Текст книги "Свинцовый хеппи-энд"

Автор книги: Сергей Рокотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Марчук тут же связался с Генрихом Цандером, который не поехал с Раевским в Канаду, и передал ему то, что сообщил ему следователь Бурлак.

Уже через пятнадцать минут Генрих Цандер и еще двое людей Раевского мчались на "Мерседесе" по окружной дороге в сторону Ярославского шоссе. Еще через двадцать минут они тормозили у пятиэтажной хрущобы, в которой и проживал упомянутый Бурлаком Вячеслав Чалдон. Вскоре туда же подъехал и Дмитрий Марчук.

– Ну что будем делать, Дмитрий Андреевич? – спросил Генрих. – Предлагаю, если он дома, вытащить его и быстро все выяснить. Времени у нас в обрез, сами понимаете.

– А если нет? – недоверчиво покачал головой Марчук. – Можем только насторожить его своим появлением.

– Времени нет, – сказал Генрих. – Чувствую сердцем, должно нам на этот раз повезти. Я пытался дозвониться до Владимира Алексеевича, но у него все время занято.

– Да не можем мы спрашивать у него совета по каждому поводу. Ладно, давай рискнем.

Как раз в этот момент из среднего подъезда вышел здоровенный детина в кожаной куртке с обритой наголо головой. По всем описаниям этот человек был похож на Вячеслава Чалдона. Он вальяжной походкой направился к новенькой "девятке" стального цвета, стоящей метрах в десяти от подъезда.

– Он, – прошептал Генрих. – Говорил же, повезет нам на этот раз. Ладно, Дмитрий Андреевич, беру инициативу на себя. Вы не возражаете?

– Давай! – махнул рукой Марчук. – Была не была!

Генрих Цандер вышел из машины и медленной Уверенной поступью подошел к бритому парню. А тот уже открывал дверцу новенькой "девятки".

– Твоя? – спросил Генрих.

– Моя, – с гордостью улыбнулся бритый. – Что, нравится?

– Нравится.

– Твоя-то покруче будет, – подмигнул парень в сторону черного "Мерседеса".

– Так она не моя, я простой водитель, – усмехнулся Генрих. – А у меня вообще нет личного автотранспорта.

– Не горюй, будет, – засмеялся парень. – Ты еще молодой...

– Подойди на минутку к моей машине, – попросил Генрих. – Помощь твоя нужна.

Парень подозрительно покосился на черный "Мерседес" и стоящую рядом "восьмерку" Марчука, но тем не менее не побоялся пойти с Генрихом.

– Ты Чалдон? – спросил Генрих, когда они уже стояли около "Мерседеса" с тонированными стеклами.

– Ну? – заподозрил неладное парень.

– Чалдон или нет?

– Ну, Чалдон, что с того?

– Садись в машину, – почти шепотом произнес Генрих.

– Ах вот оно что, – прошипел Чалдон, но тут же согнулся от короткого удара Генриха в солнечное сплетение. А через несколько секунд он уже сидел на заднем сиденье "Мерседеса" между Марчуком и одним из телохранителей Раевского. Второй сел за руль машины Марчука, и оба автомобиля синхронно рванули с места и на огромной скорости понеслись в сторону Москвы.

– Что вам от меня надо? – прохрипел Чалдон, окидывая взглядом сидящих в машине.

– Только правды, – ответил Марчук.

– Да какой правды? Что-то я ничего не пойму, братаны, – бубнил Чалдон, лихорадочно соображая, что может быть нужно от него этим людям.

– Скоро скажем, – обнадежил его Марчук. – Только учти, Чалдон, чем быстрее мы узнаем правду, тем больше у тебя шансов на благополучный исход.

– Какой исход? Чего вы мне гоните? Я освободился подчистую, живу себе тихо, скромно, никого не трогаю.

– Это мы еще разберемся, трогаешь ты кого-нибудь или нет. И учти еще такой момент – это в милиции ты будешь требовать презумпции невиновности. Нам же ты будешь доказывать свою невиновность, а не наоборот. И будь уверен, мы с тобой церемониться не станем. А пока помолчи, если тебе нечего сказать. Скоро приедем на место, там мы с тобой и побеседуем по душам.

