Текст книги "Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец"

Автор книги: Сергей Синякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Интересно, это особый вид, живущий в вулканах, или обычная ящерица, у которой углерод оказался замещенным кремнием? Званцев думал об этом, хорошо понимая, что его вопросы, скорее всего, останутся безответными. Шансы, что им попадется еще одна такая ящерка, были невероятно малы. Да и какая, собственно, разница? Главное, что кремнийорганическая жизнь существует. Вулканолог представил себе юрких ящерок, нежащихся в жидкой огненной лаве. Но если существуют ящерицы, могут быть и более крупные виды? Может, легенды об огненных драконах имели под собой реальную почву. Как крокодилы, которое одно время жили в речках Белоруссии. Впрочем, и это его не слишком интересовало. Больше всего его беспокоило поведение Митрошки и его долгое отсутствие. Слишком самостоятельно он начинает себя вести. Теперь еще и обиды проявляться явно стали. Надо будет обязательно показать его киберпсихологу. Странно, что Дом совершенно не волнуется.

Трудно понять психологию машин. Особенно если это не просто машины, а техноморфы, обучение которых велось свободным программированием. Слишком сильно они начинают походить на людей.

Званцев вдруг подумал, что ему будет очень трудно расставаться с Домом и Митрошкой. Привык он с ними за проведенное совместно время. Даже больше чем привык.

В комнату заглянул Митрошка.

Корпус его был еще влажным от воды.

– Званцев, – сказал Митрошка. – Ты не спишь?

– Сплю, – сказал человек.

– Так рано еще! – удивился Митрошка. – Слушай, Званцев, я там рыбки принес. Такого тайменя выхватил! Хочешь, загляни на кухню, сам увидишь.

– Спасибо, – сказал человек. – Ты же знаешь, Дом терпеть не может рыбы.

– Так я же тебе принес, а не ему, – сказал робот.

– А фильтры от чешуи мне очищать, – сухо сказал Дом.

– Дом, ты не сердись, – заторопился Митрошка, и круглые большие глаза его радостно вспыхнули. – Я ведь не нарочно. Я же для науки старался. А полы я сейчас седаксом пройду, лучше новых будут.

Успех и удача

Вы когда-нибудь бывали на Титане?

И не переживайте, что вам там не довелось побывать. Это только в книгах космические путешествия бывают интересными. В научной экспедиции все по-другому. Нет, опасности встречаются, причем очень серьезные, но приключениями их назвать язык не поворачивается. И не слушайте россказней о Титане, не так все происходящее интересно, как об этом говорят.

На Титане вечный сумрак. Его освещает только Сатурн, поэтому света недостаточно. И кругом лед. Только состоит он не из воды, а из сгустившегося и замерзшего газа метана. На Титане есть и моря, но они тоже состоят из нестабильного метана. Достаточно подойти к берегу и ударить по псевдо-воде ладонью, получишь всегда неожиданный результат: вода может превратиться в лед, а может испариться, ударить в безоблачные небеса мутноватыми фонтанами, чтобы через некоторое время снова осесть на грунт, но уже сковав все, на что упадет, прочным ледяным покровом. Такое состояние газа обычно бывает в районах, прилегающих к сейсмоактивным зонам. На Титане около десяти вулканов, разбросанных по всей поверхности, поэтому зон, где метан находится в нестабильном состоянии, много. Но самое интересное происходит как раз вблизи вулканов, где красноватая раскаленная лава превращает метан в пар, а выбросы кислорода из загадочных глубин Титана превращают все во взрывоопасную смесь. Образуется так называемая «зона Хлумова», названная в честь ее первооткрывателя. Иной раз ахает так, что весь Титан сотрясается, поэтому научные исследования вблизи вулканов превращаются в весьма опасное дело.

Для Званцева и его команды это была не первая космическая экспедиция, но в таких экстремальных условиях они еще никогда не работали.

