Текст книги "Глубина. Трилогия"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

   – Теперь можешь гадать, какая я – настоящая, – говорит Мадам.

   Не собираюсь гадать. В мире все равно нет иной правды, кроме той, в которую нам хочется верить.

   Мы не задерживаемся в комнате Мадам, чему я безмерно рад. Здесь слишком душно.

   – Леня, мне порой кажется, что ты еще совсем мальчик, – говорит Мадам. – Нельзя же быть таким наивным.

   – Почему?

   – Жить трудно.

   – А мне никто не обещал, что будет легко.

   Я иду рядом с Мадам, гадая, как мы смотримся со стороны. Бледный и высокий Стрелок годится Мадам в сыновья по возрасту, но сходства в них нет. Наверное, это выглядит как визит переодетого аристократа в дешевый бордель.

   – Ступеньки крутые, – предупреждает Мадам.

   – Помню.

   Мы выходим в рекреационную зону, и девочки под зонтами приветствуют Мадам одобрительным визгом. Гей, бултыхающийся в воде у самого берега, торопливо встает и машет рукой. Из-под стойки бара высовывается всклокоченная голова Компьютерного Мага и торопливо ныряет обратно.

   – Видишь, Вики нет, – громко говорит мне Мадам. Покровительственно кладет руку на плечо: – Девочки, Стрелок подождет свою подружку! Не обижайте его!

   Общий смысл ответов сводится к тому, что меня непременно обидят, но мне это понравится. Мадам грозит девушкам пальцем, потом идет к стойке бара. Маг, словно почувствовав ее приближение, появляется на свет.

   – Поговори со Стрелком, – ласково просит его Мадам. – У него есть вопросы… ответь на все.

   – На все-все? – вопрошает Маг.

   – Абсолютно.

   – Ну, Мадам, я вас за язык не тянул! – заявляет Маг.

   – Если бы в этом была необходимость… – вздыхает Мадам.

   Я дожидаюсь Мага за столиком, стоящим чуть в отдалении от других. Ни к чему девочкам слушать наш разговор.

   – Шампанское! – заявляет Маг, подходя ко мне. – Привет, Стрелок! Ты ведь шампанское пьешь, верно? Я не пью, там пузырьков много, потом в животе бурчит!

   Он как-то странно двигается. Очень ровно, словно по асфальту. Смотрю на его ноги – они не касаются песка. На босых ногах Мага стоптанные тапочки, из которых растут крошечные, молотящие по воздуху крылышки.

   – А я только с девушками шампанское пью, – отказываюсь я. – Там водка есть?

   – Там все есть! – Маг шлепает на стол бутылку ликера ядовито-фиолетового цвета и убегает с невостребованным «Абрау-Дюрсо». Через минуту, все так же паря над пляжем, он возвращается с водкой «Урсус», хрустальным кувшином, полным воды, и пакетиком «Зуко».

   – На, мешай!

   «Урсус» я никогда не пробовал, но по слухам, водка хорошая. С надеждой, что подсознание додумает вкус за меня, наливаю стопку. Маг хватает кувшин и сам смешивает в нем напиток, пользуясь рукой в качестве миксера.

   В конце концов, мы в виртуальности… микробов тут нет. Залпом выпиваю и отхлебываю прямо из кувшина. Интересуюсь:

   – Где такую обувку раздобыл?

   – Тапочки? А, сегодня сделал… запарило в песке вязнуть. Нравится? Понимаешь, ходить в Диптауне можно только по полу. Вот пришлось к подметкам кусок пола приклеить. И теперь никаких проблем – гуляй по воздуху, пока не устанешь!

   Маг хохочет и начинает мелко перебирать ногами, поднимаясь почти до уровня стола. Потом поджимает ноги, падает в кресло и откупоривает свой ликер. С чмоканьем припадает к бутылке.

   – Шикарная штучка! – заявляет он. – Сладкий-сладкий! Настоящий Кюрасао!

   – Ты весь день тут проводишь? – интересуюсь я.

   – День? Ха! Я отсюда выхожу поесть и, пардон, в туалет сбегать!

   – Мадам говорит, вся защита на тебе держится…

   – Не то слово! Тут все на мне держится.

   – Посторонний может сюда пройти?

   – А как бы мы на жизнь зарабатывали, если их не пускать?

   – Я о другом. Возможно проникнуть в служебные помещения борделя?

