Текст книги "Curriculum vitae (СИ)"
Автор книги: Сергей Васильев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава 25. Непоправимое
Так близко Распутин видел цвет европейской политики в первый и последний раз. Больше в гости к Дальбергу его не приглашали. «Мавр сделал своё дело – мавр может уходить.» Он ничуть не расстраивался. Политический бомонд с его примитивными недомолвками, нафталиновой чопорностью, непонятным высокомерием, но более всего из-за необходимости улыбаться тем, кого на дух не переносишь, был непонятен и неестественен, как “пластмассовая” еда из Макдональдса. Спокойно восприняв ослабление внимания к своей персоне, Григорий с удовольствием ушёл с головой в семью, тем более, что Душенка сдержала слово, и в срок, предписанный природой, на свет появилась маленькая фея с глазами неестественно синего цвета. При виде этого чуда у Распутина заходилось сердце, влажнели ладони, а губы стремились произносить не слова, а непривычное, смешное сюсюканье.
– Глаза, как фиалки, – впервые увидев дочку, произнес молодой папа.
– Любица, – прошептала Душенка.
– Что?
– Любица – значит фиалка, – улыбнулась жена. Пусть так и будет…
– А-а-а-я! – воскликнула новорожденная.
– Это она тебя зовет! Говорит – “Зая”, – рассмеялась молодая мама.
– Ну вот, – притворно возмутился Распутин, – мы, мужчины, чтобы произвести впечатление на женщин, с рождения воспитываем в себе храбрость льва, суровость вепря, стараемся быть спокойными, как мамонты, и даже свирепыми, как тигры. А потом в твоей жизни появляется маленькая, беззащитная девочка, и ты уже “зая”…
Распутин через полгода всё же злоупотребил знакомством с Дальбергом, когда Ежов прислал ему весточку, что возвращается обратно на Балканы. Без всяких препятствий ему выписали командировку в Косово и сразу определили делегатом связи в российские части KFOR. Дальберг продемонстрировал, что совсем не собирается отказываться от работы с таким ценным кадром из спецслужб России, и Ёжик ему интересен. Григорий почувствовал себя абсолютно счастливым. Он тяготился академической бюрократией в учебном центре легиона, не рвался формировать частную армию для иезуита и искал любую возможность свалить куда-нибудь, где опыт диверсионной и контрдиверсионной работы будет востребован и употреблён в соответствии с его собственными представлениями о пользе.
На этой почве едва не случился первый семейный скандал. Душенка категорически не желала оставаться в спокойной Франции, когда муж возвращается на её Родину, кипящую в межэтнических конфликтах, взрываемую заминированными автомашинами и не извлечёнными вовремя боеприпасами, разрываемую треском ночных перестрелок, но всё равно любимую и желанную. Муж улетает туда, где её дом, горы, дедушка, подружки, и где будет он сам, а она одна с малышкой останется в чужой стране? Нет и ещё раз нет. Семья должна быть вместе! Распутин настаивал, аргументировал, но переубедить сербскую женщину все равно, что попасть на корриду, где мужчина – совсем не тореадор. В Косово Григорий полетел в сопровождении прекрасных дам и со смешанным чувством радости от их присутствия и тревоги за жизнь, здоровье и собственную способность оградить семью от форс-мажорных рисков.
* * *
Ежов встретил Распутина в новом камуфляже “флора” с погонами подполковника. На темной шевелюре ярко выделялась свежая седина, а на подвижном загорелом лице неестественно застыли светлые, будто замороженные глаза. Серебро у висков и взгляд, в самой глубине которого плескался безмолвный крик, настолько резко отличали нынешнего Лешку от того майора, с которым они совсем недавно сидели на берегу Адриатического моря, что все дружеские расспросы, заготовленные Распутиным, застряли у него в горле.
– Уже подпол? – кратко поинтересовался Григорий, обняв друга, – поздравляю!
– Уже сержант? – вернул должок Лешка. – Не совсем понимаю, что означает это звание в НАТО.
– То же самое, что советский прапор, – махнул рукой легионер, – только анекдотов поменьше. Обмывать звезды будем?
