Текст книги "Люди Солнечной системы (сборник)"

Автор книги: Сергей Синякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

– У Робинзона было и громадное преимущество, – подетски возразил бортинженер. – Его необитаемый остров находился на Земле.

– Зато наш остров – обитаемый, – хмыкнул капитан. – Коз мы здесь, конечно, не найдем, а потому и не приручим. И оранжерею нашу накрыло. Но ведь мы все живы! Обойдемся и без оранжереи. Верно, бортинженер?

– Поражаюсь вашему оптимизму, Алексей Николаевич, – сказал Лямин, стягивая шлем. Волосы его были влажными.

– Теперь ты убедился в преимуществе короткой стрижки? – Круглов неторопливо расшнуровал пояс, освободился от скафандра и поставил его у гофрированной стены отсека, неторопливо закрепляя рукава и штанины зажимами.

Тусклое аварийное освещение заменило нормальное. От этого, пусть и ненамного, становилось спокойнее и теплее на душе. Возвращение к норме всегда способствует обретению уверенности и надежд. Заработала автоматика, теперь не надо было вращать верньеры люков вручную и напрягаться, чтобы открыть проход. Заработали озонаторы, и в коридоре стоял влажный свежий запах хвойного леса.

– Как в бородатом анекдоте, – шумно вздохнул Лямин.

– Что за анекдот? – невозмутимо спросил Круглов.

– Один опустившийся мужик решил покончить счеты с жизнью, – неохотно сказал Лямин. – Намылил петлю, встал на табуретку… Смотрит, а в углу недопитая бутылка водки стоит. Чего добру пропадать? Слез с табурета, допил, вздохнул, потом видит – на подоконнике полпачки сигарет. Ну, закурил. Пока курил – звонок в дверь. Почтальон пришел, перевод от родственников на сто рублей принес. Мужик сидит и думает: «Черт побери! А жизнь-то налаживается!»

– Жутковатая история, – кивнул капитан. – Но соответствует… Вернемся, сразу бери наших пассажиров, и дуйте в грузовой отсек. Пусть тоже видят, что жизнь налаживается. От этого их трудовой энтузиазм только увеличится. Там еще много работы?

– Достаточно, – кивнул бортинженер. – Контейнеров много, надо еще разобраться, что и к чему.

– Рулоны целы?

– С эльпластом? – Бортинженер нажал на кнопку, открывающую люк во внутренние помещения планетолета. – Вроде целы.

– Много их?

– Много. Примерно треть грузового отсека занимают. Да зачем они вам, Алексей Николаевич? У нас энергии теперь и без того хватает.

– Посмотрим, – неопределенно сказал Круглов.

Неожиданно пришедшая в голову мысль не давала ему покоя. Заманчивой и спасительной казалась идея, но делиться ею с кем-то, было, пожалуй, рановато. Кроме Ярницкого. Без него обойтись невозможно. Идея хороша, если она подкреплена расчетами.

Оставшись наедине со штурманом, Круглов поделился с ним своей идеей.

– А что? – проявил тот неожиданный энтузиазм. – Можно попробовать. Сколько у нас по документам эльпласта?

Через три часа он поднял голову от стола и огорченно посмотрел на капитана.

– Мартышкин труд, – сказал он. – Этого не хватит даже для того, чтобы затормозить «Ладогу».

Круглов грустно хмыкнул.

С красивой идеей жаль было прощаться. Это было заманчиво – поднять над планетолетом солнечные паруса. Затормозить, а потом и вовсе начать уходить от Солнца. Новую звезду, движущуюся внутри Солнечной системы вопреки всем законам физики, трудно не заметить. Тем более что на Луне недавно выстроили отличную обсерваторию, часть специалистов которой круглосуточно наблюдают светило. Он посидел немного, привыкая к мысли. Та-ак! Мысль ему нравилась.

Очень нравилась. Но немедленно делиться с Ярницким он неожиданными соображениями не стал.