   – Заведения! Это не бордель, а Заведение! Нет, нельзя.

   – Абсолютно?

   Маг вздыхает и становится более серьезным:

   – Ты хакер или ламер?

   Вопрос риторический, но все же отвечаю:

   – «Чайник» я.

   – Понятненько… Абсолютных защит не существует. Чем больше приближаешься к абсолютной надежности, тем неудобнее твое пребывание в виртуальности. Тут квадратичная зависимость: с увеличением защиты падает твоя способность воспринимать и передавать информацию. Самое главное – найти оптимальное соотношение защиты и удобства. Наша охранная система создана с элементами искусственного интеллекта. При обнаружении попыток взлома дается оповещение, вводятся дополнительные пароли, включаются болванчики…

   – Болванчики?

   – Автономные мобильные охранные программы, фагоциты. Я их болванчиками зову, они все тупые. Ты чего не пьешь?

   Наливаю себе еще.

   – Если идет интенсивная атака, – продолжает Маг, – то степень защиты растет неограниченно, вплоть до полной капсуляции Заведения. Разумеется, на практике такого не случалось, но все должно работать именно так…

   – Ты хочешь сказать – защита все-таки идеальна?

   Маг мнется. Тщеславие, которого он явно не лишен, борется в нем с объективностью.

   – Нет… Если проникновение спланирует большая группа профессионалов, они успеют войти, прежде чем охрана заработает на всю катушку. Только кому это надо, а?

   Я понимаю, что иного ответа и ожидать было смешно. На любой щит находится свой меч.

   – Спасибо, Маг.

   – Да ладно, мелочи! – машет он рукой. – Хочешь свою охранную систему наладить? Притаскивай, помогу. Или нет, пошли к тебе! – загорается Маг. – Сам все сделаю. Скучно тут сидеть!

   Качаю головой – не угадал.

   – Просто интересуюсь постановкой дела.

   – А, так ты из проверяющих? – вскидывается Маг. – Т-с! Все понял, тихо… Чего Мадам сразу не сказала?

   Интересно, кто может проверять виртуальный публичный дом? И зачем? Очень интересно… но расспрашивать Мага не решаюсь.

   – Пойду, может, уже и Вика освободилась, – говорю я. Маг сразу становится торжественным и важным.

   – Ты смотри. Вику не обижай! – предупреждает он. – А то… она девчонка славная, я за нее любому морду набью.

   Маг вздыхает, мечтательно смотрит на море.

   – Хотел было за ней приударить, да ты меня опередил… – признается он. – Вика ведь в меня влюблена была по уши. И сейчас еще, наверное… но ты не переживай. Я у друзей подруг не отбиваю.

   Когда-то я думал, что компьютерщики из телесериалов – это придуманные характеры. Если бы! В жизни они тоже есть.

   – Но вот к той, беленькой, лучше и не подходи! – добавляет он. – Она в меня втюрилась, уже с полгода сохнет.

   Бедная девушка, не подозревая о своей тяжелой судьбе, хохочет, обнимаясь с подружкой.

   – Или, может, за Наташкой приударить… – размышляет Маг. – Они тут все такие влюбчивые!

   Он подхватывает свой ликер и приплясывающей походкой движется к веселящейся блондинке. А я пользуюсь моментом, чтобы смыться.

101

   Видимо, я делаю пару лишних кругов на винтовой лестнице и поэтому спускаюсь в холл. Давешних посетителей нет. Наверное, уже вкушают радости жизни.

   Только какой-то парень стоит у стола, листая черный альбом. Невысокий, сутулый, с лицом изголодавшегося сурка, длинными прядями волос, выбивающимися из-под надвинутой на глаза кепки.

   Я прохожу мимо, к двери в служебные помещения, когда до меня доходит. А парень уже откинул альбом и неторопливо двигается к выходу.

   – Кепочка! – окликаю я его.

   Он останавливается и медленно оборачивается. Глаза пустые, жизнерадостные, как у вареной рыбы.

   – Ты – Кепочка, – повторяю я.

   Ни малейшей реакции. Парень лупится на меня пустым взглядом.

   – Ты мне не нравишься! – с нежданной радостью говорю я. – Слышишь? Ты мне очень не нравишься.

   – Три раза «ха-ха», – отводя блеклый взгляд, отвечает Кепочка. И вновь поворачивается к двери. Любопытства в нем нет в принципе.

