Текст книги "Юдоль"
Автор книги: Сергей Малицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
– А в сам Парнс ты заглядывал? – широко открыла глаза Каттими.
– Парнс – закрытая крепость, скорее даже обитель, пещера в скале, туда не может попасть случайный человек, только послушник или кто-то из приближенных к ураям, – пожал плечами Кай. – Я пытался, у меня ничего не вышло.
– У нас в Вольных землях говорили, что Парнс и Гима – два ключа к Запретной долине, в которой спрятаны огромные богатства, – таинственно прошептала Каттими. – Но их стерегут чудища, по сравнению с которыми твари из Пустоты словно деревенские приблудные псы.
– Это значит, что рано или поздно я там тоже окажусь, – твердо сказал Кай.
– Возьми меня с собой, – попросила Каттими.
– Давай сначала минуем ламенские пустоши, – оборвал разговор Кай.
Он все чаще оборачивался на девчонку, а она словно пряталась от его взгляда: придерживала коня, чтобы оказаться позади, опускала глаза, когда он вертел головой, хотя уж сама-то смотрела на него почти не отрываясь, спину припекало от ее взглядов. Вечером, когда Кай выбрал место для последней стоянки перед переходом к крепости у ламенских пустошей и подводы стали собираться на лысой известковой возвышенности в сотне шагов от костра, который тут же молча начал устраивать Мити, Каттими сначала помогала ему собирать хворост, а потом отошла в сторону и присела над обрывом. В один из последних дней уже ушедшего лета, которое словно проклюнулось через уже начавшуюся осень, лежащая под высоким известковым берегом Эрха неожиданно заблестела красным.
– Иди, – сказала Васа Каю. – Сколько тебе лет, охотник? По лицу-то под тридцать, а по глазам едва за двадцать перевалило. Или и того меньше? Послушай меня, если девка вот так отошла в сторону да спиной повернулась, подойти к ней надо. Если бы ей надо было одной остаться, она бы не пошла никуда. Или сидела бы к тебе лицом. Руки бы сплела на груди. Одной остаться просто. Не одной быть сложно. Иди, я сейчас ягодки заварю с медом, с твоим сыром да с лепешками хорошо пойдет.
Кай пошел к Каттими только через полчаса, когда сумрак окончательно сгустился. Наполнил кубок ягодным отваром, надрезал лепешку, вставил в нее кусок сыра, разогрел на огне и подошел к девчонке. Она пела. Пела чуть слышно, пела на каком-то едва знакомом языке, кивая в такт несложной мелодии и постукивая подушечками пальцев друг о друга. Он замер у нее за спиной и стоял так несколько минут, пока она не замолчала. Потом сел рядом. Каттими молча взяла у него кубок и тут же набила рот угощением.
– Что ты делала? – спросил он ее через несколько минут.
– Пела, – пожала она плечами.
– Только пела? – усомнился Кай. – Я уж не говорю, что пела ты на незнакомом языке, но ведь было что-то еще?
– Ты почувствовал? – спросила она, повернулась к охотнику, и по отразившимся в ее глазах бликам костров близкого бивака Кай понял, что она плакала.
– Ты словно раскидывала сеть, – сказал он негромко. – Едва различимую, тонкую, ткни – и порвется. Но сеть.
– Как порвется, я почувствую, – прошептала Каттими. – Это заклинание малла. Охранное заклинание. Эти мелкие тати не слишком дружны с колдовством, но кое-что могут. Наш поселок располагался далеко от Хапы. Почти у самых Восточных Ребер. Рядом были два поселения малла. Две дубравы. Они живут под корнями. Должны жить в дуплах, но дуб, в котором можно жить, растет под тысячу лет. Мало таких деревьев. Вольные почти повывели их.
– И вы жили с ними мирно? – удивился Кай.
– Да, – кивнула Каттими. – И с ними, и с лами, и с лапани, и даже с большерукими кусатара. Война и боль всегда приходили откуда-то снаружи. Или от границ Салпы, или из-за Хапы. Отец говорил мне, что, если землю Салпы долго не поливать кровью, кровь начинает капать с неба. Ты уверен, что твой конь никого не подпустит к нам ночью?
– Уж во всяком случае, он даст мне знать об опасности, – уверенно сказал Кай.