Вскоре они свернули на какую-то проселочную дорогу. Сидящие по обеим сторонам от Чалдона люди завязали ему глаза, а примерно километров через десять-пятнадцать машина остановилась. Чалдона вытащили из машины и куда-то повели.

– Осторожней, не споткнись, крутые ступеньки, – предупредил его мужской голос.

Они пошли по ступенькам вниз. Пахнуло холодом и сыростью.

Затем Чалдону развязали глаза. Он увидел, что находится в каком-то сыром и грязном подвале. Однако сам факт, что ему завязали глаза, обнадежил его. "Хотели бы убить, глаз бы завязывать не стали", – подумал он.

Его посадили на какую-то колченогую табуретку. Марчук встал напротив, Генрих рядом, остальные держались несколько сзади.

– Итак, Чалдон, – произнес Марчук, с каким-то удовольствием выговаривая его фамилию. – Сам понимаешь, раз тебе завязали глаза, у тебя имеется шанс уйти отсюда живым. Используй его с толком.

– Да что вам от меня надо? – заныл Чалдон.

– Тянуть резину не стану. Ответишь правду – будешь жить. Не ответишь -. останешься тут навсегда. Сколько тебе лет?

– Двадцать восемь.

– За что мотал срок?

– Сто третья. Умышленное убийство.

– Значит, ты убийца?

– Да не убивал я того чувака, по подставе сел. Ни за что сидел, братаны. Восемь лет ни за что отбарабанил...

– Это твои проблемы, у нас полно своих. Но одну ты нам поможешь разрешить в обмен на жизнь. Первый вопрос – где ты был в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое октября этого года?

– Откуда я помню? Дома был, а может быть, у бабы своей. Не помню...

Марчук и Генрих многозначительно переглянулись. Было заметно, как побледнел Чалдон, лицо его передернулось гримасой страха. Он прекрасно понял, о чем ведут речь его похитители.

– Нет, Чалдон, не был ты ни дома, ни у бабы своей. В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое октября этого года ты находился в районе Южное Бутово, где застрелил из пистолета марки "ТТ" Александра Анисимова по кличке Сима и двух проституток Шмарову и Бирц. Вот об этом мы с тобой и будем говорить.

– Не был я там, – прошептал дрожащими губами Чалдон. – Век свободы не видать, не был я там.

– Тебе и не видать свободы, и неба голубого не видать больше. Тут ляжешь, – рявкнул Марчук, бешеными глазами глядя на Чалдона. – Все. Кончайте его.

Марчук и Генрих Цандер передернули затворы пистолетов и направили дула в голову Чалдону.

– Все. Не о чем нам больше говорить. Времени мало.

– Ответите за убийство, – пролепетал Чалдон, чувствуя, что покрывается от страха холодным потом.

– Ничего нам не будет. Откупимся. Тебя мы не видели, в Мытищах не были. А здесь ты будешь лежать, пока тебя не сожрут крысы. Тут их полно, твоего мяса им надолго хватит. Все, некогда нам.

– Не убивал я их, не убивал! – закричал Чалдон, понимая, что с ним не шутят и не запугивают его. Он видел, что люди с ним разговаривают серьезные, и им впрямь за него ничего не будет, он-то прекрасно знает, как можно откупиться.

– Последний вопрос, будешь вилять – пуля тебе в лоб, и все.

– Отвечу, если знаю, на все отвечу!

– Где Крутой? – пристально глядя в глаза Чалдону, спросил Марчук.

Генрих Цандер напряг руку, и дуло его пистолета почти уперлось в потный от страха лоб Чалдона.

– За кордоном он, за кордоном! – пролепетал Чалдон, дергаясь всем телом.

– Откуда знаешь?

– Он мне звонил.

– Что ему было нужно?

– Чтобы в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое октября застрелили Симу и двух баб в его квартире.

– Ну?!!! Не тяни!!!

– Я нанял одного, он бомж, бывший спортсмен... Он их и... того...

– А Гараева кто убил?

– Какого Гараева? Не знаю я никакого Гараева, – растерянно эабубнил Чалдон, и Марчук понял, что на этот раз он говорит правду.

– Где этот бомж? Как его зовут?

– Зовут Петр. Петр Пыжов. А где он, я не знаю. Я заплатил ему. Он взял деньги и исчез. Гуляет, наверное, где-нибудь...

