Текст книги "Глубина. Трилогия"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

   Пули кромсают равнодушное тело, которое начинает всплывать вверх, – ранец все еще работает. А волк бросается к нам.

   Человек Без Лица плавным движением уходит с его пути. Но волк спешил не к нему, он вцепляется в горло одного из наших противников. Время словно сгущается, я вижу, как третий охранник борется с Викой, – и швыряю своего противника на него.

   Одним ударом челюстей волк перерубает охраннику шею и прыгает на оставшуюся парочку. Оборотень слишком увлечен, чтобы имитировать чисто волчьи повадки – он рвет врагов зубами и по-кошачьи молотит лапами. С когтей сыплется искристая зеленая пыль – в ход пошло вирусное оружие.

   Автомат валяется у моих ног, я подхватываю его – но в программе, разумеется, есть детектор пользователя. Курок под пальцами неподвижен. Просто швыряю оружием в летящего на нас охранника, и тот машинально начинает стрелять. Слишком быстрая и бестолковая реакция.

   А в данном случае еще и опасная. Очередь лупит по кувыркающемуся автомату, и защита боевой программы не выдерживает. Взрыв – весь пакет вирусов, что был соединен в обличье автомата, срабатывает одновременно. Ближе всех к этому беспределу несчастный летун – ему и достается. Он вспыхивает, прямо в воздухе распадаясь на бесформенные клочья.

   – Бегите! – рычит волк, вскакивая с неподвижных тел. С клыков капает кровавая слюна, шерсть стоит дыбом. Я шагаю к Ромке, кладу руку на спину, шепчу:

   – Спасибо.

   Человек Без Лица – последний, оставшийся в живых. Он спокойно стоит, наблюдая за разгромом своей гвардии.

   – Беги! – вновь рычит волк, не отрывая от Дибенко взгляда.

   – Дайверское братство? – насмешливо говорит Человек Без Лица. – Не ожидал.

   Слишком он спокоен. Я киваю Вике с Неудачником, и те послушно начинают отходить. Мы с Романом остаемся – двое против одного.

   Но этот один слишком невозмутим.

   – Я вновь предлагаю тебе одуматься, Леонид, – говорит мне Дибенко.

   – Да уходи же! – сверкая зелеными человеческими глазами, шипит на меня волк. И прыгает на Человека Без Лица.

   Прекрасный прыжок, он даже быстрее и точнее того, с крыши. Челюсти клацают, сжимаясь на шее Дибенко, передние лапы царапают ему грудь. Сейчас, стоя на задних лапах, оборотень куда выше человека.

   – Щенок, – говорит Человек Без Лица.

   Одной рукой он приподнимает волка за шкирку и отшвыривает к эльфийской халупе. Удар так силен, что стена проваливается, и волк наполовину влетает в коридор. Но тут же встряхивается и вновь кидается на Дибенко. Удар был не просто ударом – шкура волка полыхает бледным сиянием.

   Всадили-таки в Ромку вирус. Наверное, он отключил всю защиту – ради быстроты и точности движений. Но даже сейчас, пока вирус перемалывает его компьютер, он продолжает бороться.

   Я бегу. Все остальное – от лукавого. Ромка следил за мной – и как ухитрился? Бросился в бой, чтобы дать мне шанс.

   Терять его – глупо.

   Метрах в десяти на улице Вика тормозит машину «Дип-проводника», впихивает внутрь Неудачника, машет мне рукой. Потом ее лицо искажается ужасом.

   Спину царапает жалобный, затихающий вой, а в следующее мгновение Человек Без Лица хватает меня за плечо. Трудно соревноваться в скорости с человеком, чей домашний компьютер – прототип «восьмерки». Удар – я падаю на мостовую. Человек Без Лица, который придумал глубину, склоняется надо мной.

   – Я был терпелив, – говорит он.

   Плюю в серую туманную маску. Жест чисто символический – возможность плеваться в виртуальном теле не предусмотрена. Надо будет Компьютерному Магу подкинуть идейку…

   Дибенко проводит ладонью по отсутствующему лицу, словно стирая плевок. Но он не столь брезглив. Его пальцы зачерпывают горсть тумана, комкают, словно грязный городской снежок.

   – Лови, дайвер. Счастливых снов, – говорит он.

