Текст книги "Эра подземелий 12 (СИ)"

Автор книги: Сергей Ткачёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Задачей Полли было вынюхивать, выискивать существенное. После чего она должна была передавать сведения Ей. И уже Она пойдет по следу — и, возможно, благодаря этим сведениям, Ей удастся предотвратить преступление или спасти чью-то жизнь.

И Ее ничто не остановит, ведь Она, особа, которую скрывала Полли, — это тот монстр с плакатов о розыске. Она — безжалостная мстительница в маске Зубная Фея.

Дело о пропавших людях было первым, за которое Полли взялась в роли газетчицы. Она хотела провести это расследование сама, не прибегая к помощи Зубной Феи, но обстоятельства сложились таким образом, что больше откладывать было нельзя.

Газетчица мисс Трикк не владела рычагами, которые могли бы разговорить доктора Барроу, но у Зубной Феи такой рычаг был. К тому же, в отличие от Полли, ей не нужно записываться на прием или покупать больничный билет. Ей не нужно даже заходить в больницу через парадные двери…

Пройдя по карнизу третьего этажа Зубная Фея оказалась у окна кабинета доктора Барроу. Оно было открыто. За ним все тонуло в темноте.

«Что-то не так!» — пронеслось в голове.

Зубная Фея достала из кобуры на бедре пистолет-«москит» и забралась на подоконник. После чего бесшумно спустилась на пол.

— Доктор Барроу? — негромко позвала она, уже зная, что никто не отзовется.

Света, проникающего с улицы, хватило, чтобы разобрать разгром, учиненный в кабинете. Кресло, в котором во время неудавшегося интервью сидел доктор, лежало на полу, перевернутое, повсюду валялись бумаги. На столе все было вперемешку: медицинские инструменты, записи, портсигар… из лежащей на боку чернильницы натекла черная лужица.

Хозяин кабинета обнаружился с другой стороны стола. Он лежал на полу на спине. Выражение его лица исказилось от ужаса. Но не это было самым пугающим.

Его кожа облепила мышцы, щеки ввалились. Казалось, он попросту усох, словно в нем не осталось ни капли крови. На правом плече у доктора зияла рваная рана, похожая на след от укуса — на ней также не было крови. Чуть в стороне, рядом с откинутой рукой, лежал скальпель — словно за мгновение до смерти доктор Барроу тянулся за ним.

— Кто же на тебя напал? — прошептала Зубная Фея.

На груди у мертвеца что-то лежало, и, приблизившись, она различила…

— Еще одна подкова!

Тот, по чьему следу шла мстительница, больше не был простым похитителем. Убийца. И никак иначе.

Зубная Фея склонилась над доктором.

В тот момент, как она взяла в руки подкову, дверь кабинета открылась.

— Доктор Барроу, вы просили…

Взгляды Зубной Феи и старухи-медсестры встретились.

Медсестра потрясенно распахнула рот.

— Что?.. Я… доктор…

А потом она закричала.

Зубная Фея отшатнулась и, развернувшись, бросилась к окну. Одним движением вскочила на подоконник и выпрыгнула.

Вслед ей неслось:

— Убила! Зубная Фея убила доктора Барроу!

* * *

Два крошечных колесика шатались и скрипели от натуги. Да и сам младший констебль Джон Дилби шатался и скрипел — зубами и, казалось, даже внутренностями.

Его самокат прыгал по кочкам, качался из стороны в сторону, но упорно продолжал двигаться.

Джон отталкивался ногой, которая по ощущениям уже давно перестала быть, собственно, ногой и превратилась в сбитень, стоптень и еще в мозолень. Руки в форменных перчатках крепко сжимали руль, и все равно он то и дело норовил вывернуться. В какой-то момент самокат будто бы ожил и принялся показывать свой норов.

Джон потел, шморгал носом и отчаянно боролся с головокружением. И несмотря ни на что продолжал преследование.

— Не упустить… не упустить… — срывалось с дрожащих губ.

Не упустить Человека-блоху было неимоверно сложно, ведь тот прыгал по крышам, в то время как сам констебль, не разбирая дороги, колесил за ним через Фли.

