Текст книги "Юдоль"
Автор книги: Сергей Малицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
– Бегом, – медленно и отчетливо проговорил Кай. – За ельник к лошадям бегом. И носа оттуда не показывать! Все ясно?
– Пока что все, – прошипела Каттими, подтянула ремень, на котором без толку болтались кольца для меча и кинжала, и скрылась в наплывающем сумраке.
– Почему ты решил, что они полезут на холм через самую круть? – поинтересовался один из ветеранов, когда леденящий кровь голос рога отзвучал, кажется, всего лишь в паре лиг.
– Думаю, что они идут по метке, – объяснил Кай. – Метку оставил Такшан. Сейчас она на верхушке сосны. Чего им бояться? Или думаешь, что они в рог от страха дудят? Это они на нас страх нагоняют. По метке, по метке они идут. Это как в темноте идти на огонь, днем посмотришь, как продирался, диву дашься.
– Такшан? – удивился второй ветеран. – Неужели предал, мерзавец?
– Предал? – удивился Кай. – По мне, так любой, что живым товаром торгует, предатель своего племени. Но Такшан не предатель. Он враг. Или ты думаешь, что он человек?
– Так он сам разве не говорил, что полукровка? – воскликнул первый. – Ну да, брови как у кусатара, и ручищи велики, но все ж таки не до колен!
– Полукровок от связи с тати не бывает, – процедил сквозь зубы Кай. – Бывало, насиловали селянок в горных деревнях и кусатара, и лами, и наоборот случалось, да только что-то ни одна из пострадавших, насколько я знаю, не понесла. Если он и полукровка, то от соития кусатара и лами. Нет, приятель, тати – это совсем другая порода. Много дальше от человека, чем тот же осел от лошади.
– Это точно, – прошептал один из ветеранов. – И вот мы тут как ослы, только они не как лошади, а как волки. И вправду, какое уж там потомство…
Тати полезли на холм за полночь, но они не ждали своего часа, просто оказались дальше, чем слышалось поначалу. Когда до них и в самом деле осталась лига, рог звучал уже так, что звенело в ушах. А потом раздался топот. Топот не десятков, а как бы не сотен ног. И позвякивающие удары в бубны, и бой барабанов. И тяжелое дыхание, но не от тяжести дороги, а от тяжести тел. И глаза. Сотни глаз, которые помаргивали красным в тон тлеющего углями неба.
– Точно так же было восемнадцать лет тому назад за Хапой, когда загоняли кусатара в их норы, – прогудел над ухом Кая один из ветеранов. – Хорошо они бьются. До последнего идут вперед.
– Ну то они башни свои обороняли, а то на чужой земле озоруют, – с дрожью прошептал другой.
– Это ты зря, браток, – загундосил еще кто-то, – всю эту землю они считают своей. У них в языке даже слова такого – «люди» – нет. Всех нас называют ворами. И не только нас, но и мугаев с Гиблых земель, и лапани с Холодных песков, и даже некуманза из Дикого леса, хотя уж те-то вроде как исконные…
Холм словно ожил, запыхтел, зашевелился. Зашуршал папоротник, послышалось падение тел, оступившихся на первой веревке, затем взревел кто-то, попавшийся в капкан, поднялся вой наткнувшихся на заостренные колья, и началось. Зафыркали луки, первые стрелы нашли цели, рев слился с визгом, какой-то тонкий голосок запричитал, затянул что-то высокое и невыносимое, кто-то зарычал, как рычит зверь, и вот уже затрещала полоса валежника под ногами первых тати.
– Стоять! – рявкнул Кай на подавшихся было вперед ветеранов. В отличие от них он видел почти все, пусть даже различал нападавших по силуэтам. Неясно, что творилось на крутой стороне холма, но с его западной стороны к верхушке подбирались десятки тати. Некоторые ему казались похожими на того же Такшана, некоторые были странно худыми и гибкими, промелькнуло несколько коротышек и, что заставило Кая похолодеть, два или три великана, каждый из которых мог бы перешагнуть через ту же подводу, не подпрыгивая. Впрочем, нет. Роста-то великаны были большого, но длиной ног похвастаться не могли. Главное, что ни у кого из тати не было луков. Но дротики! У них были дротики!
