Текст книги "Цвет сверхдержавы – красный. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Сергей Симонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 83 страниц)

   (Первая в нашей стране СУБД «Автодиректор» была реализована в 1965 году именно на ЭВМ «Киев», имевшей быстродействие всего 15000 оп/с, т. е. ЭВМ, пригодная для создания СУБД, в 1957 году уже создана.)

   – Если говорить очень упрощённо, эта программа представляет данные в виде таблиц, записанных на электронный магнитный носитель, – продолжал Лебедев. – В таком виде информацию легко структурировать, находить и обрабатывать. К тому же табличный вид привычен для работников Госплана, им так будет легче работать с данными, получаемыми от ЭВМ.

   – Сейчас то, что мы вам показали, это ещё не рабочая система, – пояснил Лебедев. – Это – проба. Первый опыт связи ЭВМ между собой. Но мы упорно работаем, чтобы сделать из этого работающую систему управления экономикой.

   – Вы, Сергей Алексеич, ваши сотрудники, Виктор Михайлович со своими сотрудниками в Киеве, Анатолий Иванович Китов в ВЦ-1 – вы все делаете великое дело! – сказал Хрущёв. – От лица Коммунистической партии, Советского правительства и всего нашего народа благодарю вас за отличную работу. Когда система заработает на отечественном железе хотя бы в том объёме, как сейчас на «импортном» – жду от вас представлений на Государственную премию всех участников работы. А когда сделаете полноценную ОГАС – получите Ленинские премии, на каждого! – Никита Сергеевич был не просто доволен, он был окрылён успехом советских учёных.

   У него на глазах творилась история.

   Ближе к концу встречи Лебедев намекнул Хрущёву, что у него есть ещё кое-что для показа Первому секретарю ЦК. Никита Сергеевич отвёл Лебедева в сторону от остальных, поглощённых обсуждением увиденного.

   – Сейчас первая очередь ОГАС на вашей «БЭСМ-1М» в такой же базе данных работает? – спросил Хрущёв, когда остальные, не посвящённые в тайну, покинули зал.

   Под шифром «БЭСМ-1М» скрывался собранный из отдельных комплектующих компьютер из 2012 года, установленный в особо охраняемом помещении ИТМиВТ.

   – И да, и нет, – кивнул Лебедев и пояснил, – Там всё иначе. Во первых, программа написана на языке высокого уровня. В программу встроен собственный язык запросов и формирования таблиц. База данных записана на жёсткий диск неизмеримо бОльшей ёмкости, чем эти сундуки, – он указал на американские НЖМД, жужжащие у стены. – Шестьдесят лет развития технологий, Никита Сергеич... Мы и так уже из штанов выпрыгиваем, пытаясь реализовать хотя бы бледное подобие на нынешней элементной базе.

   – Пока что у нас долговременное хранение данных организовано на накопителях на магнитной ленте, – академик указал на несколько внушительных шкафов, выстроившихся вдоль стены.

   За застеклёнными дверцами в их верхней части виднелись могучие катушки с магнитной лентой.

   – У нас подобные ещё на первой БЭСМ использовались, но на них можно было записать всего-то 400 отдельных чисел, – сказал Лебедев. – А эти накопители позволяют записать на ленту один мегабайт информации, для нас это сейчас очень много. Это нам, кстати, тоже Иван Александрович посодействовал.

   – Помните, я рассказывал в прошлом году про эмигранта Понятовского и фирму «Ампекс», что видеомагнитофоны в Штатах выпускать начала? – напомнил подошедший Серов.

   – Помню, было что-то такое, – припомнил Хрущев.

   – Так вот, мы же туда нашего человека заслали. Вот он и переслал информацию о качественной магнитной пленке на лавсановой основе, и о разработанной на основе видеомагнитофона технологии записи информации из ЭВМ на магнитную ленту, – рассказал Серов. – С лентой калмыковские товарищи помучились изрядно, пока научились делать лавсановую основу, которая не ломается. Кстати, Мстислав Всеволодович тоже помог, – Серов с благодарностью посмотрел на Келдыша. – Главкосмосу качественная магнитная лента для регистрации разных там параметров очень пригодилась, вот и развернули производство. Видеомагнитофоны студийные тоже осваивают.