Джон полагал, что четырехрукий монстр попытается затеряться в глубине трущоб, но тот задумал нечто противоположное. Человек-блоха держал свой путь не куда-нибудь, а в Тремпл-Толл.

В Саквояжный район вел лишь один мост — мост Ржавых Скрепок. Очевидно, бывшему цирковому прыгуну перепрыгнуть канал Брилли-Моу было не по силам. Джон успел увидеть, как тот спустился под мост и пополз, цепляясь за стропила всеми своими шестью конечностями.

Не останавливаясь, младший констебль заехал на мост и поколесил вдоль трамвайной линии. Где-то внизу полз Человек-блоха…

У харчевни «Подметка Труффо» стояло несколько нетрезвого вида типов. Завидев Джона, они завопили, заулюлюкали и все, как один, демонстративно сняли шляпы — вовсе не в знак уважения, но напротив, с вызовом и насмешкой: в Тремпл-Толл появляться на улице без головного убора было запрещено, но младший констебль сейчас и не подумал останавливаться.

Преодолев мост, он выехал на улицу Файни. Человек-блоха оказался в Саквояжном районе быстрее него — он запрыгнул на уличный фонарь, а с него — на крышу ближайшего дома.

Джон свернул в переулок и помчался следом. В голове стоял гул, в животе мутило, но младший констебль все гнал и гнал по мостовой следом за быстро отдаляюшимся Человеком-блохой.

Он не знал, что станет делать, когда нагонит его, но сейчас об этом и не думал.

Улица, переулок, сквозной проход через дом и двор-колодец… Колесо угодило в выбоину! Проклятье! Вытащить… продолжить преследование…

Джон не обращал внимания ни на что кругом, а между тем вокруг появилось много прохожих. Зазвенел трамвай. Из рупоров уличных вещателей раздавалось оповещение о том, что дирижабль «Бреннелинг» готовится к отбытию в Старый центр…

Погоня привела младшего констебля на Чемоданную площадь.

Задрав голову, Джон увидел, как Человек-блоха перепрыгнул с крыши пневмопочтовой станции на купол здания вокзала. После чего пополз по нему, а затем прошмыгнул в большое круглое окно возле часов и скрылся из виду.

— Будь я проклят! — воскликнул младший констебль. — И что тебе там нужно?

Впрочем, раздумывать об этом времени не было.

Джон направил самокат в переулок у здания вокзала. Соваться внутрь через парадные двери ему совсем не хотелось, и у того было две причины: первая — это вокзальный констебль мистер Бэнкс, и вторая — это его напарник вокзальный констебль мистер Хоппер. Обе эти личности могли помешать его делу, так как славились не только злобой, но и крайней недалекостью: чего только стоят их бесконечные неудачные попытки дослужиться до повышения и получить новенькие паровые самокаты.

Проехав под аркой, младший констебль увидел зеленую дверь, над которой висела вывеска: «Камеры хранения багажа». Рядом примостилась еще одна дверка: «Бюро пропавших вещей», — именно туда Джон, оставив свой самокат у входа, и вошел.

Его тут же окатило из рога граммофона слезливым, сиропным романсом о потерянной любви — старый добрый репертуар миссис Громбилль, от которого у всех прочих, кроме самой смотрительницы, сводит скулы.

В «Бюро пропавших вещей» горела одинокая лампа, по сторонам от узкого прохода громоздились деревянные стеллажи, забитые всем тем, что теряли люди в Саквояжном районе. Рядом со шляпами, перчатками и зонтиками соседствовали совсем уж необычные предметы, наличие которых здесь вызывало больше вопросов, чем содержало ответов: чучело рыбы-меч, автоматон, мумия из Хартума, плотоядное растение в горшке и связка сушеных и сморщенных собачьих голов. На стуле в глубине помещения храпел потерянный человек.

У стойки происходил спор.

Там топтался, потирая руки, небезызвестный в узких кругах — Джон не сдержался и поморщился — Шнырр Шнорринг. Бродяга пыжился, потел и пускал слюни в попытках доказать, что некий женский клатч с бахромой принадлежит именно ему.