– Ну-ка, – попросил он, – найди мне документацию по грузам. Жаль, компьютер не работает. В общих чертах груз мне известен, но хочу посмотреть, что именно мы везем.

Притча о лягушках была создана умными людьми. Космос не сметана, его в масло не собьешь, но кое-что любопытное стало вырисовываться сразу после изучения груза.

Вот теперь можно было поделиться мыслями со штурманом.

Некоторое время Ярницкий недоверчиво смотрел на капитана, потом решительно подсел к столу и принялся за расчеты.

– Ты знаешь, – сказал он, разворачивая кресло к спокойно ждущему капитану. – А ведь может получиться. Может!

– Не слышу уверенности в голосе, – сказал Круглов. – Все безумные затеи кончаются успехом только тогда, когда в них верят.

– Другого выхода нет, – сказал Ярницкий. – Ну что, соберем остальных?

– Рано. – Круглова охватила уверенность, что все у них получится. Не может не получиться! – Садись за расчеты, – приказал он. – Что именно надо просчитать, ты и сам великолепно знаешь.

Надежда – вот что не оставляет человека до последнего вздоха. Даже в самой безнадежной, самой безвыходной ситуации в человеке живет надежда на чудо. А вдруг?

Несколько дней прошло в напряженной работе.

Пошел девятнадцатый день со дня аварии, когда все собрались в рубке.

У Везелена было бледное усталое лицо, и на нем выделялись ужасные глаза, они были полны недоверия к происходящему, и вместе с тем в них плескалась надежда. В чудо всегда хочется верить. «Больше ему в открытом космосе делать нечего, – подумал Круглов. – Надо обязательно поставить вопрос о том, что без заключения психологов за пределы системы Земля – Луна никого выпускать нельзя. Правила обязательны для всех, в них не должно быть исключений».

– Мы готовы, капитан, – сказал Лямин.

– Начнем, – буднично отозвался Круглов.

Несколько десятков тонн натрия, предназначенного для исследования верхних слоев венерианской атмосферы, ушли за борт планетолета. Круглов не видел этого, но отлично представлял себе, как из цистерн, предназначенных для перевозки жидких грузов, устремились в пространство струи жидких углеводородов, которые, испаряясь, вытягивались вдоль изуродованного корпуса корабля в противоположную от Солнца сторону, медленно и неотвратимо превращаясь в длинный лохматый хвост.

Что такое комета? Ядро, окруженное газовой оболочкой.

Изуродованный корабль стал таким ядром, а оболочку они создали сами. Теперь они не нуждались в передатчике. Неожиданно появившаяся неподалеку от Солнца комета не могла не привлечь к себе внимания специалистов. Конечно, можно было надеяться, что кто-то сопоставит курс новой кометы с курсом неожиданно замолчавшего планетолета. Но Круглов не собирался останавливаться на достигнутом. Интенсивность свечения легко было регулировать обычной индукционной катушкой. В конце концов, луч лазера достигает конца кометного хвоста всего за пять минут. Время достаточное, чтобы заставить кометный хвост заговорить.

– Миша, как? – спросил Круглов.

Пассажиры смотрели на него с тоской и надеждой. Они все еще не верили в благоприятный исход. В спасение можно поверить только тогда, когда стыковочный узел спасательного судна толкнется в борт корабля. Пока можно было лишь надеяться на спасение, но и это уже было невероятным достижением.

– В порядке, – сказал Ярницкий, касаясь клавиш на панели.

Черт с ним, с передатчиком! Что с того, что авария лишила их связи? Оставались иные возможности.

За кораблем ярко вспыхнул кометный след.

– А теперь мы помашем хвостом, – сказал Круглов.

Регулируя интенсивность свечения газа в хвосте, образовавшемся за кораблем, можно было легко подать сигнал бедствия – старым, давно испытанным способом. Когда-то эти сигналы спасли тысячи моряков, а теперь вот пригодились, и в космосе. Меняя длительность свечения, можно было легко изобразить те необходимые точки и тире, которые помогли бы вскричать среди звезд «SOS» и коротко сообщить, что произошло в пространстве.

