Текст книги "Семь снов черного кота"

Автор книги: Сергей Преображенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Этого не знает никто, – ответил Александр, – Потому как есть их, никто не пытался. Из нас, по крайней мере. Но дело даже не в этом. Просто… ну как бы вам это объяснить? Ладно, идемте, я покажу вам это дерево, и вы все поймете! Ракетку оставьте здесь, ее никто не возьмет!

Они шли некоторое время по узкой тропинке среди тенистых деревьев и, наконец, вышли на поляну, посреди которой росла самая обычная яблоня. Хотя нет, яблоня была не совсем обычная, она была очень большая, и яблоки на ней тоже были крупные спелые и весьма аппетитные на вид.

– Так ведь это яблоня! –  с разочарованием проговорил Димка.

– Разумеется, – согласился Александр, – а вы что хотели здесь увидеть?

– И что же, по-вашему, я должен был понять, увидев самую обычную яблоню? Хотя постойте, кажется, я начинаю догадываться! Вы, верно, читали библию?

– Нет, я предпочитаю классических авторов: Аристотель,  Платон, Гераклит. Хотя Николай Васильевич иногда читает нам главы из священного писания по памяти. Но дело не в этом, поверьте! Скажите, вы слышали Голос?

– Какой голос? У меня и профессор тоже спрашивал про голос! Что за голос?

– Значит, не слышали, – задумчиво проговорил Александр, – В таком случае у вас все еще впереди! А теперь нам пора возвращаться, а то скоро погасят солнце!

– Вы, наверное, хотели сказать, солнце зайдет? – машинально уточнил Димка.

– Может и так, – не стал спорить Александр, – только заход солнца здесь настолько стремителен, словно кто-то просто поворачивает выключатель…

*   *   *

– А вот и наши олимпийцы! – обрадовано произнес Эйнштейн, увидев вернувшихся теннисистов, и открыл скрипичный футляр.

– Профессор ради отца моего Зевса! – взмолился Александр, – Мы так устали!

– И в самом деле, Альберт Германович, – поддержал его Гоголь, – Мы и от Крейцеровой сонаты еще не отошли!

– Ну что ж, – сказал профессор, с неохотой убирая скрипку, – Тогда может быть небольшая лекция по теории единого поля?

– Нет, профессор! – возразил Димка, – Лучше расскажите про голос! Что это за голос, откуда?

– А что голос? Как я уже говорил, у каждого свой голос… а может все таки единую теорию?

– Нет, профессор! Продолжайте про голос. Ну и что же он говорит? Вот ваш голос, к примеру, он что говорит?

– Знаете, что Дмитрий ответьте мне сначала на такой вопрос. Вот это место, где вы сейчас находитесь, оно вам ничего не напоминает?

– Не знаю, – Клочков огляделся по сторонам, – а почему вы спрашиваете?

– И все-таки?

– Ладно, хорошо! Тогда честно? Без обид?

– Говорите не бойтесь. Правду говорить легко и приятно!

– Ну, если правду… на мой взгляд, все это больше всего похоже на психбольницу! Полосатые пижамы, постоянно запертая дверь в коридор и соседи по палате: Эйнштейн Гоголь и Александр Македонский! Только мы договорились – без обид!

– Ну, какие могут быть обиды между гениями? – успокоил Димку профессор, – Продолжайте!

– Кстати говоря, вы сказали «гении». Это-то меня как раз и смущает! Ну, посудите сами, в одной палате собрались Эйнштейн, Гоголь, Александр Македонский и Димка Клочков! Если следовать логике я должен быть, по крайней мере, Наполеоном! А так неувязка какая-то получается!

– То есть вы себя гением не считаете, я так понимаю? – прямо спросил Эйнштейн.

Этот неожиданный вопрос смутил Димку.

