Текст книги "Работа над ошибками. Дилогия"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 42 страниц)

– Нравится? – с любопытством спросила Василиса. – Вижу, нравится. Давай подарю чего-нибудь…

В металлоломе она рыться не стала. Открыла шкаф у стены – самый обыкновенный шкаф, только вместо рубашек и простыней в нем хранилось оружие.

– Держи!

Я получил длинный кинжал в кожаных ножнах. Рукоять была крепко и аккуратно, петля к петле, обмотана сыромятным ремнем. Выглядело оружие красиво – и в отличие от сувенирных железяк, продающихся в магазинах, грозно.

– Спасибо. – Я понял, что отказываться нельзя. – Слушай, нельзя же ножи дарить…

– Я не суеверна.

– Зато я суеверен. – Я нашел в кармане рубль и вручил Василисе. – Ну… спасибо, соседка. Ты мастери… мастер!

Да уж, слово «мастерица» вполне бы пошло к вышивке или вязанью, но вот к кованому кинжалу – совершенно не шло.

– Дура я, – вздохнула Василиса. – Кому все это надо… а… – Она махнула рукой. – Пошли наверх, буду тебя чаем угощать… Ты откуда, Кирилл?

– Из Москвы.

– А я из Харькова.

Ей было сорок два года. Выглядела она на тридцать с хвостиком, но это у функционалов обычное дело. Когда-то она работала на тракторном заводе, и не в бухгалтерии или профкоме, а в кузнечном цеху. Разумеется, молотом не махала, управляла кузнечным прессом.

Потом – обычная история. Про нее забыли на работе. Она была упрямой и дважды устраивалась заново, но на следующий день ее снова забывали. Муж закрыл перед ней дверь, несмотря на рев детей: «С ума посходили? Умерла ваша мамка три года назад!» Видимо, подсознание окружающих искало какое-то объяснение происходящему. А через день ее забыли и дети. Зато прямо на улице почтальон вручил телеграмму, предписывающую прибыть на окраину города. Там она и увидела – нет, не башню, заброшенный кирпичный домишко.

Дверей у нее было всего три. Одна, разумеется, вела в Харьков. Другая в пустынный каменистый мир с ледяными зимами и удушливо жарким летом – функционалы сказали, что это мир номер четырнадцать и он никому толком не нужен. Третья – сюда, в Нирвану. И вот к этому миру интерес у функционалов был.

– Ссылка, – сказал я, отхлебывая чай. Василиса накрыла стол на втором этаже – типично женский стол с чаем, вареньем нескольких сортов, фруктами и конфетами. Впрочем, был предложен и коньяк, но я отказался. Василиса переоделась в светлое платье, распустила волосы и выглядела уже не столь экстравагантно, просто очень крупной женщиной, которой впору заниматься метанием молота или ядра. При этом она оказалась не мужикоподобная, а даже симпатичная – ну, если вам нравятся очень крупные женщины, конечно.

– Нет, не только ссылка, – запротестовала Василиса. – Есть такое дело, конечно. Если кто-то вдруг… Но на самом деле это перспективный мир.

Она явно комплексовала по поводу ссылки, куда открыла проход.

– Перспективный?

– Да, конечно. Он для жизни очень комфортный. Но обычные люди тут пьянеют.

– Я тоже, вначале. Все такое яркое… хорошо все так…

Василиса понимающе кивнула, и я рискнул выдвинуть предположение:

– Кислород?

– Что? – Василиса очень удивилась. – При чем тут кислород… Психоделики.

Я только и мог, что хлопнуть себя по лбу. Идиот! Пускай я никогда никакой наркотической дряни не пробовал, но симптомы-то классические…

– Тут очень мягкий климат, – продолжала Василиса. – Снега даже зимой не бывает. А в почве живут какие-то крошечные грибки, которые со спорами выделяют психотомиметик ЛСД-подобного действия. Хотя по действию ближайший аналог не ЛСД, а ЭСТЕТ… Не удивляйся, я вопрос досконально изучала. Делать-то все равно нечего, у меня клиентов немного…

Идея колонизировать Нирвану (она же – двадцать второй мир) возникла у функционалов почти сразу. Василису и назначили ответственной за проект. Помимо людей, так или иначе вступивших в конфликт с функционалами, сюда отправляли алкоголиков и наркоманов, как правило, приходящих в восторг от бесплатного постоянного кайфа, не омраченного ни ломкой, ни похмельем. По сути, это действительно был наркоманский рай. Уйти из Нирваны никто не порывался.