   – Почему не доложили? – нахмурился Хрущёв. – И кстати, Сергей Алексеич к твоим внешним делам разве допуск имеет?

   – Пришлось дать, – ответил Серов. – Ограниченный. Когда с «Ампэкса» начала информация приходить, понадобились консультации специалистов самого высокого класса. А не доложили, потому что нечего пока было докладывать. Ленту относительно недавно выпускать начали, видеомагнитофоны тоже пока штучно производят.

   – А вот накопитель – это пришлось покувыркаться двум министерствам, – пояснил Серов. – Сначала Калмыкову, а потом и Шокин подключился. Ох и весело было... Нам-то он тоже нужен, у нас в комитете, благодаря помощи Сергея Алексеевича, БЭСМ-2 поставили, она же теперь полностью на полупроводниковых микросборках, мы на ней уже коды ломать пытаемся... Объем данных растёт, хранить где-то надо... Вот и подсуетились.

   (БЭСМ-2 выпускалась малой серией, в реальной истории – несколько позднее. Но где один опытный экземпляр, там и два.)

   – К сожалению, накопитель по типу «Ампэкса» по сравнению с нашими ранними, что использовались на первой БЭСМ – изделие другой цивилизации, – сказал Лебедев. – Тут все на полупроводниках и частично на микросборках, а главное – плотность записи удалось существенно увеличить, и лента стала качественная – прочная, не рвётся и не ломается.

   – Сергей Алексеич, а нельзя ли на такие ленты, как это называется... зарезервировать всю информацию по теме «Тайна»? – спросил Хрущёв. – Нас ведь предупреждали, что этот ноутбук проработает всего несколько лет.

   – Не получится, Никита Сергеич, – покачал головой Лебедев. – Слишком много там информации. Чтобы зарезервировать только ту информацию, что на вашем ноутбуке, понадобится более 300 тысяч таких вот лент.

   – Триста тысяч? – Хрущёв не поверил своим ушам. – Не может быть... Неужели нельзя что-то придумать?

   – Пока ничего, – вздохнул Лебедев. – 60 лет развития технологий ни за год, ни за два, ни за пять лет не перепрыгнуть. Объем данных прислан гигантский. 300 гигабайт у вас на ноутбуке, еще 500 гигабайт на переносном накопителе, который у нас в ИТМиВТ, но там в основном программы для ЭВМ. Их мы стараемся лишний раз не трогать. Ещё по 64 гигабайта на картах памяти смартфона и планшета, но там проще, там, в основном фильмы, их переснимают, да навигационные карты, их тоже перефотографировать можно.

   – Твердотельный диск был почти свободный – там только операционная система для второй ЭВМ установлена, причём в минимальной конфигурации – для изучения. Вот с ней мы и работаем. Объём оперативной памяти позволяет хранить базу данных «Киберсин» прямо в ней – на так называемом RAM-диске, и периодически сохранять её на переносной диск. Правда, питание пришлось сделать автономное, с тремя контурами защиты – два автономных генератора, аккумуляторы, и два запасных генератора, на случай, если основные оба выйдут из строя.

   (У реальной IBM-360, на которой работала чилийская «Киберсин» в 1971 году, объём памяти – оперативной и дисковой – был явно не современный, однако же системе хватало. )

   – Вот это предусмотрительно, – похвалил Никита Сергеевич.

   – Когда полноценную ОГАС будем создавать, там не обойтись без дисковых накопителей большой ёмкости, – пояснил академик. – Тут мы работаем в двух направлениях. Первое – повышение плотности записи, но это процесс не быстрый. Второе – объединение нескольких дисковых накопителей в массив, воспринимаемый системой как единый диск большой ёмкости. (LVM) Эту идею мы обнаружили в присланных документах. Но и это не так быстро реализуется – нам бы сначала с концепцией «файловой системы» совладать.

   – Совладаете? – обеспокоенно спросил Хрущёв.

