Текст книги "Зимнее обострение"
Автор книги: Сергей Платов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
– С чего это? – удивился Солнцевский.
– А с того, что в отличие от тебя, лишенец, я с самого измальства во дворце ошиваюсь! Тьфу ты, то есть обитаю. Так что я и про посудину эту знал, и про кошку порченую. Я вообще все про всех знаю!
Микишка гордо выпятил впалую грудь и даже стукнул в нее хиленьким кулачком. Следствием этого действия стало облачко пыли, выбитое ударом из старой рясы. Он собрался было продолжить выступление, но княгиня вернулась к своему рассказу, а перебивать великокняжескую особу он не решился.
– Конечно, скрыть ото всех произошедшее было нашей общей ошибкой. Но уж больно тогда все гладко сложилось, все одно к одному.
– То есть то, что мы приняли за заговор, было всего лишь цепью совпадений? – наконец смог вымолвить несколько слов Берендей.
– Увы!
– Значит, подключать к этому делу «Дружину специального назначения» не было никакого смысла?
В отличие от Агриппины, которая довольствовалась простым кивком, совершенно счастливый Микишка тут же влез со своими комментариями.
– Ты, князь-батюшка, тут не виноват ни капельки. Это все Илюха со своей командой кашу заварили. Военные, да еще специальные, что с них взять! В голове-то тараканы, их хлебом не корми – дай повоевать вволю али порасследовать чего.
– Хватить молоть языком, – вступился за своих подчиненных Берендей, – следствие было начато по моему приказу. И я буду решать, справились они с поставленной задачей или нет. Вон, после второго покушения, я их чуть на кол не посадил… Стоп!
От резкого окрика князя Микишка ощутимо вздрогнул, приписав подобное внимание со стороны верховной власти своей персоне. Впрочем, напрягался он зря, в данный момент князя меньше всего интересовал сварливый дьячок.
– А как же пожар? Ведь он-то был настоящим, и поджог был аккурат под покоями Агриппины!
Все как по команде посмотрели на княгиню, в надежде получить ответ на заданный ее мужем вопрос. Однако она не проронила ни слова и только лишь улыбнулась самыми уголками губ. Тут же вместо Агриппины опять влез в разговор Микишка. Только на этот раз сделал он это как-то странно, скорее, нерешительно:
– Кхе, кхе…
– Замолчи, не до тебя сейчас, – отмахнулся от него Берендей, – я хочу понять, кто устроил этот пожар?
– Так я и говорю: кхе, кхе… – сквозь зубы выдавил дьячок. И вдруг резко махнул рукой: – Да ладно, чего там, вон змеюка трехголовая о прошлом годе чуть всю «Иноземную слободу» не спалила, и ничего! Авось и меня помилуют, я, чай, не чудище какое, а какой-никакой человек!
– Что ты несешь? – зарычал князь.
Мотя же в очередной раз выпустил в сторону скандалиста небольшой сноп разноцветных искр – на его языке это означало последнее предупреждение. Микишка намек понял и на всякий случай увеличил дистанцию между собой и Змеем на два шага.
– Так, на чем мы остановились? Ах да, на том, что это я подпалил тогда дворец.
– Ты?! – выдали хором все присутствующие.
– Только я не нарочно! – сразу предупредил дьячок. – Стража окаянная меня к Агриппине в светелку не пустила, а когда настаивать начал – вообще с лестницы спустила. Так я расстроился, что пошел куда глаза глядят, дабы поправить здоровье как физическое, так и моральное. Шел, стало быть, шел, а тут, бац, – темно стало, хоть глаз выколи. Огниво у меня всегда с собой, вот и решил подсветить себе. Кто ж знал, что там ворох каких-то стружек окажется, вот и полыхнуло…
– Перевожу на понятный, – ехидно бросил Изя, – с расстройства этот тип решил здоровье поправить и в кладовку забрался. А чтобы его повар не заметил, дверку за собой и притворил. Дальше, думаю, правда: наглое и циничное нарушение правил техники противопожарной безопасности и неумышленный поджог. Кстати, стружками перекладываются бутыли с вином при транспортировке, чтобы не разбились. Вот недавно с караваном из Крыма в подарок от местного хана нашему князю сто бутылей отборного вина прибыло, так там опилок и стружек целый ворох был. Я пока до вина добрался, на буратину стал похож…
Тут черт сообразил, что явно ляпнул лишнее. Он тут же постарался подправить ситуацию и увести разговор со скользкой для себя темы.
