Текст книги "Творцы прошлого (Книга 1)"

Автор книги: Сергей Таранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Сифлицу, – в один голос подсказали ведьма и кот.

ЧАСТЬ II

Вы наверняка подумали, что, потеряв Элен, Модя Лихославский забыл о ней думать, и, успокоившись, продолжал жить и служить как ни бывало? Если вы так подумали, то, значит, вы совсем не знаете Модю. Модя, это вам не этот, как его... Ну, в общем вы поняли. Модя был настоящим гусаром. Поэтому-то в ближайший свой отпуск приехал он опять в Петербург и без предварительного анонсемента заявился к Пчелкину прямо на квартиру.

– Вольдемар, это свинство, – заявил он с порога, не дожидаясь, пока Аграфена представит его, как положено.

– Что случилось, Модест? – опешил коллежский асессор.

– Ты мне вместо барышни такую свинью подсунул.

– Какую свинью? У вас что, помолвка расстроилась?

– Расстроилась. Она просто исчезла.

– Как исчезла? Когда?

– В марте во время Боснийского кризиса.

– Сейчас, слава Богу, июнь. Почему ты раньше об этом не сообщил?

– Я же на службе в полку.

– А в Луцке будто бы нет телеграфа. Как она пропала?

– В поезде ехала, и никто не видел, на какой станции сошла.

– Да, дело плохо.

– Послушай, Вольдемар, Ты раньше знал, что она это, ну, как ее?..

– Что, неужели лесбиянка? – с иронией в голосе спросил Вольдемар.

– Да нет, я не про это. Она, говорят, настоящая ведьма.

– Фух, а я-то подумал. Во-первых, кто говорит?

– Ротмистр наш, Новогудин.

– Мефодий?

– Да, Мефодий Маркович.

– Служил я с ним еще во времена прежнего государя. Был он даже однажды моим секундантом. Однажды у меня с поручиком Латыниным дуэль состоялась. Кстати, если Латынина где повстречаешь, передай ему, что я тогда был не прав. Дуэль Пушкина действительно состоялась из-за косоглазия его жены.

– При чем здесь Латынин?

– Да, Латынин действительно пока не при чем. При чем здесь пока лишь один Новогудин.

– Ты мне зубы не заговаривай, ты прямо скажи, знал ли ты, что она ведьма?

– А ты знал, что у твоего Новогудина братец в охранке числится?

– Сказал он мне об этом, когда уже пропала Элен. А причем здесь он и его брат?

– Да при том, что ей, видать, стало известно, что брат Новогудина служит в охранке. Скажи, сам Новогудин к ней особенного интереса не проявлял?

– В каком смысле? Он же женат, да и супруга все время при нем была до тех самых событий.

– Не в том смысле, в котором ты подумал. Не стал ли он замечать за ней каких-нибудь странностей?

– Еще как замечал. Но мне о них рассказал лишь после того, как она пропала. Тогда же и про брата своего признался.

– И что он заметил?

– Ну, например, в Луцке она объявилась самым наистраннейшим образом. Проводила меня здесь, на Варшавском вокзале, а потом приехала в Луцк за шесть часов до того, как я вылез в Киверцах.

– Это-то объяснимо. Ты через Псков, Двинск и Вильно поехал, потом в Вильно на Лембергский поезд пересел, а в Брест-Литовске, наоборот, на встречный Киевский из Варшавы. А она с Витебского вокзала могла рвануть через Киев. Путь у тебя короче, но ты за счет пересадок время проигрываешь. А она лишь в Киеве пересаживалась. Что еще странного было?

– Ну, еще, например, по-русски-то она, вроде, говорить медленно училась, но извозчика какого-нибудь или полового в трактире могла таким трехэтажным матом покрыть! И притом безо всякого акцента. Она, правда, говорила, что во Франции дамы и барышни вполне могут позволить себе так ругаться, а у нас, мол, нравы от века отстали. А еще иногда она произносила такие словечки, которые вроде и русские, но смысл их понять невозможно.

– Какие?

– Ну, к примеру, "прикол" или "ништяк", или, вот еще, "клёво". Может, это оккультные термины какие?

