Текст книги "Трансгресиия/2025 (СИ)"
Автор книги: Sergey Smirnov
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Глава 13: Тишина
Последний импульс ударил по сознанию Хавьера с силой отбойного молотка. Он видел, как напряглось тело Лены, как её пальцы, белые от напряжения, застыли над клавиатурой. Видел, как грудная клетка Люсии в последний раз судорожно взметнулась, словно у утопленника, глотнувшего воздуха перед тем, как уйти под воду.
А потом всё кончилось.
Пронзительный, нечеловеческий психический визг, ставший фоновым шумом их существования, не затих – он оборвался. Словно кто-то перерезал кабель. В ушах Хавьера зазвенело от наступившей пустоты. Это не была тишина покоя. Это была оглушающая, абсолютная тишина вакуума, тишина ампутации. Пространство, которое раньше занимал «Пастырь», теперь зияло пустотой, и эта пустота давила, выталкивая воздух из лёгких.
Единственным звуком теперь был низкий, утробный гул геотермальной станции. Он гудел всегда, но за психическим визгом его не было слышно. Теперь этот гул казался невыносимо громким. Хавьер инстинктивно прислушался к дыханию сестры. Оно было. Тихое, едва различимое, но было.
Люсия обмякла в кресле, её голова безвольно упала на грудь. Капля крови, застывшая у ноздри, казалась чёрной в тусклом свете аварийных ламп.
Хавьер не двинулся с места. Облегчения не пришло. Пришло онемение. Тотальное, всепоглощающее, как после контузии. Победа ощущалась как смерть. Он смотрел на Люсию не как на спасённую сестру, а как сапёр смотрит на обезвреженную бомбу, всё ещё не веря, что она не взорвётся ему в лицо.
Он заставил себя подойти. Медленно, словно двигаясь под водой. Его ноги едва слушались, мышцы были забиты адреналиновым шлаком. Он протянул руку, и его пальцы на мгновение замерли в сантиметре от её лба. Раньше он чувствовал это – слабое, вибрирующее, тошнотворное жужжание, исходящее от неё, как жар от раскалённого металла.
Сейчас – ничего. Её кожа была просто прохладной и слегка влажной. Пустой.
Лена откинулась на спинку скрипнувшего кресла. Её лицо, освещённое снизу зелёным светом терминала, походило на восковую маску. Она провела рукой по волосам, и Хавьер заметил, что её пальцы едва заметно дрожат.
– Протокол стёрт. Чисто, – сказала она в пустоту. Голос был ровным, но хриплым.
Хавьер не ответил. Он смотрел на лицо сестры, пытаясь найти в этих спокойных, безжизненных чертах хоть что-то узнаваемое. Его миссия была выполнена. Так почему на душе было так, словно он проиграл всё?
Тишина в помещении загустела. Хавьер слышал собственное дыхание, громкое и рваное. Слышал, как капает конденсат с трубы под потолком – редкие, тяжёлые капли, отбивающие ритм вечности.
Люсия не просыпалась.
Онемение начало отступать, уступая место холодному и липкому страху. Он ожидал чего угодно – криков, слёз, пробуждения. Но не этой восковой неподвижности.
– Что с ней? – его голос был чужим, надтреснутым.
Лена не повернулась. Её взгляд был прикован к экрану, где бежали строки диагностического кода.
– Нейронный шок, – ответила она так же ровно, будто комментировала сводку погоды. – Последний импульс вызвал каскадное обнуление. Синаптические связи перегружены. Системе нужно время на рекалибровку.
Слово «рекалибровка» ударило по Хавьеру сильнее любого удара. Онемение слетело с него, как струп. Мышцы свело судорогой.
– Рекалибровку?! – он вскочил, опрокинув стул. Грохот металла о бетонный пол был единственным резким звуком. – Это не чёртов компьютер, Лена!
Он сделал два шага к ней, его тень полностью поглотила её.
– Я видел, что ты с ней сделала! Я был там! В её голове! Ты хоть представляешь, на что это было похоже?