– Мейкки! – зашипел на ухо Каю один из ветеранов. – Мейкки с ними. Звери, великаны с Северного Рога. Конечно, с палхами даже они не сравнятся, но все равно. Эх, этакую тушу так легко не зарубишь. Ну будут они жечь валежник или нет? Уж и до телег добрались!
Не успел ветеран договорить, как почти одновременно на ветвях сосны вспыхнули два огонька, две стрелы, две светящиеся линии вонзились в черную землю, и огненное кольцо сомкнулось. Валежника, сухого лапника удалось наворотить в пояс, уже потом в него натыкали коряг из ближайшего бурелома, пересыпали все порохом, – и вот весь этот сушняк обратился в пылающее пламенем кольцо. Разом стало видно все – и десятки на первый взгляд ничем не отличимых от людей силуэтов внутри кольца, и десятки же застигнутых пламенем на нем, и сотни, о ужас, сотни подбирающихся к нему снаружи! Крики сгорающих заживо тати, которые понеслись во все стороны пылающими факелами, слились в неразделимый общий вой, и поверх этого воя снова раздался оглушительный рев рога. Между тем с сосны продолжали лететь стрелы, то тут, то там что-то громыхало, вспыхивало пламя, пожирая сразу нескольких метателей дротиков, видно, Шарни начал расходовать кубки и чашки, но тати все прибывали и прибывали, и, когда ряды нападавших загородили спинами пламя, Кай наконец потянул из ножен меч, оглянулся на двух ветеранов, что были постарше прочих:
– Все прочие идут строем, как и принято. А вы, двое, держите мне спину. Пора. Таркаши?!
– За Гиену! – послышался дружный крик справа, и рубка началась.
За три года, что минули с первого дня Пагубы, Каю пришлось пережить многое. Один и в строю он схватывался и с разбойниками, и с тати, и с пустотной мерзостью, но никогда ему не приходилось сражаться в толпе, почти сплошь состоящей из врагов. Никогда ему не приходилось видеть одновременно все – и спереди, и сзади, и сбоку, и снизу, и сверху, как в ту секунду, когда ощущение тени над головой, перекрывшей пламя пылающего валежника тени, заставило его шагнуть в сторону, и тяжелая дубина опустилась на то самое место, на котором он только что стоял. Страшное, невообразимое существо, которое было в два раза выше человека, которое было одето как человек и даже обросло бородой и усами почти как человек, разве только голову несло не на плечах, а перед ними, словно вовсе не имело шеи, замерло в недоумении, и этого мгновения Каю хватило, чтобы оставить часть огромной руки навсегда стискивать рукоять тяжеленной палицы, а следующим взмахом меча обрушить огромное тело в пламя. Вот на него со странными, изогнутыми мечами и почему-то с сетью побежали сразу трое кусатара, за ними примеривался с дротиком кто-то чуть более высокий и узкоплечий в шляпе с пером, и Каю пришлось отбивать сразу два удара мечами, рассекать взлетающее над головой сплетение и метать в высокого нож, а потом уходить от тычка кинжалом едва ли не с земли и, уже снеся голову какому-то маленькому, чуть выше пояса, существу, ужасаться, не ребенка ли он убил? Потом охотнику показалось, что сзади уже никого нет. Он оглянулся и увидел, что за его спиной, прижавшись едва ли не к пламени, отбивается от двух кусатара только один ветеран, другого не видно, и что уже и телеги в центре круга пылают, и там уже никого нет, кроме горящих тел, и никого нет на нижних ветвях сосны, уже облизанных пламенем. Еще через пару секунд Кай понял, что двое кусатара напротив ветерана уже мертвы, и он сам сражается, встав с ним спина к спине, сразу с десятком тати, а потом и этот строй внезапно проредился: какой-то сумасшедший смельчак напал на его противников со спины и, мельтеша сразу двумя клинками, сумел сразить троих. Да это же Каттими!
– Куда? – зарычал, рванулся вперед Кай, поймал за шиворот девчонку, дернул ее на себя и тут же вбежал по опустившейся на землю дубине на огромный кулак и раскроил голову ото лба к подбородку очередному великану.
– За Гиену! – продолжал бушевать с топором на другом склоне холма Таркаши.
