Текст книги "Повести"

Автор книги: Сергей Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц)

Должен сознаться: после дороги, после осмотра музея, после всех этих рассказов о Номерах голова моя ходуном ходила, и я готов был проглотить три тарелки борща с бараниной.

Глава седьмая
СМОТРИМ, СЛУШАЕМ, УДИВЛЯЕМСЯ

За обедом договорились начать наши поиски с изыскателя Номер Первый, но, увы, забыли спросить его адрес.

– А я знаю! Я знаю! – И Витя Перец запрыгал на одной ножке. – Я в чайной одну тетеньку спросил, а она меня тоже спросила: «Какой тебе первый номер – старичок или гастроном?» А я сказал: «Старичок». Вот он где живет. – И Перец показал на зеленую крышу, едва видневшуюся меж ракит на самом дне оврага.

Ох, не люблю я такие картинки, какая как раз висела на воротах этого дома! Страшенная собачья морда с разинутой красной зубастой пастью, а под мордой – аккуратненькие буковки: «Осторожно, во дворе злая собака!»

Мы остановились в нерешительности. А забор был высокий и глухой, и дом спрятался в самой глубине сада.

Вдруг отворилась калитка, и оттуда с ужасающим лаем выскочило серое чудовище – овчарка величиной с тигра. Чудовище с лаем принялось носиться и прыгать по улице. Девочки завизжали, мальчики вскрикнули, все бросились в разные стороны, иные полезли на деревья, на забор, а зверюга подбегала к одному, к другому, обнюхивала нас, махала хвостом, вновь убегала.

– Не бойтесь, не бойтесь, он же совсем щененочек!

У калитки стоял маленький кругленький старичок, одетый в синюю длиннополую спецовку. Лицо его напоминало детский воздушный шар. Я не заметил на этом шаре никакой растительности – ни усов, ни бороды, а брови и ресницы будто кто-то выщипал или опалил. На его голой, блестящей голове не было ни одного волоса.

– Майкл! Майкл! Сюда, сюда! – позвал он.

Пес громадными прыжками подскочил к старичку и облизал его пухлые румяные щечки и кругленький носик.

– Здравствуйте, ребятишки! Как хорошо, что вы пришли! – улыбнулся старичок и показал рукой: – Глядите, у ворот, на земле – железный лист. Это сигнал. Вы на лист наступили, а у меня в доме звонок – дррын!… Видите, на воротах зеркальце, а там, на дереве – другое, а на форточке – третье. Я к окошку подошел и вон откуда вас углядел.

Все смотрели и на лист и на зеркала и удивлялись.

– Вы от Номера Второго? Он вас направил?

– Да.

– Очень хорошо! Он всегда ко мне посылает занятных экскурсантов. – Старичок наклонил свою лысую голову набок, внимательно и весело осмотрел всех нас.

Ребята не очень-то его слушали. Они окружили Майкла.

Пес фыркал и улыбался так радостно и беззаботно, как улыбаются только очень молодые породистые овчарки, высовывая при этом длиннющий красный язык. Он был, как сказал поэт, «по-собачьи дьявольски красив» – поджарый, стройный, на высоких, изящных лапах. На его острой морде с темными кольцами вокруг глаз, с черными бровями стояли прямые треугольники ушей.

Девочки уже называли его: «Майклушка-душка», мальчики пробовали садиться на него верхом.

– Послушайте, послушайте, вы его замучаете! Старичок растолкал всех, надел на Майкла ошейник и потащил его, к великому огорчению ребят, в дом.

– Итак, о чем же вам рассказать? – спросил он, возвратившись, и посмотрел на нас чуточку посерьезнее.

– Видите ли, – сказал я, – у нас есть несколько совершенно животрепещущих вопросов.

– Ах, если животрепещущие, пожалуйте сюда. – Старичок уже совсем серьезно сморщил лоб и указал на стол и на лавочки, вкопанные под большим развесистым вязом.

Все расселись вокруг стола, кто на лавочках, кто на траве.

– Так с чего прикажете начать? – спросил он.

– Жар-птица, – подсказала Соня.

– О какой жар-птице? А-а-а, верно, о желтой галке. Этот Номер Второй! Вот уже сколько лет он меня за нее корит. Как ему только не надоест! – Старичок кротко улыбнулся. – Расскажу, расскажу. А еще что?

