Текст книги "Большая игра на Балтике 1500 – 1917 гг"

Автор книги: Сергей Махов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Ласси перешел в наступление и атаковал шведов у Фридрихсгама, неприятель в панике бежал к Гельсингфорсу, так и не приняв сражения. Другие русские отряды захватили Нейшлот и Тавастгус, тем самым отрезав шведам возможность отступления из Гельсингфорса и Або.

Шведское же правительство не нашло ничего лучше, как в разгар сражений отозвать из армии Левенгаупта и Будденброка «для дачи объяснений», тем самым просто обезглавив войска. Командовать остался выходец из Франции «отпускник Людовика XV» Буске, который вместе с армией и капитулировал 24 августа 1742 года.

Если бы в этот момент удалось разгромить еще и шведский флот, победа была бы полной и окончательной. Скорее, сами шведы были не против, чтобы их всем государством взяли в плен и начали уже кормить, ибо голод сотрясал Швецию уже во всех провинциях, кроме захваченной русскими южной Финляндии (куда начались поставки хлеба для населения из России).

Сражение русского и шведского галерных флотов при Кольпустрёме 20 мая 1743 г.

Русские обороняются в заливе, шведы нападают.

В кампанию 1742 года шведы при полном напряжении сил смогли выставить 15 линейных кораблей и пять фрегатов, тогда как русские – 13 кораблей и три фрегата. 25 июня 1742 года флоты встретились, но Мишуков сближаться не стал. В результате два флота крейсировали друг напротив друга… две недели. Наконец Барш, ставший младшим флагманом, не выдержал, и послал Мишукову записку с требованием созыва военного совета и начала сближения со шведами. Мишуков ответил: «С Божьей помощью давно пора!»

Русские стали выстраивать линию и идти к шведам, шведы отвернули и начали отход на запад. Мишуков отправил вдогонку за ними капитана Макара Баракова на корабле «Основание благополучия» и с ним еще два корабля и три фрегата. Подойдя к утру к острову Гогланд, отряд Баракова лег в дрейф и стал дожидаться подхода основных сил, но те всё не появлялись. Оставив с собой два корабля, Бараков остальные отослал на восток. Мишуков позднее объяснил, что ему помешал обойти Гогланд встречный ветер. Головин с ехидством отмечал, что Баракову ветер почему-то не мешал.

Русско-шведская война 1741–1743 гг. Батальная сцена. Гравюра. 1795 г.

Из монографии М. А. Муравьева «Русский флот в войне со Швецией 1741–1743 годов»: «17 июля 1742 года корабль „Нептунус“ захватил в районе гельсингфорских шхер два небольших шведских судна. На них нашли письма, содержание которых говорило о бедственном состоянии шведского флота. К этому времени на шведских кораблях вновь распространилась эпидемия. На „Энигхетене“ уже к 30 июня было 150 больных и пять умерших. На „Гессен-Касселе“ в течение этой кампании умерли 212 человек. Капитан корабля „Фреден“ с ужасом сообщал, что из-за нехватки людей „ему невозможно во время сильного ветра поворотить оверштаг с гротом“».

Однако наши морские воители не отставали от шведов. У Лавенсаари мы умудрились на ровном месте потерять 32-пушечный фрегат «Гектор», который сел на мель в двух милях от Готланда. Командовавшего фрегатом князя Урусова позже оправдали, так как мель, на которую наскочил «Гектор», не была отмечена на картах.

В ночь с 9 на 10 августа оба флота опять столкнулись друг с другом, но теперь уже стали отступать русские, и генеральное сражение опять не состоялось. 11 августа Мишуков собрал очередной военный совет, который постановил ограничиться пребыванием на фарватере у финского берега, а пока «стараться чрез крейсеров еще осмотреть неприятеля обстоятельно». На следующий день разразилась сильная гроза, и русский флот ушел в Рогервик (ныне Палдиски), откуда днем позже перешел к Наргену. Там он и оставался до 26 сентября.

Ласси же с 11 августа требовал, чтобы Балтийский флот подошел к Гельсингфорсу и заблокировал шведские войска с моря, но тот упрямо не хотел идти, оправдываясь то противным ветром, то туманом, то маловетрием. А 24-го Ласси сообщил, что флот у Гельсингфорса более не нужен, потому что шведы и так капитулировали.

