Текст книги "Приключения студентов [Том I]"

Автор книги: Сергей Минцлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА XII

Было уже почти совсем темно, когда путники завидели мигающий огонек впереди. Недолгое время спустя смутно забелели очертания небольшого двухэтажного строения – постоялого двора. Ворота были уже заперты. На стене качался и скрипел тускло светивший фонарь.

Луиджи постучал молотком, прикованным на цепочке, в ворота и удары гулко отозвались во дворе. Через некоторое время наверху открылось небольшое окошко и выставилась неясно различавшаяся человеческая голова.

– Кто там?.. – спросил хриплый мужской голос.

– Певцы мы странствующие! – отозвался Луиджи. – Переночевать пустите, трое нас!

Выглянувший убедился, что пришедших всего трое и исчез. Через минуту загремел железный крюк и ворота отворились.

Ян чувствовал себя очень усталым и был уже не в силах взойти на крутую лестницу. Он попросил, чтобы его оставили на дворе при ослике – свободного места было много. Работник принес охапку соломы и разостлал ее у стены; Ян с наслаждением растянулся на привольном ложе. От еды он отказался.

– Не холодно ли тебе тут будет? – озаботился Марк. – Ишь, ветер как воет!

– Нет, здесь тепло! – дал ответ Ян. – Идите, ужинайте…

Луиджи и Марк отправились в кухню. Она была обычного вида, но наполовину меньше вассербургской. Не было в ней и такого количества бочек. За двумя столами сидели, освещенные огнем очага, проезжие; четверо из них азартно играли в кости и с шумом выбрасывали из деревянного стаканчика пару белых костяных кубиков. Трое остальных беседовали и потягивали пиво.

Луиджи и Марк поздоровались и только успели сесть на лавку, как на пороге показался пожилой, высокий человек в желтой куртке и с длинными светлыми волосами почти до плеч. На лбу они были подстрижены челкой.

– Хозяин? – встревоженно проговорил он. – Выйди– ка на двор!

Трактирщик, ведший с Луиджи переговоры об ужине, оглянулся.

– Чего я там не видал? – прохрипел он в ответ.

– Да поди же, говорю: не зря зову!

Грузный, плечистый хозяин направился к двери. За ним последовал и остановился на пороге, словно лиса, вынюхивающая, в чем дело, любопытный Луиджи.

– Гляди–ка! – сказал высокий и поднял руку.

Луиджи сделал еще пару шагов и за выступом стены увидал зарево: высоко, очевидно, на горе, словно открывшийся кровавый глаз, алел пожар.

– Святые угодники!!.. Да где же это горит?!.. – воскликнул хозяин. – Уж не замок ли герцога?

– Нет! – отозвался из глубины двора совсем невидимый человек. – Замок правее!.. не нечистая ли сила свой шабаш справляет?

Хозяин и Луиджи перекрестились. Заслышав разговор о пожаре, вышел и Марк, а за ним и остальные.

– Не замок горит! – уверенно произнес один из них. – Это напротив его, на горе, где копи серебряные заброшенные!

– А чему там гореть?.. – возразил хозяин. – Камни да сосенник, живой души не встретишь!..

– Гномы что–нибудь делают! – убежденно сказал третий. – Они это, больше некому!

Пожар был очень далеко. Приезжие и хозяин постояли во дворе, поглядели на зарево и возвратились в кухню. Все уселись за одним столом – об игре и не вспоминали.

– Я так полагаю, нечисть это там собралась, шабаш справляет! – заметил один из проезжих, человек угрюмого вида с густыми бровями.

– Сказал тоже!.. – возразил другой, косоглазый. – Шабаш только на Брокене бывает, под Вальпургиев день!..

Угрюмый отрицательно потряс головою.

– Вальпургиева ночь – это у них как наш светлый праздник, главный шабаш, а маленькие по разным местам бывают: они вроде воскресений! Я сам видал, как ведьмы летели на них над лесом!

Все примолкли; в трубе над очагом гудел ветер; нет–нет и камин как будто глубоко вздыхал и тогда из него вырывался густой клуб дыма; под потолком синела пелена его.

