Текст книги "Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец"

Автор книги: Сергей Синякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Степень опасности возросла, – сказал Дом. – Подземные толчки усиливаются и становятся более частыми. Мне придется сменить дислокацию на более безопасную.

Званцев махнул рукой и лег на диван, уткнувшись лицом в прохладную обивку. Щеки его горели. Он был полон гнева и разочарования. Судьба, давшая ему уникальный шанс проникнуть в тайны далекого прошлого, словно посмеялась над ним, показав невероятное сооружение, чтобы почти тут же похоронить его под обломками скал и медленно выдавливаемой из недр земли лавой.

Дом медленно поднимался к поверхности.

Он внимательно следил за состоянием Званцева, подъем с глубины всегда чреват кессонной болезнью, когда в человеческом организме начинают плясать бесы закиси азота, заставляя совершать глупые и непродуманные поступки.

Обзорные экраны медленно светлели.

– Эх вы, – сказал Званцев, садясь. – Ну что мы теперь скажем людям?

– Скажем, что это был дворец морского царя, – отозвался Митрошка. – А он не захотел заводить знакомства на суше.

– Шутник, – с отвращением сказал вулканолог.

– Что вы, босс, – сказал Митрошка. – Я всего лишь большая высокотехнологичная железяка. Тем не менее я, пока вы изволили отдыхать, сплавал туда, посмотрел, что там внутри дворца. Фрески на стенах заснял, предметы быта поискал, только ничего не нашел. Лично для тебя, Званцев, сувенир захватил. А ты на меня – железяка! Обидно!

– Чувство обиды в тебе не программировалось, – с надеждой сказал Званцев.

– Глупый ты, Званцев, хоть и человек, – сказал робот. – Чувство обиды появляется само, когда существо обретает чувство собственного достоинства.

– Мудрец, философ, – смущенно проворчал вулканолог. – Ну, где твой сувенир? Что ты там нашел?

Робот открыл дверь комнатки, переоборудованной под кладовую.

– Я же говорил, что это дворец подводного царя! – сказал он и поставил перед Званцевым статую в человеческий рост. Статуя была выполнена из незнакомого Званцеву блестящего металла и изображала человекообразное существо, стоящее на мощном рыбьем хвосте и опирающееся на трезубец.

– Посейдон! – ахнул Званцев.

– Не совсем, – возразил Дом. – Ты внимательно посмотри на лицо статуи. У Посейдона был человеческий лик, а здесь ты что видишь?

Лицо у статуи … Впрочем, разве можно назвать рачье рыло с выпученными глазами на стебельках лицом? Странный монстр, которому поклонялись тысячелетия назад, стоял перед Званцевым. Робот Митрошка заботливо привел статую в порядок, освободив от наноса ила и водорослей, очистив от грязи и вернув первоначальный блеск металлу, из которого монстр когда-то был отлит.

– Невероятно, – сказал вулканолог.

– Но факт, – подтвердил робот Митрошка. – Знаешь, Званцев, я уже и надпись для музейной таблички придумал. «Статуя неизвестного божества, обнаруженная в подводном храме древней земной цивилизации, открытом в 2054 году роботом Митрофаном, серии ТМ порядковый номер три тысячи шестьсот двадцать восемь и вулканологом Званцевым А. А. при исследовании подводного вулкана Алачи». Звучит, правда?

– Звучит, – сказал Званцев.

– Ну, тогда, – предложил робот Митрошка, – за открытие?

– Не дождетесь, – отозвался Дом. – Как открытия делать, так робот Митрофан. А я кто? Кухонно-спальный механизм? Электролит тебе должен подавать?

– В самом деле, Митрошка, – смущенно сказал Званцев. – Как ты мог о Доме забыть?

– Ладно, – согласился Митрошка. – Тогда я в надпись добавлю: «…и техноморфом «специализированный дом вулканолога» номер 556, в котором они обитали и который меж собой именовали родимым Домом».

Званцев захохотал.

– Вот вы смеетесь, – обидчиво сказал Дом, – а до поверхности всего триста метров осталось.

Спасатели

Земля висела над неровным лунным горизонтом.

