Текст книги "Прыжок в прошлое"

Автор книги: Сергей Шхиян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Ваше благородие, их высокоблагородие просят пожаловать, – сказал он сиплым, пропитым голосом.

– Погоди, голубчик, скоро поедем, – ответил я. Я знаками велел Герасиму вернуть моим хозяевам «ложе любви» и пошел проведать Алю. К моему удовольствию, она не страдала от ревности в одиночестве, а плодотворно проводила время с хозяйской Дуней, стоя у стола, заваленного все теми же пресловутыми подарками. Я передал предложение княгини и, по-моему, впервые Аля испытала к ней симпатию. Я наскоро приласкал ее и, сообщив, куда еду, вернулся к ожидавшему меня ветерану.

Через пять минут мы подъехали к обиталищу уездного начальника. Дом оказался попроще генеральского но более монументален. Стены его были толщиной в три кирпича и так прочно слеплены, что, думаю, он без проблем достоял бы и до нашего времени.

Солдат проводил меня внутрь. Судя по запахам и порядку, здесь жил холостяк.

Мы прошли несколько полупустых комнат и оказались в спальне начальника. На здоровенном разлапистом диване лежал худой старик в ночной рубашке и колпаке.

Лицо его, заросшее пегой щетиной, кривилось от боли. Увидев меня, он заговорил сиплым, страдальческим голосом:

– Позвольте отрекомендоваться, надворный советник Киселев. Осмелился побеспокоить вас по случаю немощи и болезни.

– Что вас беспокоит? – спросил я, присаживаясь на край дивана. Другой мебели в спальне не было.

– В боку болит, как кол вбили. И чем больше лечусь, тем хуже становится.

Я попросил его снять рубашку. Он разделся. Беглого осмотра оказалось достаточно, чтобы определить причину хвори надворного советника. Крылась она в неумеренном систематическом потреблении напитков крепостью выше сорока градусов. Печень была сильно расширена, и я заподозрил цирроз. Что у него было на самом деле, я не знал. Помочь я ему мог только психотерапией и рекомендацией изменить диету. Я посоветовал воздерживаться от крепкого, жирного, острого и вместо водки пить клюквенный морс. Еще раз перед отходом ощупав ого печень, я повторил рекомендации и этом откланялся.

– Чувствительно благодарен, – ответствовал мне Киселев, как и все чиновники на Руси, предпочитая подарить словом, а не деньгами, – очень признателен за ваше ученое внимание. Уже ощущаю большое облегчение.

Я еще раз пожелал ему выздоровления и вышел из ароматных пенат. На крыльце меня догнал командный рык больного:

– Ванька, водки!

У ворот меня ждал посыльный от следующего страдальца. Обывательская бричка следовала за нами от дома портного до особняка начальника, соблюдая вежливую иерархическую дистанцию. Корявый мелкий мужичонка с глуповатым лицом, одетый в длинную желтую рубаху, подпоясанную сыромятным ремешком, ожидал меня, переминаясь с ноги на ногу. В его примитивную безрессорную бричку были впряжены две низкорослые мохнатые крестьянские лошадки. При моем приближении мужичок снял шапку и поклонился.

– Барин, хозяин просит пожаловать, – сказал он, глупо улыбаясь.

– Что с ним случилось? – спросил я, не скрывая недовольства.

В конце концов, я, из-за происков военной кафедры мединститута, клятвы Гиппократа не давал и не собирался открывать частную практику, да еще и бесплатную. К тому же я зверски хотел есть, и меня грызли сомнения по поводу этичности моего метода «лечения» генеральши.

Мужичок, не отвечая, таращил глаза.

– Так что с твоим хозяином случилось? – повторил я вопрос.

– Недужат они, – неопределенно ответил он.

– Скажи ему, пусть позовет доктора Винера, – посоветовал я.

– Барин помирает, просили помочь.

– Я никак не могу, – решительно отказался я и хотел пройти мимо.

Однако мужичок внезапно повалился на колени и обнял меня за ноги.