– Всегда полагайся только на себя, – твердо сказала Каттими.
– Знакомые слова, – усмехнулся Кай. – Но мой конь все равно что я сам.
– Как ты его приручил? – спросила Каттими.
– С трудом, – признался Кай. – Два года назад под Зеной мор накрыл целую деревню. Половина жителей погибла, половина стала приделанными. Но дикими. В том числе и вся живность, что была в деревне. Я очищал деревню вместе с зенскими стражниками. Ну и отыскал в конюшне годовалого жеребенка. Он не бросился на меня сразу, и я решил попытаться с ним справиться. Закрыл его там, поил неделю только водой, потом стал давать молоко. Разговаривал с ним.
– Долго? – спросила Каттими.
– Два месяца, – сказал Кай. – Я ведь уже говорил тебе? Потом он взял у меня из рук хлеб. Потом… Нужно отдыхать, Каттими. Завтра будет очень трудный день. Нам придется пройти больше пятидесяти лиг. А на следующий день еще столько же. Мой конь справится с этим без труда, но я не могу бросить обоз.
– Но ты же не нанимался его охранять? – шмыгнула носом девчонка.
– Это ты точно заметила, – согласился Кай.
– В обозе враг, – прошептала Каттими.
– Я чувствую, – кивнул Кай.
– И это не Туззи и не Таджези, – добавила Каттими.
– Спать, – рассмеялся Кай.
– Ты снимал войлок с приклада ружья, – вспомнила Каттими. – Нашел что-то интересное? У тебя лицо переменилось. И что значит: «всякий под своим носом клюет» и «каждый как может свои дела правит»?
– То и значит, – после паузы ответил Кай. – Клюет и правит. Судя по всему, толстяк Шарни обманул меня на десять золотых.
– Что ты там прочитал? – спросила Каттими.
– «Дар Киру Харти, Луккаю, Луку, Каю, или как он сам себя называет, единственному брату моему под небом Салпы», – отчеканил Кай.
– И что же теперь делать? – надула губы Каттими.
– Ничего, – пожал плечами Кай, поежился от уже слабого, но все еще неприятного приступа лихорадки, потер не желающую заживать руку. – А что можно сделать? Поймать Шарни и сказать ему, что он негодяй? Непременно при случае. Но он и сам об этом знает. К тому же мне кажется, что меч, который ты отыскала в оружейной Кеты, много дороже моего ружья. Но я не верю, что он из сказки, – рассмеялся Кай. – А вот Хармахи, который сделал это ружье, увидеть я бы хотел.
– Так мы отправимся после Ламена в Хилан? – недоуменно проговорила Каттими.
– У меня есть дела и в других городах, – задумчиво проговорил Кай и добавил: – Думаю, что самые важные из них в Туварсе. Но говорить об этом рано. Мы еще не добрались до Ламена.
Глава 8
Часовщик
Ночью они спали так, как спали в последние дни. На одном одеяле, прижавшись спинами друг к другу, положив оружие под руки. В воздухе стояло тепло, но трава к вечеру отсырела, грозя к утру покрыться изморозью. Кай лежал на боку, чувствовал спиной тепло Каттими и вроде бы думал о чем угодно – о странном появлении неизвестного ему брата, о пропавшей кружевной рубашке от Варсы, о дальнейшем пути и о судьбе укрытых им в дальнем краю близких, – пока не понял, что думает он на самом деле только об одном: как бы повернуться на другой бок и обнять, прижать к себе с каждым днем, с каждым мигом неостановимо прирастающую к нему девчушку. Понял, но не сделал этого. В который раз ему показалось, что делать этого не следует. Почему? А кто его знает? Стояла эта самая ощутимая невозможность, как комок в горле.
