Текст книги "Люди Солнечной системы (сборник)"

Автор книги: Сергей Синякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Синякин СИНЯКИН
ЛЮДИ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ
Фантастические повести

ИНСПЕКТОР ВНЕЗЕМЕЛЬЯ

Жизнь каждого человека извилиста и чаще всего длинна, подобно внешним обстоятельствам, влияющим на нее. И только у некоторых – от рождения и до смерти – она похожа на прямую линию.

Глава первая
ХВОСТ НАДЕЖДЫ. 2053 ГОД

Идти в невесомости по лайтингу, соединяющему корабль с двигателем, было трудно, постоянно хотелось встать на четвереньки. Собственно, разницы в положении не было – сказывались стереотипы, выработанные с годами. После аварии корабль медленно вращался вокруг оси, мельтешение звезд раздражало Круглова. Время от времени в предупредительно темнеющем забрале шлема он видел неяркий кружок Солнца, и вид его совершенно не радовал межпланетчика. Как и сам этот безнадежный героический поход. Он великолепно знал, что увидит в конце пути. Трос опять натянулся.

– Вытравливай, вытравливай, – недовольно сказал Круглов в эфир. На другом конце торопливо начали травить трос.

– Что там, Алексей Николаевич? – жадно спросил бортинженер.

– Пока ничего. – Круглов остановился.

Все было именно так, как он и предполагал, – реактора не было, и труба лайтинга заканчивалась зубчатым разрывом, в образовавшееся отверстие можно было увидеть, как плохи и безнадежны их дела: вытягивались в пространство оборванные разноцветные кабели и желтела защитная оболочка из противорадиационного пластика.

– Мыла Маруся белые ноги… – уныло пробормотал Круглов.

– Какие ноги, Алексей Николаевич? – не понял бортинженер.

– Красивые, – задумчиво сказал Круглов. – Стройные.

– Не понял. – В голосе напарника слышалась тревога.

– И не поймешь, – сказал Круглов. – Ты, Миша, начинай сматывать трос. Все-таки казенное имущество. Я возвращаюсь.

Обратный путь показался еще тяжелее и длиннее. Такие уж мысли сейчас были у Круглова – не развеселишься. Лайтинг плавно перешел в транспортный отсек, отсюда до рубки управления было уже совсем близко. «Продовольствия у нас – море, – некстати подумалось Круглову. – На две жизни хватит». Он сел отдохнуть. Прямо перед ним повисли знакомые созвездия, только вот звезды горели немного ярче, чем на Земле.

Яркой извилистой лентой протянулся Млечный Путь. Круглов нашел ковш Большой Медведицы, некоторое время всматривался в него. Ковш медленно перемещался, уходя из поля зрения межпланетчика. «Плохо дело, – уныло подумал Круглов. – На этот раз нам, кажется, не выбраться».

– Алексей Николаевич, – вновь заговорил бортинженер. – У вас все в порядке? Дышите тяжело.

– У меня-то все в порядке, – сказал Круглов. – А вот у нас все обстоит гораздо хуже.

И встал, чтобы продолжить путь.

В наушниках что-то шуршало, затухающие и вновь возникающие шорохи эти раздражали Круглова, и только уже в самом конце пути он понял, что слышит собственное дыхание.

У стыковочного узла планетолета, служащего выходной камерой, серебрилась маленькая фигурка в скафандре. Бортинженер сматывал трос, дисциплинированно не вступая в излишние переговоры. Да и не о чем было говорить: если бы двигатель был на месте, Круглов сказал бы об этом сразу. Но Круглов молчал, и это молчание красноречиво говорило о полном отсутствии каких-либо надежд.

В кессоне они все так же молчали, ожидая, пока камера заполнится воздухом и можно будет снять эти неуклюжие панцири, сковывающие движения. Бортинженер вопросительно поглядывал на командира, но Круглов продолжал мрачно молчать, лишь однажды, не выдержав совсем уж тоскливого взгляда товарища, безнадежно махнул рукой и услышал в ответ продолжительный вздох.