Кай оглянулся, увидел, что из восьми ветеранов на этой стороне холма стоят четверо, за его спиной хлопает глазами невредимая, перемазанная чужой кровью девчонка, и, давно уже забыв о боли в ноге, побежал вокруг почти прогоревшего кольца, побежал по трупам, потому что голой земли больше не было. На крутом склоне рубка не прекращалась. Кусатара все еще лезли вверх, и некоторые из них продолжали сражаться, даже будучи проткнутыми насквозь. Порой Каю казалось, что он с обозными воинами стоит на дне глубокого ущелья, а не на горе, и кусатара, и еще какие-то тати сыплются на его голову сверху, сыплются и не могут остановиться. И он уже не удивлялся, когда видел рядом с собой покрытую с головы до ног кровью Васу, которая сражалась, как и подобало дочери клана Кессар – так, словно стоит на палубе прыгающего по волнам корабля. Видел, как рубится лысый южанин, и готов был побиться об заклад, что пришел этот воин из клана Смерти, и с ненавистью он смотрел на Кая не просто так. Немало их было, мстителей с далекого запада за эти три года, и, если бы хоть чья-то месть удалась, не окружал бы теперь себя мельтешением черного клинка охотник Кай, известный в доброй части Текана под кличкой зеленоглазого Весельчака, слывущего баловнем судьбы. Тоже нашли везунчика: забраться в глухую чащу, чтобы напороться на отряд тати, – это везение? Где там Каттими? Где она, неугомонная? А ведь и вправду, славно рубится девчонка, да еще и двумя клинками сразу, но видно по ударам, что непривычна к кривым мечам. Что за школа у нее? Что-то знакомое, что-то очень знакомое, но не Сакува, не клан Смерти, не Кессар, что?
– Все! – заорал радостно перемазанный кровью, в разодранном кафтане и побитых сыромятных доспехах здоровяк Таркаши. – Все!
– Светает, – появился откуда-то из-под руки Кая такой же чумазый, покрытый к тому же и ожогами Шарни. – Господин охотник, не мог бы ты снять этот поганый браслет с шеи моей уточки? Думаю, что он не доставляет ей ни малейшего удовольствия.
Обоз потерял девятерых. По всему выходило, что не должен был выжить никто, но они потеряли только девятерых. Четырех хиланских ветеранов, один из которых прикрывал Кая со спины, троих гиенцев и двух намешцев. Почти все были убиты дротиками. Да, будь у них получше доспехи… Серьезно ранен оказался остроносый торговец Усити. Дротик распорол ему бок, чудом не разорвал печень, но страшным было даже не это, а то, что старик потерял много крови.
– Выживет, – уверенно сказал Таркаши после того, как Кай промыл старику горло и рану крепким вином, а затем наложил на разодранную плоть швы. – Он и не в такие переделки попадал. Я его давно знаю. В молодости он был отличным лучником в намешской дружине, да и теперь многим спуску не даст. Думаю, что ни одна из его стрел не прошла мимо цели.
Тати было положено несколько сотен. Кай не поверил, но сделавшийся неудержимо словоохотливым Шарни выудил из сумки замызганный, заляпанный кровью лоскут пергамента.
– Кусатара – триста пятьдесят семь трупов, лами – двести шестнадцать трупов, малла – семнадцать трупов, мейкки – семь трупов, еще какая-то пакость – двести одиннадцать трупов. Всего – восемьсот восемь. Я порученец ураи, а порученец все равно что ключник, охотник, а ключник без счета что мечник без меча.
– Пакость – это палхи, – прогудел оставшийся в живых один из старших ветеранов. – Вот они. – Он перевернул сапогом один из трупов. – Их легко отличать. Внешне вроде бы люди как люди. И руки у них как у людей, не то что у кусатара, до колен. И ноги как у людей, а не как у этих лами, вот уж страсть какая, точно норные жители – ноги короткие, руки короткие, а туловище подлиннее, чем у некоторых верзил. Да и рост – не чета дуплогрызам малла. Но у них в о лос на голове, считай, что от самых бровей начинается. А зубов у всех тати тридцать шесть. На четыре больше, чем у людей. Знатно мы их положили, никогда бы не поверил, но они ж словно в дурмане на холм лезли. Но старшего не взяли.
– Старшего? – не понял Кай.
– Всегда есть старший, – кивнул ветеран. – И в мелких ордах, а уж в больших, да где намешаны все породы, без него никак. Старший всегда в золотом колпаке, без оружия, с хлыстом, шаман, вроде колдуна. При нем дудельщик с рогом. Ну иногда и сам может дудеть.