– Так, стало быть, и второго покушения не было, а пентхаус княгини оказался подкопченным только благодаря шаловливым ручонкам этого дегустатора-неудачника?
– Почему это неудачника? – тут же обиделся дьячок. – Я, кстати, успел…
Изиным красноречием и изворотливостью Микишка не обладал и потому предпочел просто прикусить язык, причем в буквальном смысле этого слова. Просто, быстро и крайне эффективно.
– Ясно все, – Берендей махнул рукой на своего вороватого подданного.
– Серьезно? – удивилась Соловейка, глядя на самодержца с восторгом и удивлением одновременно.
– Ну не все, конечно, – тут же дал задний ход князь, – а только то, что пожар не стал результатом чьего-то злого умысла.
– Стало быть, можем двигаться дальше? – тут же предложила немного разочарованная Любава.
– Можно, – согласился Берендей и вновь сконцентрировал все свое внимание на драгоценной супруге. – Грунечка, солнышко, но ведь когда ты исчезла, в опочивальне обнаружили следы борьбы, да и кровь на кровати.
Тут княгиня откинула назад свою массивную косу и продемонстрировала свежий шрам на своей шее.
– Сама удивилась, вроде и рана неглубокая, а кровищи было…
– Так значит, покушение все-таки было? – с плохо скрываемой надеждой в голосе поинтересовался черт.
– Не было! – совершенно однозначно отрезала княгиня. – Вспомните, когда это произошло.
– На Святки, кажется, – напрягши память, выдал Берендеи.
– Точно! А что делают в эту ночь?
– Гадают на суженого, – подсказала Любава. И тут же вздрогнула от своих же слов.
В следующее мгновение бывшая купеческая дочка вспомнила, что именно в ту самую ночь она запустила в Илюху своим сапогом (и тот довольно ловко поймал его!). Правда, в тот момент старший богатырь рассматривался не в качестве потенциального жениха, а исключительно в виде мишени.
«Нет, стоп, так не пойдет! – решительно остановила себя Соловейка. – Какая, собственно, разница, кто в каком качестве рассматривался? Главное, что были Святки, старинное полуночное гадание, полетел сапожок на суженого, и этот самый суженый, благодаря своей отменной реакции, его поймал и вернул хозяйке! Мог бы не ловить? Мог! Мог не возвращать? Мог! А раз так, то некого винить, сам виноват. „Назвался груздем – полезай в кузов“ – и все в том же духе. И это уже не пустые девичьи мысли, а судьба. Против судьбы, как всем известно, не попрешь, так что и пробовать не стоит».
Подобные рассуждения заставили Любаву на время забыть о своих служебных обязанностях, заметно покраснеть и смахнуть со лба выступившие капельки пота. Впрочем, никто из окружающих не заметил ни изменения цветовой гаммы на ее лице, ни другого проявления крайней степени возбуждения, слишком уж все были заняты повествованием Агриппины. Оно и к лучшему, младшему богатырю нужно было время, чтобы обдумать открывшиеся перед ней перспективы, причем желательно не отвлекаясь на такие мелочи, как ложные покушения и липовые попытки государственного переворота.
– Так вот, кто-то шибко сильный, но не очень умный решил, видимо, погадать и запустил в мое окно валенком, – продолжала вещать, княгиня, даже не подозревая, какой ураган эмоций пронесся в голове младшего богатыря, стоящего рядом.
– Не сапог, а валенок? – не поверил своим ушам Илюха. – Мало того что подобная замена выглядит, по меньшей мере, нелепо, так ко всему прочему ваша спальня располагается на третьем этаже. Никакой валенок не долетит, он же легкий.