Яблоневый сад был идеей Василисы и, как я понимаю, ею одной и посажен за несколько первых лет. То ли ею руководила какая-то ирония, заставляющая делать Нирвану пародией на райский сад, то ли трезвый расчет – яблоня оказалась самым неприхотливым из плодовых деревьев. Впрочем, после нескольких недель полной дезадаптации жители Нирваны становились способны к минимальному самообслуживанию: ловили рыбу, выращивали какие-то овощи в огороде, ухаживали за курами.

– У нас большие надежды на детей, – объясняла Василиса. – Взрослые со временем становятся адекватнее, но вряд ли протрезвеют до конца. А вот родившиеся здесь детишки уже почти приспособились. Они ласковые, веселые. Немножко неусидчивые, но способны обучаться.

– Ты учишь? – спросил я.

– Да. – Почему-то она покраснела, будто я уличил ее в каком-то нехорошем поступке. – Читать, писать, считать. Кто постарше, те даже читают самостоятельно, просят принести еще книжек. Фантастику очень любят, особенно наши книжки про детей, поступивших учиться в волшебную школу. Ой, сколько я им этих книжек переносила! Хорошо хоть, их много выпускают, каждый месяц новая. Только про Гарри Поттера плохо читают, там уже думать надо, не могут сосредоточиться, капризничают. Я к ним часто хожу, смотрю, что и как. У меня дел-то немного. Как не помочь, и детишкам, и взрослым…

– А если их в наш мир отправить? – спросил я. – Хотя бы детей? Ну зачем им тут страдать?

– Почему страдать? – возмутилась Василиса. – Тут родители, они их любят. Тут никаких войн, никаких бандитов, никто никого не убивает. Все сыты, одеты. Да и нельзя им уже к нам.

– Почему?

– Ломка начинается, – разъяснила Василиса.

– Слушай, соседка, – спросил я, помолчав. – Ты к нам не занесешь эти грибки?

– Не беспокойся, они в нашем мире не выживают, – невозмутимо ответила Василиса. – Проверено.

– А если окультурить?

Она непонимающе посмотрела на меня. Потом засмеялась. Резко оборвала смех.

– Нет, сосед. Не стоит. Знаешь, что это такое, когда человек рубил дрова, попал себе по руке, рассмеялся и сел смотреть, как кровь вытекает?

– Не знаю.

– А я – знаю.

– Извини. – Мне стало немного стыдно. – Шутки у меня бывают дурацкие.

– Да я заметила. Варенья?

Я отказался. Встал, прошелся по комнате, посмотрел в окна. Со стороны Харькова это был второй этаж здания, стоящего где-то на тихой и, несмотря на позднюю осень, все еще зеленой и солнечной улочке. Мимо шли легко одетые люди. В километре, на крыше высокого, сталинской архитектуры здания, торчали антенны – чуть ли не телевизионный ретранслятор. Симпатичный город… я подумал, что однажды стоит сюда прийти, поесть пельменей, выпить горилки. Конечно, если найдется кафе или ресторан поблизости – моя связь с башней была напряжена. Я, наверное, мог отойти еще на километр. Или на два… три… И не более того.

В другом окне пейзаж был совсем не столь идиллический. Низкие серые тучи, сквозь которые едва проглядывает солнце, заснеженная равнина, по которой ветер гнал колючую ледяную пыль.

– Там у дверей – центнера два фруктов намороженных лежит. Я заместо морозилки этот мир использую, – сказала Василиса. – Зимой, конечно. Но тут зима – девять месяцев.

– Север?

– Нет, не север. Говорят, что экватор. Это по вееру очень далекий мир. Мне кажется, тут дело даже не в Земле. Тут само солнце плохо греет. – Она помолчала и добавила: – Да, еще тут нет Луны.

– Как тебя сюда занесло? – неосторожно брякнул я.

– Жить мне не хотелось, Кирилл, – сказала Василиса, подходя ко мне. Не пытаясь разжалобить, всего лишь информируя. – Я мужа любила. А уж когда дети забыли…

Она замолчала.