От нее исходило приятное голубоватое сияние, которое делало лунные скалы и поверхность луны серебристо-серыми. Даже небольшие камешки образовывали угольно-черные тени. Мир был контрастен, лишен полутонов.

– А мне нравится, – сказал робот Митрошка, медленно вращая голову, словно делал панорамный снимок лунной поверхности. – Не дует. И окислителями даже не пахнет.

Низко над поверхностью Луны висел спутник связи. Если смотреть на него внимательно, можно было даже увидеть полоски солнечных батарей. Спутник мягко и переменно помигивал на два цвета – зеленый и красный.

– Мне-то что здесь делать? – печально сказал Дом.

И в самом деле, в обширном кратере голубели здания лунного поселения, над ним висели летающие платформы и стремительно перемещались огоньки – так с расстояния выглядели люди в скафандрах.

Неторопливо они двинулись к поселению. Вернее, это сделал Дом, а Званцев и Митрошка находились в нем. Званцев завтракал, Митрошка просматривал справочники по лунной геологии, последние статьи в электронных журналах, готовясь к будущим изысканиям.

Сейсмичность на Луне была относительно небольшой, ежегодная энергия лунотрясений определялась в десять в пятнадцатой степени эрг, примерно в миллиард раз меньше, чем ежегодно выделялось при землетрясениях. С точки зрения вулканологии Луна особого интереса почти не представляла. Если бы не было этого самого почти. Определенный интерес представляли собой извержения лунных вулканов в практической пустоте и при ослабленной силе тяжести: по-иному распределялась лава, менялся ее элементный состав, да и пробок почти не было, поэтому извержения проходили значительно спокойнее и ленивее, чем на Земле. Званцева интересовал вулкан Церекс, расположенный в районе южной полярной шапки Луны. Вулкан был действующий, но главное, сейсмические разломы проходили по обширным пустотам, образующим подземелья Циммермана, названные так по имени их открывателя и первого исследователя. Циммерман без вести пропал в 2034 году, затерялся где-то в обширных лабиринтах подземелий. Еще одним немаловажным в научном отношении фактором являлось то, что вулкан Церекс соседствовал с залежами ископаемого льда, время от времени нагревая их до такой степени, что в подземных пустотах били горячие гейзеры, и за определенное время образовалось настоящая атмосфера, образованная водяным паром, кислородом и углекислым газом. Смесь была непригодной для дыхания человека, но это не обусловливало невозможность развития жизни непосредственно на Луне. Каждый исследователь, начинавший работу в подземельях Циммермана, надеялся, что обнаружить лунную жизнь удастся именно ему. Что говорить, в глубине души Званцев сам надеялся на это, хотя к его профессии возможные фауна и флора Луны никакого отношения не имели.

– Это здесь жилья много настроено, – сказал Званцев, желая ободрить Дом. – А у полюса условий для исследователя никаких. Как же я без тебя? Я без твоих обедов уже не могу. Даже Аленка никак не может научиться готовить не хуже тебя.

С Аленой они поженились в прошлом году. Званцев по глупости своей так расхвалил жене кулинарные способности Дома, что та тайком бегала консультироваться с Домом по вопросам любимых блюд Званцева и их правильного приготовления. Званцев делал вид, что ничего об этом не знает.

– Нет, Званцев, – сказал Дом. – С тобой не соскучишься. Под водой мы были, все континенты прошли, теперь вот в космос вырвались. Дальше некуда!

– Как это некуда? – удивился Званцев, с наслаждением допивая холодный компот. – А к звездам?

Дом промолчал, он включил приемник и попытался настроиться на какую-нибудь лунную станцию с постоянной программой. Разговоров в эфире было предостаточно, казалось, что не шесть тысяч человек проживают в лунных поселениях, а в десятки раз больше.

– …можно смело сказать, – басом сказали в эфире, – что подавляющее большинство лунных кратеров имеют метеоритное происхождение, а эндогенные вулканические кратеры имеют подчиненное значение.

