Текст книги "Ветер с чужой стороны"

Автор книги: Сергей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

5

Через некоторое время Касым уже лежал в кустах и наблюдал за морем и пляжем. На нем кипела обычная курортная жизнь.

Из репродуктора на лечебном пляже доносится музыка, Иногда она замолкает, и раздается наставительный голос дежурной сестры: посетителям нельзя курить на лежаках, нельзя купаться и загорать без трусов, нельзя приносить, с собой фрукты, дабы не засорять огрызками территорию. И снова музыка.

Красивые девушки, бронзовые от загара, позируют бродячим фотографам. Молодые люди делают на руках стойки, а потом с разбегу бросаются в море. Целые выводки детей копошатся возле мамаш и папаш, обосновавшихся на берегу всерьез и надолго.

А вот еще одна сцена: молодой полнотелый человек с волосатой грудью медленно погружается в воду и плавает у самого берега – тихо, со смаком, словно пьет пиалу за пиалой хмельной кумыс.

И над всем этим сиял и плавился жаркий день. Легкие облака, набегающие на солнце, как и в родной степи, не приносили прохлады. Море сверкало и казалось чешуйчатым, разноцветным от света и теней."

Никто не приходил за шляпой, никто не искал ее. Шли часы, день перевалил на вторую половину, а Касым не заметил ничего, что бы могло вызвать хоть малейшее подозрение. Но он был терпелив и не чувствовал ни голода, ни усталости.

…Между тем, капитан Чижов побывал в санатории "Абхазия" и поговорил с дворником: не заметил ли он кого-нибудь рано утром в своих владения;? Да, заметил, сказал дворник, одну влюбленную парочку.

– Когда это было?

Это было в пятом часу.

– А откуда они шли?

Они шли со стороны моря, да, точно, со стороны моря.

– А как они выглядели, не помните?

Еще только светало, но можно было разглядеть, что молодая особа – блондинка, а ее ухажор в клетчатой рубашке, да, точно, в клетчатой.

– А была ли на нем шляпа?

Нет, шляпы не было, это дворник заметил точно.

– Ну, а куда они пошли, не заметили?

Они пошли к санаторию, да, точно, к санаторию.

У дворника был наметанный глаз, но какое отношение имели его наблюдения к шляпе? Пока никакого.

Чижов поговорил с дежурной сестрой по фамилии Белоусова. Все ли отдыхающие сегодня ночью были на месте, не пришел ли кто-нибудь после отбоя?

– Да пришла тут одна гулена из девятой палаты, – смущенно ответила Белоусова.

– Когда?

– Да в пятом часу утра…

– А какая она из себя?

– Да блондинка такая, симпатичная…

– Я могу ее увидеть сейчас?

– Да как же вы ее увидите? Она уже выписалась и час назад уехала к поезду. Потому и гуляла всю ночь.

– Так… А вот у вас отдыхает некий Наугольников из Ростова. Он не обращался к вам насчет шляпы?

– Наугольников тоже уехал. Еще три дня назад.

– Так… Если кто-нибудь спросит у вас, не нашлась ли на пляже его соломенная шляпа с черной лентой, то скажите, что ее подобрали пограничники. Кстати, как зовут ту блондинку?

Блондинку звали Марией Ивановной Трапезниковой, ей двадцать шесть лет, она замужем и живет в Куйбышеве.

Была ли эта та самая блондинка, которую видел дворник, а если была, то имела ли отношение к забытой шляпе, – все это осталось неясным. Но капитан записал ее фамилию, адрес и другие данные.

Невыясненной осталась и личность "ухажора". Но капитан Чижов запомнил и о нем.

6

К исходу дня ничего существенного не дали ни наблюдения за морем и пляжем, ни проверка документов на дорогах. Но капитан не прекращал и этих мероприятий.

Почему вторая шляпа потеряна на том же самом месте, где и первая? Конечно, это могло быть и чистой случайностью. Ну, а что если… Ведь был же пять лет назад здесь такой случай. На берегу нашли брюки, рубашку, тапочки и полотенце. Утонул человек-и все. И, действительно, сначала все свое внимание пограничники направили в сторону моря. А потом на дне бухты нашли’ затопленную надувную лодку. Нарушитель высадился из нее и специально положил на берегу одежду. Пускай, дескать, ищут утопленника. Разумеется, враг был задержан, но из-за потери времени задержан далеко в тылу и с большим трудом.