– Не столько звёзды, сколько приобретенный опыт… Знаешь, что это такое, Айболит? Опыт – это то, что ты получаешь, не получив того, что хотел. Аккурат мой случай… Да и твой тоже, с той лишь разницей, что, в отличии от меня, ты растешь везде и одновременно – в легионе, в семье и у нас в управлении. Принято решение по совокупности предоставленной информации и помощи в налаживании контактов с влиятельными европейскими политиками, представить тебя к внеочередному… Это в легионе ты в сержантах застрял, а я поздравляю тебя с капитаном…
– Новые звёзды – новые хлопоты.
– Это точно…
– С чего начнём, командир?
– С долгов, Айболит! Надо отдавать, не взирая на погоду и хандру. У меня их накопился полный бабушкин сундук. И за себя и за того парня… Ну ты понимаешь… Переплелись судьбы наших подопечных в тугой узел – не развязать. Недобитые кавказские гости обживают Балканы, балканских бандитов приходится выкуривать с Кавказа. Те и другие осваиваются в Европе, скоро она вздрогнет от чеченской и албанской мафии, взращённой на деньги дерьмократов, – последнее слово Ежов намеренно исказил особо выразительно. – Европу ни разу не жалко, но тамошних полицейских можно и нужно сделать ситуативным союзником, как только им станет жарко и некомфортно. Это твоя задача на будущее… А пока рубим караваны.
– Какие?
– Любые! Оружие, наркотики, рабы… Этот спрут имеет много щупальцев, но только один карман. Чем больше мы наделаем в нем дырок здесь, тем меньше у него будет возможностей гадить там. Вот такая интересная экономика современной войны, где тыл и фронт выглядят, словно слои в тортике “Наполеон”.
– Твоя группа с тобой?
Замороженные глаза Ежова сверкнули колючими льдинками. Желваки, как маленькие мышки, перекатились под тонкой, словно пергамент, кожей, а голос предательски сорвался.
– Нет больше группы, Айболит… Считай, всех там оставил. Только не спрашивай, как так получилось. Отойду немного – сам расскажу.
“Ёжик, везунчик, в подразделение к которому стремились попасть именно за его талант беречь людей там, где потери, казалось, были совершенно неизбежны! Какая мясорубка произошла в Дагестане и Чечне, что даже он осиротел?” – с ужасом подумал про себя Распутин, не решаясь задать вопрос командиру.
* * *
Сразу не спросил, а потом уже было некогда. Работать приходилось по 18 часов в сутки. Ежов развил привычную для него активность с тягой ракеты, выводящей на орбиту искусственный спутник земли. Восстановление старой и формирование новой агентуры, рекогносцировка местности, подбор кадров – Ежов имел право переводить в своё подчинение любых, понравившихся ему солдат и офицеров российского контингента. Организация взаимодействия с французами, немцами и американцами, бешеные автопробеги по пять сотен километров в день, сбор компромата на местный криминал, превращение туземных отморозков в источник информации, совместное написание отчетов для французского начальства, считавшего сержанта Буше своим шпионом в берлоге русского медведя. Новая агентура – пастухи, путаны, полицейские, почтальоны. Всё это слилось для Распутина в один непрерывный калейдоскоп работы под названием “формирование инфраструктуры антитеррора”. Обязанности разделили ожидаемо. Ежов окучивал сербов, с симпатией относившихся к русским, Распутин – албанцев, больше доверяющих его НАТОвскому обличью. В разговорах с простыми людьми его удивляла их искренняя ностальгия по югославским временам, когда межнациональные разногласия заканчивались максимум синяками и зуботычинами в школе. Нынешнее время “победы косоваров над сербами” и торжество “европейской демократии” рядовые албанцы воспринимали исключительно, как возможность свалить куда подальше из тех мест, за которые с остервенением сражались их единоверцы.
Отдельной головной болью для Григория оставалась бурная активность Душенки. Сидеть дома с маленьким ребенком ей не позволяло “ай-нэ-нэ” в крови и оставшийся на сердце шрам войны, трансформировавшийся в чувство вины живого перед павшими. Руководствуясь им, Душенка просто обязана была куда-то бежать, кого-то спасать, и удержать её от этого волонтёрства не было никакой возможности. Всё, что в результате мозгового штурма удалось придумать Распутину и Ежову – пристроить беспокойную супругу легионера в санитарную миссию KFOR при российском госпитале. В смысле активности ничего не изменилось, но теперь большинство вылазок по сигналу “SOS” Душенка совершала в составе официальной госпитальной группы в сопровождении патруля из российского миротворческого контингента. Это внушало какое-то спокойствие на некоторое время.
