355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Куличкин » Душа и слава Порт-Артура » Текст книги (страница 3)
Душа и слава Порт-Артура
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 18:59

Текст книги "Душа и слава Порт-Артура"


Автор книги: Сергей Куличкин


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

«Добрая и дорогая Мамаша! – писал он. – Сегодня я получил Ваше письмо от 23 февраля и изложенные в нем советы прочел со вниманием, причем очень обрадовался, что они согласуются с давно уже составленным мною планом своей будущей деятельности пройти курс наук в Инженерной академии, мысль о которой была моею любимой в двух последних классах. Она главным образом побуждала и побуждает меня к добросовестному отношению к своим обязанностям, а потому, пожалуйста, не опасайтесь насчет того, что я брошу свое образование незаконченным. Стремление к выполнению этого плана успело уже окрепнуть так, что я ни в коем случае не премину применить его на деле. Недавно я получил письмо от Николая. Я ему тотчас же ответил, причем, конечно, не думал упрекать его за невыполненное обещание. Он сообщает, что его дела идут хорошо и что здоровье его находится в хорошем состоянии, хотя скверный петербургский климат, как видно по тону его письма, произвел на него не совсем приятное впечатление. Что касается меня, то я по-прежнему здоров и учебная моя деятельность идет по-старому, разве только энергичнее и оживленнее, так как наступившая весна придает новые силы моей натуре, инстинктивно сочувствующей теплому времени года…»

Вскоре пришел ответ, в котором мать высказывала радость по поводу твердости решений Романа и его хорошей учебы. Подобного рода письма прислали и братья.

Экзамены Кондратенко и его товарищи встретили хорошо подготовленными, трех-четырех дней вполне хватило для повторения курса и закрепления знаний.

Наконец наступил долгожданный день последнего экзамена. По окончании гимназии кадеты автоматически становились юнкерами и без экзаменов зачислялись в то или иное юнкерское училище. Последний экзамен означал не только конец учения, но и своеобразное посвящение в юнкера, а переодевание в юнкерское обмундирование для воспитанников превращалось в настоящий праздник.

Роман по общим итогам закончил гимназию в числе первых. На вечернем построении на правом фланге уже застыли новоиспеченные юнкера. Восемьдесят юношей в новой и несколько непривычной форме первыми под звуки оркестра проследовали в столовую, провожаемые восторженными взглядами остальных воспитанников.

На следующий день гимназия готовилась к выходу в летние лагеря, и только юнкера отправились на вокзал. Предстоял отпуск. Первый для Романа.

Отпуск пролетел незаметно, и уже 20 июля 1874 года он выехал из Тифлиса. Без приключений добрался до Поти, на другой день утром сел на пароход «Голубчик», доставивший его в Таганрог. Там юнкер Кондратенко пересел на поезд и 28 июля в полдень был в Полоцке.

8 августа выпускники в последний раз собрались в знакомой до мелочей столовой Полоцкой гимназии. На прощальном завтраке присутствовали воспитатели и учителя. С напутственным словом к окончившим обучение обратился директор гимназии. И все отправились на вокзал. Директор поцеловал каждого, сказав теплые слова на прощание и, не выдержав, прослезился. С трудом сдерживал слезы и Роман Кондратенко. Гимназия стала для него вторым домом. Здесь закончилось его детство. Здесь он мужал, набирался знаний. Здесь постиг он первые азы сложной азбуки жизни.

Глава 3
Юнкера

В начале августа 1874 года выпускники Полоцкой военной гимназии прибыли в Петербург, где их сразу же разбили на две партии: одних направили в Павловское училище, других, среди которых оказался и Роман Кондратенко, в Константиновское. Такое разделение объяснялось наличием мест для размещения кандидатов. Впоследствии ожидался приказ об окончательном зачислении юнкеров в то или иное училище. Ждал назначения в инженерное училище и Кондратенко.

