Текст книги "Мой папа — киллер"

Автор книги: Сергей Веселов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава VIII
МОЙ ПАПА – КИЛЛЕР

В глубине души Леха рассчитывал, что Крендель в школу не придет. Ну какая школа, если Мишку в самом деле покусала собака? Воображение рисовало Лехе различные картины Мишкиных страданий, например: лежит Крендель в постели, одеяло откинуто, а врач, похожий на мясника, всандаливает ему сорок уколов от бешенства… Или так: Крендель – на операционном столе, из-под простыни торчат босые ноги, а доктор, на этот раз старичок в пенсне, подкатывает к столу швейную машинку «Зингер» с педальным приводом и трясет жиденькой бороденкой: «Нуте-с, молодой человек, просуньте сюда вашу конечность, будет у вас заплатка на погрызенном месте, собачкой погрызенном…»

В любом случае, Леха представлял себе долгий постельный период в жизни Мишки Кренделя.

Но мечты так и остались мечтами, а Королькову суждено было разочароваться.

Крендель в школу пришел.

До начала урока оставалось минуты две, когда он появился в классе. Хромать – не хромал, да и штаны на нем были не те, что вчера вечером. Он прошествовал мимо сидящего за партой Лехи с гордо поднятой головой – словно это не он, Мишка, улепетывал вчера от собаки, а кто-то другой.

Леха озадаченно оглянулся на Анжелку. И та бросила взгляд на Кренделя – но ей-то что было переживать? Рыжеволосая лишь пожала плечами и снова вернулась к прерванному разговору со своей соседкой по парте Светкой Трубецкой.

Потом был урок. Алгебра. Та самая, к которой вчера так упорно готовился Трушкин. Примерно в середине урока Леха подумал, что он – оптимист. Потому что в голове у него зародилась сумасшедшая мысль: если Крендель не набросился на него в первую минуту, значит, все вчерашнее забыто? И опять настало перемирие?

Как оказалось позже, ничего не было забыто.

Место, где все это произошло, оказалось обыкновенным школьным туалетом. Вскоре после первого урока весьма срочное дело заставило Леху Королькова заскочить на несколько секунд в туалет.

Почти одновременно с Лехой туда же зашел Колька Череповец из 9-го «А». Это было плохим признаком, но разве мог Корольков умотать сразу после того, как это понял?

Через минуту вновь хлопнула входная дверь.

– Металл суров, – раздался голос Кренделя.

– Суров, точно, – ответил Череп. – Ну что, маменькин сынок, попался? – Он внезапно простер руку и опустил ее на загривок Королькова.

БУХ.

От удара Леха пригнулся. Сзади раздался хохот.

Сейчас ему устроят харакири, пронеслось в голове у Королькова. Он обернулся, и в эту минуту снова хлопнула дверь – зашли Блэкмор и Спид. Так, еще двое… Что ж, теперь все в сборе, разве что без Цыпы. Ну, Цыпа не в счет…

– Металл суров, – повторил Мишка. – Ну вот, Моченый, мы и встретились, – торжественно продолжил Крендель. – Теперь нам никто не помешает.

Сколько времени осталось до звонка на урок? Пять минут? Семь? Десять?

И тут Леха вспомнил, что перемена после первого урока – большая. Двадцать пять минут, которые отводились на завтрак.

Так. Все учли, гады.

Ему необходимо продержаться до звонка, это – единственный выход. Сколько там осталось, минут пятнадцать? Или двадцать?

– Ну что ж, валяйте, – сказал Корольков.

В это время Цыпа стоял на стреме – сторожил дверь туалета снаружи. Кто бы ни мчался в туалет, щуплый Цыпа вставал на пути, как прибрежная скала встает на пути любой волны.

– Закрыто, на фиг, – храбро заявлял Цыпа, – ремонт, блин.

Особо настырным он советовал валить в другой конец коридора – там тоже был туалет.

И народ валил… Потому что все знали, с кем дружит Цыпа; совать нос в дела этой компании не желал никто.

