Текст книги "Эра подземелий 12 (СИ)"

Автор книги: Сергей Ткачёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

— «Фум… фумнам… фумнамбулист». Какое странное слово!

Она уже открыла книгу, но ничего прочитать не успела.

— Вот нечем мне больше заняться, знаешь ли! — раздался рокочущий голос на этаже, и Полли вздрогнула. — Эй, постой-ка! А чего это там свет горит? Нам же эта комнатушка нужна? Толстуха про нее говорила?

«Толстуха — это, видимо, мадам По, — подумала Полли. — Как неуважительно!»

— Да, сэр. Антресольная квартирка, — прозвучал другой голос, и мисс Трикк его узнала.

«Проклятье! — пронеслось в голове. — Только вас сейчас не хватало! Как не вовремя!»

Она поспешно забросила все, что прежде доставала, обратно в сундук, и закрыла крышку. Обернулась и… застыла.

В комнату, кряхтя и сопя, вошли двое.

Оба были облачены в темно-синюю полицейскую форму с медными пуговицами, на головах у них сидели высокие шлемы с кокардами. У главного (то, что он главный, Полли поняла по большому вислому животу) на груди рядом с жетоном располагались сержантские нашивки.

Завидев Полли Трикк, оба констебля встали, как вкопанные. Толстяк поджал губы, а его спутник недоуменно распахнул рот.

— Так-так-так. — Сержант подбоченился. — Это что еще за номер?

У него было широкое бульдожье лицо, подкрученные рыжеватые усы, здоровенный красный нос, словно его ужалила в него парочка ос, и вислые мешки под глазами, в каждом из которых могло поместиться по коту на продажу.

— Мисс Хенсли, полагаю? — спросил сержант. — Но ведь соседи сообщили о вашей пропаже. Что здесь творится? Вы пропали, или нет? Похоже, что нет.

Полли не успела ответить. Стоявший за спиной сержанта констебль сказал:

— Нет, мистер Кручинс. Это не мисс Хенсли. Это мисс Полли Трикк. Добрый вечер, мисс Трикк.

— Добрый вечер, мистер Дилби.

Сержант Кручинс раздул губы и с шумом выпустил из них воздух:

— Пф-ф-ф… Требую объснений, мисс. Что вы делаете в квартире пропавшей?

— Я работаю в «Сплетне», — призналась Полли. — Господин главный редактор отправил меня…

— Газетные крысы! — рявкнул сержант. — Вечно лезете во все щели, суете свои крысливые носы!

Полли побагровела.

— Ну раз уж полиция не чешется…

Констебль Дилби, который в этот момент неловко почесывал затылок под шлемом, тут же прекратил это дело.

Сержант Кручинс в ярости топнул ногой, словно Полли была кошкой, которую требовалось шугануть.

— Это шутка?! — рявкнул сержант: — Я не понимаю шуток! Пропажей людей уже занимаются официальные лица — глаза протрите! Главный редактор замшелой газетенки с площади Неми-Дрё не выдает своим писакам очки? Крупперт Кручинс в деле! Я не потерплю никаких газетных крыс, желающих состряпать статейку! Дилби, выпроводи нежелательную особу за дверь!

Полли раздраженно фыркнула и двинулась к выходу из антресольной квартирки Хелен Хенсли.

Констебль Дилби, пунцовый от стыда, двинулся следом.

Оказавшись за дверью, Полли повернулась к нему.

— Это возмутительно! Я не заслужила оскорблений в свой адрес!

Дилби закивал.

— Прошу прощения за сержанта, мисс Трикк, — негромко, чтобы его слова не долетели до ушей Кручинса, сказал он. — Мне очень стыдно. Его манеры оставляют желать лучшего. Я бы никогда не посмел с вами так разговаривать, вы же это знаете?

— Извинения не приняты, — горделиво вскинула голову Полли, и констебль с грустным видом потупился.

— Вы не оставите это дело?

— Еще чего!