Две недели, проведенные до приказа в стенах пехотного училища, тянулись как год, ибо обязательной работы не было никакой. Наконец 25 августа начальник Константиновского училища полковник В. А. Гонзоровский вызвал Кондратенко и еще шестерых человек к себе в кабинет и зачитал им приказ о зачислении в Николаевское инженерное училище. Затем он долго и путано рассуждал о призвании военного инженера, его назначении и закончил речь пожеланием стать им всем инженерами и строить железные дороги, чем вызвал невольные улыбки у юнкеров.

Николаевское инженерное училище располагалось в Инженерном замке, бывшем дворце Павла 1. Там же помешалась и Николаевская инженерная академия, но слушатели ее жили на частных квартирах и приходили только на лекции. Величественная архитектура здания, украшенного монументальными колоннами и небольшим куполом, восхитила Романа, но все же замок показался юноше мрачноватым. Что касается внутреннего убранства дворца, оно было великолепным: мраморные подоконники и колонны, красивые узорные паркетные полы, потолки с рельефными изображениями, резные тяжелые двери. В спальном помещении – выполненные по последней моде железные кровати. И везде: в столовой, классах, библиотеке – массивные, с вычурными резными ножками дубовые столы.

Осенью начались занятия. Разбитые поротно, юнкера не так быстро сходились друг с другом, как это бывало в других училищах. Слишком разношерстным был набор в инженерное училище по сравнению с пехотным. Например, в Павловском одна рота целиком состояла из выпускников Петербургской военной гимназии. Система преподавания резко отличалась от гимназической. Лекционно-семинарский метод предоставлял определенную свободу обучаемому, но в то же самое время предполагал серьезную самостоятельную работу. Вначале Роману показалось, что столичные профессора не только не превосходят полоцких учителей, но и по некоторым вопросам уступают им. Но вскоре ему стало ясно, что он ошибался в оценке преподавания. Материал лекций был гораздо сложнее. Нет, гимназией здесь и не пахло. Особенно это относилось к алгебре, геометрии, физике и истории. А фортификация, артиллерия, топография были совершенно новыми для Романа предметами.

В начале декабря 1874 года училище посетили великий князь Николай Николаевич, военный министр Д. А. Милютин и генерал Э. И. Тотлебен. Роман с волнением ожидал встречи с героем Севастополя, легендарным человеком, автором книги, подтолкнувшей его вступить на саперное поприще. Гостей встречало все училище в парадном строю, с развернутыми знаменами. Грянул встречный марш. Высокий, импозантно выглядевший в гвардейской форме брат царя затмевал всю свиту, в том числе и невзрачного на вид военного министра, и изрядно постаревшего севастопольского инженера. Разглядеть внимательно своего кумира Роман смог только на торжественном молебне. Старый генерал, заметно погрузневший, стоял по левую руку от великого князя, опустив на грудь большую полысевшую голову. Прикрыв глаза, он тихо молился, едва шевеля пушистыми моржовыми усами, истово крестился и не обращал ни на кого внимания.

Высокие гости обошли все помещения училища, ненадолго задержались в библиотеке, где Милютин поинтересовался наличием военной и специальной литературы, уставов и наставлений, а затем отправились на лекцию по обороне крепостей в старший класс. Визит по длительности не занял и трех часов, но впечатлений у юнкеров оставил много. Вечером в актовом зале и на следующий день во время свободного урока они обсуждали это событие, делали разные предположения о причинах посещения училища столь именитыми людьми.

Многие связывали этот визит с военной реформой. И все пришли к выводу, что роль инженерных войск повысится. Милютин пользовался у юнкеров Николаевского инженерного училища особым уважением как военачальник, придававший инженерному обеспечению войск в современном бою большое значение. По его инициативе перерабатывалось наставление по боевому применению саперных войск, справочник офицера. По-новому определялось место и роль саперных рот и батальонов в бою. Юнкера видели в этом добрые предзнаменования и для будущей своей службы, и для повышения авторитета саперных войск вообще. Относительно Тотлебена все сошлись во мнении, что старик уже себя изжил. И только Кондратенко по-прежнему считал его гением, способным еще принести пользу армии.