   И снежок летит мне в лицо, разворачиваясь бесконечным полотнищем. Уже не серым – красочным, искрящимся, зеркальным, праздничным, узорчатым.

   Я слишком поздно понимаю, чем мне знакомо это разноцветье.

   Глубина-глубина…

   Слишком поздно.

   Дип-программа накрывает меня, и увернуться нет сил.

   Глубина-глубина…

   А полотнище все полыхает, не собираясь гаснуть, как положено честной, законопослушной дип-программе…

   Глубина-глубина…

   Я ныряю все глубже, я падаю в эту цветную пропасть, в бесконечную череду фальшивых отражений, в цветной лабиринт, в безумие и беспамятство.

   На моей машине нет таймера, и никто не придет к моей двери со своим ключом.

   Глубина-глубина…

   Я не могу выныривать с такой скоростью, с какой затягивает цветной водоворот!

   Глубина-глубина…

111

   Прежде всего – спокойствие.

   Говорят, это любимая присказка какого-то нашего космонавта. Только кто сейчас помнит героев ушедших дней?

   Спокойствие.

   Паника убивает быстрее пули.

   Вокруг меня – бесконечный калейдоскоп. Радуга, фейерверк, работающая дип-программа. Как просто – и неожиданно. Дайвер может вынырнуть, но что он сделает, когда вода прибывает быстрее, чем он рвется вверх?

   Еще не знаю.

   Делаю шаг – как ни странно, это удается. Мир потерял реальность, стал картиной сумасшедшего абстракциониста. Мимо проносится оранжевая крутящаяся лента, свивается кольцом, пытается завязаться вокруг головы. Срываю ее – рук не видно, но лента обиженно отлетает в сторону. Из-под ног, которых тоже нет, бьют фонтанчики белой пыли. Начинает идти изумрудный дождь, каждая капля – крошечный кристаллик, больно колющий тело.

   И тишина, мертвая тишина, почти та, о которой говорил Неудачник…

   Спокойствие.

   Где я сейчас? Бреду по улице Диптауна, вытянув руки и слепо глядя в ничто? Или упал куда-то в глубину дибенковского компьютера? А может быть, подобно мифическим персонажам, растекся по всей сети?

   Спокойствие.

   Прежде всего – я дома. Дома, за своим стареньким компьютером. В шлеме и костюме. Где-то передо мной – клавиатура, справа – мышь. Если нащупать клавиши, вручную ввести команду на выход…

   Нет, это невозможно. И дело даже не в том, что я не почувствую кнопок под пальцами. Сознание давным-давно привыкло имитировать движения. Я не вытягиваю руку – я лишь слабо подергиваюсь, я не прыгаю – приподнимаюсь со стула, не иду – перебираю ногами под столом. Иллюзии. Глубина.

   – Вика! – говорю я. – Вика! Выход из виртуальности! Вика, я прерываю погружение! Выход!

   Нуль эффекта.

   Я принимал как должное возможность общаться с «Виндоус-Хоум» из глубины. Принимать и перекачивать файлы, выходить из глубины, интересоваться свободными ресурсами машины. Если бы все было так просто… какая нужда была бы в дайверах. Сейчас, в шкуре обычного виртуальщика, я на общих правах.

   Я не чувствую реального мира.

   Не могу позвать на помощь.

   Я тону.

   Спокойствие!

   Пытаюсь стянуть шлем, которого не ощущаю. Бесполезно. Бегу, рвусь – в надежде оборвать провода.

   Вряд ли я сдвинулся хоть на метр.

   Закрываю глаза. Надо отключиться от дип-программы. Не видеть ее. Не погружаться дальше.

   Глубина-глубина, я не твой, отпусти меня, глубина…

   Повторяю сотню раз – двоечник дайверской школы, уныло пишущий в тетрадке одно и то же предложение.

   Глубина-глубина, я не твой, отпусти меня, глубина…

   Ничего не меняется.

   Там, в бесконечно далеком настоящем мире, мое оцепеневшее тело сидит перед компьютером. И в открытых глазах отражаются губительные радуги.

   Дибенко меня поймал.

   Случайно ли он придумал эту ловушку? Пытался научиться выныривать, изобретал спасательный круг, а придумал кадку с цементом на ноги? Или он стремился именно к этому – не подтянуть всех виртуальщиков до способностей дайверов, а опустить нас на общий уровень?

