Текст книги "Глубина. Трилогия"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

   – Возможно, он обещает вам очень многое, этот таинственный мистер Икс. Но оказал ли он хоть какую-то помощь?

   Качаю головой.

   – Если вы и впрямь – Стрелок, то могли убедиться, что обычные методы к Пловцу неприменимы. Еще пара попыток ничего не изменит. Затем «Лабиринт» изолируют, и проблемой займутся владельцы… аттракциона.

   Последнее слово он произносит с некоторым презрением.

   – Кто бы ни нанял вас, основанием ему служили вовсе не ваши дайверские таланты.

   – А что?

   Теперь он заставил меня растеряться.

   – Куда проще было перекупить дайверов «Лабиринта». Или нанять группу. Да, узнать ваши подлинные имена – сложно. Но встретиться и предложить работу – вполне возможно. В конце концов вы живете этим. Вашего таинственного работодателя привлекло что-то более серьезное, чем способность выходить из виртуального мира.

   Казалось бы, у меня есть все основания раздуться от гордости. Но становится только тревожно.

   – И мне кажется, – задумчиво говорит Урман, – что он был прав. Пловец – работа для вас. Главная работа вашей жизни. И я могу помочь с ней справиться.

   Вряд ли он сможет предложить мне Медаль Вседозволенности. Такие вещи все-таки не покупаются. Но ставка велика, и награда может быть очень, очень большой.

   Зачем мне Медаль, если до конца дней своих я могу не заниматься незаконными делами в виртуальности?

   – Вы подписали контракт? – спрашивает Урман.

   – Нет.

   – Устная договоренность?

   – Нет.

   – Тогда о чем вы беспокоитесь?

   Молчу. Я не знаю, почему держусь за предложение Человека Без Лица. Он силой принудил меня к встрече. Отправил в «Лабиринт», не объяснив абсолютно ничего. И обещание, данное им, вполне может быть блефом.

   – Мне надо подумать.

   – Хорошо, – соглашается Урман. – У нас почти гарантированно есть пять часов… вы, очевидно, нанесете новый визит в «Лабиринт»?

   Неопределенно киваю.

   – Я предприму собственные действия, – говорит Урман. – Вы их обязательно заметите, дайвер. И сможете сделать выбор.

   – Туманно, Фридрих.

   Урман недоуменно хмурится, пока программа-переводчик пытается понять, что я говорю не о погоде.

   – Чем, собственно, я для вас ценен?

   – Вы поймете, дорогой Иван-Царевич. Да, кстати, кто Пловец по национальности? Как вы думаете?

   – Русский… – машинально отвечаю я.

   Урман насмешливо кивает.

   – Возможно, возможно… До свидания, дайвер. Подумайте и примите решение.

   Одновременно с этими словами двери распахиваются и появляются стражники. На этот раз они не держат мечи наголо.

   – Вас проводят к мосту, – сообщает Урман.

10

   То ли за мной не следят, то ли делают это слишком искусно, чтобы Вика забила тревогу. Я поднимаюсь на стену, провожаемый взглядами охранников, ступаю на мост из волоса.

   Интересно, сколько метров я смогу пройти, не выходя из глубины?

   Шаг-другой – нить дрожит под ногами, голова кружится. В сотнях метров внизу, в нагромождениях скал, вьются голубые ленточки рек и мерцают оранжевым жаром озера лавы.

   – Эй, дайвер, шатаешься! – насмешливо кричат в спину.

   А я уже не шатаюсь – падаю.

   Наверное, так срываются грешники-мусульмане, пытаясь пройти в свой рай, к ласковым гуриям и горам рахат-лукума…

   Ноги соскальзывают, лечу, цепляюсь за нить – и та равнодушно срезает мне пальцы на руках. Воздух ударяет в лицо, холодно и хлестко, приглашая в короткий путь, скалы кружатся внизу, вырастая и ощетиниваясь иглами верщин. Когда я коснусь камней, сервер «Аль-Кабара» отрапортует, что я подвергся смертельным перегрузкам, – и сработает дип-программа выхода.

   Но мне совсем не интересно, какой болью расцветит смерть мое воображение.

   Глубина-глубина, я не твой…

   На экранах – кровь. Привычная картина.

   Я стянул шлем, навалился на стол, дернул из разъема телефонный провод.

   – Обрыв связи! – сказала Вика. – Нет тонового сигнала в линии! Проверь разъем!