Что творилось в душе у жены, Распутин понял, когда сопровождал журналистов в сербский сектор. Как только корреспонденты оказались на оживленной улице, группу буквально осадила толпа местных, увидев камеру. Сербы наперебой кричали в микрофоны, что это не жизнь, что им страшно, что албанцы их всех растерзают, что нечего есть, нет работы и абсолютно никакой надежды… Возле камеры постоянно терся аккуратненький, прилично одетый старичок. Ему долго не удавалось пробиться к микрофону. Наконец, оказавшись у цели, заводясь все больше и больше, он выкрикнул срывающимся голосом: "Скоты албанцы! Ненавижу! Мы их ненавидим! Если бы не эти гады-международники там на мосту, мы бы уже давно туда прорвались и всех этих сволочей перерезали! Слышите! Всех!"
* * *
Год пролетел, как одно мгновение. Обычно контингент меняют каждые четыре месяца и солдаты ждут отъезда из неприветливого воюющего края, как манны небесной. Распутин и Ежов “отбомбили три срока”, чем жутко удивили свои кадровые ведомства. Как им было объяснить, что за четыре месяца никакую нормальную, эффективную работу организовать невозможно. Да и за год её провернули только благодаря бешеной работоспособности Ежова и природной выносливости его солдат.
Зимой российских разведчиков послали в засаду на вероятном пути следования нелегальных торговцев оружием из Албании вместе с самым «крутым» подразделением американского спецназа. Посидев пару часов в снегу, «зеленые береты» сказали командиру российской группы, что замерзли. Они спустились с горы, сели в свои навороченные броневички «Хаммеры» и уехали греться на базу. Ежовские орлы остались одни, досидели до конца операции, задачу выполнили – караван разгромили с особым усердием.
Генерал армии США долго потом извинялся перед генералом Евтуховичем и громко восхищался русскими солдатами, а потом опубликовал отчёт о пресечении нелегального оружейного транзита, где, оказывается, караван громили те самые, удравшие с позиции янкесы, а русских и близко не было.[33]33
Абсолютно реальный, невыдуманный факт.
[Закрыть] Ежов на это заявление только фыркнул. Его личное отношение к американским коллегам испортить было невозможно по причине глубокой, всепоглощающей антипатии Лёшки ко всему заокеанскому.
– Так даже лучше, – заявил он возмущенному Распутину, – нам слава не нужна, мы привыкли партизанить. А американцы пусть теперь объясняются со своими албанскими подопечными, почему одной рукой им деньги дают, а второй – гробят на корню общую коммерцию.
Вздохнув, Григорий согласился. Если не считать вопиющей несправедливости, щедро разбрызгиваемой вокруг западными “партнёрами”, лично его всё устраивало. Он занимался тем, что умел делать, находился в окружении людей, считающих его своим. Когда сформированная с нуля, возродившаяся, как Феникс из пепла, группа Ежова начала громить караваны и подпольные тюрьмы с заложниками, он, как ни странно, даже жену стал видеть гораздо чаще. БТР с красным крестом и полумесяцем регулярно сопровождал разведчиков. Душенка очень быстро превратилась в незаменимого члена экипажа “Скорой помощи”, как знающая местные языки, местность, менталитет, имеющая хорошую медицинскую подготовку, позволяющую оперативно осматривать, опрашивать и оказывать первую помощь освобожденным заложникам, успокаивать, развозить по госпиталям и домам счастливчиков, вырвавшихся из рук косовских террористов УЧК. Армию освобождения Косово по настоянию руководства НАТО реорганизовали в корпус охраны порядка, надо сказать, очень своеобразного, насквозь криминального, основанного на национальной сегрегации, контрабанде, торговле оружием и наркотиками, грабежах, насилии и мошенничестве с гуманитарной международной помощью.
* * *
Караван медленно втягивался в небольшое пологое ущелье вдоль высохшего русла реки. Один за другим тентованные армейские «пинцгауэры», перевозящие живой товар, объезжая валуны, переваливаясь с бока на бок, как беременные тараканы, медленно, но неуклонно пересекали невидимую точку невозврата, даже не догадываясь, что она уже безжалостно разделила всех пассажиров на живых и мёртвых.