– Знаешь, Званцев, мне здесь не нравится, – объявил Дом, когда они высадились на Титане с планетолета «Рапира». На исследования им был отпущен месяц, у экспедиции было много задач, и работа на Титане была не самой важной из них. – Здесь даже сваи закрепить не удается – при малейшем нагревании все испаряется. Я уж, как кошка, когти выпустил и держусь. Мне бы до настоящего грунта добраться, но он лишь в районе вулканов. Что мне там делать? Это вы с Митрошкой во славу науки и человечества рискуйте, я и со стороны посмотрю.

– Нравится не нравится, – мрачно сказал Званцев. – Такого понятия не существует. Дело надо делать, Дом, дело!

– А в самом деле, Званцев, – вклинился в разговор Митрошка. – Зачем людям вулканы? Да еще на других планетах?

– Митрошка, не начинай, – сказал вулканолог. – Ты же сам все знаешь! Во-первых, все упирается в вопросы происхождения жизни. Огонь или тепло – необходимое условие для ее зарождения.

– Это вы так думаете, – сказал Митрошка. – А природа, вполне возможно, думает иначе.

– Вот мы и пытаемся понять закономерности возникновения жизни, – вздохнул Званцев. – Вот изучим вулканизм как следует, часть вопросов снимется. Только у человечества и без того к вулканам будет немалый интерес. Благодаря вулканическим выбросам мы больше узнаем о внутреннем строении планеты. Кроме того – это же источник энергии, Митрошка! Источник того, в чем человечество постоянно нуждается. Вот придет время освоения Титана. А оно придет, не сомневайся. И где брать энергию для преобразований? Да у того же Титана! Построим здесь тепловые станции, будем использовать энергию его недр для того, чтобы сделать его пригодным для обитания. Метановые моря растопим, бактерии запустим, геноизмененные растения разведем. Глядишь, лет через двести-триста здесь сады будут цвести, стрекозы летать!

– Понимаю, – сказал Митрошка. – Пели вы когда-то, что и на Марсе будут яблони цвести! Сколько лет прошло, так даже чахлая земная травинка там не прижилась. Но предположим, все правильно. Только зачем людям Титан? Вам что, Земли не хватает? Вас всех два раза на Цейлоне можно разместить, если в колонны построить. А остальной мир к вашим услугам. Живите, пользуйтесь! Нет, вас к звездам тянет! Зачем?

– Ну, – сказал Званцев, – положим, к звездам тянет не всех, большинству и на Земле уютно. Вон, скажем, Аленку за пределы атмосферы не вытянешь. Но понимаешь, Митрошка, это в природе человека: дотянуться до Солнца и дерзко посмотреть, что там дальше.

– Поэт, – хмыкнул Митрошка. – Но вот смотрю я на Титан. Безжизненная планетка. Неудобная планетка. Аммиака здесь хватает. Условия жуткие, без защитных приспособлений носа показать не может. А вы рветесь сюда, что-то исследуете. Зачем? Для кого? Ведь из миллиардов земных жителей ваши исследования интересны полутора-двум тысячам человек. А вы кричите, что все делаете во имя человечества. А человечеству ваши игры до лампочки. Разве я неправ?

– Понимаешь, Митрошка, – сказал Званцев немного расстроенно, потому что правота робота казалась бесспорной. Он и сам не раз думал нечто подобное. – Это сейчас основной массе людей то, что мы делаем, абсолютно не нужно. Но придет время, и все будет востребовано.

– Это ты себя успокаиваешь! – отрезал Митрошка.

– Хватит, спорщики, – примирительно сказал Дом. – Отдыхать так отдыхать. Хватит друг другу настроение портить, – и с тайной надеждой предложил: – Можно сыграть в карты? Как?

– Нет уж, – отказался Званцев. – У вас идея фикс: человека в картишки обставить. Ты бы еще в подкидного дурака предложил сыграть!