   – Все в порядке, – втыкая провод на место, пробормотал я. – Перезагрузка.

   – Серьезно?

   – Да.

   На мониторе голубизна и падающий человечек. На душе гадко.

   Я ввязался в очень серьезную историю. Если «Аль-Кабар», «Лабиринт» и те, кто стоит за Человеком Без Лица, сцепятся из-за Неудачника… Ой-ей-ей… Лучше не попадать между таких жерновов. Лучше всего теперь на пару недель забыть про виртуальность. Резаться в обычные игры, пить с Маньяком пиво, апгрейдить компьютер, съездить куда-нибудь в Анталию, где еще тепло, покупаться в море.

   Конечно, придется забыть о Вике. О настоящей Вике. Надолго.

   Навсегда распрощаться с мечтой о Медали Вседозволенности.

   И, конечно, вычеркнуть из памяти Неудачника.

   А кто он, собственно говоря, такой, чтобы переживать за него? Хомо Компьютерис? Человек компьютерный, способный входить в виртуальное пространство без всяких модемов-телефонов? Ну и что? Не стоит надеяться, что его способность, если она действительно есть, можно легко перенять.

   Специалисты всех мастей будут исследовать его, снимать энцефалограммы и замерять мыслимые и немыслимые параметры. Неудачника будут усаживать перед компьютерами разных типов, подключать и отключать модемы, привозить к телефонным линиям и прятать в подземные бункеры. И требовать – войди в глубину… расскажи, что ты чувствуешь… какое ощущение возникает в большом пальце левой ноги при входе в виртуальность и как меняется стул после трех суток в виртуальном мире. Проведет он остаток своих дней где-нибудь на охраняемой швейцарской вилле или в пустынях Техаса, в каком-нибудь научном центре ЦРУ. Очень ценная и уважаемая морская свинка.

   Впрочем, он русский, наверное – российский гражданин. Если кинуть информацию о Неудачнике в открытую сеть или соответствующим органам…

   Я даже засмеялся от собственной наивности. Ну и что? Пошлет старушка Россия авианосцы и танковые бригады на охрану Неудачника? Мало ли талантливых программистов было вывезено из страны – четырнадцатилетнего парнишку из Воронежа Сашу Морозова, например, увезли спецрейсом. Никому у нас не нужны мозги. Разве что разведка соберет остатки былой смелости и перехватит Неудачника. Лишь для того, чтобы замуровать в собственном исследовательском центре, где-нибудь в Сибири или на Урале…

   Когда возникала глубина – ее знаменем была свобода.

   Мы независимы от продажных правительств, обветшалых религий и пуританской морали. Мы свободны во всем и навсегда. Информация не имеет права быть засекреченной – и мы вправе говорить обо всем. Свободу передвижений нельзя ограничить – и Диптаун не будет знать границ. Мы отстоим свое право иметь все права. Мы изгоним из наших рядов лишь тех, кто восстанет против свободы.

   Как наивны и восторженны мы были!

   Люди нового, кибернетического мира, свободного и безграничного пространства!

   Упивающиеся свободой, играющие ею, словно ребенок, вставший с постели после долгой болезни, радостные и гордые собой. Интересы глубины – все для нее, все во имя ее, во веки веков… аминь.

   Но почему я все-таки верю в эти смешные лозунги с той же радостью, как в детстве верил в коммунизм?

   Почему мне так хочется верить – вопреки всему?

   Преступая законы, громя чужие компьютеры, воруя чужую «интеллектуальную собственность», не платя нищей родине налоги, не доверяя никому, кроме десятка друзей, – и верить во что-то теплое, чистое и вечное? В свободу, доброту и любовь?

   Наверное, я просто из той породы, что иначе жить не умеет.

   И, в общем, никто мне не мешает верить в свободу и дальше. Отсидевшись в реальности десяток дней, сменив каналы входа в глубину и сетевой адрес.

   Верить – очень просто.