– Прости. – Я неловко пожал плечами. – Не подумал. Мне очень жаль. Я неженатый, да и с девушкой своей недавно поссорился… мне было легче. Родители только… но они у меня люди вполне самодостаточные. Очень тяжело было?

– По первости – да, – ответила она, не рисуясь. – Но время лечит. Опять же – дети живы-здоровы, выросли уже…

Я повернулся, посмотрел на нее – и был немедленно заключен в крепкие объятия. Поцелуй кузнечихи (в данной ситуации лучше неправильное слово, чем поцелуй кузнеца!) оказался на удивление мягким, страстным и приятным.

Но уже через секунду Василиса оторвалась от меня. Вздохнула:

– Извини, Кирилл. Молодой ты… не хочу тебе голову морочить. Будем друзьями, сосед?

Ситуация, честно говоря, была идиотская. Я прекрасно видел, что скучающей Василисе банально хочется секса. И не с улыбчивым идиотом из поселка в Нирване, а с кем-нибудь из функционалов.

Честно говоря, мне хотелось того же. Секса. Без обязательств. С красивой, пускай и необычной женщиной. Никогда раньше мне не приходилось заниматься любовью с женщиной крупнее и сильнее себя, но это только возбуждало.

И в то же время я чувствовал: в чем-то она права. Не стоит. Сейчас – когда я только-только нахожу себя в новой роли – не стоит. Из наших отношений не получится легкой интрижки, мы попытаемся придать им серьезность. Василиса неизбежно начнет главенствовать. Меня это не устроит. Мы расстанемся – но вовсе не друзьями.

А вот если сейчас избежать этого случайного и ненужного романа…

– Ты права, – сказал я. – Будем друзьями. Слушай, а ты море любишь?

Василиса только усмехнулась.

– У меня выход на Землю-семнадцать, – пояснил я. – Приходи, когда захочешь искупаться и позагорать.

– Это спасибо, Кирилл, – серьезно сказала она. – Это хорошо. Ах, какой ты молодец!

Я был удостоен еще одного поцелуя, но на этот раз не страстного, а благодарного.

– Приходи, – повторил я смущенно. – А сейчас пойду, ладно? Меня звали на вечеринку в Кимгим.

– Ух ты! – Василиса задумалась. – От твоей функции до места вечеринки далеко?

– Километров пять.

– Отпадает. От меня до тебя по прямой семь километров. Я могу удаляться от кузни на девять. Но к тебе я загляну.

– Обязательно!

Между нами повисла та неловкая пауза, которая неизбежно возникает между мужчиной и женщиной, собравшимися было заняться сексом – и передумавшими. У меня такая беда случалась лишь раз в жизни, но я прекрасно понимал, что тянуть в таком случае не следует. Надо быстренько расстаться – тогда есть шанс сохранить хорошие отношения.

– У меня дела, – неискренне сказала Василиса. – Да и ты спешишь, наверное. Назад пойдешь через поселок?

Я пожал плечами.

– Если не сложно… подсобишь немного? Давно собиралась убогим одежонки подбросить.

– Какой разговор! Конечно, помогу.

16

Не знаю, как для кого, а для меня в любой благотворительной акции есть момент личной неловкости. Бросаешь ли ты мелочь в чехол из-под гитары, на которой в подземном переходе молодой парень наигрывает чужие мелодии; кладешь ли мелкую купюру в дрожащую руку бабуси-нищенки или относишь в церковь свои старые шмотки «для бедных» – всегда чувствуешь себя виноватым.

Тем, что богаче? Не всегда нищий, скорбно стоящий у магазина, зарабатывает меньше тебя. Тем, что удачливее? Но удача такая непостоянная дама, а твоя благотворительность ничуть не гарантирует ответной – если беда придет к тебе.

Тут, наверное, принципиален сам момент попрошайничества – и его одобрения. Недаром Киса Воробьянинов до последнего отказывался нищенствовать, кричал, что не протянет руки, а сломленный напором Остапа Бендера в конце концов дошел до убийства. Принуждение к нищенству не менее отвратительно, чем принуждение к проституции. А каждая брошенная в кружку монета – это отчасти поощрение нищенства.