Лена медленно, очень медленно повернулась. В её глазах не было ни страха, ни вины. Только бездонная усталость.
– Да. Ты был, – её голос был тихим, но твёрдым, как сталь. – А значит, ты лучше других знаешь, что мы оттуда вырезали. Это была не просто рак сознания. Это была хирургия. А хирургия всегда оставляет шрамы.
Её спокойствие, её логика взбесили его ещё больше.
– Шрамы? – он выплюнул это слово, как осколок зуба. – Я видел её глазами, Лена. Я чувствовал, как ты её жжёшь. Тебе было плевать. Ты просто расчищала дорогу к своему брату.
Он сделал последний шаг, его кулак был твёрд, как камень. Он хотел её ударить. Хотел стереть эту ледяную правоту с её лица. Но её слова, жестокие и неоспоримые, уже сделали это за него. Рука, готовая к удару, бессильно повисла вдоль тела.
– Мне не было «плевать», – прошипела она, наклонившись вперёд. – Я делала то, что необходимо. То, на что у тебя…
– Не смей! – рявкнул он, но она его перебила.
– …не хватило бы ни знаний, ни духа! – её голос сорвался, но тут же снова стал ледяным. – Если бы я поддалась панике, если бы остановилась хоть на секунду… её мозг превратился бы в кашу. Она бы умерла. Прямо здесь.
Он отшатнулся, словно от удара. Её слова были правдой. И эта правда обожгла его, выжигая ярость дотла.
Лена встала, оказавшись с ним лицом к лицу. Она была ниже, хрупче, но в этот момент казалась скалой.
– Эта тишина, Хавьер… которая тебя так бесит… это и есть твоя победа. Ты получил то, за что сражался. Привыкай к ней.
Вся ярость схлынула, ушла в пол, оставив после себя лишь горький пепел. Он смотрел на неё и видел не монстра, а солдата. Такого же, как он сам.
Он медленно отступил. Подобрал стул. Поставил на место. Сел рядом с сестрой. Побеждённый. Протянул руку. Взял её безвольную ладонь. Холодная. Он закрыл глаза. Война кончилась. Он выгорел.
Прошло несколько часов. Хавьер задремал прямо на стуле. Он проснулся от прикосновения. Лена стояла рядом, в её руке была кружка с дымящимся кофе.
– Выпей, – сказала она тихо.
Он молча взял кружку. Горькая, горячая жидкость обожгла горло. Он посмотрел на Лену. Она выглядела так же, как и он. Измотанной.
– Всё кончено, Хавьер, – она говорила почти шёпотом. – Она свободна. Ты сделал это.
Её голос звучал… почти искренне. И в этот момент что-то в её измотанном лице показалось ему знакомым. Не аналитик. Не манипулятор. Просто солдат после боя. Он молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
И в этот момент Люсия шевельнулась.
Её пальцы дрогнули. Хавьер замер. Её ресницы дрогнули. А потом глаза открылись.
Они не были пустыми. Они были ясными. Осмысленными. Её взгляд остановился на нём. На губах появилась слабая, едва заметная улыбка.
– Хави?..
Голос был слабым. Но это был её голос. Настоящий.
Кружка выпала из его рук, с грохотом ударившись о пол. Ему было плевать. Он забыл обо всём. О боли, об усталости, о трупах. О Лене. Он опустился на колени перед креслом сестры. Хотел что-то сказать, но из горла вырвался лишь сдавленный, сухой всхлип. Он взял её руку. Она была тёплой. Он прижал её ладонь к своему лбу, закрыл глаза, и его плечи затряслись от одного-единственного, долгого, беззвучного спазма. Словно что-то внутри него, что держало его прямым все эти годы, наконец-то сломалось.
Она осторожно, всё ещё очень слабым движением, положила руку ему на затылок.
– Всё хорошо, Хави, – прошептала она. – Я дома.
Он был полностью поглощён этим моментом. Этим выстраданным чудом.
