Текст книги "Мент: Свой среди чужих"

Автор книги: Сергей Аксаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Самоубийство? – тихо спросила Лариса. Было видно, что ей с трудом удается сохранять хладнокровие.

– Ее убили. И перед смертью изнасиловали в извращенной форме. Узнав об этом, ее мать попала в психушку... Кстати, кроме племянницы моего друга, в Приморском лесопарке были убиты еще трое девчонок. И все они когда-то снимались у Родиона. Странная закономерность, не правда ли?

Несколько минут Лариса молча смотрела прямо перед собой, а затем спросила:

– У вас есть сигарета?

– Да, пожалуйста. – Андрей протянул ей пачку «ЛМ» и щелкнул зажигалкой.

Выпустив струйку дыма, она посмотрела ему в глаза.

– Андрей, неужели все, что вы мне рассказали, правда?

– К сожалению, да.

– Тогда отчего же вы стоите, как соляной столп? Идите звоните вашим друзьям из милиции. Скажите им, что я сделаю все, о чем они меня просили. И поторопитесь. Он будет здесь минут через двадцать...

Андрей посмотрел на часы.

– Почему через двадцать? Вы что, договорились о встрече заранее?

– Да.

– Слишком поздно. Они не успеют приехать.

Даже в темноте было видно, как Лариса побледнела.

– И что нам делать?

– Не волнуйтесь. – Андрею нестерпимо захотелось обнять ее и прижать к груди, но он сдержался. Лишь тихо сказал: – Пока я с вами, вам нечего бояться... Мы устроим этому подонку, любителю клубнички, самый настоящий спектакль. Спектакль по сценарию майора Парамонова.

Глава 8
ГУД БАЙ, АМЕРИКА!

Родион Шершнев нервничал. Он чувствовал, что с ним творится неладное. Прекрасное настроение, в котором он пребывал всю эту неделю, резко испортилось, а несколько приступов необъяснимой злобы едва не стали фатальными для помощника режиссера и секретарши, любезничавших у него в приемной. Раньше Шершнев спокойно реагировал на флирт своих сотрудников. Но сегодня любое проявление нежных чувств вызывало у него ярость.

Отправляясь к Ларисе, он неожиданно для самого себя прихватил из сейфа «беретту». Затолкал пистолет в бардачок и тут же забыл о нем. Всю дорогу до загородного дома Шершнев даже не вспоминал об оружии, однако перед тем, как отпустить шофера, зачем-то переложил пистолет в карман.

Избавившись от своих опекунов, а именно так Шершнев называл ребят Липницкого, он подошел к домофону, нажал кнопку переговорного устройства и сказал:

– Лариса, это я.

Одна из створок ворот тут же отползла в сторону, и Шершнев ступил на бетонированную дорожку.

Чем ближе он подходил к дому, тем отчетливее осознавал, что приехал сюда напрасно. Ему совсем не хотелось заниматься с Ларисой любовью. Мысль о сексе вызывала отвращение.

«Если эта сука начнет ко мне приставать – застрелю», – подумал он и сунул правую руку в карман. Нащупав пальцами холодную рукоятку «беретты», удовлетворенно улыбнулся. Мысли о том, что он одним легким нажатием на курок может лишить кого-то жизни, немного пугали, но в общем были приятны. И хотя Шершнев всегда считал себя слабым и ранимым, на этот раз почему-то был уверен, что вид крови не испугает его...

– Это ты? – Необычайно тихий голос Ларисы заставил Шершнева вздрогнуть и устыдиться своих мыслей.

– Я, дорогая.

Лариса вышла ему навстречу из темноты. Красивая, стройная женщина. В какое-то мгновение он даже залюбовался ею, но как только увидел ее оголенные плечи, злоба вспыхнула с новой силой. Однако Шершнев был еще в состоянии управлять собой. Поэтому спокойно обнял Ларису и повел ее в дом...

В гостиной царил полумрак. На столе стояли бутылка вина и два бокала. Выскользнув из его объятий, Лариса подошла к столу и предложила:

– Хочешь выпить?

– Хочу. – Облизнув пересохшие губы, Шершнев через силу улыбнулся. На лбу выступила испарина, коленки задрожали.

