Текст книги "Признаки жизни"

Автор книги: Сергей Недоруб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 20
Просьба

«Кто я?»

Шептун стоял посреди поляны, слишком аккуратной, чтобы принадлежать этому месту. Он старался собрать все светлое, что осталось в Зоне, и рассеять этим светом тьму в своей душе. Старался собрать все чистое, прикоснуться к нему, чтобы самому стать чище. Сталкер полностью пренебрег мерами предосторожности, находясь на территории, открытой всем ветрам. Он уже не верил в само существование безопасности. Гиббона убили, когда он сидел в окружении тихих камней, а всякая сволочь шатается по Зоне без страха и упрека.

За время этого злосчастного задания Шептун потерял все, за что цеплялся с первого дня в Зоне. Он не понимал, что именно у него отняли, но гораздо больше его интересовало, что он обрел. Сталкер чувствовал, словно из-под него выбили табуретку, вынесли фундамент, разрушили землю – и тут же поставили новую опору. Ничуть не более прочную, но более подходящую по неким характеристикам, которые Шептун пока осмыслить не мог. Равно не мог он облечь свое состояние в словесную форму, разобраться с ворохом последующих вопросов: как, когда, почему все так случилось? Временами сталкер – так, невзначай – примеривал модель мышления Самопала на себя. Он не видел иного способа понять философию ренегата, кроме как самому вообразить себя таковым и, возможно, действовать, как он. Сталкеру претило ступать на скользкие тропы, к тому же он не мог столь явно переть против совести. Однако эта тропинка, отходящая от асфальтового, накатанного полотна собственных «набатовских» убеждений, манила его, призывала сладкими плодами, растущими на деревьях эгоизма, сулила несметные сокровища и Клондайк артефактов. Шептун не мог примириться с тем, что Зона показала человеческую природу, каковой она всегда и была – сгустком предательства и лжи. Сталкер не мог просто так отказаться от задания, но не видел никакого способа к нему подступиться, имея так мало данных, – о «Лезвиях» он по-прежнему не знал ровным счетом ничего, и каждая попытка как-то пробить эту стену лишь возводила новые вокруг него самого. Это задание с самого начала было охотой за драконом, сидящим на куче золота, – победитель дракона превращался в него и занимал его место. Быть может, Самопал от Шептуна и не отличался? Просто он прошел по этому пути немного раньше, пока сам Шептун и Грач этого не заметили…

– Маркус, – проговорил сталкер. – Где ты, когда ты мне так нужен?

Ему казалось, что кот обязательно его услышит, где бы ни находился. Так было всегда. С тоской Шептун примирился с мыслью, что он никогда не оставлял хвостатого товарища – он бы попросту не сумел этого сделать, если бы Маркус сам не решил прекратить попытки наладить отношения и переступить через все обиды. Получается, что последнее слово было не за сталкером.

– Да за мной никогда последнего слова не было, – произнес Шептун. – Его никто не выслушивал.

Ему хотелось выбросить автомат, но он этого не сделал. Шептун двухнедельной давности согласился бы без колебаний, но Шептун новый не мог расстаться с надежным орудием смертоубийства. Против неявного врага следовало выставлять все батареи обороны, которые могли найтись в его обогатившемся королевстве.

Пристроив заряженный автомат за плечом, сталкер направился на запад.

– Сенатор! – позвал он, ступив на знакомую землю. – Сенатор, ты здесь?

– Да, я здесь, – отозвался шаман откуда-то сверху. Шептун сначала решил, что слышит глас небес, но затем убедился, что его друг сидит на крыше административного корпуса, прямо над рисунком во всю стену. – Ты вернулся. Я этому рад, очень рад!

– Да, – перевел дух Шептун. – Слушай, мы можем поговорить?

– Конечно. Я сейчас спущусь. Располагайся у костра, здесь безопасно.

Шептун сел на поросший мхом валун у потухшего кострища, положил автомат рядом. Обхватил голову руками и начал заранее подбирать фразы, хотя знал, что не подберет.

Сенатор вышел из-за угла, направляясь к нему. Он выглядел так же, как и всегда. Шептун в равной степени мог вообразить, что Сенатор спикировал с крыши вниз или же спустился, цепляясь за балки, как персидский воин.