– В подкидного неинтересно, – возразил Митрошка. – Конечный результат всегда будет известен.

– Вот-вот, – сказал Званцев. – Я же говорю – сговор!

– Не спорю, – сказал Митрошка. – Оставить человека в дураках всегда приятно, правда, Дом? Но с тобой мы играем честно. Просто у тебя логика хромает, и варианты ты считаешь медленно. Но мы в этом не виноваты, с природой не поспоришь!

– Вот и играйте между собой, – сказал Званцев. – А я лучше кино посмотрю. Дом, поставь «Белое солнце пустыни».

– Опять «Белое солнце», – вздохнул Дом. – Званцев, ты его скоро наизусть выучишь. Никак не пойму, почему тебе этот фильм так нравится? Ну, поручили человеку чужих самок в город отвести, а самец настойчиво пытается этих самок отбить и вернуть. И что? В чем смысл? А главное, что в этом смешного? То вы требуете проявлять уважение к старикам, а в кино их на ящики с динамитом уложили. И как могут быть гранаты не той системы? Граната в любом случае гранатой останется. И этот абориген, который на звук выстрела всегда появляется… Он что, так запрограммирован?

Он недоговорил. Что-то невидимое приподняло Дом и резко встряхнуло.

– Ну вот, опять рядом «зона Хлумова» разрядилась. Я так без опор останусь, – недовольно сказал Дом. – Званцев, тебе нужен инвалид?

– Сейчас «цветочки» на поверхность полезут, – сказал Митрошка.

После взрыва обычно обнажалась коренная порода с большим содержанием серы, вступая в соединение с углеводородами, сера расцветала на ледяной поверхности красно-желтыми «цветами», которые, впрочем, существовали недолго – быстро чернели, осыпались, и ветер, который на Титане никогда не стихал, разносил черный пепел по всей планете. Но картина была сказочной, в первые дни Званцев часами любовался этими порождениями Титана – так загадочно и фантастически прекрасно они выглядели. Но все, даже самое прекрасное, когда-то приедается, самое необычное становится привычным и обыденным, самое загадочное имеет такую простую разгадку, что испытываешь разочарование.

– «Белое солнце пустыни», – решительно сказал Званцев, снова укладываясь на диван. – Вы просто ничего не понимаете, юмор этого фильма вам недоступен.

– Званцев, – сказал Митрошка. – Хочешь пари, что ты не досмотришь этот фильм до конца?

– Обязательно досмотрю, – сказал Званцев.

– Так чего же не споришь? – не унимался Митрошка.

– А я с детства не люблю азартных игр, – лениво сказал Званцев, глядя, как на стене появляется эмблема древней киностудии. – И спорить не люблю. Потому и фокусником не стал.

Красноармеец Сухов в белой полотняной гимнастерке бодро шел по пустыне, оставляя на песке цепочку следов.

– Дом, – сказал человек. – Соку. Холодного. Лучше из зеленого винограда, чтобы кислил!

«Сухов, – радостно сказал на экране командир отряда. – Тебя мне сам Бог послал! Сухов, выручай!»

– А между прочим, Званцев, – сказал Митрошка, – они уже давно стоят!

– Кто? – не понял вулканолог.

– Эти, – кивнул Митрошка на обзорный экран. – Полчаса уже стоят, а если точнее – тридцать восемь минут.

Вулканолог посмотрел на обзорный экран.

Рядом с Домом небольшой плотной группой стояло несколько фантастических существ. У каждого из них были по две нижних и по две верхних конечности, но они так же мало напоминали человека, как имеющий такое же количество конечностей петух. Званцев затруднился бы описать их сразу, поначалу он запомнил только длинные цилиндрические головы, украшенные затейливыми рогами, и большие глаза, которые немигающе и заинтересованно смотрели на Дом. Существа были одеты в какие-то невероятные одеяния, похожие на меховые. А может, это была их шкура?