Примерно в это же время состоялась встреча Романа с братом Николаем, вернувшимся из Туркестанского похода глубоко разочарованным в жизни и службе. Состояние это объяснялось не только тяжестями перенесенного похода, но и непониманием большей частью общества всей сложности борьбы, которую вела Россия за окончательное присоединение территорий Средней Азии. Тогда впервые услышал Роман от брата и имя Михаила Дмитриевича Скобелева, впоследствии по праву заслужившего звание героя освободительной войны на Балканах.

Приближалось Рождество, а с ним и экзамены. Лекций было мало, но Роман занимался основательно, и свободного времени у него не оставалось. Однако он успевал читать книги, с удовольствием посещал столичные театры. Размеренная, упорядоченная жизнь, регулярные занятия гимнастикой, к которой в эту зиму Роман особенно пристрастился, подействовали на него самым благотворным образом. Он возмужал, окреп, еще шире раздался в плечах. Ухо почти не болело, хотя слышал им он по-прежнему плохо. Небольшого роста, слабый в кости, в гимнастическом зале Роман выглядел настоящим атлетом. Жизнь радовала юношу, и он с удовольствием писал домой:

«…Я по-прежнему здоров и твердо иду к избранной цели; ряд занятий по всевозможным предметам, гимнастические упражнения, сон – смотришь, суток как не бывало. И так идет изо дня в день, чрезвычайно быстро. Вообще в этом отношении военно-учебные заведения очень хороши: они всегда так ловко распределяют время, что положительно не знаешь, каким образом оно могло так скоро пройти».

Рождество Роман Кондратенко встречал в прекрасном настроении, здоровым и уверенным в себе. Домой, так же как из Полоцка, был отправлен подробный отчет с оценками за полугодие. Они вновь были отличными.

Второе полугодие ничего нового в установившийся уклад жизни не внесло. Распорядок дня почти не отличался от кадетского, оставлял мало свободного времени. Для личных дел юнкера обычно использовали так называемые свободные уроки, то есть часы самостоятельной подготовки. Выходные и праздничные дни старались проводить в городском отпуске, но и оставшиеся в училище не скучали. В училище имелся рояль, скрипки, кларнеты – музыкальные инструменты для целого симфонического оркестра. Любители музыки собрали небольшой оркестр. Любители пения объединились в хор.

Роман нашел себе новое увлечение и ушел в него с головой. Легкость грамматики английского языка и простота его лексических конструкций убедили юношу, что за полгода можно научиться читать без помощи словаря. Кондратенко успел прослыть среди однокурсников за свои занятия историей, за более чем внимательную работу над лекциями и за постоянное посещение библиотеки чудаком, а своим новым увлечением только подтвердил это мнение, так как, ко всему прочему, сам напросился еще и на экзамен по языку. Экзамен был назначен на 21 мая, в период переводных экзаменов, но Роман, невзирая на насмешки товарищей и сомнения преподавателей, с жаром взялся за дело.

6 мая начались экзамены. Длились они больше месяца. Роман Кондратенко сдавал экзамены легко, без волнения. Успешно справился он и с английским языком, хотя экзаменовали юнкера с пристрастием. По общим итогам Кондратенко закончил курс вторым в роте, но юноша чувствовал, что способен на большее, и горел желанием доказать это.

Приближалась пора лагерей. Летом Николаевское инженерное училище выезжало на полевые занятия в полном составе в хорошо оборудованный Усть-Ижорский саперный лагерь, расположенный в живописном лесу. Туда же отправлялись и слушатели Николаевской инженерной академии. Юнкера на местности получали навыки производства саперных работ, учились нелегкому искусству фортификации. Конечно, здесь был далеко не кадетский лагерь, с его почти санаторным режимом. Этот ничем не отличался от обычных полковых лагерей. Как и в войсках, на летний период выпадала большая нагрузка по боевой подготовке, причем в условиях, приближенных к боевым, на реальной местности.

На следующий день после окончания экзаменов юнкера на пароходе отбыли в Усть-Ижорские лагеря, где многие впервые вкусили прелести настоящей походной жизни.

Роман за время экзаменов не написал домой ни строчки. Понимал, что надо теперь успокоить родных, но письмо удалось послать только из лагерей.