– Открытия, прямо скажем, ты не сделал, – быстрой скороговоркой отозвался ему кто-то. – Это еще Токсоц и Джонстон отмечали, – ты вот объясни, почему в районах одного кратера реголит содержит до тридцати процентов гелия-3, а близ других это содержание понижается до десяти-одиннадцати процентов. А в Море Ясности, вдали ото всех кратеров, есть районы, где содержание гелия-3 даже достигает сорока процентов. Ясно, что прежними моделями это объяснить невозможно.

– Надо подумать, – прогудел первый голос и вдруг ушел куда-то с волны, а вместо него в эфире зазвучала песенка на французском языке.

 
И в кратере двух влюбленных
Дарил ты мне поцелуи…
 

– Выключи, – недовольно сказал робот Митрошка. – Не видишь, делами занимаюсь. Не отвлекай.

– Тебе что, неинтересно, чем обитатели лунных поселений живут? – удивился Дом.

– Мне неинтересно, как они развлекаются, – сказал Митрошка. – Меня Званцев на высокой поэзии воспитывал – Пушкин, Верхарн, Йетс… Я однодневки слушать не могу, они никакой информации не несут.

– Приехали, – сказал Дом. – Званцев, ты меня в какое стойло поставишь?

– Со всеми пегасами, – сказал Митрошка. – Не думай, Дом, исключений не будет.

В административном куполе Поселения Званцева встретил директор колонии Семюэль Трай – высокий плотный мужчина сорока лет. У него была смуглая кожа и курчавые волосы, похожие на свитые в спирали проволочки. Он крепко пожал Званцеву руку.

– О вашем приезде я уже предупрежден, – сказал он. – Но, похоже, пока с научными изысканиями придется немного подождать.

– Я не могу ждать, – сказал Званцев. – Мне сказали, что пробуждения Церекса следует ожидать в ближайшие дни.

Трай грустно улыбнулся.

– Возможно, что никаких изысканий вам вообще проводить не придется, – сказал он. – У нас неприятность. Все лунные поселения в желтой зоне. У нас потерялся луноход с экипажем и группой научников. Всего двенадцать человек.

– Как это случилось? – спросил Званцев.

Трай пожал плечами.

– Они сообщили, что совершают посадку в Море Дождей, и после этого связь с ними прервалась. Район предполагаемой посадки мы прочесали, но пока безрезультатно.

– Мы можем помочь? – спросил Званцев.

– Чем? – сказал Трай. – У нас здесь профессиональные поисковики, но искать луноход в Море Дождей все равно, что искать иголку в стоге сена. Лучше уж вы посидите на базе, чтобы в дополнение ко всему не пришлось искать вас. Вы ведь на Луне новичок?

– У меня техноморфы – СДВ, способный осуществлять поисковые работы, и многофункциональный ТМ, – сообщил Званцев.

– Это серьезно, – кивнул Трай. – Но вы просто не представляете себе, какие неожиданности порою таит Луна. Вы слышали о неустойчивых конгломератах вблизи масконов? А об естественных энерголитах? Вот видите! – Трай развел руками. – И вы хотите сразу же самостоятельно отправиться в разведпоиск? Если вам так хочется помочь, то только с нашими людьми. Мы, конечно, рады любой помощи, но отправлять в поиск неподготовленного человека…

– Я согласен на все, – сказал Званцев. – Места у меня много.

– А я вам много людей и не дам, – сказал Трай угрюмо. – Я вам дам одного человека. Старожила. Этого будет достаточно, чтобы вы не попали в какую-нибудь историю.

Лунным старожилом к огромному изумлению Званцева оказался Андрей Стариков, его однокашник по Горному институту. Они сразу узнали друг друга, поэтому особенно приглядываться не пришлось.

– Ты каким ветром сюда? – поинтересовался Стариков, когда они перебрались в Дом. – Присматривать за Церексом? Смотри в подземельях не заблудись.

Званцев представил ему Дом и Митрошку.

Дом изнутри ничего особенного не представлял, а вот Митрошку Стариков оглядел с нескрываемым любопытством.

– Техноморф? – спросил он. – И, разумеется, свободное программирование?

– А вы что-нибудь имеете против свободного программирования? – спросил Митрошка.

– Напротив, – сказал Стариков. – Я нахожу это направление в кибернетике наиболее перспективным.

