Текст книги "Начало Водолея"
Автор книги: Сергей Лукницкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Полковник держался хорошо и изобразил умиление и восторг по поводу предстоящей беседы с пленителем.
– Каждое наше слово записывается, – не оценив его стараний, продолжал Федерик, – и будет снабжено самыми изысканными комментариями для вашего руководства в Москве. Это я говорю, чтобы вы знали: мы вольны сделать с вами все, что угодно. Сразу вас предупрежу, вы нам не нужны ни как агент какой бы то ни было службы, ни как ученый, ни как журналист. Убивать мы вас не будем, а вот изолировать вас здесь – наш долг перед, – он замялся, – перед нацией.
И с этими словами он показал Нестерову лежащую на столике рядом довольно пухлую папку. Тот протянул руку: надо же, из настоящей кожи, да и на подставке из настоящего зеленого камня – яшмы. Подумал, наверное, что такие у нас в Эрмитаже.
В папке было очень много всего: и фото Нестерова в кафе, где тот пил пиво (бедный Вождаев пиво не употреблял), и визитная карточка Вождаева, изготовленная в Москве, и то, как Нестеров обнимается с какой-то красоткой, впрочем, довольно безобидно, и даже салфетка, на которой полковник нарисовал рожу и ожидании ужина в ресторане отеля. И все это было действительно снабжено мерзкими комментариями, может быть, не очень талантливыми, рассчитанными на недалеких людей, но он прикинул: если даже эта папочка попадет к его начальству, его просто уволят.
– Между прочим, – сказал Федерик, – это ведь в вашем духе подбрасывать друг на друга компру, особенно в те частые в России моменты, когда вы меняете правительство. Погодите, будет у вас еще какой-нибудь переворот, сами друг друга позаложите...
– Коньяк? – перебил сам себя Федерик, или вы боитесь вашего антиалкогольного законодательства?
– Законодательство регионально, а я предпочитаю "Виски", – сказал Нестеров, с удовольствием отхлебывая глоток. – Надеюсь, на вашей территории сухого закона нет?
Нестеров, конечно, не мог не знать, что подобный карантин – это проверка лояльности. Но он подумал, что с ним Федерику все ясно с самого начала. Что его всерьез принимают за Вождаева.
В одиночестве он рассматривал свою роскошную тюрьму. Кроме большого зала на первом этаже, в котором после душной комнаты они вели с Федериком саркастические беседы, в его распоряжении было множество комнат. Он бродил по апартаментам и открывал из любопытства все двери. Ему конечно хотелось изучить все с тем, чтобы при случае без заминки убежать.
За ним наблюдали, он искал библиотеку, но ее не предусмотрели. Не успел он принять душ, вода которого была подкрашена теплыми тонами, и устроиться поудобнее в постели – больше было делать нечего – как стена прямо перед его кроватью засветилась, это оказался экран, и он увидел господина Федерика, который обращаясь к нему, сказал: "Покойной ночи, господин Вождаев, завтра у вас будет приятное знакомство; предваряя его, я позволю себе прочитать выдержку из вечерней газеты".
И он стал читать: "Сегодня некая почтенная дама появилась перед зданием правительства, контролирующего расследование происшествия, случившегося недавно на побережье Атлантики. Читатели помнят – речь идет о необъяснимом помешательстве целой команды шхуны "Дюгонь". Эта дама заявила представителю правительства, что ей необходимо сообщить комиссии чрезвычайную информацию. Она заявила также, что является вдовой погибшего в годы второй мировой войны врача-генетика Мирослава Войтецкого, поляка по происхождению, который служил в одной из преступных лабораторий у Гитлера, где разрабатывались тайны живого. Она сообщила, что ей известны случаи, аналогичные тому, что произошел на побережье, и готова рассказать об этом все, что она знает, если это поможет расследованию с условием, если ей оплатят дорогу из Парижа, поскольку она не богата. Это ей было любезно обещано. Первое интервью госпожи Войтецкой будет опубликовано завтра в утреннем номере нашей газеты. Жить она будет на загородной вилле, и в виду особой значимости сообщаемых ею сведений, доступ к ней разрешен не будет".