   Может быть, я уже никогда этого не узнаю.

   Что произошло с Ромкой? Успела Вика сесть в машину – или тоже блуждает в разноцветной метели, а Неудачник идет с Дибенко – покорный и молчаливый?

   Чтобы узнать, я должен вернуться.

   Мир вокруг немного успокаивается. То ли буйство красок обрело систему, то ли я присмотрелся, привык к происходящему. Будем считать, что изумрудный дождь падает сверху – уже есть ориентир. Попробуем идти. Медленно, спокойно. Хотя бы к этой упрямой оранжевой ленте, крутящейся впереди…

   Лента подпускает меня почти вплотную и отлетает. Успеваю заметить, что изумрудный дождь посек ее, истрепал края. Оранжевая лента свита в кольцо Мебиуса, словно… словно она независима от окружающего пространства!

   Что-то чересчур замысловато для дип-программы…

   Вновь двигаюсь к ленте – и снова она не дается в руки, уносится вдаль.

   Что происходит, на самом-то деле? Вокруг меня сформировался этот безумный мир, или все происходящее – шуточки подсознания?

   Иду за лентой. Любое направление может быть правильным – если здесь существуют направления. Дождь усиливается, кристаллики утончаются, превращаясь в иглы. Наклоняю голову, защищая глаза, продолжаю идти. Почему-то меня радует происходящее. Кто-то с кем-то борется.

   Значит, еще есть шанс.

   Ни расстояния, ни времени. Все меры слились воедино. Быть может, прошел час, быть может, три километра.

   Может быть, пришло безумие.

   Лента порхает впереди, но ее движения все медленнее и неувереннее. Это уже оранжевые лохмотья, изрубленные дождем. Последний рывок – и она падает вниз, выбивая гейзер белой пыли.

   Конец?

   Стою над остатками своего странного проводника. Что теперь? Ориентиров больше нет. Закрываю глаза – и слышу слабый, далекий звук.

   Дип-программа не оперирует звуками! Говорят, хотя может быть, это просто слухи, что на компьютере Димы Дибенко не было звуковой карточки.

   Иду.

   Звук становится громче, но не делается отчетливее. Так может журчать лесной ручей, или шуметь далекий прибой, или потрескивать пламя свечи. Да все равно, пусть хоть я слышу эхо Большого Взрыва – мне нужен этот звук, это отсутствие тишины!

   Шаг, еще шаг.

   Даже сквозь сомкнутые веки я чувствую: что-то изменилось.

   Открываю глаза. Мир словно выцвел. Изумрудный дождь утратил яркость, стал блеклым, уже не смарагды – грязное бутылочное стекло сыплется с неба. Белая пыль под ногами едва видна.

   А впереди горит голубая звезда.

   Осколок дневного неба.

   То ли она выросла, то ли я стал меньше – мерцающий огненный шар теперь возвышается надо мной. Я протягиваю руки, касаюсь теплых лучей.

   И падаю в звезду.

   Ветер.

   Холодный ветер бьет в лицо.

   Я поднялся с запорошенной снегом земли. Куда ни глянь – плоская, как стол, равнина. Горизонта нет. Небо – в скользящих, переплетающихся оранжевых нитях, сквозь которые струится голубой свет.

   А еще – туманные струи, текущие над землей. Меняющие яркость и плотность, несущиеся навстречу ветру и взмывающие к оранжевой решетке неба.

   Отряхнув с колен снег, я посмотрел на ладонь. Странный снег – слишком большие кристаллики, рассыпчатые и не слипающиеся. Они шипят на моей руке и улетают легким дымком.

   – Рад, что ты дошел, Леня, – сказал Неудачник из-за спины.

   Я не успел обернуться – он почти выкрикнул:

   – Нет… не надо!

   Окутанная туманом равнина, холодный ветер, сыпучий снег. Я сглотнул застрявший в горле комок:

   – Неудачник… спасибо тебе.

   – Я должен был помочь, – очень серьезно ответил он. – Хотя бы попытаться. Ведь ты меня спасал.

   – Не очень-то удачно…

   – Но ты вывел меня. А мне было очень плохо… там.

   – Догадываюсь. Но ты мог бы пройти «Лабиринт» за час… за десять минут…

   – Леня…

   – Мог просто выйти, а мог и побить все рекорды.

   – Нет, не мог.

   – Но почему?