Вот почему сегодня на всех дорогах и перекрестках вокруг города стали заслоны.

Но к концу дня поиски не дали ничего нового.

Тогда Чижов вынул шляпу из сейфа и снова тщательно осмотрел ее. Может быть, удастся наткнуться на что-нибудь интересное?

Крупная желтая соломка. Черная муаровая лента с бантиком. Коричневая узкая прокладка из клеенки. На клеенке полустертое фабричное клеймо. На нем можно различить лишь несколько слов: «1-й сорт», «размер 52». В слове «размер» совершенно стерлись буквы "з" и "м", о них можно только догадываться. Поля состоят из девятнадцати рядов соломки. В двух местах соломинки порваны – сзади и спереди. Шляпа, как шляпа, со своими приметами, но Чижов хорошенько запомнил их.

Он был не только офицером-пограничником, но и филателистом, а коллекционирование марок развивает особую наблюдательность. Марки нужно не только покупать на почте, собирать у друзей и знакомых, выменивать у своего брата – филателиста, их нужно еще уметь классифицировать на серии, отличать по степени окраски, по мельчайшим деталям в изображениях, по черточкам и точечкам, которые незаметны обыкновенному смертному и многое говорят коллекционеру.

Николай Викторович Чижов был страстным филателистом. Он имел специальные каталоги и несколько десятков альбомов с двадцатью тысячами марок. Все свободное время он просиживал за наклеиванием их в альбомы, не видел в этом ничего зазорного и с улыбкой переносил ядовитые насмешки начальников, если им удавалось застать его за этим занятием.

Сидение за марками, кроме всего прочего, успокаивало нервы и помогало размышлять. Спрятав шляпу в сейф, Чижов вынул свои альбомы. За открытым окном звенели цикады, далеко внизу во мраке вздыхало и шевелилось море.

Вошел Зубрицкий. Весь день он провел на дорогах и перекрестках; сапоги его запылились, гимнастерка была темной от пота. Но держался он по-прежнему браво.

– Разрешите доложить, товарищ капитан?

– Докладывайте. Что нового? – Чижов отодвинул марки.

– Ничего существенного не замечено, товарищ капитан.

– Так… – Чижов снова принялся за марки, думая о сообщении лейтенанта.

– Разрешите быть откровенным, – продолжал Зубрицкий, распаляясь от одного вида марок, которые он презирал. – Не кажется ли вам, что мы напрасно затеяли весь этот аврал из-за какой-то шляпы? Я уверен, что завтра хозяин придет за ней, как пришел и тот Угольников за первой шляпой.

– Во-{тервых, не Угольников, а Наугольников, – спокойно сказал Чижов, наклеивая какую-то нарядную марку. – А во-вторых, если никто не придет?

– Значит, не очень она нужна хозяину!

Зубрицкий все еще стоял, напряженно вытянувшись, хотя давно бы мог сесть. Чижов посмотрел на него усталыми добрыми глазами.

– А вы садитесь, Станислав Борисович.

Зубрицкий присел – прямой, настороженный и непримиримый.

– Почему вы называете "авралом" самое элементарное выполнение требований пограничной инструкции?

– Инструкция – не мертвая буква, товарищ капитан. Она предусматривает действовать согласно обстановке. А тут дело не стоит и выеденного яйца!

– А не кажется ли вам, лейтенант, – возразил Чижов, – что шляпа появилась не случайно? Конечно, ее мог оставить кто-нибудь из отдыхающих. Ее мог позабыть гражданин в клетчатой рубашке, которого видел дворник. Ее могло выбросить волной из моря… Но ведь могли и преднамеренно оставить, – капитан еще долго и терпеливо излагал свои мысли, не забыв и про случай с одеждой, оставленной на берегу.

– Не знаю, – неуверенно проговорил Зубрицкий. – Не знаю… Но здесь, по-моему, другой случай.

Он уже не возражал капитану так воинственно, но и не очень-то поверил ему.