– Жить она будет рядом с вами, господин Вождаев, – резко заявил Федерик, – а теперь спокойной ночи, или: как говорил вам отец: "Спи, сынишек". Он ведь так говорил?
Экран погас.
Нестеров, конечно, не мог заснуть – разволновался: откуда Федерик знает такие интимные подробности жизни Вождаева? Это "сынишек" могло быть только в письмах, а они – в Москве. Неужели снова ограбление вождаевской квартиры? Похищен архив? Да нет, не может быть. Квартира должна быть под наблюдением. Тогда, значит, Федерик знал настоящего Вождаева.
... Проснулся Нестеров от пожелания "доброго утра" с экрана. Очаровательная мулаточка сообщила который час, какая температура воздуха в комнате и на улице, есть ли ветер, какого цвета костюм ему сегодня пойдет и меню завтрака. Она также напомнила, что Нестерова ждет встреча с одной почтенной дамой.
Действительного, после завтрака Нестерову пришлось с ней встретиться. Первое время он просто не знал, как с ней себя вести, поскольку объяснять ей, что он в тюрьме, так же как и она, было бы для него непростительной ошибкой.
– Я люблю молодых людей, – кокетливо сказала старуха, – а вы мне кажетесь надежным. Вчера, когда мы гуляли по побережью (она гуляла с двойником, который ее и подготовил), я подумала, что моя жизнь столь интересна, что может быть даже поучительной. Когда-то я увлекалась старинными романами Дюма, и то, как мы жили с Мирославом во время войны, похоже на такой роман. У меня до сих пор в ушах стрельба, мне постоянно чудится слежка, я умею говорить без слов, иначе нельзя там, где работал мой муж. Ноя хотела сказать вам главное: то, что произошло на побережье – мне весточка через сорок лет от покойного мужа. Поверьте, то же самое они делали на острове недалеко от Флориды, почти пятьдесят лет назад, я расскажу вам.
Нестеров, судя по его виду, был заинтригован, но не эта была цель Федерика. Надо было с помощью старухи убедить Нестерова – Вождаева, что все, что произошло в Атлантике, – дело рук нацистских преступников, а не сегодняшних.
Глава 8. Фрахт
В США СПИД распространяется как большой пожар, – заявил на состоявшейся в Токио пресс-конференции официальный представитель Министерства Здравоохранения и социального обеспечения Японии. По оценкам экспертов, вирусом этой неизлечимой болезни там поражено уже до полутора миллионов человек. Соединенные Штаты превратились сейчас в колоссальный рассадник эпидемии СПИДа, внезапно вспыхнувшей в 80-годах.
(Из архива Вождаева)
Это было давно. Это было очень давно – по масштабам нашего быстротекущего времени. Это было далеко. Это было очень далеко – в измерениях еще непобежденного реактивным самолетами пространства, когда океанический простор лопастями винтов бороздили не теплоходы, а пароходы.
Большой океанский пароход, зафрахтованный у всемирно известной компании, – белый, пятипалубный, – впервые бросил якорь на переполненном джонками, рыбачьими шхунами и черными облупленными буксировщиками рейде шанхайского порта. Шум огромного города, вместо с дымами и запахами угольщиков, стлался по ленивой зыби притихшего океана.
Вежливость и приветливость представителей фирмы, явившихся на меднотрубом, широкобоком (для устойчивости) катере к капитану пятипалубного лайнера, были исключительными. В своих светло-кремовых морских кителях, с маленькими красной эмали крестиками на груди, все трое – безусые, наголо стриженные – казались абсолютно чистыми, как, впрочем, и подобает быть не только китайским, а и всем вообще врачам в мире. Они олицетворяли собой величайшее милосердие своего низкорослого господина с узенькой желтой бородкою клинышком, желтее морщинистого лица, – старого человека четвертого в группе прибывших и первым поднявшегося на борт по спущенному к катеру трапу. Он был почтительно пропущен вперед к площадке трапа, на которой два матроса приняли его под тощие острые локотки, чтобы помочь подняться по качающимся ступенькам. Капитану корабля и администрации порта было известно, что этот несказанно богатый и столь же несказанно гуманный, добрый человек зафрахтовал пароход ради великого благодеяния, о котором из скромности не разрешил даже упомянуть ни в одной газете.