– Нет, ну я, конечно, не хочу сказать, что я полный кретин! В школе я хотя и не был отличником, но учился неплохо, участвовал в олимпиадах… потом в институте тоже. У меня есть кое-какие способности, может быть даже талант… Господи, да кому я вру? Я всегда, с самого раннего детства был уверен, что я не такой как все, я особенный! Может быть, один на миллион или даже на сто миллионов! Я чувствовал – у меня есть свое предназначение, то ради чего я появился на свет! Только я еще пока не осознал его, не понял, в чем оно заключается, но я обязательно пойму, и тогда… Я все время жил этим «и тогда». Да, я буквально жил в будущем, не слишком много уделяя внимания окружавшей меня серой реальности. Кстати из-за этого у меня были проблемы в общении со сверстниками! Не то чтобы я был заносчив или слишком горд, нет! Просто толпа, серая масса не любит тех, кто  отличается от некого среднего стандарта! А жена, ну бывшая, разумеется, вообще всегда считала меня неудачником!

– Поймите Дмитрий одну простую истину, – сказал Эйнштейн, – только сам гений может понять про себя, что он гений. И мнение дюжинных людей, толпы как вы говорите, здесь не имеет ровным счетом никакого значения! Вы Дмитрий просто испугались стать гением! А надо было поверить в себя, в то, что вы гений – только и всего!

– Правда, так просто? – удивился Клочков, – Но ведь еще не поздно, я так молод! Мне всего 28 лет!

– Я в эти годы уже  разработал специальную теорию относительности, – задумчиво проговорил великий физик.

– А я создал величайшую из империй мира! – скромно добавил полководец.

– А я написал «Записки сумасшедшего»! – добил Димку писатель.

– Вы правы, я понял! – грустно сказал Димка, – Я потерял кучу времени! Я действительно испугался! Я видел, как толпа травит таких белых ворон как я, и мне стало страшно. И тогда я научился притворяться будто бы я такой же, как они! Я очень старался, и у меня получилось! Мне настолько хорошо удалось вжиться в роль серой личности что…

– Постойте Дмитрий! – перебил Клочкова профессор, – К счастью, гений не подвластен времени! У него нет возраста, он остается гением всегда! То, что мы успели что-то сделать к 28 годам, а вы нет, ничего не значит! Это чистая случайность! Вам надо только поверить в себя и сказать себе – я гений!

– Ну, Дмитрий, смелее! – поддержал профессора Александр.

– И в самом деле, чего вам бояться? – присоединился к общему мнению Николай Васильевич, – Скажите!

– Я гений… – тихо проговорил Клочков и робко улыбнулся.

Александр подошел к нему и с чувством пожал руку. Его примеру последовали остальные обитатели комнаты.

– Поздравляю,  – сказал профессор, – Теперь надеюсь, вы поняли, почему вы находитесь здесь, среди нас?

– Понял, – ответил Димка, – я, так же как и вы сошел с ума!

Профессор рассмеялся, Александр саркастически хмыкнул, а Николай Васильевич лишь печально улыбнулся.

– Мне нравится веселость вашего нрава! – сказал он, – Впрочем, в любой шутке только доля шутки. Безусловно, гениальность является отклонением от психической нормы и в этом смысле все мы здесь психически ненормальны! Но только в этом смысле!

– Однако пора готовиться ко сну, – заметил Александр, выглянув в окно – Скоро погасят солнце!

*   *   *

Димке снилось, что он гуляет по саду, но в том саду почему-то растут одни только яблони.  Как назло ему ужасно хотелось есть, но никаких других деревьев вокруг не было видно. И чем дальше он шел, тем крупнее и аппетитней становились яблоки. И тут он услышал голос. Голос был негромкий, слегка глуховатый, но четкий, словно кто-то читал вслух книгу. И главное голос этот был ему знаком…

«…Александр от грусти сильно заболел. Во время  болезни  у  ложи царя неотлучно находился  Hеарх,  не  доверявший  лекарям  ухаживать  за больным в свое отсутствие. Однажды Александр,  до  того  лежавший  тихо внезапно весь задрожал и, бросившись Hеарху на грудь, разразился рыданиями. Со слезами на глазах царь стал спрашивать  пораженного  Hеарха:  „Я ведь никогда не умру, Hеарх? Это правда, что я буду жить всегда?“  Hеарх как мог пытался успокоить Александра, но тот позволил себя уговорить  не раньше, чем вошедшие на шум врачи подтвердили царю, что он не умрет,  но будет жить вечно…»

*   *   *

Димка проснулся и открыл глаза – в окно светило яркое утреннее солнце, и один самый вредный его лучик уперся прямо в левый его глаз. Клочков повернулся на другой бок и закрыл глаза, но возвратить прерванный сон не удалось, к тому же нестерпимо хотелось есть.