– Легкий, – охотно согласилась Агриппина. – Именно поэтому этот кто-то и положил в валенок камень. Камень оказался с острым краем, и, когда они на пару с пыльной черной обувкой выбили окно, выпал и рассек мне шею.
– А следы борьбы? – не мог успокоиться Изя. – Ведь борьба-то была?
– Конечно, и еще какая, самая отчаянная и бескомпромиссная, – хмыкнула княгиня. – Между мной и валенком.
Агриппина увидела множество удивленных взглядов и поспешила пояснить свои слова:
– Вы только представьте: вся на нервах после двух неудачных покушений (я же тогда не знала, что они оказались ложными), мысли только об опасности, которой подвергается мой будущий сын, и вдруг грохот, удар по голове, боль, и на меня сзади наваливается что-то большое и черное. Естественно, я закричала и попыталась откинуть это от себя. А тут, как назло, полог над кроватью обрушился, так что избавиться от «нападающего» удалось не сразу. В общем, я от ужаса совсем разум потеряла, от валенка наконец избавилась, из полога выпуталась и убежала.
– Но… – протянул молчащий доселе Севастьян, – …как вы проскользнули незаметно мимо стражи? Ведь в ту памятную ночь я лично поставил у ваших покоев самых лучших богатырей. Они не могли пропустить вас!
– Конечно, не могли, – Агриппина охотно согласилась со словами старого воеводы. – Просто из покоев я выбралась потайным ходом. Еще помню, на пороге обо что-то мягкое споткнулась и чуть не упала.
– Чем ты выбралась?! – подскочил на своем месте Берендей. – Каким еще ходом?
– Потайным, – спокойно подтвердила княгиня, беря супруга за руку и безуспешно пытаясь его успокоить.
– Я муж или не муж?! – на повышенных тонах неизвестно кому задал вопрос верховный правитель Киева. Потом немного подумал и усилил его: – Я князь или не князь?!
– Конечно, муж, – тут же подтвердила Агриппина. – Конечно, князь.
– А раз так, то почему же я не в курсе, что из опочивальни моей супруги неизвестно куда ведет потайной ход?
– Пошему неизвестно? – вдруг встрял попритихший было Микишка. Он явно переусердствовал, когда решил прикусить собственный язык, и теперь сильно шепелявил. – Ход штаринный, проверенный. А ведет он аккурат на второй эташ, прямо к шерной лештнише.
– Ты о нем знал?! – взревел Берендей.
– Конешно. Батюшка ваш (упокой душу его грешную!) большой ходок до шеншкого полу был, вот и велел этот ход шделать, штобы мог нешаметно из шпальни уходить и матушку вашу не нервировать.
– Но почему тогда он не оставил эти покои мне, а настоял, чтобы в них поселилась моя молодая супруга? – продолжил недоумевать Берендей, пропуская мимо ушей вольные воспоминания Микишки о своем родителе.
– Видимо, отдавал себе отчет, что сынок пошел по его стопам, – хмуро бросила Агриппина.
– Тошно-тошно, так, – подтвердил слова княгини шепелявый дьячок и, обернувшись к Берендею, добавил. – А ишшо его матушка ваша, так шкашать, ш полишным заштукала. Полишную за кошы вон из дворша, а батюшке пошледнее предупрешдение, подшатыльник и шмена мешта шительства.
Берендей при этих словах инстинктивно потер затылок и бросил заискивающий взгляд на Агриппину, словно это именно его поход «налево» был пресечен бдительной супругой. Похоже, князь уже и сам был не рад, что докопался до маленькой семейной тайны. По-любому, он решил поскорее сменить сомнительную, как ни глянь, тему разговора.
– Ладно, чего былое-то ворошить? И вообще вся эта история лишний раз подтверждает тот неоспоримый факт, что предки мои были людьми мудрыми и знали, что делали.
– Угу, а еще то, что по мужской линии у вас в семье передается не только мудрость, но и…
– Смелость! – тут же брякнул Изя и довольно подмигнул Берендею. – Исключительно смелость.
Агриппина пробурчала себе под нос что-то нелицеприятное про мужскую солидарность, но более развивать эту тему не посчитала нужным.