– Что произошло? – спросил шаман приветливо. – Где твоя осанка, где улыбка? Ты снова относишься к своему телу без должного уважения.

Сталкер не знал, что на это ответить. Здесь, в обществе Сенатора, подобные речи не казались нелепыми – наоборот, все звучало очень правдоподобно. Шептуна охватила зависть. С этой эмоцией он почти не был знаком, поэтому эту душевную дрожь опознал не сразу. Бывают же в мире люди со стальным стержнем, философии которых ничто не угрожает.

– Как твое ранение? – поинтересовался Сенатор.

Шептун не сразу понял, о чем его спрашивают. Затем пощупал бок сквозь свитер – душный комбинезон он давно оставил позади. Он уже успел позабыть о травме живота.

– Нормально, – ответил он неуверенно. – Сенатор, мне нужна помощь.

Шаман сел напротив прямо на траву. Он явно не испытывал никакого замешательства, находясь ниже собеседника. Еще одна демонстрация превосходства, вполне естественная.

– Что случилось? – спросил он. – Ты нашел Самопала?

– Да. Нашел и потерял.

Сенатор о чем-то задумался.

– Он умер?

– Я не знаю. Возможно. Может, и нет. Я уже не знаю ничего.

– Но что сам думаешь по этому поводу?

– Что я последний дурак.

– Друг мой, не бери в голову переживания. Их время еще наступит. Обратись к фактам.

Сталкер наморщил лоб, прошептал что-то неразборчивое.

– Сенатор, я всегда считал, что самое великое оружие в мире – это слово, – сказал он.

Шаман неопределенно кивнул.

– Я бы так не сказал, – произнес он. – Но ты близок к истине, думаю.

– И я считал, что слово у меня есть.

– Очень хорошо. Слово у тебя действительно есть. Очень важно иметь свою позицию.

– Но в последнее время я понял еще кое-что, – продолжал Шептун. – Слово – слишком изящное оружие, чтобы им мог пользоваться кто-то, не имеющий к этому способностей.

– И какой из этого вывод?

– Я – не тот человек, который может действовать словом.

Шептун закрыл глаза, мысленно повторяя последнюю фразу. Вот и все. Итоги подведены. Он оказался ниже понимания системы, только и всего.

– Понимаю, – прокомментировал Сенатор. – Действительно, слово требует огромных затрат со стороны автора. Требуются условия, навыки, даже рефлексы, если не врожденные, то приобретенные. Лидерские качества. Харизма, красноречие, лаконичность, ответственность, умение просчитывать на много ходов вперед.

– И у меня ничего этого нет.

– Эти условия не так сложны. Говорю же, их можно приобрести.

Сталкер оценил, насколько умело Сенатор дал ему понять, что он действительно не обладает ничем, на что безуспешно делал ставку столько времени. Ему стало горько. В глубине души он надеялся, что шаман начнет его успокаивать.

– Ты прав, – сказал он вслух. – Я не лидер. Мне всегда было комфортно в уединении. Не люблю одиночество, но очень ценю уединение. Не буду спорить – не потому, что не хочу, а потому, что согласен.

Сенатор слегка улыбнулся.

– Однако если я не могу распространять свою волю на чужие умы, то это не значит, что ее у меня нет, – сказал Шептун, глядя в глаза. – Вот собственный ум у меня, возможно, отсутствует, но воля есть точно. Слабая или сильная, не суть. Я противопоставляю свою волю тому безумию, которое творится вокруг. И я утверждаю, что верю в слово. Со всеми я общаюсь через слово, а не насилие. Я вошел в клан, потому что это, вероятно, единственное место в Зоне, лишенное насилия. Все свое время с момента вступления в клан я агитирую всех встречных также вступать в «Набат», потому что я хочу воспитать в сталкерах уважение к чужой жизни. Это мое решение и мое желание. Оно стоит на прочной основе, и хотя в последнее время все, что я вижу вокруг себя, противится этому, моя воля только сильнее закаляется. Но теперь я понимаю, что одной воли тут мало. Мне не хватает сил, ума, рук, патронов, чтобы бороться с Зоной. Вернее, патронов я могу добыть полные карманы, но вся моя сущность восстает против такого метода. Сенатор, я не могу прибраться в этих конюшнях. Люди мне не доверяют, и мне не удается достучаться до них. И я не понимаю, в чем дело. Неужели стрелять в первого встречного – это нормально? Ведь там, за стеной, все не так – люди воюют, лгут, предают и убивают, но они хотя бы пытаются делать вид, что живут в мире. Откуда появилось общество? Даже если его создавали через насилие, то все равно оно естественно для человека. В пользу моих слов говорят столетия цивилизации, которая, несмотря ни на что, продолжает существовать. Так почему же я не вижу цивилизации здесь? Я не понимаю этого, Сенатор. Зона оказалась слишком коварной для меня. Она играет со мной, позволив долго обрастать твердой кожей и теперь сдирая ее с кусками плоти. Мог ли я что-нибудь здесь изменить, или же все это время жил в своих иллюзиях? Вот что меня волнует.

