Текст книги "С мешком за смертью"
Автор книги: Сергей Григорьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
XI. Малюшинец.
Марк с Аней очутились в самом толкуне. За спинами больших Марк потерял из виду башню с часами на Николаевском вокзале, от духоты и толчков он немножко закружился и стал напрямик, не глядя, пробиваться сквозь народ, увлекая за собою и Аню.
– Куда ты прешь, – злобно закричал кто-то над головой Марка, – нет тебе дороги?..
Крепкий подзатыльник свалил Марка с ног. Когда он поднялся, вытирая о полы руки от липкой грязи, то услыхал где-то за людьми крик Ани:
– Отдай! отдай!..
Марк, действуя головой, как рылом, пробился на крик девочки и увидал, что мальчишка с узелком Ани в руках юркнул, нагнувшись, между ног в толпе… Марк кинулся за ним. Виляя между взрослыми, воришка убегал от Марка.
Толпа редела. Марк закричал: «Лови его, держи». Его крики подхватили мальчишки. Засвистали ирисники, захлопнув свои ящики с конфектами, кинулись бежать за вором. Какой-то папиросник подставил Марку, как бы невзначай, ногу, – Марк уткнулся в землю.
– «Смерть врагам», – кричали мальчишки.
Кто-то больно ударил Марка в бок носком сапога. Марк вскочил. Мальчишки бежали перед ним врассыпную и кричали: «Вот он, держи», и сзади тоже. Марк оглянулся и увидел, что и за ним гонятся и свистят, и кричат. Он еще раз споткнулся, и когда встал, то чья-то крепкая рука сзади помогла ему, схватив за ворот и поставив на ноги. Марк поднял голову и увидел над собой серое усатое лицо солдата в хаки с винтовкой на веревочном погоне за плечом. Мальчишки окружили Марка и милиционера и кричали: – «Попался!.. Бери его в работу»…
Милиционер сердито фыркнул:
– Пошли вы, жулики!
Мальчишки в миг рассыпались и, как ни в чем не бывало, стали снова шнырять меж ног, крича:
– Вот ирис, кому ирис! Вот «Ява», «Ява», «Ява»! Давай, давай, давай!..
Милиционер усмехнулся растерянному виду Марка и сказал:
– Что, деревня, попался? Показывай паспорт…
Марк достал из кармана бумажку. Милиционер развернул ее, прочел, сунул ее обратно в руку мальчику, сладко зевнул, повернулся и пошел в сторону, лениво ступая обутыми в американские башмаки ногами по асфальту.
Марк несколько минут стоял в недоумении. На него больше никто не обращал внимания. Толклись покупатели и торговцы, колышась серой душной волной. Мальчишки и девчонки звонко выкрикивали свой заманчивый товар. Марк осмотрелся кругом. Ани нигде не было видно. В толпу теперь пускаться Марк боялся, там искать девочку было бы напрасно. Он подумал, что Аня наверное тоже будет выбиваться из толпы и три раза обошел толпу вокруг, держась вне толчеи по краю. Девочки нигде не было видно.
Опечаленный вконец Марк стоял на камнях против таможни и заметил, что мимо него раз-другой прошел подросток, повыше его, одетый в новый, ловко сшитый наряд военного покроя и в щегольских легких высоких сапогах… В третий раз проходя, подросток приостановился и, вынув изо рта папиросу, тихо спросил:
– Что даешь?
Марк вытаращил на него глаза и ответил:
– Ничего.
Марк коротко и просто рассказал, кто он и что с ним случилось.
Подросток свистнул и сказал:
– Пропала девочка. К хозяйке попадет.
– К какой «хозяйке»?..
Подросток рассмеялся:
– Эге! А говоришь, что питерский… Мы тоже, ведь, про «Порт-Артур» слыхали. Все ты, парень, врешь. И мешок твой ни к чему. А ты мне мешком и показался: думаю, парень не здешний, надо взять в работу… Да, ужо накладет тебе папаша.