Новым толчком к довыяснению обстоятельств того злополучного дня послужил простой и вполне резонный вопрос Севастьяна:
– Позвольте, если не было никакого покушения, а был лишь влетевший в окно валенок, судя по всему, невинная (тут княгиня заметно поморщилась и потерла свежий шрам на шее) шалость какой-то девицы, ищущей жениха, то кого же тогда мои ребята чуть было не сцапали подокнами княжеской опочивальни? Поверьте, потасовка случилась нешуточная, со всеми сопутствующими моментами. Там все было: и выбитые зубы, и рассеченные брови, и расквашенные носы… Это ж какой девице по силам так отделать моих богатырей и скрыться до прихода подкрепления!
Старый вояка уставился на княгиню в надежде получить исчерпывающий ответ. Поскольку монаршая особа хранила молчание, свое внимание Севастьяну пришлось переместить на Микишку. Как ни крути, но он уже не раз за эту бесконечную ночь поражал своей осведомленностью в делах княжеской четы. Но и тут воеводу ждало полнейшее разочарование. Дьячок вдруг ни с того ни с сего проявил жгучий интерес к мирно дремлющему Моте. Бесцветные, сальные глазки с таким упорством принялись разглядывать чешую Гореныша, что тот невольно поежился, а через некоторое время и зачесался.
– Отвянь от маленького, – тут же навел порядок Илюха, – вишь, у него на тебя аллергия.
Как ни странно, но на этот раз Микишка не только не огрызнулся в ответ, но и тут же отвел взгляд от трехголового.
– Головой-то не верти, а коль не знаешь, так и скажи, – пробасил Севастьян.
– Я девишами не интерешуюшь! – гордо отозвался Микишка и добавил все с тем же шепелявым пафосом: – По долшности не полошено. А ты, Шеваштьян, вмешто того штобы верного княшешкого шлугу дурашкими вопрошами мушить, лушше бы за фишподготовкой швоих богатырей шледил. Глядишь, и шмогли бы они девишу эту заарендовать и по шеям не шхлопотать.
– Да говорю я вам, не могла никакая девица на свете с моими ратниками такое сотворить! – воскликнул воевода, с присущим ему хладнокровием пропуская мимо ушей необоснованную критику уровня физической подготовки вверенных ему подразделений.
– Кхе, кхе, кхе! – тут же раздалось не очень вежливое троекратное покашливание.
Севастьян торопливо пробежался взглядом по окружающим и тут же корректно поправился:
– Конечно, за исключением младшего богатыря «Дружины специального назначения» Любавы.
Соловейка удовлетворенно кивнула, ее полностью устроили подобные извинения, полученные от руководства. Однако, как уже было сказано, возмущенно кашляла не одна она.
– Кхе, кхе! – вновь раздался раздраженный звук, и Севастьяну снова пришлось призвать на помощь всю свою политкорректность, дабы смягчить свое недавнее высказывание.
– Драгоценная княгиня Сусанна, конечно, могла бы справиться с патрулем, но как мы уже выяснили, она к этому делу не имеет ровным счетом никакого отношения!
Эти слова оказались самым большим признанием заслуг Солнцевского как тренера. Сами посудите – воевода во всеуслышание признал, что во всей Руси есть только две женщины, которые не только не уступают его лучшим богатырям, но и в чем-то их превосходят. И обе они тренировались под его, Илюхиным, непосредственным руководством. Только бывший чемпион по греко-римской борьбе сделал шаг вперед, чтобы получить положенные ему по заслугам поздравления, как всю торжественность момента славы испортил все тот же противный звук.
– Кхе!
Солнцевский резко повернулся к источнику этих звуковых колебаний воздуха и тихо застонал. Оказывается, и без его скромного участия матушка-Русь могла произвести на свет индивидуума женского пола, способного отбиться от патруля. И этим индивидуумом оказалась уже немного подзабытая Феврония из Малого Халявца. Во всяком случае, именно она в третий раз прочищала горло таким своеобразным способом.