Служанка подала нарезанный хлеб, затем доску с грудой вареного мяса; каждый клал себе кусок прямо на стол и резал его собственным ножом. Все жадно принялись за еду и, за исключением Марка, кроме пива потребовали водки; мало–помалу опять начались разговоры и, конечно, о нечистой силе.

Хозяин сидел в своем зеленом переднике на пустом бочонке у прилавка и, зажав руки между коленями, то клевал носом, то просыпался на миг, прислушивался к речам и к посвистыванью ветра и опять задремывал.

– Шел я раз под вечер по дороге… – рассказывал косой. – Вдруг вижу – белое что–то, будто шар, навстречу мне катится! Правду скажу – человек я смелый, но тут струхнул и шарахнулся в сторону, в кусты; за ними на лужайке дерево большое дуплистое стояло – я в него как белка вскочил! Прошло немного времени, выглянул я – нет никого кругом – ни шара белого, ни души живой! Хотел уже вылезать, да вдруг голоса различил и опять спрятался. Слышу – две женщины встретились чуть в стороне от моего дерева и говорят, а о чем – не могу разобрать. Другой бы струсил, как мертвый лежал бы, а я из–за краешка дупла выглянул. Вижу, две старухи растрепанные с лопатами в руках стоят; у одной через плечо сума висит; старуха полезла в нее да голову человеческую отрезанную из нее и вытаскивает: суп хороший будет, заявила! Батюшки мои – ведьмы! Сомлел я, назад откинулся, а ведьмы как захохочут! Потом улетели на лопатах на своих… без памяти я домой добрался!..

– Везде нечисти много!.. – заметил угрюмый. – И вот еще что знающие люди говорят – если где убийство произошло – там она больше всего держится! Не к ночи бы сказывать, а помните, может, Иоганна рыжего, которого здесь зарезали, так вот…

Хозяин икнул и проснулся окончательно.

– Не мели чуши–то… – сердито вмешался он. – Мало ли что болтают люди? Разве сыщется хоть один постоялый двор на свете, где кого–нибудь не убили бы? Сами всегда драки заводите, а потом на чертей все валите! Не кочан ли капусты ты со страху за голову принял?

– Ну вот тебе здравствуй!.. – возразил косой. – Как тебя сейчас все видел!

– А где этого Иоганна убили?.. – спросил Луиджи; ночь ли, страшные ли рассказы подействовали на него, только он сидел притихший.

– А на галерее, где номера, у самой лестницы…

Все умолкли. Ветер жаловался и стонал; казалось, не один, а несколько человек припали к крыше и то плачут, то угрожают тем, что сидели в тепле и при свете. – Вод близко носится… – вполголоса проговорил кто–то. Опять наступило настороженное молчание.

– Пойдем–ка мы спать?… – заявил косой и поднялся; встали и остальные.

Все кучей вышли на двор и задержались у лестницы, на которой совершилось убийство; на нижние ступени ее падала из кухни полоса света; казалось, на них натекла лужа крови; выше густилась тьма; ночь стояла облачная, беззвездная; багровая полоса пожара напоминала разверзшийся вход в ад. Косой держался позади всех.

– Душновато будет, я думаю, в номере?.. – заявил Луиджи. – Я пойду, около Яна в стойле пустом лягу: его без надзора еще никак нельзя оставить!..

– Ну что ж, и я с тобой!.. – простодушно согласился Марк. Он и не подозревал, что страх охватил не только его приятеля, но и всех остальных мужчин.

– А ведь верно?.. – произнес голос из их кучки. – Холодно наверху нынче – небось, насквозь продувает?.. Идем к мулам, там вот как тепло – лучше, чем на кухне!..

Ян крепко спал, пригревшись в соломе. Марк и Луиджи устроились около него; Луиджи долго, с разных сторон, закрещивал свое место, потом лег и покрылся с головой; через несколько минут он вскочил и опять принялся за то же самое; Марк слышал, что он бормотал какие–то латинские заклятья. Затем Луиджи снова завернулся в попону, лег и уже не шевелился.

Марк долго не смыкал глаз и смотрел на зарево: оно казалось ему предвестием ожидающих его испытаний.

