Текст книги "Кто я? (СИ)"

Автор книги: Сергей Тишуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Кто я?

Глава 1

Первое желание, пришедшее в голову Тимофею, было умыться или просто протереть глаза, проведя влажной салфеткой по лицу. Что он и сделал, прижав ладонь ко лбу и съехав до подбородка, попутно надавив подушечками большого и указательного пальцев на веки.

Не помогло. Кожа оказалась сухой и горячей. Местами даже неприятно шершавой, испещрённой множеством мозолей и заживших порезов, словно он всю жизнь проработал не в офисе, собирая информацию из новостных лент, а где-нибудь в автомастерской, разбирая двигатели и откручивая приржавевшие гайки.

Прикосновение грубой кожи было неприятным только первое мгновение. Потом недоумение сменилось странным чувством, совмещающим в себе равнодушие и апатию. Тимофей открыл глаза и посмотрел на ладонь.

Нет. Сначала он прищурился от яркого света, а уже затем, привыкнув к освещению, изучил кожу собственной ладони. Это была не его рука. Слишком большая и сильная кисть, с грубой, привыкшей к контактной работе внутренней поверхностью. Так, наверное, выглядят руки у землекопов, каждый день роющих траншеи для укладки водопроводных труб или подземные убежища. Тимофей видел таких людей из окна офиса. Целую неделю с десяток мужиков в оранжевых жилетках долбили землю на противоположной стороне улицы, а экскаваторщик постоянно курил, отмахиваясь от их претензий.

Воспоминание испарилось, как дымок вейпа перед вытяжкой и мысли вернулись к руке. Пальцы крепкие, привыкшие сжимать орудие труда, а не ласкать женскую грудь. Ногти варварски обкусаны чем-то механическим и примитивным. Скорее всего обычными ножницами. Тупыми и массивными, которыми кроят ткань в пошивочных мастерских. Их подстригала не маникюрша в салоне, а для эластичности и блеска не обрабатывали пилкой и лаком.

Кожа шершавая, словно никогда не знала перчаток и питательных кремов для увлажнения и размягчения. Мозоли настолько старые, что практически ороговели, сделав участки кожи абсолютно нечувствительными.

Про рытьё подземных бункеров Тимофей подумал из-за неприятных ощущений от яркого света. Его зрачки определённо не любили прямых солнечных лучей, а предпочитали полумрак или искусственное освещение. Закончив изучение кисти, он задрал лицо к небу, желая понять источник столь болезненной яркости, но сильно ударился затылком о что-то плотное и перевёл внимание на окружающую обстановку.

Он сидел, привалившись спиной к дереву, на опушке какого-то леса. Здесь язык чащи высовывался на пологий склон и облизав песчаный скат с холма, замер в нерешительности. Дальше, до самого горизонта пролегала равнина, заполненная островками низкорослого кустарника и пучками многолетней травы, достигавшей местами высоты в полметра. Солнце, то ли приближалось к зениту, то ли едва перевалило за полдень. Чтобы это понять, нужно определить, где юг и север, а, следовательно, запад и восток.

Тимофей опёрся руками в землю, покрытую толстым слоем хвои, многие годы сыпавшейся с ветвей высоченной сосны и попытался подняться. Мышцы онемели от долгого сидения в статичной позе, но постепенно ему это удалось. Он выгнул спину, упираясь ладонями в поясницу, совершил пару вращательных движений, поочерёдно согнул и выпрямил ноги в коленях, поприседал, убедившись, что с ними всё в порядке. Затем развёл руки, стараясь определить их способность не столько совершать движения, а менять ритм, следуя указаниям мозга. Заодно разминая мышцы.

В целом, ничего фатального не определил. С ним такое бывало, когда, перебрав с алкоголем, отключался где-нибудь в подсобке клуба, не сумев добраться до своей квартиры.

Он уже собрался выбираться с опушки куда-нибудь в сторону колеблющегося на краю горизонта марева, отдалённо напоминающего городскую стену, но вздрогнул, услышав сначала сдавленный стон, а затем испуганный крик.

