Текст книги "Кодограмма сна"

Автор книги: Сергей Агафонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

29

Но ему не довелось сделать все, как было сказано. Разумеется, в определенный момент лезвие лопаты ударилось о какие-то истлевшие доски. Не выдержав столкновения с металлом, доски переломились и Софронов полетел в тартарары или как там это еще называется.

По расчетам невольного летуна его должно было вертеть и крутить, поэтому несколько времени молодой человек летел, закрыв глаза и прижав к груди лопату. Таким нехитрым способом он пытался спастись от головокружения и последующей тошноты. Но скоро Андрей Софронов почувствовал, что летит "солдатиком" и ничто его вестибулярному аппарату не угрожает. Тогда парень раскрыл глаза и огляделся.

Его тело довольно быстро прореживало воздух в достаточно глубоком колодце, ибо не было примет, которые указывали бы на скорое появления дна. К примеру, не дымились волосы и не обугливалась одежда и кожные покровы. Напротив, Андрей чувствовал себя достаточно комфортно. Встречные потоки воздуха прекрасно освежали, что было нелишне после бессонной душной ночи и копания в земле под палящим солнцем. Колодец был весьма светел. Дыру Софронов проломил большую. Комфорт, свет и отсутствие вредных насекомых способствовали спокойному анализу наблюдений за проносящимся мимо пейзажем.

Приходиться признать, что был он весьма однообразен и представлял собой бесконечную череду шестигранных галерей, отделенных от колодца невысокими перилами черного металла и соединенных друг с другом винтовыми лестницами. За перилами виднелись книжные полки, плотно заставленные книгами с одинаковыми или очень похожими друг на друга корешками. Видимо, данный колодец с несметным количеством книг был не единственным в этом подземном мире. Софронов заметил, что на некоторых галереях одна грань с разных сторон отсутствовала, а вместо нее был довольно длинный коридор, в конце которого виднелся частокол перил и все те же одинаковые книги. В тех колодцах тоже было достаточно светло. "Может, я не один такой сюда вломился?" – подумал на лету Софронов, но сколько не вглядывался, вертя головой, в других колодцах никаких летунов не заметил. В начале же каждого коридора имелись рекламные плакаты, указывающие на наличие в нем санузла, точки быстрого питания, автоматической прачечной, телефона, ксерокса, массажного и зубоврачебного кабинетов, кинотеатра, дансинга, амбулатории, опорного пункта общественной безопасности, Интернет-кафе, аптеки, супермаркета, тренажерного зала, публичного дома, полпивной и самое главное – станции метрополитена! Все это, и особенно последнее, вероятно, могло служить объяснением того, что Андрей, летя уже долгое время, не заметил у книжных полок ни единой живой души. Не считать же таковыми бритоголовых личностей с синюшными лицами в рыжих от нечистот мятых одеждах полувоенного образца и тяжелых ботинках, без пола и возраста, которые подпирали стены в вышеописанных коридорах, но завидя летящего вниз Андрея бросались к перилам и, свесясь, кричали ему в след:

– А вот, кому героин!

– А вот, кому клофелин!

– А вот, кому имодиум!

Кроме них в коридорах мелькали еще какие-то фигуры, но их облик был уж совсем невразумительным. Коридоры, в отличии от колодца по которому летел Андрей, освещались скудно. Россыпи маленьких разноцветных лампочек, наверное, вывески, и все. Из коридоров же доносились обрывки различных музыкальных произведений настолько фрагментарные, что опознать их было невозможно. Не Вагнер, не Прокофьев, не Дунаевский, не Боб Дилан, не ОРБ, не, не, не и еще раз не, но что-то звучало, будто бракованная мягкая игрушка сочинила и сыграла на бытовой технике вроде стиральной машины.

Такое однообразие не могло не утомить и Софронов решил сделать остановку, чтобы отдохнуть и разведать, что здесь к чему. Для этого ему очень пригодилась лопата. Молодой человек подгадал, когда будет галерея сплошных книжных полок, чтобы не вступать ко многому обязывающие контакты с бритоголовыми и на лету просунул штык лопаты между перилами и повернул на 90 градусов. Лопата застряла. Ловкий парень подтянулся по ней к ограждению и перелез на галерею. Прислушался. Бритоголовые не спешили проследовать за, как они вроде бы предполагали, судя по их крикам, потенциальным покупателем их зелья. Тем лучше. Можно перевести дух и осмотреться.

