Текст книги "Душа и слава Порт-Артура"

Автор книги: Сергей Куличкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 3
Морская битва

Командир Кронштадтского порта вице-адмирал Степан Осипович Макаров не был новичком на Дальнем Востоке. За восемь лет до начала войны он ходил с отрядом кораблей по тихоокеанским водам и даже являлся свидетелем японо-китайских столкновений на море. Уже тогда он предвидел неизбежность военного конфликта России с Японией. На основе глубокого анализа обстановки и с учетом возможных сил и средств противоборствующих сторон Макаров в то время представил в морское министерство рекомендации по действиям русского флота в преддверии возможной войны с Японией.

В докладе он подчеркивал, что война непременно начнется с нападения на русский флот, ибо, не уничтожив его, Япония вообще будет не в состоянии вести боевые действия. Задачу укрепления Тихоокеанской эскадры Макаров считал первостепенной. Блестящий тактик, человек высокой военной культуры, Степан Осипович был сторонником наступательных действий. «Мое правило: если встретите слабейшее судно, нападайте; если равное себе – нападайте, и если сильнее себя – тоже нападайте…» – любил он повторять в молодости, когда катерами атаковал турецкий флот. И не изменил этому принципу ни разу. Не авантюризм, а основанная на глубоком расчете, осознанная цель – навязать противнику свою волю в бою и уничтожить его – вот что стояло за этим принципом. Тихоокеанской эскадре в будущей войне он тоже ставил цель – уничтожить неприятельский флот и блокировать берега Японии.

Адмирал никогда не переставал интересоваться событиями на Дальнем Востоке, а после того как флот получил единственный незамерзающий порт, обратил на Порт-Артур особое внимание. По характеру адмирал был беспокойный и непоседливый человек. Выходец из народа, прошедший трудный путь от юнги до вице-адмирала, он знал морскую службу, знал, на что способны русские моряки, и пользовался на флоте особой популярностью. Офицеры видели в нем выдающегося флотоводца и военного, преемника лучших традиций Ушакова, Нахимова. Матросы уважали и любили как отца.

Макаров предчувствовал, что в скором времени сам станет непосредственным участником событий на Дальнем Востоке. Протестуя против безответственного, преступного отношения к строительству и укреплению Порт-Артура, он бомбардировал морское и военное министерства письмами, докладами, записками. Заботясь о крепости, адмирал заботился о флоте. Заботясь о флоте, заботился о судьбе страны. «Падение Порт-Артура будет страшным ударом для нашего положения на Дальнем Востоке, – писал он в 1900 году морскому министру. – Порт-Артур должен быть сделан неприступным». Докладные записки его аккуратно подшивались в дела, а рапорта складывались под сукно.

За сутки до нападения, когда японский флот уже находился в Желтом море, на стол управляющего Морским министерством адмирала Ф. К. Авелана легло очередное письмо Макарова. Неугомонный адмирал писал: «Из разговоров с людьми, вернувшимися с Дальнего Востока, я понял, что флот предполагают держать не на внутреннем рейде Порт-Артура, а на наружном рейде…

Пребывание судов на открытом рейде дает неприятелю возможность проводить ночные атаки. Никакая бдительность не может воспрепятствовать энергичному неприятелю в ночное время обрушиться на флот с большим числом миноносцев… Результат такой атаки будет для нас очень тяжел… Японцы не пропустят такого бесподобного случая нанести нам вред. Вполне понимаю, что пребывание флота на внутреннем рейде Порт-Артура есть зло, но еще большее зло – стоянка на большом рейде с огромным расходом угля, с крайним утомлением команд и возможностью больших потерь от минных атак неприятеля. Из двух зол надо выбирать меньшее, а потому я бы считал, что благоразумие требует держать не занятые операциями суда флота во внутреннем бассейне Порт-Артура…

Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы принуждены будем это сделать после первой ночной атаки, заплатив дорого за ошибку».