Кай прислушался к фырканью коня, который пасся поблизости, и приоткрыл глаза. Молодец, как и следовало, не отходил от собирающегося заснуть хозяина. Лошадка Каттими сторонилась черного гиганта, переступала в стороне. Васа и Мити – последний так и не произнес ни слова с момента первой встречи – все еще сидели у костра. Вечером Каттими уже привычно напевала, раскидывая над становищем невидимую маллскую сеть, а Васа смотрела на нее и посмеивалась, словно ее младшая подруга собирала и раскладывала на ладони безделушки, какие-нибудь цветные стеклышки со сглаженными хурнайским прибоем краями. Впрочем, сеть была невидимой не вполне. Как казалось Каю, она словно расчерчивала ночное, озаряемое жидкими всполохами Пагубы небо едва приметными линиями. Казалось, моргни один раз, другой, и пропадет эта сетка, как смывается с глаза слезой прилипший волосок, но нет. Не пропадала. Как она сказала, и ты можешь колдовать? Кай шевельнулся, поморщился от странно непроходящей боли в плече, согнул руку, растопырил перед лицом пальцы. Нет, кое-чему он все-таки научился, мог изменить цвет глаз, который делал его слишком узнаваемым чуть ли не в каждом селении Текана, немного изменить черты лица, но сделать невидимыми собственные пальцы, что однажды присоветовал ему его отец, его настоящий отец, так и не смог. Впрочем, а очень ли он пытался? Всегда находились более важные дела, так ведь и путешествие в Намешу отложил до того самого предела, которое едва не привело его к непоправимому опозданию. А может быть, и привело.
Кай опустил руку, нащупал на поясе рукоять странного меча. Тот привлек его с первого момента, едва Каттими выложила вроде бы обломок оружия из корзины на стол в оружейке. Тогда эта странная стальная культя показалась Каю напоенной магией. Потом это ощущение исчезло. В нем не оказалось магии. По крайней мере, Кай не ощутил ничего такого, что привык про себя считать признаками магии. Никакой напоенности силой или никакого следа бывшей силы. Ему казалось, что он ощупывает не рукоять оружия, а горлышко пустой фляжки. Пустой и высохшей. Хотя никакого сосуда внутри сплетенной из странного серого сплава рукояти быть не могло никогда. Рассмотрев оружие пристальней, Кай уверился в этом на первой же стоянке. Внутренние края полос были острыми, чуть ли не специально заостренными. Нет, в древнем мече или его обломках имелся какой-то особенный секрет.
Каттими поежилась, зашевелилась, прижимаясь к Каю плотнее, потом вовсе развернулась и прижалась к нему грудью, обняв его рукою, предварительно стянув на себя одеяло. Осторожно, чтобы не разбудить спутницу, Кай чуть отодвинулся, улыбнулся и закрыл глаза. Перед завтрашним переходом следовало хорошенько отдохнуть. Полежал еще минуту, раздумывая, а не повернуться ли и не обнять Каттими, как вдруг откуда-то с севера донесся тяжелый гул, словно обрушилась огромная шахта или осыпалась целая гора. Кай поднялся.
– Что это? – вскочила на ноги Васа, посмотрела на охотника, на севшую, протирающую заспанные глаза Каттими. – Кета?
Весь обоз тревожно зашевелился, но небо было привычно темным, взбадривая ночь языками пламени и каким-то уже ставшим привычным запахом старого заброшенного кладбища.
– Кета? – повторила Васа. – В обозе только и говорят о каком-то предсказании кружевницы.
– Кета, – кивнул Кай.
Утром оказалось, что и Васа, и Мити последовали примеру спутников. Накрылись одеялом, прижались друг к другу, пытаясь сохранить тепло на белесом ковре похрустывающей от изморози траве. Кай поднялся и начал растирать руку и ногу, чтобы затем привычно размяться, отметив, что и обоз в светлеющем сумраке готовится к переходу, и Каттими, как всегда, уже на ногах, умыта, причесана, и котелок на огне попыхивает парком.
– Прости, – смущенно шмыгнула она носом. – Лихорадка твоя спадать стала, ты уж не такой горячий, а я привыкла. Все одеяло на себя намотала.
– Ничего, – поморщился Кай, потому как неожиданно отозвалось болью вроде бы уже зажившее ребро. – Разживемся еще одним одеялом в Ламене. Большим одеялом! – добавил он, заметив мелькнувшую в глазах Каттими досаду. – Давай-ка, поднимай наших спутников.
– Сейчас, – сонно пробормотала Васа. – Еще несколько минут, мне снится, что я купаюсь в теплом хурнайском заливе. Нет, все, разбудили. Эх…
После короткого завтрака путь, в котором предстояло двигаться быстрее, чем обычно, продолжился. В ста шагах за всадниками дружно загромыхали и заскрипели телеги.