– Успокойся, так разговаривает молодежь в начале следующего столетия.

– Что? Какого столетия?

– Двадцать первого.

– Час от часу не легче. Один говорит, что она ведьма, другой, что она из другого столетия... Кто же она такая?

– Послушай, что я тебе расскажу, – начал Пчелкин. – Девяноста один год назад подарили Александру Сергеевичу Пушкину котенка – черного с белыми лапами и белым пятном на мордочке. Котенок был этот далеким потомком того самого ученого кота, жившего когда-то у Лукоморья.

– Какого еще Лукоморья?

– Я вот тоже раньше не знал, какого. Недавно соседа своего спросил, Петр Петровича. Он ведь географ знаменитый. Так вот он-то мне и рассказал, что Лукоморье – это не что иное, как древнее название современной Лифляндии. Ты, Модест, карту вспомни. Представил дугу Рижского залива? Чем не Лукоморье? Из этого-то Лукоморья и вышел за две тысячи лет до Христа народ, от которого русские и немцы произошли. А кот тот ученый был первым советником первого нашего князя. И звали этого князя Владимиром.

– Каким Владимиром? Владимир в десятом столетии жил после Христа.

– Этот Владимир тому Владимиру не чета. Просто имя такое же носил. Меня, например, тоже Владимиром крестили, но это ж не значит, что я тоже князь. Так вот, во времена того, самого первого Владимира всем миром владела другая раса – получерная. Это такие люди, как древние египтяне. У них Владимир и отвоевал большую часть мира. Но были среди народа его особые люди, такие, как шаманы у тунгусов или ухрянцев. Люди эти, судя по всему, пришельцы из далекого будущего. Пришли они туда, чтобы народу своему помочь. И эти люди оставили на Земле своих потомков. К числу этих потомков и принадлежит твоя Элен.

– А почему же она исчезла?

– А это уже другой вопрос.

– Меня он сейчас больше волнует, чем то, чьим потомком она является.

– Что ж, понять, почему она исчезла не трудно. Таких как она охранка отлавливает.

– За что ее-то отлавливать, она ведь не революционерка, в губернаторов не стреляет, бомбами в министров не кидается.

– Ее отлавливает серая охранка. Не официальная, а тайная. Далеко не все, кто служит в охранном отделении, знают о ее существовании. Одно из двух: либо она скрылась, почувствовав, что она раскрыта, и серая охранка напала на ее след, либо ее и в самом деле поймала серая охранка. А это уже плохо.

– А как это прояснить.

– Жалко, ты мне сразу не сообщил. А теперь как бы поздно не было.

– Что ж ее, сожгут, или с осиновым колом в груди похоронить могут?

– Могут. А могут и в сумасшедший дом упрятать, а там и памяти, и рассудка лишить. В любом случае, попытаемся что-нибудь выяснить.

Сказав эти слова, Вольдемар позвонил в колокольчик. На зов пришла Аграфена. Вольдемар вынул из кармана ключ и сказал:

– Пойди, запри входную дверь этим ключом, а потом принеси его мне.

– Слушаюсь, барин, – ответила Аграфена и пошла в переднюю, откуда вскоре послышался звук закрывающегося замка.

После того, как горничная вернула ключ на место, Пчелкин подошел к конторке, и, встав за нее, выдвинул из-под нее выдвижной ящик. В ящике оказалась доска, усеянная клавишами, на подобие тех, что у печатной машинки. Но на этой клавиатуре, в отличие, например, от машинки "Феликсъ", не было верхних рядов с заглавными буквами. Для цифры "один" имелась отдельная клавиша, не совмещенная с "I". Буква же "Ъ" находилась с правого края верхнего ряда клавиатуры, а не слева от буквы "А", как привыкли все видеть на печатных машинках.

Затем Вольемар поднял столешницу этой конторки, и на обратной ее стороне оказалась светящаяся картинка, как в кинематографе, только цветная. Картинка изображала голубое небо с синими облаками, посреди которого толстыми буквами было начертано англицкое слово "Windows". Через несколько секунд картинка сменилась другим изображением. На светло-зеленом фоне появились маленькие песочные часы. Но вскоре они исчезли, и появились какие-то разноцветные прямоугольники, которые ровными рядами были расставлены по всей площади экрана.

