Текст книги "Страж/2025 (СИ)"
Автор книги: Sergey Smirnov
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Хавьер смотрел на безмятежное лицо Люсии, и впервые его охватил не гнев, а ледяной, всепоглощающий ужас. Он бежал не от безликой корпорации. Он бежал не от шпионов.
Он бежал от призраков, которых сам же и породил. И они пришли забрать его сестру.
Союз с этой женщиной больше не был выбором. Это была единственная пуля, оставшаяся в его магазине.
Глава 3: Конструктор
Дмитрий Воронов не любил спешки. Он считал её признаком скудости ума и ресурсов. Спешка была инструментом мясников и биржевых маклеров, но не архитекторов. А он себя, без сомнения, числил по ведомству архитекторов.
Никакого стекла и хрома, никаких панорамных окон с видом на суетливый город. Только тёмное, почти чёрное дерево книжных шкафов с редкими книгами по искусству и психологии. Стены, обитые тканью винного цвета, поглощали любой лишний звук.
Воздух, тёплый и плотный, пах свежесваренным в медной турке кофе – густо, смолисто.
Единственным ярким пятном была картина на стене – работа художника-бунтаря из шестидесятых. Абстрактная композиция из рваных линий и тревожных пятен, которую он разыскал в частной коллекции в Цюрихе. Называлась «Структура хаоса».
Воронов откинулся в глубоком кожаном кресле, которое отозвалось тихим, усталым скрипом. На огромном, встроенном в стену экране разворачивалось немое кино. Десятки окон с камер наблюдения вокзала в Гамбурге показывали одну и ту же сцену: толпа, в одно мгновение обезумевшая, превратившаяся в поток мечущихся тел. Размытые фигуры в серой форме. И два силуэта – высокий мужской и хрупкий женский, – исчезающие в этой мешанине.
– Посмотри на это, Антон, – сказал Воронов, не повышая голоса. Его тон был бархатным, неторопливым, словно он комментировал неудачную постановку. Он медленно помешивал крошечной серебряной ложечкой кофе в фарфоровой чашке. – Какая грубая работа. Шумно, без капли изящества. Они пытаются оперировать скальпелем как топором.
В углу комнаты, за терминалом, похожим на пульт управления полётами, сидел Антон «Сыч». Молодой, с вечно усталыми глазами и копной взъерошенных волос, он был полной противоположностью своему начальнику. Его пальцы не порхали, а били по клавиатуре – коротко, точно, без лишнего движения.
– Они спугнули цель, – бросил Сыч, не отрываясь от монитора. Голос сухой, как треск статики. – Орлова ушла с Рейесом. Потеряли обоих.
– Потеряли? – Уголки губ Воронова под усами дрогнули в усмешке. Он поставил чашку на блюдце с мелодичным стуком. – Голубчик, они не потеряли их. Они просто сменили декорации в нашей пьесе. Леночка – умная девочка. Она думает, что вырвалась на свободу, но на самом деле просто бежит по коридору, который мы для неё построили. Она приведёт его к нам. Нужно лишь дать ей достаточно длинный поводок.
Сыч на секунду замер. – Или он её убьёт. Он бывший «Аквила». Нестабильный. В его досье три случая немотивированной агрессии. Он непредсказуем.
– Вот это и есть самое любопытное! – Воронов с видимым удовольствием откинулся на спинку кресла. – Непредсказуемость. Этот Рейес – не пешка. Он дикая карта. Словно персонажа Достоевского забросили в мир холодных технологий. Он действует на инстинктах, на вине, на ярости. Он сломает все их алгоритмы.
Воронов сделал глоток кофе, закрыв глаза. Он наслаждался моментом, раскладывая партию в своей голове. Хелен Рихтер и её корпоративные псы видели лишь угрозу, которую нужно ликвидировать. Глупцы.
Он же видел уникальный экземпляр, шедевр. «Пастырь» в его первозданном виде, охраняемый таким берсерком, как её брат, – это было не оружие. Это было произведение искусства. Искусство, которое он намеревался понять, разобрать и собрать заново. Но уже под своим именем.