Находясь за тысячу верст от Порт-Артура, Макаров полностью предугадал трагические события ночной атаки 26 января.

Получив это письмо, Авелан немедленно доложил о нем шефу российского флота великому князю Алексею Александровичу, а через неделю царь подписал указ о назначении вице-адмирала Степана Осиповича Макарова командующим Тихоокеанским флотом. 1 февраля он был извещен о назначении и через два дня, сформировав штаб, выехал с ним на театр военных действий.

Во время пути штаб, как и сам командующий, работал с полным напряжением сил. Макаров составлял план ведения кампании. Еще не зная боевых качеств эскадры и ее личного состава, он требует у Морского министерства отправки в Порт-Артур кораблей отряда адмирала Вирениуса, находившегося в то время в Средиземном море. Помимо этого, адмирал просил срочно перебросить по железной дороге из Балтики восемь миноносцев и сорок миноносок. В этих требованиях не было ничего нового, так как еще до войны Макаров в докладных записках обращал внимание на слабое оснащение Тихоокеанской эскадры современными миноносцами. На Морское министерство его телеграммы обрушились как ушат холодной воды – так оперативно в Петербурге работать не привыкли. А когда получили от Макарова с дороги письмо с просьбой напечатать в самый короткий срок его книгу «Рассуждения по вопросам морской тактики», немедленно ответили отказом.

Отрицательный ответ министерства мог сломить кого угодно, но только не Макарова. Он увидел в этом не только нежелание отыскать какие-то пятьсот рублей для издания книги, но и недоверие к нему как командующему флотом. Об этом он и написал в Петербург: «Отказ в напечатании понимаю как недоверие моим взглядам на ведение войны, а посему, если моя книга не может быть напечатана теперь, то прошу меня заменить другим адмиралом, который пользуется доверием…»

Книгу было приказано напечатать, но автор так и не дожил до ее выхода в свет…

24 февраля новый командующий эскадрой прибыл в Порт-Артур и прямо с вокзала отправился на эскадру. Штабу приказал в кратчайший срок разместиться и подготовить документы.

Эскадра после памятного боя 27 января в море не выходила. Исправление поврежденных судов шло медленно, а о боевой подготовке исправных кораблей и говорить не приходилось. Дисциплина на кораблях падала. Офицеры большую часть времени проводили на берегу, отпуск матросов был тоже практически неограничен.

Макаров начал осмотр эскадры с порта и доков, в которых находились на ремонте корабли. Столь быстрое появление нового командующего не позволило коменданту порта адмиралу Греве навести даже подобие порядка. В ремонтных мастерских еле теплилась жизнь. Прибывшие в крепость еще до начала войны, рабочие и в мирное время были лишены элементарных человеческих условий труда, а с началом боевых действий оказались в еще более тяжелом положении. Магазины и портовые лавки закрылись, с жильем было плохо. Только недавно рабочим определили паек, да и тот вдвое меньше солдатского. Все это, помимо слабой организации работ, отрицательно сказывалось на темпах ремонта.

Выводы новый командующий сделал незамедлительно. Греве с поста коменданта был снят. Рабочих поставили на флотский паек и обеспечили жильем за счет казарм флотского экипажа.

Осмотр поврежденных крейсеров «Цесаревич», «Ретвизан» и «Паллада» не удовлетворил адмирала. Везде он отметил неорганизованность, отсутствие продуманного плана и четких сроков ремонта. Особенно плохо обстояли дела на «Палладе», что привело Макарова к твердому убеждению провести серьезные изменения в командном составе эскадры. Опыт, профессиональное чутье не раз убеждали адмирала, что первый же выход в море сразу обнаружит, кто на что способен. Вдаваться в причины подобного состояния дел на эскадре Макаров считал в настоящее время лишним. Надо было в кратчайший срок сделать ее боеготовной, способной к выполнению целей, которые он тщательно продумал еще по дороге в Порт-Артур. Необходимо менять устаревшие понятия, поднять дисциплину и боевой дух. Отобедав на «Ретвизане», адмирал вызвал миноносец и остаток дня обходил корабли эскадры, здороваясь с командами. Ночевать остался на крейсере «Аскольд», чем весьма удивил командира и вахтенного начальника.

