Текст книги "Люди Солнечной системы (сборник)"

Автор книги: Сергей Синякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава пятая

Все обошлось, домой к Нулику журналист приехал хоть не выспавшись, но вовремя.

Выходя из гостиницы, Баскунчак купил в киоске «Комсомольскую правду». Уже на выходе ему показалось, что киоскерша его испуганно окликает, но возвращаться было некогда – к остановке стремительно приближалось маршрутное такси с номером сорок пять.

В маршрутке он принялся торопливо просматривать газету. На первой странице ее были фотографии двух мужиков среднего возраста в обтягивающих комбинезонах. Крупная надпись гласила «Заблудившийся корабль находит Землю». На второй странице он прочитал сообщение, которое заставило его заволноваться.

«КРАСНОЯРСК. 11 июня 2115 года. Выполнявшая международную программу исследования глубокого космического пространства и возможностей межзвездных перелетов Академия Наук ССКР в 2017 году отправила в глубокое пространство экспедицию в составе двух планетолетов первого класса – пилотируемого корабля „Таймыр“ и беспилотного устройства „Ермак“. Специальной целью экспедиции являлась попытка достижения светового барьера.

При выполнении этой задачи планетолет „Таймыр“ исчез, причем обстоятельства его исчезновения позволили комиссии сделать вывод о его гибели.

Спустя почти столетие планетолет „Таймыр“ появился в околоземном пространстве с двумя астронавтами, оставшимися в живых. Материалы экспедиции изучаются. Астронавты Сергей Иванович Кондратьев и Евгений Маркович Славин чувствуют себя удовлетворительно и проходят адаптационное лечение в санатории на Белом море».

Черт! Баскунчак торопливо посмотрел на дату выпуска.

Получалась, что «Комсомолка» была выпущена 13 июня этого самого 2115 года. Но этого не могло быть! Он торопливо перелистал газету. Ничего не привлекло его внимания, но на развороте! На развороте газету полностью занимала огромная статья, озаглавленная броско —

«Охота на тахоргов – спорт или узаконенное браконьерство?».

Тут же были помещены фотографии каких-то людей, которых неведомый Баскунчаку журналист упрямо именовал браконьерами, и фотография убитого тахорга, в пасти которого легко мог развернуться «КамАЗ» с полуприцепом. Если герои статьи и впрямь занимались браконьерством, храбрости им было не занимать.

Прочитать статью Баскунчак не успел, водитель объявил остановку «Орбита», и, сунув газету в сумку, Дмитрий поспешил выйти.

Дом Нулика он нашел сразу.

В квартире писателя шел вяло текущий ремонт, который время от времени прерывался, затухал, а когда возобновлялся, то оказывалось, что уже сделанное надо было переделывать заново. В коридоре стены были ободраны. Но не до такой степени, чтобы на них можно было клеить новые обои. Зато кухня, ванная комната и туалет радовали глаз. Сложнее было с комнатой. Ремонт, конечно, был необходим и в ней, но все искупало наличие книг. Книги теснились на полках, стопками высились поверх старого трехстворчатого шифоньера, громоздились на подоконнике. В углу, словно убитый медведь, чернел старый диван, рядом с диваном блестел полировкой столик, на котором серым пластиком облицовки выделялся ноутбук. Рядом с ноутбуком стоял стакан недопитого чая с желтым ломтиком лимона.

Сам хозяин разгуливал по квартире в тельняшке и шортах.

Был он хмур и философски меланхоличен, как поп, лишенный прихода. Он стеснительно улыбался, разводя руками и пощипывая бородку, потом предложил Баскунчаку чаю, но Дмитрий от чая отказался, и они вышли на застекленную лоджию, где одновременно закурили.

По улице имени маршала Мерецкова катили машины.

На противоположной стороне, где высилось длинное желтое двухэтажное здание дореволюционной постройки, выясняли отношения водители двух столкнувшихся машин. С высоты шестого этажа было видно, как за длинным забором, окружающим желтое здание, на просторном асфальтовом плацу, расчерченном белыми линиями, маршируют солдатики.