Недаром известная мудрость призывает давать человеку не рыбу, а сети для ловли этой рыбы.

Двигаясь по речному берегу обратно к поселку, я чувствовал себя ответственным за это странное поселение. Пусть не я придумал такую экстравагантную ссылку и планы по заселению Нирваны. Но я – функционал. Один из тех, кто запихивает сюда людей. Сажает на иглу. Делает беспомощным человеческим материалом, вся функция которого – плодиться и размножаться.

По большому-то счету, это и есть единственная функция каждого человека. Но у нас есть хотя бы иллюзия, что мы рождаемся не только для того, чтобы стать звеном в цепочке поколений и лечь в землю. У кого-то иллюзия денег, у кого-то иллюзия власти, у кого-то иллюзия творчества.

Отсюда, наверное, и смущение при встрече с людьми, уже утратившими свои иллюзии, чья жизнь свелась к простейшим функциям: есть и пить, спать и совокупляться, затуманивать разум алкоголем или наркотиками.

Прогулка по берегу реки с тяжелым узлом за плечами как нельзя лучше располагала к подобным философствованиям. Это самое выраженное свойство русского характера: призывать милость к павшим, сочувствовать каликам и юродивым, чувствовать личную вину за несовершенство мира. Наверное, это то самое свойство, которое мешает стране найти свою «национальную идею» и благоденствовать. Но почему-то мне не хотелось предлагать Диме в качестве национальной идеи лозунг «горе слабым». Может, стране это и пойдет на пользу, только это будет уже другая страна.

В поселке все было по-прежнему. Только рыбаков поубавилось – сидели человек пять, встретивших мое появление дружелюбными улыбками даунов. Я поискал глазами своего знакомого, но дядя Сашко, видать, после борщечка с курятиной лег поспать. Василиса советовала отдать вещи либо ему, либо неведомому мне Мареку, либо женщине по имени Анна. Как я понял, это были самые давние и самые адаптировавшиеся обитатели Нирваны.

– Марек! – позвал я. – Анна!

Никакого ответа. Только таращатся через реку дружелюбные торчки. Вздохнув, я двинулся вброд. Надо было перейти на другой берег через кузню, что ж я сразу-то не подумал… Ну ничего. Высушат тряпки.

Мокрый и оттого злой, с набившимся в кроссовки илом, я вышел на левый берег. Узел с одеждой весь намок и катастрофически отяжелел. Пожалуй, не будь я функционалом, не удержал бы. Подаренный Василисой кинжал в кожаных ножнах мягко шлепал по бедру. Не очень-то нужный подарок, но отказаться или выбросить было неудобно.

– Где мне найти Анну? – резко спросил я ближайшего рыбака – молодого худющего парня с нездоровым, желтоватым цветом лица. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что рыбу парень удит очень своеобразно – леска болталась в воде без крючка.

– Анна, – кивнул парень. – Анна…

Глаза у него были пусты и безмысленны. Пожалуй, толку от него не добьешься…

– Анна там, – сообщил сидящий рядом с парнем мужчина постарше и поздоровее на вид. – Там.

Я проследил за неуверенным движением его руки, поморщился при виде грязных длинных ногтей и кивнул:

– Спасибо.

Анна и впрямь нашлась в указанном домишке. Дверь была распахнута, в единственной комнате, довольно чистой и с влажным от недавнего мытья полом, находились две женщины. Одна спиной ко мне неподвижно лежала на грубом, сколоченном из досок топчане. Похоже, сон на голых досках не доставлял ей дискомфорта, хотя из одежды на ней были только трусики и лифчик. Вторая, одетая в ситцевое платье в горошек и босиком, стирала в красном пластиковом тазике, водруженном посередине комнаты на шаткий стул того же цвета и материала. Выглядела женщина потрепанной, поизносившейся, но обладавшей упрямством и выносливостью. На бултыхающуюся в тазике рубашку она смотрела ласково, будто на щенка или котенка, взятого в дом и теперь отмываемого от уличной грязи.

– Анна?

– Да? – Мое появление любопытства не вызвало. Наверное, это их главная беда – отсутствие любопытства.

– Василиса передала… – Я бросил мокро хлюпнувший узел на пол. Это была то ли штора, то ли покрывало, в которое была завернута одежда, явный секонд-хенд. Сквозь мокрую ткань четко виднелась и подошва маленького детского ботинка.