   Но по крайней мере земляк.

   – Стой! – кричу вслед, и он останавливается. Равнодушно ждет. – Тебе не следует больше приходить сюда, – говорю я.

   Кепочка ухмыляется. Первая эмоция на его лице – но она такая механическая, словно я общаюсь с программой, а не с человеком.

   – Чего ты здесь добиваешься?

   Кажется, это тот вопрос, на который он готов ответить.

   – Некоторые исследования групповой психологии.

   – Проводи их в другом месте.

   Белесые глаза обшаривают меня с ног до головы:

   – Ты здесь работаешь?

   – Нет.

   – Значит – мутант.

   Я теряюсь от этой странной характеристики, и Кепочка поясняет:

   – Утрата социальной и этической ориентации. Распад личности. Какая неизбежная и отвратительная метаморфоза.

   Уже открывая дверь он добавляет:

   – Неинтересно…

   …Голос Вики догоняет меня на выходе:

   – Подожди, Леонид. Не надо!

   Прийти в себя – довольно трудная задача. Оказывается, моя правая рука вцепилась в пояс, а левая сжата в кулак. Смотрю на Вику, ощущая, как медленно спадает ярость.

   – Это был Кепочка? – уточняю на всякий случай.

   – Да.

   – Кажется, я начинаю понимать вашу реакцию…

   – Остыл? – интересуется Вика. – Молодец. Пойдем. Мне уже не по себе от недавней вспышки. Странно, не ожидал, что меня можно так легко завести – ничего в общем-то не значащими словами.

   – Кто он такой, Вика?

   Она чувствует, что на этот вопрос придется дать ответ.

   – Ничего особенного. Просто человек, считающий себя вправе судить окружающих.

   – Например – виртуальных проституток?

   – Не только. Я знаю еще пару мест, где Кепочка ставит свои эксперименты.

   – Он что-то говорил о психологии…

   Непонятно почему, но эти слова Вику смешат:

   – Личность, не способная к созиданию, обязательно ищет оправдания деструктивному поведению. Очень часто они принимают форму отстраненного наблюдения за несовершенствами мира. Особенно за такими, как наш бордель…

   Мы проходим в дверь, с которой улыбается черный котенок, и Вика продолжает:

   – Психология, в общепринятом понимании, крайне простая наука. Люди, не способные самостоятельно вбить гвоздь или срифмовать пару строчек, ни капли не сомневаются в своей способности понимать и судить других. В крайних проявлениях это становится смыслом жизни и источником самоутверждения.

   – Кто ты, Вика?

   – Психолог. Доктор, если тебе интересно.

   Она садится, стряхнув со стула каменную крошку. Комната после землетрясения явно нуждается в уборке. Поскольку второго стула все равно нет, я опускаюсь на корточки.

   – А тема твоей диссертации?

   – «Сублимация аномальных поведенческих реакций в условиях виртуального пространства».

   Словно извиняясь, она добавляет:

   – Принято формулировать таким языком.

   Вот оно что…

   – Ты изучаешь таких, как Кепочка? – спрашиваю я. – Настоящий охотник за охотниками липовыми?

   – Нет. Уже давно нет, Леня. Изучать было интересно полгода, год. А сейчас – все они на одно лицо. И Кепочка, и остальные подобные ему. Все патологии едины, и если ты знаешь одного психопата, то можешь предсказать поведение тысячи.

   – Тогда, зачем…

   – Потому что они есть. Здесь деструкция, прущая из них, может причинить боль одному, нескольким людям. В реальной жизни они оставят за собой след из сломанных судеб, отравленной любви, осмеянной дружбы. Может быть, даже из крови. А здесь они безвредны. Весь их гонор, звериные реакции, интриги и самомнение – пыль. Пыль на ветру.

   – Но ведь тебе тяжело – здесь!

   – И что с того? Больно не мне настоящей. Больно мне нарисованной.

   – Вика…

   – Я тебя прошу – не вмешивайся в дела Заведения. А то Мадам снимет твой доступ.

   Она улыбается, и я теряюсь.

   – Ладно. В Заведении я в ваши дела не вмешиваюсь.

   – А за его пределами?

   – Это уже вопрос личной свободы.

   Вика разводит руками.

   – Леонид, тебе сколько лет?

