Текст книги "Большая игра на Балтике 1500 – 1917 гг"

Автор книги: Сергей Махов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Топографическая карта Копенгагена и его окрестностей в 1807 г., показывающая расположение города и британские позиции во время осады

После рейда на Копенгаген Гамбье предлагал проделать такой же рейд на Кронштадт, но эта акция была отклонена британским правительством. Министр иностранных дел Англии Джордж Каннинг писал: «Мы, конечно, могли бы проделать подобное и с Россией, что, безусловно, унизило бы ее в глазах Европы… Но мы воздержимся от подобной акции с учетом определенных надежд на изменение российской политики в будущем. Хотя эти надежды и могут оказаться тщетными».

В то же самое время Гамбье писал Каннингу: «Да, после Копенгагена нас ненавидит вся Европа, но мы излечим эту ненависть страхом».

Одновременно с атакой на Копенгаген англичане провели еще одну «экспроприацию», захватив остров Гельголанд в Северном море. Летом 1807 года фрегат «Quebec», шлюп «Lynx» и бриг «Sparkler» начали блокаду Гельголанда. Гарнизон острова был микроскопическим: один офицер и 25 солдат, а также два орудия XVII века. Тем не менее в усиление блокирующему отряду был послан 74-пушечный корабль «Majestic», и тогда гарнизон капитулировал. По иронии судьбы потери после захвата Гельголанда у англичан произошли уже после капитуляции: на мель рядом с островом вылетели и погибли шлюп «Wanderer» и бриг «Explosion». Гельголанд стал для англичан крупнейшей перевалочной базой для контрабандной торговли с Европой в обход континентальной блокады, объявленной Наполеоном. Остров, при местном населении в 3000 человек, в 1811 году формально владел 50 трансконтинентальными торговыми домами и еще 150 отделениями лондонских купцов. Через Гельголанд на материк под шведской маркировкой ввозилось колониальных и промышленных товаров на гигантскую сумму в 180 миллионов франков ежегодно (это % часть французского бюджета, составлявшего в 1804 году 800 миллионов ливров).

Копенгагенские события сплотили всю Балтику против Англии, но ненадолго. В 1807 году Швеция отказалась содействовать Дании и России в борьбе на Балтике против Англии на том основании, что на Балтике находятся порты, захваченные другим крупным европейским игроком – Францией. И в 1808 году началась русско-шведская война.

Англичане поспешили на помощь шведам, пользуясь давней пословицей «враг моего врага – мой друг». На Балтику прибыло подразделение вице-адмирала Сомареца в составе 11 линейных кораблей и пяти фрегатов, а также бомбардирских кораблей и кэчей (среди линкоров – знаменитый «Victory» Нельсона, который стал флагманом британской эскадры). Там они соединились со шведским флотом. Кроме того, в Швецию из Испании был переброшен англо-испанский корпус Мура, 14 тысяч штыков.

Морские силы Швеции на бумаге составляли грозную силу: 17 линейных кораблей, 15 фрегатов, мощный галерный флот – всего 303 единицы. Но из-за проблем с финансированием шведы смогли вооружить к началу 1808 года только 11 линейных кораблей и пять фрегатов, на большее не хватило денег.

Русский линейный корабль «Всеволод» после боя с HMS «Implacable», сожженный в гавани Рогервика на виду у всего русского флота. Гравюра из «Naval Records Society», 1898 г.

Русский Балтийский флот на 1808 год – номинально 27 линкоров, но реально девять линейных кораблей, семь фрегатов, шесть бомбардирских кораблей и 19 малых судов. Дело в том, что еще 10 кораблей Балтийского флота находились в Средиземном море, на Корфу, где воевали с турками. Гребная эскадра состояла из 11 плавучих батарей, 80 канонерских лодок, 55 иолов.

При этом русские имели на суше сил гораздо больше, чем их противники, и уже в начале войны добились крупного успеха: 14 марта 1808 года корпус Тучкова осадил Свеаборг, который после интенсивных бомбардировок сдался 14 мая вместе со всей шведско-финской гребной флотилией (119 судов). Еще раз подтвердилась максима для сухопутных держав: «лучшая военноморская оборона своего побережья – это своя дивизия в порту противника».