Голос, без всякого сомнения, принадлежал женщине. Вернее, по тембру, скорее девушке, едва отпраздновавшей своё совершеннолетие. Пришедшая в голову мысль вызвала не удивление, а вполне закономерный вопрос: сколько лет ему, Тимофею?

Ответа он не нашёл и двинулся на звук, подобрав с хвойной подстилки старую, высохшую ветку, лишённую иголок, с наполовину отслоившейся корой. Как оружие совершенно бесполезное, но, зажатое в крепкой ладони, она придавала уверенности, избавляя от панического страха.

Девушка стояла на коленях, опершись рукой о ствол и пыталась блевать. Пыталась, потому что желудок отказывался извергать из себя содержимое, несмотря на понуждения хозяйки, которая периодически вставляла два пальца в рот, стараясь вызвать рвотные позывы.

Шаг у Тимофея казался лёгким, хвоя гасила звуки, и он практически подошёл в плотную. Только в конце предательски хрустнула под подошвой сухая ветка и девушка испуганно подскочила, мгновенно укрывшись за широким стволом сосны.

– Ты кто? – взвизгнула она, причём в вопросе звучал скорее страх, чем обычное желание узнать имя.

– Тимофей, – внезапно смутившись, ответил он, неожиданно сообразив, что кроме своего имени ничего не помнит.

Именно этот факт его и смутил. Не вид девушки, не её попытки избавиться от содержимого желудка, не нелепость встречи, а признание в том, что он, Тимофей, не помнит о себе ничего кроме имени.

Чтобы сгладить неловкость момента, задал тот же самый вопрос:

– А ты кто?

– Мария! – нервно выкрикнула девушка и растерялась.

Растерянность хорошо читалась по выражению лица, которое изменилось с испуганного на задумчивое. Словно Мария пыталась вспомнить о себе ещё какие-нибудь подробности, но не могла и это повергло её в новый шок, теперь уже не связанный с появлением Тимофея.

– Просто Мария, – хохотнула она и Тимофей сообразил, что девушка близка к истерике.

Парень не был психологом, но каким-то образом понял, что женская истерика гораздо опаснее и более непредсказуемое явление, чем открытая агрессия. Необходимо срочно сменить тему, иначе придётся долго и безуспешно утешать рыдающую неврастеничку.

– Нам пора идти, Просто Мария, – сказал он и, отбросив бесполезную ветку, поманил за собой.

– Куда идти? – девушка ещё крепче вцепилась в дерево, но отрешённость на лице сменилась чувством опасности и её мысли, сменив направление, устремились в иное русло.

Теперь она боялась Тимофея и предполагала, что он пытается заманить её в своё логово и там… Чего там? Изнасиловать? Съесть? Пытать, чтобы выяснить, кто подослал её к нему? Чтобы разобраться в обилии страхов, Марии пришлось приложить максимум усилий, но мозг не выдержал напряжения и она, закатив зрачки под веки, упала в обморок. Вернее, медленно сползла по стволу, который до этого крепко обнимала.

Тимофей ругнулся, сплюнул и подойдя к девушке, попытался разжать объятия. Не без труда, но это удалось. После, подхватив Марию на руки, перенёс с сосновых иголок на ковёр выгоревшей травы, окружающий колючий куст с засыхающими прошлогодними ягодами и уложил на спину, поддерживая голову на весу. Почему-то он был уверен, что нельзя позволить голове запрокинуться навзничь.

Он бы снял и подложил куртку, но таковой не имелось. На себе он определил только комбинезон со множеством карманов, под которым чувствовалось нижнее бельё, да ботинки с высокими голенищами. На Марии имелся короткий блейзер, столь яркого оттенка алого, что натолкнуло Тимофея на предположение о её профессии. Под ним приталенная маечка на узких бретельках. Можно было снять его, но реакцию внезапно очнувшейся девушки, он не брался предсказать.

Расшнуровывать ботинок и подкладывать его под голову, показалось неразумным. Поэтому он некоторое время просто поддерживал голову ладонью, внимательно изучая лицо.