– Ты поднял нелегкие вопросы, Шептун, – выговорил Сенатор. – Противостояние мнений, каждое из которых выстрадано и заточено, – признак надвигающейся кровавой войны.

– Как узнать, которое из них верное?

– Ни одно из них не будет верным. Что такое «верное», как это понимать? Верным мнением становится то, что ведает умами людей единолично. Войны идеологий не избежать, Шептун. Боюсь, что в ближайшее время Зона станет намного жестче, чем сейчас. И руководить в этой Зоне будет то слово, которое перевесит все предыдущее.

– Помоги мне, Сенатор. Есть еще один, последний шанс. Я все еще могу спасти свой клан.

– Каким образом?

– Доказать, что в Зоне слово значит больше, чем насилие. Самопал оказался в плену у бандитов Темной долины. Их лидер говорил со мной, и мне не удалось убедить его отдать мне пленника. Тогда я решил этой ночью совершить набег на их базу и снова потерпел неудачу. Но я даже рад этой неудаче, поскольку действовал вопреки своим убеждениям о том, как надо добиваться своих целей в жизни. Я отчаялся, раз решил работать такими методами – ведь этим я почти признавал мнение Самопала о том, что сила прежде всего в оружии.

– И что ты теперь хочешь?

– Сенатор, я прошу тебя – пошли со мной в Темную долину. Главарь бандитов показался мне человеком чести, он согласится на новые переговоры. Моего интеллекта не хватает, чтобы уболтать его. Но у тебя получится, потому что ты умнее меня. Пожалуйста, помоги мне вернуть Самопала, живого или мертвого, путем обычного слова.

Сенатор молчал, перебирая пальцами травинку.

– Да, Шептун, ты прав, – сказал он. – Ты действительно отчаялся, раз просишь человека, чью жизнь ты, очевидно, ценишь, тем не менее рискнуть ею во имя твоих личных убеждений. Видимо, ты решил, что такова твоя карма – заявляться к людям и требовать от них идти на подобные жертвы.

– Я не требую…

– Помолчи, пожалуйста, сейчас говорю я. Шептун, просьба в приказном тоне ничуть не отличается от требования в тоне просительном. Ты возложил на себя крест, который мало кто понимает, и хочешь, чтобы тебе помогли его нести. И таким ты видишь общество? Шептун, общество – это постоянное скидывание крестов на ближнего. Согласишься добровольно переть один из них – и скоро упадешь под тяжестью новых, даже не осознав, откуда они взялись.

– Так ты отказываешься?

– Нет, не отказываюсь. Мне это даже будет интересно. В своей неприкосновенности я уверен. Позволь не объяснять почему.

– Собственная выстраданная психология?

– М-м… допустим. Ты веришь в шоколадки, Шептун?

– Что? – Сталкер растерялся. – Ну да, верю.

– А я в жизни не видел ни одной. Не делай круглые глаза, такое случается с людьми. Так вот, я не видел ни единой шоколадки, но знаю, что они существуют, они вкусные и они в целом относятся к добру. Поэтому я помогу тебе вернуть Самопала. Я допускаю, что в твоей философии есть моменты, которые ты сам не способен как следует обдумать, но они все равно хорошие и стоят того, чтобы побороться за них. Так что давай пообедаем и будем выдвигаться.