14 июля 1808 года русский флот (девять кораблей, четыре фрегата, два корвета плюс небольшое количество малых судов) под командованием вице-адмирала П. И. Ханыкова вышел в море, имея задачей разбить шведский флот до его соединения с английским. Отправив эскадру, морской министр Павел Васильевич Чичагов писал: «Ханыков, которого отправляют с жалкими остатками нашего несчастного флота, с тем чтобы он нанес решительный удар шведскому…»

Шведы вывели в море 10 линейных кораблей и пять фрегатов, к которым чуть позже присоединились два английских корабля – 74-пушечные «Centaur» и «Implacable». Русские имели на три корабля меньше, но среди них были два мастодонта – 130-пушечная «Благодать» и 100-пушечный «Гавриил». Шведско-английская эскадра не имела кораблей более 78 пушек.

Тем не менее русские начали отступление. Союзники выдвинулись за ними, но шведские корабли вскоре отстали, вперед вырвались два английских корабля – «Centaur» и «Implacable», поскольку их днища были обшиты медью, а команды и капитаны – гораздо более опытными, нежели у шведов.

Погоня всего двух английских линкоров за 37 (sic!) русскими кораблями продолжалась с 8 утра 25 августа до 4 утра 26-го, когда британцы смогли сблизиться с противником на пять миль. В 5.20 утра «Centaur» и «Implacable» открыли огонь по отставшему русскому 74-пушечнику «Всеволод» (командир – капитан II ранга Данила Владимирович Руднев). «Всеволод» принял бой, но его никто не поддержал. Ситуация складывалась трагическая, но парадоксальная: два английских корабля на виду у 36 русских кораблей, находящихся в 20 минутах плаванья, расстреливали со всех сторон русский 74-пушечный корабль, который очень редко отвечал, дымился, но флаг не спускал.

После упорного боя, длившегося с 5.20 утра 26 августа до 6 утра 27 августа, «Всеволод» был полностью разбит и подожжен английскими абордажными командами. Часть русских моряков попала в плен, часть бросилась в воду и поплыла к берегу. Русская эскадра находилась в 5–6 милях, все это происходило на глазах русских моряков. Всего англичане потеряли убитыми и ранеными 62 человека (30 на «Centaur» и 32 на «Implacable»), русские потери были гораздо тяжелее – 303 человека убитыми и ранеными из 670 моряков.

Шведы всё время боя находились за горизонтом, в 12–18 милях от места стычки. Только к 12.00 27 августа 62-пушечный «Тапергет» смог приблизиться к двум английским кораблям, встав на якорь. Остальные подтянулись ещё позже.

После этого боя было инициировано судебное разбирательство, в котором главные вопросы были к Ханыкову. Шведский флот находился за горизонтом (то есть как минимум в 15 милях от места боя). Что мешало адмиралу повернуть флот и хотя бы отогнать англичан? Ведь даже неуверенные движения «Северной Звезды» и «Гавриила» в сторону «Всеволода» заставляли англичан без стеснения убегать в направлении шведского флота!

Чем же оправдывал себя Ханыков на суде? «Противным ветром и несчастливым сложением обстоятельств». При этом ветер англичанам не помешал как настичь «Всеволод» и выдвинуться вперед к русскому флоту, так и двигаться в случае опасности в другую сторону, к флоту шведскому.

Трибунал приговорил Ханыкова к разжалованию в матросы на месяц. Александр пожалел старенького адмирала, приговор отложили, а через год его просто спровадили со службы «без почестей».

Что касается русской эскадры, она в беспорядке укрылась в балтийском порту, где была заблокирована шведами и англичанами. Изначально союзники думали атаковать сгрудившийся в тесной бухте русский флот брандерами, однако уже 20 сентября 1808 года блокада была снята. Дело в том, что на шведской эскадре началась эпидемия цинги. За время блокады (то есть с 27 августа по 19 сентября) шведский флот потерял от цинги два командора, 14 капитанов, 53 офицера и 5300 моряков. Еще 3000 моряков находились в лазаретах, и было очень мало надежды, что они смогут поправиться.