   – Меняемся? – быстро спрашиваю я. – Информация на информацию?

   В виртуальности никто не афиширует свои биографические данные. Но Вика даже не подозревает, насколько их не привык афишировать я.

   – Хорошо. Мне двадцать девять, Леонид.

   Прежде чем ответить, я еще успеваю обрадоваться.

   – Тридцать четыре.

   – Никогда бы не подумала. Я тебе давала двадцать с небольшим.

   Не стоит говорить, что мои опасения были прямо противоположными.

   – Виртуальность лжива.

   – Нет. Виртуальность – как лед. Мы вмерзаем в нее раз и навсегда. Нашу первую маску невозможно снять. Потом можно придумать сотни тел, но то, первое, всегда будет заметно.

   – Твоей первой маской была Мадам?

   Вика берет со стола сумочку, достает сигареты, закуривает:

   – Да, Леня. Мы получили грант на исследование сексуального поведения людей в виртуальном пространстве. Западники были немножко на этом повернуты… как-никак треть информации в сети касалась секса. Вот я и придумала такой образ – уверенная, тертая жизнью, все повидавшая хозяйка борделя.

   – Он получился, – признаю я.

   Вика выдыхает дым и спрашивает с легкой иронией:

   – Может быть, я такая и есть? В глубине души?

   – А мне плевать.

   Вру я, вру. Но Вика не спорит.

   – Зуко тебя успокоил?

   – Почти.

   – Он хороший специалист. Ты можешь спокойно приводить своего приятеля.

   Смотрю на часы. Время еще есть.

   – Это не так просто, Вика. Тут важно угадать и прийти за ним вовремя.

   – Смешной вы народ, хакеры, – бросает Вика. Мне тоже смешно. Надо же! Меня посчитали крутым программистом.

   – Ты позволишь у тебя поспать?

   – Что?

   – Поспать. Я почти сутки в глубине, а работать лучше со свежей головой.

   Вика – вот чудо – подходит к вопросу по-деловому.

   – Тебя разбудить?

   – Да, через два часа.

   – Спи. Будь как дома. Я сама тебя разбужу.

   Она треплет меня по волосам – жест скорее подошел бы Мадам, но мне все равно приятно. Кивает на постель и выходит в ту дверь, что ведет в костюмерную. Через минуту Мадам выйдет из своей комнаты и отправится командовать девочками.

   А я совершаю не совсем корректный поступок. Достаю из кармана куртки катушку с тонкой нитью. На конце нити – грузик.

   Ветер за окном не утихает ни на минуту, нитку раскачивает, но я все-таки вытравливаю ее до конца. Когда грузик касается склона, смотрю на нить: каждый метр ее отмечен полоской красной краски.

   Семь с половиной метров. Простыни тут не помогут. Ну ничего, в борделе наверняка есть веревки, хотя бы в тех комнатах, что предназначены для садомазохистов.

   Выкидываю катушку за окно. Мне чуть-чуть неловко, но я утешаюсь тем, что Вика наверняка разрешила бы этот маленький эксперимент.

   Она ведь сказала – «будь как дома»…

   Я плюхаюсь на узкую кровать, прямо на покрывало. Закрываю глаза. Но перед тем как позволить себе уснуть, все таки выхожу из виртуальности и приказываю «Виндоус-Хоум» разбудить меня через два часа.

   Сон приходит почти мгновенно. Я почему-то надеюсь, что снова увижу что-то сюжетное и пророческое – как в прошлый раз, когда Алекс расстрелял Неудачника. Но мне снится полный сумбур.

   Радуга, сияющая над Диптауном. Ослепительные всполохи, похожие на дип-программу. Только эта радуга сложена из уступов, это библейская лестница, уходящая в небо. Я иду по ней, словно Компьютерный Маг в своих крылатых шлепанцах. Цвета, оказывается, имеют разную плотность – я проваливаюсь в фиолетовых и синих слоях, «слегка опираюсь на зеленые и твердо ступаю по желтым. Город подо мной ярок и наряден, я вижу его сквозь цветной туман.

   Во сне я даже знаю, почему иду в небо. Где-то там, наверху, хрустальный купол глубины, разделивший мир пополам. Я должен разбить его – или оружием Маньяка, или голыми руками, как получится. Хрусталь треснет и прольется на город – ослепительным звездным дождем. Ведь звезды – они из хрусталя, это не подлежит сомнению. Из колкого хрусталя, отражающего свет наших глаз.