И поэтому он не заметил, как Лена тихо отошла к своему терминалу. Её лицо было бесстрастным, как у наблюдателя, фиксирующего удачный исход эксперимента. Она села в кресло, её пальцы забегали по клавиатуре. Последняя строка, которую она ввела, была простой:
EXECUTE: ARCHITECT_GENESIS.SELF
Её палец решительно нажал на «Enter».
Хавьер, подняв голову, краем глаза заметил её движение, но не придал этому значения. Его мир сузился до лица сестры.
Лена медленно провела пальцами по своей шее. Под её кожей, на одно короткое мгновение, вспыхнула и погасла тонкая, как паутина, сеть синих огней. Она была похожа на нейронную сеть. На карту звёздного неба.
Она закрыла глаза. Глубоко, спокойно вздохнула. И когда она открыла их снова, в них не было ни усталости, ни раздражения. Только абсолютное, божественное спокойствие. Тишина, которая воцарилась в её душе, была куда глубже и полнее той, что окружала их в комнате.
Она стала новым Архитектором.
Хавьер этого ещё не знал. Его война только что началась заново.
Глава 14: Новый Архитектор
Гул крови в ушах – фоновый шум его жизни – стих. И наступившая тишина была оглушительной, почти осязаемой. Хавьер сидел на краю медицинской койки, и эта тишина была единственной наградой. Ради неё он оставил за спиной коридоры, пахнущие кровью и антисептиком. Ради неё он превратил людей в мясо.
Люсия лежала под тонким синтетическим одеялом. Дышала. Ровно. Впервые за месяцы её грудь не вздымалась в судорожном, рваном ритме, словно тело вслепую боролось за каждый глоток воздуха. Бледная кожа, синева под глазами, искусанные в кровь губы – всё это осталось, как гематомы и ссадины после жестокой драки. Но в её глазах, когда она их открыла, больше не было цифрового призрака. Не было ледяного, оценивающего взгляда хищника. Там был просто свет, отражавшийся от стерильных панелей потолка. Там была она.
Он молчал. Его голос, грубый, привыкший к командам и выстрелам, мог разрушить это хрупкое равновесие. Он просто смотрел, как она изучает его лицо, словно видела впервые.
– Хави? – её голос был шёпотом, потрескавшимся от долгого молчания. Звук, который он думал, что потерял навсегда.
Он сглотнул ком, твёрдый, как камень. Кивнул. Не смог выдавить ни слова.
Она медленно, с видимым усилием, протянула руку и коснулась его щеки. Её пальцы были холодными.
– Ты… здесь.
– Я здесь, – наконец выдохнул он.
Они молчали. Единственным звуком был мерный, низкий гул, доносившийся из главного зала – системы жизнеобеспечения капсулы Михаила. Этот звук больше не казался угрожающим. Он был просто фоном. Белым шумом новой, пустой страницы.
– Помнишь… – начал он тихо, подбирая слова, как сапёр провода. – Тот компас? В жестяной коробке из-под печенья. Под старым оливковым деревом.
Слабая, едва заметная улыбка тронула уголки её губ. Воспоминание пробилось сквозь пелену травмы.
– Компас… который не работал. Стрелка… всегда показывала на тебя.
– Я говорил, что я и есть твой север, – его собственный голос показался ему чужим, мягким. Он не говорил так уже очень, очень давно. Он чувствовал, как напряжение, державшее его позвоночник прямым последние недели, начало отпускать. Мышцы плеч, сведённые в камень, понемногу размягчались. Адреналин схлынул, оставив после себя выжженную, гулкую пустоту. И в эту пустоту медленно, по капле, просачивалось что-то похожее на покой.
Но потом улыбка на её лице исчезла. Взгляд снова стал мутным, сфокусировался на чём-то за его плечом, на чём-то, чего в комнате не было.