Отчаиваться нельзя. Иногда, когда ты не можешь обзавестись крыльями, надо обязательно отрастить длинный светящийся и оттого спасительный хвост.

Глава вторая
НАЗНАЧЕНИЕ. 2055 ГОД

В кабинете Чамберса было прохладно, а сам Чамберс, несмотря на свою занятость, встретил Круглова приветливо.

– Мистер сенсация! – вскричал он. – Ну что, Алекс, папарацци уже отстали от тебя? Надо сказать, Везелен сделал тебе прекрасную рекламу, теперь ты можешь подняться очень высоко!

– Мне надо подняться как можно выше, – сказал Круглов. – Слушай, Ричард, долго меня еще будут терзать? Мне пора вернуться к основной работе. Я астролетчик, меня абсолютно не привлекает чтение лекций в Академии. Тебе не кажется странным – непригодным к дальним полетам оказался единственный человек, о котором говорил сам командир корабля, а в космос не выпускают никого, включая и команду, которая вытащила всех?

Чамберс замахал руками.

– Ты задаешь вопросы не тому человеку, Алекс, – стараясь говорить шутливо, возразил он. – Я всего лишь чиновник, который задыхается от тяжести повседневных дел. Слушай, бросай все эти лекции к черту, иди работать ко мне! Мне нужны умные инициативные люди. Если бы ты знал, Алекс, как мне не хватает умных и инициативных людей!

Ричард Чамберс не был начальником капитана Круглова. Вместе с тем Чамберс руководил программой КОСМОЮНЕСКО, и от него зависело многое. Освоение космоса оказалось очень дорогостоящим занятием. Любое, даже самое богатое государство с этим в одиночку справиться не могло.

Нет, с программой запусков спутников и околоземных полетов богатые государства еще справлялись, но уже программа освоения Луны, принятая в первой четверти двадцать первого века, потребовала координации средств и консолидации усилий. Результатом было создание при ЮНЕСКО комитета освоения космического пространства. Некоторое время особняком держался бурно развивающийся в начале века Китай, который делал ставку на свою космическую программу «Великий Поход», но вскоре перспективы объединения стали очевидны и китайским правителям. По решению Генеральной Ассамблеи ООН с 2010 года каждая страна делала отчисления из своего бюджета на освоение космоса. С этих пор все программы стали международными, а запускаемые спутники, если их запуск не финансировали частные телевизионные компании и корпорации, служили интересам всего человечества.

Все это привело к тому, что через КОСМОЮНЕСКО проходили огромные финансовые потоки. Располагая огромным бюджетом, организация Чамберса финансировала космические программы и разработки, делая заказы различным концернам и корпорациям. Координация работ сама по себе требовала серьезных усилий, но не это беспокоило Чамберса. Резко возросла роль человеческого фактора, требовались квалифицированные специалисты, способные реально оценить тот или иной проект. К тому же эти специалисты должны были быть безукоризненно честными, не ввязываться в сомнительные аферы и биться за каждый доллар, словно он тратился из их личного состояния.

– Уволь, – сказал Круглов. – У вас надо быть финансистом, а я всего лишь межпланетчик. Ищи себе помощников на Уолл-стрит, Ричард.

– Как раз там я их искать никогда не буду, – мрачно сказал Чамберс. – Марксизм, конечно, вредная штука, но мне кажется, что вместе с водой выплеснули и ребенка. Бородатый экономист утверждал, что если выгода будет более трехсот процентов, то нет такого преступления, на которое бы не пошел нестойкий бизнесмен. Мне кажется, что этот самый Маркс был прав. Только не думай, что жульничали исключительно американцы, вашего брата там тоже хватало. Мы передали все документы в международный суд. Слава Богу, между полицейскими контакты отлажены, долго всех этих жуликов собирать не пришлось. Только сомневаюсь я, что их слишком сурово накажут. Космос кормит многих, в том числе и жуликов.