   – А у нас выбор есть? – невесело усмехнулся Лебедев. – Нам ещё повезло, что операционная система на присланных ЭВМ очень консервативна. Она и телетайпы как устройства ввода-вывода поддерживает, и ленточные накопители, достаточно команду набрать. Ситуация-то уникальная, новейшие наши устройства этой техникой воспринимаются как устаревшие.

   – Да, кстати, пойдёмте, я вам ещё одну потрясающую вещь покажу.

   Лебедев пригласил всех в соседнюю комнату. Там стояла тумба с электронной начинкой, величиной со стиральную машину-автомат. На ней сверху было несколько цилиндров, а сбоку на полочке был закреплён большой, кондового вида, вольтметр.

   – Это что такое, – спросил Хрущёв.

   – Это, Никита Сергеич, очень важное изобретение, – ответил Лебедев. – Электрофотографическая машина.

   Лебедев что-то нажал, и из машины вдруг один за другим полезли листы отпечатанного текста. Качество было так себе, бумага имела слегка серый вид, но текст был отчётливо читаемый. А главное, текст был напечатан вместе с картинками, как в газете или журнале.

   – Её автор, Владимир Михайлович Фридкин, изобрёл её ещё в 1953-м году, – пояснил академик. – Он тогда работал в НИИ «Полиграфмаш». Первый экземпляр сделали на заводе «Полиграфмаш». В документах, которые мы распечатываем, указано, что подобная машина в будущем именуется «Ксерокс», по наименованию американской фирмы, которая с 1959 года будет их выпускать. У нас их с 1954 года выпускает завод в Кишинёве. (Фотографию этого советского изобретения можно посмотреть здесь http://www.nkj.ru/archive/articles/4896/)

   – Самое главное, мы эту машину приспособили для печати документов с ЭВМ, – продолжал Лебедев. – Пока, конечно, очень примитивным способом. Но его можно совершенствовать дальше. Памяти, чтобы держать в ней изображение страницы целиком, нужно слишком много. Но для печати нужно осветить предварительно заряженную пластину фотопроводника, либо отражённым от изображения светом, либо проходящим через плёнку с изображением, чтобы частично снять с пластины электрический заряд. Потом к этим разнозаряженным участкам по-разному прилипает красящий порошок.

   – Мы приспособили для освещения кинескоп от перспективного проекционного телевизора и систему линз. По сути дела, изображение выводится на ЭФМ как на второй монитор. Сигнал, правда, для каждой страницы приходится пока с монитора на печать переключать тумблером. Вот этот текст сейчас печатается с ЭВМ.

   Лебедев не стал говорить, что текст с картинками печатается с ЭВМ из будущего – в комнате стояли Калмыков и Шокин, в «Тайну» не посвященные. Академик справедливо рассудил, что Хрущёв, Келдыш и Устинов поймут и сами.

   – Минуточку... Сергей Алексеич... Вы хотите сказать, что у нас в стране серийно выпускается оборудование, которого ещё нет в США? – обомлел Хрущёв. – И вы сумели его подключить к ЭВМ?

   – Фактически, и да, и нет, – ответил Лебедев. – В Вильнюсе работает засекреченный Институт Электрографии. Там есть талантливый изобретатель Иван Иосифович Жилевич. Он руководит лабораторией, где разрабатываются и совершенствуются конструкции таких копировальных аппаратов. Для серийного выпуска выбрали завод в Кишинёве. Но серийные машины дают очень плохое качество отпечатков, значительно хуже Фридкинского оригинала. Вероятно, технологическая дисциплина на заводе недостаточно высокая. Эту машину мы с помощью самого Фридкина перебрали, полностью переделали и отрегулировали.

   – Но главное – всё это направление висит на волоске. Фридкин с 1955 года ушёл в Институт Кристаллографии, там условия для работы лучше...

   – Не понял... почему висит на волоске? – спросил Хрущёв.

   – Кхм... Никита Сергеевич... Это же множительная техника, – подсказал из-за спины Серов.

   – И что? – повернулся к нему Хрущёв. – Это ты, что ли, «посодействовал» развалу работ?