– Хави… я их помню, – прошептала она, и холод её пальцев на его щеке стал ощутимее. – Всех. Тех охранников… в бункере. Одного звали Маркус. Он… он думал о запахе блинчиков, которые его жена готовит по субботам. О том, как его маленькая дочка смеётся, когда он подкидывает её на руках. Он думал об этом, когда я…
Её голос сорвался, превратился в сдавленный хрип. Тело задрожало.
К чёрту покой.
Хавьер сжал её руку, его ладонь почти полностью накрыла её хрупкую кисть. Лицо снова стало маской. Мышцы напряглись. Пустота внутри мгновенно заполнилась привычной, глухой яростью, но на этот раз её целью было нечто неосязаемое. Память.
– Это в прошлом, – произнёс он жёстко, вбивая слова, как гвозди. – Слышишь? Прошлом. Их больше нет. «Пастыря» нет.
– Но я есть, – прошептала она, и слеза медленно покатилась по виску, теряясь в волосах. – Я помню их страх. Хави, я чувствовала его. Он до сих пор во мне. Как… как ожог.
Он замолчал, не находя слов. Он выиграл войну. Он притащил её с поля боя, истекающую кровью, но живую. И только сейчас понял, что часть её навсегда осталась там, среди призраков, которых она сама и создала. Его победа была отравлена с самого начала. Она была не концом страданий, а началом нового, тихого, персонального ада. Ада, из которого он не мог её вытащить.
Он просто сидел рядом, держал её холодную руку и смотрел, как её плечи беззвучно содрогаются.
За тысячи километров, в стерильном, пахнущем дорогим кофе и озоном ситуационном центре в Москве, Кирилл смотрел на экран. Мир за окном был залит холодным сиянием столичной ночи, но здесь, в этом аквариуме из стекла и стали, царил вечный искусственный день.
Рядом с ним стоял молодой аналитик, бледный, с красными от бессонницы глазами. Его голос был почтительным, но в нём дрожало плохо скрываемое потрясение.
– Зафиксировано в ноль три сорок семь по Гринвичу, товарищ полковник. Короткий, но экстремально мощный психо-эмпатический всплеск. Источник – геотермальная станция «Хеймдалль-7», Исландия. Заброшена с девятнадцатого года.
На тактической карте мира вспыхнула и погасла крошечная красная точка.
– Одновременно, – аналитик перелистнул страницу на планшете, – мы получили синхронные отчёты о спонтанных психотических срывах у сорока семи субъектов по всему миру. Лос-Анджелес, Берлин, Токио… Все – бывшие «агнцы» Консорциума, все связаны с проектом «Шум».
Кирилл не отрывал взгляда от карты. Он отхлебнул горький, остывший кофе из бумажного стаканчика. Вкус был отвратительный. Он поставил стакан на стол, звук показался оглушительным в напряжённой тишине. Предсмертный крик «Пастыря». Он узнал его почерк, его масштаб. Орлова. Она не просто деактивировала протокол. Она его выпотрошила.
Он вспомнил её – тихую, до смешного педантичную, с её дурацкими виниловыми пластинками и взглядом, который, казалось, видел не тебя, а структуру твоих данных. Он всегда знал, что за этой маской перфекциониста скрывается что-то жёсткое, нечто абсолютно безжалостное. Что-то, что проснулось, когда система тронула её брата.
«Она не просто стёрла его, – пробормотал он так тихо, что аналитик не расслышал. – Она его вскрыла. Как консервную банку».
Он повернулся, его лицо было непроницаемым.
– Это всё?
– Есть кое-что ещё, – аналитик нервно сглотнул. – От нашего источника в Aethelred Dynamics. Хелен Рихтер… она среди пострадавших. Найдена в состоянии полного кататонического ступора. Бормочет одно и то же слово. «Фальшиво».
Кирилл кивнул. Игра закончилась. И началась новая, куда более опасная. Лена была не просто беглой переменной. Она держала в руках ключ к оружию, способному обрушить всю мировую архитектуру контроля. И она была нестабильна. Непредсказуема.