– У вас как будто хранится один бокал? – спросил Витя Большой.

– Это с отбитым краем, что ли? – Старичок усмехнулся. – Какой Номер Второй быстрый – все вам успел пересказать. Потом поведу вас к себе домой – не только бокал покажу. Еще какие вопросы?

– Еще портрет. Что вы знаете о портрете? – Люся выразительно посмотрела на Номера Первого.

– О каком портрете? Снова я рассказал все ту же длинную историю.

Номер Первый слушал с закрытыми глазами, поглаживая свой круглый живот, и только время от времени надувал щечки и вставлял: «Как интересно! Как интересно! Я никогда об этом ничего не слышал».

Когда же я кончил, он несколько секунд сидел неподвижно, все так же с закрытыми глазами и надутыми щечками.

– В угловой башне кремля, – таинственно начал он, – хранится разное старье из дворца Загвоздецких – ящиков двадцать писем и документов из их архива. Вы еще спать будете, а я завтра утречком раненько в кремль побегу, запрусь в башне и кое-какие документики еще разок почитаю.

– Значит, с утра вы запретесь в башне? – испытующе переспросил его Витя Большой. – А можно мне с вами?

– К сожалению, маленьких туда не пускают.

Витя Большой даже побледнел…

– Не могу, не обижайся, дорогой, это категорически запрещено, молодой человек. Там кирпичи на потолке едва держатся. Есть у меня насчет портрета кое-какие догадочки, только я вам о них перед самым вашим обратным походом скажу. А теперь слушайте…

Старичок уселся поудобнее и начал свой рассказ тихим, воркующим голоском:

– Вот что случилось в нашем городе лет сорок назад. Однажды в солнечный сентябрьский денек в углу базарной площади стая грачей и галок бойко клевала рассыпанный овес. И среди этой стаи любецкие граждане заметили диковинную птицу желто-палевого цвета. Птица эта вела себя так, словно она нисколько не отличалась от своих подруг, так же перепархивала с места на место, ссорилась, кричала по-галочьи.

А через три дня и на улицах, и в учреждениях, и особенно в школах только и было разговоров, что о желтом чуде.

Утром птицу видели на кремлевской башне, к вечеру она перелетала за реку и разгуливала по песку, а на следующий день снова обедала на базарной площади и отправлялась ночевать неизвестно куда.

Мальчишки с уроков удирали, из рогаток стреляли, просто кидали камнями. Взрослые готовили сети, ловушки. Все старались выследить, где же она ночует.

Я-то музейный работник. И, конечно, был в первых рядах. Я тотчас же убедился, что птица эта поразительно похожа на ту, что изображена на известном вам натюрморте. Хотелось поймать эту диковину живьем. Целую неделю велась охота. Но тут запротестовали школьные директора. Мальчишки-то совсем от рук отбились – в диктанте у них по пятнадцати ошибок! Пришлось мне взяться за свою мелкокалиберку, и на крыше городского кино я застрелил птицу.

Посмотришь: туловище, голова, клюв, лапки – ну самая обыкновенная галка, только не черная, а желто-палевая, потемнее – на головке и на спинке, посветлее – на брюшке. И я, и наши охотники, и наши учителя-биологи перелистали орнитологические1 книги – Брема, Мензбира, Огнева, Бобринского, – но о такой птице не нашли ни слова.

На следующее утро покатил я в командировку в Москву и в кошелке повез свою галочку. Прямо с вокзала махнул я в зоологический музей университета. Обступили меня там профессора, толстые и худощавые, лысые и волосатые, и все, как один, сердитые и важные, вертели мою птицу со всех сторон, в лупу разглядывали, щупали, нюхали, один даже на язык перышко попробовал. И сказали профессора, что есть в природе редкое явление – альбинизм, когда по разным причинам у отдельных особей исчезают в коже, в шерсти, в перьях красящие вещества – пигменты, так получаются белые животные и птицы – белые воробьи, зайцы, вороны… Но имеется в природе в тысячу раз более редкое явление – х р о м и з м, когда эти пигменты окрашиваются в желтый цвет. Случаи появления желтых животных и птиц за весь наш двадцатый век можно по пальцам пересчитать. А я привез из своего родного Любца как раз хромовую галку.