   И что-то случится. Может быть, звезды сожгут нас. Может быть – успеют остыть и упадут в подставленные ладони. Не знаю, чего именно я хочу.

   Главное – не ошибиться и ударить вовремя. Оно уже определено, то время, когда я смогу превратить барьер в миллионы хрустальных звезд. Оно почти пришло, время…

   – Время… Леонид, время…

   Открываю глаза под шепот «Виндоус-Хоум». Проходит пара секунд, прежде чем я осознаю, где нахожусь.

   А еще через мгновение входит Вика:

   – Ты проснулся?

   Киваю, сажусь на смятой постели, тру лоб. Голова тяжелая. Надо было или дольше спать, или вообще не ложиться.

   – Я сварю кофе, – говорит Вика.

   Привалившись к деревянной стене, наблюдаю за Викой. Она достает из черного, не от грязи – от старости, буфета, полотняный мешочек с кофе. Мелет зерна на маленькой ручной кофемолке из надраенной до блеска меди. Умело разжигает очаг.

   Пахнет сухими сосновыми дровами, закипающим кофе. И какой-то абстрактной, немедицинской чистотой… то ли воды в горном ручье, то ли горячего песка под солнцем.

   Хорошо.

   Я могу прошептать свою считалочку и выйти в реальность.

   Сварить настоящий кофе и даже сдобрить его остатками коньяка. Умыться холодной водой.

   Будь я проклят, если так поступлю.

   Это здесь все настоящее – чистый воздух, живая вода, кофейная гуща на дне чашки, заботливый взгляд Вики. Снаружи – заброшенная пыльная комната, сырость, гнилая вода из крана.

   …Что-то часто стало накатывать на меня это самоубийственное желание – стать таким, как все…

   – Коньяк? – спрашивает Вика. Наливает мне маленькую рюмочку «Ахтамара».

   – У меня есть еще минут пять, – говорю я. – Потом… пора.

   – Ты вернешься не один?

   – Надеюсь.

   – Возьми своего друга за руку, когда будешь входить. Тогда для него тоже сделают привилегированный статус. Я попрошу Мага.

   – Спасибо.

   – Мадам поблагодаришь. От нее все зависит.

   – С Мадам мы друзья, она позволит, – улыбаюсь я.

   Я успеваю выпить две чашки кофе и две рюмки коньяка, прежде чем мое время и впрямь кончается.

   Пора.

   Вика начинает прибирать в комнате, когда я выхожу. Я невольно вспоминаю про суррогат-семьи, которые в последнее время стали появляться все чаще и чаще. Все эти живущие в разных городах парочки, снимающие в Диптауне общие квартиры. Говорят, они очень любят возиться по хозяйству, пылесосить и стирать – словно имитация быта сделает их союз настоящим.

   «А у вас есть семья?»

   «Да. Моя подруга проститутка, у нас маленькая горная хижина в борделе. Заходите, она сварит прекрасный кофе. У нас всегда чистенько и уютно, даже после землетрясения!»

   От того, что такая картина не вызывает ни малейшего раздражения, становится страшно.

   Ситуацию надо разрешать. Как угодно.

   Я бреду по улице к входному порталу. Прохожу мимо павильончика какой-то авиакомпании, где скучает оператор. Рядом с павильончиком примостился нищий. Это тоже новое явление – побирушки в виртуальном пространстве, еще месяц назад их не было.

   Нищий опрятен, но оборван и тощ. Его фигура слегка просвечивает и дергается рывками – таким способом пытаются продемонстрировать низкую скорость модема и слабость программного обеспечения.

   – Help me… – стонет нищий.

   – Бог подаст, – сообщаю я.

   – Господин хакер, хотя бы один доллар… – плачется вслед нищий.

   Говорят, большинство из этих нищих – русские. Говорят, что никто из них в деньгах не нуждается. Это просто забава «новорусских», редкое развлечение. Поклянчить, побыть в шкуре нищего. Якобы модная и действенная психотерапия. Маньяк клялся, что навесил одному из таких нищих маркер, и тот оказался директором крупного банка.