– Присвоить объекту «Орлова, Елена Сергеевна» высший приоритет угрозы. Кодовое имя – «Архитектор». Она больше не бывший агент. Она – новый нулевой пациент, – его голос был ровным и холодным, лишённым любых интонаций, кроме приказа. – Задача: найти. Изолировать. Любой ценой.
Аналитик вытянулся в струнку.
– Есть, товарищ полковник.
Кирилл снова повернулся к экрану. Он смотрел на одинокую точку на карте и думал о Хавьере Рейесе, бывшем оперативнике «Аквилы», чьё досье он изучил до последней запятой. Идеальный инструмент. Сильный, предсказуемый в своей преданности сестре. Он не знал, был ли Рейес ещё жив. Но если был, то он находился в эпицентре бури, даже не подозревая, что держит за руку не спасительницу, а детонатор.
Люсия уснула, измученная слезами и воспоминаниями. Хавьер осторожно высвободил свою руку и укрыл её получше. Он вышел из медицинского отсека, оставив её в тишине.
Главный зал станции встретил его ударом плотного, влажного жара. Воздух был тяжёлым, насыщенным запахом разогретых минералов, серы и металла. Так, наверное, пахнет в кузнице у дьявола. С потолка, терявшегося в полумраке высоко наверху, свисали гирлянды толстых кабелей и ржавеющие фермы. Где-то в глубине станции гудели геотермальные турбины, и этот гул отдавался вибрацией в бетонном полу.
Он увидел Лену.
Она стояла у центрального терминала, подключённого к криокапсуле её брата. Она не отдыхала. Она не сидела рядом, не ждала, не молилась. Она работала. Её спина была прямой и напряжённой, как натянутая струна. Пальцы летали над сенсорной панелью с такой скоростью, что сливались в размытое пятно. Она была похожа не на сестру, дождавшуюся спасения брата, а на инженера перед критически важным запуском ракеты.
Что-то было не так.
Это был не логический вывод. Это был укол чистого животного инстинкта. Того самого, что заставлял его проверять углы в пустой комнате и смотреть на руки собеседника, а не в глаза. Тот инстинкт, который за последние часы убаюкала фальшивая победа, сейчас заорал, как сирена тревоги.
Хавьер подошёл ближе. Звук, который он принял за системы жизнеобеспечения, был другим. Более мощным. Глубоким. Это был не писк медицинских мониторов, а гул работающих на пределе вычислительных мощностей. Он заглянул ей через плечо.
На огромном голографическом дисплее была не кардиограмма. Не энцефалограмма. Там висела, медленно вращаясь, пульсирующая синим архитектура. Нейронная сеть. Похожая на «Пастыря», но в тысячи раз сложнее. Изящнее. Совершеннее.
В углу экрана Хавьер увидел строку состояния. Она была написана на том же корпоративном новоязе, который он успел возненавидеть.
[СИСТЕМА «АРХИТЕКТОР». ИНТЕГРАЦИЯ С НОСИТЕЛЕМ… 98%.]
[БИО-БРАНДМАУЭР «МИХАИЛ». СТАТУС: ОПТИМАЛЬНЫЙ.]
Желудок скрутило в ледяной узел, несмотря на жаркий, влажный воздух. Он не понимал всех слов, но смысл был ясен, как выстрел в упор. Он посмотрел на неподвижное, бледное лицо Михаила за стеклом капсулы. Потом на Лену.
Его рука легла ей на плечо. Тяжело. Как камень.
– Лена. Что ты делаешь?
Она замерла. На одно короткое мгновение её пальцы остановились. Потом она медленно, очень медленно повернулась.
Если бы Хавьер верил в дьявола, он бы решил, что смотрит ему в глаза. Но в её взгляде не было зла. Не было ненависти. Не было даже триумфа. Там не было ничего человеческого. Только холодный, ясный, всепроникающий интеллект. Спокойная уверенность программы, которая только что закончила установку в идеального носителя.