– Дудельщика я зарубила, – пробормотала, протирая клинок тряпкой, Васа. – Где-то тут рядом. И в колпаке видела кого-то под утро. Но не здесь, он на другом холме стоял. Под руинами башни. Другое плохо. Смотри.
Она показала меч. На зеркале хурнайского клинка виднелись лиловые разводы.
– Конечно, это не пустотная мерзость, ржавчиной сталь не осыплет, но приделанные среди тати были.
– Точно так, – снова зашуршал пергаментом Шарни, – пятнадцать трупов имеют такие признаки приделанности, как быстрое разложение, черную, осыпающуюся пеплом кровь, ну и разное. У кого когти, у кого шпоры на ногах, у двух так даже рога. Почти все кусатара.
– Вот как, – задумался Кай и нашел взглядом селянина, который ожесточенно оттирал пуком травы топор от крови. – Педан! Ты след читать можешь?
– Я охотник, – гордо ответил парень, смешался и добавил чуть тише: – Обычный охотник, по дичи.
– Иди на тот холм, – Кай махнул рукой через дорогу, – посмотри, кто там стоял, что оставил после себя. Хорошо посмотри, но быстро. – Он перевел взгляд на Васу, пробормотал негромко: – Плохо, что палхи здесь. – Нашел глазами бродившую среди трупов Каттими. – Никогда людоеды ни с кем не объединялись. Да и приделанные в одном строю с обычными тати…
– А мейкки? – развел руками ветеран. – Их же всегда числили за дальнюю страшилку, не все даже верили, что подобные твари взаправду топчут камень Салпы. А они ведь не просто топчут, а с оружием, в общем строю, да еще и в одежде. Что ж получается, не звери они, что ли?
– Подожди. – Кай устало присел на край полусгоревшей телеги. – В голове не помещается. Восемьсот восемь? Как мы устояли?
– Все просто, – снова зашелестел пергаментом Шарни, – во-первых, вся эта свора наступала не сразу, а постепенно. Даже те, что потом лезли к сосне с разных сторон, на холм поднимались с севера. Из них сто восемь тушек остались торчать на кольях. Ну некоторые скатились вниз, шеи переломали, но таких с десяток. Сгорело общим счетом полторы сотни. Это вместе с пострелянными, что попали в огонь, да и порохом которых посбивало. Полтораста трупов со стрелами. И что же выходит? Сколько там на мечи да на пики приходится? Половина? Меньше четырех сотен! Это ж ерунда!
– Горазд ты, Шарни, поверженного врага сотнями отсчитывать, – поморщился Кай.
– Только твоих под сотню, охотник, – с уважение прогудел ветеран из Хилана. – Я за твоей спиной шел, видел. Не хотел бы я сражаться против твоей мясорубки. И девка твоя, кстати, хороша. Четверть от твоих взяла, хотя под утро сдавать стала, вымоталась. Дешево ты ее сторговал у Такшана, дешево, если правду про горсть серебра мерзавец Таджези трепался. Хотя за самоуправство я бы ее выпорол. Вот и прикидывай. Все вроде сходится. Но в чистом поле и ты бы нас не выручил. Раздавили бы. Да и тут, будь у них луки да голова на плечах.
– Будь у тебя голова на плечах, не повторял бы всякую чушь, – процедил сквозь зубы Кай. – Не торговал я девчонку у Такшана, а выкупал. Теперь она ничем не хуже тебя. Да и была не хуже.
– А я что? – почесал затылок ветеран. – Я ничего. Повезло бабе, что говорить. Натерпелась она. Этот длиннорукий чуть ли не при всех ее… Как так, ребенок же еще, считай… Ну не мое дело. Однако я сам удивляюсь, как мы тут… того… К тому же не все эти тати словно пьянь дурная из трактира валили, с пяток компаний среди них не столько мечами махали, сколько сети раскидывали. Словно на рыбалку явились!
– Я видел одну сеть, – заметил Кай, сглатывая накатившую ненависть.
– Остальные до тебя не добрались, – усмехнулась Васа. – Хотя, может быть, они и не тебя вылавливали?