   – Ты до сих пор не понял? – В его голосе мелькнуло удивление.

   – Не хотел убивать?

   – Да.

   – Но это же не по-настоящему! – воскликнул я.

   – Для тебя.

   – Я никогда не смогу быть таким, как ты.

   – А это и не нужно, Стрелок.

   – Знаешь, – борясь с искушением повернуться, сказал я, – мне однажды показалось на миг… только на миг… что ты Мессия. Понимаешь?

   Неудачник очень серьезен.

   – Нет, Леонид. Я не хотел бы быть вашим богом. Любым из придуманных. Они очень жестоки.

   – Как мы.

   – Как вы, – эхом откликнулся Неудачник, и в голосе его была печаль.

   – Это сон? – спросил я, помолчав. – Все то, что вокруг?

   Он очень долго молчал, тот, кто стоял за моей спиной и просил не оборачиваться.

   – Нет, Леня. Если это и сон – то не твой.

   Я понял.

   – Спасибо.

   Мне не было холодно, наверное, потому, что он так хотел. Меня не обжигал серый крупитчатый снег под ногами и не испепеляли туманные струи. Может быть, это было для него пустяком, а может быть, требовало неимоверных усилий? Не знаю.

   – Вы успели уйти? – спросил я.

   – Да. Сейчас мы едем по городу. Вика дает водителю один адрес за другим… по-моему, она не знает, что делать. – На миг Неудачник запнулся, потом добавил: – А еще она плачет.

   Оранжевые ленты вьются в небе. Бесконечный танец под жарким голубым солнцем. Наверное, это все же красиво…

   – Скажи ей, что со мной все нормально.

   – Это правда?

   – Не знаю. Ты поможешь мне выйти отсюда?

   Неудачник не ответил.

   – Я смогу выйти?

   – Да. Может быть.

   – Скажи Вике, что все хорошо.

   – Она не поверит.

   – Поверит. Она тоже почти поняла. Скажи ей, что в русском квартале Диптауна есть компания «Поляна». Ей принадлежит один-единственный дом. Такая скучная бетонная двенадцатиэтажка. Ждите меня там, у второго подъезда, ровно через час.

   – Еще что-нибудь, Леонид?

   – Нет. Все.

   – Тебе будет очень трудно, Стрелок. – Неудачник запнулся. – Ты привык бороться с глубиной. Сила и напор. Ты хороший пловец, ты всегда выныривал из водоворота. Но сейчас это не сработает.

   – Ты не привык полагаться на силу?

   – Смотря на какую силу, Стрелок…

   Что-то легонько коснулось моего плеча. То ли прощаясь, то ли ободряя.

   И небо из оранжевых нитей упало на снежную землю…

   Поднимаюсь – в брызгах красок, в калейдоскопе искр. Дип-программа работает. Своего тела я по-прежнему не вижу.

   И только едва ощутимая память прикосновения живет во мне.

   Я еще помню тот мир, еще живу в нем. В чужом далеком сне…

   – Что же ты творишь, Дибенко? – шепчу я в безумствующую тишину. – Нельзя… нельзя с ним поступать по-нашему.

   Он не слышит меня, случайный творец виртуального мира, он продолжает свою погоню за Неудачником, охоту за чудом. Но мне надо его найти, объяснить, как он ошибается…

   Закрываю глаза, раскидываю руки. Цветные всполохи за опущенными веками – дип-программа продолжает окутывать мой мозг.

   Прежде всего – спокойствие. В ней нет ничего демонического. Блестящая побрякушка, которую крутили перед глазами пациента гипнотизеры, – вот что такое дип-программа. Побрякушка электронного века. Нет границы между сном и сном во сне. Я сам строю эти барьеры. Сам уговариваю себя, что тону.

   Но сейчас – время выныривать.

   – Глубина… – шепчу я почти нежно. – Глубина-глубина…

   Мы строили ее, укладывая кирпичики компьютеров на цемент телефонных линий. Мы соорудили очень большой город. Город, в котором нет ни добра, ни зла – пока не приходим мы.

   Нам было трудно в настоящем. Там, где не понимают азарта многодневного взлома чужой программы и многомесячного написания своей. Там, где говорят не о падающих ценах на мегабайт памяти, а о растущих ценах на хлеб. В мире, где убивают взаправду. В мире, где трудно и грешникам, и святым, и просто людям.