– Рад встретить на Луне прогрессивно настроенного человека, – церемонно сказал Митрошка.

– Не обращай внимания, – толкнул Званцев спутника. – Это он со скуки тебя подначивает. А ваш руководитель… ну Семюэль Трай… суровый он какой-то, черствая горбушка прямо.

– Он нормальный мужик, – сказал Стариков, вводя в память Дома координаты участка лунной поверхности, на которой им предстояло вести поисковые работы. – Понимаешь, у него жена в том луноходе.

– Извини, – Званцев стер улыбку с лица.

– В общем, так, – обратился лунный старожил сразу ко всем. – Нам предстоит просеять почти сто квадратов Моря Дождей. Что из себя представляет луноход, знаете?

– Я уже посмотрел, – пробурчал Дом и вывел на настенный экран фотографию лунохода, его принципиальную схему и основную компоновку. – Длина восемнадцать метров, экипаж три человека, возможное число пассажиров – десять, максимальная полезная нагрузка – три тонны, запас кислорода – двести четырнадцать часов. Является основным транспортным средством лунных поисковиков.

– Верно, – одобрительно сказал Стариков.

– Выведи изображение на меня, – попросил Митрошка. – И дай более подробное описание.

– Что с ними могло случиться? – спросил Старикова Званцев.

– А что с ними может случиться на Луне, – пожал плечами тот. – Могли попасть под разряд энерголита. В этом случае экипаж и пассажиры могли оказаться поражены электроразрядом большой мощности. Могла случиться обычная авария. Но в этих случаях машина осталась бы на поверхности и ее бы уже обнаружили. Но могло случиться и худшее – они могли провалиться в расщелину или трещину, их на поверхности Луны хватает. Но это не объясняет отсутствия связи. А самое паршивое, если они вздумали сесть и попали на неустойчивый конгломерат, у нас его еще «чертовым следом» зовут. Два года назад в такую ловушку угодил луноход французов. Нашли их слишком поздно. Понимаешь, получается что-то вроде земных зыбучих песков. Машину моментально засасывает на глубину, реголит экранирует сигналы, и выбраться из ямы невозможно, машина в пыли «плывет», нет точки опоры. Французы так и не выбрались.

– Глубина у этих «чертовых следов» большая?

– Метров двадцать от силы, – сказал Стариков. – Но в том-то и дело, можно десять раз пройти мимо этого участка и ничего не заметить.

– А приборами зафиксировать?

– Почва экранирует, – объяснил Стариков. – Не показывают приборы ничего.

– А тепловое излучение?

– Я же говорю, пыль экранирует, – с досадой сказал Стариков.

Дом медленно плыл над поверхностью Луны.

Кто участвовал в подобных поисках, тот знает, что нет ничего более нудного, как вглядываться в однообразную, в выщербинах кратеров и покрытую толстым слоем пыли поверхность Луны. В один заход удавалось просматривать участок поверхности в двадцать пять метров шириной. Десять километров в один конец и обратно, и так предстояло пройти над лунной поверхностью четыреста раз. После двух часов наблюдений у Званцева начали слезиться глаза, после четвертого часа он вдруг ощутил, что сознание его начинает пропускать обширные участки проверяемого участка.

– Званцев, – сказал Дом. – Ну что ты, в самом деле, не доверяешь?

Митрошка находился в свободном поиске и шел над Луной параллельно Дому. Перед командировкой Званцева на Луну роботу установили дополнительное оборудование и ионный двигатель, позволяющий двигаться в космической пустоте.

– Хорошая техника, – сказал Стариков.

– Не просто техника, – отозвался Званцев. – Я без них как без рук.

– Ты кого-нибудь с нашего выпуска видел? – поинтересовался Стариков.

– С Агеевым постоянно общаюсь, – сказал Званцев. – Он сейчас в Европейском института морфологии Земли работает. Общаемся. Два года назад Петю Быстрова видел, звал меня принять участие в экспедиции к Юпитеру. Но я тогда в Тихом океане занят был, срочную работу для ЮНЕСКО выполнял. Да и далеко больно, не люблю долгих экспедиций, а тут на пять лет Землю пришлось бы покинуть. Слушай, пусто в нашем районе, последнюю километровку проходим. Если бы что-то было, Митроха давно бы засек и сообщил.