   Я смотрел на трехмерную сетку нортоновской таблицы, на ровненькие строчки директорий и поддиректорий. Три гигабайта, и все заполнены под завязку. Служебные программы, вирусы-антивирусы, кусочки Викиного «сознания», музыкальные файлы и игры, ворованная информация и свежие книги, еще не успевшие выйти из стен типографии. Вон «Сердца и моторы – снова в пути» Васильева, вон свеженький детектив плодовитого, как пиранья, Льва Курского, вон нашумевший роман Олди. Выйти сейчас, купить много-много пива, распечатать на стареньком «Лазер-джете» пару книжек, завалиться на тахту. Отоспаться – вволю! А господин Урман, которого я никогда не увижу воочию, и господин Без Лица, которого не увижу тем более, могут сражаться с Вилли-Гильермо за Неудачника…

   Никогда мне не нравились дураки и камикадзе.

   Я взял с корпуса своей «пятерки» телефонную трубку, набрал номер Маньяка. Мне опять повезло – он не болтался в виртуальности и не спал.

   – Алло!

   – Шура, это я.

   – А… – Маньяк убавил тон.

   – Ты не занят?

   – Ну… немного.

   – Программу пишешь?

   – Нет, картошку чищу. Галя ужин готовит.

   – Поздравляю.

   – С чем? – насторожился Маньяк.

   – С примирением!

   – А… да, ерунда.

   Злоупотреблять его временем да еще в условиях недавнего воссоединения с супругой, не стоит.

   – Шура, скажи, возможно войти в «Лабиринт Смерти» с оружием?

   – С вирусом, что ли? Тебе «BFG» мало? – Маньяк начинает веселиться. – Шутишь. Это пространство в пространстве, созданное с жестко заданными целями. Проще в Пентагон вирус засунуть, чем через фильтр «Лабиринта» пронести.

   – Уж не ты ли им фильтр делал?

   – Нет, – с сожалением сознался Маньяк. – Не я. Но я знаю, кто и как его делал.

   – И как?

   – Во входном портале твой внешний образ копируется. Если при тебе есть программы, любые, то они отсекаются. Через сервер «Лабиринта» проходит твоя точная внешняя копия.

   – Никак не обойти? – беспомощно поинтересовался я.

   – Подумай.

   – Что-то часто приходится… надоело уже, – буркнул я. – Шура! Ну скажи, можно пробить фильтр?

   – Пробивают только стены лбом, – наставительно сказал Маньяк. – Что случилось?

   – Очень скверная история. Очень.

   – Для кого – скверная?

   – Для всей глубины. И для одного хорошего человека.

   – А для тебя? – в лоб спросил Маньяк, и я невольно вспомнил «Трех мушкетеров».

   – Полный швах. Можешь поверить.

   Маньяк ответил не сразу. Даже начал что-то насвистывать.

   – Шурка!

   – «Warlock – девять тысяч» тебя устроит?

   – А что это?

   – Локальный вирус. Как обычно.

   – И он пройдет через фильтр?

   – Может быть.

   – Шура, я тебя не очень отвлекаю? От картошки? – охваченный внезапным раскаянием, спросил я.

   – Ничего, уже дочищаю…

   Я радиотелефоны не люблю. Хватит мне излучений от родного компьютера. Маньяк, наоборот, жизни без них не мыслит. Вот и сейчас, наверное, стоит, прижимая плечом трубку, и сдирает с картошки кожуру.

   – Залей мне его.

   – Прямо так и залить?

   – Да, – набравшись наглости, попросил я.

   – Подожди, не все так просто. Ты какими программами пользуешься для создания облика?

   – Разными… «Биоконструктор», «Морфолог», «Личина»…

   – Ясно. В какой личности будешь пользоваться вирусом?

   – Личность номер семь, «Стрелок». «Ганслингер»…

   – Расширение какое у файла?

   – А? Расширение? Кажется…

   – Врубай терминал, – устало приказал Маньяк. – Ставь полный доступ на пароль… ну, например, «12345».

   – Один-два-три-четыре-пять, – как дурак, повторил я.

   – Цифрами! – уточнил Маньяк. – Я сам все настрою.

   – Спасибо!

   – Не отделаешься… пиво с тебя.

   Маньяк еще вздохнул и, перед тем как положить трубку, пригрозил:

   – Звоню через пять минут. Твоя старуха уже работает, ждет меня и послушна, как гимназистка. Ясно?

   Я бросился к компьютеру. Через три минуты Вика согласилась покориться тому, кто прозвонится с паролем «12345», и я отправился на кухню готовить ужин. Я не успел еще наполнить чайник, как в комнате затренькал телефон, а потом начал посвистывать соединяющийся модем.

   Все-таки я дурак. И камикадзе.

