Текст книги "Приключения студентов [Том I]"
Автор книги: Сергей Минцлов
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Сергей
МИНЦЛОВ
ПРИКЛЮЧЕНИЯ
СТУДЕНТОВ
Исторический авантюрный роман
Том I
Минцлов С. Р.
Приключения студентов: Исторический авантюрный роман. Том I. – Б. м.: Salamandra P. V.V., 2016. – 144 c. – (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика. Вып. CLXIV).
В серии «Polaris» продолжается издание произведений выдающегося библиофила и библиографа, занимательного рассказчика и одаренного прозаика, журналиста и путешественника, археолога и коллекционера С. Р. Минцлова (1870–1933). В новом выпуске серии – исторический авантюрный роман «Приключения студентов».
© Salamandra P. V.V., подг. текста, оформление, 2016
ПРЕДИСЛОВИЕ
Цель настоящей книги – воскресить перед глазами читателей быт – и только быт – далеких от нас и полных глубокого интереса десятого и одиннадцатого веков по Р. X.
Люди этих времен были охвачены страстью к передвижениям и героями своего романа я избрал – как всегда – незамеченных историей обывателей.
Выдумки, а тем паче преувеличений, в моем романе нет и я наоборот – ради соблюдения верной исторической перспективы и по чисто этическим и религиозным соображениям, многое преуменьшаю.
Но что было – то было: из спетой песни слова не выкинешь!
С. Р. Минцлов.
ГЛАВА I
Звезды ясные, звезды прекрасные Нашептали цветам сказки чудные; Лепестки улыбнулись атласные, Задрожали листы изумрудные.
И цветы, опьяненные росами, Рассказали ветрам сказки нежные И распели их ветры мятежные Над землей, над волной, над утесами.
И теперь, в эти дни многотрудные,
В эти темные ночи ненастные,
Отдаю я вам, звезды прекрасные Ваши сказки задумчиво чудные…
К. Фофанов.
Шумит в глубоком провалье горная речка, а где – не видать из–за камней и вершин деревьев; всюду зеленая гуща дубов да елей; что башни встают из нее бурые и красные скалы.
Куда ни глянь – горы, да лес, да небо. Не в примету ни деревни, ни замка. Только на восход солнца, на длинном мысу отвесного уступа, будто чудом взлетевшие на неизмеримую высоту, белеют зубчатые стены и церковь небольшого монастыря; за ним опять пропасть; из стены ее глядят черные впадины семи пещер. С седловины горы, из того места, где к вечеру притыкаются на ночлег облака, стосаженною, снежной полосой клубится и рушится водопад; ниже утесы рассекают его надвое и будто громадный серебряный венец раскидывается по отвесам скал над монастырем по ту сторону бездны.
День жаркий.
Трапеза отошла, монахи разбрелись по кельям; узкий передний двор пустынен. У запертых, обитых толстым железом ворот, на известковой плите, положенной на камни, сладко спит на солнцепеке седобородый привратник в грубой, серой рясе, подпоясанной веревкой; на голове чернеет ермолка, лицо потно и блаженно, рот полуоткрыт, мухи разгуливают по тупому, обветрившемуся носу.
Под лавкой, в тени, раскинулся и похрапывает черный, что ворон, кудлатый пес с пушистым хвостом, полным репейников.
Только одно человеческое существо бодрствует во всем видимом мире – белокурый, статный послушник лет двадцати, стоящий у обрыва; стена с той стороны изгибается по самому краю пропасти и лишь по пояс человеку.
Облокотился юноша на зубец, глаза в даль смотрят, брови сдвинуты, он охвачен думой. Позади узенький садик, обнесенный белой колоннадой крытой галереи; низы ее пылают в ярком огне: то алые полосы маков.
Чудной сон привиделся ночью послушнику!