Интервью превратилось в сбивчивый и не слишком внятный рассказ, причем рассказчиком выступил сам Баскунчак.

– Дима, извини, – потер бородку Нулик. – Но в такое нормальному человеку верится с трудом. Может, ты выпил вчера, а?

– Две рюмки по пятьдесят? – горячо возразил Баскунчак. – Женя, ты же меня знаешь, сколько конов встречались! Ну что, с двух рюмок у меня крыша поедет? Ты вспомни, сколько мы на «Росконе» в номере Левы Склонова выпили! Я же себя нормально чувствовал, мы же еще стихи читали!

– Читали, – с некоторым сомнением согласился Нулик. Видно было, что совместные возлияния в номере писателя Склонова он помнит, в вот чтение наизусть стихов – не очень. – Это когда он арабскую водку привез, которую султан какого-то эмирата личной печатью опечатывает?

Они посмеялись, потом вспомнили некоторые проделки Склонова, но Баскунчак упрямо вернулся к начатому разговору.

– Ты вот это посмотри! – Он торжествующе положил перед Нуликом газету.

Некоторое время писатель изучал ее, потом поднял голову и нерешительно пожевал губами.

– Ну, это еще ничего не доказывает, – сказал он. – Если бы ты мне такую штуку в семидесятом предъявил, я бы еще задумался. А сейчас, когда у любого такие полиграфические возможности появились… У нас гараж сейчас свои книжки выпускает, да и любой типографии только деньги заплати, она тебе все что хочешь напечатает. И на любом галактическом языке. Рынок, Дима, рынок!

– А зачем? – спросил Баскунчак. – Меня удивить?

– Зачем? – Нулик оттянул ворот тельняшки. – Действительно, зачем? Но все-таки с трудом верится. Ты уж, Дима, извини, но все обычно гораздо проще. Вся жизнь – это фантастика, я уже сколько раз в этом убеждался. Придумаешь что-то, а потом убеждаешься, что в жизни еще хлеще случается. Ладно, я сейчас одному знакомому позвоню, – он про такие дела все знает.

Он взялся за телефон, долго названивал куда-то, спрашивал кого-то о Перекрестке и подолгу слушал, меланхолично пощипывая бородку. Потом положил трубку и почти радостно сказал:

– Я же говорил! Есть у меня один хороший знакомый, тоже журналистикой занимается. Из тех, кто без мыла к любому залезет. Он все про всех знает. По-моему, у него досье на полгорода имеется. И фамилия у него соответствующая – Брехов!

– Узнал что-нибудь? – обрадовался Баскунчак и от волнения отхлебнул из стакана, стоящего на столике, холодный сладкий чай.

– Ты что-нибудь о Былицком слышал? – поинтересовался Нулик. – Да откуда! Это наш местный компьютерный гений. Говорят, похлеще Гейтса будет, только непризнанный пока. Так вот, этот твой «Перекресток» принадлежит ему. Официально.

– Ну и что? – Баскунчак пожал плечами. – Можно подумать, что это все объясняет.

– А это значит, что весь этот дом компьютерной техникой нашпигован, – участливо принялся объяснять Нулик. – Былицкий на этом и поднялся. Светлая голова, он несколько лет хитрые компьютерные программы по бухгалтерскому учету для бизнесменов разрабатывал. Чтобы и учитывали все нюансы, и налоговые службы в них вклиниться не могли. Для бизнесмена вся картина как на ладони, а налоговики залезут – для них только официальные данные, которые кому хочешь можно показывать. А самое главное – и в том, и в другом варианте все цифры пляшут. Полный баланс. Заработал он много, в недвижимость деньги вкладывать стал. Ему еще программка «Кусака» принадлежит, не пользовался?

– Не пользовался, – недовольно проворчал Баскунчак.

Разговор уходил куда-то в сторону.

– Ну, скажем, взял ты программу со всеми наворотами, а тебе нужна только основная версия, которая, собственно, и составляет суть программы, – начал объяснять Нулик. – Запускаешь «Кусаку», она тебе и обкусывает все ненужные элементы, оставляя только эту саму суть, причем вполне работоспособную…

– Ну и что? – повторил Баскунчак. – Какое отношение эта самая «Кусака» имеет отношение к происходящему в гостинице?