Вообще, шведская военно-морская статистика того времени очень печальна. Из 100 000 шведских моряков, которые погибли во время войн с 1793 по 1814 год, более 80 % погибли от болезней, чуть более 10 % в результате того, что просто не умели плавать (утонули), и только 6,3 % от боевого воздействия противника.

Сомарец покинул Балтику в октябре, передав командование эскадрой адмиралу Китсу, основной задачей которого была проводка торговых караванов англичан через Эресунн между Данией и Швецией. Датчане тогда устроили британцам настоящую «войну канонерок» (так эти действия называют в исторической литературе), которая продлилась до 1813 года, и надо сказать, что эта война оказалась для англичан настоящей занозой в мягком месте.

Еще 4 июня 1808 года четыре датские канонерки атаковали и захватили британский шлюп «Tickler». 19 июня после жаркого боя был захвачен бриг «Seagull». 2 августа 16 датских канонерских лодок взяли британский бриг «Tigress». А 20 октября 1808 года 25 датских канонерских лодок и семь баркасов (в общей сложности 70 крупнокалиберных орудий, обычно 24-фунтовых) атаковали в проливе 64-пушечный корабль «Africa» и бомбардирский кэч «Thunder», следовавшие для сопровождения 136 торговых судов на Балтику. Пользуясь тем, что на море установился штиль, датчане в 13.30 зашли с кормы на расстояние эффективного выстрела и начали методичный расстрел английского линкора. Британцы могли отвечать только из четырех орудий, расположенных на корме. Бой продлился до 18.45, и спасло англичан наступление ночи. По признанию кэптена корабля Джона Баррета, продлись бой еще час, он был бы вынужден поднять белый флаг. Потери англичан составили девять человек убитыми и 51 ранеными.

Что касается русско-шведской войны, после боя «Всеволода» русские прекратили ктивные действия на море, и исход войны решился на суше. Войска Багратиона в марте 1809 года заняли Аландские острова, где захватили остатки шведского галерного флота (более 100 кораблей). Часть русских войск прошла по суше до Торнео и вторглась в Северную Швецию, а Барклай де Толли форсировал Ботнический залив по льду в районе Умео. Авангард же Багратиона под началом Кульнева по льду дошел до Стокгольма. Понятно, что шведы сразу же запросили о мире. Согласно Фридрихсгамскому мирному договору, России отходили вся Финляндия и Аландские острова, а Швеция присоединялась к режиму континентальной блокады.

Русско-шведская война (1808–1809)

4. Континентальная блокада

Англия была изгнана с Балтики, и период 1808–1812 годов был самым тяжелым для британской экономики. Островитяне до этого момента закупали дуб для кораблей в Пруссии и Польше, сосну – в Швеции, Норвегии и России, пеньку – исключительно в России, лен – в Швеции и России, железо – в тех же странах, ворвань – в Швеции и Голландии и т. д. И британцам пришлось полностью перестроить всю систему поставок и собственную экономику. Перед англичанами стояли две главные проблемы: откуда импортировать столь необходимые ресурсы; куда наладить сбыт промышленных товаров, поскольку теперь в Европе, России и Америке сбыт английских товаров сильно затруднен.

Сначала поговорим про импорт. По древесине замену нашли быстро, благо во владении были необъятные леса Канады. Канадская сосна оказалась прочнее русской, а также менее подвержена гниению, поэтому ее посчитали хоть какой-то заменой дубу, и с 1808 года ее начали использовать для строительства кораблей от фрегата и ниже. Наступила эпоха так называемых fir-built ships, то есть кораблей, построенных из сосны.