– Черт! – только и сказал Званцев, даже не сказал, а простонал, ибо инструкции, с которыми его знакомили на курсах переподготовки, предписывали при контакте немедленно все бросить, уведомить о состоявшемся контакте Землю, а самому убираться восвояси, пока ты что-то не напортил неосторожным и непродуманным поступком. А у Званцева уже приборная сетка была расставлена, наблюдения шли вовсю, и, кстати, намечались весьма любопытные результаты. Мантия на Титане располагалась значительно ближе к поверхности и была отделена от атмосферы лишь тонким слоем базальтов и углеводородного льда, поэтому и воздействие ее на процессы, происходящие на поверхности Титана, было более активным.

Собственно, аборигены Титана были следствием такого воздействия.

Хозяева Титана не проявляли враждебности. Они просто любопытствовали.

Званцев не мог представить, чем им кажется Дом, ничего подобного среди льдов не наблюдалось, аборигенам даже сравнивать увиденное не с чем было. Он посидел немного, глазея на живописную группу, а потом поступил так, как поступил бы любой дилетант, – надел скафандр и выбрался наружу.

Его появление аборигены встретили с некоторым оживлением.

– Званцев, – сказал робот у вулканолога за спиной. – Ты будь осторожней. Думаешь, откуда у них косточки в качестве украшений? Не думаю, чтобы местные животные подарили им свои.

Один из аборигенов вышел немного вперед и заговорил. Он говорил хрипло и отрывисто, время от времени обводя черной лапой пространство вокруг себя.

– Митрошка, ты что-нибудь понимаешь? – не оборачиваясь, спросил Званцев.

– Откуда? – удивился робот. – Я титанианский, как и ты, сегодня впервые слышу.

– Почему «титанианский»? – спросил Званцев.

– А как же еще? Для благозвучия. Не будем же мы аборигенов «титками» звать, – объяснил робот. – Я так понимаю, что они нам не очень рады.

Морщинистый вождь плюнул в их сторону.

– Даже совсем не рады, – перевел Митрошка.

– Слюну бы его на анализ! – мечтательно сказал Званцев.

– Может, и будет у тебя такая возможность, – сказал робот. – Уж очень они недовольны!

Он укрепил нижние манипуляторы, увеличил их число и шагнул вперед.

Изменения произвели на аборигенов впечатление. Они отступили.

– Попробуем прием попугая, – сказал Митрошка и воспроизвел несколько слов на местном наречии, точно копируя интонации вождя.

Аборигены гневно завопили. Вождь потряс черным шершавым кулаком.

– Кажется, я ляпнул что-то не то, – растерянно сказал Митрошка.

Мимо прошелестел и ударился о стенку Дома бугристый кусок льда.

– Слушай, Митрошка, – сказал Дом. – По-моему, переговоры ведешь ты.

– Знать бы, что говорить, – Митрошка закрыл собою человека. – Слушай, Званцев, ты не считаешь, что важно вовремя отступить?

– Ты хоть понял, что они тебе сказали?

– Откуда? – возразил Митрошка. – Времени на анализ не было. Хотя язык довольно примитивный.

Аборигены провожали их градом ледяных камней.

– Шагу не сделаю, пока не наберем словарный запас, достаточный для анализа и расшифровки, – сказал Митрошка, когда они оказались в Доме.

Язык аборигенов, как и говорил Митрошка, оказался довольно простым.

Вскоре путешественники были готовы к переговорам.

Но как раз взаимопонимания с аборигенами не получалось. Оказалось, что вулканы, которые Званцев прибыл изучать, по местным верованиям относятся к священным местам, и всякая возможность пребывания в районах, где они располагались, исключалась. Каждое предложение Званцева аборигены шумно обсуждали. И неизменно отвергали.

– А если им намекнуть на наше божественное происхождение? – уныло сказал Званцев.

– Не пройдет, – отмел Митрошка. – По местным верованиям боги могут появиться лишь из-под земли. А мы для местных жителей лишь незваные гости.