Надо отметить, что флот Шошерны также фактически устранился от боевых действий и на помощь своей армии вообще не пришел.

Что касается действий русского галерного флота, в июне смогли перекинуть в Финляндию на 44 галерах до 10 тысяч солдат в помощь Ласси, а также отогнали от Гельсингфорса шведские галеры и прамы.

Собственно, на этом военные действия на море в кампанию 1742 года и закончились, если не считать совершенно комичного и одновременно страшного происшествия 24 октября 1742 года, когда на Ревельском рейде был захвачен шведский 24-пушечный фрегат «Ульриксдаль». Оказалось, что на фрегате разразилась эпидемия тифа, экипаж заболел поголовно, провизии фактически не было, и поручик Густав-Адольф Брикс повел корабль к русским в надежде, что те не дадут умереть голодной смертью. Пленных офицеров посадили «в квартиры под честный арест», матросов распределили по госпиталям, а взятый корабль сразу даже не удалось осмотреть. Как сообщал Головину Барш, из-за дикой вони: «За великою духотою от болящих и от мокрого провианта невозможно приступиться, и сперва надлежит фрегат вымыть и вычистить».

Вообще, период 1739–1743 годов для народонаселения Швеции оказался просто ужасным: количество смертей возросло в самой Швеции с 17,3 человека на 1000 в год до 43,7 человека, а в Финляндии – до 45,6 на 1000 в год. По самым скромным подсчетам Швеция в период 1739–1743 годов потеряла от 13 до 21 % своего населения. В одной только провинции Вермланд потери в населении составили 12,7 %.

Но вернемся к боевым действиям. 26 октября 1742 года адмирал Мишуков за пассивность был снят с должности командующего флотом и его заменил Николай Федорович Головин, однако «от перемены мест слагаемых сумма не изменилась» – русский флот и в кампанию 1743 года тоже «не зажег». Русские крейсировали у островов Эзель и Даго, тогда как шведская эскадра попыталась отрезать от кораблей русский гребной флот в Гельсингфорсе. В принципе, шведы выбрали гораздо более правильную позицию, ведь было понятно, что русские хотят укрепиться на Аландских островах и начать делать набеги на Швецию, как это уже было во времена Петра Великого.

Лишь 6 июня русские парусные корабли подошли к Гангуту, где произвели перестрелку со шведами с большой дистанции (800–1000 метров). В ночь на 8 июня в ордер русской эскадры по ошибке заплыл шведский бомбардирский корабль «Тордон», но наши корабли стреляли столь плохо, что швед почти без повреждений смог вырваться и соединиться со своими. В 11 часов утра того же дня шведский адмирал Утфаль повел свою эскадру в атаку, но Головину удалось оторваться на север. Шведы продолжали преследование до вечера, а затем ушли. Пока оба корабельных флота маневрировали, галерному флоту удалось проскочить Гангут. Таким образом, корабельный флот сыграл роль приманки.

9 июня корабельный флот отбыл в Ревель, и на этом его участие в войне закончилось. Что касается галерного флота, он 25 мая выдержал бой со шведами, которые неожиданно сбежали, упустив почти выигранное сражение. Манштейн в своих мемуарах объясняет почему: «Отступление шведов удивило русских, тем более что они знали, что на другой день после сражения шведы получили в подкрепление фрегат и несколько галер, так что их флот не только равнялся русскому флоту, но еще превосходил его. Немного времени спустя узнали, что на шведов навели страх маленькие лодки русских маркитантов, которые, пользуясь попутным ветром, подняли паруса и следовали за русским флотом. Неприятели, видя, что все море покрыто парусами, вообразили, что фельдмаршал Ласси прибыл уже со своим флотом и что они поэтому были слишком слабы, чтобы отважиться на новое сражение. Кейт, осмотрев местность с того пункта, где он остановился со своими галерами, нашел позицию эту весьма выгодной. Это побудило его укрепиться тут и ожидать, чтобы фельдмаршал Ласси присоединился к нему. Он велел построить семь батарей в четыре или пять пушек каждую для защиты различных входов в гавань».