7

Наступил следующий день. Наблюдение и проверка документов по-прежнему не дали никаких результатов. Дворник больше не видел возле санатория гражданина в клетчатой рубашке. К дежурной сестре никто не обращался насчет потерянной шляпы. Никто не приходил за нею и на заставу.

Стояли те утренние часы, когда пограничники еще спят после ночной службы, а офицеры тоже отдыхают или готовятся к занятиям.

Чижов и Зубрицкий сидели в канцелярии, занимаясь каждый своим делом. Зубрицкий считал, что спорить с капитаном бесполезно, и хранил гордое молчание. Капитан всю ночь провел в нагромождении камней, на берегах глухих бухточек. Он полагал, что там самое уязвимое место на участке заставы. Туда не достигали лучи прожекторов, там легче высадиться незамеченным. Капитан спал мало, и сейчас у него побаливала голова.

Часов в одиннадцать позвонила из санатория дежурная сестра Белоусова и сообщила, что минут пять назад некий гражданин в клетчатой рубашке спрашивал у нее, не подобрали ли на пляже соломенную шляпу, которую он потерял там вчера. Нет, он не отдыхающий, но несколько раз его видела на танцплощадке с Марией Трапезниковой.

– Я же говорил, что найдется хозяин! – воскликнул Зубрицкий, когда Чижов рассказал ему, в чем дело. – Вот увидите, мы вернем ему шляпу – и дело будет с концом.

– Не знаю, – уклончиво ответил Чижов. – Посмотрим…

Он убрал со стола бумаги и достал свои альбомы с марками. Похоже на то, что его заместитель может оказаться правым..;

Вскоре дежурный доложил, что какой-то гражданин хочет видеть начальника заставы. Капитан утвердительно кивнул. Зубрицкий вытянул ноги под столом, предвкушая интересное зрелище.

Вошел гражданин в клетчатой рубашке, парусиновых китайских брюках и громко представился:

– Здравия желаю! Максим Спиридонович Дегтярев. Кто из вас начальник заставы?

– Я.– сказал Чижов – Слушаю вас.

Кажется, где-то он уже видел этого человека: то ли на пляже, то ли на набережной, то ли на почтамте?

Гражданин энергично пожал руку сначала ему, потом Зубрицкому и уселся на стул.

– Фу, жара, черт бы ее побрал! – громко проговорил он, вытер платком полное лицо, жирный затылок и шею. – Как вы только работаете в своей форме?

– Да, уж так, привыкли, – ответил Чижов, мельком взглянув на пришельца и снова уткнувшись в свои марки.

Зубрицкий предпочел молчать. На вид незнакомцу было лет тридцать пять – сорок, от всей его фигуры так и веяло здоровьем, довольством и грубоватым добродушием.

– Ну-с, я вот по какому делу пришел, товарищи, заговорил он, не обращая внимания на то, что капитан продолжал разглядывать марки. – Мне сказали, что пограничники подобрали на пляже шляпу. Так, может быть, это моя и есть?

– А вы что, потеряли шляпу? – безразличным тоном спросил Чижов.

– Вчера ночью, на пляже санатория "Абхазия", – охотно пояснил Дегтярев. – Гулял там с одной особой, знаете ли, тары-бары-растабары, ну и забыл. А в магазинах, как на грех, шляп нет. Вы уж извините, конечно…

– Пожалуйста, пожалуйста, – вежливо проговорил Чижов. – Вы что, на отдыхе в "Абхазии?"

– Нет, я "дикарь". Это та особа в "Абхазии" отдыхала, а я приехал по собственной инициативе и живу на частной квартире. Вот тут все обозначено, – и Дегтярев достал паспорт, отпускное удостоверение и протянул их начальнику заставы.

Чижов просмотрел их и вернул владельцу.

– Так вы с Дальнего севера, инженер-геолог? Что же отпуск не в санатории проводите?

– Санатории эти мне уже в печенке застряли! Отдыхал и в Сочи, и в Гагре, а теперь вот сюда перекочевал, на вольное положение. Отпуск-то у меня целых шесть месяцев, сразу за три года.

– Трудно, наверное, приходится на "дикарских" правах?

– Пустяки! – бодро отрезал Дегтярев. – Что нужно здоровому мужику? Море, солнце, воздух, сто грамм, ну там шуры-муры, а этого тут предостаточно, – он оглушительно захохотал, довольный своей откровенностью. – Чего, чего, а баб тут как мух, сами липнут.

