Текст книги "Зимнее обострение"
Автор книги: Сергей Платов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
– …храпит по ночам!
– Слава Аллаху, наконец– то Газелюшка моя поймет, как мы с ней по ночам намучились. Бывало, такие рулады выводит, весь дом не спит.
– …ест за троих!
Тут Каюбек только ухмыльнулся, заботливо и с видимым удовольствием похлопывая себя по обширному чреву.
– …к бутылке прикладывается! – не сдавался Изя.
– Конечно, Коран не велит, но когда стемнеет можно, особенно под хорошую закуску.
– …в разводе состоит, алименты пяти детям платит!
– Значит, мужчинка бойкий, наследников долго ждать не буду.
– …приврать любит!
– Это у нас на Востоке вообще за недостаток не считается!
– …прошлое мутное, с законом не в ладах, привлекался неоднократно!
– Зато сейчас его считают чуть ли не самым богатым человеком в Киеве, конечно, после Берендея.
– Так уж и самым, – смутился польщенный черт, и боевой порыв исчез как-то сам собой, словно его и не было.
– Сам видишь, лучше славного богатыря Изи мне зятя не найти, – торжественным голосом подвел итог Каюбек, – кстати, как его по батюшке?
– Неважно, – буркнул черт, потупив взор, – хватит и имени, а то и так по поводу его национальности самые нелепые слухи ходят.
– И этому горю поможем, – заботливым тоном продолжил посол, – небольшой обряд, и у него будет простое человеческое имя Сулейман.
– Что?! – даже подпрыгнул на своем месте Изя.
– Не нравится? – искренне удивился Каюбек. – Ну тогда пусть сам выберет любое по вкусу. А то с таким странным именем и, вправду, несолидно первой женой обзаводиться.
Ущемленный в самых своих светлых патриотических чувствах, Изя собирался бурно возмутиться, но вспомнил, в каком виде он тут гоняет чаи со своим потенциальным тестем, и захлопнул рот на полуслове.
Какое-то время сидели молча. Средний богатырь изучал изгиб носика на чайнике, а Каюбек глубокое декольте собеседницы, нервно теребя пальцами жидкую бороденку.
– И что, никак нельзя уладить ваше недоразумение без женитьбы или карьеры евнуха? – наконец обреченно выдавил из себя Изя.
– Почти никак, – вздохнул Каюбек. Причем было не совсем ясно, что именно послужило поводом для этого вздоха. Сложные перспективы будущей семейной жизни дочки или тот соблазнительный морок, что нацепил на себя неугомонный черт.
– Почти? – вскинул бровь средний богатырь. – Ты сказал «почти»?
Посол Бухарского эмирата молча кивнул.
– Так это меняет дело! Сколько меня, тьфу, то есть его, конечно, спасало именно это «почти», – неторопливо изрек черт и томно улыбнулся. – Официант, чайку нам, да покрепче!
Заказ был исполнен в точности. Бухарец, конечно, крайне удивился странному вкусу и запаху этого напитка, но, получив клятвенные уверения собеседницы, что ничего подобного он в своей жизни не пробовал, сделал еще острожный глоток. Потом третий, пятый. Речь посла стала медленной, а движения плавными и вальяжными. Вскоре разговор потек совсем в другом русле.
– Ты пойми, дочка, – в очередной раз обратился Каюбек к собеседнице, – то, что Изя опозорил меня, это еще не самое страшное.
– Да? – делано удивилась та, старательно подливая еще «чаю» в кружку бухарца. – А что же самое?
– Самое страшное, что он опозорил мою дочь!
– Ай-ай-ай, какой проказник, – тут же согласился Изя, – но насколько я знаю, ничего непоправимого не произошло.
– Произошло! – насупившись, выдал посол.
Тут Изя с интересом посмотрел на него, параллельно вспоминая, когда это он мог сделать с несостоявшейся невестой то, что порядочный человек должен делать только после свадьбы. Оказалось, что ничего такого в послужном списке черта и в помине не было, дальше смотрин дело не пошло.