Дилби вжал голову в плечи и испуганно зашептал:

— Мисс Трикк, прошу вас. Мистер Кручинс очень опасный человек. Вы ведь слышали: он не понимает шуток. С ним лучше не связываться…

— Пусть лучше это он со мной не связывается!

Из квартирки раздался возглас сержанта:

— Дилби! Забыл дорогу обратно?! Хватит там топтаться!

— Будьте осторожны, мисс Трикк, — прошептал Дилби и скрылся за дверью.

Полли развернулась и пошагала вниз по лестнице.

Джон Дилби, в отличие от своих коллег-злыдней, был честным, добрым и очень наивным. А еще он за нее переживал, что, в общем-то, было довольно мило, но при этом совершенно напрасно! Когда она говорила, что это сержанту стоит поостеречься с ней связываться, она не преувеличивала. Полли не боялась этого мерзкого Кручинса и была настроена как никогда решительно: в способность габенской полиции отыскать пропавших она не особо верила. Пусть копаются, пусть ищут. Она опередит этих увальней! Тем более она уже знала, что делать.

Улики, которые мисс Трикк нашла в квартире мисс Хенсли, походили на ниточки, которые она крепко сжимала в своих пальцах.

Куда же они ее приведут?

* * *

Причины и предпосылки… Они всегда приводят к определенному итогу. И то, что может на первый взгляд показаться случайным стечением обстоятельств, на деле является непреложностью и закономерностью. Кто-то считает, что люди и их жизни — это просто сброшенные осенью древесные листья, разносимые ветром, кто-то верит в судьбу, в рок и в беспричинные случайности, но мало кто поспорит с тем, что если вы выйдете из дома во время дождя без зонтика, то промокнете, возможно, промочите ноги и подхватите простуду.

Очевидные вещи, казалось бы… вот только очевидность этих вещей никак не противоречит толпам вымокших до нитки, промочивших ноги и простуженных господ, которые каждую осень с неизменным упорством появляются в городе.

Часто можно услышать: «Эх, если бы я только знал, к чему все приведет, я бы…»

Взял зонтик? Но ведь дождь не появился внезапно — о нем еще с утра сообщало Погодное ведомство Габена по радиофору. Ах, вы не слушаете «эту дребедень»? Что ж, вот и ответ.

«Эх, если бы я только знал…»

По большому счету, люди понимают и считывают простые причины и следствия, как то: не взял зонтик — промок, не посыпал отраву от гремлинов — гремлины сожрали все часы в доме, съел тухлую рыбу — к вечеру ты сам превратишься в нечто тухлое. Это очевидные вещи.

Реже можно услышать: «Эх, если бы я знал, что тетушка не выпустит меня из дома, пока моя прическа и внешний вид не будут соответствовать ее пониманию “удовлетворительно выглядящего джентльмена”, я бы не опоздал на свой рейс, дирижабль не улетел бы без меня и мне не пришлось бы покупать билет на следующий. И как следствие я бы не сидел сейчас у иллюминатора с белым от ужаса лицом, вцепившись скрюченными пальцами в запястье дамочки с места 18-б, и не слушал сообщение от капитана: “Дамы и господа, к сожалению, вынужден сообщить, что дирижабль терпит крушение и все мы умрем через три… два…”»

Люди полагают, что знание о том, что грядет, помогло бы им избежать напастей, но на самом деле если бы все знали о подлинных первопричинах, которые в итоге приведут к тем или иным событиям в жизни, все попросту сошли бы с ума.

Все действия, все, даже, кажущиеся незначительными, обстоятельства, связаны. Всё переплетено. И порой случается так, что какая-то совершеннейшая глупость однажды, может быть, даже много лет спустя, приведет к трагичным и необратимым последствиям.

Младший констебль Джон Дилби, разумеется, не знал, что виной его нынешнему незавидному положению была страсть к экспериментам со сладким некоей мадам пятнадцать лет назад. А если бы ему кто-то сказал об этом, он бы лишь рассмеялся.

Впрочем, сейчас ему было не до смеха. Совсем не до смеха.