Планетолет «Ладога» совершал транспортный рейс к Венере. Собственно, рейс был не особенно трудным – доставить к орбитальной станции «Мичиган» продовольствие и материалы для монтажа солнечной станции для нужд орбитального комплекса, который постепенно вырастал на орбите планеты.

Люди обживались в Солнечной системе. Работа орбитального комплекса у Венеры велась по трем направлениям – наблюдение за Солнцем, изучение Меркурия и Венеры, но самым важным из них являлся контроль над деятельностью нанокибов, прилежно разлагающих углекислотную атмосферу планеты на углерод и кислород, а также осуществляющих синтез воды. Работа по преобразованию планеты велась уже третий год, а рассчитана была на три десятилетия, так что положительных сдвигов пока не наблюдалось, разве что зонды, запускаемые в атмосферу Венеры, фиксировали в ней пары воды и робкие, увеличивающие свое процентное соотношение следы кислорода. Однако будущая колонизация Венеры была невозможна без радикальной перестройки ее атмосферы, а игра стоила свеч – на планете отмечались богатые залежи актиноидов и редких металлов. Однажды разведроботы доставили на станцию образцы руды, необычайно богатых технецием – металлом, пока обнаруженным только на Солнце.

Планете Венера грозило великое будущее, она оказалась необходимой землянам.

Экипаж орбитального комплекса насчитывал десятка полтора специалистов разного профиля – от астрофизиков до геологов, которые пока делали свои открытия, что называется, на кончике пера – вниз человек пока еще не спускался. Поговаривали, планируется подобная экспедиция. Но пока все еще оставалось в громадье планов – высадка человека на Венеру была сопряжена с гигантскими техническими трудностями: развивающаяся мировая экономика большие затраты на подобные мероприятия позволить себе не могла, а возможности любого отдельно взятого государства были и того меньше.

Орбитальный комплекс требовал все больше энергии.

Ядерный котел «Арзамас», несмотря на свою экономичность и хороший коэффициент полезного действия, обеспечить потребности СКАНа в энергии не мог, поэтому в комитете астронавтики и Освоения космического пространства приняли решение о монтаже на орбитальном комплексе гелиоэлектростанции, разработанной специалистами Китая и хорошо зарекомендовавшей себя на промышленных испытаниях в районе пустыни Гоби.

Именно это оборудование и запас продовольствия для обитателей станции должен был доставить экипаж Круглова. Должен. После неожиданного мощного выброса на Солнце в реакторе произошел взрыв. Такого просто не могло случиться.

Прочность и надежность реактора рассчитывались специалистами, которые старались учесть все внешние факторы, затрудняющие его эксплуатацию, но взрыв все-таки произошел в. тот момент, когда планетолет должен был приступить к торможению.

– Накрылся реактор, Алексей Николаевич? – не выдержал и нарушил молчание бортинженер.

– Откуда я знаю? – хмуро пробормотал Круглов, освобождаясь от скафандра и нащупывая ремень, закрепляющий экзоскелет на теле. – Его просто нет. Оторвало вместе с хвостовой частью лайтинга.

– Похоже, застряли мы, – вздохнул бортинженер. – Это я во всем виноват, Алексей Николаевич. С рождения невезучим был. Даже в школе меня всегда спрашивали, если я не заглядывал накануне в учебники. Рок! Да и потом. – Он безнадежно махнул рукой. – И что дальше?

– Думать будем, – сказал Круглов.

– Безнадега, – снова вздохнул бортинженер. – Передатчик тоже не работает, зипы накрылись, и заменить испорченные блоки нечем. Похоже, не выберемся. Кто ж знал, что столкнемся с импульсом такой мощности?

Круглов поиграл желваками на скулах.

– Положение аховое, – согласился он. – Только ты мне своим нытьем пассажиров в транс не вгоняй. Не хватало еще с истериками возиться. А в нашем положении у любого может крыша поехать. Давай, Миша, так – ты пассажиров на себя возьмешь, а мы с Ярницким мозгами раскидывать станем. Найди, какой работой пассажиров загрузить. Сам знаешь – когда человек делом занят, он держится лучше и не раскисает.