– Чем объяснил свое поручение Крутой?

– Ничем. Сказал, что очень нужно их убрать.

– Сколько он обещал тебе за это?

– Тридцать штук зеленых.

– Похоже, что ты получил аванс? Машину вон купил...

– Я получил десять штук.

– От кого?

На мгновение Чалдон замялся, а потом выпалил, махнув рукой:

– От шалавы этой, от Эвелины.

Марчук усмехнулся, снова переглянувшись с Генрихом.

– Здорово это у вас, аванс от нее получил, а потом ее и... того... Ну и погань же вы все, – изумленно покачал головой Марчук, – и мыслите-то совершенно не по-человечески. В ваших отношениях нормальному человеку сложно разобраться. Впрочем, ладно, разбирайтесь во всем сами. А мне скажи вот что. Сколько же ты заплатил этому Пыжову? Чалдон опять замялся.

– Две штуки зеленых, -пробубнил он, но присутствующие сразу же поняли, каким образом он расплатился с хорошо стреляющим бомжом Петром Пыжовым. Теперь надо было только найти его труп. Но это уже дело правоохранительных органов.

– Ясно с тобой. Скажи, когда обещал объявиться Крутой?

– Он сказал, что скоро не обещает. Сказал, что месяца через два или три он меня сам найдет.

– И ты веришь ему?

– Верю. Он свое слово держит. Мы с ним бок о бок на нарах чалились.

Вытягивать информацию из Чалдона было очень сложно. Но картина потихоньку стала все же вырисовываться. Где-то числа десятого октября Крутой позвонил Чалдону и предложил ему дело – организовать убийство Анисимова, Эвелины Бирц и, разумеется, свидетелей этого убийства. Собственно говоря, предложение было сделано самому Чалдону, но тому сразу же пришла в голову кандидатура Пыжова, спившегося мастера спорта по стрельбе из пистолета, постоянно торчавшего на железнодорожной станции Мытищи. Чалдон должен был поехать к любовнице Крутого Эвелине Бирц и взять У нее аванс в размере десяти тысяч долларов, не вдаваясь ни в какие подробности. Можно было только с уверенностью предположить, что Крутой звонил и Эвелине Бирц, поручив ей в ту ночь отравить Султана Гараева. А уж почему он был уверен, что Гараев в эту ночь обязательно посетит своего друга Симу, можно было только догадываться. Видимо, Крутой связывался и с Анисимовым. Успех дела, затеянного Крутым, основывался на том, что никто ни про кого ничего не знает. Анисимов под каким-то предлогом заманивает Султана к себе, Эвелина подсыпает отраву Султану, а Чалдон убивает всех, кто находится в квартире. И все – свидетелей нет, виноватых нет, а самое главное – Гараев мертв и мешать им больше не станет. А уж идея с Пыжовым – это находка самого Чалдона. Тут все было практически ясно, за исключением мелочей, интересующих уже не их, а правоохранительные органы. Неясно было самое главное – как найти Крутого.

– Крутой в курсе, что дело сделано? – спросил Марчук.

– Да. Он позвонил еще раз, следующим вечером, я ему сказал, что все в порядке.

– Очевидно, он позвонил и туда, в квартиру Анисимова, – шепнул Генриху Марчук. – И Эвелина сообщила ему, что отравила Гараева.

– Конечно. Затевалось ведь все ради этого, – тоже шепотом ответил Генрих.

– Ну что, Чалдон, – улыбнулся Марчук. – Значит, место своего пребывания Крутой тебе не сообщил?

– Клянусь, нет! Сказал, что за кордоном. А ему лишних вопросов лучше не задавать, язык может отрезать и спасибо не сказать.

– Да вы все один круче другого, настоящие крутые парни, – вздохнул Марчук. – Шагу нельзя шагнуть, всюду вы. Расплодилось вас крутых больше, чем чумных крыс. Да и вреда от вас гораздо больше. Ладно, это слова. Обещали тебе жизнь выполним. Мы тебя трогать не станем. Наоборот, скажу тебе вот что – мы даже заинтересованы в твоей поганой жизни. Глядишь, Крутой объявится. А вот другие тобой скорее всего заинтересуются. Сам понимаешь, сведения о тебе нам не сорока на хвосте принесла. Завяжите ему, ребята, глаза, – попросил он телохранителей, – а потом довезем его до кольцевой, там выкинем, домой пусть добирается сам. И вот еще что: вякнешь про нас кому-нибудь – сам понимаешь, тебе конец, а нам ничего. А вот если о Крутом что-нибудь сообщишь, можем и отблагодарить, не хуже, чем он сам. Понял мою идею?