Перед сном Степан Осипович в последний раз просмотрел план ведения кампании и быстрым ровным почерком стал набрасывать основные мероприятия:

«1) Усилить боевую подготовку эскадры, главное – практика совместных действий, переработать инструкции.

2) Оборудовать безопасную стоянку эскадры. Организация совместных действий береговой обороны и флота.

3) Восстановление поврежденных кораблей и пополнение эскадры миноносцами.

4) Кадровые перемещения на кораблях».

Макаров подчеркнул последний пункт. В каюту бесшумно вошел флаг-офицер и застыл в ожидании последних указаний.

– В семь утра жду у себя командиров миноносцев «Решительный» и «Стерегущий», – сказал адмирал, поднимаясь из-за стола. – Потом по обычному плану. Да, едва не забыл, распорядитесь подготовить парадную форму. Отправимся знакомиться с командованием крепости.

На следующий день командир «Решительного» капитан 2 ранга Ф. Э. Боссе и командир «Стерегущего» лейтенант А. С. Сергеев получили задачу выйти в разведывательный поход к островам Эллиот и Блонд. Общее командование осуществлял Боссе.

– Главное – разведка, – сказал командующий. – С миноносцами в бой не вступать, транспорты разрешаю атаковать.

Офицеры ушли готовить корабли к выходу, а Макаров принял с докладом флаг-офицера. Штаб начал работать оперативно, был уже готов приказ № 1, планировался первый выход эскадры в море. Степан Осипович чувствовал с каждой минутой, как в него вливается изрядный заряд бодрости и улучшается настроение. Окончательно он пришел в прекрасное расположение духа, когда офицер доложил, что броненосец «Ретвизан» обрел плавучесть и готов выйти в порт. Это был настоящий подарок. На встречу с командованием крепости Макаров несколько опоздал, задержавшись на «Ретвизане».

Сопровождали командующего флотом начальник штаба адмирал Молас и офицер по координации действий между эскадрой и крепостью Генерального штаба полковник Агапеев.

Знакомство не удалось. Стессель принял в штыки предложение Макарова о более тесных контактах эскадры и крепости. Стало ясно, что взаимопонимания достигнуть будет сложно.

Когда Степан Осипович стал высказывать свои взгляды на организацию сухопутной обороны, то увидел на лицах присутствующих нескрываемую скуку, а на иных – и враждебность… Только маленький черноглазый генерал с живым, подвижным лицом слушал внимательно.

«Кажется, командир 7-й дивизии, – вспоминал Макаров, заглядывая незаметно в записную книжку, – ну да, Кондратенко».

Романа Исидоровича заинтересовали предложения Макарова по отработке совместных действий армии и флота, но, зная на этот счет мнение Стесселя, он решил пока помолчать. Но когда Макаров заговорил об использовании морской техники для укрепления сухопутных фортов, Кондратенко не выдержал и горячо поддержал адмирала.

– Мы сейчас проводим громадную работу днем и ночью, но одной самоотверженности мало. Телефонная связь есть, но протянута открыто – значит, до первого боя. Нужен кабель, он только у моряков. Кроме того, у офицеров крепости есть некоторые соображения по использованию морского телеграфа, сигнальных средств. Полностью согласен с новым командующим флотом, что только активные действия эскадры помогут если не предотвратить, то несколько отсрочить десант на Квантун. А это, сами понимаете, дает нам время еще сильнее укрепиться.