…Славка Трушкин сидел в классе и рассматривал, как вокруг него жуют бутерброды. Сам Славка бутера не ясевал. Он думал о том, где сейчас находится Корольков. Лехи-на сумка уныло лежала на парте и создавала впечатление крайней сиротливости, даже тревоги.

Леха сегодня был каким-то… неразговорчивым, что ли. Не таким, как всегда. И утром, до школы, Славка его не видел, хотя они прежде частенько встречались еще в подъезде и шли в школу вместе. (Леха обычно выходил без пятнадцати, Трушкин это знал, и сам выходил без пятнадцати.) Но сегодня Славка пришел в школу один – и увидел, что Леха уже сидит за партой.

После первого урока класс перешел в кабинет географии. Корольков бросил свою сумку на парту и вышел.

Он так и не проронил ни слова.

А Трушкин остался в классе.

Что-то случилось вчера вечером – пока он, Славка, сидел над этой проклятой алгеброй?

Трушкин озабоченно нахмурился и… решил сходить в туалет. При этом Славка совершенно не подозревал, что повторяет Лехин маршрут.

Цыпа возник перед ним, как из-под земли:

– Ремонт, блин! Куда намылился?

– Что? – Трушкин бросил растерянный взгляд. – Какой ремонт?

Цыпа скривился. Уже четверых он отправил в другой конец коридора – этот дохляк был пятым. Достали!

– Вали отсюда, – сказал Цыпа. – Шевели копытами, дохляк… А то – как хочешь, – Толик вдруг нервно хихикнул и посторонился, – заходи, составишь компанию Моченому…

Трушкин вытаращил глаза и мигом все понял.

Примерно с секунду можно было наблюдать, как возле мужского туалета, что был недалеко от кабинета географии, стояли друг против друга Трушкин и Цыпа – оба щуплые и маленькие, с горящими глазами и сжатыми кулаками, готовые броситься в бой…

Через секунду Трушкин вздохнул и расслабился. Он что, самоубийца? За плечами Цыпы маячил зловещий образ Кренделя…

А Леха? Его там метелят, в закрытом помещении, одного. Он, наверное, ждет подмоги…

Но шум школьного коридора заглушал все звуки, которые могли донестись из туалета.

– Ну? – сказал Цыпа.

Славка потоптался на месте, а потом втянул голову в плечи и – пошел по коридору прочь от крендельского прихлебателя. Быстрее, быстрее..

– Слабак, – донеслось вслед. Трушкин не стал оборачиваться.

– Трушкин! Тру-ушкин!

Нет, ему сегодня решительно не везло – это была Маргарита Игоревна. А все потому, что Славка проходил мимо учительской, расположенной в таком неудачном месте, что все дороги вели мимо нее.

– Трушкин, не делай вид, что тебя это не касается, – протрубила классная.

Славка скорчил самую страдальческую гримасу, на которую был способен, и остановился.

Но, обернувшись, Славка мужественно улыбнулся.

Классная стояла в дверях учительской, опираясь рукой о косяк.

– Глобусы, Трушкин, – приятным (излишне приятным!) басом произнесла Маргарита Игоревна. – Глобусы… Хорошо, что я тебя встретила, пойдем, это нужно для урока. – И она скрылась в учительской.

Трушкин, проклиная все на свете, влетел в учительскую. Он не смел ослушаться – те два года, которые Маргарита Игоревна преподавала в их классе географию и была классной руководительницей, ясно напоминали Славке, что этого лучше не делать…

Он охватил руками два глобуса, прижал к себе и помчался в класс.

Маргарита Игоревна что-то хотела сказать ему вслед, но Трушкин не стал слушать.

Достали сегодня его все! Сначала Цыпа, а вот теперь – классная.

А что, если сказать ей о Лехе? О том, что сейчас, в эти самые минуты, происходит в туалете? Но Трушкин не решился заложить Кренделя.