Но пока профессора рассматривали мою галочку, кончился рабочий день, все служащие ушли, заперли кладовку и шкафы.

И в самый этот момент надо же было приключиться такой истории: электричество погасло. Тогда, в те времена, эдакие происшествия то и дело случались.

Толкнулись мы туда-сюда, вдруг – звон, кто-то посуду на столе раскокал. Ну куда галку деть в полной темноте?

Упросили меня профессора взять мою драгоценность обратно и принести на следующее утро, а взамен посулили они мне для нашего музея полсотни различных чучел.

Я отправился ночевать к своей старой тетке. В Москве я давно не был, а вы знаете, как обычно тетки любят своих племянников: бросилась она меня целовать и обнимать, повела в комнату. Словом, прошло минут пять, пока я не хватился своей кошелки, которую оставил в прихожей на сундуке. Я выскочил – кошелка на полу, тряпки раскиданы, а сама галочка… Был у тетки отвратительный пушистый рыжий котище, звали его Барсик. «Ах, Барсик, Барсик, – запричитала тетка, – где ты?» А Барсика и нету. Под диваном, под кроватью, в коридоре, в ванной – нет кота, пропал.

Мы с теткой зажгли фонарь, Руки у меня дрожат, подбородок трясется. Помчались мы на чердак… и – о ужас! – злодей сидит на полу и мою галочку уже успел растребушить, а перья и пух по всему чердаку летают.

Я как закричу! А котище – прыг в окошко, да на крышу. А в зубах его половина моего сокровища болтается. Окошко маленькое, я едва пролез, а кот уже на соседней крыше. Ну куда мне за ним! Я же не акробат. Подобрал я одно крылышко и спустился к тетке в безысходном отчаянии.

Утром позвонил я профессорам: казните меня, вяжите – величайшую редкость кот слопал. Профессора выругались и повесили трубку.

Вот какова история!

Между прочим, в Любец один писатель приезжал, специально меня про галочку расспрашивал. Потом в журнале «Всемирный следопыт» рассказ напечатал. Ну, да там кое-что преувеличено…

Кончил Номер Первый и, тяжело отдуваясь, вытер платочкой лысину. Вдруг Соня и Галя вскочили, выступили вперед и, краснея и заикаясь, спросили:

– Вот одну галочку на картинке нарисовали, другую Барсик съел, а третья в ваш город может прилететь?

– Ну конечно! – радостно воскликнул старичок. – Мы с Номером Вторым давненько ее дожидаемся. Когда-нибудь настанет наконец счастливая весна и обыкновенная черная галка снесет золотое яичко и вылупится третье чудо природы. А теперь пойдемте в дом, я покажу вам еще кое-что…

Мы встали и гуськом, стараясь не наступить на грядки, пошли вслед за Номером Первым.

Три комнаты были битком набиты разными любопытными вещами. Жил старичок совсем один с Майклом, с двумя щеглами в клетке и двумя вуалехвостами в аквариуме. На стенах висело несколько охотничьих ружей, бесчисленные охотничьи трофеи: заячьи лапки, крылья разных птиц, от глухаря до куличка, рога оленя, лося и дикой козы. Отдельно в золотой рамке красовалась родословная Майкла.

– Я его назвал Майклом в честь собаки Джека Лондона, – объяснял Номер Первый.

А сам потомок знатных предков неистово прыгал вокруг ребят, в азарте лаял и подвывал.

И ребята больше играли и возились с ним, чем рассматривали коллекции Номера Первого.

Они отпустили пса, только когда старик указал на дюжину кинжалов, разложенных в стеклянном ящике.

– Знаю, знаю, что вы ищете! – вздохнул он. – К сожалению, куда пропал тот кинжал, что на картине изображен, мы не ведаем.

– А где же ваш бокал? – спросила Люся.

– Смотрите! – Номер Первый встал и отдернул занавеску, закрывавшую стеклянную дверку одного из шкафов.

За стеклом на полках в полутьме прятались хрустальные бокалы, рюмки, стаканы, вазы и вазочки, и граненые, и разрисованные, прозрачные, как вода, и цветные. На верхней полке я узнал тот самый большой бокал с отбитым краем.