На фоне скучающих физиономий Стесселя, Фока, Никитина теперь уже Кондратенко видел заинтересованное лицо Макарова, но Роман Исидорович почувствовал также и напряженность обстановки, смутился и замолчал. Все сказанное им для большинства присутствующих не было новостью. Получалось, что Кондратенко как бы обращался к новому командующему, отчаявшись получить помощь от своего начальства. В действительности так оно и было. Как раз сегодня утром, побывав на строящихся заново укреплениях в районе гор Угловая, Высокая, Длинная, он убедился, что без помощи моряков работы могут застопориться надолго. Руководитель работ подполковник Рашевский откровенно заявил, что дело встало из-за отсутствия бронеплит и электрохозяйства. В последнее время Роман Исидорович близко сошелся с этим молодым и способным инженером. Неукротимая энергия, самоотдача и большая профессиональная компетентность сразу сделали подполковника ближайшим помощником Кондратенко, и последний доверял ему самые важные участки строительства. В свою очередь, Рашевский превратился в яростного приверженца идей Романа Исидоровича и почитал за счастье работать под его началом.

Не встречая поддержки в своих начинаниях со стороны командования крепости, Кондратенко в то же время с удовольствием замечал, как ширится круг его помощников, которые из простых исполнителей превращаются в единомышленников, способных вносить дельные предложения, разрешать их в сложных условиях нехватки людей и материалов. Но генерал понимал, что одних помощников мало. Необходимо, чтобы его взгляды разделял человек, наделенный большими полномочиями. Он нашел его в лице нового командующего эскадрой и не хотел скрывать этого.

Совещание затянулось до темноты.

Когда Макаров вернулся на крейсер, ему доложили, что миноносцы вышли в море.

Они шли малым ходом в кильватерной колонне, приближаясь к острову Кеп. Внезапно из легкого тумана стали вырисовываться контуры большого корабля. Боссе решил, что это японский пароход-заградитель и подал сигнал атаки. Миноносцы увеличили ход и вышли на боевой курс, когда справа по борту засветились сигнальные огни. Около десятка японских миноносцев шли им наперерез. Японцы вели плановую разведку малыми силами, и русским кораблям оставалось только укрыться в небольшой бухте. Но оставлять в покое заградитель они и не думали, так как считали, что тот идет к Артуру для постановки мин. Через час, когда тоновые огни японских кораблей пропали, «Решительный» и «Стерегущий» вновь бросились в поиск. Японец, однако, исчез, и с рассветом миноносцы взяли курс на Артур.

Поход заканчивался. Впереди под первыми лучами солнца заблестели вершины Ляотешаня, но тут «Решительный», шедший впереди, едва не натолкнулся на четыре японских миноносца. Бой начался сразу. Японцы, видимо, обнаружили русских раньше и теперь поджидали их в засаде, на выгодных позициях. Завязавшаяся артиллерийская дуэль складывалась в пользу японцев, и хотя, прорываясь в Порт-Артур, «Решительный» и «Стерегущий» вели сосредоточенный огонь, сами они пострадали серьезно. В особенно тяжелом положении оказался «Стерегущий», у которого, за исключением носовой пушки и кормового торпедного аппарата, была разбита вся артиллерия и не работала машина. Первым же залпом был убит командир – лейтенант Сергеев, его заменил лейтенант Н. С. Головизнин, но и он вскоре был убит, значительные потери понесла команда верхней палубы. Миноносец стал терять ход. На «Решительном» повреждения были незначительны, и хотя командира контузило, огонь его оставался мощным. Два японских истребителя задымили и отошли от «Стерегущего». Передышки морякам хватило, чтобы кое-как починить машину. Отстреливаясь, постоянно меняя курс, чтобы спастись от непрерывных разрывов, израненные миноносцы отходили к Артуру.