Он открыл глаза и застонал. Протянул руку и коснулся затылка. Пальцы окрасились красным. Перед глазами все плыло.

— Где?.. Где я?

Джон огляделся по сторонам. Он был на большом темном чердаке, где-то поблизости оглушающе тикали часы и проворачивались громадные шестерни. Констебль сидел на полу, прислонившись спиной к деревянной колонне, рядом лежал полицейский шлем с порванным ремешком.

За выбитым стеклом круглого окна багровел закат. Лучи уходящего на покой пьяного габенского солнца ложились на пыльный пол бесформенными пятнами, похожими на лужи крови.

Джон Дилби попытался вспомнить, как он здесь оказался. Он шел за…

В темном углу что-то зашевелилось.

Джон потянулся к дубинке — на поясе ее не было.

— Думаеш-ш-шь она помогла бы тебе, флик? — раздался шипящий голос, и к окну, покачиваясь, подошел высокий… человек?

Констебль прищурился, пытаясь его разглядеть. Цилиндр, пальто и длинный полосатый шарф. Больше Джон ничего не смог рассмотреть — незнакомец кутался в багровый свет, а его лицо тонуло в темноте.

Джон опустил взгляд на тень, которую отбрасывал человек в цилиндре, и задрожал. Длинное черное пятно на дощатом полу обладало четырьмя руками.

— Как ты меня наш-ш-шел? — спросил жуткий незнакомец. — Поч-ч-чему ты здесь?

Джон не ответил. Эх, если бы он только знал…

Впрочем, откуда ему было знать, что виной всему какое-то дурацкое пирожное с перечной присыпкой…

Причины и предпосылки…

Однажды, пятнадцать лет назад, некая миссис Перморрон, жившая в то время на улице Бремроук над шляпным ателье, решила попробовать новое заморское пирожное с перечной присыпкой, которое наперебой расхваливали все кондитеры города.

Миссис Перморрон откусила лишь кусочек, но молотый перец взвился в воздух черным облаком и проник в ее ноздри. Чихая и кашляя, мадам бросилась к окну и распахнула створки.

Миссис Перморрон забыла, что на подоконнике стоял горшок с комнатной мухоловкой. Мадам задела его, и тот, пролетев три с половиной этажа, лишь чудом не упал на голову женщины, шедшей по тротуару внизу.

Спасшим женщину «чудом» оказался некий констебль (тогда еще не сержант) Крупперт Кручинс, вовремя заметивший падение горшка. Он оттолкнул мадам в сторону.

Та была так поражена произошедшим, что еще какое-то время не могла прийти в себя. Она лепетала слова благодарности, держалась за грудь и тяжело дышала. А потом, видимо, от нахлынувших на нее чувств прямо на месте предложила констеблю руку и сердце. Так мистер Кручинс обзавелся миссис Кручинс…

Эх, если бы только будущий сержант знал, что его ждет…

Миссис Кручинс оказалась редкостной склочницей и весьма злобной особой. Сам супруг звал ее не иначе, как «Моя дорогая», когда она присутствовала, и «треклятой мегерой» за глаза.

Многие в Саквояжном районе боялись сержанта Кручинса, а сам он боялся жену. И всячески пытался ее изжить, хотя в этом деле так и не преуспел за все пятнадцать лет брака…

В утро, когда и начали происходить события, в следствие которых младший констебль Джон Дилби оказался на чердаке наедине с жутким незнакомцем, сержант Кручинс решил в очередной раз подшутить над дражайшей супругой, пытаясь вызвать у нее сердечный приступ.

Пока она спала, он разрисовал стены спальни красной, рыжей и желтой красками, изобразив языки пламени. После чего наполнил комнату дымом и разукрасил собственное лицо каминной сажей, не забыв как следует взлохматить волосы. А потом подкрался к спящей жене и принялся будить ее криками: «Дорогая! Просыпайся! Горим! Пожар!»

Миссис Кручинс проснулась и подскочила на кровати.