Кроме книг – ничего. Андрей попробовал снять одну с полки. Чем Мовсесян не шутит, может где-то здесь стоит КНИГА МАЛГИЛ. Попробовал другую, третью, четвертую и так далее. Не вышло. Книги стояли на полках так тесно, будто склеенные. Тогда на помощь пришла лопата. Сообразительный молодец все-таки умудрился просунуть лезвие лопаты между книг и своротил на пол галереи целый ряд. Несмотря на вложенные усилия, обильно пролитый пот и вычурный мат сквозь скрипение зубов, для Софронова такой успех был неожиданностью. Когда книги посыпались с полки он замер, ожидая чего-то необычного. Но раз, два, три… и ничего не произошло. Андрей вытер пот и стал листать книги одну за другой. Обложки ничем особенным на себя внимания не обращали. Обыкновенные переплеты твердого картона, оклеенные мраморной бумагой. На переплетах никаких выходных данных. Внутри страницы покрыты письменами до смешного схожими с собственными софроновскими кодограммами сна. Вдруг в одной из книг Софронову бросилось в глаза нечто вроде чернильной кляксы. Оказался штамп! Он гласил:

БИБЛИОТЕКА ВАВИЛОНА.

Внимательное исследование выявило такой же штамп на всех книгах. Софронов начал сбрасывать и изучать книги и с других полок. Везде был один и тот же штамп. В изнеможении Андрей опустился на пол и прошептал:

– Значит, Конца Света не было, раз Вавилон не разрушен и существует даже библиотека Вавилона…

Посидел в молчании, закрыв глаза. Затем встал. Протер глаза. Подошел к перилам. Посмотрел вверх. Льются потоки неяркого света, окольцованные бесконечными галереями. Посмотрел вниз. Аналогично. Бездна…

– Не пора ли подкрепиться? – сказал тогда сам себе Софронов, прислушавшись к собственному желудку, и стал подниматься по винтовой лесенке на галерею выше. Еще в полете он заметил там рекламу Макдональдса, предлагающую биг-бургер на 10 % дешевле, чем на других галереях. Андрей не сомневался, что биг-бургер будет завернут в страницу, вырванную из книги МАЛГИЛ. Но это не так уж и важно. Важно, примет ли продавец вместо денег азбуку или бумажную курточку, справленные папой Карло, или придется идти и останавливать прогресс.

30

Знаменитый фаст-фуд лег тяжелым камнем на дно желудка Софронова и даже целый галлон кока-колы не смог бы раскрошить его, а Софронов выпил всего лишь пинту. На большее парень пока не заработал.

Никто в закусочной и около не позарился на его сокровища: карманный орфографический словарь, вечное перо, блокнот, членский билет Союза Журналистов и пропуск в редакцию "Московского Обскуранта", хотя Андрей подробно объяснял как ими можно воспользоваться. Но собеседники легко превращали софроновские аргументы "за" в аргументы "против". Уже за едой молодой человек суммировал их.

Кому охота вклеивать свои фотографии в чужие документы ради сомнительного удовольствия дегустации котлет по-киевски из мертвой Жучки, салата "Оливье" из картофельных очистков и "Столичной" из Владикавказа перед заносом в редакцию ненавистного "желтого" листка адской машины. Конечно, приведение ее в действие с безопасного расстояния удовольствие очевидное. Но хорошо бы еще к этому предложению небольшой подарок – машину времени. Но ты вспомни, Софронов, когда ты работал с письмами читателей, сколько проектов такой машины ты отправил в утиль?

Вот почему ни полная дама в спортивном костюме с кучей авосек, ни смазливая малолетка в напизднике, ни бледный очкастый юноша с топором, ни чумазый подросток в одних рваных шортах, ни солидный дядя в деловом костюме с дипломатом, ни веселый горец в папахе, в бурке, с гранатометом, верхом на осле, кстати с этим последним Андрей встретился в сортире Макдональдса, не захотели расстаться со своими денежками.