Но бой не закончился. Из-под Ляотешаня наперерез им выскочили два японских минных крейсера, обрушившие новый град снарядов на русские корабли. С трудом двигающийся «Стерегущий» скоро отстал и был отрезан крейсерами. «Решительный», оторвавшийся от преследователей, на полных парах уходил в Артур. Японцы всеми силами набросились на продолжавший вести огонь «Стерегущий». Офицеры на миноносце погибли, машинисты заменили верхнюю команду. Когда на корабле было разбито последнее орудие и окончательно встала машина, в живых остались два человека: трюмный матрос Новиков и кочегар Осинин. Истерзанный «Стерегущий» безмолвно покачивался на волнах. Долго не решались японцы приблизиться к поверженному кораблю. Наконец от миноносца «Сазанами» отвалила шлюпка, чтобы взять «Стерегущий» на буксир. Моряки, увидев приближающуюся шлюпку, предпочли смерть позору. Простившись с пробитым осколками, полуобгоревшим Андреевским флагом, они спустились в машинное отделение, задраили за собой люки и открыли кингстоны. Когда японцы ступили на палубу и стали заводить буксирные концы, миноносец стремительно пошел ко дну. Пришлось победителям срочно спасаться бегством. В 10 часов утра, после четырехчасового боя, волны Желтого моря поглотили героический корабль, ставший с этого часа, как и «Варяг», гордостью русского флота, образцом стойкости и мужества.

Известие о том, что недалеко от Ляотешаня идет бой, принес в Артур «Решительный». Оглохший от контузии, едва держащийся на ногах Боссе так и не успел докончить доклада. Упал и потерял сознание.

– Врача! – крикнул Макаров. – И катер для меня. «Баян» и «Новик» – в море! Я иду на «Новике»…

Самые быстроходные крейсера артурской эскадры – «Новик» и «Баян» – вышли на выручку «Стерегущему». Первым под флагом командующего шел «Новик». Помощь не успела, но подвиг «Стерегущего», как и личная храбрость Макарова, произвели на моряков неизгладимое впечатление. В Артуре еще не было такого, чтобы командующий на легком, слабо бронированном крейсере первым бросился на выручку своего корабля. Макаров окончательно завоевал авторитет и доверие не только флота, но и крепости.

Трагедия «Стерегущего» не снизила, а, наоборот, усилила активность русского флота. В этот же день Макаров приказал начать траление мин на внешнем рейде. Вечером с наблюдательного поста Ляотешаня были замечены японские корабли, навстречу которым немедленно вышли миноносцы «Внимательный», «Выносливый», «Бесстрашный». Навязав противнику бой, они отогнали японцев. Утром 27 февраля впервые после почти месячного стояния эскадра в полном составе вышла на внешний рейд. Первыми шли крейсеры, за ними тяжеловесные громады броненосцев. Используя, кроме буксиров, самостоятельный ход, Макаров за три часа, то есть в один прилив, вывел все тяжелые корабли из гавани. Так был развеян миф о приливах, якобы не дающих оперативно выходить эскадре на большую воду. После траления рейда корабли вышли в открытое море. Противник обнаружен не был, и Макаров решил провести учение по совместному плаванию. Вечером флот благополучно вернулся на базу.

Выход в море вдохнул жизнь в эскадру. Моряки заметно повеселели. Макаров же, как он и предполагал, увидел множество недостатков: слабую морскую и боевую подготовку, неумелые перестроения, особенно при большом ходе, отсутствие слаженности при совместных эволюциях, неумение некоторых командиров управлять боем.

Вечером адмирал поставил перед своим штабом задачу – в кратчайший срок создать необходимые для боя тактические инструкции и приказал готовить эскадру к новому походу. Сам же писал Алексееву:

«Несмотря на всякие несовершенства и недостаток в исправных миноносцах, я нахожу, что мы могли бы рискнуть теперь же попробовать взять море в свои руки, и, преднаметив постепенно увеличивать район действия эскадры, я предусматриваю генеральное сражение, хотя благоразумие подсказывает, что теперь еще рано ставить все на карту, а в обладании морем полумеры невозможны».