Он встал, обул сандалии и вышел в сад. Несмотря на голод, он долго не мог выбрать себе завтрак, все время казалось, что плоды на следующем дереве крупнее и аппетитней. Так незаметно для себя он дошел до середины сада и тут увидел ее. Девушка стояла возле дерева с яблоком в руках и словно ждала его. Димка сразу узнал ее – это была Верочка Синицына. На ней не было никакой одежды, даже туфель, но это как видно ничуть не смущало девушку.

– Привет! – сказала она и протянула Димке яблоко.

– Привет! – ответил он, машинально принимая фрукт – А как ты сюда попала?

– Понятия не имею. Такое странное ощущение, честно говоря, мне кажется, что я сплю, и все это мне снится. Я где-то читала про осознанные сновидения, наверное, сейчас со мной происходит нечто подобное.

– А я? Я, что, по-твоему, тоже сплю? – спросил Димка.

– Не знаю, можно ли это назвать сном. Скорее это похоже на… – девушка замолкла.

– Ну, говори же! На что это похоже?

– Дело в том… я не уверена, нужно ли тебе это говорить? Хотя ты все равно это узнаешь… короче в прошлую пятницу, когда ты возвращался с работы, на пешеходном переходе возле собственного дома тебя сбила баклажановая девятка.

– И ты тоже? Честно говоря, я уже настолько устал доказывать всем, что я жив! Проще согласится с тем, что я умер!

– Нет, ты не умер, точнее не совсем. Хотя и на живого тоже не очень-то похож. Ты сейчас находишься в «вегетативном состоянии», короче овощ, то есть вообще не проявляешь никаких признаков сознания. Но врач сказал что ты, тем не менее, все слышишь, и было бы неплохо, если бы я тебе что-нибудь рассказала или почитала. На подоконнике лежала книжка про какого-то Александра, я стала читать тебе, и в какой-то момент мне показалось, что ты меня и в самом деле слышишь.  А потом уснула. Кстати, почему ты не ешь? Яблоки очень вкусные!

Димка с сомнением посмотрел на яблоко и очень осторожно откусил небольшой кусочек. Вкус был самый обыкновенный, какой может быть у спелого красного яблока.

– Кажется, меня кто-то трясет за плечо, пора просыпаться… – проговорила Верочка и медленно растворилась в воздухе.

Димка двинулся дальше и очень скоро вышел к реке.  Собственно говоря, самой воды он не увидел, мешал густой туман, зато вдоль берега легко можно было разглядеть кучи мусора принесенного рекой. Тут были сломанные детские игрушки, обрывки газет, предметы женского туалета, пустые пластиковые бутылки. Именно эти бутылки вдруг почему-то привлекли его внимание. Он некоторое время, не отрываясь, смотрел на них, а затем быстрым шагом направился к дому.

*   *   *

– Господа, там, на берегу пустые бутылки! – радостно объявил Димка, едва переступив порог.

– Вы что хотите собирать бутылки? – удивленно спросил Александр, – Но здесь нет пункта приема!

– Не надо ничего сдавать! Пустые пластиковые бутылки можно склеить скотчем и сделать плот! Скотч есть у меня в тумбочке!

– Дмитрий, вы, что ели плоды запретного дерева? – заподозрил неладное Эйнштейн.

– Какого дерева? Я говорю вам реальный план побега! А чтобы не заблудится в тумане, мы возьмем с собой компас. Его очень просто сделать, надо в блюдце с водой положить намагниченную иголку. Иголка есть у Александра, я видел! Намагнитить ее можно при помощи старого сломанного радиоприемника. Иголка легкая, ее будет держать поверхностное натяжение. Ну что я вам элементарные вещи объясняю?!

– Он точно ел плоды запретного дерева! – подтвердил опасения профессора Николай Васильевич.

– Дмитрий, зачем? Я же предупреждал! – проговорил с укором профессор.