– Спасибо, Сенатор.

– Разводи костер. От благодарностей дерево не загорится.

– Зато я не верю в сигареты, Сенатор. Хотя знаю, что они существуют. А Самопал верит. Я поступаю глупо, да?

– Разводи костер.

* * *

Дорога до Темной долины казалась короче – во всяком случае, путь прошел быстрее. Шептун старался из вежливости идти первым, но Сенатор постоянно оказывался рядом, а то и впереди него. Чувство опасных мест у шамана было развито еще лучше, чем у сталкера. Вероятно, как проводник он превосходил даже Маркуса.

Путь прошел без приключений и тяжелых разговоров – Сенатор рассказывал Шептуну разные истории, смешные и не очень, о том, что случалось с ним в Зоне или с людьми, которых он знал. Некоторые истории были сталкеру известны. К одной из них – случаю с невидимым мутантом далеко на юге – был причастен и сам Шептун, хотя и опосредованно.

Проходя мимо ангара, Шептун машинально стал выискивать взглядом Маркуса, но его нигде не было. Вероятно, кот вернулся к «Набату». Мысль о том, что хвостатый сидит где-то в кустах и недобрыми глазами провожает бывшего товарища, казалась невыносимой.

– Дальше будет радиоактивный перевал, – спохватился Шептун. – У тебя нет никакой защиты.

– За меня не волнуйся, – успокоил Сенатор. – Меня радиация не возьмет.

– У тебя что, иммунитет?

– Скорее, толерантность. Тебе лучше озаботиться собственной защитой.

– Был у меня костюм, но я его выбросил неподалеку.

– Почему?

– Так пропоротый был.

– Найди. Иммунитет к химии никак не связан с силой духа и верой в свою крутизну.

– Понял. – Шептун быстро забежал в лес, нашел ненавистный костюм и, чертыхаясь, напялил на себя.

Сенатор тем временем не торопясь двигался дальше, внимательно следя за высохшими лесами. Сталкер нагнал его, пытаясь пристроить шлем на голове.

– Корону забыл, – напомнил шаман.

– А? Что?

– Корона где?

Шептун изобразил, что надевает диадему поверх шлема. Сенатор критично осмотрел его.

– В самый раз, – сказал он. – А теперь – крути Землю в нужную сторону. Темная долина уже близко.

Патруль местного населения они встретили минут через десять – сразу за перевалом. Шептун не успел отдохнуть от повышенного уровня пыли, как уткнулся в нацеленный на него обрез. Похоже, бандиты явно не были в настроении вести переговоры. А судя по близости патруля к перевалу, Гривна распорядился перекрыть все подходы к долине. Вероятно, он ожидал атаки «Набата» или «Лезвий».

– Мир вам, – сказал Шептун, ощущая себя героем ситкома. – Мы пришли не воевать.

– Оружие на землю, – прорычал бандит. – Так, чтобы я видел.

Поправка к требованию была произнесена на автомате, иначе нельзя было объяснить ее бессмысленность – Шептун и так стоял открытым всем взглядам. Не исключено, что бандит выстрелит просто по привычке.

«Дурацкая затея», – подумал сталкер, медленно кладя автомат в траву.

– Меня обыщете тоже? – поинтересовался Сенатор.

Бандит пожевал губами, затем ответил:

– Насчет тебя указов не было. Вали отсюда.

– Я не уйду без своего друга, – сказал шаман.

– А я не уйду без своего, – добавил сталкер. Мужики в черных ветровках переглянулись.

– Вместе пойдете, – решил главный. – Двигайте вперед, и чтоб без шуму.

Шептун не стал сопротивляться. В конце концов, если не убили сразу, то можно было рассчитывать на разговор.

– Самопал жив? – спросил он. – Тот пленник, что у вас внизу.

– Не знаю ни о каком пленнике, – послышалось сзади.

– Как же так? Этой ночью он устроил вам бесплатный цирк, не без моего участия.

– Ты, сраный «набатовец»… Мы всех вас замочим!

– Станьте в очередь, ребята. – Шептун поддался всплеску азарта. – Только не слишком загоняйтесь, «Лезвия» за нас отомстят!