   Впрочем, любить самого себя глупо. Можно и дураком побыть.

   Я успел выпить чаю с вареньем, завалявшимся в буфете, потом наполнил кружку заново и пошел в комнату. Маньяк как раз отсоединялся от компьютера, оставив посреди экрана пылающую красную строчку: «Взял кое-что из твоего барахла почитать и поиграться вирус вшит инструкция голосом через минуту».

   Знаками препинания Маньяк беззаботно пренебрег.

   Выйдя в «Нортон», я отыскал файл с внешностью Стрелка (расширение у программы оказалось самое заурядное – clt) и начал сравнивать с другими, немодифицированными обликами. На мой взгляд ничего не изменилось.

   Как и следовало ожидать.

   Минут через пять позвонил Маньяк и быстро объяснил, что и как я должен сделать. Я лишь головой замотал, когда до меня дошло, что он сотворил с моей внешностью «номер семь».

   «Варлок девять тысяч» явно был его давней заготовкой, приберегаемой для особых случаев. Если подобную штуку хоть раз использовать, то возникнут сотни плагиаторов.

   – Пиво, пиво и еще раз пиво… – отключив телефон, сказал я. Впрочем, будет ли у меня возможность это пиво поставить – неизвестно.

   Я собирался устроить в глубине такую бурю, которой она давно уже не знала.

   Бурю, которую она заслужила.

11

   – Терминал включен, – отрапортовала Вика. Я щелкнул курсором по иконке соединения, и через несколько секунд был на сервере «Россия Он Лайн».

   Адрес, оставленный мне Человеком Без Лица, я помнил наизусть. Какой-то польский сервер, что абсолютно ничего не значит. Это просто ретранслятор, наверняка по пути к таинственному незнакомцу мой сигнал промчится сквозь пару-другую стран.

   Видеоподдержкой сервер не пользовался. Никаких рисованных мордочек или анимированных фотографий на экране. Строгое меню на польском, английском, возможность поддержки еще десятка языков – включая румынский и корейский… русского нет. Увы, не очень-то жалует нас братский народ. Я ответил на приветствие оператора и попросил установить связь с «Man without face». Через полминуты оператор переключился на русский драйвер клавиатуры и попросил назвать абонента на моем родном языке.

   «Человек Без Лица», – набрал я.

   Меня начали перекидывать с сервера на сервер. Первые два были открытыми, о трех следующих я не узнал ничего. Потом на экране появилась надпись «Ожидайте». На русском, между прочим.

   Ожидал я четверть часа.

   Первые пять минут тихо и скромно, потом – достав из холодильника пиво и засунув в сидишник старый альбом «Наутилуса».

    Я просыпаюсь в холодном поту,Я просыпаюсь в кошмарном бреду… –

   пел Бутусов. Хороший певец. Пока сам тексты сочинять не пробует.

    Как будто дом наш залило водойИ что в живых остались только мы с тобой…

   Я вспомнил свой сон – в котором был певец на сцене и бедолага Алекс. Вещий сон в какой-то мере. Вот только почему я представил Неудачника певцом? В жизни у меня не было знакомых музыкантов, а уж сам я рискую напевать только в полном одиночестве.

    И что над нами – километры воды,И что над нами – бьют хвостами киты,И кислорода не хватит на двоих – я лежу в темноте,Слушая наше дыханье…Я слушаю наше дыханье…

   Нравится мне эта песня. Она словно о моей глубине, о виртуальном мире, который еще не существовал пять лет назад, когда писалась песня. Это я пытаюсь разучиться дышать, не верить в красоту киберпространства.

   «Кто?»

   Дернувшись к экрану я, не раздумывая, набрал:

   «Я».

   «Как успехи, дайвер?»

   «Полагаю, Вам это известно».

   Многое отдал бы, чтобы узнать – кто он, Человек Без Лица.

   «Да».

   «Я не справляюсь».

   «Это твоя беда».

   «Не только».

   Заминка – то ли Человек Без Лица думал, то ли где-то на линиях случился сбой.

   «Чего ты хочешь?»

   «Помощи».

   «Мне нечем помочь. Все, что тебе нужно, – в тебе самом».

   Будь он рядом – реальным человеком, из плоти и крови, я бы произнес то, что стоит говорить лишь устно, а лучше – вообще не говорить. Я и высказался вслух. Но у сетей свои нормы общения, и пальцы мои отбили на клавиатуре:

   «Кто он?»