– Может быть, – сказал Стариков. – Но мы должны быть точно уверены, что на нашем участке их нет.

– Что ты предлагаешь?

– Закончим осмотр и пойдем в обратном направлении. Может, мы что-то просмотрели.

– Не может быть, – сказал Дом. – Я каждый участок фиксировал в памяти и потом анализировал. Если бы был хоть намек, хоть бугорок какой, я бы обратил внимание.

Он выставил на столик перед людьми пластиковые тубы с ярко-желтым апельсиновым соком.

– Я его витаминизировал, – сказал Дом. – И немного химии добавил. Ты уж извини, Званцев, но я не могу смотреть, как вы уродуетесь. И вообще, надо больше технике доверять, а не своим глазам.

– Может, ты и прав, – согласился Званцев. – Только ведь и мы не можем иначе.

– Первый раз наблюдаю конечный результат свободного программирования, – сказал Стариков. – Впечатляет. Званцев, они и в самом деле эмоциональны или мне это кажется?

– Вам это кажется, – сказал Митрошка. – Откуда у роботов чувства? А эмоции, как вы знаете, есть внешнее проявление чувств.

Участок, выделенный им, кончился, и Дом повис в пустоте. Митрошка полез в кессонную камеру, долго возился там, подставляя свое пластиковое тело под струи дезактиватов. Закончив процедуру, он шагнул в комнату, где сидели Званцев и Стариков.

– А нечистым трубочистам стыд и срам, – наставительно сказал он. – Что решили, люди?

– Отдохнем и пойдем в обратном направлении, – сообщил Званцев. – Решили еще раз все осмотреть и быть внимательнее.

– Отдыхайте, – махнул манипулятором Митрошка. – Есть у меня одна мыслишка. Слушай, Дом, ты каждый осматриваемый участок фиксировал?

– Обижаешь, – сказал Дом. – Ты же меня знаешь, мог я чего-нибудь пропустить?

– Тогда катай картинку на меня, – Митрошка встал в углу комнаты. – Неторопливо катай, я со своими картинами сравнивать буду.

Техноморфы замолчали. Может, они и общались друг с другом, но их переговоры людям не были слышны.

– Лихой робот, – хмыкнул Стариков. – как ты его зовешь?

– Митрофан, – сказал Званцев. – Мы с ним «Недоросля» Фонвизина проходили, а Митрошка тогда еще полным тормозом был, многого в межличностных отношениях не догонял. Вот я его в раздражении и окрестил. А потом с легкого манипулятора Дома имя и прижилось.

– Я смотрю, ты к ним привык.

– Не то слово, – кивнул Званцев. – Понимаешь, это уже не техника, это настоящие товарищи и друзья.

Митрошка у стены зашевелился.

– Участок Г-62, – сказал он. – Как ты считаешь, Дом?

– Если учесть твою гипотезу… – Дом оборвал фразу. – А чего там, сейчас мы это и проверим.

– Что там, Митроха? – не выдержал Званцев. – Вы что-то обнаружили?

– Пока не знаю, – сказал Митроха, стоя перед экраном и глядя, как под Домом стремительно бежит бугристая черно-белая лунная поверхность. – Сейчас посмотрим.

Луноход действительно оказался в квадрате, обозначенном Домом как Г-62. Он лежал во впадине лунного моря на глубине пятнадцати метров. Митрошка отрастил манипулятор и вошел в соприкосновение с крышей лунохода, на ощупь добрался до антенны.

– Все живы, – сказал он. – Только напуганы очень. Но не падают духом, говорят, даже не сомневались, что их все-таки найдут. Нет, Званцев, я все-таки молодец, а? Лихо вытащил кролика из шляпы?

– Не томи, Митроха, – не выдержал вулканолог. – Как ты их обнаружил?