– Да какая разница ел, не ел? Ну, съел я одно красное яблоко и что?

– Разница большая. Вы съели плод с древа познания, и теперь вам открылась тайная суть вещей. Вы теперь видите то, чего не видим мы, взять хотя бы те же бутылки! А это несправедливо!

– Так съешьте и вы по яблоку, и вы будите видеть!

– Тогда получается, что вы принуждаете нас нарушить запрет! А если мы не хотим?

– Не хотите не надо! В конце концов, вам совершенно не обязательно есть эти яблоки. Речь сейчас о другом. Вы хотите удрать отсюда?

– А вы Дмитрий хотите, чтобы вас заворачивали в мокрые простыни, лили на голову холодную воду, а к носу прикладывали огромных жирных пиявок? – вопросом на вопрос ответил Николай Васильевич.

– Не знаю, скорее всего, нет!

– И я не хочу! – сказал Гоголь, – Я никуда не поплыву на вашем плоту, я остаюсь здесь!

– А вы профессор? – спросил Димка.

– Я тоже, – ответил Эйнштейн, – существуют законы природы, нарушать которые не дано никому.

– Мне терять нечего, я поеду! – сказал Александр, – А эти варвары пусть коротают вечность здесь! Вот, держите иголку Дмитрий!

*   *   *

Клочков вместе с Александром заканчивали строительство плота, рядом лежал импровизированный компас из блюдца с иголкой и Димка уже хотел добавить к сооружению очередную бутылку, но Александр его остановил.

– Постойте, там что-то есть! – сказал он.

И в самом деле, в бутылке оказался скрученный в трубочку листок, очевидно вырванный из какого-то научно-популярного журнала. Димка вытащил его и стал читать:

«…Международная группа исследователей проверила 54 пациентов, каждому из которых ранее был поставлен диагноз либо „состояние минимального сознания“, либо „вегетативное состояние“.

Им было предложено представить себе, что они играют в теннис (задача на двигательную активность), либо мысленно пройтись по саду (задача на пространственную ориентацию).

У здоровых людей каждая из этих задач активизирует характерную часть мозга, позволяя только по сканированию определить, какую из двух ситуаций воображает себе человек.

Больше  всего ученых удивил 22-летний мужчина, пять лет назад попавший в автомобильную аварию. Ему было предложено представлять себе игру в теннис, если ответ на вопрос – «да», и прогулку по саду, если ответ – «нет».

Важно, что правильные ответы на вопросы из прошлого пациента (для чистоты опыта) не знали и сами экспериментаторы – верность ответов позже была подтверждена матерью подопытного.

Всего вопросов было шесть, и человек ответил на пять из них (все правильно). На шестой никакого ответа не последовало (не было видно ни мозговой деятельности «теннис», ни «сад»). Учёные могли только гадать – пациент заснул, потерял сознание либо просто решил не отвечать…

На этом текст обрывался. Димка поднял голову и огляделся; все так же над рекой клубился туман, на желтом песке лежал недостроенный плот, а рядом стоял Александр с бутылкой в руке и молча смотрел на него…

*   *   *

 И в этот момент что-то случилось, у Димки в мозгу раздался тихий щелчок, и словно мигнул свет. От неожиданности Клочков зажмурился, а когда снова открыл глаза, он понял что, собственно говоря, никаких глаз то у него и нет. И в самом деле, ну какие могут быть глаза у драйвера принтера HP LaserJet?

– Ну как оклемался? – заботливо спросил доктор Веб.

– Вроде… – ответил Димка, разминая затекшие кластеры, – А что со мной было?

– Вчера при сканировании я нашел у тебя новый вирус, на тот момент у меня не было от него лекарства и мне пришлось тебя удалить. Но, как известно при стирании файла кластеры, на которых он записан, не обнуляются, а лишь помечаются как стертые. Поэтому когда после очередного обновления я получил лекарство от этого вируса я смог тебя восстановить и даже вылечить! Теперь ты полностью здоров! Как ты себя чувствуешь? Ничего не беспокоит? Как контрольная сумма?