   «Тебе уже сказали».

   Пауки. Протянувшие тонкие ниточки в чужие логова. Урман следит за «Лабиринтом», а Человек Без Лица контролирует «Аль-Кабар».

   «Это правда?»

   «Возможно».

   «Я НЕ СПРАВЛЯЮСЬ!» – прописными буквами написал я.

   «Жаль».

   И – почти мгновенно – в нижней части экрана возникла строчка: «Связь прервана по желанию абонента».

   – Связь прервана! – подтвердила Вика. – Повторное соединение?

   – Нет, – ответил я. Почему-то не было ни капли сомнений – польский сервер больше не соединит меня с Человеком Без Лица.

   Может быть, он обижен, что я рассказал о нем Урману. Может быть, разуверился в моих способностях.

   Результат один.

   – Вика, я умный? – спросил я.

   В «Виндоус-Хоум» набито около тысячи ключевых слов. Порой с компьютером можно вести очень забавные беседы… почти разумные.

   – А какой ответ ты хотел бы услышать? – уклонилась Вика. Как всегда, когда слова не имели формы приказа и были ей непонятны.

   – Правдивый.

   – Я не знаю, Леня. Очень хотела бы ответить, но не знаю.

   – Дура ты, Вика.

   – А ты хам.

   Я засмеялся. Услышь меня кто-нибудь, не знакомый с современными операционными системами, – обязательно бы решил, что мой «пентиум» разумен.

   – Извини, Вика.

   – Ничего. Я не сержусь.

   Разум – имитация разума… Где граница между ними? Мы уже разговариваем со своими компьютерами, они здороваются с нами и желают приятных снов. Многие – я, например – большую часть жизни проводят в виртуальном пространстве. Но это не победа человеческого разума, это лишь имитация победы. Яркие флаги и фейерверки над пустотой. Больше частота процессора, больше память – и машина становится похожа на человека. Но не более того…

   А Неудачник – он тоже может быть программой. Такой же хитрой, как вирус Маньяка. Пролезшей сквозь фильтр под видом человека, пустившей корни в сервер тридцать третьего уровня. Способной поддерживать беседу и уничтожать чудовищ.

   – Блин! – завопил я.

   Это же так просто! Сотня фраз, произносимых когда удачно, а когда невпопад. Программа, обучающаяся на твоих собственных словах, возвращающая тебе твои собственные мысли. Послушно идущая вслед за наивными спасателями… Конечно, ей не нужны никакие каналы связи.

   Что я говорил Неудачнику, как он мне отвечал? Я напряг память.

   Не знаю. Может быть – и программа. Тогда «Аль-Кабар» и Человек Без Лица ткнули пальцем в небо.

   Как хорошо, если я угадал. Как просто разрешается загадка!

   Тишина, Стрелок…

   Меня пробила дрожь. Я вспомнил ту пустоту, что накатила после его слов.

   Программа?

   Неудачник, бережно несущий нарисованного мальчишку…

   Программа?

   – Ничего я не понимаю, Вика, – сказал я. – Совсем ничего. И ты мне помочь не можешь.

   – Я могу помочь? – невпопад ответила Вика.

   – Нет!

   – А кто может?

   Я помолчал, прежде чем ответить.

   – Настоящая Вика. Глубина!

   – Включение дип-программы?

   Вместо ответа я нацепил шлем и положил руки на клавиатуру.

   deep

   Ввод.

   Темноту экранов расчертили падающие звезды, радужная спираль закрутилась перед глазами. Стирая реальность, уводя меня к небоскребам Диптауна.

   Первый миг – самый трудный. Комната та же самая, но я знаю – это морок, мираж.

   – Все в порядке, Леня?

   Кручу головой.

   Комната в порядке. Я – не тот.

   – Личность номер семь, «Стрелок».

   – Выполняю…

   В этот раз моя внешность меняется томительно долго. Что поделаешь, неизбежная плата за оружие.

   – Все в порядке, Леня?

   Встаю, смотрю на себя в зеркало.

   – Да. Спасибо, Вика.

   Подхожу к холодильнику, ищу в нем лимонад. «Спрайта» уже нет, осталась только кока-кола. Пойдет.

   – Удачи, Леня.

   – Спасибо.

