Текст книги "Повести"

Автор книги: Сергей Голицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)

– У-у-у! – загудели ребята. Такие сроки никак не устраивали ни их, ни Георгия Николаевича.

Он энергично замахал рукой, одновременно им подмигивая. Это должно было означать: «Успокойтесь, пожалуйста, и ждите – чего-нибудь придумаем».

К нему обратился Федор Федорович:

– А теперь объясните вашему знаменитому плотнику – пусть он поведет нас на то место, откуда радульские крестьяне брали белые камни.

Георгий Николаевич знаками показал Илье Михайловичу, что от него требуется. Тот сперва очень решительно повел всех за кладбищенскую ограду и вдруг остановился, почесывая затылок.

– Запамятовал я, где камни-то валялись. То ли здесь, – он направился было ближе к Проклятому месту, – а может, и там. – Он указал гораздо ниже по склону, недалеко от Нуругды, потом подошел к кладбищенской ограде и тут же отступил от нее на порядочное расстояние. – Годов-то ведь сколько прошло-то. Три войны отвоевал, где тут упомнить, – оправдывался он.

Склон спускался к речке ровный, без малейшей выбоины, бугорка, перепада; действительно, запомнить было трудно.

– Досадно, что старик не может указать хотя бы более или менее приблизительно прежнее местонахождение белых камней, – сказал Федор Федорович. – Это усложнит поиски.

– Мы беремся провести любые раскопки. Вы нам только скажите, где копать и до какой глубины, – сказал Георгий Николаевич и посмотрел на ребят. Он заметил, как заблестели их глаза, как качнулись туда-сюда их синие фигурки.

Федор Федорович удивленно оглядел их из-под своих толстых очков и сказал:

– Да ведь они не справятся, они маленькие.

Нет, на такое оскорбление невозможно было не возразить.

– Простите, мы не маленькие, мы перешли в седьмой класс! – воскликнул Игорь.

Он густо покраснел, надул свои толстые щеки. У всех ребят сжатые губы, сжатые кулаки, насупленные брови выражали искреннюю обиду, гнев, даже угрозу.

Георгий Николаевич опять предостерегающе затряс рукой.

– Не беспокойтесь, мы справимся! – очень уверенно сказал он с особым ударением на последнем слове.

Ребята молчали. Они же дали слово не выражать своих чувств. Но их молчание выглядело достаточно красноречивым. Многие гордо выпрямились, у иных просветлели лица, иные еще крепче сжали кулаки. Все одобряли обещание своего временного руководителя.

Невдалеке находилась вчерашняя яма-шурф, не та, у которой края осыпались, а другая, в которой благополучно добрались до глины.

– Вот этот шурф они выкопали за полчаса, – сказал Георгий Николаевич.

Федор Федорович сунул нос в шурф, спрыгнул туда, отковырнул пальцем кусочек глины, выскочил, внимательно оглядел ребят и сказал:

– Нужна рулетка, топор, колышки, вешки.

И все поняли: раз пошел разговор о каких-то измерениях, значит, им доверяют вести раскопки. Да, доверяют!

Миша с быстротой оленя помчался к Настасье Петровне за рулеткой, остальные мальчики побежали к Проклятому месту ломать и рубить сушняк. Топор у них был только один.

– Какой длины колышки? А что такое вешки? – спрашивал Игорь Федора Федоровича.

Тот показал руками размеры колышков и объяснил, что вешки – это просто прямые палки с заостренным концом, с их помощью на местности разбиваются прямые линии.

– А ну дайте топор. Разве так держат? – С этими словами Илья Михайлович вырвал топор из рук смутившегося Игоря.

Ребята приносили ему палки, а он тремя привычными ударами вострил колышки и вешки. Топор точно играл в его руках.

Между тем Федор Федорович начал объяснять, как хочет организовать пока еще не раскопки, а лишь предварительную разведку.

– Поскольку известно, что радульские крестьяне возили белый камень откуда-то отсюда, можно предполагать, что каменное здание в тринадцатом веке стояло именно где-то тут. – И он неопределенным жестом показал обширную площадь по всему песчаному склону. – Если на этой площади разбить сетку шурфов – двадцать метров на двадцать, – говорил он, – есть надежда, что хотя бы один из шурфов наткнется или на белокаменную кладку фундамента, или на щебеночную подстилку под фундамент. В те времена, прежде чем начинать выкладывать стены, насыпали щебенку, обломки камня.