Впрочем, того эффекта, на который рассчитывал сержант, не последовало. Он-то надеялся, что супруженька схватится за сердце, выпучит глаза и рухнет, как подкошенная, освободив его тем самым от тягостного брака, но не тут-то было. Хотя выпученные глаза, надо признать, имели место.

Миссис Кручинс сразу поняла, что все это не более, чем розыгрыш. А потом вытащила из-под подушки служебную дубинку супруга и как следует отходила ею сержанта по всему, до чего могла дотянуться. После чего схватила мужа-шутника за ус и потащила его в коридор. Тот выл и пытался оправдываться, что это была просто шутка, но миссис Кручинс не слушала. Она заперла мужа в чулане и, напомнив ему, что он ничего не смыслит в шутках, удалилась.

В чулане сержант провел три часа. Он изо всех сил просил прощения, льстил, уговаривал, но супруга осталась глуха к его увещеваниям.

Так бы он там и просидел до самого вечера, если бы не пришел Джон Дилби. Младшего констебля послал лично старший сержант Гоббин, который посчитал, что Кручинс решил просто прогулять службу, что за ним порой водилось.

Миссис Кручинс заявила, что ее муж наказан, но подслушивавший из чулана сержант закричал, что его нужно немедленно освободить, потому как у него, мол, важное полицейское дело. И когда госпожа сержантша усомнилась в этом, Дилби, на свою беду, решил подыграть Кручинсу. Он сказал, что старший сержант Гоббин рассчитывает на Кручинса в деле о пропажах людей.

Сержант был вызволен из чулана.

Кто мог знать, что он и правда решит заняться пропавшими. Так Джон Дилби оказался втянут в расследование, которым не планировал заниматься. Тем утром, отправляясь на службу, он полагал, что его ждет обычный скучный день в полицейском архиве.

На деле же он полдня проходил в компании сержанта, пока в итоге не оказался в антресольной квартирке последней из пропавших — Хелен Хенсли — и не встретил там Полли Трикк из газеты.

Ну а потом сержант Кручинс дал ему особое задание. Исполняя его, он и оказался на чердаке…

Вот так имевшая много лет назад место любовь к экспериментам со сладким некоей миссис Перморрон, с которой Джон даже не был знаком, привела его туда, где он сейчас находился…

— Поч-ч-чему ты здесь? — повторил монстр.

Глава 2. «Тингельтангель»

Хоть Полли Уиннифред Трикк и вела журналистское расследование, репортером она пока не являлась. Ее должность называлась так: «Личная помощница в скучных, занудных и повседневных газетных делах замечательного и великолепного Бенни Трилби». Разумеется, называлась она так сугубо в голове самого газетчика. На деле же Полли являлась его личным секретарем, машинисткой-наборщицей и кофе-с-пирожными приносильщицей.

Сказать, что Бенни Трилби был не в восторге, когда господин главный редактор по сути всучил ему помощницу, о которой ведущий репортер «Сплетни» не просил, значит, заметно преуменьшить. Когда увещевания и угрозы бунта, самоубийства и ухода к конкурентам не возымели на шефа никакого эффекта, Бенни с ужасом осознал, что навязчивая, острая на язык и раздражающе любопытная мисс Трикк никуда не денется. И тогда ему не осталось ничего иного, кроме как… смириться, любезно улыбнуться и выделить новой помощнице печатную машинку? О, нет! Бенни решил избавиться от, как он называл Полли Трикк, «чемодана без ручки, который его заставили волочить» и отправил ее в подвальные архивы составлять подборку заметок для «Ностальгического раздела».

Прошло целых три дня, пока Полли поняла, что такого раздела не существует.

Полыхая от ярости, она направилась в печатный зал, намереваясь высказать все, что думает этому несносному Трилби. Она уже подготовила развернутую и наполненную уничижительными эпитетами гневную речь о том, что он не с той связался и что ее не так-то просто запереть в дальний ящик и забыть, вот только высказывать все это было некому — обычно шумная и похожая на улей редакция непривычно пустовала.