ГЛАВА XIII

Солнце осветило путешественников уже за воротами гостиницы. Ветер утих; шагалось легко, было свежо и приятно. Дорога вилась по самому гребню хребта и то спадала в седловины, то подымалась и огибала вершины; вид открывался неизмеримый. Позади, в долине реки, словно грибки– подосиновики в корзине, виднелся краснокровельный город; мир заполняли сине–сизые тучи гор; впереди, словно белые облака, сверкали снеговые шапки; за пропастью увенчивал скалу замок; левее его, за вторым ущельем, тлело обширное пожарище; будто окутанные дымом великаны, то появлялись, то исчезали обнаженные, красноватые скалы.

– Лес горел!.. – сказал, всматриваясь, Луиджи. – Ишь, до сих пор еще дымится! И шут их знает, чего это дурачье вчера перетрусило! Да я один на десятерых чертей пойду!

– А нам мимо замка придется проходит?.. – обеспокоился Ян.

– Нет, он в стороне останется, дорога внизу! – отозвался Луиджи.

– И не опасны эти места?..

– Здесь? – Луиджи засмеялся. – Это кому как! Таким, как мы, отсюда самое приволье начнется! Пилигримов и кающихся теперь в Рим отовсюду реки текут!

– Какие кающиеся?.. – полюбопытствовал Марк.

– Да ты, брат, и впрямь с луны свалился?! – воскликнул Луиджи. – Иль ты полагаешь, что люди, как херувимы, безгрешные живут? Помирать–то ведь всякому надо и страшно! А кто поцелует ногу у папы и получит его благословение – конец: сразу как ангел, чистым сделается! Какие бы не накопил грехи – все сразу к сатане! Вот оно каждому и лестно в Рим сходить: чмокнул у папы туфлю, тебе – это что, наплевать, – ан за это местечко в раю для тебя уже веником подметают!.. – Луиджи подмигнул. – Были бы, брат, деньги, а с ними куда хочешь попадешь!..

– Ну, это ты что–то уж очень хватил!.. – возразил Ян.

– Сильны деньги, да не перед Богом!.. – вымолвил Марк.

– А ведь вы еретики! – воскликнул Луиджи. – Да у кого ключи–то от рая, знаете вы это?

– У апостола Петра!

– А папа чей наместник?

– Христа… ну так что же?

– А то, что, значит, папа все может сделать! Потолкуй с ним как след – даже целое поместьице в раю приобретешь. Главное – нажиться надо! потом целую латифундию себе на том свете обеспечу!

В разговорах время текло незаметно; отдохнув и подкрепившись раза два едой, путники часам к пяти вечера достигли до перекрестка, на котором высился большой черный крест; несколько поодаль подымалось большое бурое здание монастырской гостиницы; орден цистерианцев много их возвел на путях в Рим. Над воротами имелась башенка, в ней висел колокол. Всю площадь между широкой дорогой и строением заливал пестрый табор; разносился говор и шум. А на голубом небе, как виденье фата–морганы, белели стены и башни герцогского замка.

– Э, народа–то сколько собралось?! – воскликнул Луиджи.

Устроиться в битком набитом дворе гостиницы нечего было и думать; сообразительный неаполитанец приметил с краю поляны развесистый старый дуб и через несколько минут трое товарищей уже расположились под ним, как под навесом; пахло конским навозом и жареным мясом; Марк и Ян сразу обратили внимание на странный вид табора: половина его состояла из калек и больных.

Луиджи всей грудью втянул в себя воздух и зажмурился от удовольствия.

– Баранину жарят! – сказал. – Сейчас расследуем все обстоятельства!.. – и он собрался уже нырнуть среди палаток и шалашей, но его окликнул Ян.

– А ослика расседлывать?

– Черт с ним; не сдохнет, постоит и так! – и Луиджи исчез среди народа.

Ян недовольно мотнул головой, с трудом сам снял вьюки, привязал ослика на длинную веревку и пустил пастись на траве. Марк сбежал по откосу к лесу набрать для костра сучьев и, когда вернулся с большой охапкой их на спине, одновременно появился и Луиджи.

– Переправы нет, река бурлит!.. – заявил он. – Третий день люди ждут! Придется и нам дневку здесь сделать!