Капитан Чижов даже чуть покраснел и еще ниже склонился над марками, а Зубрицкий весело улыбнулся. Ему нравился этот словоохотливый Дегтярев, и было неудобно за своего начальника с его дурацкими подозрениями.

– Ну, хорошо, хорошо, – смущенно сказал Чижов. – А кто вам сказал, что мы подобрали шляпу?

– Дежурная сестра из "Абхазии". Полчаса назад,

– А кто может подтвердит, что это именно вы позабыли – шляпу?

– Как кто? – уставился на капитана Дегтярев, – А та особа, с которой я прогуливался! Мария Ивановна Трапезникова! Правда, она укатила вчера восвояси, но…

– Вот видите… Где вы купили шляпу?

– Как где? В Москве, в центральном универмаге на Красной площади.

– А как выглядит ваша шляпа?

– Ну, как выглядит… Обыкновенно. Желтая соломенная шляпа.

– А лента на ней какая?

– Черная, муаровая, с бантиком на левой стороне.

– А прокладка?

Дегтярев весело помахал пальцем:

– Думаете, не моя шляпа, товарищ капитан? Не-ет!., Прокладка коричневая, и на ней фабричное клеймо, а на клейме можно различить только несколько слов: "1-й сорт" и в слове "размер" буквы, кажется, стерлись…

– У вас великолепная память, Максим Спиридонович! – восхитился Чижов.

Он впервые назвал его по имени и отчеству, и это было верным признаком того, что поверил ему.

– Эх, товарищ капитан, товарищ капитан… – укоризненно покачал головой Дегтярев. – Неужели вы думали, что я буду вас за нос водить?

Чижов снова улыбнулся:

– Извините, Максим Спиридонович, но сами понимаете, наше дело такое… Кроме того, мне интересно было поговорить с внимательным и памятливым человеком.

Он достал из сейфа шляпу, протянул Дегтяреву и тот небрежно положил ее перед собою на стол. Да, посрамление капитана было очевидным, и поэтому Зубрицкий счел необходимым великодушно вставить свое слово в его защиту.

– Вы уж больше не задерживайтесь на берегу позже одиннадцати часов вечера.

– А что, разве нельзя? – с простодушным недоумением спросил Дегтярев.

– Нельзя.

– Ладно, учтем.

Больше он не удостоил Зубрицкого своим разговором, поднялся со стула и сказал, кивая на альбом с марками:

– Я вижу, вы любитель, товарищ капитан?

– Да так, балуюсь.,– неизвестно почему смутился

Чижов.

"Вспомнил! Я видел этого Дегтярева не так давно на почтамте, когда спрашивал у Дуси, не поступили ли новые марки".

– Вы знаете, товарищ капитан, я сам не любитель, – оживленно заговорил Дегтярев и добавил, что сам-то он не очень разбирается в этом деле, но у него есть друг на Дальнем Севере, заядлый филателист, по просьбе которого он собрал уйму всяких марок. Нет, нет, друг не обеднеет и не обидится, а он, Дегтярев, рад оказать товарищу капитану услугу за услугу. Если, конечно, тот не возражает…

– О нет, – воскликнул Чижов, он, конечно, не возражает и просит Максима Спиридоновича в любое время прийти на заставу и принести марки.

– Жду вас в любое время, Максим Спиридонович, – повторил капитан. – Теперь вы дорогу к нам знаете.

Они очень тепло попрощались друг с другом, но и после этого еще никак не могли расстаться, и Чижов пошел провожать его до ворот, дружески взяв под руку. Зубрицкий простился сухо, обиженный тем, что Дегтярев не обращал на него никакого внимания.

8

Когда за Дегтяревым захлопнулась калитка, капитан Чижов позвал Зубрицкого во двор.

– Слушаю вас, – козырнул Зубрицкий, недоуменно взглянув на своего начальника: присев на корточки, тот рассматривал возле клумбы четкие отпечатки чьих-то подошв.

– Смотрите, Станислав Борисович, те же самые! – возбужденно сказал Чижов, поднимая голову.

– Какие – те же самые? – не понял Зубрицкий.