– Это вам, людям, нужна ослепительная догадка, – сказал робот. – А я просто начал перебирать варианты. Понимаешь, Званцев, у луноходов есть клапан, через который из машины удаляются излишки углекислого и угарного газа, который образуется при дыхании людей. Я даже обрадовался, что конструкторы замкнутую систему не установили. А вместе с продуктами человеческого дыхания машина избавляется… от чего, Званцев, она может избавляться? Главное – этого нет в лунном грунте.

– Водяной пар? – догадался Стариков.

– Видишь, Званцев, твой коллега более догадлив, – назидательно сказал Митрошка. – Так кто из нас Митрофанушка? Мне только оставалось просмотреть все участки и выделить тот, где обнаруживались следы воды. Все остальное было делом обычной техники.

Видно было, как робот выпрямился, глядя куда-то вдаль.

– А вот и спасатели приближаются, – сказал он. – Мы свое дело сделали, пусть теперь они ишачат. Ты, Званцев, как знаешь, а я лично сегодня ничего больше делать не буду. Все равно к Церексу мы сегодня не пойдем. Тебя просто не отпустят. Надеюсь, ты не станешь возражать, если я приму стаканчик свежего электролита и сяду пересчитывать запятые и точки в Британской энциклопедии?

– Он это серьезно? – удивился Стариков.

– Вы про электролит или про точки с запятыми? – лукаво поинтересовался Дом.

Саламандра

Званцев нашел ее при исследовании Ключевской сопки.

Если точнее, то углядел ее глазастый робот Митрошка, а Званцеву осталось только наклониться и подобрать странную полупрозрачную с розоватыми отливами статуэтку, изображающую изогнутую ящерку. Сделана она была искусно – заметны были маленькие черные коготки, чешуйки на теле, а глаза ящерки были выполнены так, что создавалось полное впечатление живых. Званцев никак не мог отделаться от ощущения, что ящерка наблюдает за ним. Она стояла на фоноре – гибкая, стремительная, готовая пуститься в бегство.

– Кварц, – сказал Дом. – Кварц, окрашенный окислами железа.

– Кто ее сделать мог? – подумал вслух Званцев. – Для камчадалов она сделана слишком искусно.

– А ты хрустальные черепа вспомни, которые когда-то в Южной Америке нашли, – посоветовал Дом. – Помнишь, они тоже из единого куска кварца сделаны. И тоже про них говорили, что невозможно их было изготовить при существовавших в Америке технологиях. Но ведь изготовили! Из единого куска, хотя все специалисты единодушно утверждают, что кварц таким образом обработать нельзя. А шлифовкой этого можно было добиться лишь за сотни лет. И все-таки кто-то это сделал. И потом, кто тебе сказал, что это местное изделие? Возможно, здесь кто-то побывал до нас. И просто потерял эту штуку. А вы с Митрошкой нашли.

– Просто у тебя получается, – сказал Званцев, стоя у окна и разглядывая живописный пейзаж, возможный лишь на Камчатке. – А мне чудится в этой ящерке какая-то загадка. Раньше что-нибудь подобное находили? Да еще в кратере действующего вулкана.

– Я таких материалов не нашел, – сказал Дом.

– Плохо искал, – вмешался в разговор робот Митрошка. – Я тут тоже немного в Сети полазил. Была находка. И не похожая, а почти точно такая же. Только довольно давно, еще в середине двадцатого века. Геолог Заостерцев при исследованиях Горелой сопки. Здесь же, на Камчатке. Упоминание об этом сохранилось, вероятно, лишь благодаря оригинальной гипотезе доктора А. А. Малахова, высказавшего утверждение, что люди имеют дело с иной формой жизни на кремниевой основе.

– Бред, – решительно сказал Дом. – Плавиковая кислота вместо воды, высокая температура, необходимая для существования… Это слишком сложно, чтобы оказаться правдой. Красивая гипотеза, Митрошка, не более.

– А это как посмотреть, – возразил робот. – Вчера еще некоторые деятели от кибернетики именно так о нас с тобой и отозвались бы. Возможность техноморфизации казалась просто нереальной. Но мы-то с тобой существуем!

– Вот именно, – сказал Дом, – существуем. Кухарками, транспортными средствами, свежую информацию почерпнуть некогда.

Ящерка смотрела на Званцева.