– Барин, не погуби!..

Такого оборота дела я никак не ожидал и не был к нему готов. Я попытался освободить ноги, но мелкий стервец, как пиявка, вцепился в меня. Не лупить же было его, в самом деле…

– Ладно, поехали, – вынужденно согласился я.

Только тогда он перестал хвататься за меня и подвывать. Я сел в бричку на солому, застеленную рогожей, и мы затряслись по разбитой дорожной колее. Ехать оказалось довольно далеко, через весь городишко, а потом по узеньким кривым улочкам, мимо бедных полукрестьянских изб.

– Далеко еще? – поинтересовался я у возницы.

Вместо ответа он промычал что-то нечленораздельное и показал кнутом куда-то в сторону. Кривая улочка выгибалась дугой, и понять, куда мы едем, было невозможно. Вскоре мы миновали последние городские строения, и впереди, у леса, я увидел странное сооружение, вроде старинной крепости. Когда мы подъехали ближе, я рассмотрел его как следует. Это был деревянный замок, окруженный частоколом из врытых в землю заостренных бревен.

Представьте себе стоящие вплотную телеграфные столбы, и получите представление об этом «заборчике». Скорее всего, это был старинный острог для защиты от соседей и кочевников. Мне стало интересно. Из-за высоченного частокола виднелось мощное бревенчатое строение теремного типа, увенчанное четырехскатной островерхой крышей. К центральному корпусу примыкали два крыла с двухскатными крышами. Все это сооружение возвышалось над шестиметровым забором.

– Это чей замок? – спросил я.

– Чево? – не понял вопроса возница.

– Терем, спрашиваю чей? – повторил я, показывая пальцем на дом.

– Энта терем, – придурковато открыв рот, повторил провожатый.

Я так и не понял, прикидывается он дураком, или такой от природы, что тоже частенько встречается.

– Терем, оно конечно… А как же, почто ж не терем, – недовольно бормотал мужик себе под нос, пока мы подъезжали к крепости.

Глава девятнадцатая

Ворота крепости соответствовали ее облику и назначению. Доски были вытесаны из целиковых дубовых бревен. Такие затворы вряд ли смогли бы расшибить даже московские омоновцы со своими кувалдами. Нас уже ждали. Как только мы подъехали, створки начали расходиться. Пока их открывали, я успел рассмотреть стены: заостренные бревна частокола сверху были утыканы острыми железными шипами. Все это в комплексе напоминало крепость времен Ивана Калиты.

Наконец мы оказались в мощеном тесаным песчаником дворе и, громыхая, подкатили к терему. Вблизи здание выглядело еще внушительнее, чем издали. Стояло оно на мощном цокольном этаже «подклети», срубленном без окон из бревен полуметровой, если не больше, толщины.

Красное обширное крыльцо с двусторонней лестницей подпирали совершенно невероятной толщины резные столбы. У самого терема были узкие стрельчатые окна-бойницы, отблескивающие то ли цветной слюдой, то ли витражным стеклом низкого качества. Причем большинство было закрыто окованными железом ставнями.

Мне делалось все любопытнее. Облик дома никак не вязался ни с убогой бричкой, ни с дебильным возницей. Впечатления заброшенного и неухоженного он не производил. Двор и дом были в хорошем состоянии, никаких следов тлена и разрушения не обнаруживалось. Все было очень старое, но прочное и обихоженное.

Архитектура, а также расположение построек и служб показались иными, чем я видел до сих пор. Впрочем, видел я пока очень мало, поэтому никакого несоответствия духу времени не усмотрел. Все, с чем я до сих пор встречался, было для меня седой стариной, поэтому век тудa, век сюда погоды не делали. Я выпрыгнул из брички и прошелся, разминая затекшие от неудобного сидения ноги. Сзади раздался стук колес. Мой возница, торопливо, не глядя на меня, разворачивался.

– Где хозяин? – крикнул я ему вслед.

