глаза. – Приглашенный.,

– Ты ж не из нашего класса!

– Ну и что, – обиделся Череп. – У нас демократия, причем полная.

Леха прошел в квартиру вслед за девчонками.

Череп был нарядным. Под его обычной кожаной безрукавкой была ярко-желтая тенниска – почти такая же, как шевелюра у Анжелки. На голове у Черепа красовалась малиновая косынка, завязанная кончиками назад, так раньше носили пираты, а теперь – рок-музыканты.

Колька допил пепси, смял жестянку и швырнул прямо под ноги. Та отчаянно забренчала.

Леха опустил взгляд.

Ничего себе! Вся прихожая была усыпана разноцветными, смятыми жестянками.

– Да-а. И долго ты здесь околачивался?

– Что, нравится? – Череп ухмыльнулся и махнул ногой. Раздался отчаянный звон, штук пять жестянок разлетелось в разные стороны. – Это Крендель придумал! Правда, круто?

– Настоящий свинушник, – поморщилась Трубецкая.

Анжелка спросила, где Мишка.

– Поперся в «Кальций», – пояснил Череп. – За жратвой… А вы проходите, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома.

Ха, подумал Леха. У Кренделя – и как дома!

– Так что, точно не нравится? – озадаченно спросил Череп.

У-у-у-тютютютю!

– Кого-то еще принесло, – сказал Колька и, снова громыхнув банками, отправился открывать.

Из предбанника послышались голоса. Конечно, подумал Леха, это же крендельская тусовка, кто же еще.

Металлисты Леху удивили. Они явились такими прилизанными да причесанными, какими Леха никогда их еще не видел. Теперь это были и не металлисты вовсе, а какие-то скауты из отряда имени Тимура и его команды.

Вслед за скаутами появился Крендель – и сразу стало шумно, весело, обстановка разрядилась. Леха и не предполагал, что Мишка может быть таким рубахой-парнем.

По Мишкиному приказу Цыпа и Спид убрали жестянки – выкинули их в мусоропровод. Затем девчонки получили по порции какого-то мудреного мороженого (на блестящих упаковках были нарисованы Чип и Дейл с ананасами в лапах; Леха видел эти пачки в «Кальции», в итальянском отделе, но цены там кусались).

– Гуляй, братва! – кричал Крендель. – За все уплочено!

Быстро сварганив на кухне какой-то коктейль, Мишка предлагал его каждому гостю.

– Папайская тюря! – заявил Крендель, разнося на подносе высокие бокалы. – Кому добавки?

Приглашенные элегантно помешивали тюрю соломинками и негромко беседовали. Все это происходило в гостиной под включенный видак «Сони», внутри которого крутилась кассета с видеоклипами «MTV».

Леха уныло пялился на экран и чувствовал себя разочарованным Мейсоном Кепфел-лом из «Санта-Барбары». Это пусть девчонки хохочут над крендельскими остротами, а он, Корольков, останется холоден и неприступен…

Когда тюря из папайи закончилась, Мишка позвал всех в свою комнату, сказав, что там будет «вообще».

Заинтригованные девчонки первыми отправились туда. Они держали одна другую под руки, словно боялись упасть. «Настоящие подруги ходят лишь под руки», – вспомнил Леха слова одной попсовой песенки, которую как-то слышал по «Европе-плюс».

Не нравилась ему вечеринка.

Гости и хозяин замерли перед закрытой дверью. Во время ремонта она была перевешена таким образом, что открывалась теперь в прихожую.

– Сюрприз! – Крендель поднял вверх указательный палец. – За дверью – моя комната. Открываем – и что видим?

Он потянул за ручку.

– Ой! – воскликнули хором девчонки. Лехины брови поползли вверх.

За первой дверью оказалась вторая, металлическая.

– Броня, – сказал Мишка и постучал по двери костяшками пальцев.

И в самом деле, раздался такой звук, словно Крендель стучал по памятнику… или по башне танка.