Но ты все-таки подумай, Алекс. По крайней мере у меня тебе придется шевелить мозгами, а не языком. А мозгами шевелить ты умеешь, с этим не один газетчик не будет спорить. Надо направлять человека, чтобы тот проверил, как идут дела в Кремневой долине. – Чамберс заглянул в лежащий на столе органайзер. – Яр-рославский завод затягивает выполнение заказа по цельнометаллическим конструкциям, на космоверфях слишком долго монтируют два новых планетолета. «Дженерал моторе» должна была сдать их еще в первом квартале.

– Меня не выпускают даже в околоземное пространство, – сквозь зубы сказал Круглов. – Ты плохо шутишь, Дик!

– Тебя не выпускают в качестве пилота, – возразил Чамберс. – А в качестве полномочного представителя нашей фирмы… Ты мог бы взяться за эту работу хотя бы на время, Алекс. Запреты никогда не бывают вечными, а пока ты поработаешь на меня. Я скупиться не буду. Сколько ты получал в качестве командира планетолета?

– Дело не в деньгах, – досадливо сказал Круглов. – Ты же знаешь, дело совсем не в деньгах!

Чамберс внимательно смотрел на него. Профессионально смотрел, оценивающе. Он сразу, почувствовал, что предложение заинтересовало бывшего межпланетчика, которому запретили летать из принципа «кабы чего не вышло». А Чамберс был не из тех людей, которые легко отказываются от задуманного.

– Знаешь что, – сказал он, – торопиться тебе некуда. У меня тут есть еще небольшое дело, но я скоро освобожусь. Давай мы с тобой через часик встретимся, скажем, у Национальной библиотеки и вместе перекусим? Я знаю местечко, где изумительно готовят. Настоящая китайская кухня. Все-таки коммунисты любят хорошо пожрать.

– Хорошо, – сказал Круглов, поднимаясь. – Через часик так через часик.

Все-таки есть свои прелести и преимущества в неформальных контактах! В другое время Алексею Круглову пришлось бы обивать пороги врачебных кабинетов, доказывая, что он в полном порядке, а их опасения беспочвенны и надуманны. Врачи люди мнительные, они у любого здорового человека могут пунктик найти. Ах, он перенес психологическую травму! Где он едва не погиб? В космосе. И все. Запрет на полеты обеспечен. Но ведь это глупо. Полицейского инспектора, скажем, никто не отстраняет от работы из-за того, что он едва не погиб в перестрелке с обнаглевшими преступниками. У межпланетчика риск является обязательным элементом профессии. Но врачи с этим считаться не хотят. Они перестраховываются. И некуда на них пожаловаться. Если у тебя нет такого друга, как Чамберс. В глубине души Круглое понимал, что поступает не очень достойно. Но что прикажете делать человеку, если иными способами решить жизненно важную для него проблему он не может?

Прогуливаясь по парку, Круглов набрел на играющих ребятишек. Поначалу он даже не понял, во что они играли, только по отдельным репликам он через некоторое время догадался, что они играют в аварию планетолета. На роль Везелена они выбрали самого плаксивого мальчишку, зато самого Круглова играл плотный негритенок с жестким круглым лицом, на котором выделялся совсем не негритянский крючковатый нос.

Остальные ему подчинялись беспрекословно. Роль планетолета выполняла огромная пластиковая труба для монтажа подземных переходов.

Некоторое время Круглов исподтишка наблюдал за играющей ребятней. Наверное, детвора везде была одинаковой.

Потому и играла в одни и те же игры. Сообразив, что играют они все-таки именно в аварию его планетолета, Круглов почувствовал себя неловко.

Он встал и пошел прочь. Детвора, как это обычно бывает, не обратила никакого внимания на героя своих игр. Герои всегда создаются воображением людей, настоящие участники героических историй не имеют к этому никакого отношения именно в силу того, что они совершенно не походят на героев.

Чамберс уже поглядывал на часы.

– Здесь недалеко, – сказал он. – Это не китайская забегаловка. Фан поставил дело на широкую ногу. А еще говорят, что Америка нетерпима к инакомыслию. Коммунисты ставят свои рестораны в центре Нью-Йорка. Но готовят они действительно вкусно.