– А это еще что такое? – недоуменно спросил Лихославский.

– Это – рабочий стол, – ответил ему Вольдемар.

– Ясно, что не камин.

– Если ясно, так что ж спрашиваешь?

После этого Пчелкин подошел к своему телефонному аппарату, ловким движением отцепил от него провод и засунул его в какое-то отверстие позади конторки.

– Сейчас подключимся, – заверил Пчелкин ничего не понимающего Лихославского.

С этими словами он вытащил из еще одного потайного ящика конторки странный предмет, сделанный, как показалось Лихославскому, из слоновой кости. С одной стороны этот предмет был плоским, с другой – выпуклым. Посередине плоской его стороны имелось маленькое отверстие, из которого вырывался рубиново-красный огонек. В довершение всего следует отметить, что этот предмет был привязан проводом, судя по всему, электрическим, другой конец которого уходил в темную глубь ящика и там бесследно терялся.

Пчелкин стал производить с этим предметом какие-то непонятные манипуляции. Он водил этим предметом по дну того ящика, из которого он этот предмет достал. Водил он его то взад, то вперед, то влево, то вправо. При этом по экрану быстро носилась то вверх, то вниз, то влево, то вправо какая-то маленькая белая стрелка, и Лихославский сообразил, что движения этой стрелки как-то связаны с теми странными манипуляциями, которые производил Пчелкин с этим непонятным предметом. Время от времени Пчелкин нажимал на одну из двух кнопок, имеющихся в передней части предмета, вследствие чего на экране то возникали, то исчезали какие-то картинки. Наконец где-то внутри конторки что-то затрещало, потом завыло, потом зашипело, и Вольдемар торжествующе произнес:

– Подключились.

Изображение на экране стало чисто белым. Лишь в самой верхней части имелась тонкая темно-синяя полоса. Под этой полосой во всю ширину экрана тянулся светло-серый прямоугольник, внутри которого было прорезано длинное и очень узкое окошко. Пчелкин навел на это окошко бегающую стрелку и щелкнул по кнопке предмета указательным пальцем. У левого края окошка появилась мигающая вертикальная палочка. Теперь Пчелкин обратился к клавиатуре. Не уступая в сноровке барышне-машинистке он застучал по клавишам. Сперва он три раза стукнул по букве "W", от чего эти буквы одна за другой появились там, где только что стояла мигающая палочка. Сама же палочка переместилась и встала справа от последней из трех "W". Далее Пчелкин поставил точку и стал печатать какое-то непонятное слово латинскими буквами. Сделав это, он нажал большую клавишу с надписью "Enter" в правой части клавиатуры, и белый квадрат, мигнув, сменился новым изображением. С быстротой молнии на нем мелькали теперь фотографии незнакомых Модесту людей.

– Я понял, – проговорил Модест. Эта машина работает по тому же принципу, что и зеркало в "Сказке о мертвой царевне".

– Почти угадал, – подтвердил Вольдемар.

Тем временем на экране одна за другой продолжали мелькать физиономии, пока это мелькание вдруг не остановилось на фотографии Элен.

– Вот она, – проговорил Вольдемар.

– Вижу, – ответил Лихославский.

Пчелкин навел стрелку на фотографию, и в этот момент стрелка превратилась в изображение руки с оттопыренным указательным пальцем. Коллежский асессор вновь нажал на том странном предмете щелкающую кнопку, фотография на экране уменьшилась, а на черном фоне появился белый текст:

Сталь Елена Михайловна (Helen de Staёl) 1.05.1881

Отец: Michael de Staёl, потомственный колдун-чернокнижник.

Мать: Сталь Леда Федоровна, певица в кафешантане, сирота, родители неизвестны.

– Хорошо, что они им неизвестны, – прокомментировал Вольдемар.

Родилась в Париже на Монмартре.

– Ну и квартальчик, – произнес Лихоставский. – Воры да проститутки.

– Ну, еще и художники, – добавил Вольдемар.

– Во-во, – согласился Модест. – Всякий, в общем, сброд. Узнай моя матушка о том, где Элен родилась, ни за что бы брак не одобрила.