– Он видел ее лицо! – пояснил Каюбек, и тем самым принес несказанное облегчение черту. – Видел, и после этого отказался жениться. Да это позор на весь наш род до восьмого колена!
– И смыть этот позор… – подтолкнул несостоявшегося тестя в нужном направлении Изя.
– …можно смыть только или свадьбой, или кровью.
– Или…
– …если на моей Газелюшке женится кто-нибудь другой, – наконец выдал нужную информацию весьма сильно захмелевший Каюбек и вновь сконцентрировался на своей чашке.
– Бинго! – тут же подскочил на своем месте средний богатырь. – Его бюст заколыхался в такт движению и вновь вызвал отчаянные вздохи со всех сторон. – Еще вопросик: если ваша дочурка таки будет пристроена, вы отстанете от моего коллеги?
– М-м-м… – протянул задумчивый бухарец.
– А если в качестве свадебного подарка он преподнесет вам некоторую сумму? – тут же простимулировал мыслительный процесс Изя. – Скажем, монет…
– Двести, – тут же встрепенулся Каюбек.
– Да ты чего, совсем ошалел?! – искренне возмутился Изя. – Да за такие деньги можно справить приданое десятку газелей и двум десяткам коз. Десять!
– За умницу, красавицу… – продолжил торговаться Каюбек, но в этот момент его собеседница чем-то подавилась, и милый сердцу процесс пришлось на время прервать.
Торговался Каюбек виртуозно и справедливо считал, что равных в этом тонком деле ему, жителю Востока, в заснеженной Руси просто быть не может. Однако спустя минут двадцать, он вдруг понял, что в лице румяной пышногрудой Соловейки, что так рьяно защищала права своего коллеги, он получил равного по силам противника.
Чай лился рекой, голова предательски гудела, очертания кабака начали расплываться, словно покинутый остров, а цена отступных уже снизилась до ста десяти монет.
– Ты пойми, дочка, меньше мне брать даже неприлично, – пожал плечами Каюбек, в очередной раз отбиваясь от нападок младшего богатыря, – мне по занимаемой должности не положено.
– Демагогия, – отозвалась Соловейка, правда, уже не таким бодрым голосом как в начале разговора, – у среднестатистического среднего богатыря просто не может быть подобной суммы.
– У среднесисечного, может, и не может, – заплетающимся голосом продолжил гнуть свое Каюбек, – а у Изи наверняка найдется. Ты же сама должна понимать, что честь девичья бесценна. А раз так, то разговор о снижении обозначенной суммы вообще оскорбляет мои отцовские чувства. Сто десять и точка, не такая уж большая плата за ошибки молодости.
С последними словами Каюбека черт согласиться не мог. Сумма была немалая, даже по масштабам накопленных им капиталов. Однако перспектива вновь обрести утраченное ранее душевное равновесие была столь желанной, что он обреченно махнул рукой.
– Говорила мне мама, погубит меня доброта! И чтобы мне в свое время не послушать старушку? – Тут Изя торжественно поднялся из-за стола и протянул оппоненту тонкую руку. – Только благодаря тому, что я, как девица на выданье, чту институт семьи и брака, готова пойти на некоторые уступки. Сто монет, и по рукам!
Каюбек хотел было возмутиться, но собеседница проворно выпорхнула из-за стола, тут же оказалась рядом и радостно пожала ему руку. Причем сделала это с такой силой, что у посла далекого Бухарского эмирата перехватило дыхание, а несчастная ладонь противно хрустнула.
«Ну и силища у этой Любавы! – пронеслось у Талибского в голове, пока он с трудом восстанавливал дыхание. – А руку сжала так, словно отомстить за что-то хотела!»
Каюбек даже представить не мог, насколько в данный момент он был прав. Это действительно была маленькая месть его потенциального зятя, скрывшегося под обликом коллеги. В это рукопожатие он вложил все, что накопилось у него за последнее время к своим несостоявшимся родственникам, и сейчас чувствовал себя значительно лучше. Даже грядущая потеря сотни золотых не казалась ему столь уж трагичным событием. В жизни, как и в бизнесе, лучше пожертвовать малым, чтобы сохранить основное. А на основном счете у него значилась сумма…
Воспоминание об итоговой строчке последнего финансового отчета окончательно рассеяло сожаление о предстоящем платеже. Но расслабляться было еще рановато, предстояла заключительная часть операции, которая завертелась столь неожиданно благодаря удачно наведенному мороку.