«Что со мной происходит?.. Эта нестерпимая головная боль мешает мне расслабиться. Рядом со мной – красивая женщина, а я веду себя как школьник... Шлюха, мерзкая шлюха, как я ее ненавижу!»

Он вдруг понял, что больше не может бороться с самим собой. И если он немедленно не выстрелит в Ларису, то ему придется убить себя...

На ходу вытаскивая пистолет из кармана, он взвел курок и медленно поднял руку. Прицелился в голову. Он знал, что сейчас Лариса находится в его власти. И только он может решить: убить ее или помиловать.

– Что ты делаешь? – Голос любовницы донесся до него будто сквозь туман. Как ни странно, но она не выглядела испуганной. Скорее, разочарованной. Решив не тратить время на объяснения, Шершнев нажал на спусковой крючок. Лариса громко охнула, прижала к груди руки и, с ужасом глядя на выступившую на одежде кровь, начала медленно оседать на пол.

«Я сделал это», – удовлетворенно улыбнулся Родион и вдруг понял, что не хотел ее убивать...

* * *

Услышав выстрел, Андрей резко распахнул дверь. Отточенным ударом выбив пистолет, заломил Шершневу руки за спину и повалил на пол. Он понимал, что это лишнее, но считал, что такой шоковой терапией окончательно отобьет у «убийцы» всякую охоту изворачиваться и лгать.

– Доигрался, подонок? – сквозь зубы процедил Андрей и приставил пистолет к виску Шершнева. – Прощайся с жизнью!

Тот задергался, словно припадочный, и захрипел:

– Не убивайте меня... Мы можем договориться...

– Думаешь купить? Не получится! Хотя... – Андрей нехорошо усмехнулся. – Я не стану тебя убивать. Лучше сдам ментам. Кроме сто пятой, получишь еще парочку статей. Например, за сговор с целью убийства, за соучастие, за совращение и убийство малолетних. А может, тебе все же лучше умереть прямо сейчас?

У Шершнева перекосилось лицо.

– Какой сговор? – дрогнувшим голосом пробормотал он. – Да вы что?

– На твоем счету смерть десяти девушек, – продолжал давить Андрей. – После окончания съемок ты сплавлял их на панель. Самых несговорчивых – на тот свет. Не без помощи Кайзера, разумеется. Так что, родной, забудь навсегда свой английский и учись ботать по фене.

– Подождите, подождите, – торопливо заговорил Шершнев. – Порнуху мы снимали. Это правда. Но я никого не убивал! И никого не заказывал!

– Однако факт подтверждаю, – продолжил за него Андрей.

Шершнев стал бледным как полотно.

– Вы меня не так поняли. Я занимался подбором кадров и сбытом продукции. Остальные вопросы решали Савин и Липницкий.

Андрей с силой надавил на висок Шершнева дулом пистолета.

– А ты, выходит, ничего не знал?.. Не смеши меня, кретин! В эту сказку может поверить только идиот. Или ты хочешь сказать, что я похож на идиота?

– Нет, нет. Я, конечно, слышал, что им кто-то мешает и что они собираются кого-то убрать, но мне казалось, что дальше разговоров дело не двинется... Я даже сейчас не могу поверить, что они это сделали. Это чудовищно!

– Как и то, что ты сделал несколько минут назад! – перебил Андрей.

– Да, – обреченно выдохнул Шершнев. – Я раскаиваюсь...

В этот момент дверь распахнулась, и в дом вломились оперативники во главе с майором Парамоновым.

– Уголовный розыск, – сухо отрекомендовался он и скомандовал: – Оружие на пол, всем к стене!

Андрей мгновенно выполнил приказ, незаметно подмигнув Парамонову. Тот подмигнул ему в ответ.

– Что здесь происходит? – сурово спросил майор, обращаясь к Шершневу.

Тот, явно не понимая, каким образом милиции удалось приехать на место преступления так быстро, предпочел промолчать.

Ерохин, который в это время осматривал Ларису, объявил:

– Пульс есть, но ранение, похоже, тяжелое. Боюсь, не выживет.

– Немедленно «Скорую»! – распорядился Парамонов и зло посмотрел на Шершнева: – Это ты сделал, гад? Да я тебя сгною на нарах! – Он кивнул на стул. – Посадите его.