– Контрольная сумма в порядке, спасибо! Только ты знаешь, пока я был там, как бы это сказать, в небытии, что ли мне такое приснилось! Вначале я был программистом и занимался починкой чайников, затем какие доктора недоучки записали меня в мертвецы, и отправили на остров мертвых, а там…

– Это был не сон, – перебил его доктор Веб, – Ты же заешь, драйверы не могут спать и тем более видеть сны!

– Тогда что же это было, если не сон? Быть может, мне удалось заглянуть за край нашей виртуальной реальности, в мир, куда попадают души файлов после стирания?

– Не следует повторять чужие глупости, драйвер, никакого другого мира не существует! А души стираемых файлов попадают в мусорную корзину!

И тут Димка услышал Голоса, один тихий женский, а другой низкий мужской, но тоже чем-то знакомый:

– Ой, доктор смотрите, он моргнул!

– Девушка не говорите ерунды, он уже четвертый месяц в коме! Да, кстати, все забываю спросить, вы кто больному? Жена?

– Нет, я с работы. А с женой он расстался!

– В смысле развелся?

– Нет. Они просто не живут вместе. Он собирался развестись, но не успел.

– Это хорошо, что не успел. Вы ей передайте, пусть зайдет, надо подписать бумаги.

– Какие бумаги?

– Так пустая формальность. Согласие на отключение от аппарата. Да вы читайте, читайте! А мне надо идти, у меня интерны!

Сон первый (продолжение). СОЛНЦЕ МЕРТВЫХ

Камень и в самом деле оказался ужасно тяжелым и каким-то угловатым, и эти острые углы сдирали кожу на руках в кровь.

– Еще метров десять и мы на вершине! – прохрипел Сизиф, утирая рукавом пот и блаженно улыбаясь.

– И какой смысл? – возразил Плотников, – Едва мы закатим этот булыжник, как он тут же сорвется и нам придется все начинать сначала!

– А тебе что нужен смысл? – удивился Сизиф и от удивления даже перестал толкать камень, – А ты вообще, хоть где-нибудь его видел? Вот скажи, в твоей жизни был смысл?

– Не знаю, – честно признался Валерка, – Я так мало успел пожить!

– Я жил дольше тебя, и многое успел повидать, у меня было все: несметные богатства, роскошный дворец, красивая верная жена. Изысканные яства и вина везли ко мне со всех концов Ойкумены. Лучшие артисты и музыканты услаждали мой дух днем, а нежные юные наложницы мое тело по ночам. Все было в моей жизни, только смысла в ней не было!

Сизиф так увлекся своим рассказом, что забыл про камень, тот сорвался и покатился вниз.

– Вот черт, опять! – печально выругался он, глядя вслед  убегающему булыжнику.

– Скажи, Сизиф, за что тебя так?

– Как?

– Ну, камень этот тебе за что?

– А, это… да так пустое! – отмахнулся Сизиф, – Вышел я как-то ночью посмотреть на звезды и провалился в глубокую яму, которая как оказалось, вела прямиком в Аид. Ну, вот тогда Персефона мне и сказала: «Как ты можешь постичь законы мирозданья, если не видишь того, что у тебя под ногами!» Ладно, это дело прошлое! Идем, нам некогда прохлаждаться!

При спуске с горы им встретилось небольшое стадо овец, пасшееся на лугу. Карауливший их высокий худой человек в дорогом белоснежном хитоне с пурпурной каймой мало походил на пастуха. Заостренной палочкой он чертил на земле какие-то знаки, давая при этом пояснения. Несколько крупных баранов внимали его речам, время от времени недоверчиво потряхивая головами.

– Кто это? – спросил Валерка.

– Пифагор, – ответил Сизиф, – занят своим любимым делом – читает лекции скотам. Впрочем, кому же еще ТУТ читать лекции? Разве что мне? Нет, я бы конечно послушал, почему бы и не послушать умного человека? Если бы не камень! Идем, не будем ему мешать!

Пройдя еще метров двести, каторжники набрели на плантацию бобов, и тут Валерка неожиданно почувствовал, страшный голод.

– Тут всегда так, – сказал Сизиф и, не сдержавшись, сглотнул слюну, – Пока не видишь еду, вроде и есть не хочется, кажется, что она вообще не нужна, но стоит ее увидеть, так просто раздирает. Кстати и с женщинами тоже самое, ты учти!