Он открыл глаза. – Они побегут. Им понадобятся деньги, укрытие. Рейес потянется к своему прошлому. К тем, кому ещё может доверять. Найди мне всё о его старом друге… Марко. Владелец бара в Марселе. «Le Trident». Пора двигать фигуры.
Сыч молча кивнул, и его пальцы снова забегали по клавиатуре.
– И проследи, чтобы люди Рихтер не слишком усердствовали, – добавил Воронов, глядя на застывшую на экране картину хаоса. – Нам не нужно, чтобы они сломали наш экспонат до того, как он попадёт в коллекцию.
Марсель встретил их запахом гниющей рыбы, соли и дизеля. Плотный, влажный туман полз от моря, оседая липкой плёнкой на всём. Он приглушал звуки порта – далёкие гудки судов, крики чаек, скрежет кранов – и превращал мир в серую, размытую муть.
Они нашли укрытие в заброшенном складе на окраине портовой зоны. Ржавые стены из гофрированного металла были холодными и мокрыми. Сквозь дыры в крыше пробивались тусклые лучи света, выхватывая из полумрака горы прелых ящиков и столбы пыли, застывшие в неподвижном воздухе.
Пахло мазутом, плесенью и той особой гнилостной сладостью, какая бывает только у безнадёги.
Хавьер стоял у ворот, его силуэт был почти чёрным на фоне серого неба. Он не двигался, но всё его тело было напряжено, как сжатая пружина. Он сканировал пространство, оценивая каждый звук на предмет угрозы. Мир снова сузился до понятных ему категорий: сектор обстрела, укрытие, путь отхода.
В глубине склада Лена сидела на пыльном ящике. Ноутбук бросал на её лицо холодный голубоватый свет. Она выглядела чужеродным элементом в этом мире упадка – сосредоточенная, неподвижная, словно хирург перед операцией. В углу, на старом брезенте, укрытая его курткой, спала Люсия.
Хавьеру хотелось разбить что-нибудь. Стену. Чей-нибудь череп. Глухая, бессильная ярость поднималась изнутри, обжигая глотку кислотой. Он был солдатом. Его учили решать проблемы. Но эта была нематериальна. Её нельзя было застрелить. Она была внутри головы его сестры, и ключи от этой тюрьмы были у женщины, которой он не доверял.
Он обернулся. Лена не поднимала головы. – Ну? – его голос прозвучал резко, как щелчок затвора.
Она не вздрогнула. – Протокол «Пастырь»… он гениален, – сказала она тихо, своим ровным голосом, будто читала лекцию. – Он не имеет центрального сервера. Он децентрализован и использует нейронную сеть носителя как процессор. Люсия – не просто маяк. Она живой роутер.
– Мне плевать, как это называется, – прорычал Хавьер, подходя ближе и нависая над ней. – Ты сказала, что можешь помочь. Как?
Лена наконец подняла на него глаза. Её взгляд был пуст – ни страха, ни сочувствия. Лишь холодная, отстранённая оценка специалиста, изучающего неисправный механизм. – Чтобы его подавить, нужен ключ. Биометрический код, который заставит протокол распознать команду «отключение».
– Где его взять?
– Его нужно создать, – Лена снова уставилась в экран. – Для этого мне нужны две вещи. Первое – полные исходники программы «Шум» и проекта «Эхо». Они в архивах Воронова.
Хавьер хмыкнул. – Всего-то. Зайти в гости к русской разведке. Что ещё?
Лена помолчала. – Это половина проблемы. Для расшифровки и компиляции нужен нейроинтерфейсный процессор «Цикада-7». Экспериментальное оборудование. Их меньше двадцати штук.
Она снова посмотрела на него. – И каждый отслеживается. Aethelred, СВР, Моссад, ЦРУ. Как только мы его включим, мы станем неоновой мишенью. У нас будет… может, несколько часов, прежде чем на нас обрушатся все.
Хавьер медленно переваривал информацию. Тишину нарушала только мерная капель: с проржавевшего листа на крыше срывалась вода. Шлёп. Пауза. Шлёп.