– Хорошо, – сказала женщина. – Спасибо.

Отрываться от стирки она явно не собиралась. Судя по выражению лица, процесс ей даже нравился. И она что-то едва слышно шептала рубашке, которую стирала, – мне показалось, что я прочитал по губам: «Ты моя хорошая…»

Ужас какой-то. Я представил себе домохозяек, нежничающих с пылесосом, играющих с кастрюлями и обожающих стиральные машины. Домашний труд перестал быть рабством и стал развлечением – всего-то чуток психоделиков в воздухе…

– А что с ней? – уже собираясь уходить, спросил я.

Анна покосилась на лежащую на топчане женщину. Та пошевелилась, будто поймала взгляд.

– Новенькая она, – сообщила Анна. – Спит. Все поначалу много спят, много думают.

Что-то меня тревожило в этой женщине, дремлющей на топчане. Словно… словно я ее уже где-то встречал… не так легко одетую, конечно… точнее – тепло одетую…

Я подошел к топчану, взял женщину за плечо, осторожно повернул.

Девушка, два дня назад бросившая на пол башни записку, улыбнулась мне и сказала:

– Таможня…

Изо рта у нее стекала тонкая ниточка слюны. Правая щека была вся красная, отлежанная на досках.

Возможно, если бы она меня не узнала, я бы колебался. А так – нет.

– Она пойдет со мной, – сказал я.

– Тяжело ей сейчас ходить, – не протестуя, а лишь доводя до моего сведения, сказала Анна. Видимо, это был самый сильный протест, на который способны жители Нирваны.

– Ничего, я помогу, – поднимая девушку и укладывая себе на плечо, сказал я. В бытности функционалом все-таки немало плюсов! – Как она у вас оказалась?

– Мастер ее привел. Вчера.

– Какой мастер?

– Мастер. – Видимо, имени она не знала. – Мастер будет сердиться, что увели.

– Ничего, – сказал я. – Главное, чтобы я не рассердился. Ага? Кто ближе, тот и главный мастер.

Кажется, она еще что-то сказала вслед. Но я уже вышел из домика. Огляделся, чувствуя себя то ли перевоспитавшимся Терминатором, спасающим Сару Коннор, то ли средневековым солдатом, прихватившим из завоеванного города девушку на три дня.

Никто не пытался отбить симпатичную пленницу. Во взглядах нескольких мужчин мелькнул естественный интерес – и только.

– Совсем вы тут закисли, горемыки, – пробормотал я и пошел вброд. Маленькая холодная ванна девушке не помешает.

Один привал я все-таки устроил. Недалеко от башни, можно было и дойти, но я решил передохнуть и проверить, как там моя поклажа.

Девушка блаженно улыбалась, глядя куда-то внутрь себя. Я похлопал ее по щеке, услышал в ответ тихое хныканье и решил пока с расспросами повременить. Закурил сигарету, радуясь тому, что могу испытать кратковременное удовольствие от привычной отравы, а не постоянный и бессмысленный кайф.

– Таможня… – снова сказала девушка. Нахмурилась. Казалось, она пытается сфокусировать на мне взгляд. – Не… не бросай…

Я понял и похлопал ее по ладони.

– Не бойся. Не брошу.

Она расслабилась, и взгляд сразу поплыл, оглупел. Я курил, смотрел на девушку и с удивлением думал, что она не вызывает у меня никаких сексуальных эмоций. Ну совершенно никаких – хотя куда красивее той же Василисы… да и моей Аньки, если честно. Ни загорелое юное тело, ни дорогущее кружевное белье не возбуждали. Наверное – из-за бессмысленных, осоловелых глаз.

А может быть, она не вызывает у меня эмоций, потому что я никогда и не заглядывался на таких девушек? Это все равно что иметь виды на кинозвезду или фотомодель. Пацану в пятнадцать лет – очень полезно для эротических фантазий. Взрослому человеку как-то несерьезно. Такие девушки – для тех, кто ездит в «бентли» и «ягуарах».

Ну или для функционалов.