– Чудес на свете не бывает, – тоскливо сказал бортинженер, но по глазам его было видно, что если ему во что и хочется поверить сейчас, так это в возможность чуда. Круглов его понимал. Никогда не хочется думать, что костлявая сидит у тебя за спиной и готова в любой момент окликнуть.

Круглова самого охватывала тоска от одной мысли о том, что все кончено. Без реакторов планетолеты не летают. Учитывая курс и скорость корабля, дальнейшее становилось предельно ясным. Стать спутником Солнца и до конца дней своих уничтожать продовольствие, предназначенное для орбитального комплекса «Мичиган», им не грозило. В перспективе у них по самым грубым прикидкам было не более года.

Круглов ясно представил себе, как планетолет входит в корону светила, и поморщился, ругая себя за некстати разыгравшееся воображение.

– Так договорились, Миша?

Бортинженер смотрел в сторону.

– А спросят меня? – хмуро возразил он. – Что я им, врать должен? Так они сразу это просекут. Не умею я врать, Алексей Николаевич, всегда всем понятно, что я вру.

Бортинженер был молод, и на мгновение Круглов почувствовал жалость, но тут же отогнал от себя ненужные и опасные мысли. Некогда было расслабляться. Нельзя было расслабляться.

– Учиться никогда не поздно, – сказал Круглов. – Все.

Пошли. Поручи им разбирать оборудование, которое мы везли для СКАНа. Там электронных блоков до черта, можно будет их использовать для ремонта радиостанции. Держись бодрее, Миша, а то у тебя вид, будто ты все надежды похоронил.

– А разве не так? – приподнял голову бортинженер, но Круглов уже открывал овальный люк переходника, ведущий внутрь корабля.

Экипаж планетолета состоит обычно из трех человек. Командир корабля, он же пилот, штурман и бортинженер, исполняющий также обязанности радиста. Однако на этот раз на «Ладоге» летели пятеро. Двое были пассажирами, они летели на орбитальный комплекс заменить старожилов, которые выработали биологический ресурс и должны были возвратиться на Землю. Планета Венера находилась в зоне активности Солнца, излучения светила здесь не рассеивались атмосферой, а оболочка орбитального комплекса полной защиты от них дать не могла. Поэтому был установлен предел времени нахождения на станции, по истечении которого людей надо было возвращать на Землю для реабилитации.

Пассажиров Круглов почти не знал. Оба были из Европейского Союза, один, Эрик Пельер – кажется, бельгиец, – был астрохимиком, а второй, немец Курт Везелен, – астрофизиком. Круглов не знал, как они себя поведут, узнав о случившемся с кораблем. Срывы были вполне возможны, тут самому хотелось завыть от отчаяния.

За команду Круглов мог поручиться. Из каких передряг приходилось выбираться! «Но не из таких», – шепнул внутренний голос. Пассажиры в нарушение инструкций находились в рубке управления. Впрочем, о каких инструкциях можно было говорить в их положении? Для такой ситуации инструкции были не писаны. Пока они отсутствовали, Ярницкий сумел стабилизировать положение планетолета в пространстве с помощью верньерных двигателей, которые, по счастью, уцелели. Правда, это были маломощные ионники, не стоило мечтать с их помощью затормозить планетолет, а тем более разогнать его до нужной космической скорости.

Три пары глаз с надеждой смотрели на вошедших.

Круглов неторопливо прошел на свое место, сел; задумчиво оглядывая присутствующих. Всем своим видом он старался показать, что ничего страшного не произошло. Ну, потеряли реактор вместе с двигателем. Главное, живыми остались. Руки и головы на месте, следовательно, все еще впереди, можно барахтаться, как барахталась лягушка из средневековой притчи в горшке со сметаной.

– Положение серьезное, – сказал он, оглядывая товарищей по несчастью. – Мы потеряли двигатель и реактор, поэтому на данный момент не способны к самостоятельному маневрированию и торможению. Нас несет к Солнцу. Все усугубляется тем, что в период выброса у нас полетело электронное оборудование. Это означает, что теперь мы не можем в полной мере контролировать корабль и лишены связи. Однако положение не безнадежное. Есть определенные пути к спасению, и мы должны их найти. Поэтому на «Ладоге» необходимо соблюдать жесточайшую дисциплину. Более того, каждый получит определенную задачу и должен выполнять ее, не считаясь со временем и не впадая в уныние. Хочу напомнить одну нехитрую истину – человек пропадает, когда он опускает руки.