– Я – гражданин Америки, – робко возразил Шершнев. – Вы не...

– С этого момента ты – вечный житель Воркуты! – перебил Парамонов. – И разгребать тебе, Шершнев, шахты по сто пятой. Не сомневайся, вкатаем по полной программе.

Парамонов замолчал – в комнату вбежали медики. Склонившись над Ларисой и внимательно осмотрев ее, врач трагическим голосом сообщил:

– Шансов мало... Но сделаем все возможное.

Санитары, положив Смелякову на носилки, быстро выбежали за дверь. Проводив их взглядом, Парамонов повернулся к Шершневу:

– Похоже, ты по уши в дерьме.

Но тот, видимо, воодушевленный сообщением врача, стал потихоньку приходить в себя.

– А если Лариса выживет и скажет, что сама спровоцировала ссору?

Парамонов и Андрей переглянулись.

– Не получится, – устало возразил Андрей. – Преступление фиксировалось на видеокамеру. Все откровения, которые ты имел глупость сказать мне, тоже...

На лице Шершнева появился страх.

– Господи, какой же я кретин! – сквозь зубы процедил он. – Это же надо, попался на такой дешевый трюк...

* * *

Всеволод Липницкий возвращался домой в мрачном настроении. Несколько часов назад он узнал об аресте Шершнева. Новость была не из приятных. Ведь этот арест мог означать только одно – дело, которым он, Липницкий, занимался уже столько лет, разваливалось на глазах. Нет, тюрьмы он не боялся. Ну какие обвинения ему можно предъявить? То, что на «Вест-ТВ» снималась порнуха? Так это еще доказать надо. Или то, что он, Всеволод Липницкий, причастен к убийствам шлюх? Это вообще из области фантастики. А показания Шершнева, который допился до того, что застрелил собственную любовницу, яйца выеденного не стоят...

«Но почему менты приехали на дачу так быстро? Может, их соседи вызвали? Услышали выстрел и вызвали?.. Ей-богу, надо немедленно звонить Савину и сказать, что операция сорвалась!»

Липницкий быстро взбежал по ступенькам, отпер дверь и, не снимая куртки, снял телефонную трубку.

На выходные Савин обычно уезжал на дачу. Там, конечно же, был телефон, номер которого Липницкий помнил наизусть. Набрав его, приготовился к долгому ожиданию – время-то было уже позднее. Но Савин откликнулся быстро.

– Слушаю? – послышался в трубке его недовольный голос.

– Вячеслав Львович?.. Это я. – Липницкий вдруг понял, что не знает, с чего начать. Сделав над собой усилие, выдавил: – Родиона арестовали.

– Как арестовали? За что?

– Его обвиняют в убийстве Смеляковой.

В трубке повисло напряженное молчание. Видимо, Савин прикидывал: стоит ли говорить по телефону открытым текстом или перейти на намеки. Наконец, махнув на все рукой, прямо спросил:

– Он что, сам вызвал милицию?

– Вряд ли. Но они приехали очень быстро. Мои ребята едва успели сделать ноги... Может, позвонить адвокату?

– Какому адвокату? – простонал Савин. – Пасть ему заткнуть надо, вот что! Хотя я больше чем уверен, что он уже все разболтал...

– Сейчас он в таком состоянии, что допрашивать его не станут, – успокоил Липницкий. – Только утром. А до утра еще дожить надо.

– Правильно мыслишь, – одобрил Савин. – Вот и займись этим. А я попробую надавить на тех, кто его брал, по своим каналам... Ну, все, Сева, спокойной ночи. Завтра созвонимся. Надеюсь, ты порадуешь меня хорошими новостями.

Несколько секунд Липницкий слушал короткие гудки, затем положил трубку на рычаг и задумался. Судя по всему, спать ему сегодня не придется. Шершневу вынесли приговор, и теперь следовало срочно найти толкового исполнителя. Такого, который смог бы в два часа ночи беспрепятственно проникнуть в СИЗО. Сделать это было практически невозможно, но Липницкий не отчаивался. Внутренне он уже давно был готов к такому повороту событий. Ведь с самого начала было ясно, что Шершнев в их компании лишний.

«И о чем только думал Савин, связываясь с этим идиотом? – пронеслось у него в голове. – Убрали бы Шершнева на пару дней раньше – как я советовал, – и никаких бы бед не знали...»