Вулканолог взял ее в руки и еще раз поразился той искусности, с которой фигурка была выполнена. Она и в самом деле казалась живой.

– Кончай свару, – объявил он. – Митрошка, мы с тобой идем на охоту.

– А я малинки нащиплю, – тут же отозвался Дом. – Тут у меня с левой стороны такие заросли! Я вчера двух медведей спугнул.

В воздухе пахло можжевельником и от реки тянуло прохладой.

– Зря ты, Званцев, его поддержал, – сказал Митрошка, осторожно ступая вслед вулканологу. – Подумаешь температура! В жерле вулкана, да поближе к лаве – там ей только и жить. Помнишь, где мы ее нашли? У свежего выхода лавы. Заигралась, а в глубину уйти не успела.

– Ты по сторонам посматривай, – предупредил Званцев. – А то мы так без трофея домой вернемся. А я уже нацелился на рябчика, не хочется разочаровываться.

– Вот так, – сказал робот. – Два миллиона гигабайт памяти, способности такие, что другим и не снились, а тебя держат за охотничью собаку. Ты мне еще «фас» скажи!

Званцев промолчал.

Осень брала свое. Было уже морозно, на камнях, рассыпавшихся вдоль ручья, появился первый лед, и надо было быть осторожным, чтобы не поскользнуться.

– И ничего необычного в этом нет, – сказал за его спиной Митрошка. – Кремний вполне мог заменить углерод. Я тебе даже схему замещения могу нарисовать. И вообще, я читал книгу, там один профессор, из вас, между прочим, из людей, пытался неуязвимых солдат создать и проводил опыт по замещению в клетках человека углерода на кремний.

– Так это, Митроха, фантастика, – терпеливо объяснил вулканолог. – Пишут люди, дурят бедных роботов. Книжка, небось, старая?

– В двадцатом веке написана, – признался робот.

– С тех пор наука далеко ушла, а между прочим твой корпус из сверхпрочного пластика клепали, но это не помеха всем твоим метаморфозам.

– И я о том же! – сказал робот.

– Выкинь эту чушь из головы, – строго сказал Званцев, но тут ему стало не до поучений – от кедровника подали голоса пестрые рябчики. – Слышишь?

– Я всегда говорил Дому, что нет в тебе полета фантазии, – вздохнул робот. – Сиди уж, охотничек, сам схожу, ты мне только всю дичь распугаешь!

Вот в стремительности и точности реакции Митрошке равных не было. В этом Званцев еще раз убедился, когда робот вернулся обратно.

В последующие дни Митрошка принялся за проверку своих предположений.

Званцев его предупреждал, но выяснилось, что Митрошка предупреждениям не внял. Более того, он смонтировал в лаборатории муфельную печь и вечерами мысленно рылся в справочниках, подбирая температурные режимы для ее работы. Неудачи Митрошку не пугали, робот последовательно менял температуру муфельной печи, закладывая туда ящерку. После нагрева она оставалась все той же статуэткой, разве что меняла свой цвет – с прозрачно-желтого до огненно-красного.

– Митрошка, – строго говорил Званцев роботу. – Займись делом!

– Я и так им круглые сутки занимаюсь, – бурчал тот в ответ. – А это уж личное, Званцев, я же тебе не мешаю бездельничать и иллюстрированные журналы листать.

Званцев смирился.

Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Хотя представить себе плачущего Митрошку он просто не мог. К роботу эта идиома явно не подходила.

– Пусть его, – сказал и Дом. – По крайней мере, линия связи чаще свободна будет.

Был очередной вечер, наполненный бездельем и ленивой дремотой. Лень обуяла Званцева настолько, что телевизор смотреть не хотелось, хотя по пятьдесят седьмому каналу и фильм хороший показывали – «Собор Парижской Богоматери», да и кроме него было что посмотреть, даже военные историки, словно сговорившись, в этот день наперегонки раскрывали загадки истории – от бомбежки Ковентри до создания нацистскими врачами зомби для охраны «Волчьего логова», в котором одно время жил германский фюрер Адольф Гитлер. А еще они раскопали историю ракетного подземохода, созданного в сталинском Советском Союзе, и увлеченно перемывали косточки всем, кто препятствовал созданию этого крайне полезного изобретения. И еще обещали показать историю создания архангельским самородком подводной лодки во времена Петра Великого.