До албанской границы по этой природой построенной дороге, упирающейся в сопредельную территорию, оставалось не более пяти километров, и конвой каравана – в каждой машине двое вооруженных до зубов албанских боевика плюс охранение на джипах в хвосте и голове колонны – предвкушал скорый отдых. Ничего неожиданного случиться не могло. Посты косоваров, стоящие на всех значимых дорогах и тропах вдоль столбового маршрута транспортировки наркотиков и рабов, регулярно отчитывались об отсутствии какой-либо подозрительной активности в окрестностях. Да и кто мог покуситься на собственность Больших Людей после вывода сербской полиции и армии с территории Косово?
В преддверии рассвета эскорт, измученный ночным маршем, придавило вялое и благодушное настроение. Стражники погрузились в полудрёму, перестав покрикивать на обколотых успокоительным коктейлем, но всё равно возившихся пленников, и не сразу сообразили, почему ночь так внезапно превратилась в день, настолько ослепительный, что глаза, казалось, вытекли из глазниц, а барабанные перепонки, привыкшие к монотонному завыванию двигателя, разорвались, раня мозг, вызывая двигательный и мыслительный паралич.
По всей длине каравана одновременно подорвались светошумовые закладки «Пламя». К оглохшему, ослепшему, дезориентированному эскорту, не давая ни секунды опомниться, с двух сторон скользнули серые тени, переводя на ходу оружие в боевое положение. “Несерьезные” выстрелы из малошумных «валов» и «винторезов», похожие на щелчки гальки по доске, продолжались не более двух минут. Ежову посыпались доклады:
– Третий на связи, у меня чисто, требуется медпомощь четырем пассажирам.
– Второй на линии, у меня чисто, медпомощь не требуется.
– Девятый, у меня два двухсотых среди «мирняка»…
– Для всех, кому требуется помощь – освободить головной грузовик. Для тех, кому уже ничем не поможешь – освободить замыкающий. Разворачивайте караван! – отдал последнее распоряжение Ежов и улыбнулся одними губами. – Ну вот и всё! Хорошо, что до рассвета успели, – кивнул он на стремительно светлеющее небо, – а то без света-шума их выковыривать до Нового года…
– Первый, на линии четвертый. В головной машине птицу подстрелили, но не до конца, она клюётся, бьёт крыльями и кудахчет так, что с минуты на минуты яйцо снесёт…
– Сейчас подойду – пообщаемся, – щелкнул тангентой Ежов и белозубо ощерился, – кто ж это у нас такой беспокойный, а, Айболит?
* * *
Хозяин жизни и окрестных косовских земель, владелец разгромленной колонны и еще десятков таких же караванов, двигающихся одновременно по разным маршрутам на Запад с грузом наркотиков, рабов и “консервами” для черных трансплантологов, а обратно – с рекрутами и деньгами, нервно сжимал в руках окровавленную салфетку, прижимая повязку к простреленному плечу и отчаянно пытался растворить страх во фляжке с французским коньяком, любезно оставленным в качестве противошокового средства “русским варваром”. В том, что это русские, пленник не сомневался – услышал несколько узнаваемо-сочных выражений нападавших. Предстоящая встреча заставляла нервничать. Раненый боялся человека, которого ждал. Про “бешеного русского полковника” ходили самые неприятные слухи. Только слухи, потому что живых свидетелей работы “ночных дьяволов” видеть не пришлось. После налетов этих невидимок пленных не оставалось или они пребывали в неадекватном состоянии. Дернула же его нелёгкая прошвырнуться вместе с караваном до Тираны! Мог ведь спокойно, на следующий день с официальным эскортом из немецкого контингента… Подвели жадность и опасение, что “партнеры” на той стороне кинут с оплатой, сославшись на временные трудности. Решил, что так будет быстрее и надежнее. Вот теперь приходится сидеть ослепленному и оглушенному у колеса собственного джипа рядом с трупами охранников, не успевших сделать ни единого выстрела, но зато зачетно обгадившихся, как и он сам, при подрыве светошумовых закладок. Вся надежда на амулет со встроенным спутниковым маячком. Он успел его активировать до того, как повязали, и молился, чтобы “крыша” из немецкого и американского контингента не оставила его в беде, во всяком случае в руках русских. Иначе эти “варвары” узнают столько интересного о взаимодействии миссии ООН и генералитета KFOR с серпентарием албанских единомышленников в деле транзита наркотиков, рабов, оружия и прочих совместных “мелких шалостях” на территории Косово.