– Так может, все-таки подкрепимся? – предложил Валерка, – Нам же еще камень тащить!

– Ладно, давай, пока Пифагор не видит! – согласился Сизиф.

Бобы показались Валерке просто на удивление вкусными, хотя если вдуматься ничего странного в этом не было, ведь он не ел уже… А вот сколько времени он не ел Плотников точно сказать не мог, ибо потерял счет дням. Впрочем, в этот момент он ни о чем таком даже не думал, а просто наслаждался пищей, пока не услышал за спиной строгий голос.

– Бобы есть нельзя!

Обернувшись, он увидел Пифагора. Увлекшись едой, он даже не слышал, как тот подошел.

– Ну, вот и пообедали! – пробормотал Сизиф и сплюнул с досады.

Но философ пропустил его сарказм мимо ушей и обратил свою речь непосредственно к Плотникову.

– Знаете ли вы молодой человек, что из одного и того же перегноя возникли люди и проросли бобы? – спросил Пифагор и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос продолжил, – А несомненные доказательства этому такие: если боб разжевать и жвачку выставить ненадолго на солнечный зной, а потом подойти поближе, то можно почувствовать запах человеческой крови; если же в самое время цветения бобов взять цветок, уже потемневший, положить в глиняный сосуд, закрыть крышкой и закопать в землю на девяносто дней, а потом откопать и открыть, то вместо боба в нем окажется детская голова или женская  матка!

– Умеешь ты Пифагор аппетит испортить, – мрачно проговорил Сизиф и, повернувшись к Плотникову, добавил, – Идем  камень искать!

Он зашагал вниз по склону, но Валерка решил задержаться на несколько минут, чтобы послушать великого философа.

– Бобы едят либо варвары, либо глупцы! – добавил Пифагор, глядя вслед удаляющемуся царю Коринфа.

– Но Сизиф не производит впечатления глупого человека, – вступился Плотников за своего товарища по несчастью.

– Царь Сизиф, не умен, а хитер, а это разные вещи. Недаром хитрость зовут «умом дураков». Кстати именно за свою хитрость он и несет свой крест, точнее камень.

– Но он сказал мне, что его наказали за то, что он пошел смотреть на звезды, и провалился в яму!

– Было бы странно, если бы он сказал вам правду! – усмехнулся Пифагор, – Итак, слушайте. Не было в Элладе царя хитрее Сизифа. Когда настал час и к нему явился Танатос, чтобы низвергнуть его в царство мертвых, он встретил его как самого почётного гостя, устроил в честь него пир и рассказал ему самые свежие сплетни. Когда гость немного расслабился, Сизиф похвастался колодками необычной конструкции и в процессе демонстрации их устройства быстро заковал незадачливого бога. На несколько лет все смерти на земле прекратились. Даже разрубленные пополам воины продолжали жить. Тогда уже не выдержал этого издевательства бог войны Арес. Он лично прибыл в Коринф, освободил Танатоса, и без лишних церемоний доставил Сизифа прямиком в царство мёртвых.

Умирая, Сизиф решил испытать любовь жены и приказал ей бросить его тело на площади без погребения. Поскольку священный обычай был дерзко нарушен, Сизиф обратился к Аиду и Персефоне с просьбой отпустить его в мир живых на три дня, чтобы он мог позаботиться о собственных похоронах, а заодно и примерно наказать жену. Боги царства мёртвых, растроганные его благородным негодованием, пошли ему навстречу. Однако, вернувшись в мир живых, Сизиф даже и не подумал выполнять своё обещание. После воскрешения он прожил ещё много лет, пока за его душой не явился отец Автолика, небесный покровитель воров и плутов Гермес, который и вернул беглеца обратно в Аид.

– И откуда, только вы все это знаете? – невольно восхитился Плотников.

– Я долго живу, – признался Пифагор, – Вначале я был Эфалидом,  затем я вошел в Евфорба, был ранен Менелаем и Евфорб рассказывал, что он был когда-то Эфалидом. Как странствовала его душа, в каких растениях и животных она оказывалась, что претерпела она в Аиде, и что он видел там, как за россказни о богах душа Гесиода стонет, прикованная к медному столбу, а душа Гомера повешена на дереве среди змей.