   Я жадно пью самый популярный в мире напиток, задуманный – вот смех-то! – как средство от поноса. Урман считал, что у меня есть еще пять часов. Теперь осталось четыре. Почти чувствую, как где-то вдалеке, на других континентах, скрипят мозги чиновников всех мастей, начиная осмысливать феномен Неудачника. Скоро тридцать третий уровень «Лабиринта» прикроют. Скоро за Неудачником устроят охоту. Неважно, кто он – человек или программа. Я его вытащу.

   – Вызови мне такси, – говорю я и выхожу из квартиры. Спускаюсь в чистеньком светлом лифте, открываю дверь подъезда.

   Меня поджидает старый «форд». Водитель – прилизанный юноша в белой рубашке. Копия того, что я убил два дня назад, проникая в «Аль-Кабар». Мне даже стыдно становится при виде его доброжелательной улыбки.

   – Публичный дом «Всякие забавы»! – рявкаю я.

100

   Наверное, Вика уговорила Мадам сделать для меня особый статус. Во всяком случае, когда я вхожу в холл, там уже сидят трое мужчин. Все вскидывают головы – у всех в глазах смущение и испуг. Друг друга они не видят, а двое даже частично пересекаются в пространстве, напоминая уродливых сиамских близнецов.

   Эти двое – статные голубоглазые брюнеты, стандартные тела из набора «Виндоус-Хоум». Видимо, надеты в целях маскировки. Третий – смуглый здоровяк, выбритый наголо. Сближает их всех лишь взгляд. Словно у человека, пойманного за выдавливанием прыщей.

   Видимо, я теперь на правах сотрудника борделя? Вижу сразу всех посетителей, могу проходить в служебные помещения?

   – Привет! – говорю я, вяло вскидывая руку. Все трое быстро кивают. Один с деланно-небрежным видом откладывает зеленый альбом, другой отшвыривает фиолетовый.

   Лишь бритый здоровяк упрямо продолжает листать черный альбом, с любопытством разглядывая фотографии.

   Я подхожу к охраннику. Он послушно распахивает передо мной дверь, и я выхожу из холла, избавляя посетителей от душевных мук.

   Провожать меня не собираются, дорогу я помню. Коридор пуст, часть дверей открыта, часть – нет. Из одной доносятся взрывы хохота. За дверью – беседка, окруженная цветущей сакурой. В небе – нежаркое весеннее солнце, вдали – конус Фудзи. В беседке пьют чай две девушки, при виде меня они беззаботно машут руками:

   – Стрелок, привет! Чаю хочешь?

   – Н-нет, – бормочу я, быстро удаляясь. Еще из одной двери высовывается абсолютно голая девчонка. Но стеснения у нее нет и в помине.

   – А Вика занята! – говорит она. – Может, посидишь у меня? А то ску-у-учно!

   Никакого намека в словах девчонки нет. И мысль о сексе возбуждает ее не больше, чем процесс вдоха-выдоха. Но что-то такое страшное есть в самой ситуации… в этих веселых, дружелюбных молодых девушках…

   Я вдруг понимаю, что напоминают мне эти девочки.

   Какую-то старую фантастическую книжку, про веселых молодых людей, занимающихся любимым делом, днюющих и ночующих на работе, дружелюбных, всегда готовых помочь товарищу, неспособных сказать друг о друге плохое слово…

   Это как кривое зеркало. Фальшивое отражение. Зло надело одеяния добра – и, странное дело, они оказались впору!

   – Спасибо, я все-таки у нее подожду! – отчаянно улыбаясь, отвечаю я. – Спасибо!

   Девушка корчит жалобную гримаску и исчезает в своей комнате. А я иду дальше.

   Пока не встречаюсь взглядом с черным котенком на фотографии.

   – Мяу! – тихонько шепчу я, толкая дверь. Котенок открывает рот, тихо мяукает в ответ и вновь замирает.

   Горная хижина пуста, лишь ветер из открытого окна треплет короткие занавески. Облокотившись на подоконник, долго смотрю на горы.

   Нет, это невероятно. Создать целый мир, в полном одиночестве! И не ради денег и славы, не на заказ – просто для себя. Не для того, чтобы войти в этот мир.

   Лишь знать, что он есть. Рядом, за окном. Искрящийся снег вершин, бескрайняя синь неба, камни на склонах, черный мох под соснами, парящие в небе птицы и снующие по деревьям белки. Мир тишины, чистоты и покоя. Мир, в котором не придумано слово «грязь».