Миссис Громбилль, тучная престарелая дама, разумеется, не верила ни одному слову бродяги и тыкала в него тростью.

— Убирайся, Шнорринг! — утомленно восклицала миссис Громбилль. — Ты и правда думаешь, что я тебе выдам потерянный предмет?

— Но этот клатч принадлежал моей бабушке!

— Ну и кому ты врешь?! Нет у тебя никакой бабушки!

— А вот и есть! В смысле была! Ее сожрали крысы!

— Ты мне надоел, Шнорринг! Ты итвои нескончаемые попытки стащить что-то отсюда! Если не уберешься, я спущу на тебя крокодила!

— Кто-то потерял крокодила? — удивился Шнырр и тут же, спохватившись, добавил: — То есть это мой крокодил! Я его потерял недавно! Он принадлежал моему дедушке!

— И зачем тебе крокодил, скажи на милость?

— Говорят, они очень вкусные…

— И кто так говорит?

— Люди, обедающие крокодилами, само собой!..

Младший констебль воспользовался тем, что на него не обращают внимания, и прошмыгнул в боковой проход под табличкой: «В зал ожидания».

Вокзал гудел. У перронов толпились пассажиры, среди них виднелись служащие Паровозного ведомства в темно-зеленой форме, автоматоны катили багажные тележки, груженные чемоданами.

Джон выглянул из-за трубы. Бэнкс и Хоппер были на посту у своей тумбы. Если это, конечно, можно было так назвать. Хоппер, труся головой, бродил туда-обратно вдоль скамейки и, судя по всему, показывал напарнику, как ходят голуби, а Бэнкс ухахатывался и швырял в него хлебными крошками.

Младший констебль двинулся к лестнице, ведущей на старую платформу «Драппгейт». Быстро преодолев два пролета, он проскочил мимо рубки вокзальной пневмопочты, пробежал галерею вдоль ряда пыльных витражных окон и, толкнув дверь в тупике, оказался у основания ржавой винтовой лестницы, которая тонула в потемках. Младший констебль начал подъем на ощупь, стараясь ступать по железным ступеням, не создавая шума.

Вскоре он добрался до вершины лестницы и оказался перед очередной дверью. Замер, прислушиваясь.

Из-за двери доносился перезвон часового механизма — там располагались большие вокзальные часы.

Джон сглотнул, вытер перчаткой пот со лба.

Уняв дрожь, он снял с пояса дубинку и сжал руку на дверной ручке. «Не бояться… только не бояться, Джонни…»

Закусив губу, младший констебль аккуратно повернул ручку и приоткрыл дверь.

Это место называли «вокзальным чердаком». И не только потому, что оно находилось под самой крышей. Многие годы сюда стаскивали различный хлам: у стен громоздились медные рупоры вещания, рядом с кучей ржавых ключей для перевода стрелок соседствовали багажные тележки без колес, нагруженные деталями для автоматонов, — и кому понадобилось все это сюда тащить? Сломанный семафор приветствовал констебля разбитыми стеклами. Пыль, паутина и затхлость… пахло здесь, как на обычном чердаке: нафталином, средством против гремлинов и позавчерашним, слегка тронутым плесенью прошлым.

И если бы не мерный звон шестерней, можно было бы решить, что это место впало в кому.

В центре чердака располагался громадный механизм, приводивший в движение стрелки одновременно на двух циферблатах: одни часы выходили на Чемоданную площадь, а другие — внутрь здания вокзала. Рядом с первыми располагалось два круглых окна — разноцветные стекла витража в одном складывались в рисунок, изображающий локомотив, а в другом стекла и вовсе отсутствовали. Именно через него в здание вокзала и проник тот, за кем Джон следил…

«Что ты делаешь?! — одернул себя младший констебль. — Зачем сунулся сюда в одиночку? Что станешь делать, когда найдешь его? Болван…»

На миг констебля посетила мысль побежать в зал ожидания за Бэнксом и Хоппером, но он тут же одернул себя: «Мало того, что они все испортят, так еще и потребуют ответов. А что если они не согласятся помочь и, испугавшись жуткого монстра, сообщат в Дом-с-синей-крышей?»