Он посмотрел на Люсию. На её бледное лицо. – Значит, – сказал он наконец, и голос его сел, лишившись ярости. В нём осталась только тяжёлая, свинцовая усталость. – Нам нужно то, что почти наверняка нас убьёт, чтобы получить шанс её спасти.
– Вероятность успеха ниже семнадцати процентов, – уточнила Лена бесстрастно.
– Порядок, – кивнул Хавьер. Он снова отвернулся к выходу. – Где достать эту… «Цикаду»?
– На чёрном рынке. Но это будет очень дорого. И очень опасно.
– Всё в этом мире дорого и опасно, – бросил он через плечо.
К вечеру Марко нашёл их. Бывший сослуживец Хавьера, здоровенный корсиканец, он владел баром «Трезубец» в лабиринте старых марсельских улочек. Он не задавал вопросов. Просто посмотрел на Хавьера, на спящую Люсию, кивнул и провёл их в заднюю комнату.
Здесь было тепло и пахло жизнью: жареным луком, чесноком, пивом. Марко молча принёс им две тарелки с дымящимся рагу, хлеб и воду. Затем так же молча удалился, лишь на секунду задержав на Хавьере взгляд. Взгляд, в котором не было вопросов. Этого хватило.
Они ели в тишине. Напряжение между ними никуда не делось, но здесь, в этом крошечном закутке, пахнущем едой, оно утратило свой ледяной звон.
Хавьер заметил это не сразу. В ушах Лены торчали белые наушники, из которых доносилось тихое шипение. – Что ты слушаешь? – спросил он, когда тарелки опустели.
Лена вздрогнула. – Что?
– В ушах. Что это?
– А. Ничего. Это белый шум.
– Зачем?
Она отвела взгляд. Поколебалась. – Сигнал «Пастыря»… он оставляет эхо, – сказала она наконец, и голос её стал ещё тише. – Не только от неё. От всех… объектов, с которыми я работала. Когда я анализирую сигнал, я… ну, я слышу их. Не голоса. Ощущения. Страх. Боль. Шум помогает… заглушить. Отфильтровать.
Она замолчала. Хавьер смотрел на неё, и его инстинкт, кричавший, что она – враг, впервые дал сбой. Он не до конца понимал, о чём она, но уловил главное. Он услышал отголосок собственной боли. Желание заткнуть уши и заглушить прошлое.
Он увидел не шпионку Воронова. Он увидел такого же загнанного зверя, как он сам.
Он ничего не сказал. Просто молча кивнул.
И в этой тишине между ними возникло что-то хрупкое и безымянное. Не доверие. Ещё не союз. Простое, звериное понимание: они оба – раненые, забившиеся в одну нору, чтобы пережить бурю.
Через час, когда Лена задремала, Хавьер встал. Он подошёл к Люсии, поправил на ней куртку, проверил пульс. Ровный. Сильный.
Он отошёл в тёмный угол, достал старый спутниковый телефон и набрал номер по памяти.
– Аптекарь. Это Страж.
Голос на другом конце был спокойным, с лёгким итальянским акцентом. – Страж. Думал, ты уже в утиле. Что нужно?
Хавьер ценил эту прямоту. Аптекарь был циничной сукой, но его кодекс Хавьер знал и уважал: тот работал за деньги и не предавал клиента, пока контракт не закрыт. Самый надёжный человек в их мире.
– Мне нужна «Цикада-7», – сказал Хавьер тихо. – Срочно.
На том конце повисла пауза. Хавьер услышал, как звякнул лёд о стекло. – Серьёзный запрос, – протянул Аптекарь. – За этой железкой сейчас бегают все. Это не просто дорого. Это громко. Ты уверен?
– Цена не имеет значения. Можешь или нет?
Ещё одна пауза. – Есть вариант. Грязный. Со склада недавно «ушла». Забрать придётся самому. Неаполь. Церковь Сан-Дженнаро, старые кварталы. Двое суток, полночь. Ящик из-под вина у алтаря.