– Дело за малым, нужно найти того лопуха, что, не глядя, женится на твоей Газели, – радостно заявил Изя, нетерпеливо потирая руки.
– Угу, только этот лопух должен быть непременно знатного рода, хорош собой…
Судя по всему, Каюбек собирался еще долго перечислять качества будущего мужа своей дочери, но был решительно прерван не самым скромным чертом на свете.
– То есть быть точно таким же, как средний богатырь Изя.
– В общем, да, – немного погодя согласился изрядно захмелевший бухарец.
– Но ты же сам понимаешь, что второго такого индивидуума найти нереально, – между делом заметила младший богатырь, – предлагаю взять от идеала пару самых главных качеств и сконцентрироваться на них. В таком случае обещаю скорейшее разрешение нашей небольшой проблемы.
– Тогда остановимся на знатности и богатстве, – тут же выдал Каюбек и потянулся к чайнику.
– То есть красоту побоку? – на всякий случай уточнил черт.
– Угу, – согласился Каюбек. Потом еще немного подумал и осторожно добавил: – Только Газели не говори, она мой выбор не оценит.
Итак, локальная задача свелась к совершенно конкретным условиям. Надо быстро (пока Каюбек не передумал) найти знатного и богатого осла, чтобы он мог стать мужем Газели, причем не заглядывая под паранджу до свадьбы. Конечно, можно было составить список богатых холостяков княжества, после тщательного отбора выбрать оттуда подходящего кандидата, собрать на него компромат и с помощью виртуозного шантажа заставить-таки пойти под венец с Газелью. Конечно, этот путь требовал значительного приложения сил и большого количества времени. Первое было жалко тратить, а второго банально не было. Нужно было искать другой вариант, попроще и побыстрее.
В этот самый момент входная дверь особенно громко хлопнула, и кто-то громко потребовал себе выпивку. Изя перевел рассеянный взгляд на вошедшего и плотоядно улыбнулся: сияя подбитым глазом, обильно раскрашенный свежими царапинами, на пороге стоял князь Гордон собственной персоной.
Открывшаяся перспектива настолько обрадовала черта, что на некоторое время он утратил осторожность и забыл, что скрывается под чужой личиной.
– Судьба, – констатировал он, в упор рассматривая вошедшего. – Помнится, Соловейка говорила, что этот тип до женского полу больно прыток. Так я его в два счета сделаю.
– Что это ты о себе как-то странно говоришь, словно о другом человеке? – тут же удивленно поинтересовался несостоявшийся тесть.
– Оговорился… Тьфу ты, то есть оговорилась, конечно, – отмахнулся Изя, не обращая внимания на то удивление, что было написано на лице Каюбека, – и вообще, не цепляйся к мелочам, это у меня дикция такая.
Среднему богатырю потребовалось совсем немного времени, чтобы выстроить новую схему. Вскоре он обратился к своему собеседнику с вполне конкретным предложением.
– Диспозиция меняется, качества выбираем другие. Знатность рода оставляем, а вот богатство меняем на богатый жизненный опыт, ум, отвагу и природную смекалку. Подходит тебе такой вариант?
– Нет, – после некоторого раздумья отозвался Каюбек, – богатство все-таки лучше.
– А если добавить к этому списку еще родство с Берендеем? Согласись, этот факт открывает огромные перспективы.
– Какие?
– Например, беспошлинная торговля, или еще какие льготы.