– А ты ей напомни, что мать ее, то есть бабка твоя, сама из крепостных. Бежала от барина, устроилась в неприличное заведение, там ее твой дед-то и подобрал, а потом и женился на ней.

– Откуда ты это знаешь?!

– Да всё из этой машины. Здесь про всех есть. Хочешь, и про тебя посмотрим.

– Про себя я все и так знаю.

– Ты в этом уверен?

– Уверен.

– Тогда, где ты будешь служить с двадцать третьего по тридцать третий год?

– Этого никто не может знать.

– А я знаю. В эти годы ты будешь служить таксистом в маньчжурском городе Харбине после того, как три года провоюешь против немцев во Франции, а затем еще пять лет повоюешь на Гражданской войне в России, такой же, как в шестидесятых была у американцев.

– Про себя мне сейчас не интересно. Мне интересно знать, где Элен.

– Ну, хорошо, смотрим дальше. Ага, вот. Перемещена в 1983 год и доставлена в психиатрическую спецлечебницу в городе Талгар Алма-Атинской области.

– Что еще за Талгар?

– Станица Софийская Верненского уезда Семиреченской области Туркестанского генерал-губернаторства.

– Ну и глухомань.

– А что? Самое место для того, чтобы содержать ведьм, людоедов, да потомков от браков людей с чертями. Если бы ты сообщил мне раньше, можно было бы отбить ее у жандармов по пути следования. И знаешь, кто ее туда поместил? Кирилл Маркович Новогудин.

– Да я его зарублю.

– Кого?

– Ротмистра нашего.

– А он-то тут при чем? Он всего лишь проболтался брату.

– Все равно зарублю.

– Дело твое. Тогда попадешь на каторгу, свяжешься со злости с революционерами, в семнадцатом вернешься в Петроград, вступишь в партию большевиков, войдешь в состав военно-революционного комитета, потом отправишься комиссаром на фронты Гражданской войны, после которой станешь большим большевистским начальником. А в тридцать седьмом году вспомнит о тебе тот самый Кирилл Новогудин. Он будет к тому времени в большевистской охранке служить. Мастера ведь в любых делах, в том числе и в заплечных, всегда нарасхват. Он-то и подпишет ордер на твой арест. Привезут тебя в Сухановскую тюрьму в Москве, отобьют все органы, а потом опустят в ванну с кислотой и спустят в канализацию. Такая судьба тебе больше нравится?

– А что же ты предлагаешь?

– Вот с этого-то и надо было начинать, – торжествующе произнес Вольдемар. – Мы можем вместе направиться в восемьдесят третий год и вызволить Элен из лечебницы. Не скрою, это небезопасно. Но мы ведь с тобой русские офицеры. После этого мы переместимся в безопасное место и безопасное время. Там ты встретишь и самого себя в пятидесятипятилетнем возрасте, ничего не знающего о судьбе Элен после того, как она пропала. Но для этого ты должен сделать выбор. Вот два ключа. Этим ключом без букв Аграфена только что закрыла входную дверь. Если мы откроем дверь им, то ты спокойно выйдешь в третье июня девятьсот девятого года и окажешься перед выбором: либо тут же поехать на вокзал и на всех парах помчаться рубить голову Новогудину и потом оказаться на каторге, либо сперва зайти в "Лондон", осушить полуштоф "Смородиновой" на пару с сидящим там сейчас Вершковым и, посоветовавшись с ним, прийти к выводу, что братья Новогудины сделали это для твоего же блага. Потом, остудив свой пыл, ты сможешь спокойно поехать на месяц к матушке в имение, рассказать ей, от какой напасти счастливо избавился. После этого второго июля вернешься в свой полк, где тебя будет ждать приказ о назначении тебя командиром эскадрона.

– А как же Новогудин?