– А сколько? – прошептал Чалдон.

– Много. Внакладе не останешься. А Крутой обязательно должен объявиться, не может он без таких преданных друзей, как ты, обходиться. Только когда, вздохнул он, – вот в чем вопрос...

– Оставьте координаты, сообщу, если что, – угрюмо пробасил Чалдон.

– Слушай, ты, – Марчук схватил его за ворот рубашки и резко притянул к себе. – Учти и такой момент – твой Крутой обязательно постарается уничтожить и тебя. Понял ты? Обязательно! Рано или поздно, но он тебя достанет и отблагодарит точно так же, как отблагодарил за преданность свою шлюху Эвелину, как отблагодарил старого кореша Анисимова, точно такой же монетой, какой ты отблагодарил своего Пыжова. А мы не только избавим тебя от покровительства Крутого, но и щедро наградим тебя. Он нам нужен, этот Крутой, понимаешь ты, позарез нужен. Тебе дадут много денег, понял? Нам наплевать на то, что ты мразь, убийца и подонок, нам нужен Крутой. И за него кое-кто будет тебе очень благодарен. Держись нас и не пожалеешь. Ты даже представить себе не можешь, что значит покровительство некоторых людей.

Он отпустил его и слегка толкнул от себя. Пораженный его словами, Чалдон пялил на частного детектива свои маленькие глазенки.

– Видать, здорово он вас достал, – проговорил он.

– Здорово, очень здорово, – подтвердил Марчук. – Такого шанса, как сейчас, у тебя больше не будет. Можешь считать, что тебе крупно повезло. И можешь сделать выбор, кем стать – обезображенным трупом или преуспевающим человеком. Такой шанс мало кому в жизни дается.

– Я сообщу! Клянусь, сообщу! – пробубнил Чалдон. – Что мне до этого Крутого?

– Тогда катись отсюда. Позвонишь вот по этому телефону, если что узнаешь.

Он написал на клочке бумаги номер телефона и сунул клочок в потную ладонь Чалдона.

– Все, завязывайте ему глаза, – скомандовал он. – Это так, для антуража, добавил он. – Вообще-то и в этом нет особой необходимости.

– Ну что? – спросил Марчук Генриха Цандера около машины. – Правильно мы с тобой поступили, как полагаешь?

– Мне кажется, что Владимир Алексеевич одобрил бы наши действия, – ответил Генрих. – Думаю еще, что надо подключиться к телефону этого Чалдона и прослушивать его разговоры. Установить за ним постоянное наблюдение. Верить такому человеку нельзя ни в коем случае.

– Вообще-то я ожидал большего от разговора с Чалдоном, – заметил Марчук. Слишком уж здорово подстраховался этот Крутой. Как видно, он не только крут, но и очень хитер. Мы почти точно знаем, как все произошло, точно знаем одного из участников преступления, вернее, даже двух, если считать убитого Гараева, но не знаем главного – где они прячут девушку. А нам-то как раз нужно узнать именно это, а не что-нибудь другое.

Установить слежку за Чалдоном и прослушивать его телефонные переговоры не понадобилось. Через три дня после этого разговора на пустыре в районе Пушкина был найден труп некоего Петра Пыжова. Он был убит ударом ножа. Двое свидетелей показали, что видели Пыжова на станции Мытищи в компании Вячеслава Чалдона. По подозрению в убийстве Пыжова Чалдон был задержан, а еще через день на стол Ильи Романовича Бурлака легли результаты экспертизы – в квартире Анисимова были обнаружены отпечатки пальцев Пыжова. Круг начинал замыкаться, хотя Чалдон категорически отказывался признаваться в убийстве Пыжова.

А от похитителей Вари никаких сведений не поступало. Зловещее молчание затягивалось.

В этом мире все как-то взаимосвязано, и порой удача приходит с той стороны, откуда ее никак не ждешь. Так произошло и на этот раз.