   – Да ты что, Никита Сергеич! – возмутился Серов. – Я, что ли, не понимаю их важность? Это в идеологическом отделе ЦК, наверное, какие-нибудь перестраховщики опять боятся, что народ листовки да прокламации печатать будет. Я-то что... Я могу в один день всю эту технику под контроль поставить, по всей стране, ты же знаешь. Дам команду перетащить всё в первые отделы, и доступ организовать под роспись...

   – Да нас..ать на этих замшелых идиотов! – взорвался Хрущёв. – Тут, понимаешь, мировой приоритет в области высоких технологий на кон поставлен, а какие-то старые пе..дуны его тормозить будут, чтоб кто-то, не дай бог, прокламацию не распечатал? Александр Иванович, а вы куда смотрели? – обратился он к Шокину. – В вашем хозяйстве уникальную технику проектируют, создают первые в мире опытные образцы, даже серийное производство пытаются налаживать, а народное хозяйство этих достижений как не видело, так и не видит! У семи нянек...

   Шокин смущённо переминался с ноги на ногу.

   – Сергей Алексеич, дайте бумаги, несколько листов, – попросил Хрущёв. – Александр Иваныч, садитесь, пишите, диктовать буду!

   Лебедев подал Шокину несколько чистых листов бумаги, министр вышел в машинный зал, присел к столу.

   – Что писать-то будем? – спросил он.

   – Проект постановления! – ответил Никита Сергеевич. – По развитию электрофотографической техники в СССР.

   Он тут же начал диктовать. То и дело останавливался, консультируясь у Лебедева по техническим вопросам. Брал у Шокина исписанный листок, читал, вычёркивал написанное, корявым почерком правил формулировки, снова диктовал.

   – После причешем, – успокоил он Лебедева, – Главное, сейчас основные тезисы грамотно прописать. Кстати, а кто додумался такую важную машину в Кишинёве делать? У нас что, полиграфическую технику только в Молдавии выпускают?

   – Фридкин говорил, что решал сам Алексеенко, тогдашний министр промышленности средств связи, – ответил Лебедев. – Заводы «Полиграфмаш» и в Ленинграде есть, и в Шадринске на Урале, и в Одессе.

   – Пишите, Александр Иваныч, – распорядился Хрущёв. – Производство организовать в Ленинграде и в Шадринске. Институт Электрографии из Вильнюса перевести в Зеленоград. И вообще, давайте концентрировать усилия всех разработчиков электронной техники вокруг Зеленограда. У нас там уже мощное производство создаётся, надо дать учёным и конструкторам-разработчикам возможность постоянно контактировать между собой, работать совместно... Глушкова, кстати, тоже надо в Зеленоград перетаскивать.

   – Я бы Виктора Михайловича сейчас из Киева срывать не рекомендовал, – посоветовал Лебедев. – Несколько позже – да. Сейчас он ведёт важную работу на совершенно новой ЭВМ. Здесь, пока ему сумеем создать аналогичные условия, потеряем года три... ЭВМ сейчас строятся слишком долго.

   – Понял, Сергей Алексеич, спасибо, – ответил Хрущёв.

   Постановление вскоре было принято Президиумом ЦК и Советом Министров.

   После посещения ИТМиВТ Хрущёв взял в оборот Ивана Александровича Серова.

   – Ты как эти... накопители жёсткие раздобыл? – спросил он. – Давай, рассказывай.

   – Никита Сергеич, может, лучше не надо? – сказал Серов. – Ещё ляпнешь кому, случайно, всю операцию мне запорешь... А от неё выживание страны зависит.

   – Я хоть раз о твоих делах проболтался? – спросил Хрущёв.

   – Ладно, – вздохнул Серов. – Слушай. Помнишь, я докладывал про нашего сотрудника, что изображает эксцентричного миллиардера?

   – Помню, конечно!

   – А ещё я докладывал, что во время паники на американской бирже после запуска нашего первого спутника нанятым нами брокерам удалось скупить часть акций американских высокотехнологичных компаний, помнишь? – спросил Серов.