Вот что примерно говорил капитану этот скромный человек: "Велика ли вместимость кают и трюма вашего парохода? Две тысячи? Но это ведь считая взрослых людей... А ваши пассажиры будут маленькие ... Вы считаете, в этом случае, на тридцать процентов больше? А если немножко потесниться в трюме? При некоторых неудобствах в полтора раза больше? И только? Так, так ... Но ведь чем больше детей вы возьмете, тем меньше невзгод от войны будут терпеть оставшиеся до следующих рейсов?.. Нам бы хотелось, чтобы вы разместили четыре тысячи маленьких пассажиров!.. Душно? Тесно? Камбуз не справится?.. Конечно, конечно, – если б речь шла о взрослых людях. Но ведь это же дети, каждый из них вдвое меньше взрослого человека. Послушайте, капитан, но ведь ради большей гуманности можно пойти и на маленькие неудобства. Они же временные. Сколько будет длиться ваш рейс?.. Каких-нибудь две недели?.. Мы даже согласны пойти на некоторые дополнительные расходы – премиальные за быстроту хода, за усердие коков, за пеньковые веревки для дополнительных подвесных коек и для камышовых подстилок, наконец, за необходимостью круглосуточного присмотра за открытыми, создающими более энергичную вентиляцию люками... Сколько? Вот это, да, да, да, – вот это разговор, подсказанный вам истинно конфуцианской мудростью..."
Все кончилось хорошо. В ту же ночь на больших шаландах к борту стоящего на рейде парохода были доставлены ровно четыре тысячи маленьких пассажиров (пересчитывали по головам) – китайских девочек и мальчиков, обездоленных жестокой войной, лишившихся своих родителей – угнанных неведомо куда в качестве военнопленных, убитых в боях или пропавших без вести.
Среди маленьких пассажиров оказались дети не только китайского народа. Но что ж, разве гуманность и доброта региона льны?
Великолепный лайнер шел самым полным ходом. Премия за полный ход и за все прочие дополнительные усилия была честно выплачена капитану в момент последнего рукопожатия в его каюте.
... Через двенадцать суток три тысячи шестьсот девятнадцать маленьких пассажиров перестали ощущать качку, – проведенный прибывшим с берега многоопытным лоцманом по фарватеру между коралловыми рифами пароход бросил якоря в невозмутимо прозрачную воду полукруглой лагуны, пропускавшую солнечные лучи до самого дна.
В судовых документах значилось, что, по соглашению, подписанному тремя светилами медицинской науки, капитан не несет ответственности за некоторую убыль пассажиров, вызванную последствиями тяжелой морской болезни, винить в которой можно только природу, наславшую на корабль свирепый циклон, зарегистрированный всеми радиостанциями полушария. Он налетел и умчался.
Теперь было безветренно. Словно впаянные в белесо-голубые небеса кроны пальм даже не шевелились. День был радостным, ярко и жгуче солнечным. Вдали виднелись ряды белых домиков, окруженных тропической зеленью, и длинные, похожие на ангары для самолетов, но только с плоскими крышами, здания научного Центра, администрация которого готова была с отменным радушием встретить новую партию своих маленьких гостей, которым человеческая гуманность и великие достижения древней науки в сочетании с самыми современными открытиями и методами, должны были принести счастье...
– Он – врач?
– Да, конечно.
– И у него есть диплом?
– Безусловно! Врач без диплома не мог оказаться в штате нашей лаборатории. Никаких дилетантов я не признаю. А, собственно говоря, крошка Гильда, почему этот человек так заинтересовал тебя?
– Как его зовут?
–Лорингоф. Барон фон Лорингоф.
– Это настоящее имя? Или, как почти везде теперь, – "все для удобства"? У тебя-то здесь подлинное имя?
–Неподдельное! Иначе как бы ты могла приехать сюда, фрау Гильда Войтецкая? А у него? Разве гейдельбергский диплом может быть выдан иначе? Все – подлинное. Он – врач, причем педагог, к тому же у него есть отличная научная работа в области детской педиатрии.