   Мне кажется, что Неудачнику он мог бы понравиться.

   Очень надеюсь, что понравится…

   – Леня?

   Вика входит неслышно и застает меня врасплох.

   – Извини… тебя не предупредили?

   Она качает головой.

   – Мне захотелось с тобой посидеть. Чуть-чуть. – Я невольно начинаю оправдываться. – У тебя… все в порядке?

   Вика кивает.

   – Не стоит так часто нырять в глубину, – говорю я, подходя. – Ты хоть перекусила?

   – Немножко. Клиентов сегодня – море.

   Она не отводит взгляд. Она привыкла считать это работой.

   А со мной что-то не так. В груди – холодный ком, сыпучий и колкий, как снег на морозе. Я глотаю воздух и говорю:

   – Неужели тебе необходимо так много работать… Мадам?

   Вика отходит к окну. Спрашивает, не оборачиваясь:

   – Как ты узнал?

   – Почувствовал.

   – Уходи, Леонид. Уходи навсегда, ладно?

   – Нет.

   – Какого дьявола ты ко мне привязался? – кричит Вика, поворачиваясь. – Зачем тебе подруга-проститутка? Проваливай! Мне это все нравится, ясно? Трахаться по сто раз в день, менять тела, командовать девчонками и делать вид, что я одна из них! Ясно? Ясно тебе?

   Я просто стою и жду, когда она выкричится. Потом подхожу и становлюсь рядом у окна.

   Говорить сейчас нельзя, и касаться Вики тоже не стоит, а молчать опасно, но выхода нет, и я жду. Сам не зная чего.

   Горы вздрагивают, и пол под ногами начинает трястись. Вика вскрикивает, хватаясь за подоконник, я хватаю ее за плечо и упираюсь свободной рукой в стену. Земля трясется. Снежные шапки оплывают белым дымком, вытягивают вниз щупальца лавин. Мимо окна с грохотом проносится огромный валун.

   – Мамочка… – шепчет Вика, садясь на пол. Она скорее возбуждена, чем напугана. – Пригнись, Леня!

   Я падаю рядом с ней, и вовремя – в окно бьет хороший заряд каменной шрапнели.

   – Баллов пять! – кричит Вика. – Семь!

   – Восемь! – поддерживаю я. Вряд ли она видела настоящие землетрясения, иначе бы не веселилась.

   Пол хижины еще трясется, но уже слабее, мелкой конвульсивной дрожью.

   – Круто, – шепчет Вика, вытягиваясь на полу. Ловлю ее взгляд, касаюсь рукой щеки. – Не сердись на меня, Леня.

   – Я не сержусь.

   – Клиенты порой… заводят.

   – Кепочка? – вспоминаю я.

   – Он самый.

   – Кто он такой?

   Вика дергает плечами:

   – Не знаю. Он в разных телах ходит и ничего про себя не говорит. Только… – Она усмехается: – Всегда появляется в кепочке. Отсюда и прозвище.

   – Он – садист?

   – Да, наверное. Только особого плана.

   Ее губы беззвучно шепчут короткое ругательство.

   – Вы что, принимаете любых клиентов? Даже таких, от которых на стенку лезете?

   Вика молчит.

   – Я думал, что самых больших идиотов вы отсеиваете. Если Кепочку можно заранее опознать…

   – Мы – не отсеиваем никого.

   – Это что, честь фирмы? «Любая причуда»?

   – Можешь считать и так.

   Землетрясение вроде бы кончилось. Поднимаюсь, выглядываю в окно. По склонам еще сходят лавины, речушка внизу перегорожена оползнем и медленно разливается, отыскивая новое русло.

   – Стихло… – шепчу я, невольно понижая голос. Будто мои слова могут вновь пробудить стихию. – Вика, зачем ты сделала землетрясение?

   – При чем тут я? Этот мир живет сам по себе. У меня больше нет возможности им управлять.

   – Совсем?

   Вика бросает на меня короткий взгляд, встает, разглядывает изменившийся пейзаж.

   – Абсолютно. Мир становится настоящим, только когда обретает свободу.

   – Как человек.

   – Конечно.

   – Ты так веришь в свободу?

   – А в свободу не надо верить. Когда она есть, ты сам это чувствуешь.

   Наверное, я знал, что она скажет эти слова.