Возле ворот базы стояли человек пять. Шептун даже узнал кое-кого из ночных знакомцев – в основном по свежим повязкам.

– Привет, – сказал он. – Шептун, клан «Набат». Я пришел говорить с Гривной.

Ему никто не ответил. Молчание длилось долго, несколько минут. Сталкер начал перетаптываться с ноги на ногу. До него доносились звуки приглушенной ругани – кто-то орал на собеседника далеко внутри домов.

Сенатор стоял с таким видом, будто он был здесь один.

Послышался топот ног – из дома вышел Гривна в сопровождении четырех бойцов. Вожак шел более поспешно, чем всегда, трубки у него уже не было. Похоже, он провел тяжелое утро, что было вполне понятно.

– Ты, – произнес Гривна, тыча пальцем в Шептуна. – Как ты посмел сюда заявиться?!

– Хотел сказать, что ты был прав, – ответил сталкер. – Самопал нужен не клану. Он нужен мне лично. Что до наших с тобой конфликтов, то они больше не нужны. Война ничего не решает. Прошлая ночь меня в этом убедила. Если ты захочешь мстить, я не смогу помешать тебе.

– Так ты поговорить пришел, малец? А не боишься, что я тебе ножки повыдергиваю за твое ночное веселье?

– Нет, не боюсь, – соврал Шептун. – Ты уже пытал Самопала и понял, что это бесполезно. Так что решай, будем ли мы обсуждать возврат Самопала или же покончим с этим прямо сейчас. Ты же не боишься «Набата», не любишь месть, так ни к чему притворяться.

Шептун бил наугад, давя на любовь вожака к показушным разговорам. Гривна больше смотрел не на него, а на лица своих соратников. На Сенатора он лишь глянул мельком и больше к нему не возвращался.

– Идите за мной, – решил вожак.

Сталкер пошел следом за ним, не испытывая никаких сомнений в том, что все идет как должно. Он не допускал варианта, что у его визита мог быть другой исход, более соответствующий психологии обитателей Темной долины.

– Ты сам этого хотел, – произнес Сенатор, осматривая базу. – И помни, Шептун. Слово.

Глава 21
Черная метка

При свете дня было видно, до чего много разрушений нанес Шептун своей неудавшейся диверсией. Четыре прожектора, потухших навеки, были свалены в кучу и теперь тщательно очищались от остатков стекла. Из одного уже сделали подобие котла, в котором можно было легко приготовить похлебку человек на пятьдесят. Двери в дом были выбиты настежь, хотя Шептун помнил лишь один выстрел в их направлении. Чуть дальше на земле возникла свежая воронка от взрыва. На месте кунга теперь возвышался обгоревший остов, а все без исключения стены были усеяны дырками разного размера от пуль.

– Это все ты натворил? – спросил Сенатор. Шептун неопределенно пожал плечами, работая в основном на публику.

В углу стоял стол – солидный, с забетонированными ножками. Гривна смахнул с него пару пустых бутылок и доску с нардами, безнадежно рассыпав фишки в окружающем мусоре. Сам уселся на кривую скамью.

– Устраивайтесь, – сказал он. – Милости прошу.

На противоположном конце стола скамьи не было, лишь несколько стульев. Не ожидая подвоха, Шептун опустился на стул, который за мгновение до того из-под него выбили. Сталкер упал, вызвав хохот бандитов.

– Тихо! – Гривна стукнул по столешнице.

Шептун быстро поднялся, поискал глазами человека, устроившего такую пакость. Рядом стоял великовозрастный гопник, глядя на сталкера с презрением.

– Больше так не делай, пожалуйста, – попросил Шептун.

– Извини, не буду, – ухмыльнулся бандит. Сталкер поднял стул, сел снова, на этот раз нормально. Посмотрел на Гривну.

– Так что мы… – произнес он, и по его затылку с силой врезали кулаком.

Когда искры перед глазами рассеялись, Шептун оглянулся на того же хмыря.

– Прошу прощения, – сказал тот. – Случайно вышло.

– Бывает, – сказал Шептун. – Малыш, дай дядям поговорить.