Дорога была наезжена, но деревни, которые стали наконец попадаться чаще, были брошены и чаще всего разорены. Ближе к полудню Кай разглядел первого селянина. Он стоял на краю очередного пепелища у колодезного сруба. Глаза его были закрыты, руки опущены, рубаха свисала вниз лоскутами и развевалась на ветру, путаясь в голых ногах.
– Приделанный? – спросила Каттими.
– Да, – кивнул Кай. – Но снулый. Если его не трогать, он упадет через неделю, но подходить к нему не стоит еще с месяц, пока тело не разложится. Дикий, конечно. Подобен болотной росянке. Захлопывает рот, если сунуть палец. Откусит – простоит на день-два дольше. Хотя возможно, что он сам приманка. Ведь он стоит возле колодца.
– Так, может, его следовало бы убить? – сдвинула брови Каттими.
– Убивай тогда, когда не можешь иначе, – ответил Кай. – И даже в этом случае пролитой крови хватит, чтобы вымазаться с головы до ног.
Вдруг за спиной послышался стук копыт и гортанные крики. Кай оглянулся. Приделанный, бывший некогда селянином, стоял неподвижно, но к нему мчался всадник.
– Таджези! – воскликнула Каттими.
Подручный Туззи явно решил покрасоваться. Он пригнулся к шее коня и выставил вперед кривой акский меч. За ним с молодецкими воплями следовали двое его приятелей. Туззи с прочими вольными стражниками гарцевал у крайних подвод.
– Ублюдки, – прошептал Кай.
Меч Таджези сверкнул взлетевшей над водой рыбой, и голова селянина покатилась в пыль. Наемник радостно заорал, описывая круг возле колодца, а его приятели спрыгнули с лошадей и бросились рубить все еще стоявшее тело селянина. Расплата наступила мгновенно. Раздался негромкий свист, над колодцем вздулось угольное облако, словно чьи-то непомерные губы фыркнули в дымоход, затем изогнулось что-то огромное с когтями, и оба молодца с мечами разом захрипели, сминаемые в мертвой хватке. На показавшемся над срубом сером бугре блеснули пламенем щели глаз, и тут же один за другим прогремели два выстрела. Страшное существо взвыло, засвистело и скрылось внутри колодца, уволоча за собой трупы. Свалившийся с лошади Таджези, подвывая от страха, пополз в сторону.
Кай посмотрел туда, откуда прозвучал второй выстрел, лишь на доли секунды уступивший выстрелу охотника. За спиной Туззи опустил ружье рослый всадник с открытым лицом. Он приложил ладонь к груди, кивнул охотнику и вернулся в обоз.
– Часовщик, – тут же сказала Каттими. – Идет в Ламен с двумя подводами. Зовут, кажется, Истарк. Это он подрядил Туззи. Ловок, но выстрелил после тебя.
– Выждал, – с интересом заметил Кай, – и положил свой заряд точно туда же, куда попал и я. А между тем зверь дернулся, да и ружье у часовщика обычное. Из тех, которыми владели гвардейцы иши. Если он и часовщик такой же, как и стрелок, то это лучший часовой мастер Текана.
– Что это было? – подала лошадь вперед Васа. Воительница выглядела встревоженной.
– Ручейник, – ответил Кай. – Обычная пустотная мерзость, но откормившаяся до приличных размеров. Что-то вроде огромной мокрицы с лапами. Или с клешнями.
– С ней покончено? – спросила Васа.
– Нет, – покачал головой Кай. – Но сейчас на нее нет времени. Чтобы она сдохла, нужно забросать колодец камнями. Она не выносит сухости. Задержимся – не успеем засветло подойти к крепости.
– И много еще будет подобной мерзости до Ламена? – поежилась кессарка.
– Не знаю, – тронул коня Кай. – Пагуба не закончилась, так что эта мерзость может появляться как грибы после дождя. До Ламена предлагаю утроить осторожность.
– И все? – заорал за спиной Кая Туззи. – И все? Ты так и поедешь? Ты охотник или кто? Что делать-то?
Главарь охранников тяжело дышал и скрипел зубами.
– Брось в колодец Таджези, – посоветовал Кай, придержав коня. – Может быть, ручейник подавится придурком? И тебе будет хлопот меньше.