–Детской, говоришь?
–Да, его считают хорошим специалистом, иначе не рекомендовали бы мне. Правда, у меня он занят больше администрированием, чем работой по своей специальности. Во всяком случае, – пока наша работа еще только по-настоящему разворачивается...
–А в чем именно состоит ваша работа?
–Гильда, милая моя, ученые не любят, когда, прости меня, дилетанты им слишком надоедают расспросами!... Когда-нибудь, если мы добьемся настоящего успеха, ты все узнаешь, при условии, что останешься здесь...
–Мирек... Я не останусь здесь надолго...
–Тебе здесь не нравится?
–Нигде мне не нравится! (Дай ухо!) Там, где есть боши!
И, отстранив ладонью голову мужа, уже почти сплошь седую, Гильда громко и весело воскликнула: – Как тут у тебя душно, Мирек! И вентиляторы работают, а дышать нечем!!! Можем ли мы с тобой сейчас выйти в сад?.. Весна, сирень цветет!.. Ты имеешь право располагать своим временем? Пройдемся, а потом я разбужу нашу девочку и мы вместе, втроем пообедаем.
–У тебя ключицы торчат... Боже, как ты худа! Ты голодала в Париже?
–А ты как думал? Зато ты тут совсем превратился в бюргера!
... Войтецкий тщательно запер за собой дверь кабинета. Они вышли стеклянным коридором в фойе, Войтецкий небрежно кивнул вытянувшемуся перед ним охраннику:
–Я в саду.
–Там этим головам было смешно.
–Каким головам?
–Ну, детям было смешно, тем, что везли на пароходе. У них высовывались только головы, – как ровные-ровные тыквы на поле. Их выбрили... Только это поле было деревянное, гладкое, а для голов там были понаделаны дырки. А под полом детей привязывали, чтобы не дергались, когда им делали инъекции.
–А почему дети смеялись.
–Потому что над каждой головой на ниточке висела конфета.
Видимо с каким-то наполнителем, потому что головы застывали...
–А потом?
–А потом доктор размечал головы какой-то сеткой и делал инъекции. Что-то кричал другому.
–А что он кричал?
–Я же не понимаю по-китайски, и что-то записывал на листе. Выводил иероглифы. Они различались.
–Нужно чтобы вы подробно мне все рассказали, фрау Гильда, – сказал Нестеров.
–Не теперь...
Глава 9. Паблисити
Среди наследственных болезней человека есть группа заболеваний, в основе которых лежат нарушения биохимических процессов, протекающих в организме. Одно из таких биохимических заболеваний – так называемая галактоземия. Эта болезнь контролируется мутацией. передающимися из поколения в поколение, и поэтому, чтобы избавить потомство человека, у которого имеется такой "больной" ген, его нужно заменить на ген "здоровый".
(Из архива Вождаева)
–Доброго вам утра, господин Вождаев.
Нестеров открыл глаза. Над его роскошным ложем стоял Федерик. В его руках была свернутая газета.
–О вас пишут, какой вы молодец, и я даже полагаю, что мое правительство обратится к вашему с просьбой поощрить вас за ваш титанический труд, за вашу самоотверженность. Вы здесь так недолго, а уже столько сделали!
Федерик продолжал издеваться. А Нестеров выхватил у него газету. Под огромным заголовком была помещена статья, действительно подписанная Вождаевым. Но только это была еще не статья, а гранки статьи. Поэтому Федерик и приехал к Нестерову. Видимо решил, что уже наступило время Нестерову подписаться Вождаевым, хотел, чтобы он сам запер себя в мышеловку, ведь как бы он не умел ставить его автограф, экспертиза выявит неточности.
–Прочтите, прочтите, статья неплохая, к тому же вы получите за нее приличные деньги, но, естественно, придется поделиться с двойником...
Что это за двойник, если он не умеет за меня даже расписываться! проворчал Нестеров, пробегая глазами газетные строки. – Я профессиональный журналист, – веско сказал он, – и не могу работать бесплатно, но получать деньги за нее мной написанную статью – это уж, извините, совсем некрасиво.