Он отвернулся, чтобы тут же вскочить со стула, уворачиваясь от нового удара. Хмырь промахнулся, потерял равновесие. Схватив его за шиворот и плечо, Шептун изо всех сил ударил бандита лицом о край стола.

Хмырь издал хрюкающий звук. Сталкер перехватил его за коротко стриженный череп, повторил операцию дважды, проверяя на прочность тупой лоб и острый угол дубовой столешницы.

Окружавшие его бандосы похватались за оружие, чьи-то руки схватили сталкера, и шум перекрыл вопль Гривны:

– Отставить!!!

В наступившей тишине отчетливо был слышен столь же невозмутимый голос Сенатора:

– Давайте все спокойно обсудим? Или будем беспределить?

– Не будем, – ответил вожак. – Сядь, сталкер. Ты, мужик, сядь тоже. Больше никто ни на кого не накатывает, ясно?

Последние слова относились к его людям.

Хмыря оттащили назад. Он был в сознании, но ничего не говорил, лишь открывал и закрывал рот. На углу стола остался кровавый след.

– Это не тот пациент, которого я пожелал бы обследовать. – Сенатор расстегнул одну пуговицу плаща.

– Ты доктор? – мрачно спросил Гривна.

– Нет, я любитель.

Вожак отстраненно кивнул.

– Да чё ты с ними базаришь? – завопил товарищ хмыря, по всей видимости, только сейчас вкуривший, что Шептун не намерен быть покорной жертвой. – Замочим этого козла прямо сейчас!

– Молодой человек… – Сенатор слегка повернулся.

Бандит замахнулся на него, как вдруг произошла совсем непонятная вещь. Не вставая с места, шаман перехватил его руку и сделал резкое движение. Друг хмыря заорал благим матом – в его плече торчал серьезного вида кинжал, которым Сенатор прибил руку бандита к столу.

– Спокойно, спокойно, – сказал шаман. – Инцидент исчерпан.

Прямо за спиной Гривны стоял коренастый бандос, медленно потягивающий рукоятку пистолета на себя. Сенатор взглянул на него.

– Не надо, – предупредил он, шевеля пальцами, в которых, сверкая на солнце, перекатывалась заостренная четырехконечная звезда. – Пуля быстрее, но не плоть.

Тот облизнул губы и отступил на шаг назад. Гривна со смехом покачал головой.

– Уберите раненого, – велел он. Сенатор выдернул нож, позволив другу хмыря сползти наземь, откуда его уволокли вслед за стриженым.

Вожак изобразил неслышные аплодисменты.

– Пить хотите? – спросил он.

– Нет, спасибо, – ответил Шептун, подавив желание посмотреть на Сенатора, изрядно его изумившего. – Давай проясним сразу один момент. Самопал жив?

– Жив. И даже не пострадал со вчерашнего дня. Ему устроили лечение.

– С чего бы вдруг такая забота?

– Была надобность. – Гривна мрачнел все больше. – Сейчас расскажу.

Шептун смотрел на него не отрываясь. Вожак вздохнул, затем все же сделал то, что сталкер ждал от него, – вытащил трубку и начал ее раскуривать. Его движения уже не были столь методичными, как вчера.

– В общем, такие дела, – сказал он. – Самопал по-прежнему не раскрыл, где ваша база. Может, раскаленные клещи или яйца в дверную щель сделали бы свое дело, но у меня тут не тюрьма. Если я пойду на такие дела, меня свои же на перо посадят. У меня тут система наказаний есть, ну так, не сильно, на уровне дедов и духов. А если человек не сдает своих, когда ему бьют морду, значит, к нему надо относиться с уважением. Уважения у твоего другана не будет никогда, но я его оставил в покое.

Он сделал затяжку. Дышал вожак сильнее и тяжелее, чем обычно.

– Тебя, наверное, интересует, что я думаю по поводу твоих ночных подарков. – Брови на лбу вожака сошлись вместе. – Ничего не думаю. Ты сделал то, что должен был. Никто из моих на такое бы не пошел. Я тоже сделал то, к чему статус обязывал, – собрал всех и объяснил, что тут да из-за чего.

Новая затяжка. Густой дым тут же рассеивался порывами ветра.