   – Да, было дело, – вспомнил Хрущёв. (см. гл. 18)

   – Среди прочих, там был пакет акций компании IBM. Не контрольный, конечно, но довольно ощутимый, – усмехнулся Серов. – Рисковать покупать эти акции через фонды, принадлежащие нашему Министерству внешней торговли мы не стали – такую сделку американцы могли, в случае раскрытия, заблокировать. Наш отдел финансовых операций провёл всё от лица нашего «эксцентричного миллиардера Алоиза Стэнфорда». Он по паспорту «британский подданный», меньше подозрений вызывает.

   – А, понятно, – кивнул Хрущёв.

   – Дальше «Стэнфорд», благодаря размеру своего пакета акций, стал членом Совета директоров IBM, – Серов довольно ухмыльнулся. – Сам он на заседаниях Совета директоров не присутствует, у него имидж затворника, так проще. Вместо него там присутствует его доверенный человек. Само собой, наш сотрудник. Его американский псевдоним я тебе говорить не буду, а настоящее его имя – Николай Иванович.

   – Майор? – понимающе спросил Никита Сергеевич.

   – Бери выше! Полковник.

   Оба расхохотались. Разговор происходил в кремлёвском кабинете Хрущёва, уже под вечер.

   – Резидент – это, вообще-то, должность генеральская, обычно. Сам он никаких тайных операций не проводит, – пояснил Серов. – Он возглавляет нашу нелегальную резидентуру в компании IBM.

   – То есть, он у тебя там не один? – уточнил Хрущёв.

   – Конечно! Сначала он просто передавал нам конфиденциальную информацию. А потом попросил руководство IBM пристроить на работу своего «племянника», – усмехнулся Иван Александрович. – Поскольку он – «человек Стэнфорда», руководство компании пошло ему навстречу, и «племянника» взяли на незначительную должность – младшим менеджером по персоналу.

   – Старший лейтенант, наверное? – спросил Никита Сергеевич.

   – Уже капитан, – многозначительно ответил Серов. – Парень оказался смышлёным и нацеленным на успех. К тому же, вскоре его начальник получил приглашение на работу в другую компанию. Одну из наших транспортных. Надо было место освободить. В общем, «племянник» Николая Ивановича сейчас уже старший менеджер по персоналу в IBM.

   – Неплохо! – одобрил Хрущёв.

   – Неплохо?!! Да это гениально! – возмутился Серов. – Ты пойми, он подбирает, кого брать на работу в IBM!

   Только тут до Никиты Сергеевича дошёл весь комизм ситуации. Он даже зааплодировал.

   – Представляю, какой коллектив он подобрал! – засмеялся Хрущёв.

   – Не так много, – ответил Серов. – Но он взял нашего человека на очень важную должность, что как раз и позволило добыть накопители на жёстких дисках, которые ты видел у Лебедева, и полную информацию по ним.

   – Хочешь сказать, он – главный конструктор в IBM? – спросил Хрущёв.

   – Нет. Он – технолог.

   – Технолог?

   – Ну да, технолог, – Серов торжествующе откинулся на спинку стула. – Он одновременно имеет доступ к рабочим чертежам, схемам, а главное – ко всем техпроцессам. Все конструкторские и технологические секреты IBM теперь нам доступны. Вот он – майор. Но это – пока.

   – Вот это да! Ну, молодцы... Вертите дырки для орденов, – сказал Никита Сергеевич. – Но всё-таки не понимаю, как же вы эти жёсткие диски раздобыли? Если они в США ещё даже не продаются?

   – Очень просто! – пояснил Серов. – Во-первых, у американцев другой принцип проектирования. 90% изделия – покупные элементы. И лишь 10% изготавливаются фирмой-разработчиком. В случае с IBM это не совсем так, у них слишком передовые разработки. Но общая тенденция соблюдается и там. Во-вторых, производственная кооперация и субподрядчики. Зачем делать самому такие работы, как изготовление механических частей, детали, получаемые на токарном или фрезерном станке? Их можно заказать у разных субподрядчиков, а у себя только собрать готовые детали в изделие.

   – Ну, да, у нас тоже так делают... – Хрущёв недоумевающе взглянул на Серова.