– Чисто? – спросил Хавьер.
– Место чистое. Товар – нет. Он оставляет след. Твоя проблема. Деньги вперёд. И, Страж… не ошибись. Второй раз я тебе её не достану.
Аптекарь повесил трубку.
Хавьер выключил телефон. На его лице впервые за последние дни появилось что-то похожее на облегчение. План был. Цель была. Он был уверен в Аптекаре.
Он вернулся к дивану и сел на стул рядом, положив пистолет. Он посмотрел на Лену, потом на Люсию. Впервые у него была не просто надежда. У него был путь.
И он вёл в Неаполь.
Глава 4. Неаполитанская западня
Комната была вакуумом. Стены, обитые звукопоглощающими панелями, съедали любой случайный шорох. Здесь не было окон. Не было ничего, что могло бы внести в стерильный порядок хоть каплю хаоса.
Единственный источник света – узкая светодиодная полоса под потолком – заливал пространство холодным, хирургическим сиянием. Пол – толстый чёрный каучук, топящий в себе и свет, и звук. На нём стоял стол из чёрного металла. И женщина, склонившаяся над ним.
Хелен Рихтер работала с точностью нейрохирурга. В её тонких пальцах, облачённых в нитриловые перчатки, крошечный пинцет удерживал латунную шестерёнку. Лёгкое движение, щелчок, и деталь встала на своё место в обнажённом механизме старинной музыкальной шкатулки.
Она брала сломанные, хаотичные системы и восстанавливала их предсказуемую гармонию. Или, если восстановление было невозможно, убирала их со стола навсегда.
Проект «Пастырь» был именно такой сломанной системой. Актив, вышедший из-под контроля. Репутационный риск, который вносил в её отчёты недопустимый диссонанс. Провал в Гамбурге не разозлил её. Он вызвал лишь холодное раздражение, как если бы формула дала сбой из-за неучтённой переменной.
Переменной по имени Хавьер Рейес.
Она знала этот тип. Машины, переделанные под один-единственный инстинкт – защиту. Такие люди были предсказуемы. Когда их загоняли в угол, они не искали выход – они пробивали новую стену. И всегда оставляли за собой кровавый, легко читаемый след.
Поэтому она не стала усиливать давление. Она просто ждала, когда Рейес сам придёт за наживкой, которую она ему оставит.
На поверхности стола беззвучно завибрировал терминал. На чёрном экране высветилось одно слово: «АПТЕКАРЬ».
Хелен отложила пинцет и коснулась сенсора.
– Говорите. – Голос Хелен был ровным, механическим. Без интонаций.
– Госпожа Рихтер, – голос на том конце был вкрадчивым, с едва заметной неаполитанской хрипотцой. В нём сквозила смесь подобострастия и жадности. – Клиент клюнул. Как вы и предсказывали.
Хелен молчала, давая ему заполнить паузу. Такие, как он, не выносят тишины.
– Он… он звонил час назад, – затараторил Аптекарь. – Заказ на «Цикаду-7». Спрашивал, можно ли достать. Я сказал, что это почти невозможно, но для такого старого друга… В общем, он будет в Неаполе. Через двое суток.
– Место встречи? – голос Хелен вернул его в холодное настоящее.
– Заброшенная церковь Сан-Дженнаро-аль-Ольмо. Тихое место. Изолированное. Идеально для передачи.
– Подготовьте место, – приказала Хелен. – Передайте актив. Маяк активируете только по моему сигналу. Группа «Зачистки» уже выдвинулась. Они будут на позиции за двенадцать часов до прибытия объекта.
– А… русские? – с запинкой спросил Джанни. – Он ведь не один. С ним их аналитик.
– Мы учли этот фактор, – отрезала Хелен. – Ваша задача – передать кейс и исчезнуть. Любое отклонение от протокола будет расценено как нарушение контракта. Последствия вам ясны.
– Да, госпожа. Всё будет сделано. В лучшем виде.
– Конец связи.