Я со вздохом забычковал сигарету в мягкую землю, поднял девушку на руки – совершенно рефлекторным движением она обняла меня за шею – и двинулся к башне. Так идти было тяжелее. Но после того, как она попросила о помощи, я уже не мог нести ее на плече, будто свернутый в рулон ковер.

Через пятнадцать минут я внес блаженно улыбающуюся девушку в башню. Кстати, выглядела башня вовсе не так чарующе, как мне показалось вначале, – грубый белый камень, никакой не мрамор, хорошо, если не известняк… Пинком ноги я захлопнул дверь, локтем задвинул засов. Так, что теперь? В Москву, там куда-нибудь в Склиф, в токсикологическое отделение? Нет, не стоит.

Поднявшись на третий этаж, я решительно направился в ванную комнату. Усадил девушку в ванну – она заторможенно пошевелилась, присела на корточки, обхватила руками плечи. Вздохнул и сказал:

– Извини, это… без всяких там намерений…

Она по-прежнему улыбалась. Сколько еще будут действовать психотомиметики? Надо было узнать у Василисы…

– Без всяких намерений! – непонятно кого убеждая, повторил я, снял с нее бюстгальтер, помог стянуть трусики. В конце концов, что это, первая женщина, которую я раздеваю? Нет, не первая… шестая. Нет, пятая.

А если совсем честно, чтобы засчитывать только доведенный до конца процесс, – третья.

Нельзя сказать, чтобы она так уж сильно нуждалась в гигиенических процедурах. Нирвана была очень чистеньким миром, там даже грязь была немаркой. Но мне требовалось как можно быстрее привести девушку в чувство.

Минуты три она просидела под струями горячей воды. Потом я, искренне сожалея, что у меня обычная ванна, а не какая-нибудь навороченная «джакузи», устроил ей шотландский душ: включал секунд на десять ледяную воду, потом снова добавлял горячей. Когда увидел, что это не действует, стал пускать ледяную воду по двадцать секунд. Изумительное развлечение, можете мне поверить. Особенно когда на улице холодно и вода из крана льется действительно ледяная…

Минут через пять контрастный душ возымел свой эффект.

– П-п-перестань… – пробормотала девушка. – Х-хватит…

– Ага! – обрадовался я. – Как тебя зовут?

Она подняла мокрое и уже не такое умиротворенное лицо.

– На… на…

– Наташа?

– Настя… хва… хват…

– Настя Хват?

– Хватит!

Я решил, что для начала это уже неплохо. Выключил воду, снял с вешалки халат. Настя послушно встала, я набросил на нее халат и помог выйти из ванны.

– Говорить сможешь? Не отключишься?

– Не знаю…

– Идем.

– По… погоди. – Она оттолкнула меня, покосилась на унитаз. – Выйди… мне надо.

Я вышел, сильно подозревая, что минут через пять придется войти и обнаружить блаженно улыбающуюся Настю на полпути к заветной цели. Но она оказалась крепче, чем я думал. Вышла сама, правда, тут же повисла у меня на руках и честно сказала:

– Все плывет…

На кухне я усадил ее на пол – со стула она бы упала. Сделал чашку крепкого сладкого кофе – три ложки порошка, три сахара, заварено кипятком, не до вкуса, лишь бы кофеина побольше. Заставил выпить. Посмотрел в окно, ведущее в Кимгим, – и только покачал головой. Уже вечер. Нехорошо будет не прийти к Феликсу в ресторан. Вызывающе. Будто я не хочу общаться с соседями.

– Как ты?

– Сейчас отрублюсь, – почти четко ответила Настя. – Сил нет…

– Что с тобой случилось? Почему тебя бросили в Нирване?

Но, похоже, я требовал от нее слишком многого. Глаза у девушки закрывались, она все время порывалась лечь на пол. Смирившись, я отвел ее в спальню, уложил на свою кровать – и она тут же впала в беспробудный сон. Даже начала едва слышно похрапывать.

– Угу, – сказал я, укрывая девушку одеялом. – Спокойной ночи.

Пожалуй, это естественно. Лишение психоделика должно было вызвать либо возбуждение, либо торможение. Второе мне предпочтительнее.

Твердым шагом я обошел комнату, заглядывая в окна.

Москва. Хмуро, но дождя нет. Вечереет, в окнах домов зажигается свет, но фонари еще не включили.