Вдруг, осознав, что лишь попусту теряет время, Липницкий резко встал с кресла и решительно направился к сейфу. Достав из него красную папку, открыл ее и, ловко перебирая пальцами страницы, вытащил одну из бумаг. Вернул папку на прежнее место, захлопнул дверцу сейфа, вернулся назад в кресло и, откинувшись на спинку, устремил взгляд на листок.

Это было досье на некоего Павла Васильевича Сапожникова, одного из бывших охранников того самого СИЗО, в котором сейчас находился Шершнев. В девяносто пятом, вернувшись с первой чеченской, где ему довелось пройти срочную службу, Сапожников поступил в милицию, а спустя четыре года с позором был выдворен из стройных рядов защитников правопорядка. Залетел на изнасиловании задержанной, которая оказалась дочерью школьного приятеля мэра. Впрочем, рано или поздно нечто подобное должно было случиться, поскольку Сапожников отличался взрывным характером, полным отсутствием тормозов и животным презрением ко всем «никчемным существам». А еще он любил наркотики, на которые и подсел во время срочной службы...

Несмотря на полный букет пороков, которыми обладал Сапожников, сослуживцы его уважали. Их отношение к нему ничуть не изменилось и после его бесславного ухода из милиции. С ним по-прежнему продолжали поддерживать отношения. Почему? Возможно, потому, что он мог позволить себе многое из того, о чем другие лишь мечтали. Но у Липницкого на этот счет было иное мнение. В свое время именно ему пришлось расследовать это скандальное происшествие.

Для того чтобы во всем разобраться и подтвердить изложенные в заявлении факты, много времени не понадобилось. Но Липницкий не ограничился этим. Его заинтересовал акт суицида, совершенный в этом же СИЗО несколько месяцев назад. Покопавшись в деталях этого происшествия, пообщавшись с родственниками самоубийцы, Липницкий пришел к выводу, что бедолага отправился на тот свет не по своей воле. И помог ему в этом не кто иной, как Сапожников. Причем действовал он, судя по всему, не один. Как следует нажав на Сапожникова, Липницкий добился-таки его признания как в совершении изнасилования, так и в имитации суицида. Но имен соучастников Сапожников так и не назвал. Подобная стойкость подкупила Липницкого, и он не стал светить собранным материалом и настаивать на суровом наказании. Во-первых, не хотелось бросать тень на правоохранительные структуры. Во-вторых, какая польза от магаданского узника? А вот останься Сапожников на свободе – это совсем другое дело...

Единственное, что смущало Липницкого в личности Сапожникова, так это его пристрастие к наркотикам. Наркоманы ведь – народ непредсказуемый, поэтому Липницкий предпочитал не иметь с ними никаких дел. Но на роль агента, которому можно доверить лишь одно-единственное задание, Сапожников вполне подходил.

Сверившись с досье, Липницкий набрал домашний номер телефона Сапожникова, моля бога, чтобы тот оказался на месте. Послышались длинные гудки. После седьмого в трубке раздался гнусавый голос:

– Да, блин, слушаю.

– Паша?

– Он самый.

– Липницкий беспокоит. Помнишь такого?

– Что-то припоминаю.

– Нужно встретиться.

– Понял. Подваливай с самого утра. Адрес помнишь?

– Утром будет поздно. Нужно прямо сейчас. Есть разговор.

В трубке повисло молчание: похоже, Сапожников искренне не понимал, зачем встречаться так поздно?

– Ладно, – наконец согласился он и тут же принялся качать свои права: – Только с одним условием: я грабану тебя на двадцатник. Завтра или послезавтра отдам.

– Проблемы с деньгами? – снисходительно уточнил Липницкий.

– Есть такое. Знобит что-то. Надо согреться.

– Понятно. – Липницкий на мгновение задумался, стоит ли продолжать эту задушевную беседу.

Судя по всему, Сапожников здорово опустился – попытался стрельнуть двадцатку у совершенно незнакомого человека. В том, что парень его не узнал, Липницкий не сомневался.

– Ну так как? Одолжишь? – нетерпеливо уточнил Сапожников.