Ресторанчик «Красный дракон» и в самом деле был небольшим, но уютным.

Официанты в «Красном драконе» были вышколены и по-китайски предупредительны.

В «Красном драконе» Чамберса знали, его встретили с улыбками и, кланяясь, проводили к почетному месту. Вышел и сам хозяин «Красного дракона» – китаец древнего вида с седой бородкой и узенькими щелками глаз. Хозяина все уважительно звали Старый Ма. Видно было, что здесь Чамберс числится в завсегдатаях. Ричард раскрыл меню и углубился в чтение.

– Возьмем креветки «Баттерфляй», – распоряжался Чамберс с плотоядным выражением на лице. – Для них используется цейчуаньский перец, очень вкусно. Потом будем есть вонтонский суп… Ну, второе… Конечно же, это будет карп по-пекински. Не пробовал, Алекс? – Он закатил глаза и сладостно застонал. – Как его здесь готовят! Как готовят! Пить будем?

– Нет, – сказал Круглов.

– Неверный ответ. – Чамберс взмахнул руками. – Ты слишком привык к этой космической еде, Алекс. Пищей надо наслаждаться. – И склонился к официанту, отдавая ему последние распоряжения.

Пока сервировали стол, Чамберс расстегнул куртку и откинулся в удобном плетеном кресле.

– Что ты решил, Алекс?

– Пока не знаю, – с сомнением отозвался Круглов. – Я никогда не занимался административной работой. Не чувствую призвания, Дик. И что, меня действительно выпустят в космос, несмотря на запреты квалификационной крмиссии?

– О'кей, – сказал Чамберс. – Я тебя понял. Штатное расписание в моих руках. Что, если твоя должность так и будет называться – инспектор Внеземелья? Мне кажется, звучит очень красиво. Журналисты будут обсуждать это назначение несколько дней.

– Не надо журналистов, – утомленно сказал Круглов. – Если бы ты знал, Дик, как они мне надоели! Мне бы хотелось, чтобы это назначение прошло незамеченным. Договорились?

Чамберс с усмешкой пожал плечами.

– Чего не сделаешь для хорошего человека, – покладисто сказал он. – Но ты должен понимать, что лишаешь мою фирму дополнительной рекламы. За это тебе придется гнуть горб с особым усердием. Как насчет путешествия на орбиту?

– Это не путешествие, – криво усмехнулся Круглов. – Это прогулка.

Что и говорить, для межпланетчика, побывавшего на Марсе и посетившего около десятка различных лун, чудом уцелевшего при аварии планетолета, знавшего космос лучше многих других, полет на околоземную орбиту и в самом деле был не более чем прогулка. И все-таки это было лучше, чем безвылазно сидеть на Земле.

– Не спеши, – сказал Чамберс. – Это будет не рядовой полет.

– Но что мне делать на орбите? – Круглов рассеянно смотрел, как ловкий официант расставляет перед ним маленькие тарелочки. Увидев палочки для еды, он жалобно осведомился: – А вилку здесь можно получить?

– Можно, – сказал Чамберс. – И ложку тоже. Уж не воображаешь ли ты, что знаменитый вонтонский суп мы станем есть палочками? Конечно, они требуют определенной сноровки, но мы с тобой не уподобимся китайским ретроградам. Мы смело внесем в китайскую кухню новые элементы.

– Ну, это ты загнул. – Круглов заглянул в тарелку. – Сноровка в обращении с палочками у них есть, но вряд ли они хлебают суп палочками.

Креветки и в самом деле были очень вкусны. Они пряно обжигали рот, было такое ощущение, что на языке взрывались маленькие жгучие пузырьки.

– Вернемся к моей работе, – сказал Круглов. – Ты говорил, что я должен лететь в Приземелье.

– Понимаешь, – сказал Чамберс, – история загадочная. На Луне исчез человек. Разумеется, все явилось следствием грубейших нарушении правил безопасности, но ведь его активно искали. Очень активно, Алекс. И не нашли. А он занимался, кроме своей основной работы, атмосферой Луны.