   – Я работал на «Майкрософт», – бормочет нищий, плетясь следом. – Однажды я назвал «форточки» сырой программой и похвалил «полуось». На следующий день Билл Гейтс лично уволил меня и внес в черный список. А я был крутым хакером… до чего же я опустился…

   – На каком прерывании висит твой модем? – кричу я, оборачиваясь. – От чего зависит появление надписи «Начните работу с нажатия этой кнопки» в «Виндоус-Хоум»? Три лучших способа завесить «форточки»? Кто придумал текстурную графику? Лучший протокол для модемов марки…

   Нищий обращается в бегство.

   Наверное, Маньяк не врал.

   Но по крайней мере эти забавы менее опасны, чем уличные гонки, бывшие у нуворишей в моде год назад. Из-за них тогда было запрещено пользование личными машинами, и «Дип-проводник» победоносно занял рынок транспортных услуг.

   Встреча с нищим развлекает меня, и к порталу «Лабиринта» я подхожу уже совсем в другом настроении. В боевом.

   Толпа густая, как всегда. «Лабиринт» пока функционирует, значит, я все рассчитал правильно. Но страх опоздать и в последнюю секунду уткнуться в закрытую дверь не отпускает. Протискиваюсь между игроками, спешу.

   И лишь вводя свой код, выходя на тридцать третий уровень, я успокаиваюсь окончательно.

   Начали!

   Я – Стрелок!

110

   На уровне – ветер. Скрипит, раскачиваясь, железная кабинка «Американских горок», полусползшая с рельсов и нависшая над самой головой Неудачника.

   Прекрасно, еще один способ смерти нашелся.

   – Эй! – кричу я, подходя. – Это я!

   Неудачник поднимает голову. Может быть, это добрый знак.

   – Скучаешь?

   Я сажусь рядом с ним, и Неудачник сам стягивает респиратор. Смотрит на меня устало и безнадежно.

   – Ты программа или человек? – в лоб спрашиваю я. Неудачник качает головой. Относи отрицание к чему хочешь…

   – Ты в курсе, что тебя прозвали Неудачником? – говорю я. – Но знаешь, даже Иову везло больше, чем тебе! Твоя невезуха – это что-то уникальное!

   Он наконец отвечает:

   – Это не только моя… невезуха.

   – Хочешь сказать, тебя плохо спасали?

   Я говорлив и оживлен, как после выпивки. Мне надо немножко растормошить Неудачника. И, как ни глупо это звучит, убедиться, что он – не программа.

   – Меня хорошо спасали. Просто никто не вышел за барьер.

   – Какой барьер?

   – Сознания.

   Неудачник терпелив в своих объяснениях, но что с того? Ясности они не прибавляют.

   – Давай мы отойдем из-под этой дряни, – глазами указываю на качающуюся кабинку. – Времени у нас мало.

   – Ты все равно не сможешь… – шепчет Неудачник, но послушно встает и пересаживается в сторону.

   – Посмотрим, посмотрим…

   Я жду, сам не зная чего. Обещанной Урманом акции, закрытия уровня?

   – Неудачник… можно тебя так звать? Ты любишь стихи?

   Молчание.

   Программа может имитировать беседу, черпая ответы из моих же слов.

   Но творить программы не умеют.

   – Мой дядя самых честных правил, – декламирую я. – Продолжай! А? Неудачник?

   Он смотрит на меня с такой иронией, что делается не по себе.

   – Когда не в шутку занемог… Стрелок, все русские дайверы знают наизусть лишь Пушкина?

   – Анатоль?

   – Да. Он вспомнил «чудное мгновенье».

   Можно засмеяться над своей глупостью. Над теми клише, что вколочены в сознание. Но вместо этого я спрашиваю, и что-то во мне ломается, может быть пресловутый барьер, может быть – здравый смысл:

   – А что читал Дик? Шекспира?

   – Кэрролла, – отвечают мне со спины.

   Дик стоит рядом. Анатоль метрах в пяти, с «BFG» на изготовку.

   – Я точно так же сел рядом, – говорит Дик. Сел…

   Он садится перед безучастным Неудачником и произносит:

    I'was brillig, and the slithy toves,Did gyre and gimble in the wabe…

   Я зачарованно жду. И Неудачник продолжает:

    All mimsy were the borogoves,And the mome raths outgrabe.

   Из далеко-далека «Виндоус-Хоум» издает тревожный писк и шепчет:

   – Непереводимо! Нет в основном словаре. Непереводимо!