– Вот! – вдруг завопила издали, с середины склона Каттими, выволакивая из-под трупа кусатара причудливый чеканный рог. – Смотри, охотник, на нем те же письмена, что и на браслете! И закорючки в конце те же! Похоже, я была права, это один и тот же умелец наговор плел! А это видел? – Она резво сбежала с холма. – Я отыскала себе два меча работы клана Неку. Простенькие, но то, что надо. И кинжалы, и ножи. Ножи еще посмотрю. Жалко, самострела ни одного нет, да и с кольчугами тати не дружат. Но доспех я себе еще найду. У меня папа…
Ветеран хиланец развел руками. Лицо Васы скривила улыбка. Шарни даже подпрыгнул от бьющихся за его сомкнутыми губами слов.
– Каттими, – Кай говорил с трудом, усталость словно наливала веки свинцом, – ты ведь тоже вымоталась?
– Вымоталась, – кивнула она, и Кай тут же разглядел, что от нее снова остались одни глаза, – ну так ведь все одно здесь оставаться нельзя? А нужно еще и похоронить наших…
– Это точно, – кивнул Кай и, стиснув зубы, поднялся. – Давайте-ка напряжемся еще чуть-чуть. Намешцы? Кто там у вас пока заменяет Усити? Я видел лопаты в его товаре. Тащите их вниз, туда, где дорога подходит к холмам. Будем копать могилу. Шарни, проверь трупы. Деньги все собрать, поделить на всех, с учетом погибших, да отложи немного, боюсь, придется что-то с такшанскими девками делать. Я этого негодяя теперь уж никак с его товаром не оставлю. Таркаши, дай команду парочке своих собрать все оружие. Его тоже сюда. Толковое что попадется, можно разобрать, остальное сложим у могилы. Прочие пусть вьючат товар на лошадей, телег больше нет. И дозорных поставьте! Может и Туззи вернуться, и Такшан объявиться.
– Дозоры будут. – Стоявшая тут же Васа сокрушенно осматривала себя. – Тут вода поблизости есть?
– Через пару лиг. – Кай нахмурился. – Скоро выдвинемся. Тем более что хоронить всю эту пакость не будем. Только своих.
– Да, – крякнул седой ветеран. – Хорошее место. Раньше эти два холма назывались Глухой задницей. А вот когда правый холм оползень подточил, да вышка покосилась, так стали прозывать Кривой задницей. Так что мы взяли верх в битве при Кривой заднице. Ну и всех тати здесь и оставим. Им тут и место.
– И вот еще что… – Кай пошатнулся, разглядел побледневшую Каттими. – А ну-ка, девка, веди сюда мою лошадь. В левом подсумке снадобья и тряпки. Надо бы всем обработать раны, думаю, что непорезанных вовсе не осталось…
Охотник пришел в себя на берегу ручья. Солнце палило красным пятном в зените, вода негромко журчала, ветерок холодил грудь. Кай поднял голову. Он лежал в одном исподнем, на груди, на руках и ногах, на шее и даже на голове пятнились кровью повязки. Ярлыки и глинка сбились на шнурах поверх них.
– Где браслет? – испугался охотник.
– Этот, что ли? – Каттими сняла с запястья изящный серебряный браслет – пять овальных, залитых желтой эмалью медальонов, пять в форме серебряных рогов, – нацепила на правую руку охотнику. – Рану перевязывала, мешал. Так ведь он девичий? К тому же клана Сурна?
– Память, – объяснил Кай. – Память об очень хорошем человеке. Его уже нет, а я вот есть. Живу за двоих.
– Девушка? – вздохнула Каттими. – Когда?
– Три года уже, – прошептал охотник, попытался встать, облизал губы.
– Вина? – Каттими поднесла к губам Кая мех. – Кубков нет, Шарни всю мелкую посуду на холме перевел. Да не дергайся, все твои деревяшки да черепки на месте. Понавешают же на себя всякого… Серьезных ран, кроме прошлых, нет, зато несерьезных больше чем надо. Многовато крови ты потерял. И не смотри на меня так, не смотри. Если что и разглядела, то все меньше, чем ты увидел, когда меня к тебе Такшан отправлял.
– Ты что? – закашлялся Кай. – Зачем мне крепкое? Дай легкого, иначе я в седле не удержусь. Где мой конь? Где меч?
– Меч твой вот. – Каттими с облегчением улыбнулась. – Конь твой за ручьем клевером последним балуется. Странный у тебя конь, что-то мне кажется, не прост он.