– Мне девчонку-то жалко… Я не вернусь, пока ее не увижу…
– Вот это дело. Год проищешь. А мы бы нашли. Она что тебе?
Тут франтоватый парень произнес какие-то непонятные Марку, но тревожные слова, и Марк ответил угрюмо:
– Не знаю.
Подросток рассмеялся, взял Марка за локоть и сказал:
– Эх, простота! Брось отца, иди к нам. Мы из тебя человека сделаем…
– К кому это «мы»?
– Мы-то? Мы – малюшинцы[15]15
Малюшинцы – обитатели так называемой Малюшенки, трущобы, расположенной недалеко от Трубной площади и получившей свое название от доходных домов купцов Малютиных. Эта трущоба издавна была населена лихим народом – потомками бандитов, шулеров, воров и проституток. – прим. Tiger'а.
[Закрыть]. Нас вся Москва знает.
– А вы?
– И мы всю Москву знаем с лица и с изнанки… Ну, прощай…
– Погоди, ты мне скажи, как быть.
– Хороша девчонка?
– Хорошая.
– Брюнетка?
– Кудрявая…
– Пропадет!
– Слушай, как тебя звать, малюшинец ты что ли, ты мне скажи, как найти… – И Марк даже уцепился за его рукав.
Малюшинец рассмеялся, приподнял левую руку, взглянул на часы на запястьи и сказал:
– Идем.
– Куда?
– Да должен ты дать знать о том, что девочка пропала?..
– В милицию?
– Нужна милиции твоя девчонка. Идем искать маршрут. Она тебе говорила, какой их институт?
– Говорила.
– Идем…
Малюшинец уверенно повернул во двор Николаевского вокзала, на ходу достал бумажник, перерыл в нем десяток печатных на машинке бумажек с кудреватыми подписями и оттисками разных печатей, выбрал одну из них, а остальные спрятал. У ворот Марка с малюшинцем остановил сторож в брезентовом балахоне с винтовкой на погоне:
– Пропуск?
Малюшинец небрежно сунул ему бумажку, сторож взглянул на печать и сказал:
– Проходи.
Марк боялся, что сторож его не пропустит, но на него тот будто и не взглянул. Тогда Марк прибодрился и, проникаясь уважением к «малюшинцам», пошел рядом со своим новым знакомым, заглядывая ему в лицо. Теперь Марк видел, что это не мальчик – видно было, что щеки, подбородок и губы малюшинца уже знакомы с бритвой – гладкие, чистые и свежие, припудренные слегка. Малюшинец шел легким, свободным шагом; по его походке опытный глаз сразу бы узнал спортсмена, одинаково ловкого и на коньках, и в борьбе, а может быть, и в боксе. Опустив руку в правый карман брюк, малюшинец чем-то там пощелкивал в задумчивости и как будто забыл о Марке.
Они минули депо с его квадратной башней, электрическую станцию с космами выбегающих из нее проводов. Малюшинец сухо, деловито и немножко даже строго, начальственно спрашивал встречных рабочих и служащих, не знают ли они и не видали ли санитарного маршрута только что из Петербурга.
– Да вот, пройдете еще с версту мимо баков, там на запасе какой-то поезд красного креста стоит, – сказал встречный смазчик вагонов.
И точно, там, где указал он, Марк и малюшинец увидали цепь серых, запыленных и замызганных вагонов с красными крестами, на стенках которых можно было еще прочесть плохо закрашенные слова: «Государыни императрицы»… Около поезда видны были унылые фигуры истомленных дорогой и голодом девочек и девушек-подростков. Обняв одну из них за плечи, навстречу Марку и «малюшинцу» шла высокая седая женщина; другой рукой старуха опиралась на трость и медленно передвигала, видимо, больные ноги.
Поровнявшись с нею, малюшинец приложил руку к козырьку и заговорил что-то на непонятном Марку языке. Старуха быстро взглянула малюшинцу в лицо темными молодыми глазами и что-то ответила.
Они перекинулись несколькими словами. Старуха взволнованно обернулась и крикнула назад:
– Маруся! Аня нашлась, иди сюда!