Кимгим. Ввиду отсутствия фонарей и глухого переулка – темнее. Зато все припорошено снегом. Небо тяжелое, снежное, но пока осадков не наблюдается.

Земля-семнадцать. Красочный закат над морем. Голубизна неба переходит в синь, потом в фиолетовое, потом в чистую тропическую тьму. Все это приправлено закатным розовым. Такие картинки любят вешать фоном на монитор пожилые бухгалтерши и молоденькие секретарши.

Нирвана. Яблоневая идиллия. Трава зеленая, небо синее… Но здесь солнце еще высоко.

Каким будет мое пятое и последнее окно?

Я пожал плечами. Ничем помочь не могу, что выпадет, то и будет.

Пора было собираться к Феликсу. Хорошо бы костюм надеть, но вот не обзавелся… Пришлось ограничиться чистой рубашкой и носками. Кинжал я тоже выложил и даже протер все еще влажное лезвие насухо. Вот сооружу себе камин, буду вешать над ним фамильное оружие…

На столе я оставил записку для Насти: «Никуда не уходи, это может быть опасно. Дождись меня. Вернусь под утро». Подписался я, после короткого колебания, просто: «Таможня».

Уходя, я выключил свет. Дверь в Кимгим открыл с мрачной решимостью преодолеть многокилометровый путь до ресторана как можно быстрее – в стиле Цая.

Но я недооценил Феликса. Рядом с башней стояли знакомые сани, в которых скучал, покуривая – не банальную сигарету, а затейливой формы трубку, – Карл – давешний официант. При моем появлении он соскочил на снег и отрапортовал:

– Экипаж готов, мастер!

Видно было, что Карл не просто выполняет распоряжение хозяина, а делает это с удовольствием.

– Давно ждешь?

– Ничего, – ответил парень, и я понял, что сани здесь действительно застоялись. Впрочем, и по следам на снегу это было видно – он периодически прогуливал лошадь взад-вперед, чтобы не мерзла. – Вашего друга будем ждать?

– Он отправился в путешествие, – мрачно сказал я. Забрался в сани, набросил полог, и мы тронулись.

Ничто не ново под луной. Даже под чужой луной.

На двери ресторана висела табличка: «ЗАКРЫТО НА СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЕ». У входа стоял тепло одетый, очень представительный метрдотель и объяснял возмущенной молодой парочке, что «Никак нельзя, все занято, корпоративная вечеринка, порекомендую посетить ресторан „Король-рыбак“, в качестве извинения от нашего ресторана вам сейчас вынесут по бокалу нашего особого глинтвейна…»

Парочка скандалила, ссылалась на предварительный заказ и на меня посмотрела крайне неодобрительно. Видимо, ресторан Феликса в Кимгиме славился.

– Прошу вас, мастер, – с низким поклоном приветствовал меня метрдотель и снова переключился на местных жителей. Тон его менялся с такой легкостью, будто где-то в спине, как в детской игрушке, был установлен переключатель: «подобострастно-любезный – непреклонно-вежливый».

Я прошел в главный зал, сбросив куртку на руки гардеробщику.

Веселье как раз начиналось.

Здесь собралось десятка два гостей. За стол – большой круглый стол, который одобрил бы король Артур, – пока никто не садился. Феликс говорил, что в Кимгиме десять функционалов… значит, половина пришла из других миров. Я сразу увидел Розу Белую – в длинном черном платье с декольте не по возрасту. В одной руке у Розы был бокал с шампанским, в другой – толстая дымящаяся сигара. Старушка благосклонно мне кивнула и что-то сообщила полной немолодой женщине, стоящей рядом. Женщина окинула меня внимательным взглядом и одарила томной улыбкой. Декольте у нее было столь же вызывающее, но хоть чем-то оправданное. А вот светло-бирюзовый цвет платья ей явно посоветовал враг.

Был здесь и Цайес, в смокинге и галстуке-бабочке. Он что-то нудно втолковывал внимательно внимающему официанту. Тот кивал, но Цайес все уточнял и уточнял детали своего заказа. Выглядел Цайес внушительно, будто достойный отпрыск вырождающегося аристократического рода. Даже его угловатая физиономия казалась уместной.