Джон осторожно двинулся вдоль ряда вешалок с устаревшей формой Паровозного ведомства. Задрав голову, он вглядывался в темноту под куполом. Балки и стропила напоминали прутья клетки.

«Где же ты прячешься?..»

На миг ему показалось, что что-то темное шевельнулось наверху, но как он ни вглядывался, ему не удалось ничего там разобрать. А затем он услышал звук шагов. Кто-то прошел за медленно проворачивающимися шестернями!

По спине побежали мурашки.

«Это не моя… совсем не моя работа — гоняться за монстрами! Я ведь перебираю бумажки в архиве! Что я тут делаю?!»

Младший констебль двинулся на звук. Подняв дубинку, он выглянул из-за стойки с цепными барабанами. Там никого не было…

За спиной скрипнула половица. Джон обернулся и… в следующий миг что-то тяжелое ударило его по голове. Удар был так силен, что шлем треснул, но младший констебль этого уже не понял.

Джон рухнул на пол. Четыре руки схватили его за ноги и куда-то поволокли.

Глава 4. Позвольте представиться: Бетти Грю!

«Колокол и Шар», паб служителей закона и порядка на Полицейской площади, сам на себя не походил.

В обычное время здесь было шумно, о столы стучали кружки, не смолкали песни и хохот, а чего только стоили заключаемые посетителями пари, в которые неизменно втягивались все, кто в пабе, присутствовал. Но сейчас, когда часы над стойкой только пробили шесть часов вечера, «Колокол и Шар» непривычно пустовал. Еще бы, ведь почти все констебли Тремпл-Толл как раз либо сменялись у своих тумб, либо отчитывались в Доме-с-синей-крышей, либо третировали закрывающихся лавочников.

Ничего, буквально через час обладатели синих мундиров снова набьются в паб, словно селедки в бочку. Ну а пока заведение, которое в городе шепотом называли «притоном фликов», будто застыло в меланхоличном ожидании.

На высоком стуле у стойки, обхватив задубевшими пальцами полупустую кружку эля, сидел хмурый сержант, устроивший себе поздний обед или, вернее, ранний ужин. Под стеной, завешанной газетными вырезками в рамочках, дружно храпела парочка стариков-завсегдатаев — отставные констебли не забывали при этом покуривать папиретки и лениво выдыхали колечки синего дыма. Еще трое полицейских играли в «Мокрого Пса», расхожую среди служителей закона карточную игру, и время от времени у их стола раздавалось: «Шерсть дыбом!», «Скручивай нос!» и «Трехлапый!»

Вот, пожалуй, и все, кто сейчас был в «Колоколе и Шаре», если не считать мистера Брекенрида, бывшего констебля и нынешнего хозяина заведения. Ну и еще не стоит забывать вусмерть пьяного гремлина по кличке «Пробкер», который, развалившись, устроился в своей клетке среди бутылок. Пробкера однажды притащил в «Колокол и Шар» констебль Домби, неизвестно каким чудом изловивший коротышку. Домби решил, что гремлин может зачем-то понадобиться мистеру Брекенриду: констебль слегка сел на мель и вознамерился обменять мелкого вредителя на кружку «Зайца». К удивлению самого Домби, хозяин паба принял его предложение — Брекенриду тогда показалось, что сделать из гремлина помощника, который станет суетиться за стойкой вместо него, будет очень забавно. Но пока выдрессировать Пробкера не особо удавалось: тот разве что научился пить эль, курить папиретки и тошнить через прутья клетки.

В пабе властвовала полутьма — мыть окна у мистера Брекенрида руки не доходили. Да и зачем? К нему приходят не за видом из окна… Лампы над стойкой и на столах едва теплились Негромко бубнил радиофор — по нему что-то говорили о погоде (туман, как и все последние дни), о повышении цен на почтовые марки (стоимость каждой марки повысилась на 5 пенсов) и о «Замечательном желудевом сиропе миссис Эйкель» (пальчики оближете!).