Федерик промолчал, не желая, видимо, отвлекать его от чтения. А тот читал, и не без удовольствия, довольно хорошо сделанную статью о том, каково мнение СССР по вопросу, ради которого здесь уже пятый день работает комиссия.
В статье говорилось, что причина сумасшествия команды "Дюгоня" таится в изуверских опытах врачей третьего рейха, которые случайно не уничтожили или упустили в море какие-то препараты, отчего через сорок с лишним лет так не повезло команде. Статья называлась – "Догадки умного русского". Название претенциозное и вызывающее. Федерику совсем не надо было, чтобы Нестеров даже случайно вдруг подумал о том. что эти капсулы с психотропной дрянью изготовлены сегодня.
–Ну. Прочитали? – любезно осведомился Федерик, усмехнувшись. – Уж не думаете ли вы всерьез, что могут существовать бациллы войны или настроения? Вирус – это вам не фантастический роман.
–Прочитал и совершенно согласен, – сказал Нестеров, – все примерно так и есть. Тем более что с вашей легкой руки любезная собеседница фрау Гильда проливает свет на произошедшие сорок лет назад события, которым она была свидетелем. Но вы, видимо, и сами в курсе наших с ней бесед.
Федерик опять промолчал.
–Я не буду этого подписывать, – сказал вдруг Нестеров. – Я представляю советскую прессу, и позвольте моей газете быть первой.
–Хорош был бы я, если бы не подумал об этом, – развязно заявил Федерк. – Полагаю, вы будете довольны, если эта ваша статья появится именно в газете, выходящей в вашей стране. Пожалуйста, вот телефон, передайте ее в номер. Какая газета Вам подойдет? Вероятно правовая?
Номера планирует секретариат, – заявил Нестеров, – я могу лишь направить статью, да, в правовую газету.
И, подумав о газете, он загрустил. Там есть такой Моисеев. И вот он наверняка сделает все, чтобы статья не вышла. Но, в данном случае, это как раз то, что нужно.
Моисеев – человек замечательный. Он уже лет десять пишет книгу "Начало Водолея", в которой много афоризмов и забавных сентенций, типа: "Стыдно верить – надо думать", "Ты мне нравишься в качестве мишени", "Петухи не в пору поют – новые указы выйдут", "Возьми в руки палец и набери номер телефона", "У меня язык не поворачивается пить на улице", а то и: "Социализм у человечества не получился, а что получилось? Французская революция? Ренессанс? Христианство? А капитализм? Ведь он живет не по средствам".
Воспоминания о писателе-неудачнике придали Нестерову сил, юмора и оптимизма. И уже с новым запасом энергии он сказал, стараясь убедить Федерика:
–А выйдет статья или нет – вопрос, который от меня не зависит. Неужели вы в самом деле можете подумать, что у читателя нет больше проблем для размышлений, как только вот этот инцидент со шхуной, и он так уж и ждет именно этой информации?
–Но вы же можете настоять, чтобы материал поместили! Ведь это стоит, наверное. Денег – направить вас сюда, для чего же вы тут сидите, если газета "Всероссийские юридические вести" не будет первой? Да это и в ваших интересах. Так что звоните.
Нестеров снял телефонную трубку, набрал код Москвы, вспыхнувший тут же на табло, и номер редакции.
Москва на проводе. Слышен голос Лидочки – секретаря Моисеева, самого Моисеева в редакции. Как всегда, нет. Или пишет свою книгу, или... впрочем. Не важно.
Нестеров, находясь в тысячах километров от редакции, от Лидочки и к тому же в дурацком положении пытается как-то отыграть ситуацию. Но ее контролирует Федерик, хотя и Федерик часто ошибается.
–Там много, – говорит Лидочка, когда статья перевалила за седьмую страницу, – и это в номер?
–В номер немедленно, – сказал Нестеров и посмотрел на Федерика.
Он доволен, все идет по сценарию.
–Только прошу вас еще, Лидочка, передать НГ... Бац. Разъединили. Болван Федерик все испортил.
–Никакой дополнительной информации, – нахмурился он.