   – У нас процент производственной кооперации пока ещё гораздо меньше, – ответил Серов, – но дело не в этом. У нас, благодаря нашему засланному технологу, есть копии рабочих чертежей и все секреты техпроцесса. Мы просто заказываем детали у субподрядчиков, которые даже не подозревают, что именно они делают. Вывозим их из США сначала в Латинскую Америку, оттуда через Европу транзитом переправляем в СССР, и здесь собираем по оригинальному техпроцессу. Да, пока единичные экземпляры в лабораторных условиях. Да, получилось не сразу, пришлось помучиться. Но результат ты видел сегодня.

   – Обалдеть! – восхитился Хрущёв. – А почему эти детали у нас делать нельзя?

   – Постановление нужно, – ответил Серов. – Финансирование. Предприятие выделить, производственные мощности ведь нужны.

   – Ясно, организуем, – сказал Никита Сергеевич. – А как же электронная часть? Её ведь IBM сама делает?

   – Так в электронной части никаких уникальных деталей нет, – пояснил Серов. – Будь там микросхемы их собственной разработки – была бы проблема. Но микросхем у американцев пока нет. Обычная рассыпуха. Мы-то уже вовсю микросборки используем, а у них пока и этого нет. Дальше. Схемы мы через нашего технолога получили. Разводку печатных плат – тоже. Ну, и какие проблемы всё это собрать? Пока что и в IBM с высокими технологиями не очень. Ферромагнитное покрытие на эти диски наносят вручную. А в качестве покрытия используют краску, которой мосты красят.

   (Любопытно, диски красились той же краской, что и мост «Золотые ворота» в Сан-Франциско. Был разработан курьёзный способ нанесения равномерного для всех дисков слоя. В бумажные стаканчики наливали равное количество краски, на них надевали шелковые чулки и этим нехитрым способом наносили покрытие. Этот метод просуществовал много лет, пока процесс не был автоматизирован. http://kvadra.org/?p=964 Высокие технологии...)

   – Молодцы! – похвалил Никита Сергеевич.

   – Проблемы есть, – признал Серов. – С качеством. Пока собирают инженеры в лабораториях ИТМиВТ – всё работает. Как только передают на серийный завод – начинается бардак. Тут же появляются эти грёбаные рационализаторы, начинают «упрощать», «улучшать», «удешевлять»... Десятки отступлений от документации, даже в схемах!

   – Одного такого я сам, лично, спрашиваю: «Зачем меняли схему? Кто разрешил?»

   – А он мне отвечает: «Так собирать проще, и дешевле выходит.»

   – Я ему: «Так ведь устройство из-за этого фактически не работает»

   – А он меня даже не понимает: «Как это не работает? Всё крутится, всё жужжит, сигнал есть.»

   – А то, что сигнал искажается и информация записывается на диск некорректно, с ошибками, его не е...т, он за свою «рацуху» премию уже получил! – возмущённо рассказал Серов.

   – Вот так и работаем, – вздохнул Хрущёв. – И чем кончилось?

   – Премию получили и пропили. Я вызвал на Лубянку директора завода, – ответил Серов. – Объяснил ему важность соблюдения технологии производства. Потом позвонил на этот завод, начальнику первого отдела, и запросил отчёт. Интересно было, как директор с «рационализатором» разбираться будет.

   – Ты этого директора в КПЗ пару дней продержал, что ли? – спросил Хрущёв.

   – Да нет. Всего то два часа в приёмной, – пожал плечами Серов. – Правда, под конвоем.

   – Директор, когда приехал обратно на завод, собрал в Актовом зале всех «рационализаторов», и пообещал, что лично, на своей служебной машине, будет отвозить в Комитет любого, кто посмеет что-то в конструкции «улучшить», – Серов усмехнулся. – Но я же не могу каждого директора в приёмной под конвоем держать! Да и не всегда это нужно.

   – М-да... Надо как-то делить продукцию по важности, – сказал Никита Сергеевич. – Чтобы люди, да и руководство, знали, куда «рационализаторов» допускать можно и нужно, а откуда – гнать ссаными тряпками. Надо же понимать, что и конструкторы, бывает, ошибаются. И рабочие иногда могут дельное предложение внести. Сложный вопрос ты поднял, Иван Александрович. Думать будем.