Из группы девочек выбежала одна и с криком:
– Где она? – кинулась к старухе…
– О, нет, сударыня, найти ее будет трудно…
Старуха обняла Марусю и сказала ей:
– Вот этот мальчик спас Аню, вел ее к нам и потерял ее на площади. Ведь это недалеко отсюда, и вы, молодой человек, поможете нам ее найти? – обратилась она к малюшинцу.
– Мы попытаемся это сделать, мадам, – ответил «малюшинец» и поклонился… Старуха пригласила Марка и малюшинца в вагон, и там они договорились, что пока мурманский маршрут в Москве, малюшинец и Марк будут искать Аню и каждый вечер сообщать старухе о том, что дали поиски.
На прощанье старуха поцеловала Марка и сказала:
– Вы маленький герой. Это ничего, что оплошали. Я знаю, вы нам ее вернете…
XII. Вилли.
Аня, потеряв в толпе Марка, долго беспорядочно металась из стороны в сторону, натыкаясь на ряды уставленных на земле мешков, ящиков и корзин, пока, наконец, не выбралась из толпы. Она отошла к подъезду Ярославского вокзала и решила, что тут на видном месте Марк ее скорей заметит, когда управится с вором и отнимет у него узелок.
Прошел час. Марка не было. Проходя мимо Ани, сторож с метлой сказал:
– Чего стоишь тут, беженка, ступай, а то в орточеку отправлю.
Аня не знала, куда обещает ее отправить сторож, но в голосе была угроза. Девочка перешла к Николаевскому вокзалу и ждала и высматривала Марка, а в то время тот с «малюшинцем» прошел уже ворота вокзала и разыскивал на путях краснокрестный маршрут.
У подъезда вокзала стояли, дожидаясь работы, «советские извозчики» – с двухколесными тележками, на которых они развозили с вокзала грузы, впрягаясь сами наподобие японских дженерикш: лошадей и подвод в Москве было, видно, мало.
Аня слышала, как «советские извозчики», отдыхая около своих тележек, разговаривали между собой:
– Кого это тут били давеча, крик был?
– Жулика какого-то били… Мешок стянул с мукой что ли…
– Зачем мешок, у него у самого мешок «со смертью».
– Что это?!
– Со смертью, говорю, мешок…
– Так?!
Аня насторожилась, догадываясь, что речь идет о Марке.
– Вот его и били.
– Смерть, значит, чтобы не распространял?..
– Да, заразу распространяют в народе вот такие.
– По-моему, все это вранье. Какая может быть смерть в мешке.
– Вранье, конечно. Однако, мальчишку-то убили!
– Ой, верно ли?
– Сам видал. На автомобиле увезли…
Аня схватилась за грудь – сердце ее сжалось от боли… Она заплакала и шептала:
– Неужели убили его из-за моего узелка… Не надо мне, не надо мне платья…
– Девочка, о чем ты плачешь? Смотрите, Вилли, что за прелесть…
Надушенные пальцы в кольцах с камнями взяли Аню за подбородок и подняли вверх ее лицо. Девочка увидела перед собою плотную и грузную даму в белом платье и шляпе с пером. Глаза у дамы были подведенные, губы ярко накрашенные пурпуром; на этой серой, пыльной площади, рядом с голодной толпой оборванцев, женщина эта показалась Ане страшной.
– О чем ты плачешь, девочка, откуда ты?
Аня начала бессвязно рассказывать. Дама кивала головой, что-то соображая. Около нее стоял, кого она называла Вилли, высокий бритый человек в широком английском пальто. Засунув руки в карманы, он покачивался, переступая с носков на пятки, и пыхал трубкой.
Взглянув ему в глаза, Аня еще больше испугалась и больше не решалась поднять головы, рассматривая то дорогие туфли барыни, то остроносые ботинки ее кавалера…
– Что же ты хочешь делать, милая?..