Он ничего не ответил, хлестнул кнутом лошадок и, громыхая колесами по камням, поехал прочь. Не успела бричка миновать ворота, как они начали закрываться. Только теперь я увидел двух здоровенных мужиков, с усилием закрывающих створки. Из дома никто не выходил, и я пошел выяснить, что происходит у привратников. Когда я приблизился, они уже начали задвигать засовы.

– Эй, мужики, – позвал я, – где здесь хозяин?

Они на меня никак не среагировали, что было само по себе странно. Все-таки я был одет в парчовый халат и выглядел почти комильфо. Пока я удивлялся, привратники навесили на засовы амбарные замки и куда-то ушли вдоль забора.

Я начал ощущать себя в западне. Похоже было на то, что мой визит может затянуться. О том, куда я подевался, не знает ни одна живая душа.

– Барин, хороший барин! – раздался со стороны крыльца тонкий глумливый голосок.

– Вон он, барин, на солнце парен, на сковородке жарен, – откликнулся еще более тонкий и мерзкий дискант.

Я обернулся. Два странных существа обоего пола приплясывали на крыльце в шутовских одеждах. Что-то чудилось в их кривляний удивительно мерзкое. Уродцы были одеты так, что выпячивались все их физические недостатки. В этом была какая-то средневековщина и самоуничижение личности.

На голове у мужчины красовался дурацкий колпак с бубенчиками, а на женщине – кокошник с длинными лентами, подчеркивающими ее маленький рост.

Я сделал вид, что не обратил внимания на их дразнилки, и спросил, где хозяева.

Они не ответили и продолжали кричать какие-то глупости, возможно и обидные, но совершенно мне не понятные.

Я двинулся в их сторону, и они с визгом бросились в открытые двери дома. Я пошел следом.

С крыльца в дом вела низкая массивная дверь, окованная медными ромбами. Я перешагнул через непомерно высокий порог и попал в просторные сени, слабо освещенные одним небольшим стрельчатым окном.

Визг и смех карликов раздавались уже из глубины дома. Пока глаза привыкали к полутьме, я огляделся. В отличие от обычно загроможденных всяким хламом сеней в богатых домах, эти оказались пусты. Единственным украшением можно было посчитать витражное окно с мелкими переплетами довольно замысловатого плетения.

Мой приход опять проигнорировали. Чем дальше, тем больше все это мне не нравилось. Уйти восвояси я не мог, а здесь, я чувствовал, меня подстерегала опасность.

Разные люди обычно по-разному ведут себя в сложных ситуациях. Это зависит от психического склада характера. У человека моего типа появляется веселая злость, агрессивность, и он начинает переть напролом, не задумываясь о последствиях.

Вот в соответствии с таким стереотипом поведения я и начал действовать. Не дожидаясь приглашения, прошел через сени и попал в большое помещение прямоугольной формы, судя по размерам, занимавшее весь первый этаж дома.

У широких двустворчатых дверей стояли два стражника в старинной одежде и с бердышами. Оружие в натуре, а не на картинке, выглядело очень внушительным, хотя, на мой взгляд, неуклюжим.

На деревянной двухметровой палке, толщиной чуть больше, чем черенок лопаты, был надет серповидный топор в комплекте с пикой. Сам топор был сантиметров тридцать – тридцать пять в длину, плюс тонкое двадцатисантиметровое острие. Как у всякого универсального инструмента, у бердыша было много недостатков: слишком длинное древко для топора и слишком короткое для пики.

Впрочем, я не специалист по холодному оружию, просто эта мысль автоматически пришла в голову, когда я представил, как неудобно биться бердышом в помещении.

– Где хозяин? – обратился я к стражникам без большой надежды получить ответ. Очень уж каменные у них были рожи, прямо-таки почетный караул у мавзолея.

Они, как и следовало ожидать, окаменело молчали. Тогда, отвлекшись от «привратных» мордоворотов, я обозрел весь зал, стилизованный под седую старину. Не под наш изящный и просвещенный ХVШ век, а под что-то очень, очень древнее и нецивилизованное.