– Боже мой, кого я вижу, – холодный, как февральский ветер, голос с хорошим английским вывел пленника из состояния камлания на абстрактные надежды, вернул в суровую реальность, – сам Рамуш Харадинай собственной персоной!
– Требую к себе уважительного отношения, – сглотнув предательский колючий комок, застрявший в горле, как можно тверже произнес косовар. – Я – начальник штаба Армии освобождения Косово… То есть корпуса защиты края.
– Защитника края не вижу, – усмехнулся тот же голос, – зато вижу обосравшегося торговца рабами и наркотиками, который в любую минуту может скончаться от передоза. Впрочем, как решит командир.
Рамуш почувствовал тоску, разливающуюся по телу, словно кипящее масло, проникающую в каждую клеточку, взрывающую мозг от безнадёги и предсмертного ужаса. “Ну вот и всё!” – азбукой Морзе застучала кровь в висках.
– Командир, на связи штаб KFOR, командующий немецким сектором спрашивает, что творится в зоне их ответственности и что тут делает русская экспедиция?
Ежов метнул злые молнии в сторону обмякшей тушки Харадиная:
– Сволочь успел сообщить своим подельникам?[34]34
В 2000 г. Рамуш Харадинай получил ранения во время столкновения с российскими силами КФОР. Прибывшая на место стрельбы полиция УНМИК (Миссия ООН по делам временной администрации в Косово) очень трепетно отнеслась к раненому бандиту: итальянский военный вертолет перевез его на одну из американских военных баз, откуда он был эвакуирован в немецкий город Кайзерслаутерн. В рапорте Объединенного разведывательного центра от 7 июля имеется следующая запись: «Двое граждан США, позднее идентифицированные как Джеймс Байбер и Джильям Пенсел, случайно оказавшиеся на месте преступления, провели процедуру „медицинской эвакуации“ (в терминологии НАТО – medevac). Позже было установлено, что оба гражданина США являются агентами ЦРУ, причем они представили различные версии своего появления на месте преступления.
Харадиная, прибывшего на базу в Рамштайн, встречал почетный караул в белых касках и перчатках.
Генерал Клаус Райнхардт, который с октября 1999 г. до весны 2000 г. командовал миротворческими силами НАТО, заявлял, что Харадинай – это «человек, которому я безоговорочно доверял и советам которого активно следовал», что это «выдающийся политик, сыгравший важнейшую роль в примирении различных этнических групп в Косово». Прощаясь с улетавшим Хардинаем, глава Миссии ООН в Косово публично обратился к нему со словами: «Мой друг! Я желаю тебе скорейшего возвращения!».
В настоящее время (2021 год) Рамуш Харадинай – премьер-министр самопровозглашенной непризнанной республики Косово.
[Закрыть] Или они так эфир пасут? Передавай: преследовали караван с заложниками, вынужденно сохраняли радиомолчание ввиду опасности обнаружения, увлеклись погоней, караван перехвачен, разворачиваем его в обратную сторону для передачи ответственным лицам из миссий ОБСЕ и ООН…
Ежов сделал несколько шагов взад-вперед, с сожалением посмотрел на албанского мафиози. Погладил пальцами кобуру. Отдернул руку. Выругался…
– Нет, нельзя, слишком явно… Ладно, красавчик, поживи ещё. Сажайте его обратно в джип во главе колонны – будет работать нашим пропуском и главным переходящим призом. Сто метров дистанции. Поехали!
Рокот вертолётных двигателей разорвал утреннюю тишину, наполнив ущелье непривычными для дикой природы звуками. Устаревшие, но работоспособные, как пчёлы, “Ирокезы” UH-1D с опознавательными знаками бундесвера прошли над колонной с хвоста в голову, неторопливо развернулись от всплывающего утреннего солнца, и ущелье потонуло в разрывах неуправляемых ракетных снарядов.
– Все из машин! Рассредоточиться! – орал в радиостанцию Ежов, вытаскивая из кабины оглушенного радиста. – Айболит! Быстро передавай этим идиотам, что они бьют по русской разведке!