Будто стоит он на неведомой площадке под звездным небом и вдруг во тьме засветлело пятно. Оно все прояснялось… в синей дымке обрисовался ангел с чуть блиставшими крыльями; будто лунный луч, неслышно встал он рядом и, улыбаясь, протянул светящиеся прозрачные руки. Послушник – совсем маленький, кудрявый мальчик – очутился у плеча его.
Быстро взвились они вверх; внизу, в черноте, слышался шум речки.
– Зачем ты взял меня?.. – спросил послушник.
– Ты же умер!.. – ответил ангел, – я несу твою душу!..
Сердце послушника сжалось от тоски по невысказанному и невыполненному.
– Зачем же я жил?!.. – воскликнул он.
– Узнаешь!.. – прошелестело слово; ангел взмывал все выше и выше, звезды делались крупнее и ярче; далекий, чуть слышный звон овеял уши. Послушник разом, как от толчка, пробудился и сел на своей жесткой постели.
Стояла свежая, темная ночь; монастырские колокола важно звали к полуночнице; по галерее с зажженными факелами в руках, с капюшонами на опущенных головах, вереницею мертвых попарно шли монахи. Послушник присоединился к ним, но и в храме не мог забыть виденье и успокоиться: такой сон, да еще под пятницу неспроста; он предвещал что то… но что?
На веере из высоких заалтарных свеч желтели длинные дымные огоньки; у стен, за гранеными колоннами, и под сводами густилась темень; будто люди, проступали раскрашенные статуи святых и Мадонны; они безмолвствовали, но, казалось, знали все…
Заснул послушник только под утро и, когда солнечные лучи добрались, наконец, до лица его, он схватился с постели: час был уже поздний. Послушник наскоро поплескался под висячим кувшином и поспешил в келью отца Антуана: он помогал ему расписывать орнаментами и миниатюрами молитвенники.
Но отца Антуана еще не было: чуть забрезжил свет, – он ушел в лес за травами для красок.
Солнце стояло за полднем, когда послушник, наконец, завидел внизу сгорбленную, маленькую фигурку, взбиравшуюся по крутой тропинке с большой зеленой вязкой на спине; он поспешил к воротам, распахнул калитку и прямиком, прыжками, стал сбегать на встречу шедшему; за ним во всю прыть пустился черный пес. Из–под ног их посыпалась земля и мелкие камни.
– Дайте вашу связку, о. Антуан!!.. – воскликнул он, достигнув до монаха.
Старик остановился; солнечные лучи бляхами золотили и опестряли рясу; ростом он не доходил и до половины груди послушника.
– Бери, бери, миленький… благослови тебя Бог!.. – запыхавшись и улыбаясь, проговорил он, передавая ношу. Голос его был ласковый и совсем детский; личико и голова казались запушенными серебристым инеем; сквозь него румянели щеки и голубели глаза.
– Пошел, – Жук, пошел!.. – добавил он, отпихивая собаку, радостно лаявшую и прыгавшую ему на грудь.
– Что же вы меня не разбудили, о. Антуан?.. – укорил послушник. – И я бы с вами отправился.
– Да ты очень сладко спал, Марк!.. – ответил старичок,
– жалко тебя стало… молодость сна требует!..
– А я нынче что–то чудное видел, о. Антуан! – начал немного погодя названный Марком.
– Ну, ну, что такое?.. Ишь ты, сновидец какой, все сны видишь!..
Послушник на ходу рассказал, что ему пригрезилось.
– Перемене какой–то быть?.. – проговорил о. Антуан.
– Что ангел тебя нес – к дороге это; маленьким ты стал – чуда ждать тебе надобно!
– Чуда?.. Какого?!.
Старичок поднял вверх плечи.
– Кто может знать? – отозвался.
Они добрались до ворот монастыря, заперли калитку и мимо все еще спавшего привратника вошли в обширную светлую келью о. Антуана. Собака ворвалась в нее первая и сейчас же улеглась на холодных плитах пола, высунула язык и бока ее заходили ходнем.