На прокопченных стенах помещения висели какие-то цепи, мечи, головы медведей, кабанов, оленей. Между окон чадили примитивные факелы. Под всеми этими варварскими украшениями стояли стражники с кривыми саблями, булавами и бердышами.

Одежда их напоминала картинки из учебников истории, с той разницей, что была не комплектна и не единообразна. Скорее, так одевают в кино пиратов, разномастно и небрежно-живописно.

Вдоль всего помещения, не знаю как его и называть – залой, горницей, или вообще, по-старинному, повалушей, – тянулся длинный стол, во главе которого, прямо напротив меня, у противоположной стены, сидел необычайно тучный человек. Нас разделало метров двадцать, и в мерцающем неверном свете я не смог толком его рассмотреть, тем более что внимание отвлекали на себя карлики, с визгом бегавшие друг за другом по середине стола.

На меня по-прежнему никто не обращал внимания. Если говорить честно, то я начал мало-мало трусить. Не считая толстяка, в зале было еще восемь стражников: двое у дверей и по трое у каждой стены. Ребята они, судя по виду, были крепкие, хоть и не очень рослые. Да и острых железяк у них имелось в избытке. Что собой представляет самодурство помещиков, я теперь представлял не только по учебнику истории.

Судя по интерьеру, у толстяка, – если, конечно, хозяин именно он, – полностью съехала крыша на средневековой романтике, а что может выкинуть псих, имеющий столько здоровенных вооруженных помощников, я не знал, но вполне мог предположить.

Лезть на рожон мне как-то расхотелось, и я попытался потихоньку покинуть помещение. Однако привратники со звоном скрестили бердыши, отрезав мне выход.

Чувствуя себя загнанным в угол, я поневоле стал просчитывать варианты спасения. Пара шансов из ста на то, чтобы выбраться невредимым, у меня еще была. Когда-то, в бытность студентом, я два года занимался фехтованием.

Особых спортивных успехов не достиг, но все же мог попытаться не дать зарезать себя, как барана. Я пошарил глазами по стенам, присматривая подходящее оружие. Мне нужно было что-нибудь близкое к стандарту спортивного эспадона.

Между тем карлики продолжали бегать по столу, а я приблизился к толстому господину. Он неподвижно сидел и смотрел на меня круглыми совиными глазами, безо всякого выражения.

Когда я оказался совсем рядом, карлики принялись визжать, махать руками и плевать в мою сторону, а потом, изображая ужас, спрыгнули со стола и спрятались за кресло хозяина.

Я, стараясь сохранить спокойное выражение лица, спросил:

– Вы здесь хозяин?

Толстяк на секунду остановил на мне взгляд, сделал попытку пошевелиться, но передумал и опять вперил неподвижный взор в никуда.

Только теперь я заметил небывалую и страшную для Руси вещь: на стене висело перевернутое распятие. Мало того, в грудь Христа был воткнут кинжал. В наше время меня бы это не очень удивило. Мы привыкли ко всяким выкрутасам ущербных граждан, особенно малолетних, стремящихся любыми способами самовыразиться и выделиться.

Это обычное человеческое свойство создавать себе кумиров или низвергать чужих. Но одно дело XX век, другое – XVIII, когда ко всяким символам относились на полном серьезе. Похоже было, что я не ошибся в оценке психического состояния хозяина дома, и прорываться наружу мне придется с боем.

Покуда меня никто не трогал, я не дергался и продолжал осматривать коллекцию холодного оружия, развешанную на стенах, в надежде найти что-нибудь подходящее.

Дело в том, что с двуручным мечом или боевым топором я не смог бы сделать ничего путного. Каждый спортивный снаряд требует привычки и адаптации. Мне нужна была сабля весом около полукилограмма и определенной длины. Ничего подходящего я не углядел, на стенах было представлено, в основном, тяжелое оружие.