– Никакого, – согласился Нулик. – Это я к тому, что Былицкий деньги не считает. Последнее время он фантоматикой увлекался. Еще Лем о подобном писал. Сам знаешь, лазерные голограммы, комбинированные полевые наведения.

Этот мой знакомый у Былицкого дома был. Там такого наворочено! С виду шикарные обои, даже рукой трогай – пушистые такие, полосатые, как шкура тигра. А на самом деле голимая голография. Зимний сад у него, тьг представить не можешь, во что он там обыкновенные кактусы и герани превратил! Вот и в гостинице твоей… Увлекся мужик фантастикой, а своя фантазия у него еще богаче и голова в нужном направлении работает. Ну и плюс к этому актеры некоторые роли играют.

Иначе и быть не может. Развлекается мужик. И газетка оттуда же. Ты что же, думаешь, у нас и в самом деле двадцать второй век наступил? Каждый с ума по-своему сходит… Ну что, давай интервью займемся? А то мне еще в больницу бежать, знакомого обязательно проведать надо.

Прозаическое объяснение происходивших событий разочаровывало. Ну гений, ну голография… Баскунчак чувствовал себя обворованным. Как в детстве, когда тебя манят вкусной конфеткой, а взамен неожиданно подсовывают горькое лекарство. Помнится, ходила тогда в школе шуточка – бралась красивая обертка от вкусной конфеты, и в нее аккуратно заворачивалось мыло, плоский камешек или еще чтонибудь похлеще. Подделка вручалась намеченной жертве, и окружающие одноклассники с интересом следили за реакцией испытуемого.

Без особого интереса Баскунчак задавал вопросы, на которые Нулик отвечал без рисовки, обычно присущей многим популярным писателям, которые продолжали почему-то считать, что поэт в России больше чем поэт и в условиях рынка.

Нулик считал, что в мире невозможно что-то придумать, любой фантастический элемент уже присутствует в нем в том или ином виде. Необходимо, считал он, подорвать доверие к печатному слову. Слишком долго в стране доверие к печатному слову было безграничным, к писателю относились если не как к мессии, то по меньшей мере как к ученому. Не зря же Сталин в свое время воспользовался удачным выражением Юрия Олеши и ввел в обиход понятие писателя как инженера человеческих душ. Но ведь врут писатели, безбожно врут, а еще больше врут средства массовой информации, и это значит, что обязанность писателя – помочь читателю выработать иммунитет от своей излишней доверчивости. «Дурак и жулик – две стороны одной медали, – закуривая, заметил Нулик. – Чем меньше будет дураков, тем меньше станет жуликов. Все жульнические компании конца прошлого века спекулировали на доверии к печатному слову. Даже известный слоган „Мы обуем всю Россию“ многие россияне воспринимали буквально, а не в иносказательном смысле, как требовало понимать время». Потому этих россиян и в самом деле обули. В смысле – оставили без штанов.

Вернулись к литературе.

– Женя, в свое время ты стал популярным из-за своих рассказов. Почему ты сейчас пишешь большие вещи? – спросил Баскунчак. – И вообще роман в последнее время лидирует, а рассказ оказался в загоне. Что, издательская политика влияет?

Нулик лукаво глянул на него.

– И в самом деле, – сказал он. – Сейчас в фантастике наступили интересные времена. Роман – плодится, рассказ – вымирает. Что поделать, Дима, – рынок! Надо честно сказать, рассказом сегодня сыт не будешь. Кроме того, рассказ – достаточно жесткий жанр. Он писателю ошибок не прощает. Рассказ кончается там, где кончается мысль. Ну и читатель. У нас сегодня он особенный, воспитанный на «мыльных операх» и сериалах. Это раньше читателю нужна была пища для размышлений, сейчас ему чаще нужна жвачка.

– Так ты считаешь, что рынок для писателя вреден, он писателя развращает, приучает его писать длинные вещи, в которых мысль не главное?