…Он взгромоздил глобусы на учительский стол и рванул к двери. Сразу за порогом опять налетел на классную – та, оказывается, шла следом, а в руках у нее были еще целых три глобуса.

– Трушкин, стой, – сказала Маргарита Игоревна, тяжело переводя дух. – Трушкин! Нужно сходить еще раз! Еще шесть штук.

Славка слабо застонал… Но тут же внутри его поднялась ужасная волна, готовая смести все на своем пути. Волна протеста.

Замирая от страха и решимости, он крикнул:

– Нет, Марь-Игоревна! Извините! – и, сжав зубы, побежал по коридору, чувствуя себя так, словно только что поднял огромное восстание.

– Трушкин! Тру-ушки-ин! – неслось вслед.

Славка не останавливался. Перед ним стояла ясная цель – туалет. До этой цели еще нужно было добежать, а коридор был таким длинным…

Пораженная Маргарита Игоревна несколько секунд пребывала в полной растерянности: это что же, ее перестают слушаться?

Географичка в ярости влетела в класс, поставила глобусы и оглядела жующих.

– Ты, ты, ты и… ты! – палец указал на четырех пацанов. Подумав, Маргарита Игоревна к четырем добавила еще пятерых. «Да они у меня вдвоем каждый глобус нести будут…»

Вслед за толпой мобилизованных она вышла из класса, и тут ей на глаза попался Цыпа, который, как показалось Маргарите Игоревне, околачивался без дела.

Ну и что, если он из другого класса?

– Цыпкин, – мягко позвала училка. – Иди-ка сюда, дорогой. Иди, хороший.

Цыпа мгновенно обмяк, будто из него выпустили воздух. На ватных ногах он отправился помогать грозной географичке, которая вела уроки и у них в классе.

Едва вся компания во главе с Маргаритой Игоревной скрылась в учительской, из туалета в дальнем конце коридора вышел Славка Трушкин. Посмотрев в другой конец коридора, Славка страшно удивился. Цыпы на посту не было.

Цыпы нет, значит, и в туалете уже никого нет, подумал Славка и побежал, радостный, в класс, чтобы встретить там Королькова и толком расспросить, что же с Лехой произошло.

По пути Славку застал звонок.

В классе Королькова не оказалось. Трушкин развернулся, стоя на пороге. Проклятье! С одной стороны к нему приближалась Маргарита Игоревна, за которой следовала целая процессия с глобусами. С другой стороны…

БАБАХ! Недавно охраняемая дверь распахнулась, как выстрелила, как будто по ней с внутренней стороны хорошенько вмазали человек пять каратистов.

Наружу выскочил Блэкмор с ошеломленной физиономией – и уставился на Славку.

– Это что такое? – совсем близко раздался голос Маргариты Игоревны. – Трушкин, Дроздовский… По местам!

Славка уныло побрел к своей парте.

В классе стало шумно: зашли все те, кто участвовал в переносе глобусов, почти весь мальчишеский контингент 8-го «Б». Под шумок возникли и Блэкмор с Кренделем.

Трушкин заметил, как хмурый Крендель, проходя мимо, поднял рукав чем-то заляпанной джинсовки и отер свою мокрую физиономию.

Все расселись. Начался урок. Глобусы теснились на учительском столе и на первой парте. Маргарита Игоревна любовно рассматривала их и вещала что-то насчет одной шестой части суши, которая целиком никак не влезает на страничку атласа, зато отлично помещается на любом глобусе.

Славка смотрел не на глобусы. Его взгляд был устремлен на пустое место рядом, на Лехину сумку, которая по-прежнему уныло лежала на парте и создавала впечатление крайней сиротливости, даже тревоги.

Что случилось на перемене за той дверью, которую охранял Цыпа и открыть которую у него, Трушкина, не хватило духу?

– Ну что ж, валяйте, – произнес Леха в тот момент, когда Цыпа бросил вслед позорно удалявшемуся Трушкину: «Слабак!»

…Леха видел: его враги настроены решительно – все четверо. При желании они могли сделать с ним все, что угодно, – хоть превратить его в один огромный синяк.