Он невесело усмехнулся и сказал:

– Времени у нас более чем достаточно. И все-таки времени никогда не бывает слишком много, в самом конце оказывается, что его катастрофически не хватает.

– Боюсь, капитан, вы излишне оптимистичны. – Курт Везелен пригладил волосы руками. – Я не специалист в астронавтике и космической навигации, но думаю, что корабль, потерявший двигательную установку, уже не способен выполнять возложенные на него задачи. Я понимаю, вы беспокоитесь о нас. Я могу вас заверить, что не собираюсь терять человеческий облик и впадать в панику. Но и заниматься бесполезной работой не желаю. Мне думается, у обреченного на смерть всегда найдется занятие, лично я собираюсь заняться профессиональной деятельностью и нахожу это более разумным, чем предпринимать героические, но бесплодные усилия, прекрасно зная, что спасения нет.

Вежливая и лишенная эмоций речь Везелена вызывала раздражение, и Круглов едва не повысил голос, чтобы оборвать немца. Однако он вовремя сдержался. «Не хватало, чтобы сорвался ты, – подумал Круглов. – У немца это просто защитная реакция, он слишком растерян сейчас, но если сорвешься ты, этому не будет никакого оправдания. Тем более что ты-то понимаешь всю безнадежность ситуации. Он держится спокойно, не поддавайся настроению и ты».

– Курт, – сказал он, машинально подстраиваясь под манеру собеседника излагать мысли. – Как вам известно, на корабле есть только один капитан. И его приказы не обсуждаются, даже если корабль идет ко дну. Так было в старые времена на флоте, таких же традиций мы придерживаемся и в пространстве. Мои подчиненные подтвердят вам это правило. Поэтому каждый из членов экипажа, а мы с вами являемся единым экипажем, попавшим в беду, будет выполнять то, что прикажет капитан. Ваши слова свидетельствуют о полном незнании вами традиций космического флота. – Он пересилил себя и бодро подмигнул немцу. – Мой бортинженер поставит перед вами и Эриком задачи. Впрочем, не буду делать из этого тайны. Оборудование, которое мы везли на «Мичиган», содержит много блоков, которые можно использовать для ремонта радиостанции. Вы разбираетесь в электронике, следовательно, необходимо, чтобы вы определили уровень повреждений в нашем передатчике и посмотрели, что мы можем использовать для его ремонта. Связь – это очень важно, Курт, это наш шанс на спасение. Мы не вышли на очередной сеанс, значит, на Земле уже знают, что с нами что-то случилось. Маршрут нашего планетолета им хорошо известен, я не сомневаюсь, что нам обязательно попытаются помочь. Но будет очень хорошо, если и мы сами будем заниматься своим спасением. Вам ясно?

Астрофизик побагровел.

Не глядя на окружающих, он сказал:

– Прошу извинить меня, капитан. Я был не прав. Мои знания в вашем распоряжении. Прошу не считать мою некоторую растерянность проявлением паники.

«Мы с ним так и будем изъясняться? – уныло подумал Круглов. – Как это называется? Будем изъясняться высоким штилем. К черту! У нас нет времени на ссоры и непонимание. Нравится ему, будем говорить так».

– Очень хорошо, – кивнул он. – Эрик?

Бельгиец флегматично пожал плечами.

– Я думаю, что спорить не о чем, а потому готов выполнять ваши приказания, капитан. Я так понимаю, что надежды мизерны, капитан?

– Прекрасно, – сказал Круглов, оставляя без ответа его вопрос. – Следовательно, наши главные специалисты в радиоэлектронике в твоем распоряжении, Миша. Думаю, вы сами определитесь, кто и чем будет заниматься. А мы с Ярницким будем думать над иными проблемами.

Несколько часов напряженной работы пролетели незаметно.