Крашеная в платиновую блондинку. Волосы ухоженные, до плеч, зачёсанные на прямой пробор. Лицо красивое, но немного глуповатое. Впрочем, такое и должно быть у блондинки. Что-то в её чертах показалось неуловимо знакомым. То ли она походила на известную актрису, то ли на певичку из девчачьей группы, то ли на модель из рекламы. Промучившись минуту, он отбросил идею идентифицировать свою коллегу по несчастью. Вместо воспоминаний в голове стояла стена сплошного тумана, словно в старом мультике про заблудившегося ёжика.

Минут через пять под веками Марии наметилось движение. Значит обморок прошёл и сознание возвращалось. Девушка издала лёгкий вздох, завершившийся детским причмокиванием и она, повернулась на бок, свернулась в клубочек, подогнув коленки к животу и подложив, сложенные лодочкой ладошки, под щёку.

Необходимость сидеть подле девушки отпала. Видимо, какая-то реакция организма на стресс перевела обморок в глубокий сон. Хорошо это или плохо Тимофей не знал. Решил положиться на природу и, поднявшись, принялся изучать содержимое карманов. Ничего примечательного не нашёл. Ни визитки, ни каких иных документов. Честно говоря, именно идентификация себя волновала его больше всего.

Учитывая, что на нём рабочий комбинезон, попытался определить свою специальность, но и здесь потерпел неудачу. Ни бейджика, ни нашивки над накладными карманами на груди, ни шеврона на предплечье, указывающего хотя бы приблизительно на род деятельности не обнаружил.

В карманах нашлись только перочинный нож с четырьмя складными лезвиями, бензиновая не убиваемая зажигалка, да носовой платок. Чистый, но неоднократно подвергавшийся стирке.

Для работяги вполне обычный набор. Основное лезвие ножа острое, много раз затачиваемое вручную на оселке, от чего лезвие изменило первоначальный вид. Остальные вставки как же часто использовались. Это легко определить по насечкам и сколам на металле. Особенно позабавила открывалка. Он несомненно знал, как ею пользоваться, но для крышек пивных бутылок в его время применяли совсем другое приспособление. В виде полукольца с язычком. Кто-то когда-то ему объяснял, что «открывашка» – это для крышек, а «открывалка» – это с острым крючком для вскрытия консервных банок.

«Стоп! Почему я употребил фразу «в моё время»? Что значит «в моё время»? Я не в своём времени? Я попаданец? Куда?» – примерно в таком порядке пронеслись мысли в голове Тимофея и он, неожиданно оценив новую инкарнацию, приуныл, пожалев, что не может подобно Марии грохнуться в обморок.

Через полчаса кое-как примирившись с мыслью о попаданстве, посчитал её даже забавной. Что там полагалось делать в подобной ситуации? Он знал о таком жанре в литературе, даже пробовал что-то читать на сайтах Автортудея и Литреса, но подобное чтиво его не заинтересовало. Глупо, плоско и совершенно неправдоподобно. Хотя многим нравилось. Даже фильмы снимали по этой теме. Кино – это индикатор спроса, если оно не принесёт прибыли, никто снимать не начнёт. Невыгодно.

«Ладно! С этим проехали. Сейчас совершенно не важно, как всё происходило в фантазиях авторов. Главное, что делать мне. Первое, что помню, нужно адаптироваться к миру, в который попал», – подумав так, Тимофей подошёл к колючему кусту, сорвал ягоду и сунул в рот.

Под бардовой мякотью, сухой и терпкой, оказалось большое количество волосатых косточек. Мелких и неприятных для языка. Он поморщился и выплюнул не дожёванную массу. Затем сломав ветку, попробовав шип подушкой большого пальца, размял и понюхал листья. Всё было ему знакомо, только название растения никак не всплывало в мозгу. Почему?

Прошло около часа, когда Мария, наконец, заворочалась и приоткрыв глаз, что-то прощебетала. Затем осеклась, вздрогнула и, попытавшись опереться об куст, укололась о шипы. Отпрянула и, обхватив коленки руками, напряжённо замерла, разглядывая Тимофея из-под бровей.

– Я Тимофей, – напомнил парень, скрестив руки на груди, приготовившись терпеливо выслушать все претензии девушки.

Молчание затягивалось и парень решил ускорить процесс, мягко заметив:

– Ты не помнишь меня?