После смерти Евфорба душа моя перешла в Гермотима, который, желая доказать это, явился в Бранхиды и в храме Аполлона указал щит, посвященный богу Менелаем.

«Отплывая от Трои, – говорил он, – Менелай посвятил Аполлону этот щит, а теперь он уже весь прогнил, осталась только обделка из слоновой кости».

После смерти Гермотима я стал Пирром, Делосским рыбаком, и по-прежнему все помнил, как я был вначале Эфалидом, потом Евфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. А после смерти Пирра я стал Пифагором и тоже сохранил память обо всем вышесказанном.

– А может ли обычный человек так же как вы сохранить память о своих прошлых воплощениях? – спросил Плотников.

– Может. Только для этого он должен очиститься.

– Как очистится?

– Не ешь недолжного, а именно ни рождения, ни приращения, ни начала, ни завершения, ни того, в чем первооснова всего. Иными словами нельзя вкушать от жертвенных животных чресла, яички, матку, костный мозг, ноги и голову. Про бобы я уже говорил… Да, еще нельзя употреблять в пищу и разное другое – крапиву, рыбу-триглу, да и почти все, что ловится в море, а также то что бегает по земле и летает в небе…

– А что вообще можно есть? – спросил Валерка.

– Истинный любитель мудрости не нуждается в пище, – ответил Пифагор, – Впрочем, иногда он может пожевать мох, в изобилии растущий на скалах, который местные жители за тусклое свечение называют «солнцем мертвых». Он снимает усталость, просветляет ум и возвращает память о прошлых жизнях. Но глотать этот мох нельзя, его следует разжевать и выплюнуть…

*   *   *

Сколько прошло времени с тех пор как он начал катать камень на вершину горы, Плотников не знал – не было ни дня ни ночи лишь тусклое свечение мха. Он пробовал отсчитывать подъемы, но после 127-го сбился. Руки и ноги его окрепли, ладони огрубели и покрылись мозолями.

По совету Пифагора он иногда жевал мох, и тогда приходили сны, настолько яркие и четкие что их можно было принять за явь. Работе они не мешали, он засыпал буквально на доли секунды, по инерции продолжая катить камень, но за эти мгновения успевал побывать, то программистом в банке, то черным котом на ящике возле магазина, то вообще черт знает кем.

Однажды когда они с Сизифом спускались с горы, дорогу им преградили роскошные носилки украшенные золотом и драгоценными камнями. Носилки несли четыре здоровенных негра в набедренных повязках из леопардовых шкур. Рабы поставили носилки, откинулась парчовая занавеска, и на землю сошла небесной красоты женщина в белом шелковом платье. На пальцах ее сверкали изумруды, а золотую диадему в волосах украшали бриллианты и рубины. Плотников невольно вспомнил предупреждение Сизифа насчет женщин – возникшее вдруг желание и впрямь было настолько острым, что у него буквально потемнело в глазах.

– Привет Плотников! – сказала красавица, и только тут Валерка понял, что перед ним Лиля.

– Здравствуй! – ответил он, стараясь говорить как можно спокойней – Как успехи?

– Как видишь! Я теперь первая наложница в гареме! – гордо сообщила Лиля, – Хозяин для меня ничего не жалеет, готов исполнить любую мою прихоть. Кстати, Сашке бассейн с крокодилами заменили на галеры, а потом я выкупила его и устроила к нам. Он теперь старший евнух. А ты я смотрю, все камни таскаешь?

– Каждому свое! – сказал Валерка.

– Хочешь, я поговорю с Хозяином, он возьмет тебя во дворец?

– Евнухом?

– Ну почему сразу евнухом? – возмутилась Лиля, – А хоть бы евнухом, все лучше, чем камни таскать!

– Не камни, а камень. Мы с Сизифом всегда катим один и тот же камень.

– И не надоело?

Валерка пожал плечами.

– Так ты что, отказываешься?

– Ты извини, я бы конечно поговорил с тобой еще, но мне надо работать!