Это решение далось адмиралтейству очень нелегко. Сначала все-таки хотели остановиться на квебекском белом дубе (Quercus Alba), но оказалось, что методы заготовки, сушения и хранения, отработанные за три столетия, в этом случае не работают. Причина была в «сухой гнили». В результате корабли просто рассыпались еще на стадии строительства. И лорды-комиссионеры все-таки капитулировали. Да, сосна не так прочна, зато ее много. Очень много. Значит, будем строить из того, что есть. Кроме того, сыграло роль и еще одно обстоятельство. Поскольку затраты дерева по соотношению «древесина/пушка» самые неоптимальные именно на кораблях низших рангов, есть смысл именно их строить из того материала, который имеется в изобилии.

Вторым по значимости для Англии стали индийские дуб и тик, произрастающие на Малабарском берегу и в предгорьях Гималаев. По качеству они были вполне сравнимы с прусскими и польскими аналогами, а постройка крупных верфей в Бомбее и Калькутте позволила использовать его на месте без дорогостоящей перевозки через два океана. Уже в 1805 году со стапелей Бомбейской верфи сходит 74-пушечный «Акбар», 36-пушечный фрегат «Питт», тремя годами позже – фрегаты «Дорис» и «Малакка». Также пять 74-пушечников: «Минден», «Корнуоллис», «Уэлсли», «Малабар» и «Мэлвил» – были построены из индийского тика. Этот материал оказался очень хорош, он гнил медленнее дуба, однако в бою тик давал большое количество мелкой щепы, которая наносила экипажу ужасные раны, которые к тому же из-за особенностей тика вызывали сильное заражение крови. Именно поэтому вскоре практика строительства кораблей из тика была прекращена.

В 1807-м адмиралтейство начало закупки стволов гонкало (тигрового дерева, знаменитого своей прочностью) в Бразилии и хвойных деревьев в Южной Африке, а также каури в Новой Зеландии и эвкалипта в Австралии. На Бермудах строили корабли V ранга сначала из клена, а потом и из тополя, наплевав на недолговечность материалов. Таким образом, проблема древесины была в известной мере решена уже к 1810 году. Более того, теперь англичане были резко против каких-либо существенных закупок древесины в других странах, по крайней мере для Королевского флота. Ибо такие поставки были признаны стратегическими, жизненно необходимыми для поддержания обороноспособности Британии. И, соответственно, отдавать такие поставки в руки других стран было бы неумно. Колонии начиная с 1811 года полностью обеспечивали потребности адмиралтейства в дереве, и проблема с этим материалом была закрыта.

Однако самая сложная ситуация сложилась с двумя стратегическими товарами – пенькой и льном. Из пеньки делались канаты, а из льна – паруса. До 1805 года Англия зависела от этих типов товара исключительно от России. Две трети годового экспорта сразу же скупалось британцами на корню, причем платили они за эти товары авансом, чтобы гарантированно их получить. Об объемах требуемых закупок много может сказать следующий факт – на один 74-пушечный корабль требовалось 80 тонн пеньки, а это, в свою очередь, требует 350 гектаров, засеянных коноплей.

После вступления России в континентальную систему начались времена разброда и шатаний, поиска выхода из сложившейся ситуации. С 1812 года большую роль в английской экономике стала играть тасманская пенька, с каждым годом ее количество все возрастало. Под конопляные поля был практически полностью отдан остров Норфолк (недалеко от Австралии), пробовали сеять лен и коноплю и в Новой Зеландии. Выращивать коноплю пробовали в Ирландии и Шотландии, посевы ее были развернуты в Австралии (колония Новый Южный Уэльс), Тасмании, Канаде; ввозили бомбейскую пеньку, пробовали заменить ее джутовыми канатами, но либо объемы были невелики, либо канаты получались непрочными и быстро гниющими. Очень порадовала своими качествами манильская пенька [32]32
  Манильская пенька – растительное, грубое, значительно одеревенелое волокно, получаемое из растений семейства пизанговых или банановых, принадлежащих к классу ароматических лилий. Другое название – абака.


[Закрыть], но ее тогда производилось мало, и даже в 1811 году она смогла закрыть лишь 13 % потребностей британского флота.