–Идиот, – сказал Нестеров Федерику, – я хотел передать ему привет, чтобы он забыл и поставил мой материал сегодня же, пусть вам будет хуже.
–Перезвоните, – разрешил Федерик.
–Перебьетесь...
Но Москва после нажатия Федериком клавиши повтора снова была на проводе.
–Василий Владимирович, – сказала Лидочка, – нас разъединили, вы что-то хотели передать? У вас голос странный.
–Нет, Лидочка. Ничего, а что?
–Ну как что. Вы сказали, что что-то хотите передать НГ.
–Когда?
–Когда диктовали статью.
–Какую статью?
–Ну как же. Разыгрываете вы меня, что ли?
–Я – вас, Лида? Что с вами?
–Василий Владимирович, извините, но что с вами?
Нестеров молчал, не отвечая на ее вопросы, пока она не положила трубку.
Не очень удачно, с большими издержками, но Нестеров ситуацию отыграл. Придется теперь наказывать Федерика. И на старуху бывает проруха. Дебил.
Нестерова оставили одного, но не надолго. На экране появился озабоченный Федерик. Это после взбучки. И по его виду было понятно, что он нуждается в общении.
Трапеза прошла дружественно. Нестеров упивался своей выдержкой, считая, что все хорошо и что Федерик, не обнаружив нигде никаких компрометирующих его материалов, решил взять его не шантажом, а лаской.
Но Нестерова, если бы он всерьез задумался бы над своим положением не могла не беспокоить загадка "сынишка": откуда Федерик все-таки знает, что именно так Вождаев старший, которого давно уж нет на свете, называл своего сына.
После беседы Федерик заявил, что вскоре Нестеров понадобился ему, и исчез. А Нестеров решил еще поваляться в постели.
Неожиданно ему что-то пришло в голову. Он встал и направился в туалет, где автомат подавал необходимую порцию бумаги, незаметно положил клочок в карман, чтобы потом под одеялом в темноте написать несколько слов о том, что с ним произошло.
Зажав карандаш и клочок бумаги в кулаке, якобы недомогая, он доковылял до кровати и улегся. Под одеялом нащупал карандаш и, стараясь не шевелиться, коряво нацарапал на ощупь: "Я ГР. СССР ПРОФ. ВОЖДАЕВ ПОХИЩЕН ФЕДЕРИКОМ ИЗ ДОМА ЖЕНЫ БОЦМАНА, СОДЕРЖУСЬ В КЛИНИКЕ. ДВОЙНИК ЗА МЕНЯ В КОМИССИИ".
Эти девятнадцать слов дались ему очень тяжело, он даже взмок, и наблюдателям стало его жалко. Свернул клочок в трубочку и спрятал ее между пальцами. И вроде бы даже задремал. Потом зашевелился, как будто проснулся, и высунул голову из-под одеяла.
Экран тотчас отреагировал на его "пробуждение".
–Приятного отдыха, господин Вождаев, – сказала с экрана экстравагантная девица, – мы рады, что вы еще немного подремали.
На экране появился Федерик, он улыбнулся:
–Вы в самом деле прекрасно выглядите сегодня, – сказал он, – продолжая загадочно улыбаться. – И мне не хотелось бы портить вам настроение, но...
–Но что же? – спросил Нестеров. И тотчас же получил ответ на экране: "Я ГР. СССР ПРОФ. ВОЖДОЕВ ПОХИЩЕН ФЕДЕРИКОМ ИЗ ДОМА ЖЕНЫ БОЦМАНА, СОДЕРЖУСЬ В КЛИНИКЕ. ДВОЙНИК ЗА МЕНЯ В КОМИССИИ".
–Ну, если вы готовы, – серьезно предложил Федерик, – если вы готовы, полковник Нестеров, – едем.
–Знаете, полковник, – любезно сказал ему Федерик, когда они сели в машину, – я не думаю, что вы одержите победу. На нашей стороне Бог. И объясню почему.