– А я разве прост? – пробурчал Кай, подтянул ноги и понял, что в ближайшие пару дней придется все делать через боль. – Почему подводы Такшана здесь? Кто командует обозом? Дозоры выставлены?
– А я слышала, что ты проводником не нанимался? – вытаращила глаза Каттими и тут же расплылась в улыбке. – Пока тебя нет, командует Васа. Резкая девка, красивая, на взгляд, словно раковина из-под Хурная, а на пробу – словно камень. Не, я не пробовала, зачем мне? Надрыв в ней, правда, какой-то есть, но разве бабы без надрыва бывают? Только если дуры какие. Да и после такой крови… Так что все распоряжения ее. А было чем распоряжаться, было. Сейчас-то все спят почти, но, когда ты отвалился да когда захоронили всех, мимо нас Туззи промчался со своими воинами. Хотел было остановиться да что-то сказать, но уж больно много нас в живых осталось против того, что он ожидал. И все сразу за оружие схватились. Так и проскакал.
– Еще увидимся, – поискал глазами порты Кай. – И с Туззи, и с Такшаном. И с одеждой… хотелось бы.
– Не суетись, хозяин, – посоветовала Каттими. – Все зачинено, постирано, сушится.
– Я не хозяин тебе, – процедил сквозь зубы Кай. – Подводы откуда?
– Здесь нас догнали, – ответила Каттими. – Такшана при них уже не было. Одна из рабынь сказала, что как дотянули они до холмов, так рукастый развернул лошадь и поскакал назад. Или вовсе куда-то в лес забрал.
– И что же его охранники? – Кай принялся ощупывать раны.
– Молчали как истуканы, – фыркнула Каттими. – Васа приказала им убираться вслед за Такшаном, потому как в Кете им торговли не будет.
– И те согласились?
– А что им было делать? – удивилась Каттими. – Все луки, что имелись, смотрели им в грудь. Да они и не спорили.
– А подводы? Девки?
– Подводы Васа забрала, девок отпустила. Теперь они бродят по воде у того берега да просят еды с сонной травой, за головы хватаются. А Васа всю траву тут же сожгла. А еще Педан нашел следы на холме. Говорит, что человек там стоял. Не тати какой-нибудь, а именно что человек. След был на холм и с холма. В сапогах человек был, а пока стоял на холме, жег что-то. Все угольками там засыпано. А за холмом след коня. Ускакал он. Куда-то на север ускакал. Васа говорит, что ловить никого не нужно, да и поздно уже.
– Вот и отлично. – Кай устало вздохнул. – У обоза есть старший. Значит, можно и поспать.
– Эй, – возмутилась Каттими, – это еще не все! Шарни кучу денег собрал, моя доля уже у меня в сумке, твоя в кошеле на поясе, там же и под сорок монет серебра для девок, пояс вот он, все точно, я проверяла. Да и дал бы поспать и мне, что ли, или я должна твои порты караулить? Глаза слипаются.
Кай усмехнулся, приложил пальцы к губам, свистнул. Конь захлюпал копытами по воде. Охотник посмотрел на Каттими:
– Послушай, ты неплохо сражалась.
– Куда уж мне до тебя, – покраснела девчонка.
– Не близко, но и не так далеко, как я думал, – заметил Кай. – Кто тебя учил?
– Отец, – она сдвинула брови, и ее карие глаза вдруг сделались холодными, словно уменьшились, – только его уже нет. Давно нет.
– Из какого он клана? – Кай все не мог понять, кого ему напомнил стиль боя девчонки.
– Не знаю. – Она надула губы. – Сам считал себя гиенцем, говорил, что родные у нас там, но родился-то уже на Вольных землях, а где бою учился – не знаю. Но он всегда говорил, что бери лучшее ото всех, и всякий клан – как клетка. Не хочешь жить в клетке, забудь о клане. Ты дашь мне поспать или нет?
Конь подошел к хозяину, опустил морду, прихватил его за ухо губами. Выпрямился, насторожил уши, словно сказал: «Спите, хозяева, я посторожу».
– Вот. – Кай подвинулся, похлопал ладонью по одеялу. – Ложись. Спи. Пока конь рядом, можно спать спокойно.
– А ты точно безопасен с этой стороны? – спросила Каттими.