На этот раз задумался Каюбек надолго. А чтобы при этом ему не было скучно, Изя принялся развлекать его красочным рассказом обо всех достоинствах, присущих потенциальному жениху. Правда, большинство из них пришлось выдумывать по ходу повествования, но это было не столь важно. Важным оказался тот лишь факт, что, в конце концов, Каюбек обреченно кивнул головой в знак согласия, и вскоре робеющий и сопротивляющийся Гордон был торжественно усажен подле будущего родственника. В семейной жизни ничего не подозревающей Газели назревали большие перемены. Да и как иначе, коли в качестве свахи выступало лицо, более всех заинтересованное в положительном исходе мероприятия.
Современным языком весь последующий разговор можно было бы назвать презентацией. Без ложной скромности Изя мог сказать, что провел ее блестяще. В конце разговора совершенно ошалелые Каюбек и Гордон даже ударили по рукам. Бухарский посол после этого тут же отправился домой, количество «чая», что он выпил за это время, уже было запредельным. Жених нынешний и жених прошлый продержались за столом немногим больше, время было позднее, пора было по домам.
– Так ты говоришь, что она красива? – уже, наверное, в сотый раз спрашивал Гордон у Соловейки, когда они выбрались на свежий воздух.
Черт настолько устал за прошедший день, что только лишь кивнул головой.
– А ты откуда это знаешь, она же постоянно ходит в этой, ну как ее…
– …парандже, – с трудом подавив зевок, подсказал черт, и тут же ответил на первый вопрос: – А про красоту ее неземную Изя рассказывал. Говорил, как увидел ее, так ноги и подкосились.
– От красоты? – на всякий случай уточнил князь.
– А от чего еще? – ушел от прямого ответа средний богатырь. Он вообще по мере возможности старался не врать.
– Слушай, если эта Газель такая красивая…
Изя вновь довольствовался одним утвердительным жестом.
– …такая умная… Кивок.
– …такая богатая… Кивок.
– …чего твой Изя на ней сам-то не женился?!
– Нельзя ему. На детские грабли недавно наступил, – сухо отозвался черт и тут же поспешил успокоить собеседника: – Шутка. А если быть серьезным, то говорит, что служба у него и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…
– Ну и что?
– А то, что кое-кто у нас порой честно жить не хочет… – продолжил цитировать текст известной песни Изя.
– То есть ты хочешь сказать, что на такой службе семью заводить нельзя? – высказал свою версию Гордон. – Мол, в любой момент убить могут?
– В точку, – охотно согласился средний богатырь, изо всех сил стараясь не зевнуть. – Спецдружинникам семьей обзаводиться никак нельзя. Хотя, конечно, ничто человеческое нам не чуждо.
Последнюю фразу Изя выдал чисто автоматически, не очень задумываясь о последствиях, и, как оказалось, зря. Князь тут же напрягся, глаза заискрились особым светом, а рука как бы невзначай легла на талию Соловейки.
– Так чего же мы время теряем? – масленым голоском замурлыкал Гордон. – Раз тебе не чуждо, то мне тем более. Свадьба свадьбой, но о простых человеческих радостях забывать не стоит.
Подобное внимание к своей персоне со стороны старого ловеласа Изя воспринял однозначно: без лишних слов со всей дури врезал локтем ему в живот. Гордон издал странный грудной звук, согнулся пополам и начал оседать на снег.
То ли из природного человеколюбия, то ли из мужской солидарности черт сжалился над пострадавшим на любовных фронтах и придержал Гордона, не давая ему упасть. Получив подобную поддержку, тот повис на среднем богатыре, стараясь восстановить дыхание.
– Как ты могла?! – знакомый до боли голос был полон боли и ярости одновременно.
Стараясь не уронить князя, Изя обернулся на голос. В следующее мгновение его руки сами собой отпустили свою ношу, а губы так же сами собой выдали вполголоса заковыристую фразу, полную причастных и деепричастных оборотов. Ее суть сводилась к следующему: было бы неплохо, если бы родители черта в свое время вообще отказались от идеи завести детей.
С букетиком чахлой герани в руках перед Изей предстало непосредственное его начальство в лице старшего богатыря «Дружины специального назначения» Илюхи Солнцевского. И сам этот факт был не таким уж и страшным, если бы не два «но».