– Спасибо, Хавьер, – её голос был ровным, без единой эмоции. Как будто она диктовала отчёт. – Твоя часть сделки выполнена. Ты был эффективным инструментом.
Слово «инструмент» вошло в него, как осколок стекла. Не больно, но глубоко, задев что-то жизненно важное. Он убрал руку с её плеча, словно обжёгшись.
– Что… это… такое? – он кивнул на экран, на пульсирующую синюю галактику.
Она проследила за его взглядом. В её глазах не было ни гордости, ни радости. Лишь констатация факта.
– Это – порядок, – просто сказала она.
Она повернулась к экрану и лёгким жестом вывела на него новые данные. Карту мозга её брата, испещрённую сложными формулами и графиками.
– Ты думаешь, я хотела его вылечить? Хавьер, это было бы так… неэффективно. Его мозг, его состояние – это не болезнь. Это уникальная, стабильная конфигурация. Результат неудачного эксперимента СВР подарил мне то, на что у Консорциума ушли бы десятилетия. Идеальный биологический брандмауэр. Непробиваемый. Неуязвимый к любому внешнему воздействию. Он – идеальный страж.
Хавьер смотрел на экран, и слова начали складываться в единую, чудовищную картину. Брандмауэр. Носитель. Интеграция. Он снова перевёл взгляд на Лену, и в этот раз увидел.
– Ты… – прохрипел он.
Она слегка наклонила голову, как будто анализируя его замедленную реакцию.
– Консорциум был прав в своей цели. Контроль. Но их методы были грубыми. Несовершенными. «Пастырь» был ошибкой, бета-версией. Зависимый от нестабильных носителей, уязвимый к обратной связи.
Она говорила о технологии, убивавшей его сестру, как инженер говорит о дефектном коде. Отстранённо. Беспристрастно.
– Я не спасала брата, Хавьер. Я спасала самый ценный и незаменимый компонент моей новой системы. Системы, которая не будет делать ошибок. Системы, где будет один Архитектор. Один Пастырь. Идеальный. Абсолютный.
Она медленно провела кончиками пальцев по своей шее. Под её бледной кожей, точно под копирку повторяя рисунок на экране, вспыхнула и погасла тонкая, как паутина, сеть синих линий. Это длилось одно мгновение, но Хавьеру показалось, что он заглянул в бездну.
Он отшатнулся.
Он не победил. Не уничтожил угрозу. Он просто провёл нового, более совершенного хищника к власти, расчистив ему дорогу телами и сломанной душой своей сестры. Вся его боль, вся ярость, вся жертва – всё это было топливом для её восхождения. Он был её тараном. Её ключом. Её тупым, кровавым инструментом.
– Что ты наделала… – это был не вопрос. Это был шёпот человека, который смотрит на руины своего мира.
Взгляд Лены сместился, сфокусировался на чём-то за его спиной, в стороне медицинского отсека, где спала Люсия.
– Оптимизацию, – ответила она. Её голос оставался таким же бесцветным. – А теперь нужно убрать лишние переменные. Свидетелей. Тех, кто живёт вне системы.
Она снова посмотрела на него. В её глазах не было приказа. Была уверенность. Уверенность программы, знающей, для чего предназначен каждый её компонент.
– Начнём с «Отшельников» на «Пике Змея». Они – аномалия. Угроза порядку. Ты устранишь их.
Она не спрашивала. Она констатировала. Она давала ему новую цель, потому что знала, что он, Хавьер Рейес, не может существовать без цели. Он – оружие. А оружию нужен тот, кто будет нажимать на спусковой крючок. И она только что стала этим единственным, главным оператором.
Он смотрел в её пустые, светящиеся синевой изнутри глаза. Он видел свой следующий приказ. Видел свою следующую бойню. Видел свою новую клетку, которую он с таким трудом построил собственными руками.
И его мир, который он только что с таким трудом собрал, рассыпался. Не в пыль. В набор бессмысленных, неработающих деталей. Победа оказалась бракованной запчастью.