Луиджи принес с собой большой каравай хлеба, и заднюю жареную ногу баранины, и живого, только что начавшего оперяться вороненка, выпавшего из гнезда.

– Зачем он тебе? – удивился Ян.

– Не пропадать же такому носачу! – весело ответил неаполитанец. – Выкормлю – товарищ нам будет! – и он, позабыв о себе, принялся совать куски баранины в жадно разевавшийся рот птенца.

Ян сорвал несколько широких листов лопуха, постелил их на бугорке вместо скатерти и приятели сели обедать.

– Посмотри?.. – вдруг с глубоким изумлением произнес Марк и указал головой за спину Луиджи.

Тот оглянулся: высокий, мрачный человек с бровями, сросшимися на переносице, пробирался между палатками; на спине и груди его белели укрепленные доски с крупными черными надписями: «Убийца».

Луиджи мельком посмотрел на него и опять принялся за баранину.

– Ну так что же?.. – равнодушно проговорил. – И отцеубийц встретим и святотатцев… кого угодно! Все идут каяться!..

– Да ведь таких вешают?.. – сказал Марк.

– Если поймают!.. – пояснил Луиджи. – А раз человек в другой город ушел – кто же его станет трогать?

Марк ел и продолжал внимательно рассматривать табор. У многих шалашей стояли прислоненные костыли и даже носилки; виднелись забинтованные головы, руки, подвязанные щеки; иные не владели согнутой ногой и ходили, опираясь коленом на деревянную култышку. Странное дело – весь этот оборванный, бедный и больной люд не имел изможденного вида и явно обладал достатком: на кострах в изобилии жарилось мясо; из торб и шалашей появлялись большие глиняные сулеи с водкой; разговоры шли оживленные; то здесь, то там раздавались взрывы хохота либо ругань; о благочестии или даже о простой сдержанности не было и помина.

– Надо и нам на ночь шалаш поставить, иначе подохнем от холода! – сказал Луиджи. – Река здесь близко – сейчас под горой за гостиницей!

– Ах, вот туда бы попасть? – с завистью добавил он и кивнул головой на замок. – Там, говорят, нынче рыцарями и дамами полным полно!

– Тоже каяться идут? – удивился Марк.

– А то как же? У них–то, брат, грехов побольше нашего! Вот там бы угостили нас!.. жаль, свидетельства нет!

– Какого свидетельства?

– А о том, что и мы убили кого–нибудь, ну, тетку свою, что ли! Епископы их выдают тем, что идут каяться! Это, брат, лучше всякой охранной грамоты! С ними везде принимают в замках, даром кормят!..

– Почему?

– Богоугодное дело: милосердием оно называется; ну и дубы же вы, если этого не понимаете!..

– Бог с ним, с кормом!.. – возразил Марк. – Лучше одни желуди есть, чем такую доску надеть!..

Луиджи залился смехом.

– А ты думаешь, что и вправду они все злодеи? Да девяносто девять человек из ста такие же убийцы, как и мы с вами: жрать хотят, вот и притворяются!

Шум и звяк железа, раздавшиеся со стороны дороги, заставили беседовавших умолкнуть.

Медленно приближалась новая орда босоногих паломников, душ в тридцать; часть их шла в длинных черных и грязных серых и белых балахонах; в глаза бросались доски с надписями на груди у некоторых; шеи других охватывали широкие железные ошейники, с которых накрест спускались к железным же поясам тяжелые цепи; на третьих висели целые плиты; между тяжело ступавшими, согбенными кающимися пестрели лохмотья всклокоченных людей. Они большею частью шли в обнимку и, видимо, были пьяны.

– Друг?!.. – орал один, колотя левой рукой себя в грудь, а правой обхватив шею товарища. – Что ж, что мы пьяны?.. Недолго уж теперь мы свиньями будем: в Риме ангелами сделаемся!..

Вновь прибывшие частью разбрелись по табору, частью расселись между кустами опушки.

Не прошло и получаса – пестрый ковер стал развертываться на дороге; показалось семеро рыцарей, шедших босиком с простыми посохами в руках, с обнаженными головами и в скромных темных одеждах; пышно разодетые слуги вели позади них коней; длинные яркие попоны были расшиты шелками и золотом, высокие луки седел сверкали серебром обивки и камнями; на особых вьючных лошадях блестели доспехи и торчали к небу копья.