– Семь с половиной месяцев, – обреченно сказал Ярницкий.

– Время есть, – вздохнул Круглов.

– Куда бы только его употребить, – не глядя на капитана, пробормотал Ярницкий.

– Не так мрачно, Витя, – не слишком уверенно отозвался Круглов. – Мы остались живы, это уже не так плохо. У нас есть запасы кислорода и продуктов, это тоже хорошо. И регенерационная система практически в исправном состоянии. Можно сказать, нам повезло.

– Не думаю, чтобы это можно было назвать везением, – вздохнул Ярницкий. – Везение в другом…

Капитан сидел в кресле, потирая виски.

– Хреново без компьютера, – прищурился он. – Ты уже отвык от таких упражнений, верно?

Он потянулся.

Включив селектор, он поинтересовался:

– Миша, как у вас?

– Плохо, – после некоторого молчания угрюмо отозвался бортинженер. – Оборудованию тоже досталось. Но здесь положение лучше, чем в рабочих отсеках. Ищем исправные блоки, потом проверяем наличие пригодных чипов и узлов. Боюсь, это затянется надолго. Тут работы не на неделю, Алексей Николаевич.

– Время у нас есть, – бодрым голосом сообщил Круглов. – Мы тут с Ярницким посчитали – получается, что в нашем распоряжении больше семи месяцев. Значит, надежда есть, Миша?

– Трудно сказать, – менее напряженным тоном доложил бортинженер. – Сначала надо определиться, что у нас есть. Эрик в радиорубке. Он выясняет, что нам будет необходимо.

Круглов хотел спросить, как держится Везелен, но вовремя удержался – немец наверняка услышал бы его, а это повышенное внимание к собственной персоне обязательно покоробило бы астрофизика.

– Работайте, – распорядился он и отключился.

– Итак, Витя, что мы имеем на сегодняшний день? – Он поймал ручку, плывущую над столом.

– Пока одни минусы, Леша, – отозвался тот, не отрываясь от блокнота. – Наше местонахождение на Земле никому не известно, двигателя у нас нет, радиопередатчик не работает, нас уносит к Солнцу. Условно положительным моментом можно считать тот факт, что мы еще живы, а главное – время у нас еще есть.

Круглов покачал головой.

– Эк тебя вывернуло, Витя, – укоризненно сказал он. – Условно положительный момент… Радоваться надо, что остались в живых после взрыва силовой установки. Один шанс на миллион, а?

– Можно посчитать, Леша, – грустно усмехнулся Ярницкий.

С ним Круглову не надо было притворяться. Они летали в одном экипаже пять лет, и капитан видел своего штурмана и второго пилота в деле. Особенно при исследовании кометы Ван Дейка.

– Значит, минусы мы свои знаем, – сказал Круглов. – И условно положительные моменты тоже, – безжалостно добавил он. – Ничего, Витя, бывали ситуации и похуже.

В худшие ситуации они еще никогда не попадали, это Круглов приукрасил немного для поднятия боевого духа. Где-то в глубине души Алексея Николаевича гадким черным пауком копошилось чувство обреченности, но он старательно давил это чувство, стараясь не показывать членам экипажа, что сам не верит в спасение.

– Главное, правильно поставить задачи, – откинулся он в кресле. – Чего мы хотим, Витя?

– Вернуться на Землю, – мрачно сказал штурман.

– Верно. А для этого нам как минимум нужно подольше оставаться в живых. Связаться с Землей мы не можем. Так? Но, возможно, этот фактор перестанет выглядеть так безнадежно в самое ближайшее время. Если ребятам удастся отремонтировать радиопередатчик.

– И если целы антенны, – уточнил штурман.

– Антенны целы, – сообщил Круглов. – Я на них специально внимание обратил, когда прогулку под звездами совершал. Красивое зрелище, Витя! Значит, антенны у нас целы. Пусть Миша и пассажиры занимаются ремонтом до посинения. Чем быстрее мы отремонтируем радиостанцию, тем больше возрастут наши шансы на спасения.

– Или наоборот, – пробормотал Ярницкий и, поймав хмурый и недовольный взгляд Круглова, пояснил: – Это я к тому, что передатчик привести в порядок, может, и не удастся.