– Что, я не женщина, что ли? – неизвестно у кого громогласным голосом поинтересовалась Феврония. – И вообще, где это сказано, что честной вдове нельзя погадать на Святках? Только я пятый валенок метнула, как они налетели, как начали руки крутить, вот и пришлось мне свою вдовью честь кулаками отстаивать…
– Погодите, погодите… – остановил говорливую Халявщицу Илюха, – как это «пятый валенок»? Там что, еще валенки были?
– Конечно, – Феврония даже немного удивилась, – в наше время доверять судьбу только одному валенку, по меньшей мере, неразумно. Не один, так другой, не другой, так третий, хоть кто-нибудь да попадется!
Илюха задумчиво почесал в затылке и кинул озадаченный взгляд на рогатого коллегу. Мать и сын малохалявцы за эту ночь настолько заморочили ему стриженую голову, что старшему богатырю явно требовалась поддержка со стороны компаньона. Изя все понял правильно и тут же подключился к беседе:
– А почему, собственно, валенки, а не сапоги? Феврония смерила не очень героическую внешность Изи заинтересованным взглядом, осталась не очень довольной увиденным, но все же поинтересовалась:
– Я уже говорила, что вдова? Черт торопливо кивнул.
– А то что у вас здесь, в столице, на базаре с честных людей три шкуры за обувь дерут?
– Нет, но это не важно.
– Еще как важно! Откуда у честной вдовы деньги на десяток пар сапог, чтобы хоть с какой-то долей вероятности обеспечить себе достойного спутника жизни. На валенки-то еле-еле наскребла.
Зрелище, как могучая Феврония словно метатель молота во дворе княжеского дворца кидает в разные окна один валенок за другим, настолько ясно предстало перед Изиными глазами, что тот даже улыбнулся. Впрочем, расслабиться доморощенному сыщику не удалось, что-то в рассказе малохалявщицы не состыковывалось.
– Погодите, так вроде при гадании сапог, тьфу ты, то есть валенок, за порог кидают, а не в окна?
– Дилетантская точка зрения, – суровым тоном отрезала Феврония, – окно ничуть не хуже. И радиус поражения больше.
Откуда правительница Малого Халявца знает про «радиус поражения», Изя выяснять не стал. Он вообще стал привыкать, что его с Илюхой словечки, принесенные из далекого будущего, пошли в народ.
– Надеюсь, мне зачтется? – с надеждой в голосе молвила Феврония, переводя взгляд с Берендея на Солнцевского и обратно. – Ну в смысле, чистосердечного раскаяния, сотрудничества со следствием и в память о былых заслугах?
– Нам! – тут же подскочил Студнеслав. – Мамаша хотела сказать, НАМ зачтется, а еще лучше – только мне. Я еще больше раскаялся, а сотрудничать со следствием мне было сложно, так как я еще молодой и жениться не собираюсь. А стало быть, в дурацких гаданиях замешан не был. И если судить по справедливости, то моя мамаша…
Чем собирался закончить свое выступление молодой князек, услышать так и не удалось. Илюха Солнцевский не выдержал и сделал то, о чем мечтал с самого первого дня знакомства со Студнеславом, – с огромным удовольствием врезал ему по физиономии.
– Извините, не выдержал, – обратился Илюха к Берендею, после того как Студнеслав принял горизонтальное положение метрах в пяти от точки встречи с богатырским кулаком. – Я все понимаю, он князь, и прочее, так что готов понести заслуженное наказание и…
– И хватит болтать ерунду, – отмахнулся Берендей. – Еще немного и я бы последовал твоему примеру. На редкость мерзкий тип, что поделаешь, родственников не выбирают.
Князь киевский презрительно глянул на притихшую Февронию и бросил одно только слово:
– Исчезните!
Халявщице не нужно было повторять дважды. Она легко забросила обмякшего сыночка на плечо и торопливо покинула тронный зал.
– Вы тоже, – обратился князь к Гордону и Старко, правда, уже не таким грозным голосом.
Те рванули прочь с такой скоростью, что на полу остались отчетливые следы от сапог.
– С пробуксовкой, – отметил себе под нос Солнцевский.