– Видите ли, я провел Дегтярева по мягкому грунту, и вот – полюбуйтесь. У этого золотоискателя и того гражданина в клетчатой рубашке, которого видел дворник, одни и те же следы. И размер обуви одинаковый, и каблук на правом ботинке сбит. Значит, действительно, перед нами одно и то же лицо.

– А как же! – подхватил Зубрицкий, поняв, в чем дело. – В этом я и не сомневался. Что же дальше?

– А дальше следует, что птица сама прилетела в клетку. – Чижов выпрямился и отряхнул брюки.

– То есть? – сузил глаза Зубрицкий.

– Видите ли, – продолжал капитан, беря его под руку, – дело даже не в том, что я устроил тут маленькую проверку. Это я на всякий случай, чтобы лишний раз убедиться. А дело в том, как он вел себя при разговоре.

Они остановились в тени старой чинары.

– Вы слышали, как он точно назвал все приметы шляпы? – в упор спросил Чижов. – Разве вам это ни о чем не говорит?

– Говорит… – ответил Зубрицкий с легкой усмешкой. – Шляпа дождалась своего настоящего владельца.

– И только?

– Только, – спокойно подтвердил Зубрицкий.

Он смотрел на море, расстилавшееся внизу, под обрывом. Знойный день сиял и искрился в его синеватых водах.

А Чижов как-то странно улыбнулся и заговорил издалека:

– Как-то, во время отпуска, я с женой поехал к ее родным на Дон. В Ростове нам нужно было сделать пересадку. Сдали мы вещи в камеру хранения, пошли перекусить. Я был в гражданском плаще и костюме. Зашли в одну привокзальную закусочную, сели за столик друг против друга; плащ я повесил на спинку стула. Сидим, завтракаем. Народ мимо ходит, какие-то типы шныряют. Расплатился я с официантом, обернулся, а плаща и след простыл – унесли. "Ты не видела кто?" – спросил я жену. "Если бы видела, ты бы сейчас не спрашивал об этом, – ответила она и рассмеялась:– Эх, ты, а еще пограничник!" – "А ты куда смотрела? А еще боевая подруга!" – рассердился я. Сходила жена в телефонную будку, позвонила в милицию. Через некоторое время приходит местный Шерлок Холмс, подсаживается к нам, спрашивает, как было дело. Рассказали. Посмотрел он на нас обоих, вздохнул и спросил: "Может быть, хоть приметы какие-нибудь у плаща помните?" А я никаких особых примет не помню. Цвет, размер, фасон помню, а больше ничего. Черт его знает, где у него какая пуговица пришита и где какое пятнышко сидит! Ведь не знал же я, что о них придется рассказывать работнику уголовного розыска.

Чижов замолчал и вопросительно посмотрел на Зубрицкого.

– Понимаю, – задумчиво произнес Зубрицкий. – Вы не помнили примет, а этот Дегтярев помнит. Ну и что же? Просто, у него отличная наблюдательность и память.

– Возможно, – согласился Чижов. – А возможно, он специально запомнил все приметы.

– Как?

– А вот так… Перед тем, как подбросить нам эту шляпу.

– Для чего? – изумился Зубрицкий.

– Для того, чтобы проникнуть к нам на заставу.

– Ну, знаете, товарищ капитан, – еще больше изумился Зубрицкий. – Зачем же ему приходить на заставу, самому лезть в петлю?

– Вот, вот, – с укоризной подхватил капитан. – На такие наши рассуждения он и рассчитывал.

– Но сами посудите, зачем врагу добровольно подвергать себя смертельной опасности? – горячо возразил Зубрицкий. – Что он добивается своей шляпой? Да тут все мальчишки знают, что на берегу стоит застава. Все отдыхающие видят, как по берегу ходят наряды. И вообще, – Зубрицкий замолк и махнул рукой.

– Что – вообще? Договаривайте.

Зубрицкий рассматривал двор заставы. Аккуратные цветочные клумбы. Красивые пальмы. В тени каштана два солдата играли в шашки.

Три других солдата с полотенцами прошли к морю. За дощатым зеленым забором с рычанием пронесся по шоссе курортный автобус.

– Начистоту? – осмелился Зубрицкий.

– Да.