Как оказалось, прозябая в архиве, Полли пропустила ни много, ни мало новость месяца.

Все репортеры под предводительством господина главного редактора отбыли «на паркет», что с языка журналистов Габена переводилось как: «отправились освещать официальное мероприятие». Господин Сомм, главный судья Тремпл-Толл, вознамерился не просто обыграть в бридж своих коллег из других районов, но уничтожить и растоптать их. Бенни Трилби и прочие должны были осветить это, вне всякого сомнения, масштабное и громкое событие.

И Полли решила воспользоваться моментом… Никто не мог ей помешать заняться тем, ради чего она, собственно, и устроилась в газету — помогать людям, попавшим в беду. А таинственное исчезновение жителей Саквояжного района пахло той самой бедой, как дохлая рыба, забытая на подоконнике.

Считала ли она, что их всех похитили? Безусловно, хоть напрямую на это ничто не указывало. «Леденцовые жетоны» связали пропавших, но этого было мало — к тому же Полли до сих пор не знала, что они значат. И все же у нее появилось еще кое-что, отчаянно похожее на улику, — баночка пилюль «Тингельтангель», обнаруженная в кармане пальто торговки пудрой.

После посещения квартирки мисс Хенсли Полли решила еще раз осмотреть дома прочих пропавших. Ей не давали покоя эти странные пилюли и все не отпускало ощущение, что она их уже где-то видела. Вскоре это ощущение подтвердилось.

«Тингельтангель» обнаружился в чердачной каморке семафорщицы — пилюли были без баночки, лежали на столе среди прочих таблеток, — неудивительно, что тогда она не придала им особого значения. Несколько полосатых пилюль затем нашлось и у трубочиста, и у боксера. В будочке у повара Полли провозилась почти час, пока не заметила характерный красно-белый порошок в одной из баночек среди приправ — повар попросту перетер пилюли.

Это было оно! Все пятеро пропавших принимали одинаковые лекарства от одной и той же болезни.

И тогда Полли отправилась туда, куда ниточка тянулась: в Больницу Странных Болезней, к доктору Дж. Д. Барроу, имя которого стояло на рецепте из кармана пальто Хелен Хенсли…

У работы на газету было свое преимущество. А именно то, что Полли, выпытывая сведения у очевидцев того или иного происшествия, могла говорить, что она работает в газете. И если раньше ее расспросы вызывали раздражение, а многие попросту захлопывали дверь перед ее носом, то теперь интерес Полли Трикк становился для людей понятным, обоснованным, и они охотнее делились тем, что им было известно.

И все же, добродушие и говорливость мадам По сыграли с ней злую шутку. Мисс Трикк совершила ошибку, полагая, что и все остальные будут столь же откровенны и дружелюбно настроены. Вскоре Полли пришлось убедиться в том, что «Добрый день, я из газеты» работает не со всеми и открывает далеко не все двери.

Вестибюль Больницы Странных Болезней представлял собой мерзкое и отвратительное место. Даже если не брать во внимание потеки слизи на полу, клочки сухой человеческой кожи и зубы, валяющиеся под ногами, не замечать чудовищный флёр лекарств, гниющей плоти и неуместного здесь запаха сладостей было невозможно.

В вестибюле не проглядывало и намека на то, что тут кто-то ждет пациентов, чтобы им помочь, зато куда ни кинь взгляд обнаруживались намеки на то, что пациенты — это нечто обременительное и вообще, мол, пусть спасибо скажут, что кто-то ими занимается.

Габен и сам по себе был не очень-то гостеприимным городом, но больница будто собрала в себе всю его гниль, все двоедушие и безразличие.

Стены вестибюля были завешаны табличками: «Не ныть!», «Не жаловаться!», «Не плакать!» и тому подобным. Не обошлось и без абсурда, вроде: «Не кровоточить!» и «Каждый чих на служащего больницы будет стоить вам фунт!»

В темном, заполненном трясущимися людьми помещении светились всего три лампы: над входом, над главной лестницей и над окошком дежурной медсестры.