К 14 июня гребной флот сосредоточился у острова Дегеби, к востоку от Аландских островов, готовясь к десантам на территорию Швеции, однако 17 июня было заключено предварительное перемирие. Согласно мирному договору, заключенному в Або, шведы признавали все условия Ништадского мира 1721 года плюс отдавали в Финляндии крепости Нейшлот, Вильманстранд и Фридрихсгам. Кроме того, шведам пришлось выполнить требование России уже избрать-таки наследного принца (ибо Фредерик I плодил только бастардов), и им должен был стать администратор Голштинии и князь-епископ Любека Адольф Фридрих, дядя будущего наследника престола России и герцога Голштинии Карла Петера Ульриха. Швеции также разрешили беспошлинную годовую закупка зерна в России до 7000 четвертей в год (четверть, она же куль, – мера веса для сыпучих тел, в то время – семь пудов 10 фунтов или 20,09 кг).

Швеция теперь могла диверсифицировать поставки злаков, покупая их и в России, и в Польше, и в Германии, и в странах Западной Европы.

Русско-шведская война (1741–1743)

3. Интриги и интриганы

В 1749 году в Петербург прибыл новый британский посол – полковник Мельхиор Гай Диккенс, переведенный из Стокгольма. На новом посту Гай Диккенс 30 октября 1750 года объявил о присоединении Англии к союзному австро-русскому трактату от 1746 года, но без присоединения к секретным статьям: «И Его Британское Величество объявляет, что разуметься не будет, якобы он какое-либо участие имел в тех обязательствах, которые постановлены быть могли таковыми сепаратными или секретными артикулами, довольно притом однако, разумея, что сия декларация ни в чем, никакого предосуждения не причинить силе акта преступления реченного Его Британского Величества в помянутому оборонительному трактату, который акт сего числа подписан».

Англичане вели переговоры о субсидиях на содержание русской армии, которая должна быть направлена на помощь Англии в случае нападения Пруссии на Ганновер – вотчину британских королей. При этом русские интересы и желания англичане рассматривать просто отказывались.

Одной рукой заключая англо-русский договор о помощи Ганноверу, другой рукой Англия вела с Пруссией переговоры о союзе против Франции. Естественно, что при таких условиях ни на какой Ганновер Фридрих нападать бы не стал. Вообще «идеей фикс» того периода для Англии была защита Ганновера, королевского домена, ради чего она заключала договоры и с гессенцами, и с пруссаками, и с австрийцами.

Переговоры с Елизаветой затягивались, поэтому в 1755 году в Россию прибыл новый посол – Чарльз Ханбери Уильямс, который не нашел ничего лучше, как привести из Дрездена «ослепительного поляка» Станислава Понятовского и подсунуть его в постель великой княгине Екатерине Алексеевне.

Что хотел Уильямс, наверное, так и останется загадкой. Часть историков считает, что он хотел через Понятовского побудить Екатерину к очередному дворцовому перевороту. Другие исследователи говорят о том, что Уильямс пытался использовать Екатерину в качестве источника информации о политике русского правительства. Идея была в том, что наследник престола, царевич Петр, входит в состав императорского совета, а сама Екатерина переписывается и с Бестужевым, и с Апраксиным. На мой же субъективный взгляд, данное действие показывает только одно: Уильямс вообще ничего не понимал во внутренних делах России и в том, как в этой стране ведутся дела.

В России до сих пор высокопоставленные лица делятся на две категории: те, кто реально принимает решения, и те, кто просто присутствует на высоких заседаниях с титулами и званиями, но ни за что не отвечает и ничего не решает. В ситуации 1755 года к первой категории относился только Бестужев, но он и так сотрудничал с английским послом. Остальные же, в том числе и наследник, были из второй категории, место свое в совете и армии просто просиживали, исполняя решения других людей. Естественно, великая княгиня была не в курсе решений ни Бестужева, ни кабинета императрицы, она была не в курсе передвижений войск, мест их дислокации и т. д.