Несчастный голодный Софронов уже подумывал о том, чтобы продолжить свой полет к центру Земли, как был деликатно взят за рукав и увлечен из пункта общественного питания вон неким господином, оказавшимся при ближайшем рассмотрении "рыжим" клоуном. Они прошли немного по коридору и остановились у неприметной двери над которой тусклыми красными лампочками было высвечено слово:

Е А Т Р

Клоун достал из уха сосательную конфетку и засунул ее Андрею в рот, получив таким образом благодарного слушателя. И тот, и другой абсолютно не замечали толчков, снующих вокруг, прохожих, которые еще недавно показались бы Софронову похожими на дьяволов, но теперь он ясно различал в них ангельские черты. И квашенной капустой перестало вонять – его перебил запах роз. Все потому, что клоун, представившийся Рупертом Мэрдоком, предложил парню работу! Парень, отрекомендовавшись Биллом Гейтсом, с радостью согласился.

Клоун был владельцем и режиссером маленького общедоступного театра, но дела шли не очень. Поэтому, чтобы привлечь публику, пришлось расширить программу. Перед спектаклем был запущен дивертисмент из пользующихся неизменным успехом у публики номеров. Среди них снимание штанов и оголение задницы, демонстрация золотого слитка, утопление котят в ведре с помоями, художественное чтение программы телепередач и тому подобное. Но один артист заболел, и его нужно было срочно заменить. Об этом хозяин театра думал с самого утра и даже во время обеда, тут-то Софронов и попался ему на глаза. Руперта просто поразила мимика молодого человека, слишком искусная для банального попрошайничества, но очень хорошо подходящая для сцены. Итак, Билл должен был заработать немного денег для себя и для своего нового друга Руперта, грубо говоря, торгуя лицом. За сумму, достаточную, чтобы каждый день ходить в Макдональдс, иметь угол и достойно отправлять естественные надобности, соблюдая гигиену, Андрей должен был каждый вечер приходить в заведение дядюшки Руперта, просовывать голову в отверстие в занавесе, корчить смешные рожи и не уворачиваться через четыре раза на пятый, потом через восемь раз на девятый, потом через раз на второй, потом через семь на восьмой, потом через два на третий, потом произвольно в течении пяти минут, потом в том же порядке до конца от тухлых помидоров и яиц, которые будут бросать зрители. Сразу сговорились о первом выходе. Он случился через четверть часа. Номер Софронова был следующим за номером самого Мэрдока, тот снимал штаны и оголял задницу. Когда после выступления Андрей умывался в гримерке, Руперт сам зашел похвалить его и дал аванс. Хозяин был так поражен искусством своего нового артиста, что предложил ему, когда кончится дивертисмент, посмотреть спектакль, а потом пойти вместе выпить.

– С удовольствием, – сказал Софронов, – А пока я успею сбегать перекусить?

– Разумеется! В театр можно пройти через кухню закусочной. Я позвоню менеджеру, чтобы тебя пустили…

– Спасибо, босс!

– Пустяки, парень. Запомни, дядюшка Руперт своих артистов в обиду не дает.

– Я понял, босс.

– Вот и ладненько, Билл. Как, говоришь, твоя фамилия?

– Гейтс, босс.

– Сегодня же вставлю в афишу.

– Я рад, босс.

– А уж как я рад.

На этих словах они расстались. Софронов мухой полетел в Макдональдс, а Мэрдок стал распекать своих артистов за опоздания на сцену…

"Эх, сейчас бы зевнуть как следует над вечностью, чтобы фаст-фуд выскочил, но ты не дома, щами горяченькими, да с потрошками калории не компенсируешь" – думал Андрей пробираясь через кухню закусочной обратно в театр, – "Ну ничего, после, если Руперт не обманет, пить пойдем. Может, спиртное фаст-фуд раскрошит?"

Вокруг была обстановка пекла и чистилища одновременно. Попав в зрительный зал театра, через, указанную менеджером – высоким негром с лицом испещренном племенными насечками, высокую белую дверь, обклеенную плакатами в защиту прав молчаливого большинства, Софронов почувствовал себя в раю. Публика, похожая на ту, что не вняла его уговорам отдать свои денежки в обмен на сокровища журналиста, занимала места ближе к сцене. Разнобой вносили только несколько девиц в вызывающих нарядах монахинь с истеричными лицами. Без сомнения они не раз уже вкушали уксусную эссенцию. Но их было мало. Устроившись в самом дальнем от сцены углу, Андрей собрался поспать, пожалев о том, что нет программки спектакля. О чем-то надо будет говорить с Рупертом за выпивкой…