В высокое, стрельчатое окно, будто в клубах белого дыма, был виден водопад; на дне пропасти, в провале между деревьями полоскою снега пенилась речка. Стены кельи покрывали образцы заглавных букв, заставок и орнаментов; у большой печи верблюжьими горбами изгибались горн и перегонный куб; на длинном столе лежали полосы драгоценного пергамента для рисунков, острые стили, стояли глиняные банки с кистями и красками. В стороне, близ нар, покрытых старым одеялом, помещался большой деревянный ручной пресс; на полу грудой лежали зажимы разных размеров.
Марк сбросил тюк у стола и вместе с о. Антуаном сел разбирать и сортировать травы…
– Удачка сегодня выпала, слава Богу!.. – улыбаясь, говорил о. Антуан, – под одним вязом вот какую радость нашел!!. – он поднял и показал своему молодому товарищу пучок широколистой травы. – Не краска выйдет, а изумруд!.. А вот по части голубого колера по–прежнему плохо! – лицо старичка озаботилось. – На небе его вон сколько… – Он кивнул головой на окно, – а на земле нет!.. сероват, с пылью будто!.. А ведь где–то имеется лазурь настоящая, умеют добывать ее в некоторых монастырях, только в секрете большом держат! Помню – давно тому было – лет сорок назад – видел я псалтырь: для герцога был сделан. Ах, уж и рисунки ж, цвета!.. – о. Антуан закрыл глаза и покачал головой. – Больше и не видал таких! Не из человеческих будто рук вышли, а из ангельских! Ну и цена книжке соответствовала: три деревни отвалил за нее герцог; земли – разве в день обойти!..
Марк не отвечал – он уже десятки раз слышал все те же сетования своего наставника; мысли его были далеко.
Он встал, взял один из пучков, положил его на площадку пресса, мелко изрубил длинным ножом, затем смочил водой и с силою закрутил рукоятку; из отверстия под прессом показался зеленый сок и медленно, густыми каплями звучно стал шлепать в подставленную глиняную чашечку.
– Зачем живет на земле человек, о. Антуан? – вдруг спросил Марк, глядя на окно и не снимая рук с перекладины станка. – Какая цель жизни?
Старик поднял удивленное лицо.
– Как зачем? чтобы прославлять Господа?.. Слышь, птичка поет за окном хвалу Ему, так и мы должны!
– Ну, а коршуны, а ястребы, а разбойники и убийцы?..
Старик несколько растерялся.
– Ишь, тоже придумал!.. – сказал он. – Ты, миленький, что–то того, мудрствовать стал! А ты дыши и радуйся – вот тебе и цель жизни! Бог один знает, что к чему и зачем все на свете!
– Что там за этими горами? Вы далеко бывали за ними?
– У, далеко… дня на три пути забредал!!.
– И там такие же люди и так же живут, как и мы?
– Поблизости такие же, а дальше Бог весть; великие чудеса, сказывают, там водятся!
– Великие?!.. – жадно переспросил Марк. Он весь превратился во внимание.
– Где–то с песьими головами люди есть; есть страны, где вечная ночь и непрерывно снег валит! А существуют и такие, где и дров не надо: прямо на песке все и варить и печь можно! Птица–страус там живет – перья ее рыцари на шлемах носят. Золота, камней самоцветных по берегам рек – лопатою греби! А добраться трудно: люди там дикие, страшные, черные, что уголь, силы нечистой полным полно! В старых рукописях много пишут о них!
Разговаривавшие перекрестились.
– Трудно, миленький, в мире жить!.. – добавил, вздохнув, старик. – Око все видит, а взять не возьмешь, душу погубишь!
Он начал размечать на листе пергамента место для заставки.
– Лучше всего здесь, у нас… тишина, мир, от всего охранены ангельским крылом… Трудись и славь Господа!.. ишь, красота какая кругом?