Робот Митрошка сидел в лаборатории.

Поэтому Званцев даже не удивился, услышав оттуда голос робота.

– Я же говорил, говорил! – громко сказал Митрошка. – Званцев, иди сюда! Дом, смотри, смотри!

Званцев вздохнул и лениво прошел в лабораторию.

Митрошка сидел перед муфельной печью, вытянув глазной стебель и заглядывая таким образом в глазок муфельной печи.

– Что тут у тебя? – спросил Званцев и машинально открыл дверцу печи.

– Осторожнее! – вскрикнул Митрошка.

Поздно!

Из пышущего жаром муфеля выскользнула прозрачная ящерка. Теперь она казалась желто-алой. Ящерка скользнула на пол и побежала. В том месте, где ее лапки касались пола, образовывались длинные черные пропалины.

Митрошка схватил бокал с водой и вылил на ящерку. Раздался пронзительный треск, словно в Доме били стекла. В одно мгновение ящерка помутнела, окуталась сетью мельчайших трещинок и с оглушительным хлопком разлетелась на мелкие осколки, усеявшие пол комнаты.

В комнате, отведенной Домом под лабораторию, наступила тишина.

– Митрофан, – сказал в этой тишине Дом. – Я имею заявить, что ты – дурак!

– Здрасьте. – хмыкнул робот Митрошка. – Нет, Званцев, ты видел? Мы его в компанию приняли, можно сказать, вынянчили, воспитали, а он дураками разбрасывается.

– А как еще назвать существо, которое ставит под угрозу жизнь и здоровье другого? – поинтересовался Дом.

– В самом деле, Митрошка, – укоризненно произнес Званцев. – Дом же мог сгореть!

– Не мог, – буркнул робот. – У него прекрасная система противопожарной защиты. Он, можно сказать, заговорен от любого пожара. И здоровья у него на десятерых хватит. Его схемам Европейский центральный компьютер позавидовать может, про электрические цепи я уже не говорю! Но ты видел, Званцев? Ты видел? Я же говорил, что она живая!

– Не знаю, – пожал Званцев плечами. – Просто ты ее перекалил, вот она и заскакала по полу, когда выпала из печи. При чем здесь жизнь?

– Дом, да скажи ему! – воскликнул Митрошка. – А еще лучше – покажи!

Дом включил разухабистую мелодию из какой-то оперетки и выпустил уборщика, который с легким гудением заскользил по полу, собирая осколки. Он всегда включал такие мелодии, когда хотел показать обиду. Уборщик задерживался на выжженных пятнах, оставляя за собой отреставрированную поверхность.

Кремнийорганическая жизнь!

Званцев покачал головой.

Скорее всего, у происходящего были более прозаические причины. Не стоило умножать сущности сверх необходимого для того, чтобы разобраться в происходящем. У самых таинственных случаев и самых невероятных загадок были довольно простые разгадки. И Дом молчал.

Званцев смутно представлял себе саму возможность кремнийорганической жизни, весь его разум восставал против этого. Ящерка не бегала. Она просто была раскалена и за счет этого проскользила по полу несколько метров. И все. И все.

– Да ну вас, – сказал Митрошка и вышел на улицу.

В окно Званцев видел, как некоторое время он стоял на берегу речки, словно становясь меньше ростом, потом полностью ушел под воду. Вода была холодной, от одной мысли об этом у Званцева по коже поползли мурашки.

– Знаешь, Званцев, – подал голос Дом. – А ведь она и в самом деле бежала. Хочешь, покажу тебе замедленную съемку?

– Не хочу, – качнул головой человек.

«Не сейчас, – подумал он. – Может быть, потом. Да, потом». Сейчас важнее было то, что Митроха начал вести себя неадекватно. Слишком по-человечески.

– Вернется, – сказал Дом. – Званцев, не переживай.

– Да ну вас, – повторил человек слова робота. – Одно беспокойство с вами.

Кремнийорганическая жизнь, надо же!