Так как никто (кроме карликов, строивших мне рожи) по-прежнему не обращал на меня внимания, я пошел осматривать коллекцию. Из всего, что я увидел, подходящей показалась только одна сабля, судя по эфесу, очень дорогая и не русского производства. Ножны и эфес были отделаны витыми золотыми и серебряными нитями и цветными камнями. Такими саблями пользовались крымчаки, турки и арабы. Я бы не удивился, если бы клинок оказался дамасской ковки.

Понятно, что я не проявил к сабле никакого интереса и прошел дальше, уделив повышенное внимание двухстороннему боевому топору.

Не найдя больше ничего интересного, я вернулся к сидящему без движения существу. Если бы мне предложили сравнить его с каким-нибудь литературным персонажем, я бы представил его племянником гоголевского Вия. У этого человека было голое скопческое лицо, отвисающие почти до плеч щеки и оловянные глаза с налитыми кровью белками, смотрящие перед собой с высокомерным равнодушием.

– Это вы больной? – Я попытался опять завязать разговор.

Наконец существо удостоило меня взглядом. Судя по выражению лица, оно только сейчас обратило на меня внимание.

– Взять его! – прокричал племянник Вия неожиданно высоким, красивым голосом.

– Кого? – поинтересовался я, но довольно быстро догадался, кого именно он имел в виду.

Взяли меня, и очень крепко. Два лба, до того стоявшие у стены, подкрались ко мне сзади и ухватили за руки. Я попытался вывернуться, но не смог. Оба были невелики ростом, но очень крепкой комплекции.

Вспомнив все, что видел в американских боевиках, я ударил одного из стражников каблуком по голени и резко вывернул запястье. Увы, я был в кроссовках с мягкой подошвой, замах мне не удался и удар не причинил противнику большого вреда. Он только жестче вцепился в мою руку и, в свою очередь, пнул меня твердой кожаной подошвой сапога.

– Убрать! – опять певуче закричал «племянник Вия» и отвел от меня взгляд.

Я еще попытался вырываться, на этот раз скорее инстинктивно, но мне на голову сзади набросили вонючий мешок и куда-то поволокли.

Я перестал противиться, чтобы не получить лишних травм, и пошел туда, куда меня тащили. Сначала мы шли по дощатому полу, потом я спотыкался на крутой лестнице, далее, как я понял, была брусчатка переднего двора, потом обычная тропинка.

Чтобы хоть как-то сориентироваться, я подсчитывал шаги до первой остановки. Их было около семидесяти. Значит, от дома мы удалились метров на пятьдесят. Потом раздался скрежет железа, скрип петель, – и меня втащили в какое-то помещение.

Я начинал задыхаться в плотном мешке. Мои конвоиры о чем-то односложно переговаривались, потом раздался мелодичный звон цепи, и что-то твердое впилось мне в поясницу. После этого меня сильно толкнули, и я, споткнувшись, упал на жесткий пол. Больше со мной ничего делать не стали. Послышались удаляющиеся шаги, опять заскрипела дверь, и все стихло.

Руки почему-то остались свободными, и мне удалось развязать удавку и освободиться от мешка. Дышалось теперь нормально, но светлее не стало. Меня по-прежнему окружала кромешная тьма.

Первым делом предстояло выяснить, чем меня перепоясали. Я нащупал металлическую полосу, вытащил из кармана зажигалку и подсветил себе. Меня самым банальным образом посадили на цепь.

Я опустился на корточки, щелкнул зажигалкой и разглядел примитивный земляной пол с остатками полусгнившей соломы.

Это уже было хоть что-то. Во всяком случае, можно наделать факелов и хоть ненадолго обеспечить себя светом. Я нагреб соломы, свернул ее фитилем и поджег. Осветилась бревенчатая стена с вбитым в нее костылем, к которому крепилась цепь. Мой железный пояс, в свою очередь, был пристегнут к цепи замком. Похоже, что мне крупно повезло. Забей меня эти уроды в колодки или во что-нибудь более примитивно-изощренное, искать выход было бы значительно сложнее.