– Придется улетать, – вздохнул Званцев. – Дом, вызывай «Рапиру». Мне и так нагорит за несанкционированный контакт. А все-таки, братцы, мы с вами попали в первооткрыватели. Во всех источниках будет написано, что именно мы открыли цивилизацию Титана.

– Да какая это цивилизация, – не согласился Митрошка. – Горлопаны, по любому вопросу спорят.

Он помолчал, потом сказал:

– Есть одна мыслишка. Надо проверить.

Наутро оказалось, что Митрошка вышел из Дома один.

– Как же так, – укоризненно сказал Званцев. – Зачем ты его выпустил?

– Так он же по делу, – сказал Дом. – У Митрошки неплохая идея. Пусть проверит. Есть будешь?

У Званцева кусок в горло не лез. Мало того что сам он пошел на несанкционированный контакт, теперь получалось, что он роботу его передоверил!

Митрошку он увидел, едва покинул Дом.

Митрошка для устойчивости отрастил четыре нижних манипулятора, а верхние находились в постоянном движении.

Вокруг Митрошки сидели аборигены и напряженно следили за манипуляциями робота. Перед роботом стоял пластиковый столик, на котором стояло три колпачка.

– Смотри внимательней! – выкликал на местном наречии Митрошка. – И будь сознательней! Угадай, где он, и выиграй миллион! Ну, кто скажет, где шарик?

Вождь аборигенов в меховой неуклюжей шапке, украшенной костями неизвестного животного, решительно показал шершавой черной лапой на один из стаканчиков.

Митрошка приподнял его, под стаканчиком было пусто.

– Черт возьми, ну как назло, вам опять не повезло! – выкрикнул Митрошка, и манипуляторы его принялись ловко и быстро менять стаканчики местами, крутя их на гладкой поверхности столика. – Будь внимательней, повезет обязательно!

– Митрошка, – сказал Званцев. – Что ты делаешь?

– Будь спокоен, командир, – по-русски и негромко отозвался робот. – В отличие от тебя, Званцев, эти ребята без ума от азартных игр. Три вулкана я у них уже выиграл. Дай только немного времени, у нас в кармане будут все восемь.

И, повернувшись к аборигенам, предложил:

– Смотрите внимательно во все восемь глаз! Удача и успех ожидают вас!

– Митрошка! – еще строже сказал Званцев. – Робот не может жульничать!

– А кто сказал, что я жульничаю? – удивился Митрошка. – Я им просто задал пространственную задачу с заранее неверными предпосылками.

И отозвать его никак нельзя было: судя по напряженному вниманию аборигенов, наблюдающих за стаканчиками, порхающими в руках Митрошки, жители Титана разорвали бы на части любого, кто попытался бы вмешаться в их увлекательную игру с абсолютно безвыигрышным вариантом.

Остров обезьян

Обезьяны вели себя странно.

Одна из обезьян положила странное сооружение, изготовленное из нескольких стволов дерева, туго переплетенных и связанных между собой жгутами из лиан, на большой камень. Вторая обезьяна положила на удаленный конец продолговатый валун. К тому времени две лохматые обезьяны, уже влезшие на дерево, крепко ухватившись друг за друга, спрыгнули вниз. Камень взвился в воздух. Меткостью обезьяны не блистали, но огромный валун со свистом пронесся над головой Званцева.

– Одно слово, человекообразные! – сказал за спиной Званцева робот Митрошка. – Ты глянь, что творят! Так и норовят в нас попасть.

Обезьяны начали все заново.

На этот раз очередной валун пронесся через поляну и с глухим звуком врезался в скалу метрах в десяти ниже исследователей.

– Вилка, – со знанием дела сказал Митрошка. – Третьим камешком они нас по скале размажут. Я лично считаю, Званцев, что почетное отступление всегда лучше героической смерти. Мне мои схемы дороги, как память о заводе-изготовителе.