Строгой одежды придерживались почти все гости, будто их пригласили с дресс-кодом «черный галстук». Мужчины в черных смокингах и черных бабочках, женщины в коктейльных платьях. В полуформальном стиле были лишь двое или трое мужчин… впрочем, нет. У окна непринужденно общался с девушкой в розовом платье мужчина, одетый в светлые брюки и льняную рубашку. Я мельком посмотрел на его толстый загривок и вдруг четко осознал: «функционал-дизайнер». Как именно я это понял? Не знаю. А откуда влезли в голову «черные галстуки», «белые галстуки», «непринужденный», «формальный» – все эти выдуманные меланхоличными англичанами дресс-коды…

Ничего, потерпят… Заложив пальцы за ремень джинсов, я двинулся к столу. У левой руки возник официант с подносом. Я взял бокал с шампанским.

– Кирилл! – Навстречу вышел Феликс. Тоже безукоризненно одетый, с кожаной папочкой в руке – меню, что ли? – Как я рад, что ты нашел время для визита! Друзья, внимание! Это Кирилл из таможни в заводском районе.

Радость его была непритворной. Впрочем, как и интерес остальных функционалов. Кто-то негромко, интеллигентно захлопал в ладоши, аплодисменты подхватили остальные. Несколько секунд все аплодировали, будто нервные пассажиры после долгожданной мягкой посадки самолета.

– Четвертая таможня в нашем городе, – продолжал Феликс. – Мне кажется, это достойный повод для банкета. У нас появились новые двери на Землю-семнадцать, Землю-два и… что сегодня, Кирилл?

– Нирвана, – сказал я.

– Какой район?

– Я не знаю. Там есть поселок ссыльных, – глядя в лицо Феликсу, сказал я. – И еще одна таможня. Функционала зовут Василиса.

– Василиса… – Феликс задумался. – Я посмотрю в… посмотрю. Там десятка три поселков, так что надо разбираться… Что ж, хорошо, Кирилл! Нирвана тоже бывает полезна. У нас есть один выход туда, но он в совершенно безлюдной местности, это негуманно, а создавать новый лагерь трудно и нецелесообразно.

– Феликс. – Я вдруг понял, что меня смутило в его словах. – Ты сказал, что у вас появились двери на Землю-два?

– Ну да. В твой мир.

– А Земля-один?

Феликс засмеялся и замахал рукой, будто отгоняя назойливую муху:

– Ерунда, не забивай голову. Это резервный номер. Ну, чтобы не возникало ненужных споров о первенстве… Господа, предлагаю тост!

Засуетились официанты. Кому-то подливали шампанское, кому-то меняли бокалы. Роза Белая перешла на коньяк, ее примеру последовали несколько мужчин.

– За нового члена нашей маленькой, но дружной семьи! – произнес Феликс. – Все мы разные, но делаем единое дело!

Гости сдвинули бокалы. Несколько функционалов ободряюще похлопали меня по плечам. Я выслушал ничего не значащие, но вроде бы искренние комплименты. Цайес, видимо, на правах старого знакомого потыкал меня кулаком в бок и дружелюбно осклабился.

Допив шампанское, Феликс ловко подхватил меня под руку и заявил:

– На несколько минут похищаю нашего гостя!.. Кирилл, ты не очень голоден?

– Не очень, – соврал я.

– Я тебя долго не задержу. Вот, прихвати бутербродов. – Он взял со стола и вручил мне тарелку, уставленную крошечными канапе с самой разнообразной начинкой. – Эти попробуй, очень вкусно…

Я с сомнением посмотрел на выпеченную из хлеба корзинку, заполненную желто-зелеными полупрозрачными бусинками.

– Икра спрута, – пояснил Феликс. – Слабосоленая.

– Того самого? – спросил я.

– Что? Да, именно. Во всем есть свои плюсы, всегда… Как ты, обживаешься?

Вслед за Феликсом я прошел в маленький кабинет, отделенный от большого зала тяжелыми парчовыми портьерами. Здесь стояло несколько кресел, столик с выпивкой и мелкой закуской. Я поставил свою тарелку рядом.

– Ничего, Феликс. Обживаюсь.

Что-то в нем изменилось с нашей первой встречи. Какая-то суетливость появилась, какая-то смущенная неловкость.

Будто… будто он чего-то боится.

– Тебя ввели в курс дела?