Номер Первый дернул за шнурок, на окно упала тяжелая штора. В ту же секунду он щелкнул выключателем, и на задней стенке шкафа зажглась лампочка.

Мы все ахнули. Такого тысячеискрого алмазного блеска я не видел никогда и, верно, никогда и нигде не увижу.

– Эти огни – как люстры в Московском Большом театре! – воскликнула Галя.

А Номер Первый ударил карандашом по одной из вазочек. Раздался тончайший звук, словно где-то далеко-далеко запела флейта. Он ударил по другой вазочке, звук вспыхнул такой же кристальный и мелодичный, но на две ноты ниже. Потом старичок открыл ящик письменного стола и достал темную бутылку.

– Это вино? – забеспокоилась Магдалина Харитоновна.

– Оно сладкое? – выскочила Соня.

– Нет, – тихо произнес Номер Первый, – не очень сладкое. – Он взял в руки тот бокал с отбитым краем. – Видите, что тут нарисовано?

– Птичка! – воскликнула Соня. – Это желтенькая галочка?

– Нет, девочка, – с ласковой усмешкой ответил Номер Первый, – здесь изображен двуглавый орел. Это очень противная птица. Какая ты счастливая, что ничего о ней не слыхала! Смотри, какие у нее злющие глаза. Но обрати внимание, как тонко вырезаны на стекле головы и крылья – все перышки можно сосчитать. Я кое-когда наливаю вино в бокал или до лапок, или до крылышек, а если очень устаю, так до самых головок.

– Налейте сейчас до верха, – попросил Витя Большой. Номер Первый улыбнулся и налил вино. И бокал при свете электричества от темно-алого, как смородина, вина словно заиграл живой кровью.

– Он еще прекраснее, чем на картине, – прошептала Люся. – Он просто сказочно красив!

Номер Первый поставил бокал на стол.

– А откуда у вас вся эта очень ценная посуда? – не утерпела Магдалина Харитовновна.

– Откуда? – переспросил Номер Первый. – У каждого хрусталя своя история. Этот мне подарили сослуживцы в день пятидесятилетия, этот – в день шестидесятилетия. А бокал с отбитым краем я еще до революции нашел просто на помойке. Господам-то нужны только-целые вещи. Кстати, знаете, только вот эти три бокала старинные, а все остальное выпущено теперь. Это советский высокохудожественный хрусталь… Ну, насмотрелись, дорогие? – Он выключил свет.

Наступило молчание. Всем нам очень не хотелось расставаться с таким необычайным старичком.

Не хотелось, очевидно, и ему. Он внимательно оглядел всех нас, поглаживая свой толстый животик, улыбнулся и сказал:

– Ребятки, у меня есть одно предложение: давайте-ка завтра после обеда организуем прогулку. В пяти километрах от Любца есть очень любопытное место – нечто вроде пещеры.

Гул восхищения прервал его слова.

– Пещера? Глубоко? Темно? Что там спрятано? – посыпались вопросы.

– Увидите – узнаете, – загадочно подмигнул Номер Первый.

– Позвольте, позвольте, для какой же цели спускаться куда-то в подземелье? – заволновалась Магдалина Харитоновна. – И как там в отношении техники безопасности?

– Для какой цели? – переспросил Номер Первый. – Опять-таки повторяю: увидите – узнаете. Вас ведь интересуют достопримечательности родного края? Да вы не беспокойтесь, я десятки раз туда лазил, все там абсолютно прочно, ни один камень на голову не упадет.

– Магдалина Харитоновна, учтите, вы получите очень интересный материал для своего ВДОДа, – сказала Люся.

– Мы целых три странички в голубеньком альбомчике накатаем, – умоляли ребята.

– Ну что же, если вы ручаетесь, что ничего не случится, тогда… – вздохнула наша руководительница.

Одним словом, договорились встретиться завтра в одиннадцать утра.

Мы попрощались с Номером Первым, погладили Майкла и ушли.