Липницкому вдруг захотелось нажать на рычаг и прервать этот бессмысленный разговор. Возможно, в любой другой момент он так бы и поступил, но сейчас у него не было другого выхода.

«Таких людей гораздо легче запрограммировать», – успокоил себя он и продолжил:

– Пожалуй, одолжу.

– Прямо сейчас? – В голосе Сапожникова послышалось оживление. – Ловлю на слове. Подъезжай.

– Давай встретимся на нейтральной территории.

– Скажи, куда подскочить, и я мигом.

– Канал Грибоедова, у моста. Через пятнадцать минут.

– Все понял. Бабки не забудь. И без дураков чтобы...

Липницкий никак не прореагировал на столь идиотское предупреждение, положил трубку и нетерпеливо взглянул на часы. Они показывали половину третьего. Быстренько собравшись, он спустился к своей машине и завел мотор.

В запасе оставалось еще немного времени. Липницкий употребил его с пользой – по пути заглянул в ночной бар и взбодрился чашечкой горячего кофе. На Грибоедова подъехал, как и обещал, – ровно без четверти три. Еще издали заприметил у моста такси и вновь усомнился в том, что сделал правильный выбор. Но идти на попятную было поздно.

Липницкий остановил машину, не доехав до такси метров десяти. Сапожникова долго ждать не пришлось. Дверца такси распахнулась, и он сломя голову бросился к машине Липницкого.

Тот, опасаясь, что Сапожников вдруг заорет во все горло, слегка приспустил стекло. Подбежав, Сапожников двумя руками схватился за край дверного стекла и, тяжело дыша, уточнил:

– Это ты мне звонил?

Липницкий кивнул.

– Бабки взял? Я водиле пять баксов задолжал. Ты ведь просил быстрее...

Неспешно достав портмоне, Липницкий изъял из него пятидолларовую купюру и протянул ее Сапожникову.

– Благодарствую, – кивнул тот, схватил купюру и метнулся назад – к такси.

Возвратился быстро. Забрался в салон и уставился на Липницкого, с нетерпением ожидая, когда тот заговорит. Но Липницкий не спешил. Начал лишь тогда, когда такси скрылось за поворотом.

– Ты хоть помнишь меня? – с усмешкой спросил он и пристально посмотрел Сапожникову в глаза. – Ну, шевели мозгами...

Сапожников криво усмехнулся и уставился на Липницкого с неподдельным интересом. Через пару секунд его взгляд стал растерянным, движения неуверенными. Он нервно почесал за ухом и судорожно кивнул.

– Вспомнил! – удовлетворенно рассмеялся Липницкий. И продолжил: – Кажется, тебе была нужна двадцатка?

– Да.

– Ты ведь знаешь – я в долг не даю. А вот насчет аванса можем поговорить...

– Да мне по-любому, – вновь начал оживать Сапожников. – Что-то хреново мне... Простыл, насморк, а лекарства сейчас дорогие...

– Только не надо мне голову морочить! – оборвал его Липницкий. – Насчет насморка можешь своей бабушке заливать! – И, не дав Сапожникову возможности оправдаться, с нажимом продолжил: – Короче, хватит тебе херней страдать. С сегодняшнего дня будешь работать на особый отдел. Все понял?

– Но я...

– Молчать. Тебе двадцатка нужна?

– Нужна.

– Я дам в пять раз больше, если сделаешь все, что я скажу. Объясняю суть дела. Один зажравшийся американец из бывших наших решил подзаработать в Москве. Начал снимать наших девок в порнухе. И ладно бы еще по собственной воле... Силой заставлял. Дошло до того, что его парни насиловали тех, кто не хотел оголяться, а потом убивали их.

– Ну, мразь! – Сапожников проговорил это с такой злостью, что, казалось, он совсем позабыл о наркотиках, которые ему были так необходимы.

«А ведь вроде и не соврал... – подумал Липницкий. – Но главное другое – парень уверенно входит в роль агента».

– Так вот эта мразь, как ты только что выразился, сидит сейчас в СИЗО. Как раз там, где ты служил.

– На зоне ему не выжить, – искренне обрадовался Сапожников.

– В том-то и проблема, что дело до зоны не дойдет. У него куча бабок, лучшие адвокаты...