Зрительный зал ко сну располагал. Небольшой, мест на 200, не заполненный и наполовину, он был весь выкрашен черной краской. Занавес был тоже черный. Из освещения, кроме верхнего света, включаемого только, когда зрители входят и выходят, были два маленьких прожектора. Один из них час назад высвечивал метким и не очень метальщикам тухлых помидоров и яиц из числа публики гримасничающее лицо Софронова. И их, очевидно, было больше, чем сейчас зрителей спектакля. Но тогда Софронов был не в последнем ряду, а на сцене. И звали его Билл Гейтс…

Утомленный молодой человек едва сомкнул тяжелые веки, как свет погас. В темноте раздвинулся занавес. На сцене виднелись неясные силуэты чего-то. Зрители еще шуршали оберточной бумагой своих фаст-фудов и перешептывались как со сцены на них обрушился голос от автора:

31

– Действие происходит… действие происходит там, где я хотел бы жить и умереть под звуки музыки «нью эйдж», если бы не было такой земли «с названьем кратким – Русь»…Действие происходит на Фарерских островах, в отеле «Киндергартен», в номере "люкс…

Тут один из прожекторов высветил на сцене человека, внешне похожего на "быка". "Бык" вольготно расположился в кресле-качалке и читал какую-то книгу!

Второй прожектор высветил вошедшую на сцену женщину. В руках у нее был поднос с аптечной посудой, а в жопе перья. Их происхождение объяснил голос от автора:

– Это горничная. Она активистка марксистского крыла Африканского Национального конгресса, полковник Армии Спасения и первый кандидат на Нобелевскую премию по литературе. В детстве она была белой девочкой по имени Надя, но как говорят в народе: "у черных есть чувство ритма, а у белых – чувство вины". Видно у черных есть еще чувство меры. Не правда ли, Надя?

НАДЯ. Правда…(СТАВИТ ПОДНОС НА СТОЛИК РЯДОМ С БЫКОМ)

БЫК (ПОДНИМАЯ ГОЛОВУ ОТ КНИГИ). Что вы сказали?

НАДЯ (ОТБИРАЕТ У НЕГО КНИГУ И СМОТРИТ НА ОБЛОЖКУ). Я вас сегодня не узнаю, господин Шимпанзе! Вы не пишете, а читаете…

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Да так, безделицу.

НАДЯ. Хороша безделица! "Плавающий Апостроф" Жюля Верна! Чистая набоковщина.(БРОСАЕТ КНИГУ В УГОЛ СЦЕНЫ).

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Что вы, что вы…

НАДЯ. Знаю я вас. Все еще носитесь со своей несбыточной мечтой?

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Ах, я прекрасно все понимаю! В прошлое, тем более чужое, не вернешься. Но как было бы чудесно, если бы в той телевизионной передаче именно я подливал мэтру из чайника коньяк…

НАДЯ. Чего уж теперь… Ну не довелось… Ладно, сейчас будем пить рыбий жир! И признавайтесь, негодник, вы опять сегодня на люстре не качались?

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Милая, что вы донимаете меня своей люстрой! Я же знаю, вы тоже не враг комфорта и можете понять мое желание оставаться подольше в кресле-качалке, в которой мне так покойно, так уютно…

НАДЯ. Вы деградируете, если будете вести сидячий образ жизни. Ваш рыбий жир, господин Шимпанзе (ПРОТЯГИВАЕТ ЛОЖКУ). Давайте, за новый мировой порядок…

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Ам. Пожалуйста, не называйте меня этим ужасным именем. Мне, право, неприятно.

НАДЯ. Как же вас называть? Дядюшка Сэм будет очень недоволен, если узнает, что вы хотите сменить имя. Во всех документах…

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Мне нет дела до этого, Надюша. Хотя бы вы не зовите меня так. А зовите, ну Бенжамином, что ли? Бенжамином Ерофеевым, согласны?

НАДЯ В ШОКЕ И САМА СЪЕДАЕТ ЛОЖКУ РЫБЬЕГО ЖИРА.

НАДЯ. фу, гадость какая! Не знаю, что и сказать. Уж лучше зовитесь вы Эдуардом Лимоновым, Виктором Пелевиным, Владимиром Сорокиным. На худой конец Братьями Стругацкими или сестрами Толстыми. И то дядюшке Сэму это не понравиться. А что скажет Нельсон Мандела!

