Текст книги "Путь к Большой Земле"

Автор книги: Сергей Марков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

УДЛИНЕНИЕ ГРАНИЦ

Ученые Западной Европы оживленно обсуждали возможности достижения Индии северным морским путем и гадали об истинном положении Северо-Западной Америки.

Швейцарец Самуил Энгель в 1765 году отпечатал весьма несовершенную карту Северо-Востока с Камчаткой, Беринговым проливом и твердой землей на месте Алеутской гряды. Проплыть в Индию можно, утверждал Энгель, сидя в своем Бернском кантоне. Он, кстати сказать, позднее обвинил Миллера, что тот сознательно… удлиняет, где только может, границы Российской империи, запугивая этим европейских политиков и ученых.

Границы России на Северо-Востоке удлинялись без всякого участия Миллера,

В 1766 году Афанасий Очередин и Вологжанинов плавали у Лисьих островов и заходили на Ахту и Умнак Очередин собирал данные для карты, которую он впоследствии составил. Степан Гаврилов Глотов с Умнака и Уналашки перешел на Кадьяк. (Под этим годом упоминается впервые, как мореход на корабле Пановых, столь известный впоследствии «македонский грек» Евстрат Иванов Деларов. В 1766 году он плавал к Алеутским островам.)

Иван Синдт, флота лейтенант, командир «Святой Екатерины» и один из самых непонятных путешественников того времени, в маршрутах которого правда переплелась с фантастикой, в 1766 году перезимовал на устье реки Уки на севере Камчатки. Оттуда он ходил «до северо-восточных берегов». Вполне возможно, что это Аляска. Даже Г. И. Шелехов впоследствии называл Америку Северо-Восточной, а не Северо-Западной, считая, что так будет правильнее, раз Аляска лежит к востоку от сибирских берегов.

Ф. Гельвальд, например, не сомневался в том, что Синдт – правда, годом позже – кружил в проливе между Азией и Америкой, плавал от островов Диомида до острова Святого Лаврентия. «Синдт действительно коснулся Американского берега», – пишет Ф. Гельвальд[82]82
  Гельвальд Ф. В области вечного льда. Изд. 2-е. СПб., 1884, с. 433.


[Закрыть].

Он, вероятно, правильно подметил, что плавания Синдта, Чичагова и Креницына совпадают по времени. Что ж, здесь вполне возможна увязка их работ.

О Синдте надо искать новые данные, и только тогда можно будет установить важную для нас истину – достиг ли он берегов Большой земли.

В августе 1766 года отряд Петра Креницына отпраздновал в Охотске спуск новых кораблей на воду.

Это были бригантина «Святая Екатерина» длиною в шестьдесят футов и гукор «Святой Павел», бывший по килю лишь на пять футов короче.

Но оба они по своим размерам уступали кораблю Бичевина, на котором Гаврила Пушкарев свободно входил в глубокие заливы Аляски и без опаски в них отстаивался.

Кроме «Святой Екатерины» и «Святого Павла» Креницыну были переданы суда старой постройки – галиот «Святой Павел» и бот «Гавриил». Ими командовали штурманы А. Дудин-меньшой и А. Дудин-большой. Обоих звали Афанасиями, но кем они доводились друг другу – мы не знаем. Взяты они были в экспедицию в Петербурге, вместе со штурманами Яковом Шебановым и Михаилом Крашенинниковым. Всего на четырех кораблях ко времени выхода их из Охотска находились сто восемьдесят восемь человек.

Федор Плениснер, недавний главный командир в Анадырском остроге, находился в Охотске. Там же служил участник Великой Северной экспедиции Василий Ртищев. В Охотске была и Адмиралтейская контора, при которой числился Иван Синдт.

Здесь и «удлиняли» границы России на Восточном океане. Находясь в Охотске, П. Креницын и М. Левашев должны были знать о новом предприятии Ф. Пленнснера. В 1766 году он послал на Курилы сотника Ивана Черного и курильских тойонов Никиту Чикина и Чупрова.