Сонливую меланхоличную атмосферу паба неожиданно прорезал совсем немелодичный свист, словно в помещении вдруг завелся стриж, и у этого стрижа в клюве застряла канцелярская скрепка. Некоторые присутствующие даже подпрыгнули на своих местах.

Мистер Брекенрид открутил вентиль на патрубке пневмопочты и извлек капсулу. Прочитав пришедшую в ней записку, он дернул за веревку колокола.

Все замерли в ожидании. Даже старики по такому случаю продрали глаза.

— Господа! — провозгласил мистер Брекенрид на весь паб. — Написал констебль Тромпер. У нас еще одна!

Подойдя к висевшей на стене за стойкой грифельной доске, он пририсовал мелом к строчке, которая начиналась с изображения сломанной дубинки, еще одну черту.

— Итого уже восемь! Очередная дубинка треснула, столкнувшись с головой какого-то проходимца! Вы знаете, что это значит: объявляется «Час Пьяниц» — всем присутствующим по кружке «Зайца» за счет заведения!

Констебли встретили его слова дружным стуком кружек по столам. И только сержант встретил новость без особого воодушевления.

Крупперт Кручинс был уже порядком навеселе, хотя правильнее будет сказать, что он был назле. С каждой новой опустошенной кружкой «Синего Зайца» сержант становился все хмурее и раздраженнее.

Перед ним лежал замусоленный и покрытый пятнами от эля выпуск «Сплетни». Как Кручинс и полагал, нового о похищениях не писали — а это значило, что курносая газетчица ничего не разведала. Что немного утешало.

Эта мерзкая девчонка грозила доставить хлопоты, в то время как сержант не мог допустить, чтобы кто-то влез в его дела — только не сейчас! И почему в «Сплетне» вдруг решили заняться пропажами?..

«Проклятье! — думал Кручинс. — Где носит этого Дилби? Сколько нужно времени, чтобы поставить девчонку на место?»

Сержант бросил взгляд на часы над стойкой, и его посетила неприятная, но весьма реалистичная догадка: зная тюфяка Дилби, не будет удивительно, если эта дрянь из газеты сама его как следует отделала…

— О чем задумались, сержант? — спросил хозяин паба, вырвав Кручинса из размышлений.

— Да так, проныры из «Сплетни» под ногами путаются.

Мистер Брекенрид с усмешкой подставил Кручинсу еще одну кружку.

— Дайте угадаю: Трилби снова что-то учудил?

— Не он.

— Хатчинс? Или Уиггинс?

— И не они. Некая Полли Трикк.

Хозяин паба пошевелил усами.

— Та самая Полли Трикк?

— Та самая?

— Статья про ламантина — это ее работа, — напомнил мистер Брекенрид. — Недавно выходила. Наши возмущались еще — и по делу: они взяли в газету девчонку! Куда катится этот город?

— Вот-вот. Еще бы какого-нибудь гуталинщика приезжего взяли бы! Позорище! Было уважаемое издание…

— Но статья про ламантина была не плоха, нужно признать.

— Согласен. Я, к слову, этого аэронавта залетного лично оштрафовал — за то, что он пришвартовал свой шар в неположенном месте. Будет знать, какие у нас тут порядки. А то, понимаешь, явился из своего этого Льотомна, никаких дозволительных бумаг не имеет, всю Саквояжню переполошил. «Путешественник», скажешь тоже! Не нравятся мне такие…

— От этих приезжих одни беды, — кивнул Брекенрид. — Баламутят воду, в истории попадают. Будь моя воля, я бы и вовсе закрыл Саквояжню, чтобы не лезли. Еще и из Льотомна. Был у нас уже тут один Человек-из-Льотомна, и чем все обернулось?

— Мигренью для почтенных людей, — согласился Кручинс. — Вы же знали, что я был одним из тех, кто отыскал украденный миллион?

— Неужели?

— Своим шлемом клянусь! Гоббин меня поставил на дело. Я лично докладывал господину управляющему банка Портеру. Отыскал денежки и вернул их «Ригсбергам». И что, думаете, получил премию? Или благодарность? Даже в газете не упомянули.