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Хочу Бенжамином Ерофеевым зваться и никем больше. Вы, Наденька, вместо того, чтобы предлагать мне заведомо негодные варианты и гадать на кофейной гуще, лучше бы станцевали мне что-нибудь. Я знаю, у вас чудная пластика.

НАДЯ. Это уже слишком! От того, что я вам станцую качучу, вы не станете зваться Бенжамином Ерофеевым, а ваш рыбий жир не превратиться не только в хлебное вино, но и в хлебный квас!

Г-Н ШИМПАНЗЕ НАЧИНАЕТ РЫДАТЬ.

НАДЯ. Не плачьте, мой друг. Я станцую для вас. Я буду звать вас как хотите. Но я обо всем доложу дядюшке Сэму и другим членам Попечительского Совета. Это мой долг, да и деньги мне за это платят.

Г-Н ШИМПАНЗЕ РЫДАЕТ В ПОЛНЫЙ ГОЛОС.

НАДЯ. Бросьте, в самом деле, реветь! Что такое! Здоровый мужик, а плачет как маленький мальчик… А ну, живо на люстру качаться. Рок энд Ролл!

НАДЯ НАЧИНАЕТ ЩИПАТЬ И ТЫКАТЬ ПАЛЬЦАМИ Г-НА ШИМПАНЗЕ, СТАРАЯСЬ ПОПАСТЬ МЕЖДУ РЕБЕР.

Г-Н ШИМПАНЗЕ (ВЗРЫВАЯСЬ). Нет! Я больше не могу! Я может быть даже умру… Все эти каждодневные мучения ради того, чтобы называться противным мне именем… А ведь я даже не верю Дарвину! Не верю…

НАДЯ. Надо говорить: "Не разделяю взглядов". А то верю – не верю. Не в карты играете, мистер.

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Я…

НАДЯ. И не думайте.

Г-Н ШИМПАНЗЕ (ВЫТИРАЯ СЛЕЗЫ). Хорошо, хорошо, я не буду, я больше не буду рыдать…

С ПОТОЛКА СПУСКАЕТСЯ ШИКАРНАЯ, ВСЯ В ХРУСТАЛЬНЫХ ВИСЮЛЬКАХ, ЛЮСТРА.

НАДЯ.(ВЫТАСКИВАЯ Г-НА ШИМПАНЗЕ ИЗ КРЕСЛА-КАЧАЛКИ). Качаться, качаться и еще раз качаться… Вертеться… Рок энд ролл в специально отведенное для этого время…(ПОДСАЖИВАЕТ Г-НА ШИМПАНЗЕ НА ЛЮСТРУ) Опять же, дядюшка Сэм сегодня приезжает… Ну как заглянет…

Г-Н ШИМПАНЗЕ ЛЕНИВО ВЗБИРАЕТСЯ НА ЛЮСТРУ И РАЗВАЛИВАЕТСЯ НА НЕЙ.

НАДЯ. Увидит вас на люстре – порадуется. Доставьте пожилому человеку маленькую радость. У него их так мало в жизни…

Г-Н ШИМПАНЗЕ.(НАЧИНАЕТ МЕДЛЕННО РАСКАЧИВАТЬСЯ). Ох, уж мне эти стареющие педерасты с их маленькими радостями…

НАДЯ. Эй, там, наверху! Прекращайте высказываться в откровенно расистском духе! Разве вас здесь этому учат на деньги законопослушных, здравомыслящих, позитивно настроенных налогоплательщиков из числа "золотого" миллиарда…

Г-Н ШИМПАНЗЕ (РАСКАЧИВАЯСЬ СИЛЬНЕЕ). Извиняюсь, выскочило.

НАДЯ. Я тебе!

Г-Н ШИМПАНЗЕ (СИЛЬНО РАСКАЧИВАЯСЬ). Да пошла ты…

НАДЯ. Ой, батюшки!

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Что такое?

НАДЯ. Беда, ой, беда!

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Я больше не буду…

НАДЯ. Это я, я виновата!

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Неужели я – дитя природы! В чем же дело, Надежда?

НАДЯ. Мы забыли снять штаны. На люстре полагается качаться без штанов. Вы же еще не человек…

Г-Н ШИМПАНЗЕ (СТАСКИВАЯ ШТАНЫ И БРОСАЯ ИХ НАДЕ). А… Но, ведь я уже хорошая обезьяна?