Об этом походе потом писали японские историки.

ТРЕХКРАТНЫЙ ВОЗГЛАС «АГАЙ»

В пору октябрьских морских бурь Креницын и Левашев с обоими Дудиными отправились из Охотска

Искателям Новоприобретенных островов не везло, Петр Креницын никак не мог подойти к берегу Камчатки: трюмы бригантины заполнялись водой. Кое-как корабль добрался до устья реки Большой. Но Креницыну не удалось войти в реку. «Святую Екатерину» выбросило волнами на мель.

Мокрый снег, дождь, ветер и «великое волнение» моря не дали возможности и М. Левашеву укрыться в заливах Камчатки. Гукор оказался на мели – тоже невдалеке от большерецкого устья.

Дудин-большой было изловчился и прошел на «Гаврииле» в реку Большую, но налетел шторм, и бот выскочил на берег. Меньшого Дудина унесло бог весть куда, и о судьбе его галиота не было слышно до августа следующего года.

Собрав пожитки, разбросанные на месте кораблекрушения, для перевозки их в Большерецк, поставив караул возле судов, Креницын и Левашев стали устраивать зимовку на Камчатке.

Еще на месте гибели судов они вскрыли пакет с «Секретным прибавлением» и только тогда узнали, что должны встретиться с тремя кораблями, видом своим схожими с бригантинами.

В пакете нашли и шесть рисунков этих двухмачтовых кораблей. При встрече те и другие обязаны были подать знаки особым движением парусов, а в шторме и тумане – пушечными и ружейными выстрелами, как было расписано в условии

При сближении кораблей люди Креницына и Левашева троекратно прокричат «Агай». Если в ответ, как эхо, донесется то же слово, то камчатский отряд трижды выкрикнет: «Боже, помоги!» И если услышит в ответ: «Да поможет и нам!», Креницын и Левашев должны кричать: «Остров Умнак», – и ждать ответа с чичаговских кораблей: «Остров Оннекотан!»

Совсем по-другому Креницын и Левашев должны вести себя, когда им встретятся корабли какой-либо иной державы.

В этом случае надо держать язык за зубами. Но если противник будет силен и опасен, то ему нужно объяснить, что российский корабль, шедший от Камчатки к Анадырю, отхвачен от камчатских берегов западным ветром. Только и всего!

Слово «Агай», если читатель помнит, раздавалось в июле 1741 года, когда после исчезновения спутников Алексея Чирикова с корабля «Святой Павел» были усмотрены индейские челны, вышедшие из залива, куда были посланы Абрам Дементьев и Сидор Савельев. Об этом призывном крике вспомнили при сборах камчатского и шпицбергенского отрядов удивительной по замыслу экспедиции.

Понятен и возглас «Остров Умнак».

Но почему чичаговцы должны были кричать «Остров Оннекотан»? (Оннекотан лежит за пятым проливом Курильской гряды, над этим островом возвышается пик Креницына.)

Оннекотан «Секретного прибавления» причудливо вторгается в географию Аляски. Но ведь возглас должен иметь свой смысл! Ломоносовская символика была на чем-то основана.

Возможно, это указание на направление остальных русских исканий в Восточном океане, одновременных с великой попыткой охвата Северной Америки со стороны Колы и от Камчатки

Во всяком случае, Иван Черный, пройдя в 1766 году Оннекотан и другие Курильские острова, неустанно исследуя их, помнил наставление, данное ему в Болыперецкой канцелярии. В предписании вполне научно были изложены цели похода.

Имеют под собой почву и предупреждения по поводу возможной встречи русских с кораблями, при виде которых никак нельзя кричать ни «Агай», ни «Остров Оннекотан».

В начале 1766 года в Сибирь был отправлен указ Екатерины Второй. Она возводила в чин сибирских дворян казаков-мореходов М. Лазарева и Б. Васютинского, прощала меховую «десятину» Андреяну Толстых. Вместе с тем царица желала им удачи в новом походе к Андреяновским островам. В заключение Екатерина осведомлялась, не встречали ли русские мореходы европейцев у новых островов и не видели ли там остатков какого-нибудь разбитого корабля.