– Свяжись с Домом, пусть готовится к эвакуации, – приказал Званцев. – Ох, кажется мне, что они нас преследовать будут!

– А ведь это уже не обезьяны, – заметил Митрошка. – Животное перестает таковым быть, если начинает использовать предметы в качестве орудий труда. А если они используют предметы в качестве орудий войны?

– Это ты загнул, – хладнокровно заметил Званцев в то время, как они медленно отступали по узенькой почти неразличимой среди кустарников и лиан тропинке. Под ногами жирно чавкала влажная земля. – Некоторые птицы используют камни, чтобы расколоть орех. Их тоже прикажешь относить к разумным?

– Ну знаешь, Званцев, – Митрошка превратил верхние манипуляторы в мачете и прорубался ими сквозь заросли. – Ты только тогда все правильно оценишь, когда эти обезьяны водрузят твою голову на шест и украсят ею вход в пещеру. Совершенно же понятно, они эту штуку специально сделали и используют в качестве своеобразной катапульты, чтобы достать противника и метать камни, которые невозможно бросить рукой.

Сзади слышались далекие взревывания и повизгивания. Судя по ним, погоня продолжалась. Обезьяны острова отличались настойчивостью.

Званцев со своей командой высадился на остров неделю назад.

Все было нормально, они отработали горячие гейзеры, взялись за изучение свойств грязей, потому что местное правительство рассчитывало, что грязи окажутся лечебными и тогда можно будет поставить вопрос о строительстве санаторно-курортного комплекса в этой части острова, серьезно надеясь на инвестиции. Отдых и лечение всегда обещают хорошие деньги, поэтому при правильной постановке вопроса местный муниципалитет рассчитывал поправить свои дела. Местные начальники очень надеялись на Званцева.

И все было бы хорошо, если бы грязи и в самом деле не оказались лечебными. Но лечились ими местные обезьяны. У них на болотах было что-то вроде грязелечебницы, и отдавать ее без боя кому бы то ни было приматы не собирались.

Одно время они просто мелко пакостили Званцеву – ломали и воровали установленные приборы, закидывали вулканолога грязью, если только то, чем они швырялись, можно было назвать этим словом, они пытались проникнуть в Дом, поэтому Дому приходилось постоянно быть готовым к любой обезьяньей пакости. Это ему не нравилось, Званцеву, впрочем, тоже.

Постепенно обезьяны перешли в наступление, а сейчас даже осмелились преследовать Званцева и Митрошку, швыряя в них гранитные обломки.

– Даже странно немного, что вы от похожего вида произошли, – сказал Митрошка. – Впрочем, чего же странного – сообразительностью вы и сейчас не отличаетесь, и упрямости вам не занимать.

– Приматы, – наставительно сказал далекий Дом, – выделились из животного мира благодаря развитому мозгу и выпрямленному положению тела. Основным критерием существования человека является его способность жить в мире идеального – оценивать прекрасное, отличать истинное от ошибочного, создавать абстракции.

– Значит, я примат? – удивился Митрошка.

– Посмотри на себя, примат, – сказал Дом. – Манипуляторы втяни, развесил, как плети.

– А чего там? Оценивать прекрасное я могу, – сказал Митрошка. – Абстракции не только создаю, но и живу в них, если хочешь знать, вся математика абстрактна. А уж отличить истинное от ошибочного… Да Званцев чаще меня ошибается, а уж он-то точно примат!

– Настоящие приматы сейчас гонятся за вами, – сказал Дом. – Исконные, можно сказать, природные. Сородичи.

– Слушай, Дом, – раздраженно и сухо сказал человек. – Нам тут сейчас голову запросто отвинтить могут, а ты рассуждаешь. Слишком спокойно себя ведешь!

– А я этого не боюсь, – сказал Митрошка. – Ну подумаешь, голову открутят. У меня там все равно кроме сенсорных датчиков ничего нет. Ну открутят! А мы ее обратно прикрутим.