Пока не догорела солома, я измерил длину цепи и обошел доступное мне пространство. Цепь оказалась почти полутораметровой, так что кое-какое пространство для маневра у меня имелось. Правда, кругом было пусто, а чтобы рассмотреть, есть ли в сарае еще что-нибудь полезное, не хватало света. Подпалив следующий жгут, я начал изучать свои оковы. Железная полоса была довольно тонкой, и окажись у меня на минуту ножовка по металлу… Но ее, разумеется, не нашлось.

Оставался замок, который теоретически всегда можно открыть. Я проверил, что у меня в карманах.

К сожалению, ничего напоминающего гвоздь в них не оказалось. Единственной полезной в данной ситуации вещью был ножичек-брелок на ключах от машины, которые я совершенно случайно прихватил с собой. Я открыл ножик и поковырял им в замке, ничего более умного так и не придумав. Все оказалось бесполезно…

Чтобы хоть что-то делать, я обыскал пол, сколько хватило длины цепи. Как я и предполагал, это тоже не дало никаких результатов.

Я решил не суетиться и присел у стены на корточки. Зверски ныла голень, куда меня пнул стражник. Я засучил штанину и обнаружил внушительную ссадину. Ничего опасного в ней не было, и я перестал обращать на саднящую боль внимание.

Сколько ни случалось у меня жизненных коллизий, я всегда придерживался принципа, что из любой ситуации существует выход. При известном упорстве его всегда можно найти, только при поисках никогда нельзя зацикливаться на одном варианте. К любой проблеме нужно подходить творчески и с разных сторон. Тогда, глядишь, что-нибудь и получится…

Я решил начать с самого простого, – с замка. Я осмотрел его, насколько позволял свет очередного соломенного факела. Замочная скважина была небольшая, так что если я даже согнул бы один из своих автомобильных ключей – это ничего не даст, он в замке не повернется… Дальше на очереди был костыль, вбитый в стену, к которому крепилась цепь. При большом резерве времени его можно будет выковырять ножичком-брелоком. Однако я не знал, сколько у меня времени в запасе и какова длина костыля. Представить, что я, как узник замка Иф, буду месяцами царапать двухсантиметровым ножиком бревно, я никак не мог.

Этот вариант следовало рассмотреть в самую последнюю очередь.

…Сидение на месте, без всяких полезных идей, затягивалось. Я в который раз обшарил свои карманы. Когда мне наконец в голову пришла плодотворная мысль, я лишний раз подивился собственной тупости.

Решение, вернее путь к решению, был все время под рукой, а я потерял массу времени из-за косности мышления.

Мои джинсы поддерживал великолепный фирменный ремень с массивной пряжкой. Язычок этой пряжки был сделан из металлической полоски, вполне годной для отмычки.

Я тут же выдернул ремень из штанов и убедился, что ничего лучшего в такой ситуации мне не нужно. Если замок вообще можно открыть, то я его открою, а если нет, мне не поможет и ящик гвоздей.

Теоретически, запор не должен был оказаться сложным. Вряд ли местные кулибины могли придумать что-нибудь действительно крутое. Известно, что замки делают для честных людей.

К сожалению, я и был в данной ситуации таким честным неумехой. С другой стороны, если подойти к проблеме диалектически, то жулики, кроме небольшого исключения, – обычные ремесленники, такие же, как и те, кто делают замки. Я вспомнил, как устроены простые замки в наше время, и начал ковыряться в своем не просто так, а со смыслом.

Дело двигалось медленно. У меня кончался запас соломы, для освещения приходилось ползать по полу и сгребать ее рукой издалека, сколько позволяла длина цепи.

К сожалению, отмычки я видел только в кино, и мне пришлось несколько раз менять изгиб язычка пряжки, прежде чем наконец что-то внутри замка сдвинулось, и дужка спокойно вышла из гнезда.

Оказалось, что замок сконструирован еще примитивнее, чем можно было предположить. Внутри его был полозок, вдвигаемый и выдвигаемый ключом в проушину дужки.