На некоторое время в тронном зале воцарилась совершенно непривычная тишина. Первым ее нарушил Берендей:
– Как же хорошо, что все закончилось.
– Мало того, что закончилось, но еще закончилось хорошо, – подхватила Агриппина.
– И никто не умер, – резонно добавила Сусанна, – все целы и здоровы.
– И, главное, не осталось ни одной недосказанности, всем все ясно, – добавил от себя Вилорий, ласково обнимая супругу.
– Всем все ясно… – повторил слова молодого князя Изя, в задумчивости теребя кончик носа.
– Что-то не так? – осторожно поинтересовался у среднего богатыря Севастьян.
– Так-то оно так, но… – протянул черт. Потом очнулся от своих дум и добавил: – Ну что, время позднее, пора по домам.
– Точнее уже раннее, – поправил друга Солнцевский, – скоро утро.
– Может, заночуете здесь, во дворце? – предложил Берендей.
– Нет, мы к себе, в «Чумные», – устало улыбнулся Солнцевский и похлопал рукой по ноге, тем самым предлагая Моте подниматься с належенного места.
– Пожалуй, мы тоже пойдем, – вполголоса проговорила Сусанна, беря мужа под руку.
Сделав по направлению к выходу два шага, молодая княгиня вдруг резко развернулась и бросилась к родителям. Те с видимым удовольствием заключили ее в объятия. Слишком долго между ними стоял барьер недоверия и подозрений, и теперь уже никто из венценосной семьи не скрывал нахлынувшие на них эмоции. Агриппина и Сусанна рыдали в голос и отчаянно просили друг у друга прощения, а Берендей просто обнял обеих своими могучими руками и торопливо, словно пытаясь наверстать упущенное, расцеловал.
Сцену всеобщего примирения, как ни странно, завершил Изя. Средний богатырь ни с того ни с сего тоже прослезился и бросился в порыве чувств обнимать всех подряд. И если шустрая Соловейка смогла выскользнуть из его объятий, то остальным пришлось ощутить все прелести эмоциональной натуры черта.
– Итак, подведем итоги, – раздался голос Микишки, как только Изя закончил лобызать Агриппину в щеки, при этом нашептывая что-то на ухо, – по-моему, вше жаконшилось ошень хорошо и мошно ш полной уверенноштью шкажать, што «Друшина шпешиального нажнашения» не шправилашь ш поставленной шадашей и тем шамым полноштью дишкредитировала шебя.
– Нет, итоги мы будем подводить не сейчас, – заметил Берендей, лукаво подмигнув жене, – вот утречком, часиков в девять…
– После пережитого мне нужно выспаться, – решительным голосом Агриппина пресекла игривое настроение супруга.
– Но… – попытался было воспротивиться Берендей.
– Не сегодня, дорогой, – ласково произнесла княгиня и погладила мужа по щеке, – я действительно очень устала и хочу завтра проспать до обеда. Да, и прикажи убрать стражу от дверей. Все уже позади, и охрана мне больше не нужна. Тем более что от богатырей так несет чесноком, что я в своей светелке не только о сне, но и о простом отдыхе думать не могу.
– Дык профилактика, – пробурчал Севастьян, – так сказать, от простудных заболеваний и прочее.
– И профилактируйте себе на здоровье, только не у моей светелки, – отрезала Агриппина и, немного поразмыслив, добавила: – А я, пожалуй, завтра же отправлюсь под охраной в Киево-Печерскую лавру и пробуду там до родов. Так всем спокойнее будет.
Не то чтобы Берендей был так уж и рад заявлению супруги, но спорить с ней не стал.
– Хорошо, дорогая, как скажешь, – грустно заметил он и обратился к остальным уже совсем другим, решительным голосом: – Точно в девять часов прошу всех ко мне, будем ставить жирную точку во всей этой истории, а сейчас всем спать. Да, о моем возвращении и о чудесном избавлении Агриппины никому ни слова.
Сусанна согласно кивнула, еще раз чмокнула в щеку родителей и совершенно счастливая покинула с Вилорием тронный зал. Ее супруг, князь Галицкий, светился блаженной улыбкой, но выглядел несколько ошарашенным, похоже, он до сих пор не мог поверить в столь счастливое разрешение всех семейных проблем.