Хелен прервала звонок. Она взяла последний, самый тонкий вал и аккуратно вставила его в паз. Затем закрыла крышку из палисандрового дерева, инкрустированную перламутром. Повернула ключ.
Изнутри полилась кристально чистая, математически выверенная мелодия – одна из инвенций Баха. Каждая нота следовала за предыдущей с безупречной логикой. Никакого хаоса.
Она смотрела на вращающиеся под стеклом шестерёнки. Уголок её губ дёрнулся, исказив идеальную линию рта. Чистая механика удовлетворения.
Марко организовал им место на ржавом корыте, идущем в Неаполь. Трюм этого грузового судна был ловушкой из стали и гнили, спрессованной в пространстве десять на десять метров. Воздух – густой, тяжёлый, пропитанный запахом солярки, соли и сладковатой гнили от влажных ящиков.
Низкочастотный гул дизельного двигателя не прекращался. Он проникал сквозь кости, вибрировал в зубах. Пол постоянно уходил из-под ног, подчиняясь ленивой, тошнотворной качке.
Хавьер сидел на одном из ящиков, прислонившись к холодной переборке. Он методично чистил свой Glock. Движения были выверенными, механическими – его способ медитировать. Он извлёк магазин, выщелкнул патроны, протёр каждый из них сухой тряпкой. Это успокаивало.
Напротив, на раскладном стуле, сидела Лена. Её ноутбук стоял на перевёрнутом ящике, от его экрана исходил холодный синий свет. Тонкие провода тянулись к датчикам, приклеенным к вискам Люсии.
Люсия лежала на койке из старых брезентовых мешков, неподвижная, как фарфоровая кукла. Она была здесь, и её не было.
Хавьер поднял взгляд на Лену. Она хмурилась, глядя на экран, где дёргались зелёные линии.
Инстинкты орали. Положиться на одного человека, которого он не видел пять лет. Слишком просто. Слишком чисто. Ловушка. Он это знал. Чувствовал кожей.
Он перевёл взгляд на сестру. На её бледное, безмятежное лицо. И заткнул этот голос. Отчаяние было сильнее инстинкта. Он должен был верить в этот план, потому что других не было.
Джанни был старым сослуживцем. Они вместе вытаскивали друг друга из такой грязи, что этот трюм на её фоне казался операционной. Джанни не предаст. Не мог.
– Бесполезно, – голос Лены вырвал его из мыслей. Он был тихим, но в нём слышалось раздражение. – Гул двигателя создаёт слишком много помех. Данные – просто мусор.
Она с досадой потёрла виски. Она сняла наушники, из которых доносились обрывки какой-то рабочей аудиозаписи на русском, и в тусклом свете Хавьер видел, как она повесила их на шею. Её личное спасение от шума.
И в этот момент, в тишине, нарушаемой лишь гулом, Люсия, не открывая глаз, произнесла одно слово.
Оно прозвучало чётко, ясно, без акцента. На русском.
– Кассиан.
Хавьер застыл. Его пальцы, державшие патрон, сжались так, что латунь впилась в кожу.
Лена вздрогнула, словно от удара. Она резко обернулась на Люсию. Её стилус со стуком упал на металлический пол.
Люсия снова замолчала. Словно ничего не произошло.
Но они оба знали, что это не так.
– Что это было? – голос Хавьера был почти шёпотом, но в нём звенела сталь.
Лена медленно подняла стилус. Её пальцы слегка дрожали.
– Я… я не знаю, – она пыталась говорить своим обычным, аналитическим тоном, но голос её подвёл. – Это… аномалия. Протокол использует её речевой аппарат.
Хавьер медленно вставил патрон в магазин. Щелчок прозвучал оглушительно громко.
– Она сказала русское имя. Твоё имя она тоже знает?
Лена вскинула на него глаза. В них плескалась смесь страха и злости.
– Это не имеет значения! Это доказывает, что протокол активен. Он слушает. Он обрабатывает информацию. Он… эволюционирует.
– Он слушает, или это твои фокусы? – Хавьер прищурился. Недоверие, которое он пытался похоронить, вернулось.