Дело в том, и это подтверждает наука, Вселенский Разум (ВеРа) где-то высоко – высоко, конечно же, планирует все по справедливости, но там, в этом Вселенском компьютере, произошел, видимо, какой-то сбой, неполадка, и поэтому одна половина человечества запрограммирована уничтожить вторую. Я вам скажу: мне наплевать, кем я буду в следующей жизни, о существовании которой постоянно долдонят нам теперь уже даже ученые. Мне не наплевать, кто я теперь.
Вы, наверное, тоже боретесь за справедливость, я уважаю вас за то, что ваша справедливость истинна, но есть же сегодняшний день. Лучше сегодня банка пива. Чем в другой жизни неизвестно что. Кстати, единственное, что еще спасет ваше общество – это разрыв между словом и делом. Вы очень много болтаете, и перестройка ваша ничего, кроме горя, в ближайшее время не принесет, хотя, может быть, лет через двести вы все будете героями.
Но не знаю, что лучше: созерцать собственный памятник из глубин космоса или сегодня потрогать красивую женщину...
Так вот, насчет сбоя Вселенского компьютера. Наш центр питания энергией из Созвездия Водолея, друг мой. И не важно, ошибаются Боги или нет, мы исполняем их волю. Мы послушные роботы, и мы доказали свою жизнеспособность. Подумаешь, половина человечества погибнет, зато другая будет жить лучше. Надо только выбрать себе вовремя нужную половину.
Знаете, есть такая притча. Случилось наводнение, и один человек отказался эвакуироваться и забрался на крышу дома, молясь Богу. Он говорил, что верит в Бога и тот его должен спасти. А в это время на лодке за ним приехали спасатели, но он ехать с ними отказался, продолжая возносить молитвы Всевышнему. И что вы думаете, он, конечно, утонул. Но предстал перед Богом с претензиями: "Как же так? Я утонул, вознося молитвы". И вы знаете, что ему ответил Бог? Он сказал: "Ты сам виноват, я присылал за тобой лодку".
Надо просто вовремя понять, что есть веление свыше, а чтобы закончить наш разговор, добавлю: СССР слишком велик, его трудно контролировать, может, разобьетесь на суверенные республики, или страны, разделитесь, а? Ну ладно, шучу, шучу... Но когда в России будут военные базы США, вспомните наш разговор, ладно?
Глава 10. Информатор
За все ремя своей работы советские спец службы не выявили ни одного западного "нелегала", хотя таковые, несомненно, существуют. Наличие их определяется, например, радио– контрразведкой. Известно, что действует примерно 150 линий связи. Радиоцентр передает сообщения из какой-либо страны, агент ловит их на обычный приемник, расшифровывает и действует соответственно. Например, более 30 лет существуют два английских источника. Кто они, где они – установить не могут.
("Русская мысль")
Морони очень любил подмосковный писательский поселок "Переделкино". У него там было много знакомых, и часто они оставляли его ночевать на своих дачах под сенью пахнущих сосен и осин.
Иногда ему приходило в голову, что ему-то как раз и надо жить среди осин, потому что потому что именно на этом дереве повесился Иуда, а то что он Иуда, он думал бесконечно, но наркотики, напитки, постоянное напряжение и нерасслабленность не давали ему даже возможности задуматься о том: верно ли он живет? Он, правда, утешал себя тем, что борется не со страной, а с системой, и даже придумал себе сентенцию в оправдание:
"Что есть предательство? И предательство чего? Бардака. Ведь член семьи уходит из семьи, если там грязь, грубость, неуважение, хамство".
Но работа брала свое, и Морони не отвлекался на ерунду. Сейчас, собирая смолу с редких сосен и отправляя ее с наслаждением в рот, он обдумывал информацию, которой стал обладателем сегодня, и когда наконец последний луч подмосковного заката погас, Морони уже знал, что передавать своим коллегам в Европу.
"В комиссии на побережье работает вместо Вождаева, погибшего, как и было сообщено в прошлом донесении, полковник Нестеров Николай Константинович".
Для такой мелочи, конечно, глупо было бы использовать дорогостоящую передающую систему "Выстрел", поэтому сентиментальный, как многие негодяи, Морони передал еще длинное послание своей маме, тяжело болевшей последнее время и только после этого, закодировав информацию, "спрессовав" ее в обыкновенный пистолетный выстрел, отойдя на всякий случай подальше от дачи своего приятеля. Нажал на курок.