– Не знаю, – с сомнением сказал Нулик и тычком затушил сигарету в пепельнице. – Одно меня успокаивает – рынок всеяден. Наступит время, когда он удовлетворит большинство и вспомнит о меньшинстве. Например, о любителе рассказов, которому тоже хочется читать.

– Думаешь, такое время наступит? – удивился Баскунчак.

– Уже наступает. – И Нулик подмигнул журналисту. – В «ПСТ» третий сборник моих рассказов выходит. И альманах «Фантастика» уже по три выпуска в год выходить стал.

– И последний вопрос, – с облегчением сказал Баскунчак. – Традиционный. Над чем ты работаешь сейчас?

И тут же пожалел о своем вопросе.

– Над помидорами на даче! – злобно сказал писатель.

Закончив очередную повесть, Нулик находился в простое, который почему-то считал внезапно подступившей творческой импотенцией. В таком состоянии он становился до желчи раздражительным и потенциально опасным для собеседника.

Даже на близких людей бросался от бессилия. Но Баскунчак об этом, к сожалению, не знал.

Заметив испуг собеседника, Нулик тоскливо сказал:

– Не пишется… Вроде бы все есть, столько деталей интересных нашел, идеологическая борьба проктологов с гинекологами, один только мужик, подрабатывающий гиеной, чего стоит, а вот не ложится текст. Ума не приложу, исписался я, что ли?

Подобное состояние Нулика было Баскунчаку привычным.

– Не понимаю, – сказал журналист и выключил диктофон. – Откуда взялась грязь?

Углубленный в печальные размышления о собственном литературном будущем Нулик недоуменно вскинул бородку.

– Какая грязь? – вскинул он брови. – Ты о чем?

– Да все о том же, – сказал Дмитрий. – Если все это были голографические изображения, то откуда взялась грязь? Я ведь вернулся в номер весь в грязи, час стирал да отмывался.

– А я откуда знаю? – с некоторой агрессивностью откликнулся Нулик. – Спроси Былицкого.

– Я бы спросил. – Баскунчак встал, отошел к выходу на балкон, взял с подоконника забытые сигареты и закурил. – Только ведь ты говоришь, что он человек богатый. А к богатому сейчас просто так не подойдешь, не возьмешь его за пуговицу – ты, мол, милый друг, объясни, что тут у тебя и для чего. У него же охрана, да и искать мне его некогда, завтра уже уезжать надо. У вас в аэропорту с билетами хорошо?

– Конечно, – благостно покивал Нулик. – Цены на самолет куда дороже, чем на поезд. Да и опасны наши воздушные лайнеры, поездом, как говорится, сутки, а самолетом – в рай. Поэтому народ больше поездами ездит, здоровье бережет.

Он снова углубился в газету.

– Грамотно сделано, – сказал он. – Вполне профессионально, это я тебе как бывший газетчик говорю. Смотри, тут еще один фельетончик есть!

Он подошел к журналисту и сунул ему газету. В фельетоне в ехидной форме рассказывалось о деятельности лаборатории генетики фирмы «Волга-Единорог». В продукции фирмы работники перерабатывающего комбината в очередной партии коров обнаружили чудовищную скотину, напоминающую видом тихоокеанского краба. «Чем нас накормят творцы в следующий раз? – ехидно спрашивал журналист. – Гигантскими летучими мышами? Коврами-самолетами с планеты Ружена? Пора бы положить конец безответственным экспериментам волжских сорвиголов».

– Грамотно сделано, – повторил Нулик. – Даже интересно. Ты вот новости моды почитай!

Баскунчак почитал.

«Грядущий сезон не несет особых сенсаций.

Мамическое решение силуэта по-прежнему довлеет над папическим. Вместе с тем тригонометрические мотивы постепенно уступают место орнитофлорическим, сдержанновакхическим.

А для молодых стройных женщин – даже квазиэкзистенциалистским. Брунсы вытесняются академками, комбирузы – комбианами, шлюмы – пилоэтами, дюральки – феритками, а кальций – магнием. В повседневной носке никогда не надоедают кенгуру естественных цветов, а на выход рекомендуем наборы люмпексов.