Марк молча кончил отжим трав по сортам, поставил в печь, на медленную выпарку, чашки с соком и тихо вышел из кельи.
О. Антуан проводил его внимательным взглядом и опять погрузился в свое занятие.
За порогом Марк остановился. Привратник уже встал и, сильно прихрамывая на одну ногу, мел площадку около ворот. Марк направился к нему.
– Пустите, я подмету?.. – предложил.
Монах оглянулся; суровое лицо его было заспано. Он сунул метлу Марку, а сам тяжело опустился на лавку
– Задыхаться стал… худо!.. – произнес он хриплым басом.
– Отчего бы это с вами так сделалось? – спросил Марк.
– Да все с тех пор, как упал!.. ногу и грудь разбил…
– Это когда вы меня с утеса доставали?
– Да… веревка лопнула… чуть сам–то уцелел!..
– А я в корзине с мохом завязан был?
– Да!.. швырнули тебя в пропасть, а корзина по пути в кусте и застряла.
– Кто же швырнул, как вы думаете?..
– Да ведь уже говорил я тебе не раз: кто же больше, как не родители? Думаешь, одного тебя в пропасть кинули? Везде так повелось! Недаром папа буллу с проклятием за это издал. С тобой то еще ничего, хорошо сделали – тюкнулся бы о камни и конец; а других ведь ребят веревкой душат, живыми в землю зарывают!..
– Зачем?.. за что?! – с ужасом спросил послушник.
– Затем, что жизнь хороша очень!.. кругом разбой, нечистая сила! Бедняки всю жизнь как звери затравленные живут, в голоде да обидах! В честь себе многие ставят, что детей своих поубивали: от мучений их в этой и той жизни избавили! Вот, брат, как нынче родительская любовь высказывается!..
– А о моих родителях что вы думаете – кто они?
– Да кто ж их знает?.. крестьяне, понятно!
– И в корзине так–таки ровно ничего – ни записки, ни какой–либо вещи не было?
Привратник отрицательно потряс головой.
– Говорю – мох один был! И сверху им же ты был прикрыт, потом дерюжкой обвязан!.. Кому нужда в пропасть записки да добро кидать? А, может, кто со зла на твоих родителей украл тебя, да бросил! Всяко бывает!..
– А в Евангелии сказано – люби ближнего, как самого себя?… – задумчиво проговорил Марк. Он сел на землю против скамьи и охватил колени руками.
– Мало бы что там сказано!.. – возразил о. Петр, – при Христе все святыми были, а нынче народ подлец пошел, особливо ближние – дальние еще туда сюда, люби их, пожалуй! Знай, спасай свою душу, а на чужую наплевать: никто за нее не ответчик! Евангелие, брат, книга великая – и так и сяк истолковать ее можно! Зря, думаешь, его сам святейший папа читать запретил? А пуще всего грамматики берегись!.. Видал ты такую книгу, или нет? Ишь, имя–то подлое какое – грамма–тика!!
– Не знаю такой. А чем она так страшна?
– Это, брат, у духовника спрашивай!.. Ну, только хуже ее нет на свете: увидишь если – рви и жги сейчас! Святыми она проклята!
– А там, за этими горами и лесами, что?
– Что там хорошего? Те же горы, да пропасти, ведьмы да колдуны, бароны да нечистая сила!.. Хорошего, брат, нигде на свете нет!
Марк покачал головой.
– Как же так: мир–то ведь Господь сотворил? Как же может он нехорошим быть?
– Да вот так же! Господь–то на небо вознесся, а сатана с чертями на земле остались! Они все и испакостили! Думаешь, что вот так на свете все и есть, как нам кажется? Нет, брат – это одно наваждение кругом!
– А горы тоже наваждение?
– Понятно; нам–то они горами кажутся, а на деле ими пекло прикрыто! Недаром по ночам крики да хохот внизу слышны!..
– Вы их слышали?