– А обо мне ты подумал? – укоризненно поинтересовался Званцев.

Сзади опять затопали, загукали, заревели – как Званцеву показалось, уже почти рядом.

Обезьянам было легче, они двигались по деревьям, тогда как Званцеву казалось, что ему каждый сучок, каждый побег мешает, каждая лиана за ногу схватить норовит.

– Эволюция, – не оглядываясь, заметил Митрошка. А чего ему было оглядываться? У него зрение было панорамным, он одновременно на триста шестьдесят градусов видел, фиксируясь лишь на том, что считал важным для себя. – Если предки людей были такими, я понимаю, почему вы начали создавать «вторую природу». Техника решает все ваши проблемы.

– Не то время выбрал для философии, – ускоряя бег, бросил Званцев.

– Да вы не спешите, – посоветовал Дом. – Сейчас джунгли кончатся, будет большое рисовое поле, там я вас и встречу. Тут деревушка одна. Я тебе так скажу, Званцев, даже не ожидал, что в двадцать втором веке люди еще так живут. Каменный век!

– До твоего поля еще добраться надо, – мрачно сказал вулканолог. – Митрошка, если тебе нетрудно…

– Возьми дядю на ручки, – закончил за него робот. – Ты же человек, Званцев! Ты же звучишь гордо! Это же позор – сидеть у робота на руках!

Судя по реву и воплям, позади них собрались все обезьяны острова. И каждой из них хотелось стать именно той, что схватит Званцева. Митрошка на ходу легко подхватил его манипулятором, устроив на плече что-то вроде удобного седла. Званцев перевел дух.

– Сидя на плече у робота легко ощущать себя царем природы, верно? – сказал Митрошка.

– Иди ты! – огрызнулся Званцев и тревожно позвал: – Дом, ты где?

– Здесь! – отозвался Дом.

Джунгли оборвались неожиданно, под нижними конечностями Митрошки жирно зачавкала грязь. Званцев обернулся.

Обезьяны толпились на опушке леса. Званцеву было трудно разглядеть выражение их морд, но он не сомневался, что обезьяны испытывают разочарование.

Дом поднялся перед ними огромным голубоватым яйцом.

– Слезай, венец эволюции, – с явным облегчением сказал Митрошка, хотя Званцев для него был не тяжелее пушинки – на испытательном стенде робот поднимал груз весом в пятьдесят тонн.

– Смотри! – удивленно вскричал Званцев. – Смотри, что они делают!

Обезьяны пали ниц перед поднимающимся вверх Домом.

– Умные существа, – сказал Митрошка. – Вот они-то сразу поняли, кто является действительным царем природы!

– Не знаю, как у них с умом, – сказал Дом, – а разум действительно присутствует.

– С чего ты взял? – не выдержал вулканолог.

– А ты сам посмотри, – не спеша, объяснил Дом. – Они приняли меня за какое-то божество, так? А чтобы признать само наличие божества, надо обладать фантазией. Наличие же фантазии говорит о разумности существа. Званцев, надо связаться с зоологами, им во многом предстоит разобраться. Обезьяны этого острова совершили эволюционный скачок.

– И признали тебя своим божеством, – съязвил Званцев.

– Нет, Дом, – с сожалением сказал Митрошка. – Все-таки логика людей в чем-то ущербна. Они не возражают и даже с благосклонностью принимают, когда божеством признают их самих, но готовы спорить, если божеством начинают считать кого-то другого. Ты же атеист, Званцев!

– Если верить Дому, – мрачно сказал Званцев, – у меня нет права называться разумным существом. Если я не верю в бога, значит, у меня нет фантазии, а следовательно, я существо неразумное.

– Званцев, – сказал Дом. – Успокойся! Просто ваша фантазия в результате технического прогресса эволюционировала до того, что в этой гипотезе вы не нуждаетесь. Правда, во всем остальном вы ушли не слишком далеко от этих обезьян!