– Тебе виднее, – вздохнул Кай. – Ты же меня перевязывала?
Обоз двинулся дальше только в полдень второго дня. Как раз пришел в себя и Усити. Остроносый захлопал глазами, заохал, благосклонно принял славословия и тут же принялся подсчитывать убытки. Впрочем, убытки вполне возмещались добычей. Разве только двух охранников ему вернуть уже не удалось бы, ну да и потерял он все равно меньше всех. Тем временем оставшиеся без хозяина рабыни перестали требовать сонной травы и успокоились кругом гиенского сыра. Осознав, что с ними произошло и что могло произойти, они едва не разбежались в стороны, но вскоре собрались у подвод, потому как бежать им было некуда, да и не годилась их войлочная обувь для долгой пробежки. Плюясь с досады, Васа вместе с Саем и Педаном, которые получили ран не меньше, чем Кай, и теперь передвигались, как поймавшие весенний прострел старики, вернулась к холмам, годной обуви не обнаружила, но привезла пару десятков пик да столько же немудреных кинжалов.
– Хотела взять кусатарских мечей, да передумала, – объяснила она Каю. – Все приличное прибрали, одна дрянь осталась. Да и друг друга поубивают, если махать начнут.
– Да, с пиками поубивать друг друга будет труднее, – согласился Кай. – Тесновато в повозках. Что тебя обеспокоило?
– Кто-то был на холме вчера или ночью, – заметила Васа. – Тела сдвинуты. След коня. Искали что-то.
– Такшан? – спросил Кай и покосился на одну из сумок, в которой лежали браслет и рог.
– Может быть, – пожала плечами Васа. – Тебя другое не смутило? Уж больно легко развернулись вольные, когда я забирала у них подводу.
– Я этого не видел, – напомнил Кай.
– Я видела. – Васа потерла перевязанную руку, воительница, как и Каттими, умудрилась обойтись почти без ран. – Не скажу, что они радовались, но не удивлены были точно. И это значит…
– …что, пока мы держим путь в сторону Кеты, живой товар движется туда, куда нужно, – продолжил Кай.
– И твоя якобы выкупленная Каттими в том числе, – закончила Васа. – И я бы не стала рассчитывать, что мы теперь непобедимая армия. Будь у этих тати хоть немного мозгов, они бы и сотней раздавили нас. Достаточно было выслать лазутчиков да обойти холм сзади.
– Скажи мне, – Кай прищурился, – что ты забыла в банде Туззи? Ну понятно, что забыл Педан, он спит и видит, как бы проткнуть меня неизвестно за что стрелой или ножом. Понятно, что забыл Сай, с учетом тех воинов клана Хара, с которыми я познакомился за последние три года, он выполняет заказ покойного ныне иши. Или, другими словами, служит лекарем. Врачует уязвленную гордость клана Смерти. Убить меня он хочет. Непонятно только, почему тянет. А чего хотела ты?
Кессарка помолчала, потом запрыгнула на лошадь. Отъехала на пять шагов.
– Ты бы смотрел вокруг внимательно, но глаза понапрасну не таращил. Когда тужишься, хуже выходит. Мозги я белобрысому недоумку уже вправила. У Сая свои резоны, мне они неведомы. Но стержень внутри у него имеется, не сомневайся, против правил чести он не пойдет. А я… Мое дело смотреть да разбираться.
– И много таких, разбирающихся, разослал Ашу по городам Текана? – крикнул вслед воительнице Кай. – Он командует тайной службой Хурная? Или Кинун тебя послал? Ведь Кинун урай Кессара? Он же правит в Хурнае?
– Думай о том, как нас встретят охотники до рабынь, охотник на нечисть, – усмехнулась уже издали Васа. – Да за девкой своей приглядывай, я в пригляде не нуждаюсь.
Кай посмотрел на Каттими. Мечи девчонка приспособила на спину, рук не хватит, чтобы вытянуть, на пояс повесила кинжалы, воткнула в петли пяток метательных ножей. Еще больше ножей опустила в поясную сумку. Даже при должной сноровке начнет с выхватом клинка корячиться, точно засветит случайному прохожему рукоятью в глаз. Выедет такая воительница на рыночную площадь какого-нибудь городка, все окрестные пустобрехи соберутся. Хотя остерегутся смеяться, вон как глаза-то горят.