Часто в заслугу Уильямсу ставят подписание русско-английской конвенции 19 сентября 1755 года, согласно которой Россия обязывалась содержать вспомогательный корпус из 55 тысяч человек, за что Англия выплачивала 500 тысяч фунтов стерлингов в год. Также Россия обязывалась содержать 40–50 галер с экипажем и по первому требованию английского короля двинуть в Пруссию корпус в 30 тысяч человек. Кроме того, для содержания войск на границе Англия ежегодно должна была выплачивать еще 100 тысяч фунтов стерлингов. Ратифицировала императрица соглашение 1 февраля 1756 года, но ратификация конвенции произошла из-за записки Бестужева, который торопил Елизавету и считал, что «усилившиеся неприятели, не имея ничего тогда опасаться, будут только о том пещись, что Россию буде не в старые пределы привести, то, по меньшей мере инфлюенцию ее из генеральных выключить, к чему и великое уже начало сделано будет, сколь скоро токмо часто помянутая заключенная конвенция уничтоженною объявится, ибо сколь скоро английская ратификации подобно как бы вексель с протестом туда назад придут, то сие для короля и нации бесчестие так велико, что коль ни драгоценна им дружба Ея Императорского Величества, однако ж оная много холодности и корреспонденции остановка претерпит».

Виргилиус Эриксен. Портрет императрицы Елизаветы Петровны. Холст, масло. 1757 г.

ГМЗ Царское село

Эти переговоры совпали с ударом грома. 16 января 1756 года между Англией и Пруссией был подписан Вестминстерский договор, о котором в России узнали 3 февраля. Согласно этому договору, Пруссия и Англия обязывались объединить силы, с тем чтобы не допустить вторжения любой иностранной державы в германские государства (читай – в Ганновер, но Пруссия могла трактовать это заявление гораздо шире).

В результате 14 марта 1756 года русско-английская конвенция была денонсирована, так как «заключенный недавно в Лондоне между королями английским и прусским трактат в том разрушает прямой вид заключенной здесь с Англией конвенции». Начал сформировываться новый союз, в который входили Австрия, Франция и Россия, где последняя уже меняла роль наемника на роль полноправного партнера, чьи интересы будут учитываться.

В ходе «перемены союзов» в середине 1750-х годов XVIII века Россия и Британия смогли сохранить дипломатические отношения под предлогом проведения новых переговоров, инициированных Лондоном, относительно русско-английской субсидной конвенции 1755 года. Поэтому Лондон и Петербург формально согласились с обоюдным нахождением в противостоящих блоках в условиях, когда ни один из международных договоров не обязывал их вести непосредственные враждебные действия.

Немного о торговле России. В 1720-х годах торговый оборот морской торговли Российской империи колебался от 2,5 до 2,9 миллиона рублей. В 1744 году вывоз через морские порты превысил шесть миллионов рублей, а к середине 1750-х дошел до цифры в 14 миллионов рублей. Основными портами вывоза были Петербург, Рига, Архангельск, Нарва, Пярну, Ревель, Выборг, Фридрихсгам. 68 % экспорта российских товаров приходилось на долю Британии, импорт английских товаров в Россию составлял 43 процента. Таким образом, Англия была ключевым торговым партнером России.

Итак, имея направленный против Пруссии военный союз с Францией и Австрией, Россия одновременно имела торговый союз с Англией и нейтралитет во внешней политике на английские военные инициативы, если они не касались Петербурга лично. Обострение отношений между Лондоном и Петербургом началось только в 1758 году. Дело в том, что зимой 1758 года русские заняли Восточную Пруссию и подошли к Данцигу. В апреле Вильям Фермор пожелал, чтобы Данциг принял царских солдат и согласился на размещение в нем значительных магазинов. Данцигский магистрат не дал на это однозначного ответа и начал переговоры с Фермором. Одновременно он привел в боевую готовность городскую милицию и приказал провести ремонт фортификаций. Магистрат Данцига обратился к Августу III и властям Речи Посполитой, Франции, Австрии, Дании и Голландии.

И вот тут англичане заволновались. Данциг был центром вывоза в Британию дуба и строевого леса, а также зерна, и обеспокоенное правительство Уильяма Питта планировало послать эскадру на Балтику. Однако русские переиграли англичан.

В апреле 1758 года была создана так называемая нейтральная эскадра, состоящая из русских и шведских кораблей, которая просто заблокировала вход в Зунды. Дания объявила о своем нейтралитете.