   – А у меня почти все вопросы такие. Сложные... – ответил Серов. – Я ещё что доложить хотел. Вышел-таки на нашего подставного «инвестора» Гордон Мур.

   – Да ну? – обрадованно вскинулся Хрущёв. – И что?

   – А что... Организовали мы там свою компанию по разработке электроники, – ответил Серов. – Мура назначили научным директором. Компания расположена в городке Санта-Клара в Калифорнии, назвали её просто и без затей – «Интел».

   (После ухода от Шокли, Гордон Мур, Роберт Нойс и остальные 6 «отцов-разработчиков» американской электроники до 1968 года работали в компании Fairchild Semiconductor. В АИ генерал Серов решил этот этап пропустить. :) )

   – Отожгли!... – усмехнулся Хрущёв.

   – Дело поставлено так: наши люди говорят, что нужно сделать, и контролируют, – рассказал Серов. – Американцы решают, как лучше сделать. Наши, разумеется, законспирированы, официально ни одного русского в компании нет. Мы постепенно вводим наших инженеров в процесс производства и в исследования, но работа только началась, да и с кадрами есть определённые проблемы.

   – У нас, что, умных инженеров нет? – спросил Хрущёв.

   – Умных-то полно! А вот чтобы умные, и одновременно хорошо английский знали, действительно хорошо, на уровне граждан США, да чтоб говорили без акцента, это проблема, – пояснил Серов, – Борьба с космополитизмом нам ещё не раз аукнется. Сейчас мы их готовим в наших учебных заведениях и по нашим методикам, а потом ещё приходится стажировать их в Америке, чтобы усвоили местную культуру, манеру общения, манеру говорить... Сложно, долго, недёшево, между прочим... На западе многие аспекты для наших людей совершенно незнакомы. По телефону позвонить – и то проблема!

   – Да-а... – согласился Никита Сергеевич.

   – Я ещё вот о чём хотел доложить, – сказал Серов. – Точнее, хотел порадовать...

   – Давай, давай, порадуй старика, – усмехнулся Хрущёв, уже предвкушая очередную шпионскую байку.

   Серов не разочаровал.

   – Группа информации, само собой, не только документы распечатывает, – сказал он. – Она их ещё и просматривает, сортирует, каталогизирует. Заодно Селин и в электронную энциклопедию заглядывает. Я его попросил поискать там информацию об ЭВМ, всяких высоких технологиях, особенно обратить внимание на иностранные компании, которые образовываются в 50-х. Всё, как ты и говорил тогда, Никита Сергеич.

   – В общем, Селин накопал информацию на троих человечков, – рассказал Серов. – Двое из них – Кеннет Ольсен и Харлан Андерсон, работали в Исследовательском центре имени Линкольна при Массачуссетском технологическом институте. Делали там ЭВМ, вроде бы по заказу ВВС США. Работа шла с 1952 года. За 5 лет парни поднакопили опыта и желания создать собственный бизнес, но, как водится, всё упиралось в недостаток стартового капитала. Тут и нарисовался около них наш товарищ...

   – Так-так, – улыбнулся Хрущёв.

   – Разговор был исключительно предметный. Транспортная компания All-American Trucking Co – это мы после покупки McLean Trucking Co так переименовали – вложила 70 тысяч долларов в перспективных молодых людей, заказав им мини-ЭВМ для управления логистикой перевозок.

   (В реальной истории Ольсен и Андерсон получили 70 тыс. долларов от венчурного фонда American Research and Development.)

   – Эти 70 тысяч долларов – стоимость 70% акций новой компании Digital Equipment Corporation. То есть, в нынешней истории мы, Союз Советских Социалистических Республик, фактически владеем компанией, в той истории занимавшей второе место после IBM на мировом рынке компьютеров в 70-х-80-х.

   – Мощно! – Никита Сергеевич одобрительно показал большой палец. – А третий кто? Ты сказал – троих нашли?