– А Новогудина к тому времени убью я. Чего не сделаешь ради старого друга. Либо, – продолжил Пчелкин, – ты выберешь вот этот ключ с буквами "Он" и "Добро". "Он", как ты помнишь из первого класса гимназии, это семьдесят, а "Добро" – это четыре. Это означает, что мы перенесемся на семьдесят четыре года вперед – в восемьдесят третий. Тогда из квартиры выйдут сразу двое Лихославских. Второго ты, конечно же, не заметишь, и он точно также по выходе на Восьмую линию раздвоится. Один пойдет направо и на углу Среднего проспекта зайдет в "Лондон", другой же поймает извозчика и поедет на Варшавский вокзал. Ну что? Выбор за тобою.

***

Поздним августовским вечером из подвала старого московского дома, расположенного в Армянском переулке, вышли мужчина и женщина. На это событие никто из видевших это не обратил бы никакого внимания – известно, что могут делать мужчина и женщина в грязном сыром, пропахшем канализацией подвале. Не обратил бы, если бы не одно обстоятельство: как у мужчины, так и у женщины висели за спиной пистолеты-пулеметы Томсона с огромными дисковыми магазинами. Перейдя через улицу Богдана Хмельницкого, как раз в том месте, где она превращается в улицу Чернышевского, парочка пошла по Старосадскому, и, пройдя несколько домов после Исторической библиотеки, свернула во двор.

Здесь на первом этаже, как вы уже помните, жил тот самый Егор Исаевич. После визита Ротова он не находил себе места. Сначала он попытался найти себе место в квартире своей престарелой праправнучки, но та, не поверив, что перед ней стоит ее дальний родственник, выставила его за порог. Затем он попытался найти себе место у своей бывшей любовницы, но та, как выяснилось, умерла двадцать четыре года назад в семидесятидевятилетнем возрасте. Так и не найдя себе места, он вернулся в свою прежнюю квартиру и, засунув под подушку старенький "парабеллум", уснул крепким но беспокойным сном. Звонок в дверь прервал его сновидения. На пороге стояли Елена и Вольдемар.

– Мы от извозчика, – сказала девушка.

– А оружие вам зачем? – спросил через дверь Егор Исаевич.

– Ну не в подвале же его оставлять. И так ступу на попечение кота пришлось оставить.

Услышав слово "кот", Егор Исаевич сразу понял, что те, кто перед ним, как-то связаны с тем человеком, о котором говорил Ротов.

– А чем вы докажете, что вы действительно от извозчика? – спросил Егор Исаевич, открыв дверь.

В ответ на это Вольдемар молча достал из кармана ключ с буквой "рцы" и предъявил его мастеровому.

– Помню-помню. Делал я этот ключ в начале прошлого века. А с чем вы сейчас ко мне пожаловали?

– Вчера к вам приходили три человека, – начал Вольдемар.

– Два, – уточнил Егор Исаевич.

– Да нет, трое. Третий на атанде стоял.

– Пусть три, и что?

– А то, что они просили отправить меня в восемнадцатый год.

– Ну, просили, это сказано слишком мягко. Но в целом – верно.

– Так вот, мы пришли за тем, чтобы отправиться в тот самый восемнадцатый год, куда тот человек хочет, чтобы мы попали.

– Но ведь вы же попадете в засаду, и эти штуки, – Егор Исаевич указал на автоматы, – вам не помогут. Это очень страшные люди. Вчера я испытал такой же страх, как тогда, в одна тысяча восемьсот шестьдесят девятом, когда впервые узнал, кто такой извозчик. Таких людей, если их только можно назвать людьми, не берут даже пули.

– Ну, насчет не берут, это вы не правы, – сказала Елена. – Вчера одного из них, того, кто стоял на стреме, на моих глазах разнесло на мелкие кусочки. А этого Ротова, который у них главный, вполне можно взять серебряной пулей.

С этими словами ведьма передернула затвор и, ловко поймав налету выброшенный патрон, показала Егору Исаевичу торчащую из гильзы тупую полуоболочечную пулю сорок пятого калибра с серебряной головкой.

– Ротова или, как его там, может и можно. Но того, кто за ним стоит...

– А кто за ним стоит?

– Ясно кто – Нинель.

– Неужели?! – всплеснула руками ведьма. – Да мы с бабулей за ней сто с лишним лет охотимся.

– Вы? Охотитесь? – недоверчиво спросил мастер. – Скорее это она охотится на вас.