   Мы построили свой город, не знающий границ. Поверили в то, что он настоящий.

   Время выныривать.

   Нам хотелось чудес, и мы населили ими Диптаун. Эльфийские поляны и марсианские пустыни, лабиринты и храмы, далекие звезды и морские глубины – всему нашлось место.

   Но сейчас – время выныривать.

   Мы устали верить в добро и любовь, мы написали на знамени слово «свобода» – в наивной вере, что свобода – выше любви.

   Пора взрослеть.

   – Отпусти меня, глубина, – прошу я. – Глубина-глубина… я твой.

Часть пятая

Неудачник

00

   В начале – темно.

   Все краски мира исчезли в один миг.

   Я не заметил, когда и как это произошло. Только что вокруг была дип-программа, а теперь – нет вообще ничего.

   Может быть, так и гибнут дайверы? Падая на самое дно виртуального пространства. Сжигая мозг и уже ничего не воспринимая?

   Но темнота дробится на сетку крошечных квадратиков, меняет яркость. И краски возвращаются.

   Я стою, прижимаясь лбом к стене. Нарисованной стене нарисованного дома.

   Странно. Словно я вошел в виртуальное пространство, вообще не включая дип-программу. Но я смотрю не на экранчики шлема, я вроде бы по-настоящему здесь! Только мир перестал быть реальным, стал нарисованным, мультяшным.

   Отступаю от стены, квадратики сливаются, превращаясь в коричневые прямоугольники. Кирпичи. Смотрю в небо – темная синь с редкими звездами. Вдоль улицы – дома и дворцы, похожие на детские рисунки: четкие контуры, залитые краской. Этот домик из кирпича, этот забор деревянный, в палисаднике – елочки… Вдоль улицы – стальные трубы с желтыми пятнами на острие. Фонари… Условность, сплошная условность. Районы поприличнее нарисованы лучше, но сейчас я где-то на окраине. Мир вокруг создан на простеньких программах и поддерживается слабыми машинами.

   А самое смешное, что я – вполне настоящий. Разорванный в драке рукав рубашки, исцарапанные руки… Подношу ладонь к лицу – виден каждый волосок, видна грязь под ногтями и сбитая на костяшках пальцев кожа.

   Человек, попавший в мультфильм.

   Меня прошибает дрожь. Это что-то новое, такого еще не было никогда. Что сделала со мной дип-программа, прокрутившись тысячу раз?

   Что я с ней сделал, вынырнув из безумия?

   Со спины наплывает звук. Оборачиваюсь – по улице едет автобус. Огромная двухэтажная колымага, почти вся состоящая из стекла. Нарисован автобус довольно тщательно, у него даже вращаются колеса. К окнам прилипли карикатурные лица: взрослые, дети, старики. На боку – эмблема «Дип-проводника».

   Стою, хватая ртом воздух, разглядывая неподвижные лица. Конечно, с чего им быть иными – мимику передают лишь очень хорошие, отлаженные, рассчитанные на постоянного пользователя, программы. А это – туристы.

   Автобус останавливается, из него неуклюже выходят люди. Впереди – элегантный господин в ярко-красном комбинезоне, экскурсовод. Мужчины, все как один, в костюмах и галстуках, лишь единственный в группе негр одет в джинсы и безрукавку. Лица, невозмутимо правильные, как у второстепенных злодеев из детских мультсериалов. Женщины – в роскошных платьях, куда более проработанных, чем лица, в драгоценностях. Стайка карикатурно большеглазых детей. Группа стариков и старушек в шортах и с фотоаппаратами.

   Последним помогают спуститься пареньку в инвалидной коляске.

   – Хей! – кричит мне экскурсовод и машет рукой. Рот у него открывается, но мимики тоже нет.

   – Привет… – через силу улыбаюсь я. Удовлетворенный работник «Дип-проводника» поворачивается к своим подопечным:

   – What attracts you most…

   Слабое шипение – и голос экскурсовода становится едва слышимым. Заглушая его, раздается сухой, чем-то знакомый голос:

   – Что вас наиболее интересует в этом районе Диптауна? Мы можем осмотреть известный… – заминка, – знаменитый, прославленный центр книжной торговли, где вашему вниманию предложат любую литературу… – заминка, – любые книги, журналы, газеты, бумажные носители информации, изданные со времен…

   Хлопаю глазами, как ребенок, распотрошивший любимого плюшевого мишку и нашедший внутри грязные тряпки, мятые бумажки и чей-то нестираный носок.