– Я понял, – нетерпеливо перебил Сапожников. – Сделаю все, как надо. Комар носа не подточит. Ведь из-за такой вот мрази и проиграли первую чеченскую. А я хоть и не совсем в форме, но, поверьте, не подведу. И ребята, которые там, в СИЗО, тоже не подведут.

– Значит, я не ошибся в тебе, – одобрительно кивнул Липницкий. – А ребята ничего не должны знать. Ты сможешь сделать это незаметно?

– Когда?

– Сейчас. Завтра будет поздно.

– Мне бы телефон...

Липницкий достал из кармана сотовый и протянул его Сапожникову.

– Надо позвонить своим, узнать, кто сегодня дежурит, – пояснил тот и принялся набирать номер. Когда ответили, пару секунд прислушивался, а потом радостно воскликнул: – Тьфу ты, Петька! А я, блин, сразу и не признал. Долго жить будешь. Как там у вас, спокойно? Начальство не нагрянет?.. Ну да, тут ты прав – нормальные люди сейчас спят. Короче, есть пузырь, а раздавить не с кем. Так я подъеду?.. Нет-нет, ничего не стряслось. И с деньгами все в норме... Короче, договорились. Ну, тогда все. – Сапожников передал телефон Липницкому: – Какая фамилия у этого долбаного американца?

– Шершнев.

Сапожников зло ухмыльнулся.

– Шушера, значит. Запомню.

– Но, предупреждаю, – на всякий случай решил подстраховаться Липницкий. – Никакого рукоприкладства. Все должно выглядеть натурально. Повесился человек, и дело с концом. Иначе копать начнут.

– А я бы ему уши отрезал, – вполне серьезно ответил Сапожников. – А еще лучше – член...

– Переживешь. – Липницкий вдруг заметил, как резко переменился в лице Сапожников.

Лоб его покрылся холодной испариной, руки задрожали... Схватившись руками за живот, он резко согнулся и застонал. Казалось, еще чуть-чуть и его вырвет.

«Похоже, у парня началась абстиненция, – с ужасом подумал Липницкий. – Неужели весь мой план летит в тартарары?..»

– Все нормально, все нормально, – забубнил себе под нос Сапожников. – Знобит немного, но это пройдет.

– Короче, так, – взял инициативу в свои руки Липницкий. – Сейчас я отвезу тебя на Староневский. Возьмешь там что тебе надо, потом тормознешь такси и в СИЗО. Все понял?

Сапожников выдавил из себя нечто нечленораздельное и согласно кивнул.

Пока доехали, ему немного полегчало. Остановившись в том месте, которое указал Сапожников, Липницкий вручил ему две зеленые купюры и строго предупредил:

– Двадцатник на личные нужды, десять – на такси. Выполнишь задание – еще получишь. Все понял?

– Да я и без денег эту американскую шушеру удавил бы. Так, в свое удовольствие.

– Смотри не перестарайся. И еще. После выполнения задания будешь ждать меня на пятом километре московского шоссе. В восемь утра. Так надо. Машину отпустишь. Все понял?

– Да.

– Тогда вперед.

Выбравшись из машины, Сапожников пулей метнулся в сторону ближайшего ночного кафе и скрылся за его дверью. Липницкий проводил его взглядом, но уезжать не спешил. Решив не полагаться на случай, подумал, что не лишним будет незаметно проводить Сапожникова до самого СИЗО. А то мало ли что...

Пока он делал все грамотно: старался не задевать самолюбия Сапожникова, давил на ненависть ко всему американскому, да и финансами помог. Несмотря на обнадеживающее начало, Липницкий не был уверен, что дальше все пойдет так же гладко. Больше всего он опасался, что Сапожников возьмет да и спустит всю наличку на ширево. А по приезде в СИЗО завалится куда-нибудь под стол, и насрать ему будет и на себя, и на Россию, и на всякие там спецзадания ФСБ...

Но его сомнения оказались напрасными. Сапожников вышел из кафе минут через десять – бодрый и повеселевший. В руках он нес пакет, в котором, судя по очертаниям, лежали две бутылки спиртного. Он тормознул такси и двинулся в нужном направлении.

* * *

В камере пахло потом и немытыми носками, и Шершнев, едва сдерживая тошноту, метался из угла в угол.