Глава восьмая
НЕВЕРОЯТНОЕ ОКОНЧАНИЕ ЭТОГО МНОГОТРУДНОГО ДНЯ

Усадьба Загвоздецких когда-то была за городом, потом город разросся, и старинный парк с неизменными липовыми и вязовыми аллеями превратился в городской сад. Белый двухэтажный дом с шестью колоннами, по стародавней привычке называемый дворцом, стоял в глубине сада. К одной из колонн была прибита вывеска: «Любецкая средняя школа № 1». Вокруг дома на клумбах росли флоксы, левкои и многие другие белые, желтые, розовые, алые, фиолетовые цветы.

Мы поднялись по широкой каменной лестнице дома, остановились под колоннами и позвонили. Вышла женщина – директор школы, очень высокая, полная, совсем седая, с красно-желтой планкой ордена Ленина на груди. Такую учительницу ребята уважают и слушаются беспрекословно, а любить предпочитают издали: подойти и поговорить с нею все же страшновато. Ой, как долго будет помнить каждый провинившийся школьник, если она скажет ему только два-три строгих слова, и зато как внутренне он весь просияет, если она некоторое время спустя положит ему на плечо свою руку и шепнет лишь одно словечко: «Молодец!» Она была такая почтенная и важная – честное слово, мне очень неудобно было даже мысленно называть ее «Номер Третий».

– Здравствуйте, дети, – строго произнесла она.

И мы, взрослые – Люся, я, даже Магдалина Харитоновна, – перед ее властным и в то же время обаятельным обликом почувствовали себя именно детьми-школьниками.

– Меня предупредили по телефону, – продолжала Номер Третий. – Вы ночуете в физкультурном зале, кипяток – в кухне, солому принесете из сарая сами, брезент – в углу зала. Только никаких шалостей! Будете уходить – солому вынести, пол вымыть. Всё?

Я переглянулся с Люсей. Ребята зашептались, Магдалина Харитоновна кашлянула.

– Какие вопросы? Рискнула Люся:

– Нам сказали, мы слышали… вы хорошо знаете историю дочери полковника Загвоздецкого.

– Да, действительно я занималась историей города Любца и специально изучала архив семейства Загвоздецких. Если хотите, я вам расскажу все, что знаю, но сегодня уже поздно. Давайте лучше завтра вечером. Так прощайте. Еще раз повторяю: не шалить.

И Номер Третий медленно проплыла мимо нас, высоко держа свою белую голову…

Очевидно, лет сто с лишним назад полковник Загвоздецкий задавал в этом зале балы для своей дочери и для окрестных помещиков. Комната была с семью окнами, высокая и просторная.

Я думал, что ребята очень устали и, устроив постели, сейчас же улягутся спать. Не тут-то было. Мальчики увидели деревянного коня и, соперничая между собой, начали показывать свою ловкость. По очереди они разбегались, подскакивали к безголовому коню, упирались руками и перепрыгивали через него.

Я поневоле залюбовался ими. Всех бойчее, всех дальше прыгали оба востроносых близнеца. Витя Перец был маловат ростом, и, как он ни старался, не всегда ему удавалось перепрыгнуть через коня. Витя Большой, важно засунув руки в карманы, предпочитал инструктировать других, а Володя-Индюшонок хмуро уселся в уголке со своим фотоаппаратом.

В конце концов мальчикам надоело прыгать, они занялись лазаньем по шесту, свисавшему с потолка. Витя Большой продолжал ходить вокруг и давать советы. Володя все сидел в углу. Переплетая босые ноги, мальчики один за другим забирались под самый потолок.

Не утерпели и девочки: сбросили тапочки и тоже по очереди попытались взобраться. Но едва-едва они долезали до половины высоты, как с позором съезжали обратно. Соня даже подтянуться не сумела. Одной только Гале удалось сравняться с мальчиками, и то ее подсадили дядюшки-близнецы. Три девочки, обнявшись, подошли ко мне.

– Доктор, вы не забыли, что обещали? Сейчас так славно рассказывать. Мы вас очень просим, – сказала Галя, с хитрецой поглядывая на меня.

«Ну вот, экие неугомонные!»

– Мальчишки, сюда, сюда! – крикнула Галя. – Доктор будет о своих путешествиях рассказывать.

Я растерянно оглянулся, пытаясь найти какой-нибудь благовидный предлог отказаться.

Все мальчики столпились вокруг Вити Большого и о чем-то горячо шушукались.

– Мальчишки! Вы слышите? – капризным голосом окликнула их Галя.