НАДЯ ЛОВИТ ШТАНЫ Г-НА ШИМПАНЗЕ, ПРЯЧЕТ В НИХ ЛИЦО, ПОТОМ ПОДНИМАЕТ ГЛАЗА К РАСКАЧИВАЮЩЕМУСЯ ПИТОМЦУ.

НАДЯ. Эх… Вон как попка сверкает, что твой самовар…

Прямо праздник какой-то…

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Няня, няня, от чего пансионеры богоугодных заведений не летают?

НАДЯ. И-и, милай… Погодь маленько… Вот изучишь во всем объеме наследие Западной цивилизации, превзойдешь основы Восточной, усвоишь элементы той, что южнее Сахары, дядюшка Сэм тебя на елекстрическом топчанчике на вшивость проверит, вставим тебе в жопу перья, не хужее моих, и лети, касатик, клином куда душенька твоя пожелает. Хучь в Уагадугу лекции по теории "нового русского" кино читать, хучь кенгурей в Австралии доить, хучь корбки из-под телеков на Западном берегу реки Иордан заселять. Флаг тебе ООН в руки и электронную шарманку на пузо, гастарбайтер ты наш, интеллектуального труда…

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Ну и панк-джаз ты несешь, няня! А может мне прям сейчас полететь, няня?

НАДЯ. Да неужто у тебя сейчас душа не летает?

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Душа летает. А тело нет…

НАДЯ. Что ж поделать…

Г-Н ШИМПАНЗЕ (СПРЫГИВАЯ С ЛЮСТРЫ). Не фига! Смотри, няня, чего я удумал…

Г-Н ШИМПАНЗЕ ПОДБЕГАЕТ К ВЫЕХАВШЕМУ ИЗ-ЗА КУЛИС СТОЛУ, ЗАВАЛЕННОМУ КНИГАМИ И БУМАГАМИ, И НАЧИНАЕТ ОСТЕРВЕНЕЛО РВАТЬ В КЛОЧЬЯ КАКУЮ-ТО ТЕТРАДЬ.

НАДЯ. Бенжамин, ты сошел с ума рвать конспекты трудов Гегеля! Ты же трудился над ними целых девять месяцев! Писал, писал, писал… Как ты будешь сдавать дядюшке Сэму зачет?

Г-Н Шимпанзе. Зачет – пустяки. Я зато полечу! Давай, няня, запихивай мне в жопу эти клочки…

НАДЯ (ПОМОГАЯ). Срамота…

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Если конспектов мало, рви первоисточники, на фиг!

НАДЯ. Рехнулся? Прижизненное издание Гегеля с бранными автографами Бакунина!

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Рви без сожаления! Все равно мы немецкого языка не знаем! Долой фетиши материального мира! Да здравствует огонь – лучший двигатель духовного прогресса человечества!

НАДЯ. Ты же не человек…

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Но уже хорошая обезьяна! Рвешь?

НАДЯ. Рву, рву…

Г-Н ШИМПАНЗЕ. В дупло закладываешь?

НАДЯ. Закладываю!

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Хорошо, хорошо, хорошо… Все, хорош! Хорош, говорю… Поджигай! Нет, стой. Опалишься… Тащи бельевую веревку, ночной горшок и… Все! Тащи…

НАДЯ МОМЕНТАЛЬНО ПРИНОСИТ ТРЕБУЕМОЕ. БЕЛЬЕВУЮ ВЕРЕВКУ ОНА СКЛАДЫВАЕТ В ГОРШОК И ПРИСАЖИВАЕТСЯ НА НЕГО, ПРЕДВАРИТЕЛЬНО ЗАДРАВ ЮБКИ И СПУСТИВ ТРУСЫ.

Г-Н ЩИМПАНЗЕ. Соображаешь…

НАДЯ. Ладно… Ты мне лучше объясни такую вещь. Почему ты придумал закладывать клочками Гегеля дупло, а не, к примеру, пасть? Ведь сказано: "Не бери ничего в голову, а бери все в пасть".

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Отличный вопрос! Видишь ли, по известной тебе причине я преимущественно устремлен вперед и вверх, а наличие, пусть даже небольшой, полости у меня сзади как-то лишает мою устремленность внутреннего содержания – она как бы слишком легковесна, а потому мало убедительна для сторонних наблюдателей. А мы в конце концов работаем для людей. Ну как, понятно теперь?