— Вот так всегда: о лучших людях ни словечка не напишут! — поддержал мистер Брекенрид. — Все дела в Саквояжне делаются натруженными руками констеблей, и хоть бы одна крыса пискнула…

Кручинс сделал глоток из кружки и вернулся к волнующей его теме.

— Еще и эта девчонка Трикк свалилась на нашу голову. Все думаю, как бы ее прижучить.

— Ну, это несложно, — усмехнулся Брекенрид, — был бы шушерник…

— А костюмчик по размеру сошьется, — закончил сержант.

Дверь паба открылась, и в помещение вошел тип в латаном пальто и настолько грязном котелке, что его будто выловили из сточной канавы.

При появлении бродяги сидевшие неподалеку констебли пробурчали что-то нелестное, а хозяин паба поморщился. Кручинс наделил его тяжелым взглядом.

— Это я позвал Шнорринга, мистер Брекенрид, — сказал сержант. — Не спешите пересчитывать ему зубы.

— А что их пересчитывать, — с досадой в голосе ответил хозяин паба, — ровно дюжина осталась после того раза, как эта мерзость попыталась стащить чужого «Зайца» со стола.

Подойдя к стойке, «мерзость» приветливо приподняла котелок и осклабилась:

— Добренький денечек, сэр.

Шнырр Шнорринг взобрался на стул рядом с Кручинсом и принялся алчно разглядывать бутылки за спиной мистера Брекенрида.

— И что в нем доброго? — буркнул сержант.

Шнырр Шнорринг усмехнулся. За день, в его понимании, произошло довольно много приятных вещей.

Утро Шнырра началось с того, что он решил позавтракать. Выбравшись из своей трубы, Шнорринг залез на крышу, где должна была стоять миска с кошачьим молоком — миссис Брюквинс подкармливала соседскую кошку… ну как подкармливала — она ненавидела эту кошку и добавляла в молоко крысиный яд, а потом все удивлялась, отчего кошка никак не издохнет. Откуда ей было знать, что молоко выпивает Шнорринг, который давно выработал к крысиному яду иммунитет.

Впрочем, на крыше Шнырра ждала неприятная встреча — он нос к носу столкнулся с другим бродягой, мистером Совински, который также нацелился на молочко.

По законам задворок и подворотен они должны были сразиться за добычу. И они подрались… хотя «подрались» — это слишком громко сказано: они решили все через расхожий в среде бродяг и детей бой на пальцах. И Шнырр честно победил… ну как честно — он незаметно уколол нестриженным ногтем мистера Совински в ладонь — тот от неожиданности ослабил хватку, и тогда Шнырр зажал его большой палец так крепко, как только мог.

Мистер Совински сдался и был вынужден удалиться несолоно или, вернее, немолоко-с-ядом хлебавши восвояси.

Позавтракав, Шнырр подкараулил у вокзала некоего приезжего господина и, выяснив, что тот впервые в Габене, очень ловко порекомендовал ему мистера Боури — «лучшего во всем городе кэбмена». Приезжему господину нужно было попасть по адресу «Чемоданная площадь, 14», который находился ровно напротив выхода из здания вокзала, но это не помешало Шнырру спровадить его кэбмену, который без зазрения совести повозит его кругами почти полчаса, после чего вернет на площадь и затребует тройную плату «за дальность».

Мистер Боури выплатил Шнырру полагавшиеся ему полфунта, и мистер Шнорринг отправился на, как он это называл, «барахольную рыбалочку» — в «Бюро пропавших вещей» в надежде что-то оттуда умыкнуть

И пусть миссис Греннобиль ничего ему не дала, в итоге он придумал, как к ней подступиться — нужно только отыскать подходящую «бабушку», которая потеряла на вокзале свой клатч с многообещающим содержимым. В общем, все складывалось как нельзя хорошо. А потом еще и подвернулась работенка от сержанта Кручинса. Так что день, можно сказать, уже удался. И это не считая различных мелких приятностей, которые злорадный и злокозненный Шнырр Шнорринг наблюдал в городе. Их он тут же и озвучил:

— Буквально только что видел, как дворник отлупил одного из уличных мальчишек — тот ревел и вопил на всю улицу. Лучшая музыка! Вы ведь тоже обожаете, когда лупят детей, верно, сэр?