Первое «но» – это то, что Илюха видел перед собой не пройдоху Изю, а свою давнюю душевную рану, с ласковым именем Любава. А второе «но» – это то, что эта самая Любава только что на его глазах обнималась со старым бабником Гордоном. Облик Соловейки, столь удачно использованный чертом для решения своих личных проблем, на этот раз сослужил плохую службу.
Конечно, можно было бы вернуть себе привычное обличие, но тогда, с таким трудом устроенная, личная жизнь бывшей невесты грозила пойти прахом. Гордон наверняка наябедничает Каюбеку, а тот никогда не простит Изе то, что он в очередной раз обвел его вокруг пальца.
– Это не то, что ты подумал! – завопил черт, и тут же в буквальном смысле слова прикусил себе язык. В данной ситуации ничего более глупого он сказать не мог. Последующая реакция только подтвердила эту догадку.
– Это я не то подумал?! – взревел Солнцевский. – Я всю «Иноземную слободу» перевернул, стражу обезвреживал, послов будил, всю герань по горшкам оборвал, а ты с этим сморчком милуешься?!
– А герань-то зачем? – совершенно искренне удивился Изя.
– Совести своей послушался как последний баран, – не кривя душой ответил старший богатырь, – хотел, чтобы красиво, чтобы как в кино, чтобы ты на всю жизнь запомнила!
– Да я запомню, ты не волнуйся, – попытался успокоить коллегу черт, – только скажи что, а уж я постараюсь не забыть.
После последней фразы Илюха не только не успокоился, а, наоборот, завелся пуще прежнего. Чахлые цветочки, добытые с таким трудом, полетели в ближайший сугроб.
– Я думал, мы с тобой, а ты…
– А что, собственно, я? – вдруг совершенно спокойным тоном поинтересовался Изя. – Я женщина свободная, никакими обязательствами не связанная, так что, я не могу после работы с подозреваемым кружку чая выпить?
– Свободная, чаю, несвязанная? – словно не понимая смысла этих слов, повторил Солнцевский, продолжая буравить коварную изменщицу своим взглядом.
– Именно! – гордо подтвердил Изя, уже проклиная себя за словесное недержание и прикидывая, успеет ли он добежать до кабака и закрыть за собой дверь, прежде чем ревность коллеги начнет бить через край.
– Но именно сегодня хотел тебе признаться… – на одном дыхании выпалил Солнцевский и замер на полуслове.
– В чем признаться? – тут же встрепенулся Изя.
– Уже ни в чем, – огрызнулся Илюха и тут же залился густой красной краской.
– Угу, я так и понял, как всегда не мычишь, не телишься. А между прочим, он, – тут черт показал на притихшего Гордона и даже для убедительности несильно пнул его носком сапога, – так вот он, в отличие от тебя, уже и мычал и телился.
– Уже?! – взревел Илюха, сжимая кулаки и делая шаг к сопернику.
– Да не в этом смысле, – поспешил успокоить коллегу Изя, – клянусь, ничего такого не было, он только мычал.
– Если бы нас так бесцеремонно не прервали, я бы о-го-го! – вдруг подал голос Гордон, с трудом поднимаясь на ноги.
В качестве поддержки он, конечно, выбрал талию Соловейки (а больше ничего под рукой не было) и как следствие вновь предстал перед Илюхой в обнимку с младшим богатырем. Изя, конечно, тут же попытался исправить эту ошибку, но было поздно. Бывший борец бросился на соперника, словно бык на тореадора. Как вы понимаете, шансов у Гордона не было никаких. Изя, знакомый с советской спортивной школой не понаслышке, тут же осмотрительно убрался с линии атаки, справедливо полагая, что не стоит мешать двум мужчинам выяснять отношения из-за женщины.