Может быть, это имело какую-то связь с вестью о судовой кокоре, найденной в 1763 году? Помните, как тревожился Ломоносов, думая, что Умнак и Уналашка находятся не в очень дальнем расстоянии от Нью-Йорка?

СТАРЕЦ САВИН ПОНОМАРЕВ

В ноябре 1766 года Петр Креницын сидел в избе Большерецкой канцелярии, напряженно слушая рассказ дряхлого и полуслепого казака Савина Пономарева. Ведь это он четыре года назад здесь же давал сведения для знаменитого «репорта» о плавании к Умнаку и Уналашке и тот же «пищик из казаков», Иван Рюмин, записывал рассказ Глотова и Пономарева.

Но тогда все было много толковее, теперь же старик Пономарев показался Креницыну и Левашеву «малоумным». Он, очевидно, боялся, что столичные офицеры обвинят его в нерадении при сборе ясака. Поэтому Пономарев заладил одно: умнакский ясачный сбор записан в книге. Большерецкой канцелярии. Печать и шнур на книге целы, в ней и надо справляться обо всем.

Ему растолковали, что дело совсем не в ясаке. Начался разговор о «Лесном острове»: сколько там живет народа и есть ли у него в обиходе палаши, зеркала и чернильницы; ходят ли тамошние мужики в портяных рубахах и как они между собою обращаются; почему Петр Шишкин показал на своей карте «Землю якуцкого дворянина»; когда, где и кем впервые обыскана эта Земля.

На все эти вопросы С. Т. Пономарев не ответил.

Оставили бы лучше его в покое! Никто не знает, как перед непогодой болит у него правое плечо, изувеченное когда-то каменной стрелой уналашкинского воина. И он безразлично отвечал, что по старости уже ничего содержать в памяти не может, не знает ни морского счисления, ни компаса мореплавания. Если бы его даже взяли и привезли к «означенным островам», он их все равно не смог бы теперь опознать.

Старик добавил, что Степан Глотов и Иван Соловей лучше его смогут все «всегда в тонкость доказать». Вот еще Петр Шишкин… Но ведь он убит на шестом от Уналашки острове!

Креницын был совсем сбит с толку, допросив и самого Ивана Рюмина, составлявшего когда-то «репорт» Глотова и его спутников.

Большерецкий «пищик» вдруг заявил, что ему никто никогда не говорил о дальних островах за Умнаком и Уналашкой, Унимаке, Алахшаке, Кадьяке, Шугачь Тане, Чихмиле-острове. Да, «репорт» записывал он при поручике Недозрелове и казаке Салманове, но ни о каких чернильницах и зеркалах он, Рюмин, не знает. Может быть, обо всем этом потом вписали в донесение Салманов и Недозрелое?

Так говорил морским офицерам «шельмованный казак» Иван Рюмин. Своими ответами он ошеломил Креницына и Левашева.

Креницын стал искать Степана Глотова и Ивана Соловьева. Они находились в то время в Нижне-Камчатске, куда был немедленно послан нарочный с «ордером» для привоза их в Болыперецк. А в Нижне-Камчатске еще не успели высохнуть чернила, которыми были написаны «репорты» Ивана Коровина и Ивана Соловьева, поданные ими Тимофею Шмалеву.

Что же было с кораблями Чичагова, Панова и Бабаева?

В 1766 году адмирал Гренландского моря возобновил попытку плавания на Северо-Запад. Бот «Лебедь», разрезая гладь Екатерининской гавани, поспешил с донесениями о выходе «Чичагова», «Панова» и «Бабаева» в «повеленный путь». Это было 19 мая.

Чичаговская флотилия, распустив паруса, шла к острову Кильдин.