Модны чистые насыщенные цвета: ранний селеновый, тускарора, кутящей гамбы, ноктилюка, протуберанцевый, гематоксилинэозин».

– Бред, – чистосердечно сказал Баскунчак.

– Не скажи, – хитро прищурился Нулик. – Приходит время, и слова меняют свои понятия. Знаешь, что в девятнадцатом веке означало слово «пилотаж»? В жизни не догадаешься! Искусство забивания свай! А знаешь, что хохлы в то время обозначали словом «банда»? Публичный дом! Меняются понятия, это он верно уловил.

– Кто? – неохотно спросил Дмитрий.

– Да Былицкий! – с жаром сказал Нулик.

– А по-моему, я все это где-то раньше читал, – с сомнением подумал вслух Баскунчак.

Он посмотрел вниз.

Солдатики на плацу продолжали маршировать, к столкнувшимся автбмашинам присоединился милицейский «опель», участники столкновения спорили уже так, что их крики долетали до шестого этажа.

– Женя, – сказал Баскунчак, – у тебя время есть? Я хотел набросать у тебя текст интервью, чтобы ты, значит, сразу ознакомился и дал добро. Если чего, мы в него правки внесем, чтобы потом вопросов не возникало.

Нулик озабоченно посмотрел на часы.

– До двух часов у меня время есть, – сказал он. – Управимся?

К двум часам они не только перечитали текст интервью, но и внесли в него некоторые правки. Как это часто бывает, умная мысля пришла опосля, но была она настолько умная, что не вставить ее в интервью было просто невозможно.

Потом, как водится, немного посидели, поговорили о знакомых, о том, что их общий знакомый питерский писатель Андрей Боголюбов уже с четвертым издательством судится, и тенденции просматриваются нехорошие. Оба согласились на том, что Боголюбов все-таки прав, что зачастую издатели со своими авторами поступают не так, как того авторы заслуживают, а так, как авторы позволяют с собой поступать. Потом поговорили о писателе Логинове, который в очередной раз обрушился на многострадального графа Толстого, разоблачая его безграмотность и литературную беспомощность. Нулик оживился и тут же с ехидными интонациями в голосе процитировал свое стихотворение, которое было посвящено именно этому писателю:

 
Не дери предпоследних локонов,
Не завидуй везенью графьему!
Дорогой наш товарищ Логинов,
Пропоют и тебе анафему![2]2
  Стихи Е. Нулика.


[Закрыть]
 

Под этот интересный разговор незаметно уговорили трехсотграммовую бутылочку коньяка, которая нашлась у запасливого Нулика. Расчувствовавшийся и разнежившийся Евгений взял-таки в руки гитару и спел пару своих новых песен. И коньяк был хороший, и песни отличные и, как всегда, ехидные, но все-таки прежнего удовольствия Баскунчак не получил. Про другое он думал в это время и ничего с собой поделать не мог.

Хрен с ней, пусть будет голография. Но грязь-то откуда?

Неужели этот самый Былицкий специально за дверью поставил большое корыто с жидкой глиной в расчете на любопытствующего Дмитрия? Ой не верилось в это Баскунчаку.

Да и встреченные им люди ничем не походили на актеров.

Хотя это еще ни о чем не говорило, самые замечательные актеры тем и отличаются, что на актеров совершенно не похожи. Скажем, встретишь ты Моргунова или Броневого в метро, а не на сцене, узнаешь ли ты их, скажешь ли, что это знаменитые на всю Россию артисты театра или кино? Лично Баскунчак в этом глубоко сомневался, он однажды на концерте «Стальной магнолии» Янковского встретил и не угадал, с кем рядом сидит, пока не представили. Но от мысли, что его развели, как простого российского лоха, журналисту становилось неприятно. Он-то себя всегда за умного считал! Однако и сейчас сомневался он, не верил в бескорыстное влечение какого-то Былицкого к необыкновенным розыгрышам. Нулик говорил, что этот Былицкий хорошим бизнесменом оказался, на собственных мозгах себе состояние сколотил. А такие люди деньгами просто не разбрасываются, если и тратят их, то обязательно в дело. Недвижимость – это серьезно, это капиталовложений заслуживает, а розыгрыш московского журналиста дохода никакого не дает, на это серьезные люди денег тратить не будут. «Погоди, – возразил сам себе Баскунчак. – А с чего ты взял, что это тебя разыгрывают? Ты ведь там случайно оказался, а тебе еще заметили, что этот самый Перекресток совсем не гостиница. Но что же это тогда? Может, это психологический центр какой-то, а двери эти странные существуют для тестирования. Тебя никто не просил, а ты взял и сунул в эти самые двери свой любопытный нос. Еще и благодарить должен, что тебе его не отдавили!»