Девушка ещё несколько секунд молчала. Тимофей уже решил, что дело швах и она совершенно невменяемая, потеряв рассудок от страха, когда та тихо, но твёрдо ответила:

– Тебя помню. Я не помню себя. Я не помню, как здесь оказалась. Я даже не помню из-за чего здесь очутилась. В происходящем нет никакой логики.

Упоминание логики едва не повергло Тимофея в лёгкую стадию эйфории. Это, как выпив с деток стопок крепкого алкоголя, внезапно впадаешь в жёсткую депрессуху, начинаешь сожалеть о сделанном, но тут слышишь любимую мелодию и, совершенно забыв о разочаровании, начинаешь подпевать песне.

Девочка оказалась совсем не блондинкой.

– Рад, что ты знаешь это слово, – улыбнувшись, похвалил Тимофей.

Но Мария почему-то восприняла улыбку и ироничный тон как оскорбление.

– Ты считаешь, что все женщины тупые? Сексист, чёртов! Угораздило меня попасть в зависимость к недоумку, считающему себя сверхчеловеком, а женщин людьми второго сорта!

Буквально выкрикнув эту гневную тираду, Мария уткнулась лбом в колени и до Тимофея донеслись еле сдерживаемые всхлипывания.

– О, господи… – сокрушённо вздохнул он и, обхватив голову руками, уселся неподалёку. Не так страшен чёрт, как его идейные последователи.

Всхлипывания и вздохи продолжались недолго и прекратились так же внезапно, как и начались.

– Что мне нужно делать? – спросила Мария твёрдым голосом, из которого улетучились даже намёки на недавнюю плаксивость.

То ли она действительно известная актриса, а слёзы использовала, чтобы разжалобить Тимофея, то ли перемены её настроения столь стремительны, что молниеносно меняют её темперамент.

– Ты не беременна?

– А надо?

– Надо отвечать на заданный вопрос, а не соревноваться в их количестве.

Девушка подумала и отрицательно помотала головой.

– Нет.

– Просто мне показалось странным – ты только что ревела, а через секунду полна решимости идти куда прикажут. Друг рассказывал о подобных перепадах в настроении у его жены. Удивлялся, насколько порой бывают противоположны её желания.

– Кто твой друг? – спросила Мария, весьма заинтересованно осматривая напарника.

– В том-то и дело, – медленно подбирая слова и опасаясь вновь ненароком спровоцировать слёзы, начал Тимофей, – Его рассказ я помню, а вот образ или имя не всплывают в сознании. Будто кто-то стёр картинку, оставив только субтитры. Тебе это не кажется странным?

– Значит меня не отравили, – сделала свой вывод Мария и замолчала.

– Ты поэтому старалась проблеваться?

– От клофелина часто напрочь вырубает память. Она, как правило, возвращается через несколько дней. А иногда нет. Кусок воспоминаний стирается начисто.

– Ты сказала кусок, – напомнил Тимофей, – Допускаю, что какое-нибудь средство, наркотик, например, или яд, могут убрать из воспоминаний небольшой эпизод, но насколько мне помнится, ни один препарат не способен стереть всю декларативную память. Это невозможно.

– Ты психиатр?

– Нет… Скорее всего нет. С чего такой вывод?

– А сколько людей знают о существовании декларативной памяти?

– Думаю многие, – пожал плечами Тимофей, – Ты же знаешь этот термин. Уверен, что и значение помнишь.

– Смутно… – согласилась Мария, – Только, уверяю тебя, опроси ещё сотню человек, и они затруднятся с ответом.

Сказано это было с такой уверенностью, что Тимофей сразу поверил.

– Странно это всё, – только и смог выдавить он.

– Согласна с тем, что человек не может полностью лишиться памяти. Идиотом стать может. Но идиотия – это врождённая патология. Она не возникает на ровном месте у взрослого человека. Ею нельзя заразить ни воздушно-капельным, ни половым путями. К тому же при такой степени умственной отсталости отсутствуют речь и мышление. А мы сидим и ведём научную беседу, пытаясь определить положение, в котором оказались.