   – Вика, если человеку, хорошему человеку, грозит беда. Если он навсегда может потерять свободу… ты согласилась бы ему помочь?

   – Согласилась бы, – отвечает она спокойно. – Даже если он не очень хороший человек. Это такая позиция, если хочешь.

   – Мне надо спрятать человека.

   Вика смешно машет головой, так что волосы рассыпаются по плечам.

   – Леня, ты о чем? Где спрятать?

   – В виртуальности.

   – Зачем?

   – Он не может выйти.

   – Ты об этом, который в «Лабиринте»?

   – Да.

   – Леня… – Вика берет меня за руку. – Ты давно был в реальном мире?

   – Полчаса назад.

   – Точно? Тебе самому помощь не нужна? У меня… – она закусывает губу, – есть знакомый дайвер. Это не выдумки, они и впрямь существуют!

   Забавно…

   – Хочешь, я попрошу его встретиться с тобой?

   – Вика…

   Она замолкает.

   Не привык я к такой заботе, честно говоря. Это моя специальность – беспокоиться о людях, потерявшихся в виртуальности.

   – Я помогу, – говорит Вика. – Но ты не прав… мне кажется.

   Сейчас мне не до споров.

   – Спасибо. У вас надежные системы безопасности?

   – Вполне. Ты что-нибудь понимаешь в этом деле?

   Киваю. Конечно, написать защитную программу я не смогу. Но вот ломать их приходилось столько раз, что впору считать себя экспертом.

   – Можешь порасспрашивать Мага.

   – А он мне скажет?

   – Тебе – нет. И мне тоже, а вот Мадам…

   Вика мешкает, бросает на меня такой взгляд, словно просит выйти. Я иду к двери, но она окликает:

   – Леня… Не надо. Хочу, чтобы ты видел.

   Она подходит к стене, проводит по ней рукой. И доски расходятся, открывая узкую дверь.

   Там, за дверью, свет. Холодный синеватый свет, неживой. Силуэт Вики секунду стоит в проеме, потом исчезает внутри. И я иду вслед, хоть мне этого и не хочется. Как загипнотизированный.

   Сарай. Или морг. Или музей Синей Бороды.

   Из стен – блестящие никелированные крюки, на них висят, чуть-чуть не доставая ногами до пола, человеческие тела. В основном – девушки, блондинки и брюнетки, несколько рыженьких, одна абсолютно лысая. Но попадаются и женщины средних лет, и пара старушек, несколько девочек и мальчиков.

   Глаза у всех открыты, и в них – пустота.

   – Это моя костюмерная, – говорит Вика.

   Я молчу. Я и так это понимаю.

   Вика идет вдоль покачивающихся тел, заглядывая в мертвые лица, что-то нашептывая – словно здороваясь с ними. Мадам висит в конце первого десятка. Вика оглядывается на меня, убеждаясь, что я смотрю, – и прижимается к пышному телу владелицы заведения, обнимает его – словно в пароксизме извращенной страсти.

   Мгновение ничего не происходит. Потом – я не успеваю заметить миг перехода – Вика и Мадам меняются местами. Уже не Вика – Мадам отступает от бессильно повисшего тела.

   – Вот и все, – говорит Мадам своим низким, грудным голосом.

   – Зачем… так гнусно? – спрашиваю я. – Эти крюки… этот морг… зачем? Вика?

   Мадам смотрит на Вику, грустно кивает:

   – Вика, девочка, зачем? Объясним Лене?

   Вика, нанизанная затылком на крюк, молчит.

   – Чтобы не забывать, Леонид. Чтобы ни на секунду не забывать – они не живые.

   Я смотрю на Мадам, куда более спокойную и мудрую, чем Вика. И если подходить непредвзято – гораздо более красивую.

   – Ты должен был увидеть, – говорит Мадам.

   – Я увидел.

   Мы выходим из склада человечины через другую дверь – ведущую в комнату Мадам. Это совсем иной мир. Шумный и переполненный пляж за окном, раскаленное солнце в небе, сама комната набита пышной старой мебелью, повсюду разбросаны книжки, открытые коробочки со сладостями, одежда, дешевая бижутерия и браслеты дутого золота, полупустые флакончики духов, игральные карты. Огромная кровать под бархатным балдахином не заправлена, под ней валяется тапочка. В буфете – галерея початых бутылок, на стене – пыльная гитара, персидский ковер на полу проеден молью и заляпан винными пятнами.