– Сволочи, подонки, вы за это ответите! – шептал он, театрально потрясая кулаками.

Наконец, устав, опустился на грязный топчан и, обхватив голову руками, принялся раскачиваться из стороны в сторону, как заведенный болванчик. Радовало одно: в камере он был один. Слава богу, что к нему не подсадили матерого уголовника. До утра как-нибудь дотянет, а там, глядишь, и адвокат подоспеет. И вытащит его из этого вонючего дерьма!

Однако здравый смысл подсказывал, что выйти на свободу (даже под залог) ему удастся не скоро. Не помогут ни высокооплачиваемые адвокаты, ни то, что он является гражданином другой страны. Как-никак, его обвиняют в убийстве. А это не шуточки!

«Интересно, как там Лариса? – подумалось вдруг. – Господи, только бы она осталась жива!.. И что это на меня нашло? Я ведь любил ее... – Поймав себя на мысли, что думает о Смеляковой в прошедшем времени, Шершнев внутренне содрогнулся. – Она жива, жива, жива! Стрелок из меня никудышный, так что, может, все обойдется... Нет, но какого черта я в нее выстрелил?»

Вскочив с нар, Шершнев вновь заметался по камере. Как он, который славился тем, что умеет контролировать свои эмоции, мог опуститься до такого гнусного преступления? Если бы он верил в мистику, то решил бы, что в те минуты им руководил сам дьявол. Но Шершнев, несмотря ни на что, был воинствующим атеистом. Он скорее поверил бы в то, что на это убийство его подтолкнули...

«А ведь это идея! Мне могли подсыпать какой-нибудь наркотик... Так, что я сегодня ел или пил? Утром – кофе и бутерброд. И то и другое делала Лариса. От нее я поехал прямо на студию, где торчал до обеда. Потом пошел в японский ресторан. Сомневаюсь, что там в еду могли подмешать какую-нибудь дрянь. Тем более постоянным клиентам. После ресторана вернулся на студию. Не вылезал со съемочной площадки до семи вечера. Опять пил кофе и... Стоп! Рядом все время крутился Севка! Он даже кофе мне подавал несколько раз... – От внезапной догадки на лбу выступила испарина. – Севка запросто мог сыпануть в мою чашку какого-нибудь дерьма. Это в его стиле – как-никак, столько лет в КГБ проработал. Там такие лекарства используют, что у самых несговорчивых языки развязываются!.. Выходит, я ни в чем не виноват!»

Вдохновленный этой мыслью, Шершнев рванул к металлической двери и принялся изо всех сил молотить по ней кулаками:

– Эй, кто-нибудь! Откройте! Мне нужно сдать кровь на анализ! Это срочно!

Но из-за двери не доносилось ни звука – была глубокая ночь. Однако Шершнев не отчаивался. Он стучал до тех пор, пока на руках не появились ссадины. И в конце концов добился своего – услышал шаркающие шаги. Окошко с грохотом распахнулось, и в нем показалась веснушчатая физиономия охранника:

– Что орешь, придурок?

– Мне нужен майор Парамонов! – заявил Шершнев.

– Какой майор? Ночь на дворе!

– Это срочно. Я хочу сделать заявление.

– Да иди ты... Утром сделаешь! – Окошко захлопнулось.

Шершнев взвыл от отчаяния. Он понимал, что охранник абсолютно прав – в такое время им никто заниматься не станет. Но он так боялся, что утром брать кровь будет поздно, что, промаявшись полчаса, вновь взялся за штурм двери. На этот раз охранник откликнулся достаточно быстро.

– Ну и что тебе надо? – спросил он, открывая окошко.

– Мне нужен Парамонов. Если позвонишь ему прямо сейчас, в долгу не останусь. Завтра мой адвокат заплатит тебе сто баксов.

Это подействовало: в замочной скважине несколько раз провернулся ключ. Дверь со скрипом распахнулась, и в камеру вошел высокий парнишка, одетый в ментовскую форму. Шершнев так обрадовался его сговорчивости, что не сразу заметил, что вошедший охранник – не тот, который заглядывал к нему полчаса назад.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, охранник бесстрастно улыбнулся. И вот тут Шершнев заподозрил неладное. Но было поздно – от точного удара по сонной артерии он потерял сознание...