– Ты точно врач! – утвердительно заявил Тимофей, – Я основную мысль понял, но повторить не смогу. Значит не специалист в этом вопросе.

– Это вряд ли, – задумчиво сказала Мария, – Судя по прикиду – я проститутка. Особенно сексуальные шортики намекают именно на эту профессию.

– На внешний вид не смотри, – отмахнулся Тимофей, – Мы явно находимся не в своём облике и, скорее всего, наша матрица попала в чужое тело, перенесясь во времени… или пространстве… или и в том и другом одновременно.

– Что за бред?

– Это точно не моё тело! – запальчиво воскликнул Тимофей, вскакивая с места, – Взгляни на мои руки! Это же лапы работяги, всю жизнь, сызмальства привыкшего к ручному труду. Взгляни на ладони, на пальцы! Ногти, в конце концов, зацени. Сплошные заусенцы и въевшаяся грязь.

– Можно подумать, ты часто посещал маникюрные салоны, – прыснула Мария, насмехаясь над тем, с каким жаром доказывал парень непричастность к своей неряшливости.

– Можно подумать… – вздохнул Тимофей и сел рядом, спрятав руки за спину, – Первая мысли, пришедшая в голову, когда увидел руки, что для аналитика из офиса это нонсенс.

– Вот теперь похоже на правду, – заметила Мария, разглядывая свои ухоженные кисти и хорошо обработанные ногти, – Первое впечатление всегда важно. Оно, скорее всего, правильное, потому что интуитивное. Я вот ничего не ощущаю. Что это значит? Это моё тело или просто не вижу большого контраста.

– Не знаю, – выдохнул Тимофей.

– Но версии у тебя какие-то есть?

– Одна. Я попаданец.

– Кто? – на этот раз Мария не засмеялась, а с сожалением уставилась на компаньона, как психиатр на пациента.

– Есть такой жанр в литературе. Я читал кое-что, но не любитель.

– Это фантастика что ли?

– Да. Один из поджанров. Сознание героя переносился в тело обитателя прошлого, будущего, сказочного мира или альтернативной вселенной. Такое любят читать те, кого зае… задолбала повседневность. Дом, работа, рутина, а тут удивительное превращение и головокружительные приключения.

– Ясно. Однако, если ты не любитель этого жанра, то откуда о нём так хорошо осведомлён? Я вот сейчас точно поняла, что предпочитаю любовные мелодрамы и комедии, а о попаданцах даже не слышала.

– Ну-у-у… – Тимофей задумался, – Мне не нравится сетература, а классика очень даже по душе. У Марка Твена есть история про соотечественника, попавшего в прошлое, ко двору короля Артура. Опять же Стругацкие частенько прибегали к подобному приёму. «Полдень», например, или «Попытка к бегству». Чёрт! Откуда я это знаю?!

– Что-то не так?

– Я начинаю сомневаться, что это мои мысли. Возможно, я действительно слесарь из автомастерской, а в голове у меня заселились чужие воспоминания!

– Прекрасно! – всплеснула руками Мария, – Версия номер два!

– А у тебя есть какое-нибудь объяснение? – спросил Тимофей после долгого молчания.

– Если отбросить твои предположения и основываться на теории интуитивного мышления, то первое, что пришло мне в голову – это отравление.

– Ну, да, помню. Клофелином. Судя по одежде и названию препарата ты действительно проститутка. Травила клиентов и обирала. Логично, что при пробуждении решила, будто перепутала стаканы и передознулась сама.

Девушка никак не отреагировала на выдвинутые обвинения, а, улыбнувшись, сказала:

– В эту версию не вписываешься ты. Допустим, я действительно травила клиентов и случайно перепутала стаканы. Почему я чёрт знает где, а не в гостиничном номере?

– Клиент прочухал подставу и решив, что всё равно помрёшь, вывез за город и бросил на опушке леса. Не хотел иметь дело с полицией.

– А тебя кто и за что сюда доставил? Обманутый автовладелец? Обещал починить машину, а сам снял с неё новые, дорогие запчасти и поменял на старые? Ты видишь здесь табличку «Кладбище обманщиков»? Или график работы и правила сброса тел? А может ты сам стриптизёр или бэдээсэмщик?