Семилетняя война (1756–1763)

Уровни взаимоотношений европейских держав

В результате сложных переговоров межу Англией с одной стороны и Россией и Швецией с другой было выработано соломоново решение: русские в Данциг не заходят, а англичане объявляют борьбу за Пруссию головной болью Фридриха, ибо с русскими и шведами ссориться не хотят. Союзы союзами, а выгодная торговля всегда важнее.

Проиллюстрируем. На период 1750-х годов приходится прорыв России в продаже железа, что можно считать победой над ее конкурентом в этом вопросе – Швецией [25]25
  Далее данные по Evans Cr., Jackson O. Ryden G. Baltic iron and the British iron industry in the eighteenth century. Economic History Review, LV, 4 (2002), pp. 642–665.


[Закрыть]. Надо сказать, что шведское железо по качеству превосходило русское, но было в 3–4 раза дороже нашего. Англичане долгое время колебались между ценой и качеством, и в результате цена победила. Если на конец 1720-х годов доля шведского железа на британском рынке составляла 76 %, тогда как российского – 21 %, то уже в 1740-х ситуация начала меняться. Причиной этому стала не только война цен, но и деятельность шведской железоделательной конторы, которая запрещала резкий рост производства шведского железа, чтобы сохранить на него высокие цены. Как известно, если спрос не может заместить один производитель, находят второго, третьего и т. д., так как объективные требования сырья для развития никто не отменял.

В итоге в период 1740–1790 годов объем железа, выплавляемого Швецией, был примерно одинаков и составлял 4100–4800 тонн. Так вот, российское производство железа не сдерживалось никакими ограничениями, а наоборот, производство металла поддерживалось правительством, в том числе и льготами, и в результате пропорция ввоза железа в Англию начала меняться. В 1740-х годах шведская доля упала до 65 %, а русская возросла до 31 %, а в конце 1750-х соотношение стало 50/50. К концу столетия Россия фактически вытеснит Швецию с британского и голландского рынка, доведя свою долю до 83 %, а шведам придется искать другие рынки сбыта, в том числе Португалию, Испанию, итальянские государства и т. д. Изменит ситуацию только континентальная блокада.

Российское правительство проводило активную политику поддержки экспорта железа: оно сдерживало рост отпускных цен и старалось сохранить традиционных торговых партнеров, искало новые рынки сбыта в Европе и занималось торговым шпионажем, то есть собирало информацию об экспорте шведского железа для получения новых возможностей конкуренции с ним российского металла. Шведское же правительство, хотя и выражало озабоченность по поводу увеличения экспорта российского железа, в середине столетия вынуждено было пойти на ограничение собственного производства, чтобы сохранить его рентабельность и лесные ресурсы страны, не допустить падения цен на европейском рынке в условиях растущих объемов продаж российского черного металла.

Окончание Семилетней войны для России произошло неожиданно. 5 января.

1762 года умерла императрица Елизавета Петровна, и на трон взошел Петр III. Узнав о смерти Елизаветы, прусский король был вне себя от радости: «Мессалина Севера мертва. Сдохла, стерва!» (Die Messalina des Nordens ist tot. Morta la Bestia!)

В результате с Пруссией был заключен договор, согласно которому король Прусский в случае нападения на Россию любой балтийской страны или Австрии с Англией был обязан выступить в войне в качестве союзника русского царя. В случае же нападения на Россию Османской империи или Ирана Пруссия перечисляла России 800 тысяч рублей серебром ежегодно, пока идут военные действия. Те же 800 тысяч рублей серебром должна была платить Россия Пруссии, если вдруг на нее нападет Англия или Франция.

Россия выделяла Пруссии для войны с Австрией русский 12-тысячный корпус пехоты и 4 тысячи конницы, а также обещала быть посредником со стороны Пруссии на переговорах о мире со Швецией. Как герцог Голштейн-Готторпский, Петр III планировал в союзе с Пруссией начать войну с Данией по отторжению у нее Шлезвига, но не под прусскую, а под русскую юрисдикцию.

Художник Александр Евстафьевич Коцебу. Взятие крепости Кольберг в ходе Семилетней войны. Холст, масло. 1852 г.

Развитие торговых и промышленных центров в России в XVIII в.