«…Наши экзамены кончились, – писал он, – и по правде говоря, я не очень доволен результатом как их, так и всего учебного года: я перешел вторым. Причина этого заключается не в лени, а в неправильном направлении, которое я дал своей деятельности: общий ход обязательных занятий у меня почти в течение целого года прерывался работами второстепенной важности – серьезным изучением английского языка, гимнастикой, чтением и прочее, которые поглощали столько времени, что остальные занятия я совершал кое-как и тем самым подготовил себе не особенно хорошие баллы. Вот средние баллы из годовых и экзаменационных отметок в десятых долях: Закон Божий – 11,5. Русский язык – 12. Английский язык – 11,5. Алгебра – 11,8. Геометрия – 11,5. Физика – 9. История – 12. Фортификация – 11,5. Артиллерия – 11,5. Топография – 10,9. Рисование – 10. Деятельность моя в младшем классе памятна для меня в том отношении, что одарила меня знанием английского языка, на котором я могу теперь читать всякую книгу, почти не прибегая к помощи лексикона, – это тем более важно, что, занявшись в среднем классе немецким и в старшем французским, я выйду с основательным знанием трех новых языков. Относительно же плана моих действий в среднем классе я могу заметить, что он в общих чертах будет совершенно сходен с моей деятельностью в первом классе гимназии: добросовестно исполнять все обязательные занятия.

В настоящее время я нахожусь в Усть-Ижорском лагере, где нас угощают ротными учениями, понтонными и саперными работами, съемками, стрельбой из ружей, дежурствами в караулах и тому подобными занятиями. Я по-прежнему здоров и, решив навсегда: „Жить – значит работать“, постоянно нахожусь в наилучшем настроении, которого не могут нарушить минуты неудачи…»

Лагерная жизнь протекала крайне монотонно, полностью уничтожив за две недели романтическое представление юнкеров о жизни на биваках, и только июльский красносельский парад внес некоторое разнообразие в эту обыденность. В Красное Село саперы прибыли, совершив тридцативерстный марш, в ходе которого отрабатывались учебные вопросы по разведке маршрутов, съемке местности. Они даже возвели мосты через небольшие речушки.

На место сбора добрались поздно вечером. При свете костров подготовили обмундирование, амуницию, оружие к смотру и прохождению. С первыми лучами солнца войска уже стояли в парадном строю при развернутых знаменах. На правом фланге, как обычно, гвардейская пехота. Далее – артиллерия, саперы. Замыкали торжественный строй кавалерия и казаки. В 10 часов из небольшой березовой рощи показалась кавалькада всадников. Впереди на вороных конях скакали российский император Александр II и высокий гость – король шведский. Сводный оркестр заиграл гимн Швеции. Под оглушительные крики «ура!» всадники лихо промчались вдоль строя.

Потом последовал торжественный марш войск, который завершили пронесшиеся ураганом, с гиком и свистом казаки. По окончании парада юнкеров Николаевского инженерного училища разместили в вагонах и отправили в Петербург. Переночевав в родном училище, утром они погрузились на пароход и к вечеру были в Усть-Ижоре. До летнего отпуска юнкера еще раз выступали в Красное Село, принимали участие в десятидневных маневрах, которыми руководил великий князь. Но эти маневры в отличие от первого похода прошли неорганизованно, в бестолковых и беспорядочных перемещениях. Ни одной практической инженерной задачи или рекогносцировки рота Романа не выполнила. В полном недоумении, усталые и разочарованные, вернулись юнкера в Петербург.

Занятия начались в сентябре. Новый учебный год принес много волнений. Главная тема разговоров в ротах была о том, кто будет фельдфебелем, на долю кого падет портупей-юнкерство. Это много значило при производстве в офицеры. Даже при дальнейшем продвижении в чинах портупей-юнкер всегда имел преимущество перед простым юнкером. Роман Кондратенко понимал, что для этого одних только отличных оценок недостаточно, а протекции ему ждать неоткуда. Кроме того, волновала и программа нового курса, в которой значительное место отводилось таким дисциплинам, как тактика и фортификация.