– Но когда есть ключик, – Мишка жестом фокусника извлек из кармана маленький плоский ключ на блестящей цепочке, – то любая броня открывается легко и просто!

Он сунул ключик в скважину, повернул… Раздалось несколько тихих, аккуратных щелчков – они ясно указали на заграничное происхождение замка, – и Мишка толкнул дверь. Это было сделано эффектно – одним пальцем.

Дверь отъехала. Да-да, она не отворилась, а именно отъехала. Так открываются огромные сейфы в крутых фильмах про банковские ограбления.

– Ух, ты, – произнес Цыпа.

– Вот здесь я и живу, – сказал Крендель. – Прошу!

Пол в Мишкиной комнате оказался приподнятым сантиметров на пять. Блэкмор, который сунулся первым, споткнулся и чуть не загремел.

– Черт! – ругнулся он. – Крендель! Ты чего тут поналепил со своим ремонтом?

– А ничего, – сказал Мишка. – Кстати, воспитанные люди пропускают вперед женщин.

Жмойдяк и Трубецкая, страшно гордые, ступили первыми на ковер, которым была устлана комната. За ними последовали остальные.

Леха, замешкавшись, поймал на себе взгляд Кренделя. У Мишки дрогнули губы, и Лехе вдруг представилось, будто сейчас прозвучит что-то вроде «Моченый» или «маменькин сынок» – как в старые, недобрые времена… Но Крендель лишь молча улыбался.

В комнате стояла удивительная тишина. Леха нахмурился – а это что такое? Словно вата в ушах.

Остальные также недоумевали.

– Ой, – испуганно прошептала Светка Трубецкая. – Что-то… Давит…

– Тишина на тебя давит, – пояснил Крендель, заходя в комнату и закрывая за собой дверь. – Полная тишина, братцы-кролики, это такая штука, которая… которая… – Дверь хлопнула, и ощущение ваты в ушах усилилось; Леха представил себя и остальных закатанными в консервную банку, на манер селедки. – Короче, – сказал Мишка, – мне это нужно, чтобы спокойно слушать музыку.

– Ни хрена не понятно, – Блэкмор покрутил головой. – Гроб какой-то, а не комната.

– Дело в том, что я люблю врубать погромче, – заметил Мишка, проходя на середину комнаты. – Это простая звукоизоляция, – добавил он. – Она тут везде, на потолке, – Крендель ткнул пальцем вверх, – на полу, – палец опрокинулся флажком шахматного таймера, – и на стенах. – Мишка обвел пальцем в воздухе горизонтальный круг.

– А дверь железная – на фиг? – спросил Блэкмор.

– А просто так! – разозлился Крендель. – Чтоб аппаратуру не сперли! И чтоб маманя не доставала! Теперь ясно?

Мишка обвел всех пытливым взглядом. В достаточной ли мере они ошарашены?

Леха оглядывался.

На стенах Мишкиной комнаты висело несколько плакатов. «Мегадет», «Мэноувор», «Сепультура»… Справа стояла разложенная тахта. Слева, у противоположной стены, возвышался, как понял Леха, знаменитый крендельский аппарат. Внушительная махина – но не она сейчас заинтересовала Ко-ролькова.

Леха прошел к окну и прямо перед собой увидел торец собственного дома. Так. Вот, значит, какими глазами смотрит на мир Мишка Крендель. Ясно. Немного ниже – его, Лехино, окно, немного выше – Славкино.

Он развернулся.

– Мы что, пришли сюда тишину слушать? Заводи, Крендель, свою тачку…

– Правильно! – Крендель тряхнул вымытой по случаю вечеринки гривой и подошел к аппарату. Положил, нет, возложил на него ладонь. Оглянулся – как конферансье за секунду до начала представления.

– Наикрутняк! – возвестил Мишка. – рекомендую, английско-японская тачка JBL, модель «Monster 240»!

– Монстр? – переспросила Анжелка.

– Ага, МОНСТР! – радостно кивнул Крендель. – Это, я вам скажу, такой монстр, какой вам не снился… Сейчас покажу, что это такое, а то многих же зову-зову к себе, а вы не идете… Располагайтесь! – Мишка сделал широкий жест рукой в сторону разложенной тахты.