– Еще бы! И огонь вырывается, бывает!.. У ворот сидя, всего навидаешься!
Послушник повел плечами, как от озноба.
– А вы, о. Петр, далеко за горами были?
– Далеко.
– Конец света там близко?
– Сказал тоже!.. Чтобы до конца, с заката на восход солнца, дойти надо четыреста ден пути, а с юга на полуночь – двести!
– А кругом земли что?
– Море–океан течет! А сверху все твердью прикрыто, видишь?.. – Оба запрокинули назад головы. – Из стекла она!.. вроде как бы из хрусталя горного. Разве в книгах в твоих нет этого?
– Нет!.. мы молитвенники все переписываем. А сейчас Евангелие я расцвечиваю…
Наступило молчание; Марк поднялся с земли, постоял и медленно направился к церкви. Привратник глядел ему вслед и, когда Марк скрылся, заковылял за ним и заглянул
в распахнутую дверь.
Храм наполняли полусумерки; на высоких, узких стеклах окон пестрели многоцветные картины; одна из рам была приоткрыта и в нее полосою врывался луч солнца. Марк стоял на коленях у колонны перед статуей Богоматери; белокурая склоненная голова его была освещена, и золотистый луч, падавший на нее, казался благословением свыше.
О. Петр постоял, посмотрел и пошел к келье о. Антуана.
– А вскормленник наш с тобой что–то все мудрствовать стал?.. – заявил он, садясь на табурет против иконописца.
О. Антуан обеспокоился, вскинул на пришедшего голубые глазки.
– А что? Говорил тебе что–нибудь?
– Да все выспрашивает про мир! Тянуть его от нас начинает! Смотри – не попал бы он у тебя в когти дьявола!!.. его это работа.
– Молод он, кровь бродить начинает…
– Про то же и я говорю!.. наваждения сатанинские подошли; кругом ведь бесы караулят! Напрасно ты его грамоте научил!.. – добавил, помолчав, о. Петр, – говорил я тебе в свое время – эй, не надо, запрещают это святые отцы, а ты все свое!..
– Да как же по нашему делу без грамоты быть? – возразил о. Антуан. – Кто ж бы книги святые переписывать да украшать стал?
– И книги не нужны!.. – сурово проговорил привратник. – Ляг крестом на паперти перед церковью – увидит тебя Господь и без книжки!..
– А евангелисты что делали, о. Петр? с них мы пример должны брать; все хорошо, что для славы Божией творится!..
О. Петр махнул рукой и встал.
– С тобой не сговоришь!.. – произнес он, – я свое дело выполнил – упредил, а там как знаешь!.. А Христос писал?! – вдруг громогласно вопросил он, уже взявшись за ручку двери и повернувшись. – То–то, брат, вот с кого пример бери! Не морочь головы мне!
И он выбрался, волоча ногу, из келии; о. Антуан отложил кисть в сторону, подпер маленькой, прозрачной рукой подбородок и задумался.
ГЛАВА II
Солнце только что юркнуло за вершину горы, когда Марк вернулся опять к о. Антуану; тот уже кончил дневной труд, вытирал стол и убирал раскиданные вещи: скоро должны были зазвонить к вечерне. Марк помог старику и вместе с ним вышел в галерею через другую дверь.
Со дна пропасти уже подымалась ночь; колоннада и строения монастыря потускнели, только крест и верхняя половина колокольни еще пламенели в лучах солнца. Стрижи с криком черными прутьями секли воздух.
– Слышите, о. Антуан, что они кричат?.. – проговорил Марк, – «В высь, в высь»!!.. – он удачно повторил зов стрижа.
Старик поднял глаза и прислушался.
– А верно!.. – сказал. – Все нас в высь, к Богу, зовет!.. – он обвел взглядом окрестность. – А как ласточки обедню служат, слышал?
– Нет!.. Как это?
– А перед рассветом, задолго до него… вроде нашей полуночницы! Еще ночь глухая совсем, а они в гнездах проснутся и так то все сладко поют – и сказать нельзя, до чего хорошо! Особливо, если гнезд много и в одном месте! Отслужат и опять уснут!
– Я не слыхал!.. – задумчиво протянул Марк. – Значит, можно молиться и без слов?
– А понятно!.. Зачем слова? Бог–то ведь знает, что тебе нужно! Молимся затем, чтобы ближе с Нему стать: почувствуешь Его – и сам лучше сделаешься!
Они остановились у зубцов.
– Не так далече отсюда монастырь есть… – заговорил опять старик, глядя в пропасть, – пришел туда душу спасать человек некий; обет дал послужить Пресвятой Богородице – статуя чудотворная там стоит. А был он плясун: на ярмарках людей тешил. Пожил в монастыре, горько ему стало: ни молитв не знал, ни петь за службою не умел… Другие кто молится, кто убор Пречистой делает, кто иконы ее пишет – один он как без рук – знай только поклоны бьет! Печалился он крепко, да вдруг и осенило его. Стала примечать братия – совсем переменился человек: повеселел, радостный сделался, приветливый. И пропадать где– то начал – это тоже приметили. Принялись следить: укараулили, что он в церкви по ночам остается. Схоронились двое из братии в нишах за статуями и, что бы ты думал, увидали? Обошел новичок весь храм, осмотрел – нет ли кого, кроме него, потом скинул рясу – ан под нею плясун– ский наряд надет! И давай плясать перед Пречистой – и вприсядку и всячески и колесом ходил – вот для чего он тайком в храме прятался!
Братия бегом к настоятелю. Так и так, доложили – кощунство, пляс идет в доме Божьем; бесноватым новый брат оказался!
Настоятель с ними назад, в церковь. Вошли потихоньку – видят, лампадки что звезды венцом кругом Пречистой теплятся, а полуголый человек перед ней на руках ходит; потом как запляшет что исступленный!
Только о. настоятель голос обрел, собрался крикнуть – и окаменели все трое: зашатался плясун, повалился на пол. А Матерь Божья озарилась вся как бы месяцем, улыбнулась… подняла руку, оперлась на колонну, сошла на пол, над плясуном склонилась и тихо пальчиками светящимися пот ему со лба отерла…
Упал в страхе ниц настоятель с братьями, а когда поднялись – Пречистая по–прежнему на своем месте стояла, плясун не шевелясь лежал. Поспешили они к нему – ан он уже Богу душу отдал! Лицо счастливое, светлое, как уснул словно!.. Вот, братик, что на свете случается! И пляска, если она от души, выше молитвы бывает!
Марк слушал с жадным вниманием.
– Как это хорошо?! – воскликнул он.
В прорез окна колокольни глянул и скрылся край небольшого колокола 1; за ним качнулся другой, меньший, и третий – совсем маленький: зазвучали хрустальные переливы «Ангелюса».
– О. Антуан?.. – проговорил вдруг Марк, – ангелы ведь существа совершенные?
– Ну, понятно… а что?
– Как же тогда мог один из них превратиться в сатану и сделаться падшим?
– Что ты, что ты?!.. – с легким испугом произнес старичок, – не лезь никогда в Божьи дела, Он один их знать может!
И он заторопился в церковь; Марк последовал за ним.
ГЛАВА III
Неделю спустя, в келье о. Антуана, между ним и о. Петром снова происходила беседа о Марке.
– Бес его смущает!.. – говорил привратник. – В подвал бы его посадить, на цепь… да веревкой! ух, как оно помогает!.. Вот бы и перестал умствовать!..
О. Антуан покачал головой.
– Нет… – отозвался он: – не бес это, а молодость!.. дела она себе требует… Услать бы его надо отсюда!
– Услать? куда это, зачем? Чтобы совсем пропал парень?! – вскинулся о. Петр.
– Не пропадет!.. – убежденно ответил о. Антуан. – Время его пришло… пусть свет повидает!.. [1]1
1 Колокола появились в Европе из Вавилона, где сперва были найдены их рисунки, а затем и они сами.
[Закрыть][2]2
древних греков звоном их («додонская медь») созывали народ в храм Прозерпины и Кибеллы на жертвоприношения.
В христианских церквях Запада колокола введены в 410 г. в Кампаньи; византийцьи завели их у себя в IX в. (Здесь и далее прим. автора).
[Закрыть]
– Какой еще свет нужен ему? В монастыре вырос, здесь и сиди!
– Да ведь он не монах! А я его за большим делом пошлю, он юноша с головой… секреты красок хороших надо добыть! Ишь, мы захудали как: другие монастыри цветут, а у нас ни заказов, ни богомольцев – ничего нет! Показать нам нечего… А вернется – с ним и слава придет в монастырь! – О. Антуан старался не смотреть в пристальные, тяжелые глаза собеседника.
Наступило молчание.
– Мы ведь простецы… – начал опять о. Антуан, – не знаем ничего! Что можем мы ему объяснить и сказать? Книг нету никаких…
– И объяснять нечего! Веревка – она всего понятнее: всякий дурак ее понимает!.. – проворчал привратник. – Бесов всегда бичом изгоняют!..
– Кому веревка годна, кому – другое!.. Лучше пусть потрудится на пользу монастыря. – Так я и настоятелю решил доложить.
О. Петр сопел и причавкивал, это означало у него раздумье и сомнение.
– Тебе виднее!.. – проговорил, встав с табурета. – Ну, коли что случится с парнем – на твою душу кладу ответ; в пропасть его выручать я больше не полезу!
***
Вечером того же дня о. Антуан кликнул к себе Марка и объявил, что настоятель посылает его в мир.
Ошеломленный Марк глядел, широко раскрыв глаза.
– За что? Зачем… – вырвалось у него восклицание.
– А вот садись сюда, потолкуем!.. – старик опустился на один из табуретов, указал рукой на другой и, не торопясь, изложил давно известные Марку обстоятельства и затруднения монастыря. По плану его, одобренному настоятелем, Марку надо было добраться до Италии, ознакомиться
с мастерскими лучших художников, усовершенствоваться в своем деле и вызнать необходимые секреты для работы.
– Послушание на тебя монастырь возлагает великое и трудное… – говорил о. Антуан. – Поэтому не торопись: легко и скоро ничто доброе не дается! Будут у тебя испытания и незадачи, но духом не падай, дальше иди – время и труд всего достигнут! Помни, что бы худое ни случилось с тобой
– есть правда и добро на свете! Три года понадобится отыскивать нужное – три года не возвращайся; пять – пять лет оставайся. Лютню свою с собой возьми: у тебя голос хороший – дорогой пропитание себе зарабатывать будешь. Платье тебе мирское дадут: ты не монах, да и опасаться тебя в монастырских мастерских не будут, скорее покажут, что надобно! Людям всегда услуги оказывай, злом за зло не отплачивай, а дальше иди! Свет велик: на все свои думы ответы получишь… мы–то ведь простецы, миленький!.. А когда узнаешь все – душа сама подскажет тебе, что делать
– назад ли возвращаться, в миру ли еще побыть… ее голоса слушайся!..
Долго среди тишины кельи мягким ручейком лился голос о. Антуана. На столе копотно горела масляная лампочка; за собеседниками на белых стенах колебались черные тени; в окне мерцали звезды. Марк смотрел то на них, то на о. Антуана и слушал внимательно, но слышал разве половину: в висках у него стучало, нет–нет и словно горный поток бросался на его сердце и заглушал речь о. Антуана. Марку казалось, что он вот сейчас как орел сорвется с места и взлетит над пропастью!.. Жутко было и радостно; руки стискивались в кулаки, лицо пылало,
Старик заметил, что переживал его питомец.
– Ну, Господь с тобой!.. – закончил он напутствие. – Час поздний, усни поди, а завтра с Богом в путь снарядим тебя!
Марк благословился и ушел. О. Антуан задул лампочку и, не раздеваясь, прилег на жесткую постель; сна не было… долго тлел красною точкою фитиль, глядели звезды, слышался далекий шум водопада; из уголков глаз старика медленно, редкими каплями, начали стекать слезы. Больные
ноги подергивало; о. Антуан поднялся и вышел на двор размять их. В темноте он чуть не наткнулся на черную фигуру и только по походке опознал ее.
– И тебе не спится, о. Петр?.. – сочувственно проговорил старик.
– Блохи заели!.. – как оборвал хриплый голос и о. Петр заслонился теменью.
О. Антуан постоял немного, затем вдруг заспешил к церкви: будто какие–то певучие, струнные звуки доносились из нее. В дверях он задержался: освещенный парой лампад, перед статуей Мадонны стоял Марк и, подняв вверх лицо, играл на лютне…
***
На другое утро, после обедни, вся немногочисленная братия высыпала к воротам проводить Марка.
Вместо рясы стройный стан его охватывала коричневая лосиная куртка; на ногах были такие же штаны до колен, желтые чулки и грубые башмаки, за спиной находилась маленькая котомка с бельем и хлебом; поверх нее была привязана лютня. На левом боку, на коротком ремешке у пояса висел нож; в руке Марк держал толстую дубинку.
Юноша благословился у настоятеля, львоподобного крупного и совсем седого мужчины, расцеловался с немногочисленной братией, поклонился в землю ей и монастырю и зашагал вниз по крутой, каменистой дороге. На повороте он оглянулся: на синем небе четко рисовалась стена и кучка монахов; они махали в знак привета руками.
Марк снял колпак с воткнутым в него орлиным пером, высоко поднял его и скрылся за деревьями.
Не успел он сделать и трехсот шагов, позади раздался крик; он обернулся и увидал о. Петра, с палкой в руке выбиравшегося на дорогу откуда–то сбоку из чащи.
– Стой, стой!! – хрипло вопил о. Петр, изо всех сил ковыляя по торчавшим повсюду камням.
Марк двинулся ему навстречу.
– Что, о. Петр? – спросил он и вспомнил, что при прощанье у ворот о. Петра не было.
Старик, тяжело дыша, остановился, оглянулся назад, полез в карман рясы и вытащил какой–то холщовой мешочек в кулак размером.
– На вот!.. – едва выговорил и сунул мешочек Марку.
Тот принял его.
– Что это?.. Деньги?! – с недоумением спросил он, почувствовав монеты. – Зачем вы даете их мне?
– Бери, бери!.. – там увидишь, зачем!..
– Не нужно, о. Петр! Я сам заработаю!..
– Черта ты заработаешь!!.. так вот и ждут тебя с работой везде!.. – с сердцем воскликнул привратник. – Бери, говорю! Там тебе не монастырь – даром ничего не дадут! А мне на что они?
Марк стоял, не зная, что делать.
О. Петр стукнул палкой и Марк поспешил опустить деньги в карман.
– Спасибо, милый о. Петр!.. – покраснев как заря, сказал он. – И за все, за все, что вы сделали для меня – спасибо! – Слова эти вырвались у Марка от всей души.
Старик быстро отвернулся.
– С Богом!.. – буркнул он и заковылял обратно.
– Эй, Марк?.. – окликнул он через минуту. – Помни, до перекрестка доберешься – на небо глянь: куда птицы лететь будут – туда и путь держи!
– Помню, о. Петр!.. – отозвался Марк.
Еще раз он окинул взглядом родные места и пустился дальше: грусть дымкой окутала его сердце. Он не приметил, что скрывшийся о. Петр спрятался в кустах у изгиба дороги и крестил его и его путь широким крестом.