Спасение для Гордона пришло, откуда его никто не ждал. В самый последний момент кулак Солнцевского перехватил Добрыня Никитич. Былинный богатырь находился на службе и с десятком ратников патрулировал город, когда услышал крики, доносившиеся из «Иноземной слободы». Подоспели они вовремя, опоздай они хоть на минуту, Берендей вполне мог бы лишиться своего дальнего родственника. Может, он не так уж и сильно расстроился бы при этом, но это уже неважно. Усилиями не менее пяти ратников Солнцевский был связан по рукам и ногам и со всем почтением усажен на крыльцо кабака с кляпом во рту. Последнее было обязательным, так как старший богатырь не стеснялся в выражениях, расписывая, что именно он сделает с Гордоном, когда ему развяжут руки.
– Чего это он? – поинтересовался Добрыня, заботливо нахлобучивая слетевшую во время потасовки шапку на стриженую голову Илюхи. – Выпил, что ли?
Изя только помахал головой, отрицая факт употребления спиртных напитков своим начальством.
– Что же тогда? – искренне удивился былинный богатырь.
– Любовь, ревность и, как следствие, неконтролируемый выброс отрицательных эмоций, – охотно пояснил Изя.
– Ревность к этому хлюпику? – удивился Добрыня, кивая на сжавшегося в комок Гордона.
– Ну да.
– Вот уж зря, кроме титула ничего путного в нем нет, – хмыкнул богатырь и погладил свою густую бороду. – А любовь тогда к кому?
– Ко мне, конечно, – тут же отозвался черт, кокетливо поправляя прядку волос, выбившуюся из-под шапки с лисьим хвостом. – Если ты заметил, я не только богатырь, но и женщина. Так что ж, меня и любить, что ли, нельзя?
– Можно, можно, – торопливо замахал руками Добрыня, – любитесь себе на здоровье.
– Мы тебя еще на свадьбу позовем, – выпалил Изя, и перевел взгляд на связанного Солнцевского: – Правда, Илюша?
Старший богатырь ответил звериным рыком и попытался разорвать сдерживающие его путы.
– Только ты пока не рассказывай никому о том, что тут видел, ладно? – обратился Изя к ошарашенному Добрыне. – Примета плохая – раньше времени о свадьбе объявлять.
– Хорошо, не буду, – охотно согласился тот и широко улыбнулся в бороду, – только и вы уж постарайтесь не выяснять ваши отношения на людях. А то неудобно даже старшего богатыря, заслуженного во всех отношениях человека, кушаками вязать, да еще трезвого.
Последнее было сказано таким тоном, словно являлось отягощающим вину обстоятельством.
– И потом, прибить он собирался не простого человека, а родственника Берендея. Я все понимаю – любовь, особые полномочия, но все же с князьями так нельзя.
– Кстати, о Гордоне, – спохватился Изя и подвинулся к Добрыне поближе, чтобы никто не услышал его слов, – ты надави на него авторитетом, чтобы он язык не распускал. Если будет кобениться, то припугни, что расскажешь о его аморальном поведении Каюбеку Талибскому.
– Это тестю вашего Изи, что ли?
– Во-первых, несостоявшемуся тестю, а во-вторых… Да, ему самому, – признался черт.
На том и порешили. Добрыня остался проводить воспитательную беседу с присмиревшим Гордоном, а четверо его ратников аккуратно подняли Солнцевского и в сопровождении Изи направились в «Чумные палаты». О том, куда завел его длинный язык, а также наброшенный морок Соловейки, черт старался не думать, справедливо полагая, что смерть нужно встречать с гордо поднятой головой и улыбкой на губах.
Любава была обижена на весь белый свет. Обижена на Изю, что тот в очередной раз влез в какую-то историю, на Илюху, который столь бесцеремонно наплевал на ее желания и оставил дома, на Мотю, стащившего у нее буквально из-под рук копченый окорок и моментально умявшего его в три пасти. Ко всему прочему, Феофан с самого утра по наказу черта принялся экспериментировать с разными сортами трав и продымил весь дом, совершенно игнорируя ее бурное недовольство. В общем, не задавшийся с самого утра день таковым и оставался до самого его конца.