Тут Миша примчался, держа в руках рулетку. От быстрого бега он весь раскраснелся и тяжело дышал. Игорь скомандовал:

– Отряд, на разбивку шурфов шагом марш!

По указанию Федора Федоровича немного отступили от крайних кустов Проклятого места и с помощью рулетки и ровных палок-вешек параллельно кладбищенской ограде, в пяти метрах от нее, разбили на местности прямую линию. Длина ее получилась в двести метров.

На этой линии через каждые двадцать метров забили по колышку, а от них на глазок восстановили перпендикуляры, на которых опять-таки через двадцать метров забили еще по два колышка. Так получилась «сетка» в три ряда колышков, по одиннадцати штук в каждом ряду. А всего забили их тридцать три на площади в двести метров длины, сорок ширины.

Георгий Николаевич наблюдал, с каким рвением бегали ребята с вешками, забивали колышки, тянули рулетку. Но он знал, что главные трудности их ждут впереди.

Для детей крестьянских выкопать в рыхлом песке тридцать три шурфа было бы делом нехитрым: один шурф – один час. А юные москвичи? Они же соловьиного пения никогда не слыхивали. Разве только двое-трое у родных или знакомых на даче грядки либо клумбы вскапывали и еще двое-трое в пионерском лагере для рыбной ловли дождевых червей добывали.

– А сумеете ли вы? Справитесь ли? – спросил он Игоря.

– Справимся, сумеем! – загудели голоса.

Толстяк Игорь гневно надувал щеки, глаза многих мальчиков горели решимостью. Девочки с явным восхищением смотрели на них.

А Георгий Николаевич смотрел с затаенной хитринкой.

«Дня три, пожалуй, пропыхтят над шурфами, – рассчитывал он, – а там Петр Владимирович вернется из больницы и уже не нужно будет занимать его питомцев. Разгадается тайна старого Радуля – это будет великолепно; не разгадается – что же делать, ведь не раскапывать же весь склон, всю площадь. Такая работа под силу только экскаватору».

– Ну, давайте распоряжение копать, и я немедленно расставлю рабочую силу, – деловым тоном всамделишного начальника строительства обратился Игорь к Федору Федоровичу.

– Должен вас всех предупредить еще об одном, в достаточной степени важном, – остановил археолог Игоря. – Соблюдайте скрупулезную аккуратность. Если один из вас откопает хотя бы ничтожный обломок белого камня, откладывайте его в сторону, завертывайте в газету с приложением бумажки, на которой напишете, в каком номере шурфа, на какой глубине был найден данный обломок. Если же вы наткнетесь на белокаменную плиту или на нечто иное, по различным признакам представляющее историческую ценность, отдаю строжайшее распоряжение – работы прекратить. Немедленно вызывайте меня телеграммой. Только под моим контролем будете продолжать дальнейшие раскопки. И еще предупреждаю: случайным ударом лопаты вы можете разбить какую-нибудь ценность. А иногда то, что находится под землей, столь хрупко, что от соприкосновения с воздухом рассыпается в порошок. Вот почему археологические раскопки ведутся прямо-таки с хирургической осторожностью и лишь под наблюдением специалистов.

– Поняли? – спросил Георгий Николаевич ребят.

Все разочарованно и не очень охотно закивали головами.

– Еще что вы будете запрещать? – насмешливо спросил Игорь.

Федор Федорович оглядел его с головы до ног из-под своих толстых очков и сказал:

– Мальчик, у тебя чересчур острый язычок. – Он стал прощаться с Георгием Николаевичем и добавил: – Так я на вас надеюсь. – Помахав всем рукой, он собрался было уходить в город пешком.

Илья Михайлович тут же вызвался подвезти его на своем мотоцикле с коляской – «нет-нет, не до вокзала, прав-то у него нетути, а только до конечной автобусной остановки».

Георгий Николаевич повел отряд по домам доставать лопаты.

В сельской местности новости распространяются быстро. Все уже знали о приезде ученого человека на раскопки и потому охотно отдавали инструменты да еще желали удачи, говорили «ни пуха ни пера» и другие подбадривающие словечки.