Аня ответила, что пойдет искать поезд сама. Дама, помолчав, перекинулась несколькими словами со своим спутником и сказала:
– Мы только что узнали на вокзале, что ваш поезд уже ушел в Симбирск.
– Боже мой, – закричала Аня и, закрыв лицо руками, упала, плача, на гранитный барьер вокзального подъезда.
– Не плачь, милая, поедем к нам. А завтра я тебя отправлю вслед вашему поезду с пассажирским.
– Благодарю вас, мадам… – сказала Аня, – решилась поднять глаза и снова испугалась: кавалер, которого дама назвала Вилли, широко осклабясь, показал два ряда крепких, крупных, желтых зубов.
Вилли махнул рукой. К подъезду подкатил закрытый черный автомобиль. Вилли выбил о каблук трубку, дунул в нее, открыл дверцу мотора и подсадил в автомобиль сначала даму, потом подтолкнул туда Аню и, буркнув что-то шоферу, ввалился внутрь автомобиля сам, захлопнув дверцу…
В окно автомобиля Аня видела заколоченные ставнями или зияющие чернотой разбитые витрины магазинов, их ржавые вывески, немытые давно окна вторых этажей. По тротуарам шли понурые и плохо одетые люди; пока автомобиль нырял из переулка в переулок, Аня видела, что, споткнувшись или оступаясь, упало несколько человек: одни быстро вставали сами, другие, став на ноги, долго стояли, собираясь с силами, чтобы двинуться дальше, а одна старуха упала и не могла встать. Аня видела, что к упавшей подошли помочь и стали поднимать ее двое прохожих, – а старуха поникла в их руках мешком.
В это время машина повернула в зеленый, заросший травой переулок, автомобиль въехал через открытые ворота во двор, обсаженный деревьями, и остановился у подъезда особняка:
– Вот мы и приехали, дитя мое, – сказала дама Ане.
Вилли пропустил Аню и даму вперед; когда они втроем вошли в переднюю, из двери в дверь метнулась девочка лет двенадцати в одной рубашке и с распущенными волосами. Она взвизгнула и с криком «мамаша приехала» исчезла где-то в дальних комнатах, откуда послышался визг, крики и возня.
Аня видела, что дама вспыхнула и, не снимая шляпы, кинулась вслед девочке по коридору. А Вилли показал Ане, озаряясь своей широкой улыбкой, два ряда своих крепких зубов, снял пальто, картуз, достал трубку, набил ее, ловко и быстро захватив табаку щепотью ровно столько, сколько надо, и примяв табак пучком большого пальца, закурил и стал приглаживать перед большим зеркалом свои черные, словно лаковые, волосы и улыбался себе в зеркало. Потом он открыл боковую дверь и кивнул Ане головой, приглашая ее туда войти. Аня в испуге медлила. Тогда Вилли погрозил ей пальцем и, сдвинув брови, показал на дверь рукой. Аня робко прошла в комнату, застланную большим ковром. Вилли вошел за нею и плотно притворил дверь. И вдруг дверь распахнулась, в комнату влетела все еще в шляпе дама, сказала что-то резко и громко Вилли и ударила его по щеке. Вилли пожал плечами, улыбнулся Ане, подмигнул ей, словно приглашая в сообщницы, и вышел из комнаты, неслышно притворив за собою дверь.
Дама сбросила на кресло шляпу, бегло посмотрела в испуганное личико Ани и сказала:
– Не обращай, милая, внимания. Он дурак и сумасшедший.
– Да, мадам, – робко согласилась Аня. – А та девочка, это ваша дочь, мадам?
– Да, в роде того. Приемная. Потом ты все узнаешь. Да сиди здесь смирно. Я сейчас приду. Если хочешь, меня зовут мадам Веспри. Вот и все.
«Мадам Веспри» также стремительно вышла, как и вошла, захлопнув дверь, а Аня услышала, что в замке повернули ключ.
Аня прислушалась. В доме было так тихо, что девочке казалось, будто она слышит шелест деревьев, которые чуть трепетали листвой за высокими окнами. Окна были высоко от пола с двойными зеркальными стеклами, плотно закрыты, и не то, что шелест листьев, – если бы даже на дворе стреляли, едва ли бы сюда донесся выстрел.