Но у главнокомандующего всеми вооруженными силами на Дальнем Востоке взгляды на использование флота были прямо противоположные. Алексеев требовал пассивного выжидания. Степан Осипович знал точку зрения наместника и, не дожидаясь ответа, продолжал готовиться к активным действиям.

Через неделю штаб закончил работу. Основной документ – «Инструкция для похода и боя», большую часть которой написал сам Макаров, – был объявлен приказом № 21 по флоту. В приказе адмирал повторял мысли, изложенные им в вышедшем семь лет назад труде «Рассуждения по вопросам морской тактики». По-уставному четко и кратко сформулировал он задачи миноносцев и крейсеров, правила маневрирования и ведения огня, средств управления и команды. Но Макаров не был бы самим собой, если бы не затронул в приказе морального фактора. Любивший повторять известные слова Петра Великого: «Храброе сердце и исправное оружие – лучшая зашита государства», он в 50-м пункте записал:

«Дело офицеров – руководить артиллерийским и минным огнем, но они же должны ободрять команду. Команда видит свои потери и не видит потерь неприятеля, надо все время ей напоминать, чтобы команда чувствовала, что ее артиллерийский огонь производит опустошения на неприятельских кораблях».

Заканчивался приказ словами:

«Флот, на котором личный состав сохранит в бою все свое хладнокровие, будет стрелять метко, а потому непременно разобьет неприятеля, если бы даже находился в невыгодных тактических условиях.

Побеждает тот, кто дерется хорошо, дерется, не обращая внимания на свои потери и памятуя о том, что у неприятеля этих потерь еще больше».

По-прежнему продолжала волновать адмирала и крепость. Появление японцев у Ляотешаня, окончившееся гибелью «Стерегущего», скоро коснулось и города: на следующий день адмирал Того во время отлива сосредоточил у южных берегов Ляотешаня эскадру, повел с броненосцев перекидной огонь по внутреннему рейду. Корректировали огонь два крейсера, находившиеся прямо против входа в гавань, вне зоны досягаемости крепостной и корабельной артиллерии. Броненосцы периодически менялись и в течение пяти часов, до начала прилива, вели губительный огонь. Сами японцы оставались неуязвимыми. Результаты бомбардировки оказались незначительными, несмотря на то, что на крепость упало более 150 12-дюймовых снарядов. Все же допускать повторной бомбардировки города Макаров не мог. Немедленно отдав приказ начать постановку южнее Ляотешаня минных заграждений, он поехал в штаб крепости – договориться о корректировочном посте на самой высокой точке Ляотешаня. Стессель занял нейтральную позицию, но Макарова поддержал Кондратенко. Более того, он сам взялся в кратчайший срок организовать такой пост. Стессель не возражал, и Макаров сразу же откланялся. Роман Исидорович догнал его на улице. Адмирал уже садился в коляску, когда увидел выбежавшего Кондратенко.

– Вы, Роман Исидорович, палочка-выручалочка для меня, – забасил он, идя навстречу Кондратенко. – Я скоро перестану здесь с кем-либо говорить, кроме вас. Какого вопроса ни коснись, все упирается в Кондратенко. Жаль, что вы не моряк. Такой помощник мне весьма необходим.

– Счел бы за честь служить под вашим руководством, но не преувеличивайте значение моей персоны… А на Ляотешане мы готовимся установить батарею, будем строить укрепления. Я знаю там каждую кочку. Кому же, как не мне, помогать вам? Работы у всех сейчас по горло.

– Полноте, не скромничайте. Я в Артуре совсем недавно, но глаз у меня наметан. Знаю, кто работает, а кто изображает кипучую деятельность. Вот Смирнов, вроде бы весь горит, а толку мало, и даже наоборот, лучше бы ничего не делал…

Упоминание о генерале Константине Николаевиче Смирнове неприятно резануло слух Кондратенко. Смирнова назначили комендантом крепости приказом от 2 февраля, после назначения Стесселя начальником Квантунского укрепрайона. Прибыл он в Артур всего на четыре дня раньше Макарова, а до этого был заместителем коменданта Варшавской крепости, окончил две академии – военную и артиллерийскую и слыл в военном министерстве крупным специалистом по обороне крепостей. Одновременно с назначением Смирнов был произведен в генерал-лейтенанты, но подчинялся по службе начальнику укрепрайона.