– И так далее, – прервал его размышления заключительным аккордом Нулик и поставил гитару в угол.

– Женя, у тебя Инет подключен? – неожиданно спросил Баскунчак.

– Разумеется, – приподнял бородку Нулик.

– А давай мы от тебя интервью в редакцию отправим, – предложил Баскунчак. – А я здесь еще на пару деньков задержусь.

– Любопытство не порок, – философски сказал Нулик и встал, чтобы включить домашний компьютер в соседней комнате.

Вернувшись, он с интересом посмотрел на журналиста.

– И что ты собираешься делать? Смотреть?

– Смотреть? – удивился Баскунчак. – Нет, Жень, я уже насмотрелся. Теперь мне хочется спрашивать.

Глава шестая

С Нуликом Баскунчак попрощался уже на улице.

Газету он, разумеется, забрал с собой. Видно было, что Нулику тоже хочется посмотреть ее внимательнее, любопытство его разбирало, но просить Дмитрия оставить газету писатель не стал.

Писатель заторопился по своим неотложным делам, а Дмитрий прошелся вдоль магазинов, купил в одном из них пачку сигарет и задумчиво посидел на скамеечке рядом с выкрашенной зеленой краской чебуречной, над которой красовалась реклама «Сабираешься в дорогу? Посети нас, дарагой. Здесь всего накупишь многа, как нигде в кафе другой». И гадать не стоило, кто этой чебуречной хозяин. Правда, чебуреки и в самом деле оказались вкусными и дешевыми, и мяса в них хватало, и на свежем масле их жарили. Вообще Баскунчак давно заметил, что в провинциальных городах готовят вкуснее, а цена на блюда дешевле, чем в Москве. То ли люди в провинции жили более совестливые, то ли продукты им доставались дешевле, а скорее всего верным было и то, и другое.

Жара размягчала и плавила асфальт, но сегодня она уже воспринималась спокойнее. На маршрутном такси Баскунчак доехал до набережной, немного постоял, разглядывая Волгу и ползущие по ней речные трамвайчики. Подсознательно, но он пришел к тому месту, где накануне встретился с Жилиным. Как и следовало ожидать, Жилина не было, вместо него стоял загоревший до черноты подросток, на котором из одежды были лишь черные шорты. В руках у подростка была короткая и тонкая бамбуковая удочка, которой он ловил верхоплавок. Ловил он на два крючка, поэтому время от времени на выдернутой из воды снасти плясали сразу две серебряные рыбки. Некоторое время Баскунчак с ленивым интересом наблюдал за ним, потом прервал это увлекательное, но бесполезное занятие и отправился в ближайшее кафе.

Кафе состояло из громоздкого сине-белого полотняного павильона и полутора десятков таких же зонтиков, под которыми разлаписто располагались белые пластиковые столы и аляповатые стулья.

Из павильона лениво выглянула официантка, внимательно оглядела Дмитрия и неторопливо направилась в его сторону. Одета она была в белую футболку с синей надписью «Кемпбелл» и коротенькую – почти по пейджер – юбочку, но на голове у нее был высокий голубой кокошник. Правда, кокошник был почти незаметен, взгляд сам устремлялся ниже – на красиво выступающие длинные и плавные ноги девицы.

Выбор блюд был довольно богатым, но есть не хотелось, и Дмитрий заказал пиво, пакетик сушеных кальмаров и воблу, которая, к его удивлению, тоже значилась в меню.