Глава 2

Грызться, спорить и препираться в их положении не имело смысла. Поняв это, оба замолчали и принялись разглядывать местность, стараясь не пересекаться взглядами. Первой, вернуться к общению, заключив перемирие, предложила Мария.

– Мы должны здесь и сейчас прийти к единой версии, основываясь исключительно на фактах. Эмоции будут только мешать. Давай прекратим дискутировать. Чтобы выжить, нужно объединиться.

Девушки, вообще, более отходчивые… или, наоборот, прагматичные… или коварные, а практичными должны быть мужчины. Кто из нас рациональный, а кто взбалмошный и импульсивный?

Тимофей не помнил, какая оценка считалась в его окружении верной, поэтому покачал головой, выслушав предложение коллеги-попаданки.

– Чтобы выжить? – фыркнул он, полагая, что напарница преувеличивает их положение, – Нас что окружают враги или плотоядные хищники? Ну, подшутил кто-то над нами… подсыпал того же клофелина и вывез за город. Может мы были в одном клубе? Может это такой квест? Типа, найди дорогу обратно и выиграй приз. Я читал о подобном. Игроков оставляют в незнакомом месте, чаще в криминальном районе, без денег и документов, и, по правилам, нужно вернуться в условленное место. Я точно о таком слышал! Посмотри! – Тимофей указал на марево возле горизонта, словно, оно являлось самым веским аргументом в споре, – Нам нужно туда! Вглядись! Это городская стена! Оказавшись возле неё мы, по любому, либо что-то вспомним, либо найдём способ выяснить причину провалов в памяти!

– А если это другая игра? – от подобного вопроса напарницы, Тимофей даже растерялся.

– Какая другая? «Давай поженимся» или «Выжить в Африке»? Так это не Африка! Вокруг мой мир! Мне всё знакомо!

– Естественно знакомо! – Мария тоже непроизвольно повысила голос, – Зачем нас вести в Африку? Удобнее играть там, где ресурсы дешевле, где каждый зритель в любой момент может легко сделать ставку на победителя или проголосовать за то, как именно умрёт проигравший!!!

Тимофей опешил от слов напарницы и, выпучив глаза, уставился на Марию. Собственные выводы он проглотил, сконцентрировавшись на пессимистическом предположении девушки.

– Что значит проигравший умрёт?

– То и значит! – ещё не остыв, но понизив голос до шёпота, сказала Мария, – Нужно всегда исходить из худшего. Что если игра, в которую мы вляпались, это лотерея? В живых останется только один.

– Как «Игра в кальмара»?

– Не знаю ни про каких кальмаров! Или не помню, но уже говорила, что нужно доверять первому впечатлению. Едва придя в себя, я, почему-то, решила, что меня отравили. Вариантов много. Один из них ты озвучил. Но я подумала, что яд дали, чтобы ослабить меня. А, следовательно, тот, кто найдёт безвольное тело, легко воспользуется моим положением и устранит конкурента.

– Бред! – с сомнением выпалил Тимофей, – Ну, я нашёл тебя и что?

– Согласна. Это ломает логику, но не меняет концепцию в целом. Возможно мы пара, которая должна либо победить, либо сойти с дистанции.

– Как в «Голодных играх»?

– Прекрати флексить своим интеллектом! Я понятия не имею, о чём ты!

– Это название фильмов, которые всплыли в мозгу, по твоему запросу… – попытался оправдаться Тимофей.

– Я готова согласиться на любые варианты, объясняющие почему мы здесь, но давай не щеголять фразами, вызывающими стресс у другого!

– А что такое «флексить»?

Девушка секунду смотрела почти с ненавистью. Тимофей уже решил, что сейчас она вцепится ему в волосы и начнёт кричать, призывая заткнуться, но Мария, внезапно, улыбнулась.

– Извини. Флексить – это выпендриваться, бахвалиться. Нам нужно приспособиться говорить на одном языке. Более примитивном что ли, но понятном для обоих.