– Княшь-батюшка, но ведь они не шправилишь? – взмолился Микишка. – Ты только шкажи, не шправилишь, да?
– Завтра, все завтра, – словно от надоедливой мухи отмахнулся от дьячка Берендей, обнял вновь обретенную супружницу за талию, и княжеская чета отправилась к себе в покои.
– Но мы ше их рашформируем? – забился в последней надежде Микишка и бросился вслед за ними.
И хотя вся троица уже покинула помещение, откуда-то издалека все еще доносился шепелявящий Микишкин голос. Дьячок, как заведенный, талдычил свое:
– Мы ш их рашформируем, да?!
– Надеюсь, дальше порога опочивальни они его не пустят, – попыталась грустно пошутить Соловейка. – Пожалуй, пойдем и мы. До утра осталось совсем немного времени, может, удастся часок-другой подремать?
– Надежда – прекрасное чувство, – хмыкнул Изя и первым из их компании покинул тронный зал, не обращая внимания на немного удивленный вид своих коллег.
То, что предстало взору спецдружинников снаружи, заставило их если не рассмеяться, то искренне улыбнуться. Былинные богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович – краса и гордость русского воинства – застыли в крайне неудобных позах, из последних человеческих сил изображая спящих.
– Не понял… – то ли спросил, то ли констатировал Севастьян.
– Что же тут непонятного? – удивился Изя. – Команды «вольно» не последовало, сигнала прийти на помощь тоже, вот ребята и пребывают в подвешенном состоянии.
– А заснуть им не позволила воинская дисциплина, – содержал друга Солнцевский.
– Угу, а еще правила дворцового этикета и, конечно, соблюдение субординации, – поддакнула Соловейка.
– То есть все то, чего, по мнению руководства, так не хватает нашей команде, – ехидно резюмировал Изя и подмигнул Севастьяну.
На этом «Дружина специального назначения» с чувством выполненного долга в полном составе покинула княжеский дворец.
Несмотря на то, что критерии оценки настоящей русской женщины были сформулированы великим русским поэтом Некрасовым только в конце девятнадцатого века, Агриппина соответствовала им в полной мере. Нет, избави бог, на пути несущихся коней она никогда не стояла, да и с огненной стихией отродясь в спор не вступала. Зато еще в юности ее выдали замуж за Берендея, и она умудрилась с ним прожить почитай всю свою сознательную жизнь. И тут, подле своего законного супруга (а по совместительству верховного киевского правителя), ей удалось в полной мере раскрыть все грани своего характера.
Женщину слабую и нерешительную взрывной характер мужа рано или поздно довел бы либо до могилы, либо до сумасшедшего дома, либо до монастыря. Агриппина же не только не отправилась по одному из этих трех адресов, но и смогла постепенно начать контролировать и корректировать поступки своего любимого, но чересчур активного супруга.
Вот и сейчас, несмотря на бурное возмущение и весьма активный напор своего царственного мужа, она смогла-таки настоять на своем и отправила его спать, захлопнув дверь буквально перед его носом. Берендей еще некоторое время поскребся в запертые двери, потом негромко выругался, вздохнул и убрался восвояси, попутно сняв караул от опочивальни княгини, как она и просила.
Вопреки заверениям в необычайной усталости спать Агриппина не легла. Она неторопливо прошлась по спаленке, приподняла край массивного гобелена в изголовье кровати и тщательно проверила засов на тайной дверке, скрытой за ним. Далее такому же осмотру подверглись и запоры на входной двери. Удовлетворенная осмотром, княгиня чуть-чуть приоткрыла створки окна, оставив небольшую щель, в которую тут же устремился холодный воздух. Печи во дворце топились исправно, и он всего лишь добавил немного свежести в теплых покоях.