Манильская пенька отличается от любых других видов пеньки тем, что не тонет в воде. Уже сильно обветшалые канаты из манильской пеньки идут на производство бумаги, чаще всего упаковочной. Даже небольшой процент добавки манильской пеньки к бумажной основе придает бумаге большую прочность. Также в современном мире ткань из манильской пеньки используют для выделки кимоно.

Та же самая ситуация получилась и с парусами – пробовали заменить их хлопчатобумажными или перкалем [33]33
  Перкаль (фр. Percale – тряпка) – хлопчатобумажная ткань, пропитанная специальными смолянистыми составами для повышения ее долговечности и прочности.


[Закрыть], но в условиях тропиков хлопковые паруса сильно гнили и быстро рвались.

В целом Англия испытывала голод с пенькой и льном до 1811 года. Далее США отменили свой «Embargo Act», а потом и Россия вышла из режима континентальной блокады.

Кроме того, используя индийский хлопок и новые технологии, с 1809 года в Британии начали выпускаться паруса из перкаля. Хлопковые ткани обрабатывали специальным составом, замедляющим гниение, и ставили на корабли. Паруса из хлопка были более легкими, что положительно сказывалось как на самой конструкции, так и облегчало работу моряков с ними. До 1815 года парусами из перкали в основном оснащались малые суда (до шлюпа включительно), фрегаты и линейные корабли несли более прочные паруса из льна.

Что касается железа, сначала Англия резко увеличила закупки в Швеции. Но вскоре, после проигрыша Швецией войны 1808–1809 годов и подключения ее к континентальной системе, пришлось изыскивать другие источники поставок. Примерно с 1807 года начинается добыча железной руды в Индии, Канаде и Бразилии. Примерно в это же время начинается резкое увеличение производства собственного железа. Ранее покупали русское из-за того, что оно было дешевле, но теперь вариантов не было. И с 1807 по 1811 год идет гигантский рост собственно британской металлургии. Производство железа возрастает со 170 тысяч тонн в 1802 году до 250 тысяч тонн в 1806-м и до 400 тысяч тонн к 1820-му. Таким образом, собственные шахты плюс Индия, Канада и частью Бразилия полностью покрыли потребности флота в железе.

Проблема под номером два решилась так: экспорт английских товаров в испанские колонии (исключая Мексику) с 1806 по 1809 годы увеличился с 1,4 миллиона фунтов стерлингов сначала до 6, а потом и до 10 миллионов. Мексика же в 1810 году купила только британского текстиля на 44 миллиона песо (около 9 миллионов фунтов стерлингов). Португальская Бразилия тоже внесла свою лепту: английский экспорт туда возрос с 1,4 до 9 миллионов фунтов. Спрос на английские товары в Латинской Америке имел устойчивую тенденцию к росту, более того, испанские колонии, решив воспользоваться глупостью США, начали реэкспорт английских товаров в Северную Америку под своими лейблами.

В свою очередь, Бразилия, пока в США действовал «Эмбарго-акт», стала палочкой-выручалочкой для британской текстильной промышленности. Если в 1808 году бразильский хлопок, ввозимый в Англию, составлял всего 7,4 % от общего импорта хлопка, то в 1809-м – уже 50,8 %, в 1810-м – 64,9 %.

Кроме того, англичане простимулировали спрос на собственные колониальные товары. Во избежание дефляционной спирали была проведена денежная эмиссия. В 1800−1805-м годах бюджет Великобритании колебался около 50–60 миллионов фунтов, из которых от 30 до 40 миллионов тратилось на армию и флот (так, например, в 1805-м на армию ушло 22 миллиона фунтов стерлингов, на флот – 11 миллионов фунтов стерлингов). Уже в 1808 году траты бюджета составляют 73 миллиона фунтов, из них – 24 миллиона на армию и 17 миллионов на флот. В 1810 году общий бюджет правительства составляет уже 81 миллион фунтов стерлингов, и доля армии и флота возрастает – до 30 миллионов и 19,5 миллиона соответственно.