— Не без этого.

— А еще прямо на моих глазах одного джентльмена обдало грязью из-под колес кэба, — продолжил Шнырр. — Сколько ругани было… А потом его еще и собака укусила, представляете? Но самое забавное — это горшок.

— Горшок?

— Да, с цветком. Свалился на голову какой-то дамочке с какого-то окна. Прямо по макушке ее стукнул. Она шлепнулась на тротуар, смешно растопырив руки.

Сержант сделал глоток из кружки и проворчал:

— И что, рядом не оказалось ни одного болвана-констебля, который бы ее спас и потом до конца жизни был вынужден терпеть эту грымзу?

— Нет, грымзу увезли в лечебницу.

— Какая жалость…

— Мистер Брекенрид, плесните наперсток «Зайца»! — попросил Шнырр Шнорринг.

Хозяин паба наделил его презрительным взглядом.

— Наливаем только полицейским.

— Но я почти… почти полицейский!

— Еще чего! — буркнул мистер Брекенрид и принялся протирать тряпкой стойку.

Губы Шнырра зашевелились в беззвучной ругани. Озвученную ругань он себе здесь позволить не рисковал.

— Что узнал, Шнорринг? — спросил сержант.

— О, я много чего узнал, сэр… Хотя для этого и пришлось попотеть.

— Давай только без потения — от тебя и так смердит, как от подвальной крысы.

Шнырр Шнорринг кивнул и перешел к делу:

— Карлик, о котором вы говорили, сэр. Он и правда встречался кое с кем.

— С кем? Не томи!

— К нему в харчевню приходила дамочка. Миленькая и стройненькая. Вся такая в черном, похожая на траурную кошку, — в старомодной шляпке-клош и длинных бархатных перчатках. При ней был большой медный клаксон, а еще она курила папиретку на мундштуке.

Сержант Кручинс поморщился. Ему мучительно захотелось сплюнуть на пол, но он подумал, что мистер Брекенрид подобного не оценит, и с трудом себя сдержал.

— Подведенные сажей глаза, мушка над верхней губой и красный клоунский нос? — уточнил сержант.

Шнырр выпучил глаза.

— Вы ее знаете?

— О, еще бы. Это Шарлотта из банды уличных клоунов «Тупицы Бромбеля», впрочем, сами они зовут себя труппой. Труппа, тоже мне… Эта прохвостка и ее приятели частенько гостят в камере на Полицейской площади. И о чем карлик сплетничал с этой мерзкой клоунессой?

— Я слышал не все. Вот если бы вы мне дали немного денежек на слуховой рожок…

— Шнорринг, не выводи меня из себя! — Сержант стукнул кулаком по стойке, и его собеседник едва не свалился со своего стула.

Шнырр тут же прекратил все попытки набить себе цену и выжать из сержанта хотя бы пару лишних пенсов. Схватив собственную задрожавшую челюсть пальцами и тем самым уняв тряску, он сказал:

— Они говорили о каком-то «дельце». Дамочка требовала больше денег. Она твердила, что Бетти Грю запросто может пережевать их и выплюнуть и за те жалкие крохи, что карлик платит, никто с ним связываться не станет.

— Бетти Грю… — задумчиво проговорил сержант. — Клоун с Семафорной площади…

Шнырр потарабанил пальцами по стойке и пожевал сухими потрескавшимися губами.

— Еще один клоун? Что ж это делается-то, сэр?

Кручинс с задумчивым видом уставился в свою кружку.

— Разборки между бандами, возможно, — предположил он, рассуждая больше сам с собой, чем отвечая Шноррингу. — Думаю, коротышка нанял Тупиц, чтобы устранить конкурента.