– Экий в тебе пессимист просыпается, – буркнул Круглов. – Надо вперед смотреть с надеждой, тогда будущее розовым кажется.

– Трудновато, командир, – вздохнул Ярницкий.

– Но тоже вполне возможный вариант, – неохотно согласился Круглов. Он легко воспарил над креслом и подплыл к иллюминатору. В иллюминаторе были видны яркие звезды. Незадолго до взрыва планетолет входил в режим торможения и развернулся двигателем в сторону Солнца.

Именно поэтому светила в иллюминаторе не было видно.

Как и Земли.

– Привлечь к себе внимание, – подумал вслух капитан. – Если мы не можем помочь себе сами, то надо добиться, чтобы нам помогли.

– Капитан, – усмехнулся Ярницкий. – Ты рассуждаешь, как китайские мудрецы. – Подобным образом они рассматривали очевидные истины, превращая их в философские проблемы.

– Дерзок ты, Витюша, – не оборачиваясь, сообщил Круглов. – Смеяться над начальством опасно. Вернемся на лунную базу, добьюсь, чтобы тебя на месяц в бригаду сантехников определили.

Слышно было, как Ярницкий вздохнул.

– Если вернемся, – сказал он, – это будет не наказание, а поощрение.

– И все-таки нам повезло, – задумчиво сказал Круглов. – Планетолет сохраняет герметичность, системы… в основном… функционируют нормально. И энергии от резервных источников нам пока хватит. И если это не чудо, то я, Витюша, ничего не понимаю в чудесах.

Через несколько часов, когда они перебрались в кают-компанию для того, чтобы перекусить, появились и остальные.

Круглов обратил внимание на Везелена. Из всех обитателей искалеченного планетолета именно немец вызывал у него серьезные опасения. Он словно бы сразу постарел на несколько лет – лицо бледное, под глазами обозначились темные круги. Нехорошо выглядел астрофизик, чувствовалось, что он на пределе.

Энергию все-таки приходилось экономить, поэтому плафоны в кают-компании горели вполнакала, а обходиться приходилось сухим пайком. Раньше все корабельные надобности обслуживал реактор, сейчас его не было. «Ничего, – подумал Круглов. – Завтра с Мишей выйдем в пространство, развернем солнечную батарею, и экономить электричество больше не придется. Это очень важно, чтобы на планетолете были человеческие условия. Это подстегивает, заставляет вспомнить, кто ты есть, и соответственно держаться».

Он обратил внимание, что к своим тубам и упакованным в полиэтиленовую пленку разовым хлебцам Везелен не притронулся. Понятное дело, в таких условиях трудно сохранить аппетит, но все-таки немец нервничал больше остальных. Его внутренняя напряженность могла в любое время обернуться конфликтной ситуацией. Есть такие люди – когда им очень плохо, хочется, чтобы остальным было еще хуже. В обычной обстановке они приятны и интересны, порой даже остроумны и зачастую являются душой компании, но, попав в стрессовую ситуацию, меняются в худшую сторону – срываются на крик, начинают конфликтовать с окружающими, а это в условиях ограниченного пространства добром не кончается. Деваться друг от друга некуда, появляется взаимная неприязнь, учащаются ссоры. Поэтому экипажи планетолетов тщательно проверяют на психологическую совместимость. Зачастую лететь приходится очень долго, люди должны понимать друг друга и относиться терпимее к слабостям товарищей. Удивительно, неужели Везелен не проходил тестирование на психологическую пригодность к длительной работе в космическом пространстве? Плохо он себя ведет, очень плохо. Надо предупредить, чтобы остальные относились к нему повнимательнее и сдерживались в щекотливых ситуациях, старались избегать конфликтов. И самому поговорить с астрофизиком, постараться как-то поддержать его.

– Не могу, – сказал Везелен. – Почему вы все так спокойны? Скажите правду, капитан, мы ведь погибнем?

– Возьмите себя в руки, – посоветовал Круглов. – Надо держаться.