– А братва сделала то, что тоже, как считала, должна была сделать, – добавил Гривна. – Потребовала казнить Самопала. И, надо сказать, хреново казнить. Я считал – поступило двадцать шесть предложений, одно другого изощренней. Не хотел бы я присутствовать при любом из них, точно говорю.

– И ты отказался? – спросил Шептун, посуровев.

– Отказался. Сталкер, я намеки всегда хорошо понимаю. Если один человек учинил такое – то нужно крепко задуматься. Будь ты супермен какой или Рембо, мы бы тебя нашли и зарыли без креста. Но ведь ты смертник. Обычный мужик, который не заботится о собственной шкуре. Как с вами воевать? Совсем никак.

– Что сказали остальные? – спросил Сенатор, разглядывая напряженные лица бандитов.

– Ничего, – ответил Гривна. – Пошушукались и прислали мне черную метку.

Шептун решил, что неверно понял сказанное.

– Метку? – переспросил он.

– Ну, не буквально. Выбрали самого лохастого и передали через него, что больше не хотят видеть меня вожаком стаи. Но ты не обращай внимания, сталкер, волчата всегда скалятся и стремятся показать, кто тут главный. Нормально все.

– Так что ты сказал им?

– Сказал, что мне нужны сутки на размышление, – ответил Гривна. – Ребята согласились. Вот только плана у меня не было. Я уже подумывал мотать удочки с самыми проверенными отцами, но тут ты сам заявился.

Шептун внутренне собрался, обратился в слух.

– Да не парься ты так, – успокоил вожак. – Отказался я, говорю же.

– Риск был велик, – вставил Сенатор.

– Верно говоришь, – кивнул Гривна. – Великоват. Только вы учтите, что эта братва, которая стоит рядом с вами, моих взглядов не разделяет.

Шептун повернулся, стараясь придать спонтанному жесту вид осознанного.

– Ага, – ощерился грязный бандит с двустволкой в руках. – Болтай, болтай. Все равно ты отсюда не выйдешь.

Сталкер медленно положил руки с переплетенными пальцами на стол.

– Спокойно, – предупредил Гривна. – Меня еще никто не сместил. Эта крыса только делает вид, будто все здесь контролирует. На базе еще остались верные мне люди, и их большинство. Так что мы беседуем. Хорошо?

– Хорошо, – согласился Шептун. – Значит, мы теперь на одной стороне.

– А мы никогда и не были по разные, – усмехнулся вожак. – Оглянись. Что ты видишь вокруг?

Сталкер еще раз осмотрел базу, думая, будто пропустил что-то важное. Фабрика, склады, далекие верхушки деревьев…

– Зона, – пояснил Гривна. – Мы все тут по одну сторону забора, сталкер. Я, ты, твои друзья, этот крендель с двустволкой. Мы все в общей клетке, потому и грыземся. На Большой земле мы бы друг друга и не заметили. Всех нас окружает общий забор. Мы сами выбрали этот путь. Лично передо мной поставили выбор – гнить за решеткой до конца дней или поучаствовать в социальном эксперименте.

– Социальном?!

– Ну да. А иначе зачем нас сюда пустили? По-твоему, психология обитателей Зоны никого не волнует?

Шептун почесал нос. Оказывается, постоянно донимавшие его мысли о мироздании и сущности Зоны волновали не только его одного. Может, не стоило и комплексовать из-за таких вещей.

– Давай я объясню внятно, почему решил отпустить Самопала, – сказал Гривна. – Видишь ли, я сентиментальный старый черт, который, несмотря на грехи, очень любит своих доходяг. Банду Темной долины. И сегодня ночью я впервые по-настоящему испугался – не за себя, нет. Меня штопали девять раз, по карме я уже давно не жилец, так что меня Зона хранит. Мне стало страшно, потому что все эти зайцы, – Гривна обвел рукой вокруг себя, – все эти чудики в черных куртках сегодня ночью впервые стали вести себя по очень нехорошим и опасным понятиям. Они стали вести себя подобно клану.

– Клану, – повторил Шептун.