Все, кто мог залезть на тахту, сделали это. Девчонки, конечно, забрались туда с ногами.

И правда, монстр, подумал Леха. Центральная стойка, величиной с порядочный комод, и две огромные, в рост человека, колонки по бокам (их корпуса действительно были мраморными) – все это напоминало отрубленную голову великана с огромными оттопыренными ушами.

Физиономия монстра не отличалась гладкостью щек: на панелях располагалось великое множество различных сенсорных и обычных кнопок, плавающих и щелкающих тумблеров, крутелок, вертелок и чего-то еще.

Мишка нагнулся и поднял с ковра конец толстого сетевого шнура.

– Конечно, это чудовище надо сперва включить в розетку, – сообщил Крендель и довольно ухмыльнулся. – Но это единственная операция, которая здесь не автоматизирована!

Леха заерзал на краю тахты.

– Есть еще одна операция, не так ли? – тихо осведомился он. – Или твой агрегат сам берет с полки нужный диск и вставляет себе в пасть?

– Очень остроумно. – Крендель свирепо глянул на Леху.

Раздался смех, а Корольков мысленно завопил: «Не включай его! Он пока спит, но если ты включишь его в сеть, он проснется… Что тогда будет? »

Вслух Леха не сумел бы этого высказать: у него вдруг появилось странное предчувствие, что после включения монстра что-то произойдет… начнут твориться страшные дела.

Но литая серая вилка была уже вставлена в розетку. В руках у Кренделя появился пульт, похожий на телевизионный. Мишка отошел к окну, прицелился пультом, нажал пальцем на кнопку…

И монстр открыл свои зеленые глаза.

Страшные дела начались не в квартире Мишки Кренделя, а в центре города, на одном из перекрестков шумной Тверской улицы Начались они как раз в тот момент, когда Крендель включил JBL.

Черный, новенький, сверкающий лаком «БМВ» с затемненными стеклами резко затормозил перед красным сигналом светофора.

И он остался на месте, когда зажегся зеленый.

Белый «мерседес», пыхтевший сзади, рявкнул возмущенным гудком – никакой реакции. Водитель «мерседеса» оглянулся по сторонам, но слева была осевая линия, а за ней уже неслись навстречу застоявшимися жеребцами «плимуты», «опели» и прочая автомобильная элита, характерная для улиц российской столицы.

Лысый водитель «мерседеса» выругался. Идиоты, занявшие левый ряд, ему сильно мешали. Он вывернул руль и с трудом объехал «БМВ» справа.

Переднее правое стекло черного автомобиля было опущено. Водитель «мерседеса» показал сидевшим в «БМВ» кулак – в ответ стриженный наголо парень, занимавший переднее сиденье, недобро усмехнулся и тоже поднял руку.

В руке его был пистолет.

Лысый побледнел и утопил педаль газа так, словно решил ее растоптать. «Мерседес» понесся вперед стрелой, пущенной из лука, и скоро скрылся из виду.

…В «БМВ» сидели трое. Они не поехали на зеленый свет не потому, что заглох двигатель или стало плохо водителю. Просто они увлеклись обсуждением одной весьма важной проблемы.

Стриженный наголо как ни в чем не бывало спрятал пушку и обратился к носатому водителю:

– А здорово получилось. Только показал – и готово, мокрые штаны.

Водитель хмыкнул:

– Может, и с ним так поступим?

На заднем сиденье расположился мужчина в замшевом бордовом пиджаке. Он хлопнул впереди сидящих ладонями по плечам:

– Хватит базарить! Пацан его где живет? Адрес знаете?

Все светофоры на перекрестке замигали зеленым.

– Четвертая улица академика Путятина, – уверенно проговорил стриженый. – Дом… Дом у меня где-то был записан. – Стриженый стал рыться в бардачке.

– Четвертая улица Путятина? – переспросил водитель и зацокал языком. – Туда ж пилить…