Поначалу Соловейка пыталась бороться с нахлынувшими на нее эмоциями привычными методами – провела очередную генеральную уборку, заставив тем самым и без того стерильные «Чумные палаты» буквально сиять чистотой. Так как злость на своих коллег окончательно не исчезла, а занять себя было решительно нечем, пришлось браться за готовку. Вообще-то в качестве маленькой мести она не собиралась подходить к печи минимум неделю, полагая перевести коллег на сухой паек. Но подобным планам не суждено было сбыться, и в результате ее переживаний на столе красовалась гора пирожков с рыбой и требухой, а также дивного вида кулебяка о двенадцати слоях.
На этом трудовой порыв закончился, и Соловейка принялась продумывать грядущий разговор со своими коллегами. Молодой девичий ум охотно предложил несколько вариантов развития будущего скандала. Только вот одна беда, в качестве неизменного атрибута к каждому из них подразумевалось масштабное битье посуды. Однако тарелки было жалко, наготовленные кушанья тоже, а стало быть, от активных вариантов пришлось отказаться. В результате длительных раздумий выбор, в конце концов, был остановлен на холодной отчужденности, скупых, язвительных замечаниях и остротах, которые, по задумке Соловейки, должны время от времени срываться с ее языка. Такой сценарий показался ей вполне приемлемым, и, довольная собой, младший богатырь Любава принялась ожидать тех, в адрес которых вскорости собиралась отпускать заготовленные остроты.
Через час стало скучновато, через два скучно, а через три – скучно невыносимо. После прохождения этого этапа настало время легкой растерянности. Ну в самом деле, куда могли запропаститься Изя с Илюхой? В то, что ее коллеги попали в какой-то переплет, как-то не верилось. Основой этой самой неуверенности на этот раз стали не доводы, а всего лишь относительно спокойное сердце, мирно отсчитывающее положенный ритм. Соловейке казалось, что, если бы с ними что-то случилось по-настоящему плохое, она наверняка бы почувствовала это.
Конечно, существовала вероятность погружения двух индивидуумов мужского пола в состояние, обозначенное одним емким словом «загул». Однако данный вариант Соловейка с легкой совестью отмела как маловероятный. Какой может быть загул, если расследование не продвинулось ни на шаг?
Единственной версией, показавшейся достаточной, чтобы объяснить отсутствие старшего и среднего богатырей дома в столь поздний час, было это самое следствие. Наверняка Изя с Илюхой вычислили супостата и в данный момент преследуют его (или ее) в метель и пургу, не жалея сил и самой своей жизни. А может, тихо и скромно засели в засаде и мерзнут себе спокойненько в ожидании неизвестно чего (или кого)?
Мысль о том, что коллеги оставили ее в тепле и уюте, а сами взяли на себя самое интересное и опасное, заставила Соловейку резко подскочить с насиженного места у окна и нервно пройтись по комнате. Да как они посмели, она что, юнец несмышленый, что ли? Да она первая и единственная женщина-богатырь на Руси, причем неоднократно проявившая мужество и героизм, как при выполнении всевозможных заданий Берендея, так и без всяких задании, так сказать на «общественных началах».
Она тоже хотела мерзнуть, рисковать жизнью, преследовать, и все в том же духе! Вместо всего этого приходилось сидеть и ждать, когда придут мужчины и начнут мучить рассказами о своих подвигах. А ей останется только охать, махать руками и восхищаться могучим Илюхой и изворотливым Изей!
Несмотря на трескучий мороз за окном. Соловейка совсем было собралась броситься в ночь, дабы тоже насовершать всякого разного героического, как доселе мирно дремавший Мотя радостно завилял хвостом и со всех лап бросился встречать гостей. Так он реагировал только на появление обожаемого хозяина. Однако в следующее мгновение Гореныш вернулся назад с весьма озадаченным видом. На всех трех физиономиях застыло недоумение. Вместе с хозяином вошли четверо богатырей из сотни Добрыни Никитича. Хотя нет, не так: вошли только богатыри, а сам Солнцевский мирно покоился на их руках и в данный момент даже не предпринимал попыток вырваться. Только лишь выразительные голубые глаза говорили о том, что он не сам попросил коллег по цеху доставить его до дому подобным образом. Чуть погодя в горницу бочком протиснулся Изя в своем привычном мороке румяного мальчиша-плохиша.