– Подожди! – стиснул кулаки, вдвинул меч в ножны верзила. – Я знаю, что мои ребятки уже мертвы! Но ты вот сейчас поедешь дальше и оставишь эту мерзость в колодце?
– А что сделал ты в лесу? – поинтересовался Кай.
– Мне плевать на лес! – зарычал Туззи. – Я спросил об этом колодце! Что ты будешь делать теперь, охотник на нечисть?
– Поеду дальше, – кивнул Кай. – Всегда следует выбирать главное, воин. – Последнее слово охотник произнес с едва уловимой насмешкой и добавил: – Если бы я не выбирал главное, сейчас бы я отправился к твоему часовщику и предостерег его относительно твоей доблести.
Туззи выругался и развернул коня.
– Зачем ты его злишь? – спросила Васа. – Такие, как он, опаснее иных смельчаков. Они достаточно умелы, чтобы ужалить, и слишком глупы, чтобы понять, что этого делать не следует.
– Ты об этом думала, когда встала под его крыло в Кривых Соснах? – прищурился Кай.
– Я не меняю господ от каждого сквозняка, – фыркнула Васа. – Мне нужны были попутчики до Кеты, он мне подходил. Если бы мы добрались до конца пути с Туззи, я должна была бы заплатить ему пару монет серебром.
– И ты бы заплатила? – удивился Кай.
– Откуда я знаю? – пожала плечами кессарка. – Зачем забивать себе голову предположениями? Всякому решению свое время. Привал будем делать?
– Нет, – мотнул головой Кай. – Перекусывай на ходу.
Васа приподнялась на стременах, обернулась и зычно гаркнула в сторону обоза:
– Нет!
– Может быть, ты и подряд проводника-охранника взяла? – хмыкнул, присматриваясь к безжизненному проселку Кай.
– Зачем? – удивилась Васа. – Какой я проводник против тебя? Вот что ты теперь высматриваешь? Выжиги от двоих всадников в черном?
– Нет, – покачал головой Кай. – Давно уже нет. Некого им было выжигать. И это плохо. Очень плохо.
– Почему? – спросила державшаяся поблизости Каттими.
– Эти места никогда не были ласковы к путникам, – объяснил Кай. – В округе всегда было полно разбойников, да что там, многие селяне ночами становились лихими людьми. Большие обозы они не трогали, а одиноких или немногочисленных путников не пропускали. Если теперь этих разбойников нет, как, впрочем, нет и деревень, значит, кто-то другой властвует тут.
– Вроде той мерзости из колодца? – поняла Васа.
– Может быть, – кивнул Кай. – Или что похуже.
– Приделанные? – прошептала Каттими.
– И приделанные, и приделыватели, – заметил Кай и с досадой пошевелил левой рукой.
Рана была глубокой, но даже для глубокой раны она затягивалась слишком долго. Хорошо хоть лихорадка спала и понемногу начала рассеиваться слабость. Как раз после визита к Халане. «К пеплу Киклы, – прошептал Кай и тут же снова поскреб пальцем шею в вырезе рубахи. – И все-таки куда же пропало зеленое кружево?»
– Ерунда! – бодро воскликнула Васа и пришпорила коня, чтобы вырваться вперед и, гарцуя, развернуться перед спутниками. – К вечеру будем на границе ламенских пустошей, завтра еще один переход – и Ламен. А южнее Ламена уже поспокойнее будет. И купцов больше, и тати не заглядывают, и приделанные редкость. Или не так?
– Увидим, – ответил ей Кай.
Крепость показалась за час до наступления сумерек. По левую руку все так же тянулся чахлый лес с редкими, затянутыми бурьяном разоренными деревнями, справа из-за известковых увалов то и дело поблескивала серая лента Эрхи, пока ей не вздумалось повернуть к западу, чтобы петлей в сотню лиг обогнуть ламенские земли, и вот как раз на этом изгибе и высился белесый, покрытый редкой травой холм, на котором стояла крепость. Впрочем, почти все ее крепостное достоинство осталось в прошлом. Башни были обрушены наполовину, и от стен остались едва различимые валы в три или четыре локтя. Только внутренний бастион, хотя и зиял прорехами в кладке, продолжал маячить на фоне красного неба гордым силуэтом.
– Воды нет, – пробормотала Каттими.