– Мы устали! – объявил один из близнецов.

– Спать хотим! – буркнул Витя Большой и повернулся к нам спиной.

– «Мальчики-паиньки захотели баиньки!» – насмешливо запела Галя детскую песенку.

А те даже не обернулись, тотчас же расстелили одеяла и улеглись. «Просто удивительно, какие милые мальчики: оказались послушнее этих любопытных девчонок – вовремя спать ложатся!» – подумал я, облегченно вздохнул, сел на постель и стал расшнуровывать ботинки.

Девочки, насупившись, отошли от меня и тоже стали укладываться. Люся выключила свет.

– Покойной ночи! Покойной ночи! Я очень скоро уснул…

* * *

Приятно разговаривать с милиционером, когда подойдешь к нему и спросишь: «Товарищ старший сержант, скажите, пожалуйста, как пройти на улицу такую-то?»

И милиционер откозыряет и бойко ответит: «Сперва идите всё прямо, потом направо, потом налево»…

Не особенно приятно иметь дело с милиционером, когда опаздываешь на работу и при красном светофоре норовишь проскользнуть между двигающимися автомашинами. И вдруг слышишь за спиной свисток и негромкий, но не допускающий возражения голос: «Гражданин, вернитесь обратно».

Но это ночное появление милиционера было совершенно ни на что не похоже.

Я открыл глаза. Комната была ярко освещена, на пороге стоял стройный молодой человек в блестящих сапогах, с красным околышем на фуражке, с красными погонами на белой гимнастерке.

– Кто тут старший? – спрашивал милиционер.

Первой моей мыслью было укрыться одеялом с головой, поджать ноги, притвориться спящим – я ведь посторонний, я тут совершенно ни при чем. Но, увидев Магдалину Харитоновну распростертой на стуле в полуобморочном состоянии, я откинул одеяло и приподнялся.

– Старшая тут я, – смело ответила Люся.

Я оглядел постели. Моя дочка мирно прикорнула рядышком, остальные девочки безмятежно спали, а вместо мальчиков лежали куклы. Да, да, искусно закутанные в одеяла, сделанные из рюкзаков и соломы куклы. Один Володя свернулся в углу, как щенок.

– Старший тут я. – Мой голос был далеко не твердым.

– Старшая тут я. – Голос Магдалины Харитоновны вовсе дрожал.

И Люся, и Магдалина Харитоновна, и я отлично поняли: приход этого стройного молодцеватого юноши в милицейской форме непосредственно связан с исчезновением наших мальчиков.

– Кто отправится сейчас со мной? – стараясь быть очень официальным, очень решительным, спросил юноша.

– Если вы, товарищ, знаете, где наши ребята… – прозвенел голос Люси.

– Куда идти? – простонала Магдалина Харитоновна.

– В отделение, – так же сухо отчеканил милиционер.

– В отделение? – как эхо, откликнулась испуганная Магдалина Харитоновна.

– И побыстрей, пожалуйста, – сказал милиционер.

– Вот что, Магдалина Харитоновна, девочек тоже нельзя одних оставить. – Люся порывисто схватила ее за руку. – Побудьте тут и, пожалуйста, не волнуйтесь, а пойду я.

«Что за глупейшая история!» – мысленно пробормотал я и, собрав всю свою решительность, сказал вслух:

– Люся, мне тоже придется пойти с вами.

Когда мы с Люсей вслед за милиционером поплелись по освещенной фонарями липовой аллее, мне почудилось – в черной глубине парка мелькнули таинственные тени.

Всю дорогу Люся пыталась выудить у милиционера хоть какие-нибудь сведения, даже пробовала с ним кокетничать, но тот непоколебимо холодно отвечал:

– Там узнаете.

* * *

Капитан милиции, худощавый, подтянутый и сухой, сидел в кресле и писал.

– Садитесь, – коротко бросил он. Мы сели.

– Так вот, товарищи, – начал капитан и вперил в меня такой взгляд стальных, немигающих глаз, что у меня даже во рту пересохло. – Вы – руководители туристского похода, а допускаете подобные безобразия!

– Послушайте! – Голос Люси задрожал. – Где наши мальчишки?

Но мы не успели получить ответ.