– Куда вез вас Такшан? – спросил Кай девчонку.
– На запад. – Каттими показала охотнику язык. – На западе Кета. Или поменялось что?
– Сядешь? – Он вынул ногу из стремени.
– Сиди уж, – покачала головой девчонка. – Ты, конечно, здоровеешь так, словно раны воском замазываешь, но до завтрашнего дня тебе лучше посидеть в седле. Раны могут открыться. Да и нечего беспокоиться, кроме тебя, Усити, Васы, Сая и Педана, конных нет, обоз медленнее пойдет. Не устану. Хотя хороший у тебя коняга, хороший.
Она обняла лошадиную морду, потрепала коня по ноздрям, запустила пальцы в гриву. Так запустила, что Кай невольно к собственным волосам пятерней потянулся.
– А ведь приделанный у тебя зверь, – прошептала она чуть слышно.
– Как определила? – быстро спросил Кай.
– Так и определила. – Глаза у Каттими сделались вдруг серьезными. – Ты сам-то приглядывался? Посмотри, белок у зверя в синеву, а веко изнутри не красное, а почти черное. И запах. Другой запах у обычной лошади.
– Откуда знаешь? – спросил Кай. – Или отец у тебя был не только кузнецом, но и конюхом?
– Зачем? – удивилась Каттими. – Об этом любой в Вольных землях знает. Там теперь всякой пакости в достатке. Не только тати лютуют. Когда чужую лошадку в стычке положат, главное определить, не приделанная ли? Может, то и глупость, но очень страшно приделанного мяса отведать. Кто его знает?
– Ну во-первых, если хорошо прожарить, то ничего не случится, – заметил Кай. – Хотя я не любитель конины. Но и с прочей скотиной так. Хотя какая охота мясо жарить, которое, чуть промедлил, гнилью расползается? А если бы лошадка моя приделанной была, сейчас бы другие лошади шарахались от нее.
– Конечно, – кивнула Каттими. – Шарахались, если бы она плоти испробовала. И мясо гнилью расползается, если тварь плоти перед гибелью сама испробует. Наверное, выдерживал жеребчика после заражения? Сколько?
– Два месяца, – хмуро бросил Кай. Многое знала девчонка, очень многое.
– Все одно ведь сорвется, – прошептала Каттими.
– Сорвется – прикончу, – отрезал Кай и тронул лошадь вперед. Сзади послышался скрип подвод с бывшими рабынями. Переход к Кете продолжился прежним порядком.
– Послушай, – Каттими ища рядом с конем, – неужели ты так бы и довел Такшана до Кеты? Ну вот вместе с рабынями? Если бы не тати, довел бы?
– Не дошли мы еще, не торопись, – ответил Кай. – Нечего на конец пути гадать, если середина неведома. Да, работорговля в Кете запрещена, но рабы имеются. Все хитро обделано, обязательства, договоры, расписки долговые, но людишки-то, пусть и без отметки на запястье, как и в Хилане или той же Зене, до смерти спину на хозяина гнут.
– А ты уверен, что в Кету Такшан товар свой волок? – спросила Каттими, на ходу прижавшись к боку коня щекой.
– А куда ж тогда? – не понял Кай. – В этих лесах до самой Кеты не то что деревеньки, заимки лесной не сыщешь. Нет, раньше бывали лесные поселения, но в эти времена, да с такой музыкой, – охотник похлопал ладонью по суме с рогом, – вряд ли они сохранились.
– Запах, – вдруг прошептала Каттими. – Запах. – Она потерлась носом о бок лошади. – Тот же самый запах. Так вольные в охране Такшана пахли. Веки я им не отгибала, но запах тот же самый. Приделанные, да не отпущенные. Точно говорю.
– Что ж ты молчала? – Кай развернул коня, оглянулся на остановившийся обоз, махнул рукой Васе, которая маячила в отдалении, задумался. – А ведь о приделанных раньше никто и не слышал в этой стороне. За Хапой были, в Зене были, южнее Зены были, но здесь… Где мор прошелся гуще прочего, там и приделанные объявились. Но они ж все поодиночке, да и если стаями сбиваются – все одно без разумения. А чтобы приделываться, да не отпускаться? Да с тати союз держать? Неужели правдивы слухи, что ходит по деревням кто-то и силой селян приделывает?