На что же пошли эти деньги? Может быть, на корабельное строительство и на увеличение армии? С армией – отчасти да. Если в 1805 году британская армия по численности составляла 283 225 человек (включая сюда полки милиции – 101 035 человек), то в 1810-м – уже 348 680 человек (включая сюда 81 548 милиционеров). Но основные траты – это внедрение запрещенных к продаже товаров в Европе для снабжения своих вооруженных сил. На флоте повсеместно были введены в рацион колониальные кофе, какао и сахар. Так, в 1810 году британской армией закуплено 522 229 фунтов сахара и 145 000 фунтов кофе. Свою лепту внес и флот, покупая кофе, какао, сахар и т. д. К 1811 году государственные закупки колониальных товаров возросли с 1,6 миллиона фунтов до 12–16 миллионов фунтов. Капитан Ушер, отвозивший Наполеона в ссылку на остров Эльба, пишет: «Наполеон сделал несколько замечаний относительно продовольствия наших матросов и казался удивленным, что они получают какао и сахар, и спросил, почему допускается такая роскошь. Я сказал ему, что он сам тому причиной, что благодаря его континентальной системе мы не могли продавать свое какао и сахар и чтобы тои другое не пропадало, правительство стало раздавать их как добавочное продовольствие матросам».

Бухта каната, сделанного из манильской пеньки.

Резюмируя, можно сказать, что в самые трудные годы (1807–1812) англичане сумели найти новые источники сырья для Королевского флота. Древесина теперь импортировалась из колоний, рынок пеньки и льна частью был переориентирован на Швецию, а частью закрыт с помощью импортозамещения, железо же англичане в основном заменили своим, добывающимся на острове. В последующем зависимость от импорта резко упала, что позволило Англии строить флот на своем сырье, не прибегая к обширному импорту.

Кроме того, не следует забывать и про контрабанду, причем это касается как импорта, так и экспорта. Особую пикантность, наверное, представляет ситуация 1808 года, когда в Британии случился неурожай пшеницы. Так вот, примерно 30 % потребностей было покрыто… пшеницей из Франции, 50 % – из России и 20 % – из США. Напомним, что все три страны формально с Британией не торговали. Более того, в том же году удалось наладить реэкспорт итальянской пшеницы в Южную Америку.

А что Россия? Уже к 1811 году Петербург постепенно начал выходить из режима континентальной блокады. Почему? Дело в том, что бюджет России терпел сильные убытки из-за отказа торговать с англичанами. Немного цифр. Итак, в 1807 году было собрано 114 765 000 рублей. 44, 454 миллиона дала в бюджет подушная подать (на современном языке – подоходный налог), 34,634 миллиона – питейный сбор (акциз на винноводочные изделия), 6,882 миллиона рублей принес в казну соляной сбор, 9,134 миллиона – таможенные сборы. Кроме того, были еще косвенные налоги и гербовые сборы на общую сумму 19,661 миллиона рублей. Но надо учитывать, что 114 миллионов дохода собрали в ассигнациях. Если перевести эту сумму в серебро, то доходная часть бюджета составила лишь 78,040 миллиона рублей. При этом только военные расходы составили 44,381 миллиона рублей серебром! Естественно, дефицит бюджета все более увеличивался.

Русский экспорт в 1799 году равнялся 69 000 810 рублей, а импорт – 46 635 639 рублей. Из этого количества английские подданные вывезли на 36 602 424 рублей товаров (53 % от общего количества), привезли товаров на 8 334 981 рублей (17,9 %). За 1802–1804 годы в русские порты пришло 7530 судов, из них: английских – 2100; русских – 697; прусских – 681; австрийских – 428; шведских – 835; датских – 713; турецких – 732; голландских – 342; американских – 143; французских – 25; испанских – 20; португальских – 18.

Количество судов, пришедших в русские порты за 1802–1804 гг.