Как раз в это время пролетал к аэропорту "Внуково" очередной самолет, и выстрела, и без того малошумного, никто не услышал, а когда Морони вернулся на дачу к писателю, на столе его ждали омары и пиво, сыр, салями и ананас, а писатель, сидя перед камином, предвкушал тот миг, как он сейчас будет читать Морони свои произведения.
Жил в Переделкино и предоставлял кров Морони унылый и никчемный писатель по имени Димир Савицкин. Упиваясь переделкинской природой и свободой, которую дала ему перестройка он, писавший всю жизнь скучно, просоветскую прозу, теперь воспрянул духом, перестал скрывать свою "неприличную" в годы тоталитаризма национальность, а в очередную книгу свою ввел даже сцену любви.
Он был бы счастлив, но возраст, жизненный опыт, да привычки оказались сильнее писателя. Рискнув обрезать себе на семидесятом году жизни крайнюю плоть, он все-таки не выбросил частицу своего тела, а спрятал ее в графин с водкой "на случай", а вдруг вернутся красные.
И чем чаще он об этих красных думал, тем чаще прикладывался к тому графину.
Глава 11.
Группа бывших узников концентрационных
лагерей объявила сидячую забастовку, потребовав возобновить судебное разбирательство по делу Клауса Барбье – бывшего начальника гитлеровской тайной полиции в Лионе. Годы страданий, лишений были за плечами демонстрантов. Во время войны они подверглись "медицинским экспериментам" в Освенциме.
(Из архива Вождаева)
Огромный "Кадиллак" остановился у здания отеля. В который после посещения семьи боцмана Нестеров не вернулся неделю назад.
В холле Нестеров увидел НГ. У спецслужб не было желания подставлять Нестерова еще раз. Все было и так ясно. Надо было засветить НГ. Однако НГ человек опытный. И фантазер. Когда ему надо, он сможет убедить себя, что Нестеров – это Вождаев. Нестеров пригласил его в бар. А наблюдателям было весело смотреть на сцену, где полковник пытался объяснить своему другу, что он похищен.
–У тебя хорошая память? – спросил Нестеров НГ, и наблюдатели насторожились.
–Плохая, – честно сказал он.
С НГ Нестеров сперва говорил о генетике, о газете, о других проблемах. Нестеров отвечал невпопад, потому что был в страшном напряжении, и НГ не мог этого не заметить.
Что с тобой? – все время спрашивал он.
Ну что Нестеров мог сказать в своей ситуации?
Да-а-а, – закричал вдруг НГ, – хочу тебя обрадовать, перед отъездом получил.
И с этими словами он вытащил з кармана только что вышедшую в Москве книжку Вождаева. Здорово? Это сюрприз, но не автору. Его нет на свете. Книга провалялась в издательстве три года.
Напиши, старичок.
Нестеров стал рассматривать книгу. Наш Герой протянул ему перо, но не успел занести его над страницей, как вдруг даже не увидел, а почувствовал по правую свою руку человека.
Вас к телефону, – внятно произнес подошедший.
Нестеров, конечно, понял, к какому его зовут телефону, понял и то, что ничего ни сказать, ни написать уже не успеет.
Сейчас, – он повернулся к НГ, – сейчас вернусь.
Как? – НГ опять ничего не понял. Да и никто бы на его месте ничего не понял, – какой телефон?..
Медленно удаляясь. Нестеров смотрел на НГ.
–Что случилось? – крикнул он, – тебя похи... – он не проговорил, а прошептал. Нестеров чуть заметно кивнул ему головой. И перед тем, как поспешно выйти из бара, бросил в его стаканчик с желтым соком только что оторванную нижнюю пуговицу своего пиджака.
В узком коридоре с Нестеровым чуть не столкнулся его двойник, который шел к НГ, чтобы продолжить беседу, которую он видел и слышал на телеэкране. Поэтому он был готов и подписать книгу, и продолжить разговор. На нем был точно такой же, как на Нестерове, костюм, рубаха и даже носки.