Надо сказать, что к «дипломатической революции» Петра III у историков отношение неоднозначное. Одни ругают царя за то, что он отдал завоеванную Восточную Пруссию обратно Фридриху II, другие отмечают, что мотивы вступления России в Семилетнюю войну были совершенно непонятны и больше происходили от желания самоутвердиться в собственной политике, чем из-за отстаивания каких-то своих государственных интересов.

Что касается войны с Данией и Шлезвига, в случае завоевания последнего здесь тоже были плюсы. Напомним, что территория Шлезвига – это, помимо всего прочего, города Киль, Любек, Хузум, Бюзум, то есть русский Балтийский флот мог базироваться там на незамерзающие порты, в том числе и в Северном море, контролируя устье Эльбы, а значит, и торговлю Гамбурга. Кроме того, при дальнейшем движении на Ютландский полуостров русские вполне могли планировать и, что особо важно, совершить захват балтийских проливов, что автоматом делало Балтийское море внутренним русским морем.

Таким образом, решение Петра III о союзе с Пруссией и завоевании Шлезвига имело как много минусов, так и много плюсов, хотя, безусловно, оно было очень противоречивым. Главным же плюсом для Петербурга по окончании Семилетней войны стало резкое ослабление позиций Франции в Польше.

Тем не менее на 1762 год Россия продемонстрировала ярко и четко, что она стала гегемоном Балтики. По своему усмотрению она создавала или разрушала союзы. Швеция, Дания или Пруссия и подумать не могли сделать какие-то ходы в обход России. Понятно, что роль мирового гегемона тогда была у Англии, но Лондон и Петербург находились в союзе, причем имели очень крепкие торговые связи: Англия была для России источником товаров и технологий, Россия для Англии – главной сырьевой базой. И обе стороны это понимали.

28 июня 1762 года Петр III был свергнут в результате дворцового переворота, и к власти пришла его жена – Екатерина II. Пришедшая к власти царица отменила государственные монополии на торговлю большинством товаров (кроме поташа и смольчуга). В 1764-м был разрешен свободный экспорт хлеба заграницу, и экспорт зерна, наряду с железом и товарами для кораблестроения, надолго стал «нашим всё» во внешней торговле. Если в начале 1760-х сальдо торгового баланса в пользу России составляло всего 2 миллиона рублей серебром, то уже в 1770-х оно достигло суммы 10 миллионов рублей. В 1779 году вывоз пшеницы из главных портов, кроме остзейских, превышал вывоз 1766 года в девять с лишним раз. Объемы продаж хлеба за 40 лет, с 1749 по 1790 годы, увеличились с двух тысяч до двух с лишним миллионов рублей. Такой рост объяснялся не только увеличением производства товарного хлеба в России, но и формированием широкого спроса на Западе, так как в Англии пришли к выводу, что ввоз продовольствия обойдется казне дешевле его производства.

Бухта пенькового каната. На Королевском флоте 90 % всех канатов выделывалось из русской пеньки.

Пенька из России по своим качествам была лучшей французской, испанской, американской, собственно английской и считалась стратегическим товаром.

Манифестом от 31 июля 1762 года были сняты все ограничения торговли Архангельска, до которого в 1763 году дошла и контрактная форма торговли, то есть с помощью бумажных контрактов, которые регистрировались в Коммерц-коллегии. В 1763 году в Петербурге организовали Средиземноморскую компанию по торговле со странами Южной Европы. В 1767 году начала действовать Нижегородская компания для торговли хлебом в Поволжье и Петербурге, объединившая 30 местных купцов и получившая из казны 20 тысяч рублей. В 1772 году появилась Воронежская компания для торговли с Крымом. Для налаживания и укрепления дальневосточной торговли задумались о создании Российско-Американской компании, которая была-таки создана в конце века.

Таким образом, Россия начала торговую экспансию своего сырья на европейские, азиатские и американские рынки.

В 1762 году в Россию для продления торгового договора 1734 года, который для англичан был очень выгоден и ставил их в привилегированное положение относительно других стран, прибыл новый посол из Англии – Джон Хобарт, 2-й герцог Бэкингэм. Король Георг III потребовал от своего посла в России, чтобы он употребил «все усилия к возобновлению вышепоименованных торговых обязательств». Кстати, в королевском письме Бэкингэму впервые прозвучала одна очень важная мысль: «Промышленность и флот Великобритании на данный момент не могли бы существовать без поставок сырья из России. В то же время никто, кроме британских купцов, не мог бы купить у России производимое ею огромное количество экспортных товаров» [26]26
  Данные из статьи Лабутиной Т. Л. Британские дипломаты в борьбе за преференции в торговом договоре 1766 года (по материалам переписки английских послов). Вестник РГУ им. С. А. Есенина, № 4(49), 2015.