– Почему? – не понял Кай. – У нас два меха воды. Полные.
– Там. – Девчонка тревожно поежилась, протянула руку вперед. – Я не на крепость смотрю. На реку. Приглядись.
Кай привстал на стременах, стянул с головы колпак. Рядом придержала лошадь Васа.
Вода в реке еще была, но ее лента сузилась, разделилась на узкие ленточки, и между ними выступало илистое дно и песчаные отмели.
– Что случилось в Кете? – помертвела. Васа.
– То, что и предсказывалось, – ответил Кай. – Камень и вода. И если здесь ее нет, то она вся там. В крепость! Завтра тяжелый день. Будет нужен отдых.
Копыта лошадей застучали по камню, вслед за ними загрохотали телеги, и вот весь обоз медленно въехал в не слишком просторный двор. Среди обломков камня и полусухих кустов струился дымок. У небольшого костерка сидел смуглый человек в дорожном плаще и помешивал в узком котелке какое-то варево. Длинные волосы путника были зачесаны назад и заплетены в косу, из-под низкого, но широкого лба смотрели серые глаза, тонкие губы подчеркивали правильную линию подбородка. Оружия у него не было, только резной посох лежал тут же, возле костра. Вторая рука его удерживала скалящего зубы и шипящего хорька. Незнакомец поднялся на ноги, едва Кай только въехал в узкий проход одной из башен, и уже не садился. Приложив руку со зверем к груди, он кивал каждому следующему всаднику или вознице и беспрерывно повторял:
– Аиш. Путник. Иду в Кету из Ламена. В Кету иду. Аиш. Путник.
Кай спрыгнул с лошади, нашел взглядом Васу:
– Послушай, у тебя так хорошо получается командовать этой обозной братией. Наведи порядок, а то ведь не успели подводы расставить, как все повалили к обрыву, смотреть на обмелевшую реку. В бастионе три прохода, поручи каждый проход кому-нибудь понадежней, чтоб хоть кто-то мог не сомкнуть глаз, да предупреди, что выходить будем с первыми лучами солнца. И если в конце пути эти бедолаги захотят с тобой расплатиться за хлопоты, я не позарюсь ни на одну монету.
– Сочтемся, если что, – подмигнула Каю кессарка.
– Держи. – Он протянул поводья Молодца Каттими. – В северном углу двора каменное корыто, в нем обычно собирается дождевая вода. Да не спускай глаз с этого путника. Не нравится он мне.
Стоянка была знакомой, и на первый взгляд ничего на площадке среди серых камней не изменилось, разве только тесновато раньше было, всегда кто-то околачивался, поджидал попутчиков, порой и пост ламенской стражи имелся, и какой-нибудь трактирщик тент раскидывал, а теперь только этот странный путник с посохом и хорьком. С диким хорьком.
Припадая на ногу, Кай поднялся по полуразрушенной стене на самую высокую башню. Конечно, не так уж она была и высока, но местность оглядеть позволяла. На западе, отсвечивая красным в обмелевшей Эрхе, садилось солнце и бугрилась пологими холмами степь. На севере тянулся неровной линией все тот же чахлый лес, а на юге и востоке как раз и начинались ламенские пустоши. Среди редких групп деревьев высились поросшие бурьяном отвалы, видно, не всегда соблюдались законы ламенских правителей о доставке пустой породы к угольному валу, тут и там торчали покосившиеся столбы.
– Все-таки это дикость, – услышал Кай голос незнакомца.
Он обернулся. Истарк поднялся вслед за ним на башню беззвучно. Это было удивительно, но он и в самом деле смог подобраться к Каю со спины так, что охотник этого не почувствовал. У часовщика было открытое, спокойное лицо с широким лбом, доброжелательным взглядом и правильными линиями носа, губ, подбородка. На охотника он смотрел с интересом. Истарк потянулся, дав разглядеть простую одежду из добротной ткани и, главное, пояс, на котором висел только кинжал, хотя поблескивали и кольца для меча, и подмигнул Каю.
– Знакомиться не будем. Ты знаешь мое имя, я знаю твое. Тем более что и опасного пути-то осталось всего на один завтрашний день. Но посмотреть друг на друга следует. Мало ли что…
– Что ты называешь «дикостью»? – спросил Кай. Отчего-то он почувствовал неприязнь к этому уверенному в себе мастеру, хотя никаких причин для собственного раздражения не находил. Разве исключая непостижимую ловкость и меткость часовщика?