«Ни фига, продержимся», – думал Леха.

Спид нервничал, тряс руками желтую пачку «Минтона», бросал в рот таблетки одну за другой. Отправив туда пять или шесть таблеток – успокоился, зачмокал… На толстой роже Черепа застыла улыбка идиота. Немытый Б лэкмор…

Прямо перед Лехой раскачивался на носках Крендель. Пообмятая джинсовка «Райфл-супер», уже непохожая на новую; маленький, черный с красным, значок «HMR» на краю воротника; схваченные на затылке волосы; прядь над чуть желтой в месте недавнего фингала скулой… И фирменная ухмылка на губах.

Мишка достал пачку сигарет, привычным жестом тряхнул ее в руке. Одна из сигарет угодливо высунула свой фильтр, Крендель схватил его губами, прикурил.

«Блэк дат» – прочитал на пачке Корольков. В переводе – «Черная смерть». На пачке – череп. Любимое курево металлистов? Сейчас оно как нельзя лучше подходит к моменту, подумал Леха и мрачно усмехнулся.

– Чего ржешь? – изумился Крендель. – Ты чего, Моченый, ржешь? Ну, маменькин сынок. – Крендель перехватил сигарету большим и указательным пальцами и несколько раз коротко затянулся. – Сейчас тебе будет плохо… Ой, плохо-о!

– Гггады, – прошипел Корольков. Неимоверным усилием ему удалось оттолкнуть многотонного Черепа. Но тут Крендель сделал резкое движение рукой – и его кулак заехал Лехе по челюсти.

Корольков – ффух! – отлетел к стене.

– Вот так примерно это делается, – заметил Крендель и шагнул вперед. – Кто тут гад? Ты, Моченый?

Леха наспех облизнул зубы целы – и оттолкнулся локтями от стены. Чтоб его так просто одолели?

…Драться с Лехой, когда он машет – это все равно, что драться с вращающимся корабельным винтом. Гиблое дело. Когда-то Крендель уже испытал Лехины кулаки на себе, но теперь, как видно, забыл. Требовалось напомнить… Первым делом Корольков вмазал Кренделю – прямо по сигарете влепил, вогнал ее в рот. Мишка поперхнулся, закашлялся… Потом Леха дотянулся до Блэкмора, который, как всегда, торчал за Мишкиной спиной. Дроздовскйй получил хороший удар прямо в ухо.

Но в этот момент Череп с силой ударил Леху и пригнул к земле. Да и Спид помог – подскочил сзади и, хрюкнув, так заломил Лехе руку, что Корольков вскрикнул.

– Н-н-н-н, – вырвалось у Лехи сквозь сжатые зубы.

А его уже поднимали на ноги. Крендель дышал в лицо сигаретным дымом, Спид – «Минтоном».

– Ты – больной, – прохрипел Леха, пытаясь вырваться из цепких рук Спида, – не трожь меня!

Спида вообще-то звали Борькой. Учился он в 8-м «А».

– Я те дам, больной! – окрысился Борька. – Не СПИД, а СПЕЕД, ясно, придурок? СПЕЕД-МЕТАЛ!

Пока Спид и Череп держали Леху, Блэк-мор быстро обшарил все пять карманов Ле-хиной школьной куртки.

– Глянь, Мишка, Моченый бабки носит!

– Давай сюда, – Крендель протянул руку.

У Лехи было немного денег, всего тысячи три, но все равно обидно…

– Хорош, – скомандовал Крендель. – Сейчас немного побазарим.

И снова перед Корольковым стоял Мишка, раскачиваясь на каблуках. Только подрастерял за несколько минут Крендель свой недавний лоск! Значок «HMR» упал и был затоптан. Джинсовка в нескольких местах была заляпана кровью, а сам Мишка все шмыгал носом – втягивал в себя эту самую кровь…

– Другие с первого раза понимают, – шмыгал носом Крендель. – А ты, шкет, тупой. Сразу понял бы, целее б остался.