– Ну, мы это еще посмотрим, – самоуверенно заявила Елена.

– Тут и смотреть нечего. Она любого сожрет.

– И бабулю?

– Какую бабулю?

– Бабу Ягу, мою прапрабабушку.

Услышав эти слова, Егор Исаевич чуть не поперхнулся вдыхаемым воздухом:

– Вввы...Ввввы...?! Я, п-п-простите, не знал, ни к-к-коим образом...

– Да успокойтесь вы, я женщина демократичная. Мне ваше почитание до лампочки Ильича, будь он неладен.

– Но ведь Нинель поймать невозможно. Даже вам. Даже вашей бабуле.

– Это почему же?

– Да потому что она не имеет постоянного тела и может вселиться в кого угодно. Чаще всего она вселяется в мужчину. Высокопоставленного, влиятельного. Реже в женщин. Но тогда это царица или королева. В крайнем случае, герцогиня какая-нибудь.

– Ну почему же герцогиня? Распутин титула не имел. Да и ее в нем мы едва-едва не поймали. Феликс нам тогда в шестнадцатом все карты спутал Гришку убил раньше времени. А что Гришка-то? Это так, оболочка.

– Да невозможно поймать Нинель. Вы же не сможете поймать свою тень или отражение в зеркале. А Нинель это и есть отражение. Неужели ж вы, высококвалифицированная ведьма, праправнучка самой Бабы Яги, не можете это понять? Чтобы убить Нинель, нужно убить того, от кого она отражается.

– А от кого она отражается? – задал дилетантский вопрос Вольдемар.

– А вы, молодой человек, это имя в обратную сторону прочтите. Это ж элементарно.

– Мы это и собираемся сделать, – пояснила ведьма.

– Боюсь, что это вам не по силам.

– А извозчику?

– Извозчику? Может быть. Только вряд ли он вам в этом помогать станет.

– Послушайте, – сказал Вольдемар, – именно извозчик послал меня сюда, точнее не сюда, а туда, куда я должен был первоначально попасть. И для этого он мне и дал этот ключ.

– Кстати, а зачем вам в восемнадцатый? – поинтересовался Егор Исаевич, – Ленина, небось, хотите убить, судя по вашему настроению. Давайте-ка я в связи с этим расскажу вам одну историю. Было это в том самом году, в который вы стремитесь попасть. В середине августа ко мне заехал один из моих старых заказчиков. Звали его Сергей Дмитриевич. Был он писателем и писал под псевдонимом Мстиславский. Настоящей же его фамилией была фамилия Масловский. И под этой самой фамилией был он полковником и служил в Академии Генерального штаба – заведовал там музеем и библиотекой. Познакомился я с ним, когда он был еще студентом-антропологом Петербургского университета. Но уже тогда он был связан с террористами. Это именно он убил того самого Гапона. Это именно он самолично бросил первые бомбы во время Свеаборгского восстания. А в декабре девятьсот пятого он руководил боями на баррикадах здесь в Москве, на Пресне. Потом он примкнул к масонам и даже написал для них устав. В мае девятьсот десятого Мстиславский был заключен в Петропавловскую крепость по обвинению в попытке военно-государственного переворота, вследствие которого он должен был стать диктатором. В состав обвинения вошло и умышление на жизнь государя. Через год Мстиславский вышел из крепости и снова отправился в Генеральный штаб. Когда в семнадцатом произошла революция, Масловский стал членом Совнаркома. Но ненадолго. Шестого июля он вместе с Марусей Спиридоновой устраивает мятеж левых эсеров. И вместе с ней же его после подавления мятежа сажают на гауптвахту Кремля. Однако вскоре и выпускают. И вот, освободившись, он приходит ко мне и заказывает специальные пули, чтобы убить, кого бы вы думали – самого Ленина. Когда заказ был готов, я должен был сам отвезти патроны на Садовую. Там, в доме Пигита, жила племянница домовладельца – бывшая политкаторжанка. А с этой племянницей сожительствовала ее бывшая соседка по нарам Фани Ройдман, настоящее имя которой было Фейга Хаимовна Каплан.