Агриппина уселась в резное кресло у большого зеркала, распустила косу и принялась расчесывать густые волосы массивным костяным гребнем. Движения ее были плавными и подчеркнуто медленными, а застывший в одной точке взгляд говорил, что мысли чудесно спасенной княгини были очень далеко. Из этого состояния ее вывел негромкий, но настойчивый стук в дверь. Женщина вздрогнула, словно не понимая, что происходит вокруг, и растерянно оглянулась. Стук повторился и окончательно вернул ее в реальный мир. Спустя мгновение она тряхнула копной расчесанных волос и решительно поднялась с места.
– Кто там? – скорее по привычке поинтересовалась Агриппина, уже протянув руку к засову.
– Это я, Вилорий, – раздалось из-за двери. Поднятая рука княгини застыла на полпути.
– Меня Сусанна послала, срочное известие, откройте, пожалуйста! – выпалил молодой князь из-за двери.
Имя дочери подействовало на Агриппину успокаивающе, и она отодвинула задвижку. В комнату мгновенно просочился Вилорий. Просочился, тут же притворил за собой дверь и корректно, но твердо отстранил от нее княгиню.
– Что случилось? – вскинула бровь супруга киевского князя.
– Погодите, не сразу, – отозвался молодой князь, довольно бесцеремонно отодвигая Агриппину еще дальше от выхода.
Далее он проделал то, что еще совсем недавно сделала сама княгиня, а именно прошелся по горнице и проверил надежность запоров. От взгляда Агриппины не укрылось то, что месторасположение тайной двери оказалось хорошо известно ее зятю. Тем не менее, она спокойно вернулась на свое любимое место у зеркала и голосом, полным ироничного спокойствия, повторила свой вопрос:
– Так что случилось, зятек?
– Ничего особенного, теща, – пожал плечами Вилорий, явно довольный произведенным осмотром, – ничего особенного.
Молодой князь плавно развернулся к собеседнице и принялся внимательно ее рассматривать. В его взгляде читался такой неподдельный интерес, что со стороны могло бы показаться, будто он впервые видит мать своей супруги. К чести Агриппины, она спокойно выдержала этот изучающий пристальный взгляд.
– Я так понимаю, Сусанна ничего мне не передавала? – наконец нарушила тишину княгиня.
– Точно так, – холодно согласился Вилорий, – моя драгоценная половина спит безмятежным сном, причем в объятиях своего законного супруга, то есть меня.
С этими словами молодой князь вытащил из-за пазухи небольшой флакон и продемонстрировал его теще.
– Замечательные сонные капли, – пояснил Вилорий. – недавно из Галича прислали. Как-то в письме мамочке пожаловался на бессонницу, вот она и расстаралась, прикупила у голландских купцов. Только строго-настрого предупредила, что для здорового крепкого сна хватит двух капель. Собственно, именно столько я Сусанне в чай и добавил.
– А что будет, если выпьешь больше двух капель? – хмуро спросила Агриппина.
– Тоже сон, только вечный, – хмыкнул Вилорий. – Кстати, вас бессонница не мучает, драгоценная теща? Не желаете хлопнуть на сон грядущий?
– Не желаю, – отрезала княгиня.
– А придется…
На какое-то время воцарилась гробовая тишина. Наконец до Агриппины дошел смысл сказанного. Скорее инстинктивно, чем продуманно, она бросилась к двери, но была перехвачена на полпути шустрым Вилорием. Молодой князь уже без намека на вежливость схватил мать своей жены за руку и резким, грубым движением отбросил ее назад. Княгиня упала в кресло и буквально вжалась в его спинку.
– Ничего личного, просто техническая необходимость, – нависая над беззащитной женщиной и потирая руки, заметил Вилорий и тут же торопливо добавил: – Кричать не советую. Во-первых, караул снят, и никто не услышит, а во-вторых… вы, конечно, не поверите, но мне крайне не хотелось бы применить силу и вас ударить.
Агриппина невольно поежилась, но на этот раз удержала себя в руках.
– Знаете, дражайшая теща, я к вам в принципе неплохо отношусь, – ледяным тоном продолжил Вилорий, занимая тем временем стратегическое место между Агриппиной и входной дверью, – точнее, относился до того, пока на старости лет вас не угораздило забеременеть.