– Обычаи, – объяснил Истарк. – С полгода назад я проходил ламенскими пустошами, обратил внимание на эти столбы. Нет, я понимаю, что казнить дорожных разбойников в этих краях принято на столбах, но когда таких столбов становится больше, чем колодезных журавлей, всякое путешествие кажется малоприятным.
– Что изменилось за полгода? – прищурился Кай.
– Все, – жестко сказал Истарк. – Вдоль Эрхи было не счесть деревенек. Народ в них жил двуличный, даже вороватый, но привычный. Имелось и с десяток постоялых дворов. Крестьяне торговали овощами вдоль дороги. Теперь нет ни деревень, ни трактиров, ни души.
– Пагуба, – пожал плечами, в который раз вздрогнув от боли, пронзившей левое плечо, Кай. – Говорят, она как жар. То накатывает, то отпускает.
– Ты ранен? – сдвинул брови Истарк. – Не удивляйся. Я часовщик, а часовщику без верного глаза никак.
– Без верного глаза и твердой руки, – заметил Кай.
– И твердой руки, – согласился Истарк. – Хотя ружьишко у меня так себе. Но пристрелять пришлось. Время теперь сложное. Нужно оружие, охрана.
– Да уж, – заметил Кай. – Порой охрана такая, что без оружия никуда.
– Кипятком ошпариться нетрудно, – кивнул часовщик. – Однако суп без него не сваришь.
– Можно ошпариться и супом, – ответил Кай.
– И на уголек наступить, вылетевший из костра, – добавил Истарк и, повернувшись, чтобы спуститься во двор, проговорил через плечо: – Легко оступиться, когда над головой нет ни одной звезды. Ночь будет спокойной, но я бы присматривал за этим путником с хорьком, он мне не нравится.
– А я бы присматривал за твоими охранниками, – чуть слышно пробормотал Кай, проводив взглядом неожиданно ловкого часовщика, затем посмотрел на путника. Назвавший себя Аишем все так же сидел у костра и только тревожно крутил головой, вздрагивая от каждого смешка в собственный адрес. Что-то было неестественное в его напряжении. Да. Пожалуй, он не был испуганным, он старался казаться испуганным.
Кай перевел взгляд на Каттими. Она занималась лошадьми, но то и дело посматривала на Аиша. Мити, как обычно без лишних слов, раскладывал костер, Васа расставляла обозных, покрикивала на неторопливых стражников. У проваленной к косогору стены по-прежнему толпились торговцы, охали и размахивали руками. Кай вернулся к Истарку. Ловко сбежавший со стены часовщик подошел к присосавшемуся к меху с вином Туззи. Тот, прищурившись, выслушал нанимателя, затем окликнул Таджези и показал на путника. Все еще поеживающийся стражник огрызнулся, но прошел в центр дворика и сел на поросший мхом камень напротив Аиша. Путник принялся кланяться новому зрителю. Истарк продолжил разговор с Туззи, показывая на пару лошадей, подобранных после гибели охранников у колодца. Вожак наемников хмуро смотрел под ноги. Прежде чем спуститься, Кай еще раз оглядел стремительно темнеющий горизонт. Опасность присутствовала, но не за стенами бастиона. Она таилась поблизости. Кто был ее источником? Путник с хорьком? Туззи? Таджези? Уверенный в себе Истарк? Молчаливый Мити? Веселая Васа? Кто-то еще?
– Что скажешь? – спросил Кай уже в темноте, разрываемой на части отблесками сразу нескольких костров, у Каттими, когда девчонка подала ему плошку с кашей, заправленной распаренной ягодой.
– Никто не подойдет незамеченным, – пожала она плечами. – Мне кажется, что ночью опасности ждать не стоит.
– Я говорю об опасности, которая может случиться поблизости, – заметил Кай и повернулся к путнику. Тот все так же сидел у костерка и точно так же помешивал варево в узком котелке, словно собирался выпарить и выжечь его содержимое. Таджези, сидевший напротив, клевал носом.
– Что ты скажешь об этом человеке?