Рыцарей сопровождала пешая и тоже босая свита человек до ста; над всеми возвышались два конных странствующих рыцаря, возложивших на себя охрану дорог и защиту всех несправедливо обиженных – эти ехали молчаливые, в полном боевом вооружении; в поднятые забрала их шлемов виднелись носы и темные усы.

Среди рыцарей замечалась молодая девушка в серо–голубом платье с черными полосками; рядом с нею шагал грузный пожилой рыцарь с начавшей седеть черною бородою, по–видимому, отец ее.

Людской поток обтек угол гостиницы и стал исчезать за перевалом; там начиналась дорога к замку.

Один из рыцарей, весь бритый, с темными колючими глазами, окинул презрительным взглядом табор богомольцев и обратился к своему угрюмому, высокому соседу:

– Противно иметь одного Бога с такой сволочью!.. – процедил он сквозь зубы.

Длинный молча кивнул головой.

Тем временем Луиджи достал из сумы топор и вместе с Марком пустился в лес, чтобы нарубить кольев и веток; к наступлению сумерек поспел и шалаш; сделалось так свежо, что Ян и Марк забрались в него, улеглись головами ко

входу и стали следить за происходившим перед ними.

Луиджи вынул из мешка какой–то ящичек, повесил его себе на шею и отправился потолкаться среди народа – это было его излюбленное занятие.

– Надписи делаю?.. – выкрикивал он время от времени. – Господа убийцы и кровосмесители, доски поправлять не хотите ли?.. Дорога с ними легка, всюду пройдете без кошелька!

Какой–то лохматый оборванец, заросший по глаза темной бородою, поднялся с земли и подошел к Луиджи. Марк и Ян видели, что они переговорили о чем–то, ударили по рукам и оба исчезли в одной из палаток.

Площадь делалась все шумнее. Во многих местах загорланили песни, везде пили прямо из кувшинов в изобилии появившуюся водку. Загудела волынка, ей завторил деревянный рожок, засвистала флейта. От протяжных напевов музыканты стали переходить к плясовым. Один из людей в цепях вскинул вверх руки, вскрикнул и затоптался на месте; цепи зазвякали; будто ворон вылетел из тьмы на свет и замахал черными крыльями.

За ним выскочили и загикали еще несколько человек. Раздался резкий подсвист; один из мнимых калек под общий хохот и поощрения отстегнул от ноги деревяшку и пустился вывертывать такие колена, какие не снились и здоровым. Неподалеку от плясунов началась драка.

– В аду мы с тобой или нет?!.. – проговорил изумленный Марк. – Бесы кругом нас!!.. – Он торопливо наложил на себя крестное знамение, затем принялся осенять им прыгающую и орущую толпу, но действия это никакого не оказывало.

– Брось!.. – равнодушно сказал Ян. – Такие же они люди, как и мы… по–разному все хлеб себе зарабатывают!.. А хороша дочка у чернобородого рыцаря?.. – добавил он как бы вскользь. – Какие ножки беленькие!

К полуночи площадь угомонилась. Будто на поле сражения, в разных позах всюду валялись человеческие тела; догоравшие костры освещали их, палатки и опушку леса; басистый голос еще пытался что–то запеть, но ничего не

выходило и умолк и он; приторно пахло спиртом.

А под черным изломом горного гребня, будто кучка больших звезд, ярко светились окна замка: там шло пиршество с прибывшими гостями.

ГЛАВА XIV

Солнечные часы над воротами гостиницы показывали пять, когда Марк вышел из шалаша.

Кругом царил всеобщий мертвый сон; в лесу чирикали и перекликались птички. За безмолвным зданием гостиницы, все повышаясь, темнела горная грива; в конце ее к скале приткнулось заночевавшее облачко; на нем, словно игрушка на белом блюде, пылал в пурпуре первых солнечных лучей замок.

Марк обогнул площадь и, пройдя немного лесом, завидел в просвете синий клочок реки; дорога пологими петлями спадала в обрыв.