– Согласен, – подытожил Тимофей, – Я назвал наиболее известные фильмы, показывающие некие игры, в которых проигравшие погибают. «Игра в кальмара» корейский, второй америкосы сняли. Есть ещё наш, кажется, «Игра на выживание» называется. Жесть полная.

– И каков итог? Герои победили и счастливы?

– Сложный вопрос, – задумался Тимофей.

– Ты не помнишь или всё настолько трагично? Не тяни душу!

– Понимаешь, – осторожно начал парень, – Фильмы не о том, как выжить, а просто смакуют смерть других, постепенно выбывающих из борьбы. Потворствуют, так сказать, кровожадным вкусам обывателей, желающих видеть насилие и жестокость. С другой стороны, фильмы предостерегают от создания таких игр в реальности.

– Значит то, о чём рассказывал, плод фантазии? Они не сняты по мотивам произошедших событий?

– Да. Больная фантазия.

– Немного успокаивает. Только я одного не пойму: почему ты что-то помнишь из прежней жизни, а я нет?

– Я не помню, – поправил Тимофей, – Это не верное определение. Воспоминания всплывают в голове внезапно. Словно реакция на запрос в поисковике браузера. У меня в голове откуда-то появляется ответ. Вот ягоды я смело пожевал. Потому что знаю, что они не ядовитые. Знаю и всё. Откуда знаю не помню. Как называются тоже, но уверен, что они съедобные… Прости, опять не удержался. Браузер – это…

– Это слово мне знакомо… Точно не скажу, но компьютером умею пользоваться. А вот ягоды и твои фильмы совершенно ни с чем не ассоциируются.

– Не такой уж примитивный словарный запас у нас получается. Давай, просто все непонятные термины помечать и сразу объяснять их значение. Так проще, поверь мне.

– Пожалуй. Мне не понятно, почему мой мозг реагирует по-другому. Я не могу создать какую-то цепочку узнаваний и ассоциаций. Неужели для меня нет никаких знакомых образов? Не вижу привычных аналогий или мне не с чем сравнивать? У нас разные операционные системы?

– Я думаю, тот препарат, который стёр наши воспоминания, на тебя подействовал сильнее, – успокоил Тимофей, – Это как с алкоголем. Чем крупнее человек, тем больше может выпить, – Тимофей поднялся, провёл вдоль тела руками, – Я, как видишь, выше и тяжелее тебя. Значит, чтобы вырубиться должен выпить гораздо больше алкоголя в перерасчёте на массу тела. Может они, те, которые подсыпали нам какую-то дрянь, ошиблись с дозировкой?

– Звучит убедительно, – задумчиво прошептала Мария, – Но как-то по-детски. С трудом верится, что организаторы нашего похищения упустили этот момент, если, даже ты, легко вспомнил о нём.

– Значит, это не хорошо просчитанная игра со зрителями и ставками, а неумелая шутка каких-то дилетантов. У тебя есть враги?

– Опять начинаешь! Не помню я ни черта!

– Извини. Машинально вырвалось. К тому же предположение так себе. Даже если вспомним своих врагов, вряд ли сможем увязать их имена с тем фактом, что оказались в одном месте и в одно время. Допущение сговора слишком условно...

– Притянуто за уши, – подсказала Мария.

– Именно, – с радостью согласился Тимофей.

Причём радость возникла не от того, что удалось достичь взаимопонимания, а потому, что девушка удержалась от упрёков и перестала давить, обвиняя во всех смертных грехах.

– Ты права, – заключил Тимофей, – Нам нужно отбросить все домыслы и опираться на конкретные факты. Иначе погрязнем в предположениях и окончательно запутаемся. Давай, вообще, отбросим идею с нашим похищением.

– Типа, что случилось, то случилось? Будем делать вид, будто всё в порядке?

– Временно, пока не появятся другие факты, подтверждающие одну из наших гипотез.

– И где мы их будем искать? Подождём, когда из леса выйдет добрый мудрец и поведает нам грустную историю нашего грехопадения?

– Нет, конечно. Пока мы здесь спорим, солнце перевалило зенит и продвинулось по небу на запад, – парень указал в сторону предполагаемой городской стены, – Теперь мы можем определить стороны света.

– Замечательно! – всплеснула руками Мария, – И что нам это даёт?