Когда вооруженный лопатами отряд вернулся к песчаному склону, Игорь отступил на несколько шагов, поднял руку и по-военному четко скомандовал:

– Распределиться! Первое звено – на первый ряд шурфов! Второе звено – на второй ряд! Третье звено – на третий! К археологическим раскопкам приступить!

«Ну, пока еще до археологии далековато, – подумал Георгий Николаевич, усмехаясь про себя. – Каким начальственным тоном заговорил новый командир отряда со своими товарищами!»

Мальчики принялись копать шурфы, а девочки сели на корточки у каждого шурфа и стали тщательно перебирать между пальцами выброшенный песок. А вдруг на самом деле попадется что-нибудь старинное – монета, гвоздь, глиняный черепок, бусина… Да мало ли что люди теряли или выбрасывали в течение столетий.

Георгий Николаевич ходил от шурфа к шурфу, пристально всматривался – не меняется ли где цвет песка.

Мальчики, скинув майки, копали в одних трусах. Пот блестел на их мускулистых загорелых плечах и спинах. Усердно, ритмично, красиво они выкидывали песок; желтые облачка поднимались над каждым шурфом.

Через час Игорь подошел к Георгию Николаевичу. Сделавшись начальником, он счел, что не может, как прежде, то и дело смеяться по всякому поводу, и говорил размеренно, с достоинством произносил каждое слово.

– Народ устал. Можно объявить перерыв? – спросил он.

– Ты же командир, не нужно меня спрашивать, – ответил Георгий Николаевич.

– Отставить лопаты! Перекур! Подойти сюда! – лихо скомандовал Игорь.

Все столпились вокруг него. Во всех тринадцати шурфах песок шел совсем одинаковый, никто до слоя глины еще не добрался, а девочки нашли только пустую и ржавую консервную банку да осколок бутылки. Никаких обломков белых камней обнаружено не было.

Георгий Николаевич боялся, что трудовой порыв ребят скоро остынет, но, оказывается, совсем наоборот. Игорь ему признался, что они жаждали работать не разгибая спины, не поднимая головы, но только два дня – сегодня и завтра. За этот срок они брались выкопать все тридцать три шурфа – точнее, докопаться в них до глины. А послезавтра воскресенье, значит, у Алеши Поповича будет выходной. И они тоже устроят себе выходной и займутся самым романтичным делом, какое только можно придумать в окрестностях Радуля: они пойдут ловить русалку.

– Послушайте, я тоже хочу с вами, – не удержался Георгий Николаевич, забыв, что собирался работать над своей повестью и по выходным дням.

– Хорошо, – милостиво согласился Игорь, – я включу вас в состав нашего резерва.

– Я вам отдам свою санитарную сумку, – высунулась вперед Алла. – Вдруг кто оцарапает себе ногу или кого русалка укусит. Вы будете нашей медсестрой! – Она покатилась со смеху, загоготали и остальные.

– Только еще раз очень вас прошу, – важно предупредил Игорь, – чтобы никто во всем Радуле о нашей охоте ничего не знал. Никому пока ни слова.

– Никому, – подтвердил Георгий Николаевич. Он обещал не рассказывать даже Настасье Петровне с Машунькой.

– Поймаем, тогда всем похвалимся, – сказал Игорь.

На вопрос Георгия Николаевича, как ловить и чем ловить, мальчики сказали, что у них уже все продумано вместе с Алешей Поповичем. Перегородят Нуругду сетью, а потом, как папаша бабушки Дуни, вооружатся здоровенными палками и пойдут вброд по речке, будут палками по воде ботать. Увидят русалку, так ее по башке – трах!

– А где вы сеть достанете? – спросил Георгий Николаевич.

Оказывается, и этот вопрос был обсужден: собирались стащить в ближайшем пионерском лагере волейбольную сетку, временно, конечно, стащить. Спортплощадка за лагерными воротами, и сетка на ночь обычно остается. Ночью пойдут, отвяжут, а на следующую ночь опять привяжут. Пионеры один день без волейбола как-нибудь обойдутся, вытерпят.

– Да это же самое настоящее воровство! – воскликнул Георгий Николаевич. – Вам-то все равно, а мне начальник лагеря устроит настоящий тарарам.