Марк спустился к самой воде. Перейти вброд на другой берег было уже возможно; глубина доходила всего до колена и речка быстро неслась между известковыми скалами; за нею тянулись холмы, заросшие густым лиственным лесом; солнца снизу видно не было; небо еще казалось серым и только на середине его начало синеть и шириться небольшое пятно.

Марк выкупался, несмотря на холод, и направился обратно.

Когда он показался на горе, табор уже шевелился; вид у большинства подымавшихся был сердитый и заспанный; все поеживались, откашливались и неизвестно кого поругивали.

Весть о том, что река вошла в свои обычные пределы, обрадовала Луиджи.

– Если так, мы послезавтра в Италии будем!.. – сказал он. – Надо, братцы, поторапливаться, чтобы раньше всех уйти!.. Первыми быть всегда выгодно!

Путники закусили и, оседлав и навьючив ослика, тронулись в путь. На середине площади им навстречу попался бородатый лохмач, с которым накануне беседовал Луиджи. Знакомцы весело покивали друг другу головами; лохмач при этом не без гордости указал пальцем на свою грудь: на ней чернела небольшая доска с белой надписью.

Марк глянул на него и на простодушном лице его написалось изумление.

– Это ты сделал ему надпись?… – спросил он, когда обладатель чудодейственной доски–кормилицы разминулся с ними.

– Я!.. – самодовольно ответил Луиджи. – А что, хороша?…

– Да ты что же ему надписал то?

– Что следовало: «Сукин сын и жулик». Я, брат, человек справедливый: за десять кватрони подкупить себя не дам! За полсотни – дело другое – иная надпись была бы!

– А если кто–нибудь прочтет и ему скажет, тогда что?

– Да кому прочесть–то? Я сам видал, как герцоги и епископы письма вверх ногами держали и «читали». Да еще головами помахивали, глубокомысленные лошади! Дурачье крутом!.. А мы свет разливаем, понимаешь?..

Марк не отозвался. Все слышанное и виденное им за такой короткий промежуток времени – такое простое и понятное для Луиджи и Яна – никак не могло уместиться в голове его.

Минуло еще два дня пути и после нескольких, почти подоблачных, крутых и каменистых перевалов перед путниками засинели мягко очерченные горы, все спадавшие по направлению к горизонту.

– Италия!!. – восторженно воскликнул Луиджи и остановился. – Смотрите – вот она… – совсем другой вид, другие леса! И небо особенное – видите, какая синева?

Марк и Ян обвели его взглядом, но разницы в немецком и итальянском небе не нашли.

– А вон внизу река изгибается!.. – продолжал Луиджи. – Там чудеснейшая долина и среди нее знаменитый монастырь стоить: «Живоносным источником» называется. Какое там вино!!. – Он как бы в истоме зажмурил глаза и покрутил головой. – Воистину живоносное!

Начался спуск. Радостное возбуждение, охватившее Луиджи, передалось и его спутникам; они принялись так быстро шагать, что маленький ростом неаполитанец, подгонявший к тому же ослика, наконец взмолился.

– Да тише идите вы, нечистые духи?!.. – закричал он.

– Что вас как ветром подхватило?.. На свиданье, что ли, спешите?

Марк и Ян опомнились и все пошли позади ослика.

С каждым поворотом дороги простор долины развертывался все более и более; показались возделанные поля, зачернели полоски пашни; с полугоры открылся монастырь,

– целый городок, защищенный стенами и башнями. С трех сторон его обтекала круто изогнувшаяся, широкая река; из–за зубцов стены устремлялся к небу острый и длинный шпиль большой церкви и крутая кровля из серых плит; все строения были белого цвета.

Первым обратил на это внимание Марк.

– Немцы строят здания из кирпича… – пояснил Луиджи, – а мы из известняка; у нас его везде много!.. Говорят, будто здесь Святая Дева явилась кому–то из немецких королей – этих имен и вдвоем не выговоришь – и запретила ему идти с войсками на Рим! А на месте ее появления из– под земли забил целебный источник!..

Близ входа в монастырь, как бы мост, тянулись в два ряда гостиницы, тоже походившие на крепостцы; обитателей в них было множество – чуть не изо всех окон выглядывали головы.