   Дик поднимает на меня взгляд и спрашивает:

   – Так, значит, по твоему мнению, Неудачник – русский?

   А ведь Урман задавал тот же вопрос.

   – Кто ты? – спрашиваю я Неудачника. Тот улыбается, встает. – Кто ты?! – кричу я.

    Он стал под дерево и ждет,И вдруг граахнул гром… –

   говорит Неудачник.

   Анатоль хохочет и подхватывает:

    Летит ужасный БармаглотИ пылкает огнем!

   Сумасшедший дом. И я в нем – самый тупой пациент.

   – Уходи, дайвер, – приказывает Дик. – Игры в спасение кончились. Все куда серьезнее, чем ты думаешь.

   Словно в подтверждение его слов над уровнем разносится густой, механический рев сирены, такой сильный, что закладывает уши. Потом наступает тишина – только ухают, визжат, свиристят потревоженные монстры. Перекрывая их, с неба вещает женский голос:

   – Attention! Внимание! Всем, находящимся на тридцать третьем уровне «Лабиринта Смерти»! Немедленно покинуть игровую зону! Это официальное предупреждение. Тридцать секунд на выход из игровой зоны! Вы можете воспользоваться своим оружием для совершения самоубийства и вернуться в колонный зал «Лабиринта». Все необходимые объяснения будут даны, компенсации выплачены. Внимание! Всем…

   – Тебе помочь? – спрашивает Анатоль, наводя на меня «BFG». – Или сам?

   – Ты заденешь Неудачника, – говорю я. Анатоль кивает, бросает «BFG» и скидывает с плеча гранатомет.

   Но в это мгновение я рву из-под защитного комбинезона кожаный пояс Стрелка. Это самый обычный пояс – пока он находится на моем теле.

   В руке полоска кожи с гулом сжимается, удлиняясь, окутываясь синими искрами. «Варлок-9000» сделан Маньяком в форме плети.

   Взмах – плеть вытягивается, жадно рвясь из рук. Кончик плети бьет Анатоля по бронежилету.

   Синий огненный ручей струится по плети, всасываясь в тело Анатоля. Это боевое оружие, для него нет разницы между броней и голой плотью. Дайвер исчезает в вихре фиолетового пламени, проваливается в землю. Но вихрь не затихает, огненная воронка гудит, медленно расширяясь.

   – Ты! – кричит Дик. – Ты пронес вирус!

   Наши лица окрашены синим сиянием. Неудачник зачарованно смотрит на растущий вихрь. Киваю. К чему сейчас слова?

   – Пятнадцать секунд… – произносит голос в небе.

   – Ты ударил по Анатолю! Ты нарушил кодекс дайверов! – Дик не пытается взять в руки оружие, и я рад этому. Мне не хочется его убивать.

   – Все слишком серьезно, – повторяю я его же слова.

   Новый звук – звон лопающегося стекла, треск рушащихся стен, визг мнущегося металла.

   Из багровых туч падает вниз серебристое кольцо. За ним – темнота. Словно исполинский стакан накрывает тридцать третий уровень. Я мог бы подумать, что именно так выглядит капсуляция «Лабиринта», если бы не ужас и растерянность на лице Дика.

   В игру вступил «Аль-Кабар».

   Но Дик склонен винить во всем меня. Он срывает винтовку – и я реагирую не думая. Плеть бьет его по шее, обезглавливая с энтузиазмом безработного палача.

    Раз-два, раз-два! Горит трава,Взы-взы, стрижает меч… –

   произносит Неудачник.

   Я хватаю его за плечи, толкаю к огненной воронке. За нашей спиной новый вихрь разгорается на теле Крейзи Тоссера.

   – Зачем? – успевает спросить Неудачник.

   Надо спешить. Сейчас, когда хакеры «Лабиринта» и «Аль-Кабара» сошлись в схватке за тридцать третий уровень – самое время удирать. «Варлок» – не просто убийца. Это еще и туннель, буравящий глубину.

   – Чтобы вернуться! – кричу я, вталкивая Неудачника в синее пламя и прыгая следом.

   Огонь.

   Мы падаем.

   Спираль синего огня – стенки туннеля, фиолетовый туман – плоть его.

   Туманные зеркала под нашими ногами – мы разбиваем их в падении. Лица в зеркалах – как тени, пространства – как бледные акварели.