Роман Исидорович вспомнил, как Стессель и наместник обещали ему место коменданта, как потом тщательно скрывали от него известие о назначении Смирнова. Конечно, было обидно, но приезда нового коменданта он ждал с нетерпением, как и Макарова. Радовало, что это человек образованный, разбирающийся в инженерном деле. Обида и разочарование пришли позже, когда новый комендант направил свою энергию на мелочную тяжбу со Стесселем за полноту власти. Впрочем, это не мешало ему вмешиваться во все дела обороны с такими нелепыми предложениями, что они вызывали улыбку не только у высшего командования на крупных совещаниях, но и у подчиненных. Учение явно не пошло на пользу самолюбивому генералу Смирнову.

Макаров, заметив легкое замешательство собеседника, понял это по-своему и, заговорщицки подмигнув, заметил:

– Я не случайно сказал вам о совместной службе. Есть у меня задумка, которую не вижу оснований от вас скрывать. Буду просить Морское министерство и наместника подчинить крепость командующему флотом. И если, бог даст, мечты мои сбудутся, то вас, уважаемый Роман Исидорович, хочу видеть начальником своего сухопутного штаба.

Кондратенко не мог и мечтать о таком. Он машинально попрощался с адмиралом и окончательно пришел в себя, лишь когда тот крикнул уже из коляски:

– С ответом не тороплю, но, кроме положительного, иного не жду. Это не нам нужно: Родине, России…

Через два дня японский флот возобновил активные действия. Вновь, как и 26 января, начались они атакой миноносцев, которые, наткнувшись на русские сторожевые корабли, успеха не добились. Макаров приказал немедленно готовить эскадру к выходу в открытое море, справедливо полагая, что Того привел к Артуру главные силы. Действительно, утром с Золотой горы пришло сообщение о появлении на горизонте японской эскадры. Макаров решил под прикрытием береговых батарей принять бой. Организованнее, чем две недели назад, эскадра вышла на внешний рейд. Степан Осипович ликовал. Не скрывая радости, говорил стоящему рядом на мостике командиру «Петропавловска» капитану 1 ранга Яковлеву, что особенно доволен тем, что эскадра впервые вышла в малую воду, окончательно прекращая разговоры о приливах.

Адмирала Того ждало двойное разочарование: русские вышли из гавани, сведя на нет его план бомбардировки эскадры. Когда броненосцы «Ясима» и «Фудзи» открыли из-за Ляотешаня перекидной огонь, то сразу были накрыты ответными залпами с «Ретвизана» и «Паллады». Японцы начали маневрировать, но корректировочный пункт на Ляотешане работал блестяще, и скоро «Фудзи», получив повреждения, отчаянно задымил. Почти сразу заговорили пушки остальных кораблей русской эскадры, уже вышедших в открытое море. Макаров вел в атаку семь кораблей против шестнадцати, но Того не принял вызова и, обескураженный, убрался восвояси.

Артурская эскадра стала не на шутку беспокоить японского адмирала. Зная, что новый русский командующий человек решительный, способный взять в свои руки инициативу, Того принимает решение запереть Тихоокеанскую эскадру на внутреннем рейде, пока она не окрепла. Но Макаров предвидел и это. По его приказу при входе на рейд затопили два парохода, чтобы затруднить действия японских заградителей. Для эскадры же был оставлен проход, находящийся под постоянной охраной миноносцев и минных катеров. И все же Того решил рискнуть.