В 1802–1804 годах средний объем морской торговли России составлял 69 миллионов рублей серебром. Поскольку английская доля в этой морской торговле составляла примерно 60 %, естественно, что с введением континентальной блокады объем торговли резко снизился: в 1808 году до 17,4 миллиона рублей, в 1809-м – до 34,4 миллиона рублей. Соответственно, недобор по таможенному ведомству составил примерно 5 миллионов рублей серебром. Но это были далеко не все потери России от континентальной блокады.

Первой и самой главной проблемой после вхождения России в континентальную систему стала, конечно же, галопирующая инфляция. Она была связана как с прекращением морской торговли, так и с постоянным вбросом в экономику бумажных денег, поскольку бюджет испытывал все больший и больший дефицит.

В 1807 году рубль ассигнациями стоил 67,11 копейки серебром. В марте 1808 года – уже 50,25 копейки. В марте 1809 года – 44,64 копейки. В 1810-м – 33,78 копейки. Ну и в 1811-м – 24,81 копейки. Таким образом, курс бумажного рубля рухнул в 2,7 раза. Что это значит? Это значит, что рост цен в ассигнациях произошел в эти самые 2,7 раза.

Из статьи Александра Подмазо «Континентальная блокада как экономическая причина войны 1812 года»: «После присоединения России к континентальной блокаде значительно сократился общий объем торговли. При этом цены на импортные товары, ввозимые в Россию, с началом континентальной блокады сильно возросли, а цены на российские товары, вывозимые из страны, значительно упали. Для примера рассмотрим соотношение цен 1804 года с ценами 1809 года на отдельные товары, вывозимые из России: сало (-45,8 %), пенька (-30,5 %), воск (-28,1 %), поташ (-56 %), железо (-46,7 %), лен (-36 %); а также на товары, ввозимые в Россию: сахар (+71,4 %), вино (+150 %), сукно (+92,6 %), красители (+147 %). Такой дисбаланс цен между отечественными и зарубежными товарами не мог не привести к финансовому кризису».

Чтобы хоть как-то остановить инфляцию и снизить печатание ассигнаций, русское правительство часть налогов решило принимать натурой – так согласно манифесту от 17 ноября 1811 года «О сборе государственных податей в губерниях Лифляндской, Курляндской, обеих Литовских, Минской, Подольской и области Белостокской вместо денег, хлебом». Мотивировка была следующая: «Желая соединить пользы казны с выгодами обывателей в распорядке продовольствия войск и облегчить по возможности способы ко взносу государственных податей». Хлеб как подать принимался за вторую половину 1811 года, за 1812 год и по недоимкам.

С некоторыми товарами установилась вообще критическая ситуация. Так, до 1807 года Россия преимущественно экспортировала свинец из Англии. С началом блокады начался так называемый свинцовый голод. Уже в 1808 году возникает беспокойство, отголоски которого можно найти в отдельных пунктах «Положения об отпуске ежегодно пороха и свинца в полки и батальоны…», изданного 16 февраля 1808 года. За попытки получить на полк патронов, пороха и свинца сверх необходимого в «Положении…» угрожалось «взыскивать вдвойне». Вводилась ограничительная норма на случай повторного в том же году запроса на свинец. На полк или батальон нельзя было требовать сверх нормы более десяти пудов свинца. Одновременно подавались различные проекты относительно замены свинцовых пуль чугунными, оставшиеся, впрочем, проектами, или предлагались новейшие экономичные способы отливки пуль свинцовых.

Когда стало известно, что на придворных яхтах и других судах находятся в качестве балласта 10 000 пудов свинца, то Куракин в письме к морскому министру маркизу Траверсе потребовал передачи этого количества в Артиллерийский департамент. В ответ Траверсе разъяснил, что весь свинец использован на нужды адмиралтейства и вскоре потребуется еще.