Леха с удовольствием смотрел на Мишкин разбитый нос – дело рук своих.

– Я тут всем рассказал, Моченый, что ты спишь на обоссанном матрасе, – продолжал тем временем Крендель. – Ты рад? А, Моченый?

Лехе, конечно, было что ответить, но он промолчал. Решил беречь силы.

– Ты, Моченый, появился у нас во дворе, хоть тебя никто не звал, – вещал Крендель. – А за это надо платить, догнал? Платить.

– Вы у меня только что деньги забрали, – напомнил Леха, облизывая кровь с губ.

– Не-а. – Мишка покрутил головой. – Это только за въезд. Теперь будет по-другому… По десятке каждую неделю, догнал? По зеленой десятке, нам на курево…

– По десятке? – повторил Леха. – Офигели? Я вам не банк.

– У папаши возьмешь или мамаши. – Крендель пожал плечами. – Не нам тебя учить…

– А больше ничего не хочешь?

– Закрой пасть, Моченый, – сказал Крендель. – Будем бить тебя каждую неделю, если бабок не станешь носить.

До звонка осталось четыре минуты.

Леха вытянул шею влево и исхитрился тяпнуть зубами руку Спида, который держал его за плечо.

Спид выругался и отпустил Леху. Тот не стал смотреть, как Спид трясет рукой, разбрызгивай во все стороны кровавые капли. Теперь Королькова держал один Череп, и Леха махнул ногой – вторая Попытка… Она получилась.

Получилась!

Череп охнул Лехино колено воткнулось ему в солнечное сплетение) и застыл, выпучив глаза.

Да, удар получился классный, в стиле Чака Норриса, и Леха вполне мог гордиться собой – но в момент удара он услышал треск… И с ужасом понял: это разлетелись чуть ли не на две половинки, его штаны.

Лехиной новой школьной форме решительно не везло.

Как бы там ни было, вырваться Лехе удалось. Череп и Спид были выведены из игры, а перед Лехой остались всего двое – Блэкмор и Крендель.

Секундой раньше Мишка вытащил ножик – тот самый-, перочинный.

– Только сунься, Моченый, – взвизгнул Дроздовскйй, серый от Страха. – Мишка!

– А? – Крендель удивленно посмотрел на нож в своей руке. – Ну и здоров ты драться, Моченый… А ну, стой на месте!

Леха замер, хотя перед этим сделал шаг вперед. Крендель выставил руку с ножом и сузил глаза.

– Я тебе… – Леха задыхался. После решительных действий ему было трудно разговаривать. – Я тебе, урод, говорил вчера, что угрохаю? Так вот, это остается в силе… Убери нож…

Почему не звонит этот дурацкий звонок?

– Специалист по мокрым делам, – изрек Крендель. – Это ты меня угрохаешь, Моченый? Давай, начинай, грохай.

Леха смотрел на Кренделя ненавидящим взглядом.

– Давай, грохай, – сказал Мишка. – Грохай, Моченый, потом сядешь».

– Что? – Леха наморщил лоб. – Сяду?

– Папаша мой тебя посадит, – оживился Крендель и повел ножом, как заправский рецидивист. – Давай, начинай…

– Не-а, – сказал Леха на удивление легко. – Не я.

– Что – не ты?

– Не я тебя грохну, – пояснил Леха. – Грохнет тот, кто не сядет. Рубишь, Крендель?

– Что он там такое плетет? – спросил вполголоса Череп у Блэкмора.

– Говорит, у него есть какой-то кореш среди авторитетов, – ответил Блэкмор. – Ну, Моченый. – Блэкмор покрутил головой. – Дать ему в зубы, чтоб не вякал…

– А что ты скажешь насчет моего папаши? – медленно проговорил Леха. Он вдруг почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы – отчего это, от бессилия, что ли? – Что ты скажешь, Крендель?

– Ха, а кто твой папаша? Специалист-мокрушник? Или тоже специалист по матрасам? – Мишка был весел.