   А я так ценил программу-переводчик «Виндоус-Хоум»! Восхищался, как быстро и точно она переводит с любого из пяти языков Диптауна!

   Быстро – это верно. Но всю точность обеспечивают наши собственные мозги, выбирая из словесной каши адекватные слова.

   – Также имеются, расположены известные, популярные рестораны «Меч Артура» и «Четыре – десять». Если мы пройдем по сорок три улице еще сто метров или чуть более, то приблизимся к району развлечений для взрослых, совершеннолетних.

   Легкий шум среди туристов – надо понимать, что они заулыбались.

   – У вас есть два часа свободного времени, – вещает экскурсовод.

   Кажется, я понимаю, где нахожусь. Вон тот безликий серый купол невдалеке – это «знаменитый, прославленный» книжный центр. Он носит имя какого-то американского президента, субсидировавшего его постройку.

   Если я на сорок третьей стрит, то меня отнесло на противоположный конец города. Ну и прогулочка! Испуганно смотрю на часы, и паника спадает.

   Из эльфийских владений мы вышли всего двадцать минут назад!

   Туристы разбредаются. Семейные пары – в рестораны, одиночки большей частью в увеселительные заведения для взрослых. Паренек на коляске в сопровождении седой старушки и негра укатывает к книжному центру. Экскурсовод достает внушительных размеров сигару, явно не из дешевых, нарисованную лучше, чем его лицо, откусывает кончик, закуривает. Идет ко мне.

   Неужели теперь так будет всегда?

   Хотел ли я такой победы над глубиной?

   Нет.

   Я готов обманываться и дальше. Видеть город и людей, а не смесь детского рисунка и примитивного мультика. Я не судья этому миру, не равнодушный сторонний наблюдатель. Я часть глубины, плоть от плоти Диптауна…

   Закрываю лицо руками, смотрю в темноту. Не знаю, кого просить, глубину или самого себя. И все же прошу.

   Будь мной, глубина…

   – Хочешь сигару, парень? – добродушно спрашивает меня экскурсовод.

   Он улыбается, протягивая мне портсигар. Воротник красного комбинезона полурасстегнут, из кармана выглядывает колпачок шариковой ручки и уголок блокнота. Ручаюсь, их раньше не было. Лицо открытое, располагающее, доброе. Такими и должны быть люди, входящие в глубину неопытных новичков.

   – Спасибо, не курю…

   Все нормально. Все как прежде.

   Даже лучше.

   Я твой, глубина. Я могу быть настоящим человеком в настоящем Диптауне или настоящим в мультяшном городе. Может быть, могу быть и рисунком, гуляющим среди настоящих жителей Диптауна.

   Спасибо, Димочка Дибенко. Ты хотел выбросить меня из игры. Может быть, даже убить.

   Но что-то пошло не так.

   Даже догадываюсь, что именно. Неудачник все-таки помог мне. Дал часть той силы, которой владеет сам.

   И вот ему спасибо – от души.

   – Ну как хочешь. – Экскурсовод не обижается на мой отказ. Прячет сигару в карман. – А ты старожил, верно?

   – Верно, – признаюсь я.

   – Я – Кирк, – представляется мужчина. – Похож?

   Наверное, он имеет в виду какого-то игрового или фольклорного персонажа? Никогда не интересовался нехитрой американской масс-культурой.

   – Не очень, – отвечаю наугад.

   – И правильно! – поддерживает меня Кирк. – Сходство должно быть внутренним!

   Он пускает в небо струю дыма, ловко перекатывает сигару из одного угла рта в другой.

   – Я из Сиэтла, – решает он продолжить общение, несмотря на то, что я так и не представился в ответ.

   – А я из Санкт-Петербурга.

   Кирк радостно бьет меня по плечу.

   – Да! Знаю! Был у вас!

   Я приятно удивлен, но продолжение меня разочаровывает.

   – Хороший городок, – делится Кирк впечатлениями. – Была у меня подружка… строгая такая девчонка! И вот надо же, сломался карбюратор, когда под вечер проезжали Санкт-Петербург. Пришлось заночевать.

   Он хитро подмигивает.