Я разомкнул свой обруч и чуть не закинул к чертям собачьим. Но потом одумался и оставил на месте. Пока было не ясно, что меня ждет дальше, и как отсюда выбираться.

Первая удача подхлестнула меня, и я решил, не откладывая, продолжить попытки выбраться из заключения. Я набрал соломы на приличный факел, и пока он горел, обошел помещение.

Находился я в амбаре довольно внушительных размеров. Приковали меня у стены недалеко от дверей, а само помещение было заполнено всякими сельскохозяйственными припасами и орудиями.

У торцевой стены я нашел довольно большой запас сена. Разводить огонь в таком помещении было опасно, но у меня не было выбора. Пришлось каждый раз тщательно затаптывать остатки моих светильников. Это занимало много времени, но никаких смоляных факелов я, сколько ни искал, так и не обнаружил.

Осталось одно – нащипать лучины.

Мой миниатюрный ножичек вполне для этого подходил. Потратив полчаса, я запасся плохим, но стабильным освещением.

Занимаясь «благоустройством», я пытался понять, что, собственно, здесь происходит. Наиболее вероятно было то, что толстый барин свихнулся на старине и чертовщине. Этим можно было объяснить все странности и несоответствия происходящего.

Правда, каким боком я пристегнулся к его глюкам, было непонятно. Гораздо более запутанным и непрогнозируемым казался вариант, что пленение как-то связано с моим появлением в этом времени. У меня набралось так мало информации о происходящем, что делать какие-то выводы было совершенно бесперспективно. Можно придумывать что угодно, и все, в конечном итоге, окажется неверным.

За себя я, как ни странно, не волновался. Погибнуть за сто семьдесят два года до собственного рождения трагично, но и отчасти забавно.

Другое дело Аля.

Если со мной что-нибудь случится, она попадет в очень щекотливое положение. Скорее всего, ей придется возвращаться в Захаркино и терпеть насмешки и издевательства дворни.

Рассчитывать на участие в ее судьбе запившего предка я не мог. Тем более что он вскоре должен вернуться в свой полк, и вряд ли жизнь в имении будет его интересовать. Аля, при ее сиротстве и неопределенном статусе, едва ли сможет нормально жить. Если же она еще и ненароком «залетела», то мне было страшно даже подумать, что ждет ее и ребенка.

Так что стимул к спасению у меня появился очень сильный.

Нужно было выкручиваться любым способом, даже если придется ненароком зашибить пару пращуров, – надеюсь, что не прямых.

Мысли об Але все время сбивали меня с делового настроя. На каком расстоянии она способна воспринимать биотоки моего мозга, мы так и не выяснили.

От этого замка до дома Котомкина не меньше пяти километров. На всякий случай я несколько раз повторил про себя успокоительную фразу: «Аля, со мной все в порядке, я скоро вернусь»…

Мне почему-то представилось, причем очень реально, с деталями, как она сидит невдалеке от замка в двуколке Фрола Исаевича и всматривается в бревенчатые стены. А сам портной стоит рядом и держит под уздцы лошадь.

– Неужели обратная связь? – подумал я и отогнал наваждение. Помочь сейчас мне не мог никто, кроме меня самого.

…Рассуждая логически, в помещении, в котором хранят сено, должна быть вентиляция, иначе оно просто сопреет. Скорее всего, это окна, почему-то сейчас закрытые. Я без труда, по поперечным жердям, огораживающим фураж, взобрался на сеновал и нашел несколько отдушин, прикрытых ставнями. Они не были заперты, и я, открыл их, вытолкнув створки наружу. Наконец дневной свет проник в помещение. У меня отпала нужда в лучинах.

К сожалению, отдушины были малы, и пролезть через них наружу я бы не смог. Окошечки выходили на зады усадьбы, и ничего интересного и полезного я там не углядел.