   Разрушенный вокзал первого уровня… госпиталь двадцать первого… собор пятидесятого! Я даже различаю оскаленную морду Принца Пришельцев, огненный всполох его наплечного гранатомета – но мы уже проносимся мимо.

   Улица Диптауна – лица прохожих, капот такси, рекламная вывеска: «Лишь поработав на…»

   Книжный магазин – радуга переплетов, девочка в очках, листающая журнал, шелест страниц – как гром, парень за кассой…

   Синие молнии ползут по моим рукам.

   Неудачник в облаке бирюзового пламени.

   Супермаркет – прямо перед глазами мелькает банка из-под апельсинового конфитюра. Пустая.

   Зоомагазин. Белый кролик в клетке…

   Интересно, бывают ли галлюцинации в глубине?

   «Варлок» должен угомониться. В него встроен счетчик пройденных пространств, но Маньяк не обещал, что тот сработает как надо. Возможности испытать вирус у него не было…

   Равнина, какая-то невообразимо плоская, выгоревшая, четыре машины, ползущие по ней…

   То ли облака, то ли море белого пуха, хрустальные деревья до горизонта, седой старик в белой хламиде до пят, провожающий нас растерянным взглядом, пение арф…

   Багрово-черное кружение, низкий гудящий рев, серная вонь и блеск стали во тьме…

   Голубые разряды хлещут сквозь нас, каждый волосок на коже потрескивает и колется, словно врастая в тело.

   Зеленая поляна, по которой носится, одурев от восторга и энергии, маленький щенок. Тявканье вслед…

   Остановись, «Варлок», остановись!

   Бушующее море, звезды в разрывах туч, соленый вкус на губах, крошечная яхта, несущаяся вниз с волны, на носу, цепляясь за снасти, голый по пояс мальчишка с гарпуном в руках…

   Полутьма, круглый зал, стены из экранов, кресло, похожее на трон…

   Это зеркало не разбивается, всасывает нас в себя – и выкидывает на холодный мраморный пол. Ощупывать кости времени нет.

   Вскакиваю, занося плеть для удара.

   Но опасности, похоже, нет. На кресле-троне восседает плотный мужчина средних лет в немыслимо пышной и одновременно полувоенной одежде. Грудь усыпана орденами. Нас он словно не видит – все его внимание приковывает существо на самом большом экране. Существо напоминает огромного красного муравья.

   – Мы должны объединить усилия! – вещает мужчина. – Вместе наши расы…

   Помогаю Неудачнику подняться. Мы вывалились на сервер какой-то игры. Неплохо.

   – Люди показали свою лживую натуру! – рявкает муравей с экрана. – Мы развеем в пыль саму память о вас!

   Экран тухнет, мужчина прижимает к лицу ладони и замирает, раскачиваясь.

   – Что это? – спрашивает Неудачник.

   – Игра, – объясняю, озираясь в поисках выхода. Дверь есть, но не похоже, что ее возможно открыть. Помещение напоминает командный бункер ракетной базы, как ее изображают в кино. Строгость обстановки нарушает лишь рваная дыра в потолке – оттуда еще сочится сиреневый туман, падают и рассыпаются в пыль зеркальные осколки. «Варлок» еще продолжает работать, по инерции держась за несколько ближайших серверов.

   – О чем игра?

   – О звездных войнах.

   Подхожу к мужчине. Ступеньки трона сделаны из хрусталя. Это скользко и дьявольски неудобно.

   – Эй, спаситель человечества! – стучу игрока по плечу.

   Мужчина выпрямляется в кресле. На глазах – скупые мужские слезы.

   – Денеб! – приказывает он. Экран вспыхивает, на нем – офицер, количеством орденов соперничающий с игроком. – Полковник! Выводите эскадру на орбиту Сола!

   – Но, император, наша планета беззащитна…

   – Главное – сохранить родину человечества! – чеканит «император». Полковник кивает, с мукой на лице:

   – Приказ будет исполнен, император!

   Заслоняю «императору» лицо ладонью. Может быть, мы для него незримы? Но мужчина отталкивает мою руку и бормочет:

   – Помехи… связь ненадежна…

   Ой-ей-ей! Это ж надо – так мимолетно найти себе работу! Дип-психоз в разгаре. Мужчина просто не хочет нас видеть – это не укладывается в стереотипы простенькой стратегической игры, в которую он погружен.