   С удовольствием бы побывал на родине Тома Сойера, но сейчас меня это самомнение бесит.

   – Я из другого Санкт-Петербурга. Который в России.

   – Россия! – Кирк приятно удивлен. – И у вас есть Санкт-Петербург?

   – Есть. А Сиэтл – это где? В Канаде или в Мексике? – интересуюсь я.

   Кирк жует свою сигару, не в силах понять, шучу я или и впрямь не знаю столь выдающегося города.

   – В Америке!

   – В Южной или Латинской?

   Нет, он хоть и типичный, полноценный американец, но парень неплохой. Начинает хохотать и пихает меня в живот.

   – Молодец! Здорово! Я к вам приеду. Попозже. Я в сорок пять лет планирую посетить Европу, заеду и к вам!

   – Заезжай.

   Я так вымотан дип-программой, что сейчас с удовольствием стою и веду этот нелепый разговор.

   – Я вот туристов катаю, – продолжает Кирк. – Отцовский бизнес. Весело! Ездили по городу, девочка все просила показать дайвера. Я на какого-то парня показал, говорю «Дайвер!». Чуть автобус не перевернули, все кинулись на ту сторону смотреть.

   Мы вместе смеемся.

   – Сюда редко заезжаем. – Кирк чмокает сигарой. – Но Сэм все просил показать книжный центр, решили остановиться тут… и ему близко, и ресторанчики рядом… и все остальное… Сэм – это тот, высокий, в джинсах, в рубашке с короткими рукавами.

   – Негр, что ли?

   Кирк аж давится от такого оголтелого расизма. Как можно называть негра негром!

   – Ну я пойду, дела, – бормочет он и быстро, не прощаясь, двигается к автобусу. Пожимаю плечами. Если бы вы знали, граждане могучей страны, как смешны и глупы ваши комплексы…

   Но и мне пора. Поднимаю руку – и из-за угла с готовностью выезжает такси.

   – Компания «Дип-проводник» рада приветствовать вас! – говорит водитель. Как по заказу – чернокожий, и я тихо смеюсь, забираясь в машину.

01

   Едем довольно долго, «Дип-проводник» подключается к компании «Поляна» через кучу промежуточных хостов. Мой компьютер не такой мощный, чтобы полноценно держать весь дом, в котором я у самого себя арендую квартиру, поэтому «Поляна» размещена на чьем-то прокатном сервере, кажется в Белоруссии. Не очень дорого и довольно надежно, я не собираюсь менять этот порядок, даже купив вместо «пентиума» полноценную машину.

   По пути я развлекаюсь тем, что делаю мир вокруг то настоящим, то нарисованным. Это удается уже без всяких усилий. Более того – я начинаю менять восприятие пространства фрагментами. Нарисованная машина обгоняет нашу, настоящую. Настоящая девушка идет по нарисованной улице. Стоят и беседуют два паренька – один живой, а другой мультяшный.

   Если это и сумасшествие, то оно мне нравится.

   Делаю «вольво», в котором еду, рисованным – и тяну руку сквозь стекло. Легкое давление на кожу – и ладонь чувствует ветер.

   Немыслимо!

   Мир вокруг принадлежит чужим серверам. Я здесь транзитом, возможно, сюда даже нельзя приехать обычным путем… а я могу в любой миг выйти, выпасть из несущейся машины. Что-то сместилось, что-то идет кувырком. Я уже не ныряю в глубину, я живу в ней!

   За квартал до своего дома прошу водителя остановиться. Этот район мне хорошо известен, он принадлежит паре крупных российских банков. Разумеется, неофициально. Финансисты особого смысла в таких «капиталовложениях» не видят, но вот программисты, работающие в банковской сфере, устроили себе квартирки за казенный счет. Ну какой начальник из «новорусских» сообразит, что его компьютеры не только сводят дебет с кредитом, а еще и поддерживают часть площади Диптауна?

   Самое подходящее место для проверки обретенных способностей.

   Народу здесь крутится изрядно. Центр города, рядом и жилые кварталы, и развлекательные центры. Я иду по тротуару, высматривая уголок потише.