Глава третья
ЛУННЫЙ ВАРИАНТ. 2055 ГОД

Начинающийся за кессонной камерой коридор делился на рукава, которые соединялись с кольцевыми коридорами. Этого требовала безопасность лунной базы.

– Дзюба! – от входа крикнул Ван Келлен. – Господа! Где этот хозяйственный негодяй?

Смуглое лицо его полыхало негодованием, сразу видно было, что человек пришел спрашивать и имел на то веские основания.

– Дзюба в шестом куполе, – отозвались от стола. – Нарушилась герметичность купола, и он ищет места утечки. А ты чего всполошился?

– А чего ее искать? – удивился Ван Келлен. – Выбирайся наружу и смотри, где «синеглазки» зацвели.

«Синеглазками» в обиходе называли кислород, замерзающий на поверхности купола в безвоздушном пространстве.

Название было удачным, синие наросты и в самом деле напоминали цветы.

– Вот Олекса туда и отправился, – объяснил кто-то из присутствующих. – А тебе он зачем?

– Графитовая смазка, – уже тише сказал Ван Келлен. – Я ходил к Темным скалам, и мне пришлось возвращаться обратно из-за этой смазки. Только идиот мог использовать графит в дыхательных муфтах.

– Ну, это не смертельно, – успокаивающе отозвался от стола сейсмолог Пржелински. Был он высок, плечист и пославянски светловолос. – Из-за этого не стоит вешать нашего канадского хохла. Тем более что в наших условиях сделать это было бы очень затруднительно. Есть будешь?

– После случившегося у меня кусок в глотку не лезет, – пожаловался Ван Келлен, но любопытство быстро взяло верх, и он без перехода поинтересовался: – А что у нас на ужин?

– Консервированные бобы, – мрачно сказал Пржелински. – И вчера были консервированные бобы со свининой, и сегодня консервированные бобы. Интересно, по какому принципу завозится продовольствие? По-моему, их берут из прежних армейских запасов. Если так, то до конца года нам предстоит жевать эти долбанные консервированные бобы. Куда же деваются прекрасные сублимированные продукты, которыми хвастались русские и американская академия питания?

Ван Келлен с мрачным видом сел за стол, потянул к себе упаковку бобов, повернул кольцо на тубе, заставляя термоэлемент подогреть пищу.

– Не понимаю, чем тебе не нравятся бобы, – хмуро сказал он. – Я люблю бобы. Особенно со свининой.

– Я тоже люблю, – признался Гурген Изория. – Только если они не китайского производства. Терпеть не могу «Великую китайскую стену». У меня ощущение, что вместо мяса они добавляют в бобы свиной жир, а чтобы это скрыть, щедро сдабривают свое дерьмо специями. А что ты делал у Темных скал, Ольгерт?

Ван Келлен понюхал горячую пасту и сморщился.

– Действительно, – признал он. – Специй здесь хватает.

– Это консервы, – вздохнул Пржелински. – А вообще-то китайцы готовить умеют. В Гирине мне доводилось попробовать бульон из филе лягушек и свинину чоу мейн. Вполне, вполне. Можно сказать, гастрономическое удовольствие я получил. Так что ты делал у Темных скал, Ольгерт?

– Съемку, – сказал Ван Келлен. – Особых надежд на редкоземельные нет, но что-то мне подсказывает, что Темные скалы однажды преподнесут сюрприз, помяните мое слово. Если бы не графитовая смазка в переходниках, я бы задержался.

– И ужинал бы в одиночестве, – меланхолично заключил Пржелински. – Тебе Дзюбу благодарить надо, а не трясти в столовой воздетыми кулаками. Продолжить нашу партию не желаешь?