Рассеянно поглазев вслед официантке, Баскунчак снова вернулся к предмету своих сегодняшних размышлений. Прежде всего он взялся за «Комсомолку».

Разумеется, начал он со статьи о тахоргах.

Тахорги были обитателями планеты Пандора, придуманной в свое время братьями Стругацкими. Поэтому про них Баскунчаку ничего объяснять не требовалось. Журналист, написавший статью, ставил вопрос о бесконтрольно выдаваемых лицензиях и выражал опасение, что вскоре тахоргов на Пандоре вообще не останется. Журналист напоминал читателям о трагической истории с марсианскими пиявками, которых выбили за три облавы, ехидно напоминал Обществу защиты животных, зачем оно было создано, и в главных охотниках, вроде Поля Гнедых или Корнея Хлумова, он видел не героев, а жестоких убийц. Далее он касался истории псевдохомо с Тагоры, которую Баскунчак помнил уже смутно, и обращался к Мировому Совету, требуя навести порядок в лицензировании и в охоте в целом. Статья была написана хорошо, даже талантливо, но самое пикантное заключалось в том, что журналист принял участие в такой охоте и живописал ее участников с большой откровенностью, используя преимущественно черную краску.

Одна страничка была посвящена спорту. Прошел финал межзвездного кубка по футболу имени Пеле. Легендарный «Спартак» уступил в финале малоизвестной команде с Эльдорадо со счетом два-три. В Море Ясности прошли очередные соревнования селенистов, гонки на звездных парусниках, как и ожидалось, вновь выиграл некто Гампл с планеты Ксемос, как явствовало из текста, не в первый и, надо было думать, не в последний раз, ставился вопрос о создании Планеты Состязаний, где бы могли проводиться соревнования разумных рас.

Если бы не тексты, то «Комсомолка» показалась бы обычной газетой, разве что политике в ней было уделено удивительно мало места. Вот о сравнительном языкознании звездных рас в газете говорилось, развитию нанотехнологий было уделено немало внимания. Вполне серьезно обсуждались вопросы космической инженерии. А о политике почти ничего не было. Ну, встретился член Мирового Совета с Полномочным послом планеты Саула, но какие вопросы обсуждались на этой встрече, не сообщалось. На последней странице с фотографии позировал какой-то полуощипанный страус, а может, это была страусиха, демонстрирующая таким же страусам свои прелести. Фотографии в газете были четкие, объемные, трудно даже было сказать, каким способом поддерживался этот эффект присутствия. Кроме того, на последней странице чернели ряды сайтов Большого Всепланетного Информатория, на которых можно было найти более подробную информацию.

Баскунчак задумчиво свернул газету. И вовремя он это сделал, соблазнительная официанточка уже принесла ему большую кружку пенистого янтарного пива и на специальной одноразовой тарелочке кальмаров и средних размеров воблу, которую надо было чистить самому. Для отходов поставлена была еще одна тарелочка, но уже не пластиковая, а картонная.

И что же из всего произошедшего вытекало? Задумавшись, Баскунчак даже забыл уделить внимание девице. Видно было, что официантке это не понравилось. Фыркнув, она пошла в павильончик, нахально покачивая бедрами, но Баскунчак даже не глянул ей вслед.

Получалось так, что Баскунчак стал невольным участником неизвестно кем задуманной игры. Правда, игра эта была довольно увлекательной и захватывающей, но тратить на нее время было бы не слишком разумным. И пусть этот самый Былицкий делает что угодно, смеяться над Баскунчаком он не будет. «А собственно, с чего ты взял, что над тобой собираются смеяться? – вновь спросил себя Баскунчак. – В такой ситуации легко ошибиться. Ну, придумал себе человек мир, в котором хочется жить, а ты по чистой случайности в это дело влез. Ну и что с того?»