Семья погибшего Султана Гараева и его многочисленные друзья вели свой собственный розыск, не жалея сил, чтобы найти тех, кто лишил их кормильца и покровителя. Дмитрий Марчук оказался в курсе всех происходящих событий и новостей. В свою очередь, он поделился с чеченцами теми сведениями, которые посчитал нужным сообщить им. Про участие в деле здравствующего Вячеслава Чалдона он, естественно, умолчал, его бы просто прирезали в камере, и он больше не смог бы быть полезен Раевскому, а вот про Николая Глуздырева по кличке Крутой он им сообщил. Близкий друг покойного Султана Бачо сразу же смекнул, откуда ветер дует. Незадолго до этого его люди напали на след оставшихся в Задонске отморозков, произошла перестрелка, в результате которой был убит Юрец. Прохору же и Чуме удалось скрыться.

Марчук сообщил Бачо, что, по его сведениям, Крутой находится в Турции, где-то в районе Стамбула.

– Откуда знаешь? – сузил свои хитрющие глаза Бачо.

– А вот это мое дело, – твердо произнес Марчук. – Я даю тебе сведения, проверенные, обоснованные, этого достаточно.

– Мы платим тебе деньги за полную информацию, – разозлился Бачо. – Мы должны найти убийц нашего Султана. А ты нам голову морочишь. За баранов нас держишь? Мы не бараны, дорогой мой брат. Мы тоже кое-что знаем, газетки почитываем, с разными людьми встречаемся. За кордоном тоже хорошие связи имеем. Давай без дураков, говори напрямик – Султан участвовал в убийстве Ираклия, о котором говорят все наши друзья в Стамбуле? Ширван мне звонил. Он же видел там Султана как раз накануне убийства Ираклия и похищения его жены, а Султан сделал вид, что не узнал его. Как мог Султан не узнать Ширвана, он же в трезвом уме... Значит, что? Значит, не захотел узнать. А почему не захотел узнать? Потому что это было ему невыгодно. Почему Султан ничего не сказал о тех людях, которые похитили его в Задонске? Потому что это было ему невыгодно... Потому что он что-то затеял с ними. А что он затеял с ними? Теперь ясно, что он затеял и чем все это для него кончилось. Покойный Султан был моим другом, но я человек прямой и скажу честно – он всю жизнь был аферистом. Так все и должно было кончиться рано или поздно. Ну что, баран я или нет? – улыбнулся Бачо. – Кто тут частный детектив, ты или я? Кому несчастная вдова Султана платит большие деньги, тебе или мне? То-то, дорогой мой брат Марчук. Я тебя очень уважаю, ты спас жизнь Султану. Только не темни со мной, у тебя свой интерес, а у нас свой.

– Да, интерес у нас сейчас один, – озадаченно произнес Марчук, удивленный тем, что этот толстый бородач с хитрющими глазами так логично мыслит. – Интерес в том, чтобы найти этого Крутого. Только бы твои ребята горячку на запороли, вот чего я боюсь. Это никому не будет выгодно.

– Никакой горячки, Марчук. Найдем мы этого Крутого, из-под земли достанем. У меня там, в Стамбуле, много своих людей, не меньше, чем у покойного Султана. Ты нам помог, я тебе помогу.

Бачо сдержал свое слово. И сделал это очень быстро,

Уже через неделю, поздно вечером он позвонил Марчуку. Услышав от него ошеломляющее сообщение, Марчук тут же перезвонил Раевскому.

– Владимир Алексеевич, мне доподлинно известно, где до недавнего времени находилась ваша дочь и ее похитители.

– Что ты?!!!

– Да. Она была в доме некоего Али, близкого друга покойного Султана, километрах в ста к северу от Стамбула...

– А что теперь?!!!

– Ничего хорошего. Али этот теперь тоже покойный, его труп был найден в небольшом портовом городе Карабурун на берегу Черного моря. Али был застрелен из пистолета.

– А как все это выяснилось, не возьму в толк.