После того как суда стали лавировать во льдах, опять раздались пушечные выстрелы и колокольный звон. Покружив в Гренландском море, Чичагов зашел в Колокольную гавань на Шпицбергене Там мореплаватели провели одиннадцать дней и лишь в начале июля вышли в путь. Но снова крепкие льды закрыли дорогу на Северо-запад. Корабли шли с обледеневшими мачтами и снастями.

Василий Чичагов достиг крайнего предела – 80°30' северной широты, побывал на подступах к Гренландии Но ему не суждено было увидеть в «ночезрительную трубу» скалы Умнака и крикнуть: «Остров Оннекотан!»

Корабли возвратились в Архангельск. Юпитер должен был вскоре уклониться за экватор. Благоприятное время было упущено.

ДОМ НА ВШИВОЙ ГОРКЕ

В 1766 году в Амстердаме вышла книга Герарда Фридриха Миллера «Путешествия и открытия, сделанные русскими вдоль берегов Полярного моря, на Восточном океане, в Японии и Америке».

Вскоре он засел за новый труд – «Известия о новейших кораблеплаваниях по Ледовитому и Камчатскому морю». Перед Миллером лежала оправдательная записка Василия Чичагова, в которой тот жаловался на отрывочность и неясность наставлений Ломоносова. Из-за этого, как думал Чичагов, он и не мог пробиться сквозь льды Гренландского моря. Оправдания свои Чичагов написал в начале 1767 года, и они очень быстро попали к Миллеру, который сочувственно встретил жалобы Чичагова.

К тому времени Миллер был назначен управляющим Московским архивом Коллегии иностранных дел и поселился за Яузой, в приходе Симеона Столпника на большой улице, ведущей к Таганке. В доме на Вшивой (Швивой) горке среди множества бумаг лежали драгоценные карты Северо-Востока, донесения и отчеты о русских подвигах на Тихом океане.

Вот дважды перечерченная «Карта Якуцкого уезда, мест при реке Анадыре, земли Камчатки, Чукоцкой земли, части Северной Америки и Японии», сочиненная Тимофеем Переволошовым (!). Ведь это карта Перевалова с краем Американской земли. О ней мы уже не раз говорили.

Мы не знаем, кто такой Лазарь Човельщиков (Говельщиков?), составивший карту просторов от Колымы и Шалацкого носу до Камчатки, Алеутских и «Новонайденных» островов, но карта эта тоже оказалась в морщинистых руках Миллера.

Острова, лежащие между Камчаткой и Америкой, перечень учиненных около Америки открытий, письма из Сибири… Чего только не было в сокровищнице Миллера на Вшивой горке!

Находились здесь и такие бумаги, которые жгли руки. О них можно было вспоминать только во время старческой бессонницы. В доме на Вшивой горке хранилось дело по обвинению Миллера и Делиля в «нарушении контрактов, измене России путем установления опубликования за границей важных для России документов»[83]83
  Архив Академии наук СССР, вып. 1, 1933, с. 127.


[Закрыть].

В том самом году, когда Миллер, подобно скупому рыцарю, осматривал свои архивные богатства, свезенные в приход Симеона Столпника, Креницын и Левашев на Камчатке начали свои первые научные работы. Их труды тоже не миновали рук Миллера.

«ОБЪЯСНЕНИЯ» ВАСИЛИЯ ШИЛОВА

Долгожданные Степан Глотов и Иван Соловьев наконец предстали перед Креницыным. Это случилось двадцать шестого января 1767 года.

Оказалось, Глотову не было и сорока лет от роду.

Иван же Соловьев более походил на старовояжно– го морехода. Он водил корабли «глубником на обедник», шел под парусами «меж западом и шалонником», примечал «ветры с межника».

С их прибытием «шельмованный казак» Иван Рюмин был посрамлен.