– Не могу притворяться. – Астрофизик нервно мял полиэтиленовую обойму с разовыми хлебцами. – Но почему? Почему именно мы? Глупо все. Глупо. Глупо. И не надо меня успокаивать, не надо тешить иллюзиями. Мы все обречены. Так почему вы так спокойны?

На английском Везелен говорил с небольшим характерным акцентом, слишком твердо произнося слова. Бледное лицо астрофизика порозовело, а кончики ушей стали малиновыми.

– Курт, не стоит, – спокойно сказал Пельер. – Надо держать себя в руках.

Острое худое лицо астрохимика было спокойным и даже немного равнодушным. «Хорошо держится, – одобрительно подумал Круглов. – Крепкий мужик!»

Везелен торопливо встал. От резкого движения его приподняло над столом, нелепо закружило, и он с трудом восстановил правильное положение. Ленточку с разовыми хлебцами немец уронил, и сейчас она, медленно извиваясь, плыла в пространстве над столом, придавая происходящему фантастический вид.

– Прошу меня извинить, – сказал Везелен, ни к кому персонально не обращаясь. – Мне надо прийти в себя.

Не опускаясь на пол, он проплыл в люк. Присутствующие на мгновение увидели подошвы его тяжелых башмаков с плоскими магнитными подошвами. Люк беззвучно захлопнулся.

Слышно было, как в пустом гулком отсеке астрофизик негромко ругается по-немецки.

– Плохо, – сказал Круглов. – Миша, ты посматривай за ним, чтобы неприятного сюрприза не случилось. Слишком он нервный для космоса. Куда медики смотрели? Его дальше орбитальных спутников нельзя было выпускать.

– Он по рекомендации, – сказал Пельер спокойно. – Мы проходили только общее медицинское освидетельствование. Психологического тестирования никто не проводил.

Круглов промолчал.

Вопросы, конечно, были, но Пельер на них ответить не мог. Эти вопросы следовало задать Европейскому комитету космических сообщений. «И я их обязательно задам!» – твердо пообещал себе Круглов. «Если вернемся», – немедленно откликнулся унылый внутренний голос.

– Отдыхать, – вслух приказал он. – Всем отдыхать не менее семи часов.

Ярницкий и Лямин немедленно поднялись. Они не первый день летали с Кругловым и знали, что распоряжения капитана обязательны и обсуждению не подлежат. Эрик Пельер некоторое время продолжал сидеть, цепко вглядываясь в невозмутимое лицо капитана.

– Вы хотите что-то спросить, Эрик? – поинтересовался Круглов.

– Нет, – отозвался астрохимик, медленно поднимаясь изза стола. – Мне все ясно, капитан. Я иду спать.

Оставшись один, Круглов помрачнел. Сейчас не надо было притворяться, а сам он знал цену усилиям команды и пассажиров. Спасти их могло только чудо. Или инопланетяне. Но чудес на свете не бывает, а появление корабля с инопланетянами, предлагающими немедленную помощь, было из разряда таких же чудес. В Академии их учили многому, но в данном случае имеющиеся знания не годились.

Круглов опять подплыл к иллюминатору, присел в кресло и некоторое время смотрел на звезды. Земля находилась позади корабля, и сейчас ее не было видно, но красноватая звездочка Марса оказалась на месте, как и Юпитер. Алексей Николаевич долго и пристально смотрел на Марс. Потом коротко и тоскливо выругался, встал на ноги и неторопливо шагнул к люку.

Бортинженер Лямин отдыхал в соответствии с указанием руководства. Он лежал, скрестив руки на груди, и разглядывал пейзаж – лесную поляну с могучим зеленым дубом в центре экспозиции.

Круглов присел рядом с ним на постель.

– Что там, Миша? Есть надежда?

– Плохо дело, Алексей Николаевич, – оторвавшись от созерцания пейзажа, отозвался бортинженер. – Натворил дел этот вихрь! По-моему, мы пустышку тянем. Есть, конечно, и исправные блоки, но, как говорят, из верблюда человека не сделаешь. Только время теряем.