С первых дней занятий Роман, как и запланировал, занялся немецким языком, не забывая, впрочем, и английского. Более серьезно стал относиться и к основным предметам. И здесь столкнулся с непредвиденными трудностями. Количество учебного материала в среднем классе увеличилось за счет новых предметов, важность и необходимость которых в будущей практической деятельности была очевидна. Для успешного усвоения курса необходимы были дельные учебники, но таковых не имелось. Приходилось довольствоваться далеко не полными записями лекций. Полагаться только на них было нельзя, ибо лекции читались быстро, профессоров, казалось, совершенно не интересовало, успевают ли юнкера записывать сказанное. Да и разве справедливо было предъявлять к преподавателям претензии, ведь часов на такие академические курсы, как тактика, не хватало и для быстрого пересказа учебного материала.

По фортификации не было даже конспектов. Приходилось довольствоваться жалкими записками, составленными и литографированными самими юнкерами еще четыре года назад. Вполне понятно, что они содержали в себе много устаревшего. Беспокоил Романа и курс артиллерии – этого «могучего губителя всех саперных построек», как о ней выражались некоторые.

Правда, в замке имелась прекрасная библиотека с сотнями специальных изданий, принадлежащих академии и училищу, но пользоваться ею юнкера практически не могли. Бюрократический аппарат управления военно-учебными заведениями и академическое начальство оказались здесь «на высоте». Формально юнкерам разрешалось брать любые книги, но только от двух до восьми часов после полудня, находясь в комнате, смежной с библиотекой. Комната была неудобной для занятий. В ней стоял несмолкаемый гул, сновали туда-сюда юнкера, слушатели, преподаватели. Кроме того, юнкера в это же время должны были пообедать, посетить занятия по физической подготовке, фронтовые тренировки.

В среднем классе много времени отнимали гимнастика, фехтование, ротные учения, чтение уставов и наставлений. Словом, в библиотеке можно было заниматься только от вечерней зари до двенадцати часов ночи или с шести утра до занятий. В праздники и выходные дни иметь на руках книги из библиотеки запрещалось.

Выход был один – приобрести нужные учебники на собственные деньги. Но где их взять? На репетиторство нет времени. Тридцать рублей, заработанные летом, Роман уже истратил. Купил и кое-какие книги, но в основном исторические. Хотя полезность и нужность их для Романа была очевидна, сейчас они не являлись самыми необходимыми. И тогда, преодолевая стыд, он обращается к родным с просьбой не высылать ему в различное время года денег, общая сумма которых составляла восемнадцать рублей, а сразу прислать двадцать за весь 1876 год.

Роман понимал, что сознательно лишает себя многих и без того редких удовольствий, но другого выхода не было. Что ж, о развлечениях придется забыть. Впрочем, оставались еще книги, вечерние юнкерские концерты и прогулки по блистательному Петербургу. Интересно было смотреть на строящуюся громаду Литейного моста или вошедший в Неву броненосец. Аккуратно посещал Роман службы в Исаакиевском соборе.

Учеба по-прежнему оставалась главным делом для юнкера Кондратенко. С каждым днем в нем росла уверенность, что год он закончит в числе первых. Однако все получилось не так. Рота вначале договорилась с преподавателем курса долговременной фортификации, что тот не будет делать текущего опроса, а примет сразу весь материал на экзамене. Но скоро большинство юнкеров отказались от этой затеи. Роман же слишком понадеялся на свои силы, пошел отвечать в числе первых и… оплошал. Впервые за долгие годы учебы он получил 6 баллов. Примириться с этим Роман не мог. Было задето его самолюбие. Две недели, днем и ночью, готовил курс, пока не стал полностью уверен в своих знаниях. Вторично этот экзамен Кондратенко сдал на двенадцать баллов.

Неудача с экзаменом по фортификации научила его многому. Оставшееся время Роман занимался с таким упорством, что окончил курс с абсолютным баллом.