– Очень просто. Бачо, о котором я вам рассказывал, со своими людьми помчался в Турцию искать убийц Султана и одним из первых навестил дом этого самого Али. Естественно, жены Али хранили гробовое молчание. Но тут пришло сообщение, что найден труп Али. И они все рассказали этому Бачо. Именно в их дом Султан привез похищенную женщину. А два дня назад глубокой ночью Али и эти люди покинули их дом. А уж куда они направились, Али своим женам, понятно, не поведал. Направились же они к морю, где похитители застрелили Али, сели на какой-то морской транспорт и исчезли. Вот и вся моя информация, Владимир Алексеевич. Этот Бачо только что звонил мне из Турции.

Раевский молчал. Чем больше открывалось истин, тем больше появлялось и загадок.

– Что думаете предпринять, Владимир Алексеевич? – спросил Марчук, выдержав паузу.

– Не знаю, Митя, уже не знаю, – вздохнул Владимир. – Наверное, тебе надо будет поехать в Турцию и разобраться на месте. И действовать совместно с полицией Турции. Надо постараться выяснить, на какой именно транспорт они могли сесть. Это, разумеется, очень сложно, но другого пути у нас нет.

– Я так и думал. Первым же рейсом вылетаю в Стамбул.

– А вообще-то, – слегка дрогнувшим голосом произнес Раевский, – я начинаю серьезно сомневаться в успехе дела. Нас постоянно опережают, что бы мы ни предпринимали, как бы быстро ни действовали. Но эти люди действуют быстрее нас...

– Они объявятся, Владимир Алексеевич, они обязательно объявятся. Только когда, вот в чем вопрос. У них есть деньги, у них есть связи, а продажных людей можно найти где угодно и сколько угодно, сами понимаете. На этой человеческой продажности они и строят свои планы. И успешно строят, между прочим. Гараев продал нас, Али продал Гараева. Правда, и Чалдон, в свою очередь, продал Крутого, но пока от этого для нас нет никакого толку.

– Да, жаль, что его задержали. Глядишь, и объявился бы этот самый Крутой. Но тут уж ничего не поделаешь.

– Ладно, Владимир Алексеевич, буду собираться в дорогу.

– С тобой полетят двое моих ребят – Саша и Юра. Мало ли что. А мне на сей раз, пожалуй, там делать нечего. Ведь ни похитителей, ни Вари в Турции уже нет, это совершенно очевидно. А ты узнавай все, можешь предлагать любые суммы за информацию, ребята подвезут деньги прямо в аэропорт. Действуй, Митя, удачи тебе.

– Спасибо.

Владимир дал распоряжение Саше и Юре лететь с Марчуком в Стамбул, выдал им немалую сумму денег на расходы, а проводив их, закурил и подошел к окну. За окном уже была настоящая зима. Начался ноябрь, выпал снег, подул холодный ветер. Погода настраивала на мрачные мысли, а происходящее порой казалось ему жутким сном. Он начинал терять надежду, его уже не интересовало ничего – ни его предприятия, ни политические события в стране. Да и здоровье начинало ухудшаться – ведь ему шел уже пятидесятый год. Он стал сильно уставать, порой испытывал острые боли в сердце, кружилась голова, поднималось давление. И самое главное, начинала появляться какая-то апатия, безразличие ко всему происходящему. Он видел, что и Катя испытывает примерно то же, но и он и она пытались бодриться друг перед другом, не показывать своего отчаяния. Раньше она реагировала на каждый звонок, подробно расспрашивая его обо всем, порой это раздражало его, а теперь она даже не вышла из своей спальни, хотя наверняка слышала, что в доме что-то происходит. Это ему тоже не очень понравилось.

Все чаще и чаще он вспоминал покойных родителей, понимая, как ему не хватает их. Он понимал, что они, несмотря на возраст и болезни, поддерживали его морально. Умерла мама, и дом опустел наполовину, умер отец, и в доме стало совсем мрачно. Порой им с Катей даже не о чем было говорить, вечерами они подолгу сидели в своей шикарной гостиной и молчали, смотрели телевизор, читали книги. Им не хотелось приглашать в дом гостей, они словно стыдились своего горя, о котором теперь уже знали все окружающие. Кое-какие сведения о пропавшей дочери предпринимателя Раевского и об инциденте в Стамбуле появились и в желтой прессе, и это особенно раздражало Владимира. Он сделал несколько внушительных звонков куда следует, и газеты перестали писать на эту тему. Однако информация уже успела получить широкую огласку.

Владимир понимал, что ни у него, ни у Кати практически не осталось настоящих друзей. Людей из их нынешнего окружения назвать друзьями было трудно. Старые же школьные и студенческие друзья стеснялись общаться со своим разбогатевшим однокашником, им поневоле пришлось бы разговаривать с ним на разных языках. Новые деловые знакомые из "новых русских" не могли стать друзьями, это был круг людей, во всех отношениях чуждый и Владимиру, и Кате. Интересы у них были порой диаметрально противоположные, и находиться в их обществе бывало откровенно скучно, а то и просто неприятно.

Ему не удалось сблизиться с Сергеем Скобелевым, как он ни пытался сделать это. Сергей сам выстроил между ними стену. Их могла бы объединить любовь к Варе-Марине, но произошло совсем наоборот – общее горе провело между ними полосу отчуждения. Они сближались только в критические моменты, когда надо было что-то срочно предпринимать. А потом снова расходились.

Пожалуй, самым близким для него человеком, кроме Кати, был Генрих Цандер. За несколько лет постоянного общения Генрих научился понимать Раевского с полуслова и полувзгляда. И сам Владимир тонко улавливал настроение Генриха, хотя тот практически никогда не выказывал своих эмоций, а говорил вообще очень мало...

Владимир очень строго подходил к отбору людей. Большинство он браковал сразу же. Хамство, наглость, развязность, стремление подражать худшим образцам "современных людей", а особенно игра в "крутость" вызывали у него непреодолимое чувство отвращения.

Он понимал, что очень одинок. А смерть родителей до предела обнажила это одиночество. Он корил себя за то, что провел так много времени в разлуке с родителями, хотя мог бы давно уже вернуться в Россию. Дела найдутся всегда, их не переделать, а вот родителей уже никогда не вернуть.

Катя же осиротела уже давно. Ее мать умерла, когда Катя была еще студенткой и едва только познакомилась с Владимиром. Отец же, директор одного из киевских научно-исследовательских институтов, скончался года через два после смерти жены. Свою внучку Варю он видел только раза три в жизни, бывая по делам в Москве. Он умер внезапно, от обширного инфаркта, и Катя считала, что исчезновение внучки, собственно, и стало основной причиной его скоропостижной смерти. Владимир пытался ее в этом разубедить, считая, что основной причиной смерти отца Кати является потеря жены. Но Катя продолжала считать по-своему.

Они оба были очень одиноки, ни родственников, ни друзей, только деловые знакомые, в основном люди очень зажиточные или даже богатые, типа Александра Ильича Холщевникова.

После инцидента в самолете Раевский и Холщевников сблизились, стали почти что друзьями. Простой в общении, остроумный, веселый Холщевников был очень симпатичен Раевскому, что способствовало и процветанию их совместных предприятий. Но недавно Александр Ильич развелся со своей женой и женился на молоденькой девушке лет восемнадцати, до того работавшей фотомоделью. После этого Катя прониклась к нему чувством глубокого презрения, и обмен визитами прекратился. Сам же Раевский хоть и не осуждал своего компаньона, тем более что тот оставил бывшей жене большое состояние и продолжал всячески помогать сыновьям, но в гости его больше не звал и сам к нему не ездил.

Мрачные тревожные мысли посещали Владимира Алексеевича все чаще. Он понимал, что достиг, такого материального благополучия, что большего желать не может. А счастье? Оно осталось там, в прошлом, в московском дворике в центре Москвы, в веселых студенческих походах по пивным, во встречах с Катей, тогда еще наивной и безмятежной, в рождении Вареньки... А что теперь? Что осталось ему теперь? Катя рядом, но она становится все более чужой, замыкается в своих безрадостных мыслях... Им не нужно ничего, кроме одного – найти Вареньку. А дьявол смеется над ними, играет с ними в какую-то страшную игру, прячет от них того единственного человека, который может принести им обоим счастье.

– Эх, мама и папа, – прошептал Раевский, выкурил еще одну сигарету и лег в постель. На сей раз он заснул невероятно крепким сном.

Проснулся он со свежей головой, мрачные мысли оставили его. У него появилось неосознанное предчувствие, что именно сегодня он получит новые, важные сведения о Варе. Он пребывал в каком-то лихорадочном возбуждении, хотел поделиться своими предчувствиями с Катей, но решил воздержаться от этого, боялся сглазить.

За утренним кофе Катя сама начала разговор.

– Ночью что-то произошло? – каким-то равнодушным тоном спросила она, наливая себе и мужу кофе.

– Да. Звонил Марчук, – стараясь придать своему голосу такой же равнодушный тон, ответил Владимир. – У него кое-какие сведения из Турции. Там... Понимаешь, обнаружен дом, в котором похитители прятали Варю.

– А ее, разумеется, там уже нет? – с какой-то саркастической улыбкой глядя на него, спросила Катя.

– Ты права, – сухо ответил Владимир, преодолевая подступавшее раздражение, вызванное ее словами и улыбкой. – Но почти точно доказано, что похитители покинули Турцию. Очевидно, на каком-то судне. Марчук, Саша и Юра вылетели в Стамбул.

– Понятно, – произнесла Катя и зевнула, прикрывая рот рукой.

Владимир сделал большой глоток кофе и обжегся. Раздражение нарастало.

– Теперь, я чувствую, ты не веришь? – спросил он, избегая глядеть ей в глаза.

– Как тебе сказать? – тихо ответила она. – Хочу верить, Володя, только этим и живу. Но пойми и меня, мне кажется, что мы живем в каком-то зловонном болоте, где все люди друг другу враги. В этой клоаке похищают детей, мучают их, убивают людей, проливая реки крови, воруют, обманывают, грабят. Этот мир безысходен, в нем не может быть никакого просвета. А тот мир, в котором мы жили раньше, был просто иллюзией, красивым миражом, который при соприкосновении с грубой действительностью рассыпался, словно карточный домик. Нашей Варе только двадцать семь лет, и я просто не могу думать о том, сколько ей пришлось пережить. Если я думаю об этом, то чувствую, что схожу с ума. По-настоящему схожу. Наверное, во всем этом виновата только я, но иногда мне кажется, что если семья проклята богом, то он обязательно нашел бы способ заставить нас страдать каким-либо другим способом. Хотя.,. Страшнее этой неизвестности, в которой мы живем уже почти тридцать лет, нет, наверное, ничего.

– Так вот и надо бороться за то, чтобы этот туман рассеялся, – каким-то неуверенным голосом произнес Владимир.

– Конечно, будем бороться, – грустно улыбнулась Катя. – А для чего мы вообще живем, если не для этого? Мне ничего не нужно – ни деньги, ни положение в обществе, ни эта роскошь, – она неопределенным жестом обвела рукой гостиную. – Больше всего мне бы хотелось вернуться в нашу однокомнатную квартиру на Ленинском, вернуться в тот роковой семьдесят второй год, когда все это произошло. Чтобы Варенька была маленькой, а мы с тобой молодыми, но только при том условии, чтобы у нас за спиной был бы, пусть незримо, но все же был бы этот ужасный жизненный опыт, который мы приобрели за долгие годы. И мы бы умели ценить настоящее и не делали бы таких чудовищных промахов.

– Погоди, Катюша, – дрогнувшим голосом произнес Владимир. – Может быть, все это еще будет. Варе всего только двадцать семь, да и мы с тобой далеко еще не старики. Дай срок, и не падай духом.

– Дай-то бог, – уже не столь грустно улыбнулась Катя, встала и поцеловала Владимира.

Он ехал в офис в приподнятом настроении. Он по-прежнему надеялся на то, что сегодня он получит какие-то обнадеживающие сведения о Варе и ее похитителях.

Предчувствие не обмануло его. Только сведения пришли несколько позже, через две недели.

Звонок раздался очень поздно, уже после двенадцати ночи. Однако для самого Владимира Алексеевича это не было поздним временем. Он только что вернулся домой после тяжелого дня. Ему уже не хотелось ничего – ни есть, ни пить чай, он чувствовал, что от чудовищной усталости даже не в состоянии раздеться. Хотелось прямо в одежде завалиться спать и провалиться в сон, как в какое-то спасение от бесконечных дел, навалившихся на него сегодня. Его присутствие требовалось на трех заседаниях и встречах в разных местах, а на шесть часов вечера они с Холщевниковым были приглашены на прием к вице-премьеру правительства.