– Времени у нас много, – сообщил капитан. – Пока. Ярницкий насчитал семь с половиной месяцев. Я думаю, это реально. Авария произошла прямо перед началом торможения… Думаю, все так и есть. Витя ошибается редко.

– Он ошибается, – уверенно сказал Лямин. – У нас в запасе максимум несколько недель. Дальше все попытки будут бесполезными и ненужными. Так что мы будем делать?

– Занимайтесь потихоньку, – сказал Круглов. – Не сидеть же сложа руки. Это страшно представить, что будет, если мы еще станем бездельничать. Особенно пассажиры. Заметил, как немец психует? Еле держится в рамках. Очень наш астрофизик жизнь любит…

– А кто ее не любит? – возразил Лямин. – Я тоже поражаюсь вашему спокойствию, Алексей Николаевич. Неужели вы не боитесь? Или просто не представляете, что нас ждет в конце пути?

– Как раз это я себе очень хорошо представляю. – Капитан положил ладонь на плечо лежащего штурмана. – Но паниковать не собираюсь. Надо искать выход. Обязательно надо искать выход.

– Какой выход, капитан? – Плечо бортинженера дрогнуло под рукой капитана. – Надо смотреть правде в глаза. На этот раз нам не выкарабкаться. Вы вытащили нас с Европы, но здесь необходимо чудо, Алексей Николаевич, а вы, извините, не бог. И даже не чудотворец.

– Плохо, если ты думаешь именно так, – нахмурился Круглов. – Надеюсь, ты не станешь подобным образом успокаивать наших пассажиров. Я тебя умоляю, Миша, держи себя в руках и не давай им распускаться. Ну, ты сам все прекрасно понимаешь. А я к тебе по делу заглянул. Подготовь мне документы по грузу, который мы везли на «Мичиган».

– Да что документы? – Бортинженер посмотрел на капитана. Не нравились Круглову его глаза. Тоска и осознание безнадежности положения были в этих глазах. – Я и так все помню.

– Мне бы твою память, – посетовал Круглов. – Старею, наверное, порой элементарные вещи вспомнить не могу.

Оказавшись у себя, он долго перебирал личные вещи, потом достал книгу и попытался читать. Книга была хорошая, посвящалась событиям в России конца двадцатого века и написана была человеком увлеченным, умеющим рассуждать, только вот текст сейчас совершенно не воспринимался. Он вспомнил о доме, и на душе стало совсем нехорошо. О семье в этой ситуации лучше было не вспоминать, воспоминания эти расслабляли душу, а Круглову сейчас расслабляться было нельзя. Капитан неторопливо разделся, забрался в капсулу и отрегулировал аэратор на запах степи. В капсуле запахло полынью и еще чабрецом. Круглов закрыл глаза и заставил себя уснуть. Тело и мозг были не единожды тренированы на экстремальные ситуации – он уснул. Заснуть было трудно, помогала техника. Перед погружением в забытье ему в голову пришла очень важная мысль, нет, не выход, но кое-какие шансы они при этом все-таки сохраняли. «Не забыть бы, – с отчаянием засыпая, подумал Круглов. – Не забыть бы…» Конечно, надо было встать и обдумать все подетальней, но именно в этот момент сработал настроенный капитаном гипноратор.

Семь часов спустя от хорошего настроения капитана, внушенного гипноратором, не осталось и следа. Нет, солнечную батарею они установили довольно быстро и сориентировали ее по отношению к Солнцу почти сразу, хотя руководствоваться приходилось расчетами, которые Ярницкий делал вручную из-за неисправности бортового компьютера. Голова у Ярницкого была светлой, ошибка измерялась в долях секунды.

– Пошел генератор, – доложил с борта планетолета Ярницкий. – Пошел, родной! – И через некоторое время радостно сообщил: – Вышли на расчетную мощность!

Вот уже второй раз в течение последних суток Круглов и Лямин возвращались на корабль.

– Веселее, – сказал Круглов, искоса глянув на кислое лицо бортинженера. – Можно сказать, нам повезло больше, чем Робинзону. Ну, что у него было, Миша? Несколько топоров, которые он нашел в корабельном сундучке, да кремневое ружье с двумя-тремя десятками зарядов.