Наши путники заняли коморку под самой крышей, пообедали и отправились в монастырь.

Тяжелые, окованные железом, ворота стояли распахнутыми; двумя тесными кучами сидели около них оборванные нищие и калеки.

Чуть не весь обширный, вымощенный плитняком двор закрывал, как навес, необычайно раскидистый и узластый, но невысокий дуб, обхватов пяти. Близ приземистого черного ствола его с груды булыжников белым видением смотрела статуя Божьей матери с младенцем Христом на руках. Из–под ног ее выбивался родник. Ниже ее, у воды, на широкой деревянной скамье сидел, олицетворяя землю при небе, толстенный, пучеглазый, бритый монах, необыкновенно походивший на черноглазую, дебелую кормилицу; в жирной руке он держал колокольчик и нет–нет встряхивал его и серебристый звон сыпался по всему двору.

– Прикладывайтесь к следу Богородицы!.. – подшле– пывая пухлыми губами, нараспев возглашал толстяк. – Жертвуйте для Матери Божьей… Ах ты свинья, свинья… – огорченно добавил он, закачав круглой головой и обращаясь к одному из богомольцев, очень походившему на него размерами, – намусолил святыню на солид, а даешь кват– рони?.. э-эх, совесть–то у тебя собаки сели!!..

Получивший замечание опасливо оглянулся и поспешил скрыться.

Трое наших путников приложились к углублению в булыжине – «следу Богородицы», по объяснению монаха, напились святой воды из источника – холодной и вкусной – и только что направились в церковь – в воротах появилось несколько носилок с лежавшими на них больными; за ними валом валил большею частью простой люд; часть его была с обвязанными головами и руками, иные еле брели с помощью костылей или товарищей. Несколько обнаженных до пояса человек с ожесточением хлестали себя через плечо ремнями; спины их были исполосованы багровыми рубцами. Все направлялись к статуе; и больные и здоровые распростирались на земле крестами; из церкви вынесли накрытый полотняной скатертью небольшой столик–алтарь; появились в белых кружевных ризах двое низеньких старичков–патеров и зазвучали слова мессы. Среди сплошь устлавших землю тел стали слышаться выкрики; они усиливались, делались возбужденнее; патеры взяли по кропилу и, сопровождаемые мальчиками в красных одеждах, несшими миски с водой из родника, стали обходить и кропить лежавших.

– Смотрите, «исцелился»!!.. – раздались выклики.

На одних носилках вдруг поднялся на руках и затем встал расслабленный. Рядом, шатаясь, как бы выросли двое других; спотыкаясь, плача и размахивая руками, они неловко заспешили к статуе; многие побросали костыли и, стоя на месте, ощупывали себя, как бы проверяя, не случилось ли чего и с ними; толпа задвигалась, заахала, загудела, кто–то истерично рыдал.

Марк глядел на происходившее, взволнованный и растроганный; Ян часто крестился, на глазах его блестели слезы; Луиджи оставался равнодушным, и как всегда, был переполнен всяческими деловыми соображениями. Он пробрался к одному исцеленному, к другому и вернулся к приятелям.

– Сейчас их угощать поведут!.. – сказал он. – Выгодное это дело – исцеляться!

Марк перевел на него недоумевающие глаза.

– Ну да!.. – подтвердил Луиджи. – Парочку молодцов я хорошо знаю; круглый год по разным местам исцеляются!

– Да не может быть?!.. – воскликнул Марк; Ян невольно всплеснул руками.

– Да чего вы обалдели!.. – удивился в свою очередь Луиджи. – Ведь за это везде подарки и деньги дают! Есть и такие, которые впрямь исцеляются!

Брови Марка сдвинулись; он покачал головой и пошел прочь от источника; Луиджи взял Яна под руку и последовал за ним.

– И телята же вы, как я погляжу!!.. – сказал Луиджи. – Что бы вы без меня делали, всякий бы вас околпачил!

– А нет ли здесь мастерской иконописной?.. – спросил Марк и приостановился.

– Сейчас узнаем!.. отозвался Луиджи. – Бери левей, за угол!