Тогда я перелез на другую сторону сеновала и открыл еще одну отдушину. Она выходила на дальнее от входа крыло дома, что позволяло видеть часть двора. К моему удивлению, там оказалось довольно много стражников, причем некоторые были одеты в натуральные кольчуги, другие в одежду стрельцов, примерно такую же, как на картине Сурикова «Утро стрелецкой казни».

Кроме солдат, там были простолюдины обоего пола, и даже ребятишки, должно быть, дети замковой челяди. Я понаблюдал за броуновским движением народа, удобно растянувшись на сене, и, незаметно для себя, заснул.

Разбудили меня комары, отправившиеся на вечернюю охоту.

Я выглянул в отдушину.

Во дворе по-прежнему ничего интересного не происходило. После сна я чувствовал себя вполне бодро, только немного донимал голодный желудок.

Я начал продумывать план побега. Сложность была не только в том, как выбраться из амбара, но и в том, что делать дальше. Высота сарая – порядка четырех метров. Единственный реальный выход был разобрать кровлю, вылезти на крышу, связать несколько жердей и по ним спуститься на землю. Только бы не переломать ноги…

Я принялся обследовать чердак. На стропила из кругляка была настелена сплошная обрешетка из досок, успевших значительно отрухляветь от времени. Сверху, как нетрудно было предположить, кровлей служила дранка, как и у всех подобных строений. С ней справиться будет не сложно, главное – пробиться сквозь сплошную обрешетку.

Я начал тыкать ножичком в доски, подыскивая наиболее прогнившие. Одна такая нашлась, правда, в очень неудобном месте.

Чтобы дотягиваться до нее, пришлось вставать на цыпочки, да еще и наклоняясь под углом. За неимением лучшего варианта, я остановился на этой доске. Чтобы работать было сподручнее, я натаскал горку сена и благодаря этому смог подняться сантиметров на двадцать. Сначала я принялся осторожно прорезать доску поперек волокон.

Дело начало медленно продвигаться. Если мне повезет и хватит длины лезвия, то через час я смогу сделать первый прорез.

Мне, к сожалению, не повезло, доска оказалась слишком толстой, и я провозился дольше, чем рассчитывал. Однако второй разрез занял значительно меньше времени.

Я отыскал деревянную лопату и сумел немного отжать доску, чем существенно облегчил себе задачу.

Было около одиннадцати часов вечера, когда я наконец проломил дыру, через которую можно было вылезти на крышу. На мое счастье, амбар строился по старинному способу, без гвоздей, поэтому разобрать дранку и расширить лаз я смог без труда.

Уже порядком стемнело, и я, без риска быть замеченным со двора, высунулся наружу. Теперь мне был виден весь двор и въездные ворота, открытые настежь.

Челядь, как и прежде, мельтешила по усадьбе. Я осмотрел крышу, прикидывая, как ловчее приспособиться к спуску. Кровля была крутой, и без страховки ничего не стоило скатиться по ней вниз.

План мой был достаточно прост. Я решил связать жерди сыромятными ремнями, которые отыскались в сарае, и спускать их вниз через пролом. Последнюю жердь привязать к стропилам и сползти по этому сооружению вниз.

Пока мне виделись две сложности: все это придется делать в темноте, а спускаться – со стороны дома, что может привлечь внимание какого-нибудь бдительного стража.

Между тем послышался стук подков и колес, и во двор въехал экипаж.

Кто именно приехал, я не сумел рассмотреть. Видно было только, что седок вышел, и экипаж тут же уехал в открытые ворота.

Я не стал любопытствовать и спустился вниз за ремнями. Теперь все приходилось делать в потемках – свет лучины могли заметить из дома.

Пока я шарил там, где приготовил сыромятину, у дверей в амбар послышался шум. Кто-то негромко разговаривал снаружи, после чего начали отпирать двери. У меня не оставалось времени придумать план нападения на внезапных гостей, и я не нашел ничего лучшего, чем отбежать к стене, где находились мои оковы, и надеть на себя злополучный обруч, закрепив его незапертым замком. Только я управился с маскировкой и успел изобразить позу отчаянья, как двери моего узилища отворились.