В ночь на 14 марта генерал Кондратенко верхом на лошади в сопровождении адъютанта и двух казаков возвращался с 1-го форта домой. Вдруг береговые батареи открыли огонь. Сразу же засветились корабли эскадры, которые тоже вступили в бой. Скакавший сзади адъютант от неожиданности вырвался было вперед, но тут же осадил коня, увидев, что генеральская лошадь замедлила шаг. Когда они были уже у штаба крепости, стрельба разгорелась в полную силу.

– Что, голубчик, – обратился Кондратенко к адъютанту, – не полезли ли японцы через море в лоб? Маловероятно, но что-то там происходит. Повернем-ка на Золотую гору, оттуда все видно как на ладони.

Адъютант козырнул, и они тут же повернули к морю.

С наблюдательного поста Золотой горы открывалась величественная картина гавани, расцвеченной прожекторами эскадры. Справа в темноте поблескивал редкими огнями Порт-Артур, внизу мелькали вспышки орудий береговых батарей. Такие же всполохи возникали на противоположном берегу Тигрового полуострова. В прожекторных лучах сновали неясные тени миноносцев и катеров. Дежуривший на сигнальном посту офицер доложил, что японцы под прикрытием миноносцев пустили брандеры, но сторожевые суда их обнаружили и сейчас идет бой.

– С 14-й батареи сообщают, что один пароход выбросился на мель, прямо около наших позиций, – продолжал докладывать офицер, стараясь перекричать канонаду, но Кондратенко, уже не слушая его, пустил лошадь в галоп, за ним последовали остальные, и скоро вся группа скрылась в темноте.

На берегу под крутым обрывом фаса 14-й батареи толпились артиллерийские офицеры, солдаты. Совсем рядом на прибрежных скалах горел большой пароход. Собственно, огонь был заметен только на юте, но в воздухе носился удушливый запах горелой пеньки и нефти. Людей на пароходе не было. Солдаты уже сталкивали на воду невесть откуда взявшуюся китайскую плоскодонку. Кондратенко, зараженный всеобщим возбуждением, тоже полез было в джонку, и только решительные действия адъютанта воспрепятствовали этому. Непреклонный вид адъютанта подействовал на генерала отрезвляюще, и он решил возвратиться в город.

Утром Кондратенко узнал некоторые подробности ночного боя. Действительно, четыре парохода-брандера под прикрытием миноносцев пытались прорваться к проходу, но их вовремя обнаружили. Береговые батареи и корабли эскадры открыли огонь. С канонерки «Бобр» боем руководил Макаров. Огонь артиллерии был эффективен, но главное сделали миноносцы. Начальник сторожевой линии капитан 2 ранга Лебедев, видя, что одним артиллерийским огнем остановить брандеры невозможно, послал в атаку дежурные миноносцы «Сильный» и «Решительный». «Сильный» поразил первой же торпедой головной брандер, и тот, сильно забирая вправо, стал уходить, но скоро потерял управление, постепенно заполняясь водой. В это время на «Сильном» раздался случайный гудок. Два других японских парохода приняли этот сигнал за призыв ведущего и последовали за ним. Приткнувшись у Золотой горы, они разделили участь первого брандера. Четвертый брандер, атакованный «Решительным», затонул около Тигрового полуострова. Миноносцы, в свою очередь, были атакованы японским прикрытием. В незавидном положении оказался «Сильный» – один против шести. В неравном бою он получил серьезные повреждения. Отказала машина. Весь окутанный клубами пара, миноносец выбросился на прибрежные скалы рядом с неприятельскими судами.

После этой неудачи Того на некоторое время оставил Артур в покое. Море успокоилось. Макаров и в дни затишья не прекращал непрерывной боевой учебы. Корабли постоянно выходили в море, серьезные меры принимались на случай возможных атак. Для обороны рейда назначили конкретные береговые батареи и канонерские лодки. Около проходов адмирал ввел постоянное дежурство крейсеров и миноносцев.