Именно к нему Полли и направилась.

Дежурная медсестра — судя по табличке, ее звали мисс Мегирофф — всем своим видом напоминала восковую статую в чепчике и приталенной, застегнутой на все пуговицы белой форме: юбке и жакетике. Лицо мисс Мегирофф не выражало ни единой эмоции, или, вернее, оно выражало лишь нестираемое раздражение. В пальцах она держала плоский и круглый, со спиральным узором, леденец на палочке и время от времени лениво его полизывала.

Полли поздоровалась, представилась и сообщила, кого ищет, но обитательнице окошка было ровным счетом наплевать, откуда именно она заявилась:

— Если вы не испытываете недомогание, мисс, — с безразличием в голосе сказала дежурная медсестра, — то к господину доктору вы допущены не будете.

Полли быстро сориентировалась и схватилась за щеку.

— Ой-ой-ой, — застонала она. — У меня-то как раз недомогание. И очень жуткое, прошу заметить: я съела несвежего осьминога и, кажется, отравилась чернилами, а еще…

— Подробности не интересуют! — прервала ее мисс Мегирофф и, сверившись с большой больничной книгой, сообщила: — Доктор Барроу сейчас занят, но через десять минут время пациента, которым он в данный момент занимается, истекает, и он сможет вас принять.

— Замечательно! — улыбнулась Полли и, спохватившись, застонала. Впрочем, медсестре не было дела до ее не особо правдоподобной актерской игры.

— Куда мне идти?

— Главная лестница. Третий этаж. Коридор слева.

— Благодарю. — Полли уже было развернулась, но медсестра ее остановила.

— Вы ничего не забыли, мисс?

Полли недоуменно на нее уставилась. Медсестра вздохнула и пояснила:

— Вы не купили билет.

— Простите?

— Больничный билет. Без него вы не попадете к доктору.

— Что за вздор?! — возмутилась Полли. — Мы ведь не в театре.

Медсестра подняла бровь.

— Вы душевнобольная? Тогда вам не в Больницу Странных Болезней, а в лечебницу «Эрринхауз». Билет покупать будете?

Полли сжала зубы и процедила:

— Буду.

— С вас тридцать фунтов.

— Почему так дорого?!

Медсестра пожала плечами.

— Услуги погребального оркестра господина Пруддса стоят дороже, — заметила она. — Впрочем, вы всегда можете отправиться в Фли к Лоскутнику или найти какого-нибудь не заслуживающего доверия шарлатана, именующего себя доктором и в Тремпл-Толл.

Полли поняла, кого медсестра имеет в виду, но промолчала. Не желая затягивать разговор с этой невероятно «милой» особой, она просунула в окошко деньги. Мисс Мегирофф взяла их и толкнула вмонтированный в стол рычажок. Тут же раздался скрежет механизмов, и из прорези выползла прямоугольная картонка, на которой стояла зеленая трафаретная надпись:

«БОЛЬНИЦА СТРАННЫХ БОЛЕЗНЕЙ

БИЛЕТ № 4378-25-Б

(Одноразовое посещение доктора. Возврату и обмену не подлежит.

Без компостирования — недействителен!)»

Полли поджала губы.

— Еще и компостировать?

— В кабинете доктора. Следующий!

Схватив билет, Полли буркнула: «Вас тут всех самих не помешает прокомпостировать», — и направилась к лестнице…

…Поднявшись на третий этаж, мисс Трикк двинулась по коридору, глядя на таблички дверей. Вскоре она обнаружила нужную:

«Дж. Д. Барроу,

доктор больничной практики.

Заразными болезнями и отвратительными уродствами не занимаюсь».

Не успела Полли взяться за дверную ручку, как дверь распахнулась и девушку обдало струей дыма.

Из кабинета доктора вышел, судя по всему, пациент. Сперва Полли решила, что это ребенок, но затем отметила совершенно не детские встопорщенные бакенбарды, седые брови и морщины. Да и сигары дети курят нечасто.