— А кто он, этот карлик? Не припомню его прежде в Саквояжне, хотя я думал, что всех здесь знаю…

— Шарлотту из Тупиц ты между тем не узнал, — резко ответил сержант Кручинс. — А карлик… он здесь недавно. Прибыл всего неделю назад. Подозревается в похищениях.

— А-а, я слыхал что-то такое. Повар Подрик с вокзала исчез и еще несколько других. Это ведь о них речь?

Сержант пристально глянул на бродягу.

— Что тебе об этом известно?

— Да так, ничего особенного. Просто слышал кое-что — кэбмены болтают разное. Думаете, за похищениями стоит карлик этот приезжий? И что это клоуны забирают людей?

— Есть такая вероятность.

— А почему вы вообще подумали на карлика? Он оставил какие-то карличьи улики?

Кручинс отхлебнул эля, вытер посиневшие усы перчаткой и нехотя сказал:

— Мы всегда проверяем различных типов, которые прибывают в город. Бэнкс и Хоппер с вокзала сообщают в Дом-с-синей-крышей обо всех особо подозрительных приезжих. Карлик заявился в Габен накануне первого исчезновения. Это очень подозрительно. А еще его видели возле дома одной из жертв.

— Почему он похищает… ну, тех, кто пропал? Что карлику от них нужно? И как с этим связан клоун Бетти Грю?

— Шнырр, не шнырь! — рявкнул сержант, по привычке схватив рукоятку дубинки. — Что-то ты разлюбопытствовался. Не забывайся!

Шнорринг вжал голову в плечи, но дубинка сержанта осталась висеть на поясе, и он чуть осмелел.

— Гм… вы правы, сэр. Уже убрал нос. А что с моим… кхе-кхе… вознагражденьицем за услуги высшего сорта?

— Это ты, конечно, загнул: про высший сорт. Тухловатая работенка на самом-то деле.

— Ну-у-у, сэ-э-эр… — заныл Шнорринг.

Сержант Кручинс смилостивился:

— Сегодня карман дырявый — жалованье выдают завтра. Утром заглянешь в Дом-с-синей-крышей, я велю дежурному констеблю передать тебе твое «вознагражденьице».

Крупперт Кручинс сделал очередной глоток из кружки, поморщился и выплюнул все обратно — осадок «Синего Зайца» был на редкость мерзким.

— Вы будете допивать, сэр? — Шнырр Шнорринг алчуще уставился на кружку.

— Забирай, — буркнул сержант и, повернувшись к трактирщику, сказал: — Мистер Брекенрид, на мой счет! Утром расплачусь.

Шнырр Шнорринг между тем схватил кружку и с жадностью приложился к ней. Допив все, что там было, он вытер губы рукавом, приглушенно рыгнул и даже причмокнул от удовольствия.

* * *

Небольшой ржавый пароход с гнутыми дырявыми трубами и расхлябанными гребными колесами, рассекая черную воду канала Брилли-Моу, приблизился к мосту, замедлил ход и прислонился бортом к бочкам отбойников.

— Эй, Чешуя, не забудь вернуться за мной через два часа! — воскликнул щуплый тип в длинном пальто и коричневом котелке. Из-за темно-синей повязки, скрывающей нижнюю часть его лица, голос звучал приглушенно.

Стоявший за штурвалом старик в мятой фуражке и точно такой же, как и у типа в котелке, повязке, махнул рукой.

— Больно ты мне нужен, Пенс, — проворчал он, но упомянутый Пенс этого не услышал. Он ловко перебрался с палубы на скоб-трап опоры моста, тянущийся от водной глади канала вверх, и покарабкался по ржавым ступеням.

Пароход отошел и продолжил путь в сторону Керосинной заводи и вскоре исчез в тумане.

Пенс между тем забрался на самый верх. Под мостом, среди свай и балок, виднелся квадратный люк, рядом с ним торчал рычаг. Обладатель синей повязки дернул его, давая сигнал хозяину заведения, и вскоре крышка люка поднялась.

Типа в котелка сразу же окутало выползшее через проем дымное облако, но он быстро преодолел последние скобы-ступени и выбрался в общем зале харчевни. Крышка люка за ним опустилась.