Послышались чьи-то торопливые шаги, и в комнату ворвался, хлопнув дверью, Номер Второй, но в каком растерзанном виде! Растрепанный, красный. Его густые усы свисали вниз, очки на носу прыгали, плащ он накинул, очевидно, прямо на белье, грудь была открыта, на голых волосатых ногах были надеты только галоши.

Капитан встал:

– Успокойтесь, садитесь и расскажите, в чем дело!

– Бандиты, грабеж, разбой! – кричал Номер Второй в неописуемом волнении. – Разгильдяй сторож ушел домой ужинать… Они ограбили…

– Вы, насколько мне известно, заведующий музеем? – спросил капитан.

– Да, да! Меня сейчас разбудил сторож… Я побежал к башне… Решетка на бойнице взломана. Мы отперли дверь… Там все ящики разбросаны, перевернуты. Что украдено, не знаю…

– Успокойтесь, успокойтесь, преступники задержаны.

Я просто удивлялся: как мог капитан говорить о таких страшных вещах таким сухим, безразличным голосом?

– Так где же наши мальчишки? – В голосе Люси прозвучало отчаяние.

– Мы сейчас начинаем следствие, – продолжал капитан. – Пожалуйста, садитесь и слушайте.

Номер Второй сел.

– Ах, и вы тут! – удивленно протянул Номер Второй, только сейчас заметив меня и Люсю.

Капитан начал читать. Я едва понимал его речь, до моего сознания доходили только отдельные, не всегда связанные между собой слова.

– «Мы, нижеподписавшиеся… составили настоящий протокол в том, что младший сержант такой-то, проходя в двенадцать часов тридцать минут ночи вдоль кремлевской стены, заметил подозрительную группу… Злоумышленники с помощью брючных ремней залезли в башню… взломали на окне решетку… Сержантом милиции таким-то, младшим сержантом таким-то на месте были задержаны… Передать дело органам прокуратуры…»

– Не может быть, – крикнула Люся, – чтобы наши мальчишки!…

– Это ваши экскурсанты натворили? – Номер Второй вскочил и даже уронил очки.

– Сержант, – обратился капитан к милиционеру, стоявшему у двери, – приведи этого, самого высокого.

Весь взъерошенный, с царапиной на щеке, босиком, с разорванной штаниной предстал перед нами Витя Большой.

– Вот – полюбуйтесь, – презрительно сказал капитан, – председатель совета отряда!

– Это я ребят подбил, судите одного меня, – угрюмо уставившись в пол, пробормотал Витя Большой.

– А ты не хвастайся своими проделками! – перебил его капитан. – Там разберемся, кто виноват, кто не виноват. Скажи, зачем вы залезли в кремлевскую башню?

– Я не могу этого сказать и не скажу никогда! – Витя Большой стиснул зубы, сжал кулаки.

– Сержант, давай сюда всех, – приказал капитан. Привели пятерых, в том числе и Витю Перца, еще более ободранного и исцарапанного: двумя руками он держался за штаны, грозившие упасть.

Где же остальные шестеро? Где оба брата-близнеца? Где другие мальчики?

– Так вот, храбрецы, чистосердечно признайтесь и расскажите, зачем вам понадобилось взломать решетку и залезть в башню через окно? – Капитан по очереди обвел всех своим внимательным взглядом.

Молчание…

– Так. Никто не скажет? Очень хорошо! Оказывается, вы не туристы, не юные пионеры, а настоящие воры.

– Мы не воры! – крикнул Витя Перец и выступил вперед. Его широко раскрытые черные глаза метали молнии. В этот патетический момент чуть не упали его штаны, он едва успел их подхватить на лету.

– А кто же вы?

– Мы – изыскатели! – Перец гордо и вызывающе поднял голову.

– Изыскатели? – удивленно переспросил капитан. Вдруг Номер Второй подскочил к столу.

– Товарищ офицер, я понял, для меня все ясно. Разорвите этот протокол, пусть ваш прокурор спокойно спит. Они действительно не воры, они настоящие изыскатели. Кстати, решетка в бойницах, хотя и первой половины семнадцатого столетия, но проржавела насквозь, только пальцем тронуть. Доктор, а вы, пожалуйста, разъясните истинные причины, побудившие ребят залезть ночью в башню.