– Киллер мой папаша, – из последних сил пробормотал Леха. – Киллер, козлы, поняли вы? Ну, кто хочет стать клиентом киллера?

В эту минуту зазвонил звонок.

– Он всех вас замочит, мой папаша, – продолжал Леха, словно и не слыша. У него был глухой голос пророка, слезы покачивались в глазах.

Крендель и его компания как-то растерянно переглянулись. На физиономии Блэк-мора появилось ошеломленное выражение, которое через пару минут удивило Славку Трушкина.

– Крендель, ну его, этого придурка, – бросил Блэкмор. – Он же чокнутый!

– Точно, – поддержал Спид. – Чокнутый. Гляньте, кусается… – И Спид продемонстрировал руку со следами Лехиных зубов.

Крендель сузил глаза и мотнул головой.

– Ладно, пошли, – сказал Мишка. – Звонок был.

Вся компания, с опаской косясь на Леху, поспешила к выходу. Дроздовский – впереди всех.

Мишка и Спид на пару секунд задержались возле умывальника. В дверях они столкнулись с Цыпой.

– Блин, эта географичка… – возбужденно начал тот, но осекся. – Что у вас здесь было? – спросил Цыпа с подозрением. – Слышь, Крендель?

– Отвали, – Мишка грубо оттолкнул Цыпу и вышел из туалета.

Цыпа выскочил вслед за приятелями. Корольков, стоя в туалете, услышал его голос:

– Эй! Что он такое вам сказал?!!

Леха остался один.

Совершенно опустошенный.

Конечно, не могло быть даже речи о том, чтобы в таком виде вернуться в класс. Он еще посидит в туалете, а потом, когда в коридоре уж точно никого не останется, отправится домой. Слава Богу, из окон кабинета географии его не увидят, хотя, откровенно говоря, ему даже на это чихать.

А сумка? Корольков решил положиться на Славку Трушкина: в конце концов, его, Лехина, сумка не такая тяжелая, чтобы Трушкин надорвался. Ничего, притащит.

Но что сказать дома?

А зачем что-то говорить дома? В тот раз, первого сентября, Леха сглупил – оставил работу маме, хотя мог сделать все сам. Теперь он дурака не сваляет, тем более что времени у него – целый день. Да он просто костьми ляжет, но приведет форму в порядок, чтобы родители вечером ни о чем не догадались.

Да, и загнул он про отца!

Но разве по своей воле?

Крайние обстоятельства вынудили.

Леха успешно добрался до квартиры – если не считать встречи с вечно пьяным Андрюхой – с тем самым, с двенадцатого этажа, – который на этот раз прикорнул прямо на ступеньках нижнего лестничного марша. Леха нечаянно задел его ногой, и небритый Андрюха, встрепенувшись, сонным голосом произнес:

– Металл суров! – после чего снова отрубился.

Глава IX
ЗАГОВОР ПРОТИВ КРЕНДЕЛЯ

Леха склонился над ванной и вовсю орудовал руками, словно дикарь, добывающий огонь. На дне ванны стоял пластмассовый таз малинового цвета, в котором плавали в мыльной воде бесформенной массой Лехины школьные брюки. Это их Корольков с таким усердием стирал. Потом сменил воду и стал полоскать.

Пожалуй, хватит.

Леха выпрямился, держа штаны в вытянутых руках.

Смахнув локтем пот со лба, Леха тщательно, до дрожи в руках, выкрутил штаны… И тут в дверь позвонили.

Леха разжал руки. Брюки шлепнулись в воду.

Звонок был таким протяжным – ну, точь-в-точь, как школьный.

Леха открыл дверь.

Сперва он увидел очки. Потом, за очками, – Трушкина. Славка стоял на пороге и нерешительно переминался с ноги на ногу. Через плечо у него висели две сумки, одна из которых была Лехина.

– Ну что, так и будешь пялиться? – спросил Славка. – Сумку отдать? Или впустишь?

– Заходи, – Леха посторонился. Трушкин зашел в прихожую, осмотрелся.