Аня слышала, как бьется ее сердце. Тихо переходя от предмета к предмету, Аня рассматривала комнату, украшенную резной панелью из темного дерева и таким же потолком, расчерченным в квадраты. Все в комнате было строго, и видно было, что тот, кто ее устраивал, обдумал все до мелочей, – но ясно было, что не хозяин, а кто-то другой живет теперь в этой комнате; в углу висела затейливая цветная лампада, а под нею стоял рыночной работы умывальник с зеркалом и мраморной доской; в углу за креслом были свалены беспорядочной кучей запыленные книги и на столике у кожаного дивана на просаленной газетной бумаге валялись головы и хвосты селедки.
Девочка попробовала повернуть дверную ручку, открыть дверь, – заперто! Аня услыхала за дверью шопот, сдавленный смех и топот босых ног в поспешном бегстве…
Девочка в испуге стала стучать в дверь обоими руками.
XIII. Разговор с собакой.
Марк и малюшинец пошли обратно той же дорогой к Николаевскому вокзалу. Хлопнув мальчика по спине, малюшинец сказал:
– Тебя звать?
– Марком.
– Вот что, товарищ Марк, мешок у тебя очень нарядный; только если ты хочешь свою девчонку найти, то лучше мешок убрать…
– Почему?
– А видишь почему. Ты думаешь, отец тебе его раскрасил так себе, ради шутки. А я вижу, отец твой – дядя неглупый. С таким мешком ты не затеряешься. Спросит: «Не видали ль мальчика со смертью на мешке?», и всякий скажет: – «Видал».
Если кто тебя видал, то запомнит. А нам с тобой сейчас наоборот. Когда хочешь, чтобы тебя увидали, хоть павлиний хвост распускай, а когда искать собираешься, лучше, чтобы тебя не замечали, если, конечно, от тебя прячут или прячутся. Вот.
– А она, может, станет тоже по мешку меня спрашивать… Или искать?
Малюшинец задумался и сказал:
– Это вероятно. Если только она еще слоняется. А я думаю, что ее уж подцепили. Ладно, попробуем… А все-таки: попытай-ка, переверни котомку другой стороной… Вот так будет лучше.
Малюшинец помог Марку снять котомку и снова надеть так, что теперь рисунок и надпись пришлись к спине, и котомка Марка теперь ничем по виду не отличалась от тысячи подобных холщевых страннических сум, которыми обрядили всю Россию голодные годы.
На Каланчевской площади, куда опять вышел Марк со своим новым знакомцем, попрежнему колыхалась толпа грязных, оборванных людей, и шла бойкая торговля.
– Мне отец наказал хлеб купить, – вспомнил Марк.
– Успеешь. Отец твой голодом не помрет…
– А если они уедут?..
– Не уедут. В Московском узле порядки известны. Недельку поплавают. Еще на Окружную загонят…
– А как же я найду потом?..
– Э, малый, ты вижу о себе думаешь, а о ней-то уж и забыл? Хорош мальчик!..
Марку стало стыдно, и он сказал:
– Нет, это я только насчет хлеба: там еще ребята есть…
– Ребят мы потом найдем, а теперь нам главное дело надо делать… Всегда, парень, делай в жизни прежде всего главное дело.
– А какое главное?
– А то, которое нельзя никак отложить. Вот и девчонка. Еще на базаре ее запах не простыл, а завтра и духу не будет… Идем-ка, понюхаем…
Марк послушно шел за малюшинцем; они прошли по асфальтовому тротуару, по бокам которого меж чахлыми обкорнованными деревьями стояли ряды торговок. Малюшинец как будто хотел чего купить – присматривался к товарам и торговцам. Вот он поманил пальцем одного папиросника и, выбирая и роясь у него на лотке в пачках папирос, тихонько спросил:
– Гвозди наши? Почем эти…
– Наши, – ответил мальчишка, быстро заглянув малюшинцу в лицо, и сказал цену папиросам.