Прокричав в рацию свой позывной и координаты сначала по-немецки, потом по-английски, Распутин проводил глазами уходящий в сторону Албании вертолёт.
– Почему один? Ёж! Почему он один? Где второй?
Как ответ, откуда-то спереди часто-часто, задыхаясь от злости, затарахтел крупнокалиберный М2 – бортовое оружие “Ирокеза”.
– Второй, доложить обстановку! Что творится в голове?
– Первый, у нас потери! Колонну отсекли от головного джипа! Вертушка села рядом с машиной, забирает пленного!..
– Второй, не высовывайтесь, сейчас разберемся! Айболит, что у нас со связью?
Последнего вопроса Распутин не слышал. Гигантскими прыжками он бежал в голову каравана, где второй шла машина с ранеными и медиками… С его Душенкой… Вид разгромленной колонны был отвратительно неопрятен, словно по руслу высохшей реки проехал мусоровоз с открытым кузовом, щедро посыпая дорогу отходами человеческой деятельности. Идущие вслед за головным джипом машины фактически перестали существовать. На том месте, где их застигла воздушная атака, дыбились дымящиеся остовы и холмились обгоревшие тряпки – останки ещё недавно живых людей. Крупнокалиберные пули взрыхлили землю в пяти шагах, и тело само, на рефлексах, отреагировало на опасность. Григорий бросился на траву и перекатился за разбросанные по земле ящики в оливковой раскраске. Еще одна очередь свистнула где-то над головой. Бортовой стрелок лупил в белый свет, как в копеечку, вёл беспокоящий огонь, старательно обмахивая свинцовым веером склоны и дно ущелья, чтобы у прижатых к земле, уцелевших разведчиков не было возможности вести прицельный ответный огонь. Григорий беспомощно оглянулся на ящики. Косовары – хозяйственные контрабандисты, использовали каждый метр автомобильного пространства. Вместо сидений в кузове заводские упаковки с оружием – наследство югославской армии. Автоматы… Цинки… РПГ-7! Если подобраться поближе, можно попробовать долбануть по плюющемуся огнем “индейцу”.
Зарядив гранатомет и сделав шаг из своего укрытия, легионер услышал, как взвыл вертолетный двигатель, поднимая над землей "Ирокез" и вынося его из опасного пространства. В это же время с другого конца колонны послышался стрёкот его собрата, по-деловому, неторопливо заходящего на бреющем в атаку, прикрывая взлёт своего напарника. Расстреляв НУРСы, пилот вертолета прикрытия старался создать идеальные условия бортовым стрелкам, ведя машину на предельно малой высоте и скорости, аккуратно вписываясь в изгибы русла, чтобы не задеть винтами края ущелья. Он заметил, как на земле вдруг появилось белое облако, отчетливо различимое на фоне темной почвы. Увидел и удивился, как вообще вдруг может появиться облако из ниоткуда. А ещё через мгновение лобовое стекло вертолета проломила пятикилограммовая фугасная термобарическая граната ТБГ-7В, эффективно воздействующая на противника в окопах и бункерах, не оставляющая шансов всему живому в помещениях объемом до трехсот кубометров…
* * *
Поднявшись на ноги, Григорий стряхнул с себя куски земли и какой-то мусор, присел у ямы с водой, зачерпнул ее окровавленной ладонью. Попытался смыть кровь с висящей на груди разгрузки. Получалось плохо. Темнея, она лишь сильнее пропитывала защитную ткань. Удивился, что абсолютно не чувствует боли. Вообще ничего не чувствует! Куда-то ушел только что раздражавший носоглотку запах сгоревшей взрывчатки, разлитого бензина и сладкий привкус крови. В ушах – ни малейшего намёка хоть на какие-то звуки. Только мозг противно толкался, напоминая о каком-то незаконченном деле. Куда же он шёл? Что хотел? Душенка!..
Распутин развернул непослушное тело в сторону того места, где совсем недавно была машина с ранеными и врачами, медленно, спотыкаясь, побрёл, не слыша крика Ежова и не видя рванувшихся к нему разведчиков:
– Гриша, не ходи туда! Стой! Стой, я тебе приказываю! Не пускайте его туда! Держите! Стоять, капитан!..