– Да. У меня тут все свободные люди, однако я впервые увидел, как они собираются без явного лидера, чтобы посмотреть на меня другими глазами. Впервые услышал, как они скандируют мое имя, смешивая его с очень плохими словами. Я был в ярости и хотел лично наказать каждого из них, но среди этой толпы никаких каждых не было – все мои дети начали говорить мне о правилах, нормах, рамках, установках, идеалах, да еще таким возвышенным языком, который я у них и не подозревал. Сам-то я почитывать люблю, но чтобы здешние урки умели так красиво ляпнуть – прям Шекспиры, ё-моё.

– Подотчетные тебе люди начали мыслить на новом уровне, – сказал Сенатор. – Толпа обрела самосознание, каждый стал частью единого целого, которое проявляет себя через любого из участников. Душевные силы людей растворяются в толпе, но в клане они суммируются. У них одновременно и есть лидеры, и нет, потому что лидером в клане может стать любой, кто сумеет угодить желаниям остальных, а также их стремлениям угодить его собственным желаниям. Каждый член клана является самобытным носителем устоев, его идеология накрепко смешана с идеологией клана, он готов умереть за другого носителя этой морали и убить того, кто ее предаст, даже лидера.

– Психиатр? – с подозрением зыркнул на него вожак. – Но ты прав. Ребята сегодня весь день носятся как угорелые, глаза таращат, плетут всякую ересь…

– Эй, Гривна, – окрикнул его бандит с опущенным пистолетом. – Не тебе решать такие вопросы, где ересь, а где нет.

– Во, – Гривна показал на него трубкой, – видели? Вот какие предъявы мне приходится выслушивать. Спокойно! – Он обратился к бандиту. – Я понял, что вам жить не давало целый год, и сделаю выводы. В данный момент я перетираю с чушпанами из другого клана, как нам быть. Или ты вот так, с ходу, воевать с ними собрался?

– Ладно, – хмуро ответил новоявленный клановец. – Быстрее давай!

Шептун испытывал смешанные чувства. Вроде бы сбылась его заветная мечта – окружающие наконец начали понимать его состояние. С другой стороны, он понимал, что любой клан может быть создан только в противовес «Набату». Войны группировок его совсем не прельщали.

– Братва, – он обратился к бандитам. – Отдайте мне пленника. Признательность клана гарантирую. Когда вы…

– Минуточку, – произнес Гривна. – Сталкер, ты чего это творишь?

– Что такое?

– Ты ведешь переговоры не со мной, а с другими людьми. Это как понимать?

– Гривна…

– Зачем я на тебя потратил столько времени?

Шептун внимательно посмотрел на него. Было видно, что вожак действительно разочарован.

– А ты чего хотел? – спросил сталкер. – Думал, что я сейчас пойду против собственных устоев и начну уговаривать твоих друзей забыть про свободу и снова собраться под твоим сапогом? Гривна, я не привык врать. Я сегодня говорю то же, что и вчера, – действительно, я ценю коллективы, в которых любой, подчеркиваю – любой человек может оспорить приказ лидера и выступить со встречным предложением, да еще и сделать это мягко. Только вчера ты меня за такие слова считал за лоха и наивного дурачка, все жизни учил, а сейчас понял, что сам вступил в жирную и склизкую лужу. Вот и пытаешься сохранить лицо да подумать, как бы тихо-мирно вытурить меня вместе с проблемами. Я же говорю – мне не важно, чем вы все тут занимаетесь, какую перелицовку устраиваете. Отдай мне Самопала, я уйду, и «Набат» вас не будет преследовать. Это в равной степени касается всех присутствующих. Никому не нужны проблемы – ни вам, ни нам. Устраивайте кланы, революции, проводите реформы – это не мое дело.

– Волк, – покачал головой Гривна. – Одинокий волк, не знающий, к какой стае примкнуть…

– Я знаю свою стаю, – опроверг его слова Шептун. Он уже вспоминал нависающие скалы Когтя, костер Грача, родную палатку, смех товарищей. – И я забираю нашего волка. Приведите Самопала либо начнем войну прямо сейчас! У меня больше нет времени на дурацкую болтовню!

Люди в черных плащах переглянулись.

– Что скажет Гривна? – спросил бомжеватого вида бандит.

Вожак бросил трубку на землю и растоптал ее ногой. В гробовой тишине треск прозвучал омерзительно.