– Я тогда еще удивилась, – прервала ведьма, – как она стреляла, она же ни черта не видела с расстояния более чем в аршин.

– В том-то и дело, что на каторге ее одна ведьма научила стрелять даже с завязанными глазами. Кроме того, одна из них была отравленной. И что же? Отравленная пуля не подействовала. Яд кураре оказался для Ленина безвредным. Вторая же пуля была разрывной типа дум-дум. Рана от этой пули зажила на нем как на собаке. Любой же другой через пять минут умер бы от ничем не останавливаемого кровотечения. Третья пуля была серебряной. Именно она почему-то и не попала. Вместо Ленина она попала в грудь кастелянше Поповой из Петропавловской больницы. Она пришла на митинг на завод Михельсона нарочно, чтобы Ленина спросить, почему у мешочников товар отбирают. Спросить успела, когда тот уже выходил и шел к машине. И в этот момент и получила пулю. А Ленин выжил. Подозрения свои он обратил на Свердлова, и несколько месяцев спустя тот умирает как будто бы от воспаления легких. Не удалось, кстати и покушение на Симеоновском мосту первого января восемнадцатого. Стреляли в Ленина, а попали почему-то во Фрица Платтена. А ведь стреляли двенадцать человек – офицеры и георгиевские кавалеры. Князь Шаховской для этого дела нарочно лучших стрелков отбирал. Вот вам и история, – закончил Егор Исаевич. – А Сергей Дмитриевич Масловский благополучно умер своей смертью, и знаете, в какой день? 22 апреля 1943 года.

– Вы сказали, что Каплан жила в доме Пигита, – отметила Елена. – Так ведь это тот самый дом, где произошли те самые события...

– Именно этот, – подтвердил Егор Исаевич. – Дом номер 302-бис. Да где же этим событиям происходить, как не в этом доме? Он ведь, как и все те места, на Козьих болотах стоит. Патриарх Иоаким в свое время их осушил, один Патриарший пруд оставил, который сейчас Пионерский. Сколько там пакостей только ни происходило. В осьмнадцатом столетии пожар оттуда пошел. Начался он от того, что во втором часу ночи разорвало пороховую казну на Гранатном дворе, там, где сейчас Спиридоновка начинается, пардон, улица Алексея Толстого. И в том пожаре две тысячи семьсот человек погорело.

– Постойте-постойте, – обратился Вольдемар к ведьме и мастеру, – о каких это событиях вы говорите?

– Жаль, что вас тогда в Москве не было, – ответила ему ведьма. – Тогда в тридцать третьем в этом самом доме состоялся Бал Весеннего Полнолуния всем шабашам шабаш. Такое бывает раз в семьдесят один год. Ну, естественно, отголоски этого события попали в газеты. По всей Москве, да что в Москве, по всей стране целый год ловили банду гипнотизеров. Был среди них один кот, так нашего Граммофона тогда тоже привлекли по подозрению. Один гражданин связал ему галстуком передние лапы и привел в отделение милиции. Хорошо, что гражданин этот был пьян. Граммофону удалось притвориться, что он не умеет разговаривать, и в милиции решили, что у гражданина белая горячка.

– Раз в семьдесят один, говорите?

– Да, а что? "Семьдесят один" – одно из любимых чисел Дьявола. Я же вам уже говорила, когда мы в ступе летели. Оно ни на что не делится – ни на три, ни на два, ни на пять.

– А какой год, позвольте спросить, наступит через семьдесят один после девятьсот тридцать третьего?

– Ой! – воскликнула Елена. – Как же это я сразу не догадалась? И Граммофон тоже хорош. Вас же отправляли не в сентябрь 2004-го, а в самое начало июня. Значит, вы были должны застать этот праздник.

– Что ж, как-нибудь в другой раз. В году эдак, 2075, – успокоил его Егор Исаевич. А пока вам надо достать копье. Без него вы ни Ленина не убьете, ни даже от Ротова не избавитесь.

– Для того, чтобы в две тысячи четвертый попасть, где копье лежит, тоже ключи понадобятся, – заметил Вольдемар.

– Для этого года не понадобятся. Есть тут у меня один тайный ход.

– Наподобие того, через который мы прошли?