– Очень прошу, один вопрос, – выступила вперед Люся, – а где еще мальчики?

– Сержант, поясни.

– Они, товарищ капитан, – огромный белокурый милиционер улыбнулся, – всё одно как воробьи с подоконника – во все стороны. Я полагаю, к утру прилетят. Без этой амуниции далеко не убегут. – И он вывалил на стол целую связку брючных ремней.

– Да, так слушаю вас, товарищ врач. – И капитан взглянул на меня своими немигающими глазами.

Хорошо, что я уже рассказывал эту историю несколько раз и потому смог без запинки отбарабанить все, начиная от рассказа Тычинки и кончая таинственной надписью на музейном натюрморте.

– Значит, вы, ребята, искали в башне этот портрет? – спросил капитан.

– Да, портрет, – ответил Витя Большой, смело глядя в глаза капитану.

Номер Второй, до сих пор молча слушавший мой рассказ, вдруг вскочил и затряс кулаками перед физиономиями мальчиков.

– Как вы могли подумать? – кричал он; его очки, усы, седые волосы на голове тряслись в такт его крику. – Я старый изыскатель, и я вдруг запрячу в башне это ценнейшее произведение искусства? Да я бы выставил его в нашей картинной галерее, чтобы туристы со всей страны приезжали к нам и любовались…

– Мы думали… и Витька Большой думал, и все ребята, – затараторил Витя Перец (соскакивающие брюки не давали ему возможности жестикулировать), – вы в башне портрет прячете, и Номер Первый тоже хитер, сам вперед нас хотел залезть… И как меня сквозь окошко спустили и я карманным фонариком засветил, а там пылища, я чихнул… и фонариком во все стороны, а там ящиков, ящиков заколоченных – гибель, и какие-то палки, и стулья сломанные, и стол… Я фонариком еще раз туда-сюда, и правда никакого портрета там нету. А кинжал? Не знаю, может, в ящиках… Я кричу, подымай! Я думал, это ребята, а это милиционер подымает. Я из окошка – прыг! Прямо ему на голову. А если бы не прыгнул, никогда бы меня не поймать… – Он вздохнул и жалобно добавил: – Товарищ капитан, отпустите нас, мы больше не будем.

– Что не будете? Портрет искать не будете? – Капитан неожиданно улыбнулся.

И мы все, и ребята и взрослые, тоже улыбнулись. Мы поняли – сейчас отпустят.

– Будем портрет искать, и кинжал, и художника, – решительно ответил Витя Большой и, насупившись, добавил: – Только не такими беспокойными способами.

– Правильно! – воскликнул Номер Второй. – Портрет искать действительно совершенно необходимо.

– Мне тоже приходится иногда искать, – задумчиво сказал капитан, – но я разыскиваю совсем иное. Если вам понадобится мой совет как специалиста, всегда готов вам помочь. А теперь – вот ваши ремни, идите спать.

Ребята выскочили из милиции, как пули из автомата. Я, Люся и Номер Второй вежливо распрощались и вышли на пустынную улицу; издалека донесся затихающий топот дюжины пяток.

Условились мы с Номером Вторым о следующей встрече и разошлись в разные стороны.

Куда же делись остальные мальчики?

…Я не принимал никакого участия в их похождениях и потому не смогу рассказать о мальчишеских передрягах во всех подробностях. К счастью, Магдалина Харитоновна поручила обоим близнецам записать для своего высокоценного ВДОДа, что же произошло со всеми теми, которых милиционеры не поймали.

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА БЛИЗНЕЦОВ

Милиционеры выскочили все разом. Их было четверо. Витька Большой первый засыпался. Он держал связанные концами ремни и не видел милиционеров. Мы побежали, а двое – за нами. Они сапогами стучат, сами свистят. Без ремней бежать – ух как неловко! Одной рукой – за штаны, а другой машешь. И все равно милиционеры отстали: разве кто нас догонит?

Мы в огороде, в огурцах, залегли. Стали считать, сколько нас. Только шестеро. Значит, половина мальчишек в плену. Мы подумали: может, пойти их выручать? Да там, верно, решетки на окнах, часовые вокруг ходят. Лучше утром на разведку, а сейчас все равно ничего не видно. Сады совсем черные, только в окошках огонечки и на небе звездочки.