   Вот этот подойдет. Крошечный скверик с маленьким фонтанчиком и парой скамеек, примыкающий к глухой стене высоченного здания. Устроен простенько, но со вкусом. По газону, не обращая внимания на табличку «Выгул собак запрещен!», рыженькая девушка прогуливает на поводке котенка. Хм. Что ж, в логике ей не откажешь – запрет не для них. Котенку явно надоел противный поводок, он то и дело останавливается и пытается содрать его лапкой. Улыбаюсь в ответ на строгий взгляд девушки и секундным усилием на миг делаю ее нарисованной.

   Котенок остается настоящим. Он солнечно-рыжий, как и его хозяйка, бойкий и непоседливый. Виртуальные животные – это один из самых прибыльных бизнесов Диптауна, конечно, после игровых программ. Их обожают держать японцы – может быть, в их квартирках-пеналах невозможно завести настоящих? А еще покупают нарисованных псов-котов те бедолаги, что любят животных и при этом страдают аллергией…

   Сажусь на скамейку, рядом с тихо шепчущейся парочкой. Под шелест фонтана разглядываю глухую бетонную стену. Если я прав, то за ней – компьютеры очень известного банка.

   Попробовать, что ли?

   Семь бед – один ответ. Я и так виновен в миллионных убытках. Снявши голову, по волосам не плачут…

   Успокаиваю себя осколками из кладезя народной мудрости, но решиться никак не могу. Парочка обнимается, не обращая на меня никакого внимания. Хочется верить, что это влюбленные, которых в реальности разделяют тысячи километров, а не искатели безопасных приключений…

   Вдоль стены носятся дети – девочка и два мальчика. В руках у них цветные мелки, и они с азартом покрывают стену граффити. Слышатся радостные вопли: «Янка, а у Андрюшки страшилище страшнее получилось!», «Севка, дай красный мелок, ну дай, а?» Видимо, кто-то вывел своих чад на прогулку в виртуальность. Наконец дети утихают и начинают рисовать. Девочка рисует самурая с мечом, меч – почти как настоящий. Пухлый очкарик Сева бегает вдоль стены, изображая что-то вроде удава, проглотившего слона. Но удав обзаводится дулом, и я понимаю, что это всего лишь танк. Худой смуглый Андрей прилежно сопит, вырисовывая немыслимое чудище. Может, так и задумывал, а может, человека хотел нарисовать…

   Встаю и направляюсь к детям.

   – Ребята, а дверь вы можете нарисовать? – спрашиваю у всей троицы.

   Вопрос их явно озадачил, но посовещавшись, они все вместе начинают трудиться над требуемым. Дверь рисуется с азартом, взаимным отбиранием мелков и спором: надо или нет рисовать замочную скважину?

   Я терпеливо жду. Наконец рисунок окончен, и юные дарования требовательно смотрят на меня – оценю или нет?

   – Здорово, – честно говорю я. – Спасибо большое!

   Дверь и впрямь хороша. Она расположена между хоботом слона… то есть дулом танка, и самурайским мечом. Есть и замочная скважина, и ручка, и даже петли.

   – Вы меня очень выручили, – признаюсь я.

   Дети упрямо ждут.

   Тогда я делаю улицу вокруг нарисованной. Глубоко вдыхаю, расслабляюсь и превращаю дверь в настоящую.

   Это только иллюзия, только иллюзия, конечно же…

   Протягиваю руку и тяну дверь на себя. Раз, другой.

   Никакого эффекта. И чего я ожидал?

   Со злостью пинаю настоящую дверь в нарисованной стене. И та распахивается.

   Открывается вовнутрь…

   Надо же – получилось!

   Дети за спиной вопят – не испуганно и не удивленно, а скорее радостно. Под эти крики я и вхожу в непроницаемую стену.

   И попадаю в баню.

   Древние римляне, знавшие толк в этом деле, а вместе с ними экономные финны и азартные русские, лопнули бы от зависти. Огромный мраморный зал, стеклянный купол вверху припорошен снегом, сквозь который бьет холодное зимнее солнце. В центре зала – круглый бассейн, в котором остывает десяток мужиков. За окнами – горы и склон, по которому носятся, вздымая фонтаны сухой снежной пыли, еще несколько банщиков, видимо, самые отважные. Распахивается тяжелая деревянная дверь, и из парной с воплем выносится тощий парень. Прыгает в бассейн, поднимая волну, начинает прыгать на месте. У стойки бара, завернувшись в простыню, пьет пиво лысый толстяк, снисходительно поглядывая на бассейн.