Вот уже неделю он и Ван Келлен вели свою маленькую шахматную войну. Безрассудного гусарства в атаке никто из них не одобрял, поэтому партия свелась к долгому и бесплодному маневрированию фигурами. Любой гроссмейстер давно бы уже предложил сопернику боевую ничью и постарался бы забыть эту громоздкую многоходовую партию, как кошмарный сон, но в данном случае никто не торопился протянуть трубку мира сопернику, и партия продолжалась, грозя стать воистину бесконечной. Сегодня ей окончание не грозило.

Ван Келлен от игры отказался, торопливо выдавил в рот тубу с подогретым кофе и удалился к себе заниматься какими-то срочными расчетами.

Пржелински посмотрел ему вслед.

– Люди работают, – сказал он себе. – Пора и нам собираться. Как ты считаешь, Гурген?

Невысокий худощавый Изория кивнул.

– И скафандры мы проверим сразу, – сказал он. – А вообще ты не прав. О таких вещах надо говорить вслух. Иначе могут случиться большие неприятности. И напрасно Ван Келлен пренебрегает правилами безопасности. Зря он уходит один. Однажды это может очень плохо кончиться.

Отделение, где хранились скафандры, напоминало оружейную комнату рыцарей, оставивших в ней свои доспехи.

Унифицированные скафандры отличались по цветам и цифрой, проставленной на подвеске с баллонами. По цвету легко было узнать, из какой страны астронавт, а по цифре сразу было видно, кто это. Огромные, несколько неуклюжие, с круглыми гермошлемами, с опущенными светофильтрами, скафандры придавали комнате фантастический вид. Каждый скафандр был изготовлен на конкретного человека, поэтому их было больше, чем находилось на базе людей. Кто-то был в отпуске, кто-то решал совсем другие задачи за тысячи километров отсюда, а механическая оболочка терпеливо дожидалась своего хозяина. Каждый скафандр был снабжен индивидуальным компьютером, компьютер был подключен к рации и при необходимости, если хозяин получил серьезные повреждения, мог самостоятельно подать сигнал бедствия, установить маячок для последующей пеленгации потерпевшего, а при желании – даже вести со своим хозяином беседы на профессиональные темы. Итальянец Филипп Кастеллане божился и клялся, что лично слышал, как компьютеры скафандров редут между собой неторопливые разговоры и даже спорят о достоинствах своих хозяев. Оценки людей, приписываемые компьютерам, были слишком метки и остроумны для машин, поэтому не было никаких сомнений, что эти характеристики принадлежат самому Кастеллане, но рассказы итальянца были так забавны, что их охотно слушали вечерами в кают-компании, потягивая прохладное безалкогольное пиво.

Через сорок минут они уже были на лунной поверхности.

Если смотреть на Землю с Луны, всегда поражаешься, какая она крошечная в сравнении с окружающим ее звездным пространством.

Нет, встает она над безмолвной лунной поверхностью во всем своем величии – огромный голубой шар, перевитый белыми облаками, сквозь которые угадывается поверхность планеты. Еще интереснее смотреть на ночную поверхность Земли. Такое бывает редко, и тонкий белый серп поражает воображение, а на темной неосвещенной поверхности планеты горят россыпи огоньков, которыми отмечены крупные города, залитые электрическим светом.

И все-таки неизбежно возникает мысль об ограниченности жизненного пространства человечества. Того человечества, которое запросто можно разместить на территории Германии, оставив весь мир тем, кто им владел до человека, – растениям и животным.

Смотреть на Землю вошло в ежедневный ритуал Изории постепенно, теперь он уже не мог сказать точно, откуда у него взялась такая привычка, но теперь это стало потребностью – смотреть на Землю, обдумывая предстоящие дела или просто успокаивая душу.

Особенно хорошо было смотреть на Землю с крутого склона лунного цирка, в котором располагалась база с незатейливым и нейтральным названием «Селена». Американцы предлагали назвать базу в честь своей лунной программы, но комитет космических исследований ЮНЕСКО это название не утвердил, справедливо усмотрев в нем попытку принизить остальные нации, занятые в освоении и изучении космического пространства.