В этой версии, конечно, было свое здравое зерно. Не предполагать же, что весь этот мир не создан воображением известных фантастов, а существует на самом деле. Тогда все получалось. Все сходилось, и у задачи в учебнике был единственный ответ. У богатых, как известно, свои привычки. Будь у него, Баскунчака, такие деньги, он постарался бы их потратить более толково. Впрочем, смотря сколько денег. Когда их много, можно потратить и на подобные развлечения, знать бы только, в чем именно они состоят. Увидеть бы Жилина, потребовать от него объяснений.

Вобла была икряной. Пиво холодным. Да и жара постепенно спала. Как-то незаметно синеву небес затянули облака, которые спрятали землю от палящих лучей солнца. Волга сразу же утратила свои цвета, только желтым золотом светился противоположный песчаный берег, на который еще падали солнечные лучи. Низко над землей на ту сторону с характерным стрекотом прошел вертолет, покачивая раздвоенным хвостом. На остановке у речного вокзала открыл двери троллейбус.

Совсем неожиданно из него выскочили несколько парней.

Конфликт, судя по всему, начался еще в троллейбусе, а происходившее на остановке было неизбежной развязкой. Трое накинулись на одного, но посочувствовать жертве Баскунчак не успел. Молодой паренек в синей линялой футболке и джинсах безответной жертвой себя не считал, к тому же он довольно умело владел какими-то хитрыми приемами. Вскоре двое из нападавших уже лежали на земле, а третий, постоянно оборачиваясь, с перекошенным от страха лицом бежал к дверям речного порта, откуда уже спешили дюжие охранники в униформе. Дожидаться их умелый боец не стал. Он неторопливой трусцой пробежал мимо столиков, убедившись, что за ним не гонятся, остановился и нарочито медленно, независимо направился в сторону широкой лестницы, каскадами спускающейся к Волге.

Нападавшие, окруженные толпой охранников, что-то объясняли, размахивая руками. «Обычная история, – подумал Баскунчак, – кто-то чего-то сказал, а кому-то эти слова не понравились. Как в анекдоте. Хороший сегодня денек, сказал медвежонок. Прекрасный денек, согласился ежик. Вот так, слово за слово, ежик и получил по морде».

Он неторопливо допил пиво, прислушался к себе и кивнул официантке, чтобы посчитала заказ. И опять поразился смехотворности суммы, названной официанткой.

Расплатившись, он неторопливо побрел к лестнице, но вовремя вспомнил, что забыл на столе газету. Вернувшись, он свернул газету в трубочку, бросил в рот солоноватую щепотку кальмаров и пошел в прежнем направлении.

Возвращаться в гостиницу почему-то не хотелось.

Он не стал подниматься по лестнице, а побрел по набережной, вверх по течению Волги, и вскоре вышел на дикий пляж. Некоторое время он смотрел сверху на купающихся, испытывая острую зависть и сожаление о забытых дома плавках, но потом заметил, что отдыхающие зачастую разгуливают по берегу в семейных трусах, совсем не смущаясь своего внешнего вида. Он спустился вниз и разделся. Его спортивные трусики на фоне широченных трусищ мужиков выглядели вполне достойно.

Вода в реке была прохладной и приятно освежала. Баскунчак поплавал немного, не теряя из виду одежды, оставленной на берегу, потом выбрался из воды и отправился к павильончику, рядом с которым курился голубоватым дымком длинный мангал. У мангала орудовал небритый волосатый кавказец в несвежей белой куртке и мятом белом колпаке. Кавказец успевал одновременно ловко переворачивать сразу несколько шампуров с сочно пузырящимися коричневатыми кусками мяса, посвистывать вслед длинноногим аборигеншам, идущим мимо шашлычной, и еще о чем-то гортанно переговариваться с таким же небритым сородичем, который выглядывал из дверей павильона.

Шашлык действительно оказался очень сочным, вино в меру кисловатым и холодным. Баскунчак спустился вниз, сел на ноздреватый горячий камень и принялся пиршествовать, разглядывая водную гладь. Метрах в ста пятидесяти от берега желтела песчаная коса, по которой разгуливали ленивые чайки. За рекой из зелени листвы высоких деревьев выглядывали маленькие кирпичные домики какого-то поселка. Чуть выше по течению краснел пузатый бакен.