НАДЯ. Ага…

НАДЯ ВСТАЕТ С ГОРШКА, ЗАПРАВЛЯЕТСЯ, ДОСТАЕТ УВЛАЖНЕННУЮ ВЕРЕВКУ ИЗ ГОРШКА, ОДИН КОНЕЦ ЗАКЛАДЫВАЕТ В ДУПЛО Г-НА ШИМПАНЗЕ, ДРУГОЙ УНОСИТ С СОБОЙ ЗА КУЛИСЫ.

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Семью семь, одиннадцать, ноль, дробь на дробь, илэвен… Поджигай!

НАДЯ. Есть, командир!

ОГОНЬ ПОБЕЖАЛ, ПОБЕЖАЛ ПО ВЕРЕВКЕ И… БА – БА – БА -… – АХ! РАЗДАЛСЯ УЖАСНЫЙ ВЗРЫВ И Г-Н ШИМПАНЗЕ НЕРВНОЙ ЛАСТОЧКОЙ ЗАСНОВАЛ ПО СЦЕНЕ.

НАДЯ. (ВЫСКАКИВАЕТ НА СЦЕНУ). Ништякович! (ГОНЯЕТСЯ ЗА Г-НОМ ШИМПАНЗЕ) Как тогда, в Сан – сити! Я жила в доме своего папы – русско-еврейского эмигранта из Эстонии, убежденного либерала и космополита. Как-то нежила я свое бледное тело в зеленоватой воде папиного бассейна и грезила о самом главном. Вдруг, мне явился юноша-банту. Он был в отличном костюме от Юдашкина и в начищенных ботинках. В его руках был потертый чемоданчик, вероятно, с какими-то элементарными орудиями труда вроде коловорота. Юноша-банту пришел, наверное, заработать немного денег примитивным физическим трудом, чтобы было на что послать в колледж своих многочисленных сестренок и братишек. Но он увидел меня. И я немедленно стала его музой. То есть я дала ему, а он тут же сбацал мне рэпак о гагстерских разборках в Гарлеме, вибрациях, душе, теологии Освобождения, Железном Льве Сиона, каннабисе и пособии по безработице… С тех пор утекло много времени. Я посвятила свою жизнь осуществлению различных гуманитарных программ по линии ООН и ЮНЕСКО. Множество людей узнало от меня об истинных ценностях: правах человека, рыночной экономике и либеральной демократии, о терпимости к педикам и презервативах. Но многочисленные виды разнообразных гуманитарных катастроф, которые я созерцала из года в год сделали меня эмоционально тупой. Я могла резать по живому, насаждая прогресс и процветание среди каких-нибудь унтерменшенов и ни слезинки не скатывалось из моих глаз, когда я вырывала клещами золотые коронки у индивидов, признанных не годными для жизни в цивилизованном мире и потому предназначенных для сжигания в крематории… Но теперь все иначе! Убогий примат разбудил мою душу!

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Во гонит, минетчица!

НАДЯ. Это не гонка, а реальный базар…

НАКОНЕЦ НАДЯ ИЗЛОВЧИЛАСЬ И ПОЙМАЛА Г-НА ШИМПАНЗЕ В СВОИ ОБЪЯТИЯ.

НАДЯ. Давай, как тогда, по – быстрому, а то дядюшка Сэм может войти.

Г-Н ШИМПАНЗЕ. Давай…

НАДЯ ПОДХОДИТ К ГОСПОДИНУ ШИМПАНЗЕ ВПЛОТНУЮ, ЛИЦОМ К ЛИЦУ И НАКРЫВАЕТ ЕГО С ГОЛОВОЙ СВОИМИ ПЫШНЫМИ ЮБКАМИ. ТАК ОНИ СТОЯТ, ПОКА НЕ ВХОДИТ ДЯДЮШКА СЭМ.

Дали занавес и включили свет. Софронов, который проснулся как раз в эпизоде с взрывом, хлопал громче всех. Если бы у него были ручные часы, то они бы, без сомнения, остановились. Актеры вышли на поклоны. Завидя Андрея, они начали махать ему руками и звать к себе:

– Глядите-ка, да это же Билл Гейтс!

– Он свой, он наш!

– Идите же к нам, Билл!

– Не стесняйтесь…

Пришлось карабкаться на сцену и вместе со всеми отвешивать поклоны, пока публика не стала расходиться. Тут появился хозяин, и вся труппа, не смывая грима и не переодеваясь двинулась в полпивную, благо она была дверь в дверь с театром.