Странно было смотреть на родную планету со стороны, особенно после того, как начался монтаж многокилометровой орбитальной станции. Пока она была не достроена, поэтому с расстояния казалась полуразрушенной, но каждый день добавлял новые штрихи к ее готовности – мутный пластиковый каркас медленно, но верно покрывала сверкающая титановая броня, станция медленно обретала шарообразную завершенность, и вид почти пятикилометрового сооружения вызывал в Изории чувство законной гордости за творение рук человеческих. По многочисленным орбитам против часовой стрелки двигались светящиеся точки – саперы осуществляли очистку околоземного пространства от разной пакости, заброшенной туда за последние семьдесят лет. Работа была довольно рискованной, поэтому в саперы шли исключительно добровольцы. Особенно опасными были автономные рентгеновские лазеры, входившие в систему противоракетной обороны Штатов, России и Китая. Производить их демонтаж в космосе было крайне опасно из-за возможности спонтанного запуска системы, поэтому каждую установку после ее обнаружения требовалось закрепить на транспортном корабле. Демонтаж осуществлялся под контролем международной комиссии, созданной из оставшихся без работы генералов. Впрочем, в космос генералы не поднимались по сути дела, и в этом случае разоружение космоса проводилось под контролем энергичных нижних чинов.

Бывшие генералы отслеживали этот процесс по бумагам, тщательно и ревниво наблюдая, чтобы чужие системы не остались по воле случая вне поля зрения и не угрожали в ближайшем будущем процессу объединения государств в действительно международное сообщество. Загруженные транспортники время от времени отправлялись на Солнце. Многие ученые уже выступали против этого, ссылаясь на возможные негативные последствия таких сбросов, но где еще можно было хранить всю эту взрывающуюся и смертельно опасную дрянь?

– Ну что, пошли? – спросил Пржелински, без натуги взваливая на плечо огромный контейнер с сейсмической станцией. – Сегодня нам недалеко, поэтому вездеход брать не будем, верно, Гурген?

Монтаж оборудования Изория и Пржелински в свое время начали с дальних точек, поэтому к концу работ их задачи все более облегчались. А вскоре и выходы на поверхность Луны станут ненужными – всю информацию сообщит установленное оборудование, а Изории и Пржелинскому и тем, кто придет им на смену, останется только анализировать эту информацию и строить гипотезы о внутреннем строении Луны.

– Двинулись, – согласился Изория, неторопливо проверяя светофильтры, установленные в шлеме. Иногда на «хамелеон» шлема выпадали дополнительные нагрузки, с которыми «хамелеон» не справлялся, особенно на освещенной поверхности Луны, поэтому фильтры были необходимы. Пренебрегший ими мог в один прекрасный или, скорее, злосчастный момент просто потерять зрение. Открытое солнце – опасная вещь. Изория и Пржелински работали на станции второй срок, но к вопросам безопасности относились со всей серьезностью.

Атмосферы на Луне не было, поверхность планеты казалась бесконечной, она словно рассекала видимую Вселенную, и зрению было не за что зацепиться, чтобы определить подлинное расстояние до ближайшего кратера. Здесь даже звезды были одинаковы – что в зените, что у горизонта.

Трудно привыкнуть, что ты видишь всего на три с небольшим километра. Казалось, если отправиться пешком, до горизонта пришлось бы шагать вечность. Международная база располагалась вблизи лунных Кордильер, в местности не слишком исследованной, а потому особенно привлекательной. Привлекательна она была еще зоной терминатора, которую временные обитатели Луны называли Сумеречью.

Огромные кратеры, чьи склоны на фотографиях выглядели отвесными и неприступными, на деле имели пологие склоны, которые можно было преодолеть без каких-либо затруднений, тем более что ослабленное тяготение тому немало помогало.

Кто сказал, что Луна безмолвна?

Не иначе это был искренне влюбленный, смотревший на спутник нашей планеты исключительно снизу вверх. Никогда этот человек не чувствовал старушку Луну под ногами, слыша в наушниках переговоры товарищей. Даже не верилось, что весь этот вселенский бедлам в эфире устроили три десятка человек.