Дом плыл над лесом, Званцев плескался в душе, а Митрошка смотрел на обезьян, которые, собравшись на опушке леса, тянули к улетающему Дому лапы и что-то ревели.

– Слушай, Званцев, – Митрошка постучал в стенку душевой комнаты, где плескался Званцев. – Ты не задумывался, для чего люди развивали технику?

– Как это для чего? – удивился человек, появляясь в комнате с полотенцем на голове. – Чтобы собственную жизнь облегчить.

– Я в философском плане, – нетерпеливо сказал робот.

– Что ты имеешь в виду? – качнул головой Званцев. – Давай договаривай. Думаешь, я не вижу, что у тебя что-то нелестное для человечества на языке вертится.

Митрошка опустился в кресло.

– Все люди инвалиды, – объявил он. – Потому вы эволюционно не развиваетесь. Какие-то гены в процессе исторического развития потеряли. Вот и создали технику, как протезы, а теперь ее совершенствуете, совершенствуете… До конца дней вам не вырваться из этого тупика.

– Значит, еще не скоро, – с облегчением сказал Званцев.

– А это как сказать, – заметил Митрошка. – Ученые подсчитали, что в таком состоянии вы можете прожить не более трехсот тысяч лет. А потом геном исчерпает возможности своей модификации и – мементум мори!

– Ты за нас не волнуйся, – успокоил робота вулканолог. – Триста тысяч лет мы еще поживем. А там, глядишь, что-нибудь придумаем. Ты лучше вот что скажи: какие местные факторы повлияли на развитие обезьян, что их подтолкнуло на пути к сапиенсам?

Митрошка задумался.

– Не знаю, – сказал он. – Мне кажется, их подтолкнуло осознание собственного несовершенства. Тоскливо ведь жить на деревьях, когда столько свободных пещер, и питаться бананами и орехами, хотя можно и не сидеть на диете.

– А я думаю, – включился в разговор Дом, – сужение жизненного пространства и ухудшение условий существования. Поневоле начнешь изобретать пращи и катапульты, чтобы отбиться от врага. А еще больше – мечтать о хороших и добрых богах, которые тебе помогут.

– Поздно они спохватились, – сказал робот Митрошка, глядя на проплывающие под Домом джунгли.

Отсюда, с высоты, сразу бросалось в глаза, какие они редкие и как мало места занимают на острове. Мелькали проплешины полей, огороженные периметрами из колючей проволоки, дороги, разрезающие джунгли от одного населенного пункта к другому, опоры линий высоковольтных передач, шагающие прямо через леса.

– Ну, почему поздно? – удивился Дом. – Внимание людей они на себя обратили, теперь придется для них обширную резервацию создавать, может, весь остров за ними останется. Будут помаленечку развиваться до первобытного человека, а там, глядишь, к современному человеку подтянутся. Да и люди товарищей по разуму в беде не оставят. Верно, Званцев? Уделите внимание младшим братьям?

– Уделят, – подтвердил Митрошка. – Только от их внимания младшим братьям легче не станет. Они бизонам внимание уделили, странствующим голубям, потом индейцам американским. И что? Где бизоны и дюгони? Сколько тех индейцев в резервациях осталось?

– Трепач, – сказал человек.

– Куда летим, Званцев? – деловито поинтересовался Дом.

– Домой, – отозвался тот.

С высоты остров был весь на ладони. Зеленовато-коричневый, с желтой каймой песка по краям, он казался драгоценным камнем, врезанным в лазурь океана.

Откровенно говоря, Дом был прав, и робот Митрошка тоже был прав, и Званцеву было грустно от несовершенства мира, и жалко бестолковых обитателей острова, которые так долго топтались на месте, а потом вдруг опомнились и сделали решительный шаг, еще не понимая, что безнадежно опоздали к переживаемому человечеством лету.