– Да, только Ротов о нем не знает. Вся Москва подземными ходами изрыта, и все они у спецотдела на учете. А вот про этот никому не известно. Я его сам отрыл из своего же собственного подвала. Так что, милости прошу. Можете воспользоваться. Не сейчас. Нам нужно из Харбина одного человека достать, а еще одного из Питера.

– Так это же можно через магический круг. У меня в подвале под плитами есть и специальный зал, – сказал мастеровой.

***

Васильевский остров – самое древнее место в Северной Столице. Когда-то принадлежал он новгородскому посаднику Василию Селезню, который был казнен Иваном III в 1471 году. По имени этого посадника остров и называется Василевским. Как только этот остров ни переименовывали. Назывался он и Меншиковским, и Преображенским, а все же старое название себя отстояло.

Тот из вас, кому случалось гулять кругом всего Васильевского острова в столетии эдак девятнадцатом, наверняка замечал, что разные концы его весьма мало были похожи друг на друга. Южный берег и та сторона, которая смотрит на Петропавловку, были уставлены пышным рядом огромных каменных строений. Но по мере приближения к западной оконечности, каменные здания, редея, уступали место деревянным хижинам. Между теми хижинами проглядывали пустыри. Наконец строения вовсе исчезали, и вы шли мимо ряда просторных огородов, который по левую сторону замыкался рощами. Он приводил вас к последней возвышенности, украшенной одним или двумя сиротливыми домами и несколькими деревьями. Ров, заросший высокой крапивой и репейником, отделял возвышенность от вала, служащего оплотом от разлитий; а дальше лежал луг, вязкий, как болото. Печальны были сии пустынные места и луг, и море, и бор, осенявший противоположные берега Петровского острова.

Но к 2016 году в западной части Васильевского острова, там, где река Смоленка впадает в Финский залив, в холодных водах которого любили купаться ленинградцы, располагался район новостроек. Новостройками их называли по старой памяти, так как к 2016 году большей части этих домов стукнул уже полтинник. Основной особенностью новостроек было то, что квартиры в этих домах были отдельными, а отнюдь не коммунальными. Конечно, по количеству квадратных аршин на человека квартиры эти не шли ни в какое сравнение ни с квартирой статского советника Белева, ни с квартирой купца второй гильдии Вершкова, ни с квартирой лекаря дамских болезней доктора Парамонова. Тем не менее, жилищные условия в новостройках были значительно лучше тех, что выпали на долю теперешних многочисленных обитателей вышеназванных квартир.

В одной из таких квартир в новостройках и жили родители Игоря Кулакова. И надо ж было такому случиться, что именно в тот день, третьего августа 2016 года сам Игорь Кулаков со своей женой Юлей и шестилетним сыном Святославом приехал в отпуск из города Советска Калининградской области. В этом ответвлении времени отец Игоря работал никаким не начальником охраны, а обыкновенным школьным военруком. Мать же его уже год как была на пенсии.

Игорь довольно редко вспоминал то событие, которое перевернуло его прошлое и прошлое всей его страны. Да он и не мог знать, насколько именно оно его перевернуло. Просто, учась в одиннадцатом классе, Игорь однажды нашел в бабкиной квартире тайник, устроенный еще немцами. Находки он через день свез в Калининград и сдал в областной музей, за что и удостоился упоминания в "Комсомольской правде". Но через неделю об этом поступке Игоря все забыли, а через месяц перестал вспоминать и он сам.

Окончив школу, Игорь сперва хотел поступить в местное культпросветучилище, но не прошел по конкурсу, и вскоре забрали его в армию.

Возвратясь после службы, он тут же женился на своей бывшей однокласснице, которая в это училище все-таки поступила, и, чтобы прокормить семью, пошел работать на целлюлозно-бумажный комбинат. Вскоре родился у них сын, получивший от родителей княжеское имя в придачу к княжескому отчеству. В ту первую среду августа дед с бабкой повели Святослава по ленинградским достопримечательностям, а Игорь вместе с женой отдыхал неподалеку от родительского дома на берегу залива, когда к нему подошла зеленоглазая девушка в блестящем полупрозрачном купальнике.