– Жаль, – сказала Лиля, – а ты знаешь, из наших ушлепков ты мне больше всех нравился!

Она подошла к Плотникову и, встав на цыпочки, поцеловала в щеку, потом села в носилки и задернула занавеску…

Сон седьмой. МУХА

Антон Пухов стоял у окна и смотрел, как муха бьется о стекло. Вначале он хотел ее раздавить, но потом передумал, настроение итак  было достаточно мерзкое. И, кроме того, где-то в уголке сознания мелькнула странная мысль, что тот, большой и сильный, там, наверху, который все видит и все знает, тоже не станет давить его до конца, по крайней мере, сейчас. Он взял со стола лист бумаги, сложил его лодочкой и подтолкнул глупое насекомое к открытой форточке. Если бы кто-то поступил точно также и с ним, Антон не стал бы возражать. Выход где-то был, он это чувствовал, и, скорее всего где-то рядом, просто его зрение было настолько сужено, что он не в силах был его разглядеть.

Муха вылетела на улицу, но на душе почему-то осталось все тоже тоскливое ощущение…

*   *   *

С некоторых пор в жизни Антона стали происходить события, которые… как бы это сказать, никоим образом не вписывались в его генеральный план. А началось все с того…

Да началось все, пожалуй, с того, что он случайно в подземном переходе встретил своего школьного друга Сашку Горохова. Тот пригласил Антона к себе отметить встречу, благо, что его жена с ребенком были на даче.

Как водится в таких случаях, друзья заскочили в магазин и вот уже через пару часов изрядно поддатые они сидели на Гороховской кухне и вспоминали счастливые годы детства.

– Горох, а ты помнишь, как Полосаткин притащил в школу 12 градусников и разбил их? – спросил Пухов, – Ну чтобы контрольную не писать. Потом еще МЧС приезжала и дегазацию проводила, три дня школа была закрыта!

– Какой еще Полосаткин? –  пробормотал Сашка с пьяным недоумением.

– Ты что? Васька Полосаткин, из 7-го «Б», мы его еще Матрасом называли!

– Да не помню я никакого матраса! – ответил Горохов и потянулся за бутылкой, но на полпути его рука неожиданно зависла, он как-то странно посмотрел на Антона и вдруг совершенно трезвым голосом проговорил:

– Слушай, Пух, а у тебя никогда не было такого ощущения, что ты это вовсе не ты?

– В каком смысле? – проговорил Антон, тоже неожиданно трезвея.

– С некоторых пор меня буквально преследует очень странное чувство, будто бы я это не я. Просто наваждение какое-то!  Сейчас объясню.

Я думаю, ты понимаешь, что твое сознание, твое «Я» это вовсе не твои руки, ноги, тело, и даже не твой мозг, а та информация, которая в нем хранится.

– Допустим, – кивнул головой Антон.

– Тогда, для того чтобы твое «Я» всегда оставалось твоим «Я» эта информация у тебя голове не должна изменяться. Но ведь это не так! Каждый день ты узнаешь что-то новое, и в то же время что-то забываешь. Без этого нельзя, ведь надо же освобождать место для новой информации. И вот в один прекрасный день ты вдруг понимаешь, что тот мальчик, который двадцать лет назад с большим букетом гладиолусов первый раз пришел в школу и ты – это разные люди!

– Конечно разные, я это всегда знал! – согласился Антон.

– Да нет, ты меня не понял! – рассердился Горохов, – Не просто разные люди, а разные «Я»! То «Я» мальчика с букетом умерло, а появилось другое «Я», которое сейчас сидит здесь и разговаривает с тобой. Это новое «Я» просто помнит кое-что про того мальчика, да и то не очень хорошо, а так, какие-то обрывки. Ну, вот представь, ночью с помощью какого-то фантастического копира делают твою копию, а тебя самого уничтожают. Если копия сделана достаточно хорошо, то естественно никто из окружающих такой подмены не заметит. Так? Но главное и сама копия будет абсолютно уверена, что она и есть, настоящий Антон Пухов! И доказать ничего нельзя! Да что там доказать, просто понять для себя – ты копия или настоящий?

– Я настоящий, а ты копия! – сказал Антон и как-то не очень умно хихикнул.