– Дорого, – сказал малюшинец и прибавил: – пришли его к столбу. Пошел!..
Мальчишка-папиросник ничего не ответил, сердито вырвал из рук малюшинца пачку папирос и пошел своей дорогой, выкрикивая:
– Вот папиросы, папиросы! Есть, давай!..
Мимоходом он толкнул мальчишку с квасом и мигнул ему… Мальчишка, побалтывая в кувшине ярко-желтой водицей, подошел к малюшинцу, крича:
– Вот сладкий холодный квас!
– Налей.
Мальчишка поставил на колесо кувшин и, нагибая его, налил стакан. Малюшинец его спросил тихонько:
– Парня этого с девчонкой ваши работали?
– Есть дело.
– Вели принесть…
– Он, чай уж, сдал.
– Найди. Девчонку видали?
– Она там вон у дверей стояла.
Мальчишка показал на Николаевский вокзал.
– Идем, – позвал малюшинец Марка… У подъезда вокзала малюшинец спросил «советского извозчика»:
– Вы не видали тут, товарищ, девочку в сером платье? Это вот его сестра…
– Стояла тут девчонка, плакала. А потом села с буржуями в автомобиль…
Малюшинец покачал головой:
– Какой автомобиль?
– Обыкновенно какой. Со стеклами. Флажок спереди маленький…
– Какого цвета?
– Да я и не разглядел. Разного цвета. Так маленький совсем флажок.
– Спасибо, товарищ. Идем, Марк.
Малюшинец быстро направился к курскому виадуку, Марк чуть поспевал за ним. Под южным мостом их нагнал мальчишка и, сунув Марку в руки, не говоря ни слова, узелок, исчез. Марк обрадовался, сразу узнав, что узелочек Анин: в том же сером с черным пестреньком платке… И малюшинец улыбнулся:
– Теперь дело на мази. Дух достали.
За виадуком, у входа в огромное здание «развесочной» чаев Перлова, стояло несколько моторов и мотоциклеток с колясочными и пулеметными платформами. В одной из колясочек, развалясь, читал газету самокатчик, одетый в кожаную куртку и штаны…
Малюшинец с ним поздоровался:
– А, Вася? Ты кого ждешь тут? Время есть?..
– Есть…
– Одолжи на полчаса машину?
– Тебе куда?
– Нужно, по спешному делу…
– Садись, я сам тебя скатаю…
– Со мной вот парень еще…
– Ничего. Ты сзади. А ты, барин, садись в коляску…
Самокатчик взобрался на седло, за ним на багажник примостился малюшинец, а Марк едва успел забраться в кузовок мотоциклетки, как мотор, стреляя выхлопом, помчался вверх по улице…
Замелькали дома, переулки, площади; у Марка закружилась голова и замирало сердце каждый раз, как самокатчик, не слушая гудков автомобилей, пересекал им путь под самым носом.
Мотоциклетка остановилась у высокого серого дома. Малюшинец, не говоря ни слова, соскочил с задка машины, кивком позвал за собой Марка, а мотоциклетка тут же стремглав умчалась, стреляя сизым дымом…
Поднявшись на третий этаж, малюшинец постучал в дверь, на которой была медная дощечка с крупной надписью:
– Курт Кроон.
Дверь открылась, и кто-то молча пропустил малюшинца и Марка в темную переднюю, закрыл дверь на замок и цепь.
Впереди открылась другая дверь, и Марк вслед за малюшинцем вошел в комнату, за ними кто-то затворил дверь.
Марк в испуге остановился: на кресле у письменного стола лежал пес, – серый с тигровыми полосками и черной свирепой мордой. Он поднялся навстречу вошедшим, потянулся, зевнул, понюхал воздух курносым коротким носом и вопросительно посмотрел на пришельцев…
Малюшинец протянул руку собаке и сказал:
– Здравствуйте, Марс!