– Хорошо. Я служу на заставе всего лишь год. Но вы сами сказали, что последнее нарушение границы произошло здесь пять лет назад. В течение пяти лет ни одного следа, ни одной боевой тревоги, ни одного выстрела. Ничего! Случайно ли это? Нет. Не вам объяснять, что теперь другие времена. Теперь у иностранной разведки появились новые каналы, иные средства: воздушные шары, высотные самолеты и так далее. Я, конечно, понимаю, что остались и прежние методы – ползком, так сказать, на брюхе. Но где? На сухопутных участках, а здесь – не верю.

– Значит, мы напрасно стоим здесь, даром едим государственный хлеб? – тихо спросил Чижов, бледнея. – А не кажется ли вам, лейтенант, что вы не способны

больше служить на этой заставе? Не написать ли вам рапорт о переводе на сухопутный участок? И вообще!.. – выкрикнул капитан, сорвавшись.

– Что – вообще?

– Что вы потеряли чувство границы, вот что!

– Ну, знаете, товарищ капитан… – медленно выдавил из себя Зубрицкий и взглянул прямо капитану в глаза:– Хорошо, рапорт я напишу!

9

Шли дни. Жизнь на заставе текла своим чередом. Уходили и приходили наряды. Проводились занятия. По вечерам над волейбольной сеткой взлетал мяч.

Но… играло теперь по два-три человека и то с полчаса, не больше. У людей стало меньше свободного времени. Людей не хватало. За Дегтяревым и его "дикой" квартирой велось наблюдение. Ни на минуту не ослабевало наблюдение и за морем. В районе нагромождения камней, на берегах глухих бухточек, круглосуточно дежурили наряды. Каждый вечер на боевом расчете капитан, доводя обстановку, настойчиво повторял: "По имеющимся данным, не исключена возможность нарушения государственной границы"…

Правда, капитан не говорил, что подозревается конкретное лицо – отдыхающий по фамилии Дегтярев Максим Спиридонович. Не знали солдаты и о том, что соответствующие органы разослали запросы на Дальний Север, в Сочи, Гагру и Куйбышев. Все эти тонкости не касались солдат.

Но проходил день за днем, а все было спокойно. В поведении Дегтярева не отмечалось ничего подозрительного. Он жил в том самом доме, который значился в штампе прописки. Его видели то на пляже, то слоняющимся по набережной, то просиживающим часы в ресторанчиках. Он был общительным, веселым человеком, и знакомства его носили безалаберный, чаще всего собутылочный характер. Но за "особочками" он уже не ухаживал и на берегу позже одиннадцати часов вечера не разгуливал.

В море не появлялось ни одного постороннего судна. В глухих бухточках никто не высаживался. На причалах все лодки в положенное время были на месте.

В общем, все было спокойно, и слова начальника заставы: "не исключена возможность…" встречались солдатами без особого энтузиазма. От напряженной службы они устали, осунулись, приумолкли.

Чувство ответственности за все это давило на капитана Чижова. А через три дня пришли ответы из Сочи и Гагры: да, Дегтярев Максим Спиридонович отдыхал с такого-то по такое-то время в таких-то санаториях по путевкам Главзолото. Капитан призадумался. Его охватило сомнение: правильно ли он поступает? Но интуиция, опыт и какое-то непостижимое упрямство поддерживали в нем надежду. Кроме того, он ожидал сообщений из Куйбышева насчет Марии Трапезниковой и с Дальнего Севера – по месту работы геолога. Портила настроение и размолвка с Зубрицким. В тот же день лейтенант подал рапорт: "Прошу ходатайствовать перед командованием о переводе меня на сухопутную границу, на самый активный и трудный участок, где бы я мог полностью проявить свои способности командира".

– Вы хорошо подумали? – спросил Чижов.

– Так точно.

– Жалеть не будете?

– Никак нет.

– Так… ладно. Но до решения командования будете продолжать исполнять свои обязанности.

– Слушаюсь.

И все. Больше ни слова. Он больше ни в чем не возражал Чижову и беспрекословно выполнял все его распоряжения: проводил занятия, ходил на поверку нарядов. Но по его отчужденности, замкнутости, по снисходительным и холодным усмешкам было видно, что он глубоко обижен на капитана и не простит ему недоверия,