Карлик выглядел весьма представительно как для Тремпл-Толл: на нем были с виду дорогой черный костюм и красная бархатная жилетка, из кармашка к пуговке тянулась золотая часовая цепочка, на макушке слегка набекрень сидел обтянутый поблескивающим шелком цилиндр.

Окинув Полли любопытным взглядом, карлик спросил:

— За лекарством от курносости?

Полли прищурилась, но в долгу не осталась:

— А вы за лекарством для роста?

Карлик хмыкнул, приподнял цилиндр и прошел мимо.

Когда он скрылся на лестнице, Полли постучала и, услышав «Войдите!», толкнула дверь.

В первое мгновение ей показалось, будто она вдруг перенеслась из больницы в салон какого-нибудь джентльменского клуба, полного важных снобов различной степени ханжества.

Стены кабинета доктора Дж. Д. Барроу были обшиты темным деревом, на них висели картины в грузных рамах. В неярком свете ламп под зелеными плафонами клубились густые клубы темно-фиолетового папиретного дыма. Сливовый запах табака смешивался с ароматами дорогого вина. Негромко играла музыка, вытекая в кабинет из рога граммофона.

Доктор Барроу сидел за столом в глубоком кожаном кресле и, лениво откинувшись на спинку, перебирал пальцами по воздуху в глубине висящего рядом с ним дымного облака, отчего казалось, будто дым сплетает его рука.

— Невероятно рад! — воскликнул он, и Полли посетила мысль, что для встречи пациента приветствие хуже придумать сложно. Доктора будто приводил в восторг сам факт возможной напасти, свалившейся на нее.

А еще Дж. Д. Барроу явно был в восторге от самого себя. Каждое его движение обладало манерностью и патетикой, его взгляд полнился значением (известным лишь ему самому), а у каждой улыбки из его набора заготовленных улыбок, вне всяких сомнений, было свое название. Внешность человека за столом больше подошла бы актеру на подмостках, чем врачу: тонкие черные усики, подвитые брови, блестящие иссиня-черные волосы с посеребренными висками — их обладатель будто сошел с коллекционной открытки. А глубокие болезненные тени вокруг глаз выглядели так, будто он их нарочно подкрашивает, чтобы придать образу бо́льшую драматичность.

Приглядевшись, Полли заметила, что фиолетовый дым рождается вовсе не из руки доктора Барроу. Между его пальцами плясала папиретка. Девушка даже замерла, завороженно глядя на то, как быстро и плавно папиретка перемещается.

— Ваш билетик, будьте добры. — Доктор кивнул на небольшой бронзовый компостер, закрепленный на краю стола, и Полли, подойдя, прокомпостировала билет.

— Очень странная практика… — сказала девушка, — с этими билетами.

— Что вы! Вовсе и не странная, а наоборот, крайне правильная и нужная. Во всем должен быть порядок.

— Вы не находите, что это… гм… несколько театрально?

— Разве это плохо? — картинно изогнул черную бровь доктор Барроу. — Больничные билеты в ходу уже почти двадцать лет. И я, признаюсь, неким образом причастен к тому, что в один прекрасный день они здесь появились.

— Значит, это вы их придумали?

Доктор Барроу растянул тонкие губы в очередной улыбке и совершил рукой волнистый жест, означающий шутливое «Каюсь» и «Пойман с поличным». После чего указал Полли на стул для пациентов.

Когда она села, он выпустил струю дыма, свившуюся в новое облачко над столом, и спросил:

— На что жалуетесь, мисс?

— О, у меня мигрень.

Доктор вскинул брови.

— И вы пришли ко мне с мигренью?

— Понимаете ли, это очень сильная мигрень, — сказала Полли. — Я работаю в газете «Сплетня» и…

— Вот ведь фокус! — Доктор Барроу поглядел на посетительницу со смесью недоверия и любопытства. — Не знал, что там работают дамы.

Полли пояснила:

— Я там совсем недавно, но мой начальник, господин главный редактор, требует от меня статью. Вот только я не могу ее написать, так как не обладаю достаточными сведениями.