[Закрыть]. Этому вполне соответствует еще одна цитата [27]27
  Демкин А. В. Российско-британские торговые отношения в XVIII веке. М., 1994.


[Закрыть]: «Можно без преувеличения сказать, что британский флот (и прежде всего военный) был создан по преимуществу из материалов, вывезенных из России. Россия же потребляла готовые изделия британской промышленности: сукна, ткани, различные предметы обихода (среди них важное место занимали предметы роскоши) и т. д.».

Однако желание Бэкингэма продлить действие торгового договора 1734 года наткнулось на усилия Петербурга увязать торговый договор, где сохранялись бы английские преференции в торговле, с оборонительным союзом. Либо англичане лишатся своих привилегий и будут торговать с Россией на равных.

То есть, осознав свою ценность как сырьевой базы Британии, Россия начала ставить Лондону свои условия. Англичане пытались откреститься от навязываемого им соглашения. Государственный секретарь лорд Сэндвич прибег к следующим доводам: «Англия не может обязаться помогать России в случае ее войны с Турцией по своим существенным торговым интересам, не может также обязаться субсидиями для польских дел, потому что ее собственная казна истощена последнею войною и таким обязательством нынешние министры возбудили бы против себя всенародный крик, а на все другие предложения императрицы в Англии охотно согласятся».

Но русских это не проняло. Чтобы простимулировать дорогого «западного партнера», Россия в 1764 году заключила союзный договор с Пруссией, что обеспечило ей поддержку в позиции по Польше (польскую карту хотела разыграть как раз английская дипломатия), а англичане… зашли в тупик. На руках у них был козырь – Польша, и теперь он был выбит из рук русским дипломатическим маневром. В этой ситуации Бэкингэм был отозван, и в Россию прибыл новый посол – Джордж Маккартни. На протяжении четырех месяцев Маккартни вел переговоры с российскими представителями и, наконец, решился подписать трактат на русских условиях. Это просто взбесило британского министра иностранных дел лорда Графтона, который обратился к послу с резкой отповедью: «Не могу от вас скрыть, что как Его Величество, так и все его министры крайне недовольны тем, что вы решились подписать торговый договор, прежде чем. узнать волю Его Величества относительно условий его. Трактат, подписанный королевским министром при иностранном дворе, идет вразрез с инструкциями, данными ему прежней администрацией без всякого разрешения со стороны настоящей администрации, рассматриваемый в то же время королем как договор, существенно вредный для торговли, что подтверждается и купцами, и ни в каком виде не может быть принят нами и ратифицирован Его Величеством».

Британцы предложили дополнить договор декларацией, которая, по сути, нивелировала все оборонительные обязательства, однако это получило резкую отповедь главы российского МИДа графа Панина: «Как видно, сэр, у нас никогда не будет торгового трактата. Что же касается до союзного договора, то так как это предмет совсем другого рода, то мы займемся им на свободе, когда найдем это всего удобнее для наших взаимных интересов, но, когда наша торговля будет доступна для других наций, не думайте, чтобы предстояла возможность стеснять ее из пристрастия к вам. Давно пора положить конец этому делу и приступить к уничтожению подписей, что я и сделаю немедленно в вашем присутствии». И 24 октября 1766 года русско-английский торговый договор был ратифицирован английским правительством на русских условиях. Англичанам оставлялись пусть и урезанные, но привилегии в обмен на подписание оборонительного союза с Россией. Согласно кондициям, Англия обязывалась в случае войны России с третьим государством если не помогать Петербургу прямо, то хотя бы не препятствовать русским.

А. Б. Соколов в монографии «Правь, Британия, морями? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке» замечает: «Британское правительство через посредство Русской компании обеспечило себе приток сырья для военных дел по выгодным ценам, почти не пожертвовав военными и политическими принципами. С другой стороны, русские могли быть уверены в поступлении английских товаров в связи с установлением низких тарифов».