Приятели обогнули два–три низеньких, длинных здания и очутились на тесном внутреннем дворике; весь его, словно зеленый зонт, покрывал другой дуб, тоже невысокий и мощный. Под ним темнел стол и две скамьи; друг против друга за большими кружками с вином сидели и беседовали двое людей; один был грузный и краснолицый монах; круглая черная шапочка, прикрывавшая тонзуру, держалась у него на самом затылке; бритое лицо украшал будто отполированный фиолетовый нос; другого облекали коричневый камзол и высокие сапоги; широкополая черная шляпа и такой же плащ лежали на скамье рядом с ним; лицо у незнакомца было смуглое, с клинышком бороды, казавшимся заостренным углем; длинные усы были закручены в две прямые, острые стрелки; черные глаза были полны достоинства, спокойствия и внимания.

Трое приятелей приблизились и сняли шляпы; сидевшие ответили наклонением голов.

– Что скажете, дети мои? – вопросил толстяк, белки глаз его были как сеткой покрыты красными жилками. – Если желаете мессу, то вам придется вернуться назад!

Луиджи сделал шаг вперед и низко поклонился, коснувшись краем шляпы земли – так требовал хороший тон.

– Нам уже отслужили ее… – ответил он. – Мы идем в Рим и хотим вашего святого благословения.

Жирный монах расплылся от удовольствия.

– Прекрасно… прекрасно… благословляю!.. – прохрипел он и сделал что–то похожее на крестное знамение и затем сунул руки для поцелуев пришельцам.

Путники приложились к ним.

– Мы хотели бы немного поучиться у вас в монастыре… – заявил Луиджи.

– Чему? – с недоумением спросил монах.

– Святой жизни… и мастерству, кроме того: мы иконописцы–художники!.. Не имеется ли у вас хороших мастеров?

– Вот что! – на толстых щеках монаха появилась улыбка. – Можете и учиться! А я уж думал, что вы грамотой хотите заняться: это мирянам воспрещено!.. – строго добавил он, подняв вверх палец. – Иконных мастеров у нас тоже не имеется, но выпить по случаю хорошего знакомства всегда возможно! – Он оперся руками на стол и поднялся.

– Синьор Карнаро?.. – обратился он к продолжавшему молча сидеть компаньону. – И вы, молодые господа, вы люди достойные… прошу вас к нам… отдохнуть!..

Монах сделал тяжелой перевалкой несколько шагов и пошатнулся; его подхватили с одной стороны Луиджи, с другой Ян и бережно стали спускать по указанной им каменной лестнице; Карнаро и Марк последовали за ними. На лице монаха было написано блаженство.

– Почитайте меня, детишки, почитайте… и счастливы будете!.. – бормотал он своим помощникам.

Все вступили в обширный подвал; сумерки и густой запах вина охватили их; из пары крохотных, заделанных железными прутьями окошек, пробитых почти под самым сводом, брезжил свет; вдоль стен тянулись ряды бочек; из первого подвала пришедшие попали во второй и наконец в третий, более светлый. Там вдоль одной из стен вытягивался дубовый стол; кругом в беспорядке были распиханы деревянные кресла и табуреты; часть их занимала компания монахов, человек из пяти; все были сильно подвыпивши.

– Отче Антоний?! – возопили они. – И синьор–философ с тобой?!.

– Мы это, детишки, мы… – ответил, ухмыляясь, Антоний. – А это молодые художники… в Рим идут… и желают иметь от нас поучение!

Вновь прибывших усадили за стол; против каждого сейчас же появилось по кружке с вином, нацеженным из ближайшей бочки. Для общего пользования подали миску с жареным и посоленным горохом.

Начался шумный разговор; Марк и Ян в него почти не вступали: за них обоих отвечал и вдохновенно и самоуверенно врал Луиджи; у Марка даже вспотел лоб от его неожиданных и самых беззастенчивых выдумок.

Монахи слушали со вниманием и интересом – в те времена на веру принималось решительно все и хороший болтун мог рассчитывать на самое широкое гостеприимство.

Карнаро отхлебывал вино и, усмехаясь одними глазами, поглядывал на рассказчика. Разговор коснулся ученья.