– Он человек, – уверенно заявила Каттими. – Не приделанный. Но кто он, не скажу. Приглядись, да у него вся куртка в оберегах, матовым бисером прошита, чтобы не блестела. Наверное, и под рубахой полно амулетов и ожерелий, не прощупаешь.
– Ладно, – решил Кай. – Тебя как будто прощупаешь. Тоже словно оберегами обвешана. Спать будем по очереди. Сначала я, ты караулишь, за полночь поменяемся. И ружье я все-таки сниму с лошади. Больно дорого оно мне досталось, да и этот заговоренный путничек кажется мне поопаснее того Таджези.
– Я тоже, – вскинулась Каттими. – Мешки, оружие – все сниму. А зачем?
– Вот ведь, – недовольно крякнула Васа, но одеяло, в которое успела закутаться, скинула и подвинулась к костру. – Я тоже поиграю в вашу игру. Завтра день будет тяжелым, так что лучше, если вы будете посвежее. Делим ночь на четыре части. Половину берем на себя мы с Мити, половину вы. Кого из вас будить первым?
– Меня, – твердо сказал Кай.
– Если не поднимешь меня под утро, обижусь, – прошептала ему на ухо Каттими, но он не ответил. Сон вдруг навалился, затопил двор старой крепости мутной пеленой, смежил глаза. И, проваливаясь в него, Кай схватился сначала за приклад ружья, а потом сжал рукояти сразу двух мечей и так и вошел в сновидение.
Он стоял в том же самом дворе, в утренней дымке, которая скрадывала очертания стен и башен, но не оставляла сомнений, они были неповрежденными. И двор покрывала не трава и обломки известняка, а брусчатка. И не было рядом никого, ни повозок, ни лошадей, ни людей, только сам Кай и мутная фигура неизвестного в арке ворот. Со стороны неизвестного подуло холодом, Кай поежился и бросил взгляд на самого себя. Он был обнажен по пояс, почти обнажен, потому что руки, торс под горло оплетала та самая пропавшая зеленая кружевная рубашка от мастерицы из Кеты. Она словно обратилась в рисунок на коже, Каю даже показалось, что узор сплетается с линиями его вен, в мгновение он уверился, что видит чудесное кружево только он сам, его не должен видеть больше никто, но его взгляд уже перебрался на мечи. Оба тоже были обнажены, но если клинок черного меча привычно поблескивал, успокаивая правую руку тяжестью и так и не разгаданной его владельцем силой, то второй меч лежал в левой ладони почти безжизненным обрубком. Ненасытным обрубком.
«Я сплю», – подумал Кай.
– Идем за мной, – донесся до него голос человека.
Голос казался знакомым, хотя что было голосом в долетевшем до Кая шелесте? Так шепчет на ухо мать засыпающему в колыбели ребенку, и почти точно также шепчет переполненным кровавым сладострастием палач о предстоящих муках схваченной по рукам и ногам жертве. Так, да не так. И все же хотя шелест не был голосом, но он был узнаваем.
– Кто ты? – спросил Кай. – Покажи лицо.
– Идем за мной, – повторил незнакомец, и Каю показалось, что слова принесли стужу, которая обожгла скулы.
– Кто ты и куда зовешь меня? – повторил Кай и почти крикнул: – Покажи лицо.
– Разве ты спрашиваешь, где выросло зерно, когда ешь хлеб? – спросил незнакомец. – Или бредешь к роднику, вместо того чтобы испить из реки?
– Когда я пью воду или ем хлеб, я вижу, что я ем и пью, – ответил Кай. – Ты же предлагаешь мне отпить из чаши с закрытыми глазами.
– Яда боишься? – все так же шелестом или стуком мерзлых ветвей рассмеялся незнакомец.
– Да мало ли чем ты захочешь меня угостить, – крикнул Кай. – Не морочь голову, отвечай, кто ты и куда зовешь меня? Что ты хочешь мне предложить?
– Подняться на гору, – рассмеялся незнакомец. – Стать выше других. Сильнее других. Богаче других. Могущественнее других. Или тебе никогда не хотелось занять подобающее тебе место? Соразмерно отпущенному тебе судьбой? По праву несправедливо униженного! По праву величия твоих родителей – Сакува и Эшар! Ты достоин большего, Кир, как бы ты ни называл себя! Большего, чем бродяжничество!