Соловейка тут же задала первый пришедший на ум вопрос:
– Пьяный?
И получила на него совершенно обескураживший ответ одного из богатырей:
– Чего зря спрашивать, ты же сама прекрасно знаешь, что трезвый!
– Я?!
– Ты… – буркнул тот же богатырь и тут же кивнул остальным на выход. – Довела мужика, а потом еще спрашивает…
– Кого я довела? – опять жалобно поинтересовалась Любава, совершенно сбитая с толку.
– Ты права, не наше это дело, – со вздохом согласился богатырь и направился прочь из горницы за своими коллегами. Уже в дверях он развернулся и добавил негромко с наигранным равнодушием: – Ты того, не сомневайся. Мы все молчок, дело житейское. Только вот развязывать советую осторожно, Илюха у нас, конечно, отходчивый, но за такие дела может и прибить.
С этими словами богатыри покинули «Чумные палаты», оставив их обитателей наедине со своими проблемами. Мотя справедливо решил, что в данной ситуации лучше быть наблюдателем, чем участником, и тут же плюхнулся на пол в углу горницы. Изя проявлял к происходящему мало интереса и сконцентрировался на своей трубке, старательно набивая ее душистыми травами, весьма отдаленно напоминающими табак.
С начальством пришлось разбираться Соловейке. Для начала она осторожно вынула кляп изо рта. К ее удивлению, Солнцевский при этом не проронил ни слова, с маниакальным упорством продолжая буравить ее взглядом, полным праведного гнева. Не чувствуя за собой ровным счетом никаких провинностей, ничуть не смущаясь, Любава продолжила свое дело, и вскоре Солнцевский получил долгожданную свободу.
– Расскажет мне кто-нибудь, что, собственно, произошло?
Изя сосредоточенно раскуривал трубку, а Илюха не менее сосредоточенно растирал затекшие руки. Бывшая разбойница решила сконцентрировать свое внимание на последнем из этой парочки.
– Так ты мне ничего и не скажешь?
– Кроме того, что уже сказал, мне добавить нечего, – буркнул Солнцевский в ответ.
– То есть ты хочешь сказать, что брошенная тобой утром фраза: «Приказы не обсуждаются» – должна объяснить мне, почему тебя среди ночи патруль приносит связанного, да еще предъявляют мне какие-то нелепые претензии?
– Да при чем тут утро?! – взвился Солнцевский. – Я о том, что я говорил тебе с полчаса назад, когда застукал с этим потасканным ловеласом!
К своей чести, чтобы сразу не дать воли нахлынувшим эмоциям и не сорваться на крик, Соловейка сделала несколько глубоких вдохов и только после этого продолжила разговор.
– Я допускаю, что ты с кем-то говорил полчаса назад, не исключаю, что этот «кто-то» находился в обществе с каким-то старым бабником. У меня только один вопрос: причем здесь я? Объясни мне…
– Ты еще издеваешься?! Это я с тобой хотел объясниться, это я тебе как последний дурак искал среди ночи цветы, и наконец именно тебя я увидел в объятиях Гордона!
– Меня, с Гордоном?! – буквально взорвалась бывшая мелкоуголовная личность. – Ты в своем уме?
– Я-то в своем, а вот ты точно сошла с ума, когда позволила распускать руки этому сморчку!
Блюдо с чудесно пахнущей кулебякой пролетело буквально в миллиметре от головы Солнцевского и разлетелось вдребезги при встрече со стеной. Мотя тут же перестал быть безучастным к происходящему и бросился исследовать место происшествия. Осколки его интересовали мало, зато куски кулебяки, разбросанные по полу, были тут же уничтожены в три пасти. Змей вообще не страдал щепетильностью и охотно подбирал с пола упавшие лакомства, тем более такие вкусные.
– Да я целый день безвылазно провела в «Чумных палатах», как ты и приказывал! – продолжала бушевать Соловейка. – Убралась, еды наготовила, и жду вас как последняя дура. Причем дура голодная!