Леха захлопнул дверь, взял у Славки сумку и бросил ее на стул. Потом глянул в сторону ванной, где горел свет.

– Хоро-ош, – Трушкин проследил Ле-хин взгляд. – Заметаешь следы?

Корольков поморщился.

– Да уж, следы…

На Лехе были домашняя фланелевая рубашка с закатанными рукавами и рваные трико. Вид, что называется, не для гостей. С мокрых рук капала вода.

– Губы у тебя, – Славка хмыкнул, – толстые. Как пластилиновые.

Леха молча протянул руку к выключателю и погасил в прихожей свет.

– Слушай, у меня времени нет. Спасибо за сумку, а теперь, пожалуй, катись…

Трушкин спокойно смотрел на Лехины напухшие губы, которые были прекрасно заметны и без света.

– Не злись, Корольков. Хоть бы спросил, что было в школе?

Корольков вздохнул и пошел в ванную. Трушкин – за ним.

– Ну, и что – в школе? – Леха снова взялся полоскать штаны.

– Если бы не я, тебе бы влетело, – оживился Славка. – Факт, влетело бы, да еще как! Классная…

– Давай покороче, – перебил Леха. – Ты что про меня наплел?

– Ну… Сказал, у тебя живот прихватило. Классная поверила, да и остальные учителя…

– Что?

Теперь еще из-за этого над ним смеяться будут. Лехе почему-то представилась хихикающая Анжелка Жмойдяк.

– Ты прямо герой, – мрачно произнес Леха. – Прямо штатовский дутик Шварценеггер.

– А знаешь, – ухмыльнулся Трушкин, – что Крендель…

Леха резко обернулся. Штаны в его руках были скручены в жгут.

– Ты чего приперся? Сумку притащил, да? Думаешь, она мне нужна теперь? Герой… Вот взял бы и пацанов в туалет привел на перемене, если такой герой. – Леха тряхнул штанами и, встав на цыпочки, перекинул их через веревку рядом с курткой. – Или все они – такие же герои? Как и ты?

Трушкин виновато опустил глаза, но тут же снова поднял их и затараторил:

– Слушай, а ты им что сказал? Мишка и Блэкмор весь день какие-то пришибленные ходили, а о тебе такое вякали… – Славкины глаза загорелись восторгом. – Завтра в школе…

– Я завтра в школу не пойду, – оборвал все восторги Трушкина Леха. – И послезавтра. Переведусь в другую или вообще сбегу из дома.

– Ты чего это? – Славка вытаращил глаза.

– Мотану куда-нибудь в Чечню или в Таджикистан, – деловито продолжал Леха, выливая воду из таза. – Телек посмотришь – там такая стрельба идет! Достану автомат, лучше десантный, знаешь, АКСу, там это не проблема…

– Откуда ты автомат возьмешь?

– Ас убитого.

У Славки вытянулось лицо – он представил, как Леха ползает под пулями, натыкается на труп и, осторожно приподнимая его, стягивает «Калашников».

– А потом?

– Потом? – Леха задумался.

В голове мелькнуло: «Вернусь в Москву и сделаю из Кренделя и его тусовки кучу потрохов». Но вслух Леха сказал совсем другое:

– Потом загоню, а на бабки мотану дальше!

– Ха, куда это?

– За границу! В Турцию, например. Или, еще лунще, в Штаты, через Аляску…

Трущкин был сбит с толку.

– Аляска, автомат… Ты чего, обалдел? Да иди ты лучше в школу, тоже мне, Турция… Не тронет тебя Крендель.

– Как это, не тронет? – прищурился Леха.

– А вот так! – ухмыльнулся Труш-кин. – Ты Мне, Леха, вот что лучше скажи, – Славка принял таинственный вид. – Только честно… Где твой отец работает?