Было ли это действительно так, или тут говорили ведомственные интересы, стремление адмиралтейства сохранить свинец за собой, неизвестно, но Куракин и Аракчеев свинца там не получили. Далее все происходило при полной смене действующих лиц. Куракин уехал в Париж, его заменил О. П. Козодавлев. Аракчеева сменил в январе 1810 года М. Б. Барклай-де-Толли. Из отношения последнего от 19 апреля 1810 года к Козодавлеву становится известным, что внутри страны свинец покупается по высокой цене от 20 до 36 рублей за пуд. Кроме того, в некоторых губерниях были куплены вместо свинца оберточные листы от чайных ящиков, продаваемые вместе с бумажной оберткой. Угар при переплавке их был гораздо выше, чем обычно. Военный министр сообщил о ходе закупок и о качестве закупаемого свинца Александру I, и тот повелел «закупку внутри государства свинца по невыгодности для казны прекратить, позволяя оную в том только случае, когда цена за пуд не будет превышать 20 рублей, и то в свинках или рольной».

Соответственно, в 1809 году с датским правительством, тоже участником континентальной блокады, имелась договоренность о пропуске судов через проливы. Было объявлено, что корабли с грузом свинца осматриваться не будут и их национальную принадлежность устанавливать не собираются. Далее по нарастающей начались проблемы с серой (необходимым компонентом для производства пороха), и те же самые принципы были применены к судам с грузом серы.

И постепенно при попустительстве правительства торговля с Англией начинает возобновляться. Пока робко, через подставные фирмы и чужие флаги типа паппенбургских или ольденбургских. Естественно, что покупаются стратегические товары, а продаются традиционные для Англии товары на экспорт. В 1809 году, во время голода в Англии, треть потребного британцам зерна была продана из России.

Собственно, это привело к началу неофициальных переговоров с Англией, которые вылились в русские планы начать наступление на французов в Польше. В союзники собирались взять Пруссию, однако прусский король Фридрих Вильгельм III испугался подобного развития событий. Цитата из книги О. В. Соколова «Битва двух империй»: «Он (Фридрих Вильгельм) очень отрицательно относился к военным приготовлениям Александра I, считая его инициатором конфликта. 12 мая 1811 года в своем письме русскому царю Фридрих-Вильгельм III написал: 'Я знаю из верных источников, что император французов не желает войны, и мне кажется, что только от воли Вашего Величества зависит, можно ли будет ее избежать. Я оставляю в стороне причину споров с этим монархом (Наполеоном), я не осмеливаюсь решать, какой степени его действия затрагивают государственные интересы России; но мне кажется, что, применяя чуть более внимательно принципы большой континентальной системы, избегая тем самым поводов для споров, объяснившись, наконец, с императором Наполеоном по поводу того, что его так беспокоит, Ваше Величество могло бы избежать грозы, последствия которой будут неисчислимы. Не стоит ли лучше применить все способы, которые имеются в нашей власти, чтобы сохранить мир на континенте, которого, как кажется, желает его народ, как и остальные народы Европы…»

Король умолял, раз уж Александр хочет войны, действовать решительно и прийти реально ему на помощь и не бросать его в тяжелой ситуации, когда его раздавят превосходящие силы Наполеона. Пруссия нуждается в решительной системе, которая могла бы обеспечить ей поддержку и гарантии безопасности.

Нашествие Наполеона, 1812 г.

Вместо соглашения с Россией Пруссия 24 февраля 1812 года заключила союз с Наполеоном, согласно которому обязывалась выставить вспомогательный корпус в 20 тыс. человек, постоянно пополняющийся в случае убыли. Кроме союзного контингента, Пруссия должна была открыть свою территорию для прохода французских войск и предоставить большое количество провианта для армии. Согласно договору, пруссаки должны были поставить «400 тыс. квинталов пшеницы, 200 тыс. ржи, 12,5 тыс. риса, 10 тыс. сухих овощей, 2,2 млн квинталов мяса, 2 млн бутылок водки, 2 млн бутылок пива, 650 тыс. квинталов сена, 350 тыс. соломы, 200 тыс. мер овса, 6 тыс. лошадей под легкую кавалерию, 3 тыс. лошадей для кирасир, 6 тыс. лошадей для артиллерии и обозов, 3 тыс. запряженных повозок и госпиталя на 15 тыс. больных».