   – Третий – брат Кена Ольсена Стэн, – пояснил Серов. – Вот, смотри, что в их активе в недалёком будущем.

   Он раскрыл свою папку и начал одну за другой выкладывать на стол перед Хрущёвым фотографии:

   – Первый их компьютер PDP-1, в той истории сделан в 1960 году, мы надеемся, что в этот раз получится быстрее.

   (Первое время компания DEC разрабатывала и продавала элементарные модули для вычислительной техники http://alasir.com/articles/alpha_history/index_rus.html)

   – Между прочим, он уже имел быстродействие 100 тысяч операций в секунду. Затем у них были несколько неудачных машин, пока в 1964м не появился PDP-6, 36-битная машина с разделением времени. Следующая их машинка, довольно-таки удачная – PDP-7, тоже 1964й год. На ней в 1969м «той истории» была написана первая версия операционной системы, которая стоит на твоём ноутбуке, и которую сейчас пытается запустить Лебедев на наших ЭВМ.

   – Ну, и дальше, довольно-таки удачная разработка PDP-8, 1965 год, затем были PDP-9 и PDP-10, 1966 года, и в 1970-м они сделали невероятно удачную PDP-11, 16-битную машину, которая продержалась на рынке около 20 лет. Кстати, очень многие решения DEC в «той истории» копировались в наших ЭВМ 1970-х. Сейчас мы не собираемся их копировать, но сам факт свидетельствует о потенциале этих разработчиков. Хотя некоторые их решения, вроде 12-битных и 18-битных архитектур, с высоты наших сегодняшних знаний будем приводить к 16 битам с самого начала.

   – А почему не 64 или хотя бы не 32 бита? – поинтересовался Хрущёв, уже поднахватавшийся компьютерной терминологии при общении с Лебедевым и другими разработчиками. – Сергей Алексеевич, к примеру, считает, что бОльшая длина слова увеличивает быстродействие.

   – Сергей Алексеич, конечно, голова, – пояснил Серов. – Только он привык мыслить категориями ЭВМ величиной с дом. А тут предполагается делать относительно небольшие и дешёвые ЭВМ, величиной с холодильник.

   – Очень неплохо, – покивал Хрущёв, разглядывая фотографии. – А как вы собираетесь запрет на экспорт и будущие ограничения КОКОМ обходить?

   – А мы сразу предложили Ольсену и Андерсону с целью удешевления вынести сборочное производство в Южную и Юго-Восточную Азию, – усмехнулся Серов. – Сказали им, что у нас там есть много деловых контактов, и трудовые ресурсы там дешёвые. Они согласились. А при сборке ЭВМ за границей, сам понимаешь, КОКОМ за всем уследить не сможет. Ну и, опять же, с IBM конкурировать придётся, чем ниже будет цена одного экземпляра машины, тем проще.

   – Ну, вы молодцы, такие операции провернули... – одобрил Никита Сергеевич. – А у нас, как обычно, левая рука не знает, что делает правая. Вон, в прошлом году, сделали лазер. Сразу в двух организациях – в ГОИ, и в ФИАНе, независимо друг от друга. Всё потому, что ГОИ – институт военный, прикладной наукой занимается, а ФИАН – фундаментальной. Ты только представь, насколько легче было бы им работать, если бы они делали эту работу совместно. Или, хотя бы, имели возможность обмениваться информацией.

   – А ведь, между прочим, твои люди решают, какую информацию и по какой степени секретности засекречивать, – нахмурился Хрущёв. – Давай решать, как сделать, чтобы секретность развитие нашей науки не тормозила. А то будет, как с электрофотографией. Сделали – и сразу засекретили, как бы чего не вышло.

   – Есть такой грех, – признал Серов. – Любят у меня секретить всё, что надо и не надо. Но, если подумать, можно ведь как сделать... – он задумался... – Погоди-ка! А ведь в закрытых организациях наши секретчики каждую тетрадку по каждой работе регистрируют и в журнал записывают. Надо составить общесоюзный реестр научных работ, в том числе и закрытых.

   – Ну, и будет твой реестр совершенно секретный, – возразил Хрущёв. – И кому он нафиг нужен?