Ах, вот оно что! Леха даже и не ответил, посмотрел вместо этого на школьную форму. Нет, так она и за три дня не высохнет. Разве что взять фен, он у матери в спальне, в шкафу лежит…

Леха пошел в спальню. Трушкин говорил, следуя по пятам:

– Сам посуди. Ты у нас без году неделя. Твоего папашу – так вообще никто не видел. До тебя от Кренделя все шарахались, как от зачумленного, а ты на него бросаешься так, что даже зубами готов грызть… – Леха при этих словах усмехнулся. – И еще ты базаришь про разные «Узи» и… и… как их…

– «Ремингтоны», – мрачно црдрказал Корольков. – Есть такая фирма. Между прочим, в твоем справочнике вычитал.

Трущкин задержал на секунду дыхание, наблюдая, как Леха взял в руки мамин фен – так настоящий стрелок берет пистолет. Фен и в самом деле напоминал какую-то крутую пушку.

– А время сейчас какое? – заговорил Славка вновь. – Страшное сейчас время! Троллейбусы, вон, на улицах подрываются. Крендель с дружками насмотрелся на Рэмбо, прямо отупел от этих фильмов, а тут ты говоришь, что у тебя отец…

Леха наставил фен на Славку – не специально, а просто так получилось.

– Говоришь, что отец… – растерянно повторил Трушкин и замолчал.

– Слушай, Славка, – насмешливо произнес Корольков. – Ерунда все это! Только не говори мне, что и ты поверил, будто у меня отец – крутой?

– Ты сказал – не крутой, – Трушкин покрутил головой. – Ты сказал иначе…

– Ну, что я сказал? – с улыбкой поинтересовался Леха, опуская фен.

Трушкин моментально вздохнул с облегчением.

– А кто тебя знает, Корольков, – глухо заговорил он. – А может, это и правда? Может, твой папаша – профи? Может, он где-то в Чечне сейчас, а раньше, к примеру, в Афгане парился?

Тут уж Леха не выдержал. Осел от хохота на родительскую кровать, даже ногами задрыгал. А все потому, что вспомнил, в каком виде его отец любил расхаживать по квартире – в трусах по колено и вылинявшей футболке.

– Все возможно, – Славка упрямо гнул свое. – Может, он Дудаева угрохал, папаша твой. Ты, вон, и сам недавно про Чечню и Таджикистан трепал?

Леха отсмеялся.

– Ну все, Славка, хватит.

Он вернулся в ванную, включил фен в розетку, которая была между туалетом и ванной, и щелкнул рычажком. Из фена вырвалась струя горячего воздуха. Леха принялся водить этой струей по школьной форме.

Худо-бедно, да подсохнет. Потом – утюгом, а затем останется зашить штаны по шву, это плевое дело…

– Славка, ты-то хоть скажи мне честно, – спросил Леха, перекрикивая шум фена, – ты сам не веришь во всю эту ерунду? Ну, что мой отец – киллер?

– Я – нет, – твердо ответил Славка. – Если честно. Но если все это на дурака Кренделя действует, как на кота – пять капель валерьянки, то… – Он внезапно тряхнул сжатым кулаком. – Нет, Леха, завтра ты в школу пойдешь, обязательно пойдешь! Мы с тобой – знаешь что? Мы с тобой прямо с завтрашнего дня эту историю, про папашу твоего – раскручивать будем! Понял? И, не дрейфь, раскрутим! – Славка вмазал кулаком по ладони.

Глаза Трушкина горели мечтательным огнем, и Леха вдруг почувствовал: ему вновь захотелось – ужасно, просто до коликов в животе, – захотелось отомстить всей компании, и особенно Кренделю.

Ну и что, если из Лехи сегодня едва не сделали отбивную? За одного битого двух небитых дают.

– Знаешь, Славка, если умеешь держать язык за зубами, я тебе сообщу кое-что! – весело прокричал Корольков. – По секрету от Кренделя!

Трушкин наклонил голову и посмотрел на собеседника из-под очков:

– Ну?

– Мой отец – очкарик, как и ты, – хмыкнул Леха. – И такой же умный…

– Очкарик… – смущенно повторил Трушкин. – Очкарики, они все такие.