И снова лагеря. Программа летней подготовки мало чем отличалась от прошлогодней. Только вот маневрами помимо великого князя руководил военный министр Милютин. Кроме гвардии и военно-учебных заведений привлекались строевые части. Причем на последних маневрах юнкера стажировались в должностях командира саперного взвода, помощника начальника полевого караула, начальника караула. В одном из таких караулов Кондратенко простудился и заболел, поднялась температура. К тому же нестерпимо ныло колено. Полковой врач уложил его в постель. За ночь температура спала, и он вернулся в роту. Однако через день нога распухла по-настоящему. В тот же вечер в сопровождении фельдшера Романа отправили в Петербург. В госпитале ему сказали, что колено простужено, отчего образовалось воспаление надкостной плевы в коленной чашечке. Болезнь надолго приковала Кондратенко к постели и потребовала упорного лечения теплыми ваннами, йодом.

Две недели пролежал Роман в госпитале и выписался только к началу нового учебного года.

Выпускной год для юнкеров Николаевского инженерного училища был особенным. Встал вопрос, куда определяться на службу. Отношение к учению стало самым серьезным у всех без исключения выпускников. Роман решил закончить училище если не первым, то в числе таковых. Не изменил он и своему обязательству в отношении языков. Дела шли прекрасно, но незадолго до Рождества у Романа вновь заболела нога. Он слег, и снова надолго. Страдал от боли, от своей беспомощности, оттого, что отстает в учении и уже не догонит ведущих, несмотря на дружескую помощь однокашников. Болезнь наконец отступила, и Роман с еще большей энергией принялся за работу. Но время было упущено. Постоянно недосыпая, не окрепший от болезни, юноша начал буквально таять на глазах. Товарищи, конечно, заметили это и запретили ему излишнюю нагрузку, следили, чтобы он не перенапрягался. Да и сам он, чувствуя, что долго не выдержит, стал заниматься не так рьяно.

Все чаше юнкера обсуждали свою будущую службу. Роман мечтал по окончании училища выйти в Варшавскую крепостную артиллерию, в Александровскую цитадель, но от мечты до действительности было далеко. Тем не менее он дважды писал рапорт командиру роты, хлопотал, и, кажется, его настойчивость обещала успех.

12 апреля 1877 года произошло событие, которое всколыхнуло не только училище, но и всю Россию. Началась война с Турцией. Войну эту ждали давно, и не было ничего удивительного, что царский манифест был воспринят с восторгом. Улицы Петербурга заполнил народ, публика горячо приветствовала войска и отдельных военных. Освобождение порабощенных народов от пятисотлетнего оттоманского ига! Благородная цель всколыхнула всю страну. Народы России, связанные традиционными узами дружбы с родственными народами Балкан, с энтузиазмом откликнулись на просьбу своих славянских братьев о помощи и с большой готовностью вступили в освободительную войну.

Министр внутренних дел А. Е. Тимашев докладывал царю: «По общему отзыву губернаторов, запасные люди собирались везде быстро и охотно; немедленно по получении сведений о призыве нижние чины спешили явиться в призывные пункты, пренебрегая всеми опасностями распутицы: были случаи, когда некоторые из них проходили до призывного пункта около 100 верст пешком в двое суток. Уклонившихся от явки по призыву не было».

Охваченные всеобщим энтузиазмом, юнкера тоже стремились на фронт. В день объявления войны русская армия перешла румынскую границу. Наступление началось с форсирования Дуная – одной из блестящих операций в истории войн, а далее пошли обычные военные будни.

Пережив первые волнующие дни, почти забросив подготовку к выпускным экзаменам, Роман сразу обратился к практической стороне дела. Судя по наличию у турок целого ряда прекрасно оборудованных крепостей, как на берегу Дуная, так и в глубине Болгарии, нашим войскам предстояла борьба с ними. Понимая, что не всякую крепость можно взять штурмом, Роман принялся за составление проектов войны, и в частности осадной.

Товарищи не понимали его занятий, таким же странным казалось им то, что он почти полностью перестал готовиться к экзаменам. Однако война войной, а училище оканчивать надо. В конце июня 1877 года Роман Кондратенко в числе первых выпускников Николаевского инженерного училища, ему присвоен офицерский чин подпоручика.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю