Текст книги "Коммунисты"

Автор книги: Сергей Семанов

Соавторы: Владимир Архангельский,Анатолий Сергеев,Илья Дубинский-Мухадзе,Клара Маштакова,Анатолий Толмачев,Станислав Зарницкий,Владимир Александров,Семен Синельников,Арсений Тишков,Федот Бега
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

– Ни на минуту мы не должны забывать, что мы являемся лишь одной Красной республикой, точнее Союзом республик в капиталистическом окружении, что время опасности для нас не миновало, что нам придется, может быть, еще жертвовать очень и очень многим для этой борьбы, но те необыкновенные жизненные силы, которые проявляются в творческой работе Советских республик, которые мы видим воочию на этой выставке, они служат нам порукой, что трудящиеся массы Советских республик так же победоносно пройдут через новые испытания, которые, может быть, для них готовятся, как они прошли через все прошлые испытания, и с этой уверенностью, с этой надеждой на будущее мы можем здесь, глядя на все эти богатства, открываемые нашей выставкой, с величайшим оптимизмом смотреть в будущее и можем с полной уверенностью сказать, что мы завоевали уже для себя новый строй – строй освобожденного труда, и что уже вступили на тот путь, вступили в тот период, когда мы являемся авангардом, когда скоро, может быть, наш строй сделается строем всех стран, сделается строем всего мира.

Успехи Советского Союза, как никогда, стали ощутимы и на внешнем фронте. К концу 1923 года многие буржуазные государства готовы были пойти на установление дипломатических отношений. Ленинская дипломатия в результате упорной шестилетней борьбы добилась осязаемой победы, капиталистический мир отступал, признавая Советское государство, возглавляемое большевиками.

…30 мая 1928 года было торжественно отмечено 10-летие деятельности Георгия Васильевича Чичерина на посту народного комиссара. С конца 1926 года он подолгу болел, выезжал несколько раз на лечение за границу. В 1930 году по состоянию здоровья его освободили от занимаемого поста.

Умер 7 июля 1936 года.

С. Зарницкий, А. Сергеев. Чичерин.

Изд. 2-е, исправленное и дополненное. М., «Молодая гвардия», 1975.

Сергей Миронович
Киров

Родился 15(27) марта 1886 года в городе Уржуме Вятской губернии в бедной семье (настоящая фамилия – Костриков). Учился в Уржумском городском училище, потом окончил Казанское промышленное училище с дипломом механика. В Казани вступил в подпольный кружок, участвовал в студенческом движении. В 1904 году переехал в Томск, где начал работать в подпольной социал-демократической организации. В годы первой русской революции руководил стачками рабочих и демонстрациями в Сибири, неоднократно арестовывался. В 1905 году избирается членом Томского комитета РСДРП. Около двух лет провел в заключении. В мае 1909 года перебирается на Северный Кавказ, где продолжает активную революционную работу, выступает в печати. После революции становится членом Владикавказского Совета. Делегат II съезда Советов, участник Октябрьской социалистической революции. В 1918–1919 годах руководит вооруженной борьбой с контрреволюцией на Северном Кавказе и Нижней Волге. С 8 апреля 1920 года – член Кавказского бюро ЦК РКП(б), с июля 1921 года – секретарь ЦК Компартии Азербайджана. На XII съезде РКП(б) впервые избирается членом ЦК партии…

Киров был в совершенно несвойственном ему удрученно-тревожном настроении, когда на исходе 1925 года открылся XIV съезд партии. Сергей Миронович писал жене Марии Львовне:

«Из газет ты узнаешь, что на съезде у нас идет отчаянная драка, такая, какой никогда не было. Читай аккуратно «Правду», будешь в курсе дела. В связи с этой дракой здесь стоит вопрос о посылке меня на постоянную работу в Ленинград. Сегодня об этом говорили очень определенно. Я, конечно, категорически отказываюсь. Серго также против моей посылки туда. Не знаю, чем это кончится. Через неделю, а быть может, раньше, съезд закончится, немедленно выедем домой».

То, что Киров назвал в письме отчаянной дракой, было развернувшейся на съезде острой борьбой против зиновьевско-каменевской «новой оппозиции».

Страна тогда завершала восстановление народного хозяйства. Она крепла день ото дня, шла к социализму. XIV партийная конференция подтвердила ленинское положение о возможности победы социализма в одной, отдельно взятой стране – в СССР. Но экономика страны приближалась лишь к уровню отсталой царской России, и удовлетвориться этим было нельзя. XIV съезд партии обсуждал, как ускорить движение к социализму. Проводить в жизнь ленинский план индустриализации страны – одно из основных решений XIV съезда. Зиновьев и Каменев отвергали ленинский план, считая, что построить социализм в СССР не удастся, раз нет революций на Западе. Всего лишь весной 1925 года оба они критиковали Троцкого, твердившего примерно то же. Потом сами скатились к троцкизму и сколотили, главным образом в Ленинграде, «новую оппозицию». Съезд разоблачил меньшевистскую суть этой оппозиции, осудил ее, призывая зиновьевцев-каменевцев не подрывать единства партии, отказаться от раскольнической обособленности. К этому на съезде призывал раскольников и Сергей Миронович, говоря, что им пора выбраться из своего ленинградского обособленного уголка:

– Выйдите вот сюда, товарищи. Здесь, в этом зале, где заседают представители всей нашей Коммунистической партии, мы действительно единодушно разрешим все те вопросы, которые стоят перед нами, и прекратим то, что делается в первой советской столице, на родине Коммунистической партии, в Ленинграде.

Однако главари «новой оппозиции», потерпев поражение, не подчинились воле съезда и ринулись в Ленинград, пытаясь превратить его в свою цитадель.

Оттого после съезда Сергей Миронович вопреки своим предположениям не вернулся домой. ЦК ВКП(б) направил его в Ленинград, куда Серго Орджоникидзе втихомолку послал записку, адресованную товарищам, не причастным к оппозиции:

«Ваша буза нам обошлась очень дорого: отняли у нас тов. Кирова. Для нас это очень большая потеря, но зато вас подкрепили как следует. У меня нет ни малейшего сомнения, что вы там справитесь и каких-нибудь месяца через два все будет сделано. Киров – мужик бесподобно хороший, только, кроме вас, он никого не знает. Уверен, что вы его окружите дружеским доверием. От души желаю вам полного успеха».

Не ограничиваясь этим, Серго добавил:

«Ребята, вы нашего Кирыча устройте как следует, а то он будет шататься без квартиры и без еды».

Сергею Мироновичу отвели комнату в «Европейской гостинице», о нем заботились, но ему было не до квартиры, не до еды. По его выражению, работы хватало на двадцать четыре часа в сутки. Приехав 5 января 1926 года, он писал жене на третий день:

«Положение здесь очень тяжелое…»

Очень тяжелое. Главари «новой оппозиции» внесли разлад в партийные ряды. Через своих приверженцев, рассевшихся в губкоме и райкомах, они повлияли на значительную часть рабочих, интеллигентов. Повели за собой и множество юнцов, из тех, кого уговорили, будто они пуп земли, партийной и комсомольской. Не гнушались ни ложью, ни клеветой, ни расправами над честными большевиками, отстаивающими генеральную линию партии. Не то что в Азербайджане – в Баку. Там партийные и непартийные большевики умом и сердцем восприняли – уже нет Ленина, Ленина нет, и оттого единство еще во сто крат важнее, чем прежде. Там вылазки троцкистов, национал-уклонистов и всех иных оппозиционеров неизменно получали отпор.

– Большее единодушие, чем у нас в Азербайджане, пожалуй, редко где найдем, – по праву говорил Киров в 1924 году.

Сокрушить оппозиционеров, воссоздать единство в Ленинграде необходимо было немедленно. Что бы ни твердила «новая оппозиция», сомкнувшись с троцкизмом, все сводилось к неверию в рабочий класс, к неверию в возможность построить социализм в нашей стране.

С этим капитулянтством не могло быть ни примирения, ни подобия примирения. Иначе как двигаться дальше, как призывать трудящихся завершить восстановление народного хозяйства и реконструировать его, развернуть индустриализацию, намеченную XIV партийным съездом? Иначе нечего сказать миллионам безработных, все еще насчитывающихся в городах. Иначе в глаза нельзя будет смотреть тем, кто во имя революции сидел в царских тюрьмах, отбывал каторгу. Тем, кто сражался на фронтах в годы гражданской войны и интервенции.

По поручению ЦК ВКП(б) в Ленинграде вместе с Кировым находились некоторые виднейшие партийные деятели, в том числе старые петербуржцы Михаил Иванович Калинин и Григорий Иванович Петровский. Они не затевали кабинетных споров с главарями оппозиции. Чтобы поскорее оставить зиновьевско-каменевских главарей генералами без армии, было гораздо лучше, по выражению Кирова, брать, опрокидывать коллективы – идти к рабочим и говорить им чистейшую правду о XIV съезде, убеждать, убеждать, убеждать их, отвоевывая у оппозиции одну партийную организацию за другой. Сергей Миронович выступал среди тысяч и тысяч рабочих. На «Электросиле», считавшейся оплотом зиновьевцев. На фабриках «Красный ткач» и «Красный маяк». На Монетном дворе. На заводе имени Егорова. На объединенном партсобрании заводов «Красный гвоздильщик» и «Электроаппарат». У комсомольских активистов Выборгской стороны.

Рабочие правильно понимали и хорошо известных посланцев ЦК ВКП(б), и нового для ленинградцев деятеля Кирова, и всех других, кто был за генеральную линию партии. Оппозиционерам рабочие говорили: «Довольно споров, не мешайте трудиться, убирайтесь».

Многие коммунисты, целые коллективы требовали, чтобы оппозиционных главарей немедленно разогнали. Это требование, как ни странно на первый взгляд, пришлось по душе зиновьевским губкомщикам и райкомщикам. Им хотелось выглядеть страдальцами – последний козырь в безнадежной игре. Но и последний козырь они проиграли, не получив его, потому что Киров противился каким-либо нарушениям демократии: пусть выразят свою волю партийные конференции.

С конференциями он не спешил, хотя положение резко улучшилось буквально в считанные дни. 15 января Сергей Миронович говорил:

– Я думаю, что здесь, в Ленинграде, мы с полным правом можем сказать, что большинство членов партии ленинградской организации вышло на правильную дорогу.

Киров и другие посланцы ЦК ВКП(б), все активные ленинцы, продолжали выступать на предприятиях, несли ленинскую правду о съезде в гущу рабочих. Сергей Миронович 16 января писал Марии Львовне:

«Не обижайся, что пишу мало, очень я занят, работаю, ни минуты нет свободной… Занят так, что даже на улице не был ни разу, бываю только в машине… Каждый день на собраниях».

В первой половине февраля районные и губернская партийные конференции, осудив оппозицию, выразили свою верность генеральной линии партии.

Кирова избрали первым секретарем губкома ВКП(б).

За редкими исключениями, заблуждавшиеся рабочие порвали с оппозицией. Комсомольцы, совращенные зиновьевцами, опомнились, утихомиривались. Самых петушливых по предложению Кирова посылали учиться. Они впоследствии там же, в Ленинграде, и работали, получив дипломы инженеров, преподавателей. Все они пережили Кирова.

В конце декабря 1926 года Сергей Миронович говорил: партийная организация блестяще добилась того, что генералы оппозиции в Ленинграде остались без армии. Через месяц Киров подтвердил это:

– Шлагбаум по дороге в Ленинград для оппозиции закрыт, закрыт окончательно.

Еще много раз партия давала бой тем, кто поднимался против ленинского курса. Зиновьевцы и троцкисты, спевшись, образовали антипартийный блок. Возник бухаринско-рыковский правый уклон. Выныривали право-левые. Однако в Ленинграде уже не было разлада.

Все, кто шел против партии, все оппозиции, группки, уклоны, загибы терпели поражение. Шлагбаум по дороге в Ленинград для них окончательно закрыли. Партийная организация сохраняла почетное звание передового отряда ленинской партии. Великий город революции вновь был крепостью большевизма.

Это имело отнюдь не местное значение.

Уже идейный разгром зиновьевцев в их главном центре, на берегах Невы, принес партии огромную пользу – замедлил, пресек расползание «новой оппозиции» по стране. И сбылось предвидение Орджоникидзе, писавшего после XIV съезда, что восстановить единство в ленинградской организации Сергей Миронович сумеет быстро и наиболее безболезненно. Старого большевика, будущего наркома лесной промышленности СССР Семена Семеновича Лобова, работавшего в середине двадцатых годов в Ленинграде, поражало, как трудился и как держал себя Киров в пору тяжких сражений с оппозиционерами. Они навязывали небывалые в большевистской партии, уродливые формы борьбы, а Сергей Миронович всем выпадам и позорным выходкам зиновьевцев противопоставлял ленинскую принципиальность, наистрожайшую правдивость, спокойствие и терпеливость. Он побеждал, сохраняя в партийной организации всех честных коммунистов, введенных в заблуждение главарями оппозиции. По свидетельству Лобова, эти блестящие победы, одержанные на глазах у всей страны, стали школой для множества большевистских деятелей, а Кирова заслуженно выдвинули в одного из основных руководителей партии, ее ленинского ЦК. Сергея Мироновича избрали кандидатом в члены Политбюро.

И чем ожесточенней приходилось партии в дальнейшем сражаться против уклонов и загибов, против разномастных оппозиционеров и перерожденцев, тем сильнее, мощнее на всю страну звучал голос Кирова, непоколебимого ленинца.

Он говорил на XV съезде ВКП(б):

– Можно, конечно, все утверждать, можно какие угодно ошибки найти, можно бичевать Центральный Комитет по поводу того или другого недостатка, но сейчас доказывать то, что нам хотят доказать, что единственным наследником великого учителя – Ленина – является Троцкий, я думаю, что ни один сколько-нибудь честный рабочий, ни один партиец ни на одно мгновение не могут эту действительно невозможную мысль допустить…

Каждый рабочий понимает, что когда нам говорят о недостатках, недочетах и пр., то мы, может быть, болеем во сто раз больше, чем товарищи из оппозиции, по поводу недостатков, недочетов и извращений в нашей работе и практике. Но мы знаем вместе с нашими рабочими: то, что пять лет назад являлось пропастью, разорением, нищетой, нуждой и голодом, теперь сменяется достижениями, которые могут удивлять не только европейских рабочих, являющихся нашими друзьями по самой своей природе, но и кое-кого другого…

Для того, чтобы нам успешно, без помехи продолжать наше дело, для того, чтобы нам пожелать, посочувствовать и по чувству человечества не трепать нервов представителей оппозиции, я думаю, на теперешнем XV съезде надо действительно доделать то, что не было доделано на XIV съезде партии: нашу оппозицию нужно отсечь самым решительным, самым твердым и самым беспощадным образом… Все то, что путается под ногами, что колеблется и сомневается, должно быть оставлено в исторической пропасти, а нам с вами дорога только вперед и только к победам!

На XVI съезде, за две недели до избрания Кирова в члены Политбюро, снова прозвучал его голос:

– Генеральная линия партии заключается в том, что мы осуществляем крепкий курс на индустриализацию нашей страны,на основе этой индустриализации мы проводим перестройку нашего сельского хозяйства на началах обобществления, коллективизации…

Правые выступили совершенно открыто и решительно против взятых партией темпов индустриализации страны. Их проповедь «равнения на узкие места», снижения темпов индустриализации в конечном итоге неизбежно привела бы к срыву индустриализации страны и ее социалистического преобразования…

Партия не пошла по этому пути. Партия взяла еще более решительный курс на осуществление своих ленинских лозунгов и развернула напряженную борьбу с правыми оппортунистами…

У нас принято думать, что троцкизм – это неизбежное скатывание в лагерь контрреволюции. Это верно, но верно также и то, что правооппортунистические дела, если на них настаивать по-серьезному, могут завести весьма и весьма далеко, откуда выбраться будет чрезвычайно трудно…

На XVII съезде ВКП(б):

– Миллионы рабочих, с ними в союзе еще б ольшие миллионы крестьян во главе с твердой, железной, стальной ленинской партией пошли в бой. В этом бою, товарищи, нам пришлось потерпеть немало отдельных неудач и невзгод, но в итоге мы вышли к XVII съезду партии на такие новые победные высоты, что все эти изъяны и все эти недочеты стушевываются перед величием наших побед… Впереди еще очень много хлопот и забот для всей партии, для каждого из нас и для всего рабочего класса. И может еще случиться, что кое-кому, отдельным товарищам, а может быть, отдельным группам снова придется кое в чем разочароваться; это не исключено… То, что мы победили, то, что сейчас эти разбитые оппозиционеры пытаются всячески подладиться к нашим победам, это еще ни в какой степени, товарищи, не снимает с порядка дня вопроса о том, что нам и впредь нужно беречь чистоту и неприкосновенность генеральной линии нашей партии.

Как и в борьбе за ленинское единство партии, год от года возрастала роль Кирова в развитии промышленности. Особенно ощутимо это было, разумеется, на одном из решающих участков социалистической индустрии, на ленинградском ее участке.

Уже в начальную пору работы в Ленинграде, пока велись сражения с «новой оппозицией», Киров увидел многое такое, чего до него не видели или видели, но неправильно истолковывали. Этот крупнейший промышленный центр застыл на распутье. Никто не представлял себе точно, в каком направлении он должен развиваться. Сомневались, стоит ли вообще развивать его.

– Считалось, что у города нет будущего, – вспоминал впоследствии Иван Федорович Кодацкий, председатель Ленсовета.

– Оппозиционеры с их фальшивыми гимнами городу революции думать не думали о его будущем, хотели превратить Ленинград в памятник его былому величию, в иждивенца страны, – добавлял Борис Павлович Позерн, старый большевик, ведавший в обкоме ВКП(б) пропагандой и агитацией.

– Кирову обязаны мы тем, что ленинградская промышленность стала арсеналом индустриализации страны, – говорил Михаил Семенович Чудов, второй секретарь обкома ВКП(б).

Доводы против развития ленинградской промышленности не высасывались из пальца. Империалисты готовились к нападению на СССР, и первый удар мог прийтись по Ленинграду, пограничному городу. Ни сырья, ни топлива своего он не имел. Металл доставляли издалека. Доставляли издалека в свое время не только металл – импортировали детали машин и приборов. Каменный уголь петербуржцы зачастую называли кардиффом. И неспроста: антрацит получали из Англии, через порт Кардифф.

Прежние импортные связи нарушились, ухудшились или вовсе оборвались, и некоторые ленинградские предприятия действовали вполсилы, искали заказы.

В 1924 году сильное наводнение нанесло городу огромный ущерб. Года через два многие улицы еще оставались непроезжими. Пострадали и дома, да их и не ремонтировали давно. На Выборгской стороне сохранилась лишь половина довоенного жилого фонда, теснота донимала рабочих и за Нарвской заставой. Чтобы устранить последствия наводнения, требовалось лет пять. В довершение всего кормить Ленинград было труднее прежнего. Отъединялись, стали иностранными государствами Финляндия, Эстония, Латвия и Литва, снабжавшие при царизме Петербург продуктами питания.

Советская страна располагала скудными средствами, и выходило, будто целесообразно вкладывать их лишь в районы, богатые сырьем и топливом, удаленные от внешних границ, а слишком рассчитывать на Ленинград нечего и незачем.

В пору было напомнить то, что Сергей Миронович говорил в 1924 году:

– Мы, как настоящие большевики, должны налечь на промышленное хозяйство как следует. Правда, мы народ еще не особенно искушенный в этом деле, мы пока только каменотесы, а не архитекторы государственного строительства… У нас в одном случае получается широко, а в другом – штанов не из чего сшить.

Киров глубоко изучил истинное положение, арифметическому мышлению противопоставил партийное. Решение XIV съезда укреплять обороноспособность страны, не поддаваться на провокации поджигателей войны, срывать их замыслы позволило сделать вывод: непосредственной угрозы Ленинграду пока не предвидится. А город обладает свободными фабрично-заводскими мощностями, умелыми рабочими, и здесь легче, чем где-либо, выиграть для индустриализации самое дорогое – время. Нужно только правильно выбрать профиль. Вот он: производство средств производства, выпуск продукции, которая ныне импортируется. И главное, строго учитывать факторы, не поддающиеся простому учету.

Чудову запомнился эпизод, относящийся к более позднему времени. Работники обкома прикидывали, с чем Ленинград вступил в первую пятилетку. Подбили итог. Тем-то и тем-то богаты предприятия, научные организации, стройки. Столько-то имеется инженеров, техников, мастеров, рабочих. Еще и еще графы и пункты.

– Как юные экономисты, – улыбнулся Сергей Миронович.

И он, волнуясь, заговорил о факторах, не поддающихся простому учету. Обо всем, что, по его словам, очень часто оставляют за скобками. О том, что не укладывается в графы и пункты. Об уверенности партии в силах рабочего класса. О преданности рабочего класса делу социализма, ленинизма.

– Если хотите, можно кое-что и перечислить…

Чистота и единство партийных рядов. Раз. Стотысячная семья большевиков, и среди них почти две трети – рабочие от станка. Два. Шестьдесят тысяч рабочих-комсомольцев. Три. Беспартийный актив, особенно профсоюзный. Четыре. Пролетарская критика и самокритика. Пять. И всемерная поддержка ЦК ВКП(б). Быть может, это не шестой, а первый, второй или третий фактор. Семь: дружная помощь всей страны. И так далее.

– Итога нет, это бесконечно возрастающая величина…

Киров и раньше видел, как значительны такого рода факторы. Начав работать в Ленинграде, он, полностью поддержанный ЦК ВКП(б), учил использовать их. К концу 1926 года ленинградская промышленность уже давала пятую часть всех изготавливаемых в стране машин, половину всей химической и две трети всей электротехнической продукции.

– Все объективные условия говорят за то, что город Ленинград и ленинградская промышленность в деле индустриализации страны должны будут сыграть примерно ту же самую роль, какую этот город и пролетарии Ленинграда сыграли на всех этапах нашей великой революции.

Город выпускал оборудование для действующих и строящихся заводов и фабрик, для важнейших сооружений, которые вошли затем в золотой фонд советской индустрии. Ленинград стали называть арсеналом индустриализации.

Предприятия и стройки, а также сельское хозяйство нуждались во многих машинах и агрегатах, никогда не производившихся в России, и Киров требовал: побольше новых видов продукции взамен импорта, надо освобождаться от иностранной зависимости.

«Красный путиловец» в пустовавшей пушечной мастерской впервые изготовил пять тракторов. Заводу поручили освоить серийный выпуск их, но опыта было недостаточно, и некоторые инженеры боялись, что трудностей не одолеть и что без помощи Форда не обойтись. В цехи, называвшиеся по старинке мастерскими, зачастил Киров. Именно тогда окрепла его дружба с краснопутиловскими коммунистами, со всеми рабочими – в одном из цехов завода он состоял на партийном учете. По воспоминаниям рабочих, секретарь губкома говорил им:

– Довольно нам фордов. Учиться мы готовы хоть у самого черта, если эта учеба идет на пользу социалистическому строительству. Но кто утверждает, что победивший пролетариат никогда ничему не сможет научиться, ничего не сможет освоить, тот дурак или враг. А когда народ строит социализм, ни дуракам, ни врагам ходу на этой стройке давать нельзя!

За несколько месяцев краснопутиловцы сделали четыреста тракторов. Одновременно налаживался выпуск турбин на Металлическом заводе, текстильных машин – на заводе имени Карла Маркса. Вступила в строй Волховская гидроэлектростанция.

В 1927 году удалось значительно обогнать довоенный уровень промышленного производства. Пустили завод «Электроприбор». Начали сооружать Свирскую гидростанцию. Металлический завод, «Красный путиловец», «Севкабель», Ижорский и Невский заводы выполняли заказы Днепростроя. Вступили в строй Сясьский бумажно-целлюлозный комбинат, мощный хлебозавод в Ленинграде, Кондопожская гидростанция.

Все достигнутое было лишь подготовкой к еще более крутому подъему в первой пятилетке. В Ленинграде не только строили предприятия. Заново создавались гиганты в стенах старых заводов – Металлического, Балтийского, «Красного гвоздильщика», Северной судоверфи.

Пятилетка требовала от ленинградцев все больших усилий. Наше машиностроение не выпускало таких очень нужных черной металлургии механизмов, как доменные подъемники, перекидные клапаны для мартенов, чугуновозные ковши большой емкости. Киров сказал: ленинградцы будут делать все это.

Новые виды продукции, выпуск которых впервые освоили ленинградцы, множились, их уже насчитывали десятками, а к концу пятилетки двумя сотнями, – и первые турбины в пятьдесят тысяч киловатт, и тракторы для пропашных культур и торфоразработок, и буровые станки, и пишущие машинки, и мотоциклы.

Ленинградские машиностроители первыми стали выпускать ртутные выпрямители, турбогенераторы и гидрогенераторы большой мощности, рентгеновские приборы.

Ленинградские химики первыми выпускали целлулоид, фотопленку, искусственные лаки и цветной фарфор, многие новые лекарственные препараты, в которых была великая нужда.

Ленинградская марка значилась также на первых партиях корунда, фибролита, газобетона, тканей для приводных ремней, изделий из искусственного шелка.

Киров порой лучше, чем непосредственные руководители, видел, сколь велики скрытые возможности предприятий:

– Наша ленинградская промышленность может выполнять сейчас ответственнейшие технические задания, о чем мы сами иногда и не подозреваем.

Побывал Сергей Миронович на Ижорском заводе. Завод выполнял рядовые заказы. Изучение техники и кадров завода привело к тому, что ижорцам поручили изготовить первый советский блюминг. Шлифовальные камни, необходимые для обработки шарикоподшипников, тоже начали делать по совету Кирова. Большой завод, добиваясь заказа на лесопильные рамы, просил у Кирова содействия. Просил и получил такой ответ: надо делать более сложные машины, например банкаброши и ленточные машины для текстильных фабрик.

Иностранная фирма взялась поставить Днепровскому алюминиевому заводу печи «Миге-Перрон», мощные электродомны, такие, каких было лишь несколько во всем мире. Фирма обанкротилась. Предполагалось искать за рубежом нового поставщика, но по просьбе Кирова заказ доверили ленинградцам. Десять предприятий трудились, кооперируясь: и «Электросила», и Балтийский завод, и Ижорский, и «Большевик», и Северная судоверфь, и «Красный выборжец». Заказ выполнили.

Нередко новые производства осваивались туго, с перебоями, непомерными издержками времени, средств. Киров требовал, чтобы причины этих неурядиц тщательно изучались. В первую очередь он обращался к партийным руководителям. Надо не только изучать, но и обобщать причины. Не только обобщать, но и вести партийный коллектив, хозяйственников, рабочих к немедленному устранению недостатков. Не только к устранению, но и к заблаговременному предотвращению новых недостатков.

Сергей Миронович говорил об этом, в частности, секретарям райкомов партии Ивану Ивановичу Алексееву и Петру Ивановичу Смородину. Впоследствии они вспоминали, что Киров добавил: когда-то хорошему газетному репортеру полагалось прибыть на пожар по крайней мере за пять минут до пожара. Хотя шутка не больше, чем шутка, выводы напрашиваются резонные. И ставил в пример Ивана Ивановича Газа, секретаря горкома ВКП(б), бывшего рабочего, бывшего комиссара путиловского бронепоезда № 6, прославившегося в гражданскую войну. На предприятиях рабочие теряли зря много времени. Сергей Миронович попросил Газа вникнуть в причины. Газа и его помощники на нескольких заводах в течение нескольких месяцев анализировали, как проходит у рабочего трудовой день. Глубокие обобщения позволили улучшить организацию производства везде и особенно там, где выпускают не привычную, а новую продукцию. Это уберегло от серьезных провалов.

А когда затруднения все-таки возникали, Киров поднимал на ноги фабрично-заводские партийные организации, райкомы, горком, обком. Если было необходимо, Сергей Миронович и сам помогал партийным работникам, и хозяйственникам, и инженерам, и рабочим, как на Металлическом заводе, где делали первую турбину для Днепростроя, как на «Светлане», где совершенствовали технологию производства, стремясь обогнать европейскую электропромышленность.

Сотни людей помнят, сколько бессонных ночей провел Сергей Миронович на «Красном путиловце», когда там не ладилось с тракторами. От трех тысяч тракторов в год – к десяти тысячам. Сразу, без передышки. Этого потребовали от краснопутиловцев. Вступали в действие – вводились в бой, как тогда выражались, – новые, хорошо оснащенные цехи. Все же было трудно. Поточное производство осваивалось медленнее, чем требовалось. Еще труднее было совладать с нытиками, маловерами. Тогда утро начиналось у Сергея Мироновича с того, что он в Смольном изучал заводскую сводку за минувшие сутки. Продумывал, как помочь руководителям. Ночью же ездил к рабочим, называвшим себя тракторщиками. Учил, как на ходу устранять недостатки. С ним работалось лучше.

Поныне не забыто выступление Кирова в заводском клубе. Сергей Миронович говорил о воле ударников-тракторщиков, о том, что только с виду грозен железный довод маловеров: выполнить программу-де технически невозможно. Быть может, Сергею Мироновичу вспомнились февральские дни и ночи 1921 года, доводы специалиста, который не верил, что бойцам по силам перебраться через заснеженные, оледенелые кручи, и утверждал, кажется:

– Это невозможно даже теоретически.

Красноармейцы тогда перешагнули недоступный зимой горный перевал Мамисон.

На «Красном путиловце» тоже предстояло взять неприступный перевал, и Киров бросил в замерший зал:

– Не знаю, готовы ли вы технически овладеть десятитысячной программой, но коммунистически вы к этому готовы и сможете не только выполнить ее, но и перевыполнить, на то вы и краснопутиловцы…

Вместо десяти тысяч за год сошло с конвейера двенадцать тысяч тракторов.

Взяв разгон, краснопутиловцы в следующем, 1931 году дали стране почти втрое больше прежнего – тридцать две тысячи тракторов, выпуская одновременно и турбины, и драги, и паровозы, и вагоны, и двигатели для комбайнов, и подъемные краны, и транспортеры, и оборудование для электростанций, для металлургии, судостроения и химии.

Даже старым путиловцам вряд ли известно, что была тайна, которую Киров велел работникам обкома и горкома тщательно хранить в конце двадцатых годов. Завод делал тракторы марки «ФП» – «Фордзон-Путиловский», а в обиходе «Федор Петрович». Медлить с выпуском «Федоров Петровичей» было нельзя, а массовое производство не налаживалось. Новая техника соседствовала с допотопной. Всюду царила кустарщина. Не хватало квалифицированных рабочих, и в цехи, все еще называвшиеся мастерскими, нанимали обутых в лапти неповоротливых крестьянских парней. Как рассказывал краснопутиловец Герой Социалистического Труда Владимир Якумович Карасев, все валилось у них из рук.