– Неважно. Приближается вечер и нам негоже встречать ночь на опушке леса. Сама понимаешь, чем это чревато.

– Ты прав, – согласилась девушка и поднялась, отряхивая одежду сзади и спереди, где остались следы сосновой коры, – Как думаешь, каково расстояние до города?

– Далеко, – ушёл от прямого ответа Тимофей, – Очень далеко и пешком мы вряд ли успеем добраться до темноты. Но двигаться надо. Между стеной и лесом открытый участок. Это лучше, чем ночевать в лесу. Больше шансов, что нас заметят и придут на помощь.

– Ты что-то знаешь про лес и стену? У меня полный туман в голове. Ни то, ни другое не ассоциируется с опасностью.

– По дороге расскажу. Но первым делом проверь карманы. Вдруг там найдётся какая-то подсказка.

Мария тщательно обыскала себя, при этом весьма иронично ухмыляясь. Девушки редко что-то прячут в карманах. Это скорее декоративный элемент одежды. Всё важное и необходимое они носят в сумочке.

Тимофей понял ухмылку и вернулся к сосне, где впервые обнаружил коллегу по несчастью. Ничего, что указывало на связь с Марией не обнаружил. Похоже, похитители не собирались оставлять подсказки. Просто принесли их на опушку и оставили. Принесли, потому что не удалось найти следов волочения. А на слежавшейся хвойной подстилке подобное сокрыть невозможно. Ладно, Мария, в ней килограмм пятьдесят, не больше, но в нём, Тимофее, явно больше восьмидесяти. Одному, на руках, такое не осилить. Вообще, ни каких следов. Носильщики либо силачи, либо использовали какие-то приспособления. Носилки, например.

Парень ещё пару минут побродил вокруг сосен и кустов, вырвавшегося из чащи подлеска, махнул рукой и вернулся к напарнице. Та продемонстрировала свежий платочек, сложенный в четверо, и блистер с таблетками.

Платок из разряда женских аксессуаров. То есть им можно промокнуть потёкшую тушь, но полноценно высморкаться не получится.

– Что за таблетки?

– Противозачаточные.

– Жаль, что не от головы. У меня в башке кто-то сидит и нудно долбит в барабан.

Сказав это, Тимофей принялся спускаться с пригорка, стараясь выбирать участки, где трава казалась пониже и не приходилось продираться сквозь кустарник, отодвигая колючие ветви.

– У меня тихо, – отозвалась Мария, стараясь не отставать, – Словно ватой обложили или кот обнял.

– Значит, у тебя был кот, – определил Тимофей, – Похоже, нужно разговаривать на разные темы. Это скорее поможет выудить из подсознания разные сведения, несохранившиеся в декларативной памяти.

– Ты неверно трактуешь основные аспекты нейропсихологии. Память делится на два основных типа: эксплицитную и имплицитную. Если имеешь в виду скрытые разделы, то это скорее имплицитная память, которую для простоты именуют процедурной. Как раз она считается неосознанной, потому что для её активации требуется какой-то повод. Как у тебя. Я что-то сказала, у тебя в голове тут же родилась не только ассоциация, но и примеры из жизни или кино. Кот относится к эксплицитной, то есть декларативной памяти. За ним нужно ухаживать, убирать, кормить, если он, конечно, не кот Шрёдингера. Понимаешь? Это осознанная, наработанная память.

Тимофей так резко остановился, будто уткнулся лбом в стену.

– Тихо! – обернувшись, он прижал палец к губам.

В воздухе нарастал гул приближающегося автомобиля. Звук шёл справа, но, то ли из-за уклона, то ли из-за закрывающего обзор кустарника, увидеть дорогу пока не было возможности. Радовало только то, что она существовала, ведь машина не может двигаться по бездорожью, продираясь через подлесок, не рискуя увязнуть в мягком, сыпучем грунте.

Вернее, может, мысленно поправил себя Тимофей, но не с такой скоростью. И звук двигателя был бы другой, ломаный, натужный, а здесь мотор работает мощно, на одной ноте. Следовательно, автомобиль двигается по хорошему ровному полотну и не встречает сопротивления.