Глотов и Соловьев в беседе с Креницыным подтвердили все то, о чем писалось в «репорте» 1764 года, и рассказали о своих последних скитаниях. Степан Глотов сообщил об острове Кадьяк, который он теперь видел собственными глазами. Что же касается Соловьева, то он кроме живого рассказа передал Креницыну и Левашеву копию своего пространного донесения Тимофею Шмалеву от 28 июля 1766 года[84]84
  Портфели Миллера, № 534, 1. Напечатан в сборнике «Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII веке. М., 1948, с. 146–170.


[Закрыть].

Вслед за ними на Камчатке отыскался и Гаврила Пушкарев, славный участник беринговского похода и былой командир бичевинского корабля, первый русский зимовщик Аляски. Креницын решил его взять с собой для показания пути к Аляске и Унимаку.

Креницын и Левашев еще в Охотске и на Камчатке должны были узнать о сведениях, собранных Василием Шиловым. Этот камчатский «компанией» уже в самом начале 1767 года находился в Петербурге. Адмиралтейств-коллегия опрашивала его.

Ученые моряки сравнили карту Шилова с другими, в частности с картой Чирикова. Василий Шилов или кто-то из его мореходов показал на бумаге пространство от острова Беринга до Аляски. Можно думать, что к этой работе приложил руку и Андреян Толстых, так как Шилов упоминал о недавнем походе к острову Амля, где как раз в 1761–1764 годах побывал Андреян, после чего он и перешел на службу к Шилову[85]85
  В. А. Переваловым в 1940 г. в картографическом архиве Главного управления Военно-Морского Флота была найдена «Карта вновь сочиненная от Камчатского на восток лежащего берега, с расстоянием по Тиховосточному океану положения островов, сысканных и приведенных в подданство селенгинским купцом Андреаном Толстых». См.: Перевалов В. А. Ломоносов и Арктика. М. – Л., 1949, с. 266, примеч. 2. Я решительно высказываюсь за сравнение карт Толстых и Шилова.


[Закрыть].

Из счисления расстояний, сделанных Шиловым, ясно, что Чириков проник по побережью Северной Америки «далее нежели как остров Аляска обстоит». Это был очень важный вывод. По карте Шилова, от острова Беринга до «конца Аляски» было три тысячи двести девяносто одна верста.

Острова, протянувшиеся до Умнака, Шилов называл Алеутскими. «Остров» Аляска в его представлении превосходил остальные острова своей величиной и многолюдством. На Аляске много лиственного леса, заливов, озер и рек. Воды острова богаты морскими бобрами, а суша изобилует красными и черными лисицами, речными бобрами, лесными медведями и оленями.

Василий Шилов полагал, что «остров» Аляска протянулся с востока на северо-запад. Длина его – одна тысяча девятьсот верст. Камчатский «компанией» на своем чертеже так и повернул Аляску к востоку.

Аляску надо заселять – явствовало из «Объяснений» Василия Шилова. Там можно найти много выгод. Ходить туда следует на больших кораблях, ибо на Аляске есть просторные и закрытые заливы. При этом Шилов ссылался на плавание бичевинского корабля, этого Левиафана среди камчатской судовой мелкоты.

Шилов сообщал, что за последние годы многие из алеутов уже овладели русским языком. Это облегчало мореходам исследование островов. Поэтому-то на шиловской карте и появились более точные, как он уверял, названия, если сравнить их с надписями хотя бы на пономаревской карте, то есть карте Шишкина.

Удовлетворяя настойчивую любознательность членов Адмиралтейств-коллегии, Шилов рассказал им «о свойстве жителей» Алеутских островов. Нет у этих людей никакого богослужения, праздничных и брачных собраний, как нет и понятия о других народах. О собственности они тоже ничего не знают, а произведениями естества довольствуются сообща – ловят зверей и рыбу, роют земляные коренья, собирают морошку и ягоду сикшу, что видом похожа на голубику.

Живут островитяне в общих, многосемейных юртах, имеющих сходство с жилищами лопарей и камчадалов. Люди Алеутских островов долговечны, нередко доживают до ста и даже более лет. Нравы у них изрядные, а сердца добрые. Стрелы, кидаемые алеутами с метательных дощечек, не так уж и страшны: их можно всегда палкой от себя отбить.