— Я могу прописать вам пилюли от мигрени.

Легонько улыбнувшись, Полли посмотрелав глаза доктора Барроу и, пристально следя за его реакцией, сказала:

— Я бы предпочла, чтобы бы вы прописали мне… сведения. Они точно уймут мое недомогание.

— Что? Сведения? Вы о чем?

Полли достала из кармана блокнот и карандашик. Улыбка доктора мгновенно испарилась.

— Я веду журналистское расследование, и оно привело меня к вам.

— Я не понимаю…

Возможно, Полли и не была столь же опытным в выуживании сведений газетчиком, как Бенни Трилби, но то, что доктор занервничал, понял бы и ребенок.

На свет из недр пальто мисс Трикк появилась баночка с пилюлями. Доктор бросил на нее один лишь взгляд и, судя по его вмиг вытянувшемуся лицу, тут же узнал ее содержимое.

— Откуда они у вас?

Полли спросила в ответ:

— Вы знаете, что это?

— Разумеется, я знаю, что это. Я повторяю: где вы это взяли?

Девушка насторожилась — доктор отреагировал как-то слишком уж резко на появление этих пилюль.

— Вы ведь читали газеты? — спросила она.

Доктор Барроу кивнул:

— Да, я читал. Судейский бридж и тому подобное…

Полли мгновенно поняла, что он лжет. Вне всяких сомнений, доктор был осведомлен о пропажах людей.

Тем не менее она уточнила:

— Я имею в виду исчезновения, имевшие место в Тремпл-Толл. О них писали всю последнюю неделю.

— Что? Какие еще исчезновения?

Полли решила подыграть и пояснила:

— За последнюю неделю в Саквояжном районе пропало пять человек. — Она сверилась с записями: — Мисс Лайзе, мистер Подрик, мистер Бурк, мистер Дорман и мисс Хенсли. Вам что-то говорят эти имена?

— М-м-м, возможно… — осторожно проговорил доктор. — Звучат знакомо. Должно быть, я читал об этих людях в газете. О них ведь писали всю последнюю неделю, верно?

— Я нашла вот это у мисс Хенсли. — Полли продемонстрировала доктору Барроу рецепт.

— Гм. Мисс Хенсли… мисс Хенсли… — доктор Барроу постучал себя пальцем по лбу, — да, возможно, я ее помню. Полная престарелая мисс с бородавкой на носу?

— Нет.

— Вы знаете, я пользую половину Тремпл-Толл, всех и не упомнишь…

О, вот и улыбочка, которая, видимо, называется: «Попытка прикрыть нескладное вранье». Полли сжала карандашик так крепко, что заболели пальцы.

— «Тингельтангель». От чего эти пилюли?

— Боюсь, я не могу вам сказать. Врачебная тайна.

— Люди пропали, — напомнила Полли.

— И тем не менее, — твердо ответил доктор. — Вы ведь не из полиции, мисс, а значит, у вас нет права требовать от меня нарушить тайну между доктором и его пациентами.

Полли сжала зубы.

— Кому вы еще прописывали «Тингельтангель»?

— Не могу сказать.

— Все это выглядит так, будто вы что-то знаете об исчезновениях…

— Разумеется, я ничего не знаю!

А вот это уже походило на правду. На мгновение в глазах доктора Барроу промелькнуло возмущение, как будто он на самом деле негодовал о том, что ничего не знает.

— Дайте мне хоть что-то! — взволнованно проговорила Полли. — Что-нибудь, что поможет отыскать пропавших. Неужели вам все равно, что с ними случилось?

— О, я само переживание! — доктор на миг задумался: — Или правильнее будет сказать «сопереживание»? Вы ведь из газеты — какое слово будет более уместным?

— «Черствый» и «безразличный». Или «бессердечный», — раздраженно сказала Полли. — Если пропадет еще кто-то, это будет на вашей совести!

Доктор Барроу вставил папиретку в зубы и сцепил пальцы.