– Не будь идиотом! – её голос сорвался, обычная холодность треснула. – Если бы я могла это контролировать, мы бы не сидели в этой ржавой коробке, надеясь на твоего сомнительного друга-контрабандиста!
Она резко отвернулась, уставившись в экран. Хавьер тоже замолчал. Он закончил собирать пистолет, провёл ладонью по холодному затвору. Лена была права. Но это не отменяло того, что его сестра только что заговорила голосом их врага.
Он посмотрел на неё. Внутри неё, в нейронной сети её мозга, угнездился чужой. И этот чужой только что поздоровался.
Неаполь встретил их не видами Везувия, а тяжёлым, влажным воздухом портовой зоны. Пахло рыбой, мазутом и канализацией. Сумерки окрасили небо в грязно-лиловый цвет.
Они сошли на берег по шаткому трапу. Хавьер нёс Люсию на руках. Она была почти невесомой, но её неподвижность была тяжестью мёртвого груза. Лена шла рядом. Три тени в чужом, враждебном городе.
Из тёмного проёма между складами вышла фигура.
«Аптекарь».
Он был одет в дорогой серый костюм, который смотрелся здесь неуместно. Даже в тусклом свете одинокого фонаря его гладко зачёсанные волосы лоснились от геля, на загорелом лице сияла белозубая улыбка.
– Хави, друг мой! Я уж думал, вы не доберётесь! – его голос был громким, показным, фальшивым.
Он широко раскинул руки для объятий. Хавьер сделал едва заметный шаг в сторону, так что Джанни лишь неловко похлопал его по здоровому плечу.
– Дорога была долгой, Джанни.
– Понимаю, понимаю! – Аптекарь не подал вида, что заметил холодность. Его взгляд быстро скользнул по Лене и задержался на безвольном теле Люсии. – Бедняжка. Пойдёмте, здесь недалеко. Я нашёл для вас идеальное место.
Он повёл их по узким улочкам к массивным дверям старой церкви. Табличка рядом гласила: «Chiesa di San Gennaro all’Olmo».
Джанни толкнул тяжёлую створку. Скрип петель эхом разнёсся в тишине.
– Прошу.
Внутри пахло холодным камнем, въевшимся за века ладаном и пылью. В центре нефа стоял одинокий, тяжёлый кейс из чёрного пластика.
– Вот, – Джанни указал на него. – «Цикада-7». Последняя в Европе, не шучу. Еле достал.
Хавьер осторожно опустил Люсию на одну из длинных церковных скамей. Он смотрел на Джанни. Тот суетился, поправлял свой безупречный галстук, избегал смотреть ему в глаза.
Он врёт.
Это был инстинкт. Чистый, животный инстинкт, отточенный годами в самых грязных дырах этого мира.
– Место чистое? – спросил Хавьер, и его голос в гулкой акустике прозвучал как выстрел.
Джанни рассмеялся. Слишком громко, слишком нервно.
– Чище, чем совесть Папы Римского, Хави! Клянусь матерью. Никто не знает об этом месте. Ну, мне пора, дела… Сам понимаешь.
Он снова похлопал Хавьера по плечу и, не дожидаясь ответа, почти бегом направился к выходу. Его дорогие туфли стучали по каменному полу, торопливо, сбиваясь с ритма.
Дверь за ним захлопнулась. Звук эхом прокатился под сводами и затих.
Они остались одни.
Лена, не теряя ни секунды, подошла к кейсу и открыла его. Внутри, в мягком ложементе из чёрного поролона, лежал нейропроцессор. Ключ к спасению.
Надежда.
Хавьер стоял у входа, прислонившись к холодной стене и вглядываясь сквозь щель в двери в пустую, темнеющую улицу. Все его инстинкты кричали об опасности.
Но потом он посмотрел на Лену, на её лицо, освещённое светом из кейса, на котором впервые появилось что-то похожее на надежду. Он посмотрел на Люсию, спящую на скамье под взглядами святых с потрескавшихся фресок.
И он заставил себя поверить.