Из мусикийских орудий у алеутов есть только бубны, обтянутые звериной шкурой.

Так рассказывал Василий Шилов петербургским адмиралам.

Карта его исполнена очень аккуратно. На ней тщательно вырисованы даже дымы огнедышащих гор.

Вот Умнак с величайшим из всех алеутских вулканов – Шишалдином, только показанным почему-то без дыма. Зато у Шилова курится Макушинский вулкан на Уналашке. Совершенно точно обозначена огнедышащая гора на северном конце острова Канага с самыми большими клубами дыма над ней. Серое облако встает и над соседним островом. Два последних вулкана первым увидел Андреян Толстых.

Сама Екатерина Вторая смотрела карту Василия Шилова. На императрицу нашли сомнения: не слишком ли далеко к северу поместил он Новообретенные острова, раз там так тепло от вулканов, но все же она наградила его золотой медалью на голубой ленте.

Русские адмиралы продолжали сопоставлять шиловские рассказы с отчетами Чирикова и Беринга. Алексей Нагаев уже в апреле 1767 года вычертил первую сводную карту всего севера Тихого океана. Он свел воедино данные Глотова, Пономарева, Шишкина и Василия Шилова. Российские адмиралы сочинили также записку об огнедышащих горах Алеутских островов и их «подземной теплоте».

Глотов и Шишкин оказали большую услугу науке, заявили адмиралы. Не будь чертежей этих неученых людей, положение Умнака в 1764 году не было бы определено даже и приближенно. Решающее слово сказал вслед за ними Василий Шилов.

О Василии Шилове из книг я знал давно, но никогда не думал, что судьба приведет меня к стенам его дома.

…Осенний ветер проносил желтые и алые листья по улицам Устюга Великого. Во второй части города высился белокаменный дворец, необычайный дом-красавец. Его строили с выдумкой: возвели сначала трехэтажное здание, а потом в него как бы вставили еще один дом о двух этажах. Дворец этот был единственным в своем роде для всей бывшей русской провинции

Историк Великого Устюга, престарелый Вениамин Шляпин, ходивший летом в подшитых валенках и в картузе с выцветшим бархатным околышем, рассказал мне, что этот удивительный дом построил после 1772 года сам Василий Иванович Шилов.

Кладовые с шестью затворами и тремя железными дверями, одиннадцать теплых покоев, два флигеля и почему-то две бани… За трижды защищенными железом входами хранились сокровища Аляски и Прибыловых островов, шелка Китая и ревень из Малой Бухарин.

В 1790 году Василий Шилов был еще жив. Затем, после смерти, его имя, как владельца этого дворца и крепости, постепенно забылось. В 1936 году особняк назывался «домом Азова». Даже такой знаток северной архитектуры, как Иван Евдокимов, описывал дворец под этим названием.

Мне довелось писать о Шилове и о его доме в Устюге Великом[86]86
  Марков С. Н. В городе Водолея. Наши достижения, 1936, № 7. В очерке помещена фотография «дома Азова» (Василия Шилова) в Великом Устюге и приведены сведения о Шилове.


[Закрыть]. Фотокорреспондент «Наших достижений» Олег Кнорринг щелкал аппаратом, снимая шиловский дом и самого В. Шляпина, составляющего тогда списки устюжских мореходов на Восточном океане. Но труды Вениамина Шляпина не были введены в научный оборот нашими историками географических открытий.

О Василии Шилове почти ничего тогда не говорили.

Лишь в 1948 году я наконец увидел первое печатное издание карты В. И. Шилова[87]87
  Сборник «Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII веке». М., Государственное изд-во географической литературы, 1948. (Там помещен и доклад Адмиралтейств-коллегии о шиловской карте, с. 170–177.)


[Закрыть].

Кстати, шиловские «Объяснения» тоже не миновали дома Миллера на Вшивой горке. Там, среди груд бумаг, лежала и записка об огнедышащих горных исполинах Восточного океана.