Пес протянул малюшинцу лапу и проворчал какие-то приветствия на своем языке.
Марк тоже сказал:
– Здравствуйте!
И Марс и ему подал для рукопожатия лапу и что-то пробормотал по-своему.
Повидимому, он пригласил гостей садиться, потому что малюшинец сел на второе кресло у стола и, вытянув ноги на ковре, спросил:
– Ну, как поживаешь, Марс?
Марс ничего не ответил и грустно вздохнул, положив голову на лапы…
– Что так, – сочувственно спросил малюшинец, – скучаешь без дела?
Марс вильнул обрубком хвоста.
– Ну, вот. А мы к тебе как раз с делом. Вот понюхай.
Малюшинец взял у Марка узелок Ани Гай и дал понюхать Марсу.
Пес обнюхал узелок с большим интересом… Потом соскочил с кресла и, подбежав к боковой двери, тихо тявкнул.
Ковер на двери приподнялся, и в комнату вошел высокий, одетый в серую куртку бритый человек с коротко остриженными седыми волосами. Глаза его, темные и внимательные, были похожи на глаза Марса.
– А! Это вы, Стасик, – сказал вошедший малюшинцу. – Очень рад. Что скажете?..
– Мы, Курт, к вам по экстренному делу.
– Говорите.
Хозяин сел в то кресло, где раньше был Марс. Пес тотчас вскочил хозяину на колени и, обратив к Стасику морду, тоже как будто приготовился слушать. Марк облегченно вздохнул, а то ему сдавалось, что хозяином комнаты был именно пес, на ошейнике которого он увидал золотые буквы монограммы.
Стасик кратко рассказал дело. Курт насмешливо прищурил глаза:
– В каком платье девушка?
– Девочка. В сером.
– Какого цвета флаг на автомобиле?
– Этот болван сказал «разного».
– Разного?.. Так, – продолжал Курт. – Вот что я вам скажу, Стасик. Вы – способный мальчик. Из вас выйдет, может выйти, прекрасный работник. Но что-нибудь одно, или вы бандит – тогда не увлекайтесь пустяками и делайте серьезные дела; или вы мошенник американского пошиба – тогда открывайте в Марьиной роще фабрику Гознака[16]16
Т. е. фабрику фальшивых государственных денежных знаков.
[Закрыть]; или вы агент – тогда учитесь разбираться во вкусах. У вас все в руках. Вы знаете, в каком платье девочка, вы знаете, что автомобиль под разноцветным флагом, т. е., вероятно, это иностранцы, и вы, зная все это, думаете, что стоит на такое пустое дело поднимать Марса? Мы с Марсом люди серьезные. Скажу вам больше: найти девчонку дело простое, но и трудное. Могу помочь только в одном – сказать вам: догадываюсь, где и кто, но именно потому, что он под флагом «разного» цвета, наши не решатся их тронуть.
Понимаете? To-есть – вот теперь, в эти трудные месяцы. А потом? Ого! Поняли? Но вам должно быть ясно, что ответственные лица тут, вероятно, не при чем и флагом кто-то пользуется недобросовестно, чтобы прикрыть свои дела. Действуйте сами. И если окажется действительно нужна наша помощь, милости просим.
– Девчонка-то пропадет, товарищ Курт, – решился вставить свое слово Марк.
– Э, милый мальчик! Теперь в Москве каждый день гибнут сотни брошенных детей.
Марс соскочил с колен хозяина. Тот тоже встал. Все ясно говорило, что надо уходить.
Прощаясь с Стасиком, Курт Кроон прибавил:
– Кстати, Стасик: я знаю, вы очень свободно пользуетесь фальшивыми документами. Еще раз: осторожней. Особенно остерегайтесь партийных, они и своих не жалеют; попадетесь с фальшивой бумажкой – вас прямо к стенке. Лучше избегайте этого совсем…
Когда за малюшинцем и Марком захлопнулась дверь, Стасик постоял с минуту в задумчивости на лестнице и, вздохнув, сказал:
– Вот старый дьявол! Надавал советов.