И он предложил вместо волейбольной сетки свой гамак, который висит сзади бани между двумя соснами. В нем изредка отдыхает Настасья Петровна и читает Машуньке детские книжки. Его предложение было принято с благодарностью. Конечно, гамак заменит рыболовную сеть.

Перерыв кончился. Игорь скомандовал:

– Отряд, на работу становись!

Мальчики вернулись к своим шурфам и залезли в них. Опять начали взметаться над их головами песчаные облачка, опять девочки присели перебирать отвалы, но пока не находили ничего.

На третьем часу работы у двух мальчиков в шурфах показалась глина. Измерили рулеткой глубину – было 80 и 84 сантиметра. В своем блокноте Георгий Николаевич разграфил сетку – три линии вдоль, одиннадцать поперек; на пересечениях линий он поставил номера шурфов и вписал первые результаты: «Ш. № 12 – 0, 80; ш. № 25 – 0, 84».

Игорь приказал обоим мальчикам, не теряя ни минуты, переходить на следующие два шурфа.

На четвертом часу работы еще в пяти шурфах докопались до глины. Георгий Николаевич измерил. Получилось: 1, 03; 1, 05; 1, 06; 1, 08; 1, 09. Никаких заслуживающих внимания предметов девочки не нашли, если не считать двух совсем маленьких белых камешков. Галя – бывшая начальница – тотчас же завернула их в газету и написала этикетки.

Наконец Игорь крикнул:

– Отбой! Мальчишки, лопаты на плечо!

Отряд построился и зашагал по сельской улице: мальчики с лопатами впереди, девочки сзади.

Ребята шли и разговаривали между собой, но совсем не об археологических раскопках, а только о предстоящей охоте на русалку.

…К вечеру следующего дня, то есть в субботу, все тридцать три шурфа были выкопаны. Выяснилось, что песок на обследованной площади залегал на глубине от 0, 80 до 1, 43 метра.

Последние, самые глубокие шурфы копать было очень трудно. Вертикальные стенки начали осыпаться. Но ребята успели приобрести кое-какой опыт и копали с пологими откосами.

Девочки и в этот день не нашли ничего интересного – только три черепка от глиняного горшка и опять в разных шурфах несколько мелких, размеров от куриного яйца до грецкого ореха, осколков белых камешков.

Георгий Николаевич понимал, что, в сущности, получился полный провал всех поисков – не обнаружили не только никаких следов фундамента, но и никакой щебеночной подстилки под стоявшее когда-то здание. Ему казалось, что найденные отдельные камешки только запутывали дело поисков. На самом деле, где же стояло то здание, из развалин которого радульские жители брали белые камни?

Но ему не хотелось разочаровывать ребят. Закончив работы, мальчики пошептались между собой и всей гурьбой подошли к нему, протягивая свои руки.

Хорошо, что он захватил с собой санитарную сумку.

– Почему же вы раньше ко мне не подошли? – сказал Георгий Николаевич.

– Они выполняли мой приказ – кончить обязательно сегодня, – ответил Игорь.

Он рассказал, что они организовали соревнование – у кого страшнее мозоли. Победил он! На его ладонях вскочили такие жуткие, кровоточащие пузыри, что Георгий Николаевич ужаснулся:

– Да как же ты терпел?

Но и у других мальчиков оказались столь же страшные мозоли. Вместе с Аллой писатель – бывший врач – начал мазать раны зеленкой, перевязывать трудовые мальчишечьи руки. Когда медицинская помощь была оказана всем пострадавшим, мальчики тут же спустились к ольшанику и там своими забинтованными руками вырубили из сушняка тридцать увесистых дубинок.

Георгий Николаевич узнал, что на завтрашнюю охоту отправятся все, все до одного, весь отряд пойдет.

А в больницу к Петру Владимировичу в виде исключения не пойдут – он сам об этом просил. А лагерь оставят без дежурных, без охраны и даже без обеда.

– Как же так? – удивился Георгий Николаевич.

– А мы сварим уху из… из… – Игорь чуть было не брякнул – «из русалки», но понял, что сейчас не до шуток, момент слишком серьезный. И он непоколебимо уверенно докончил фразу: – Сварим из пойманного нами сома!

Глава одиннадцатая
САМЫЙ ИНТЕРЕСНЫЙ ДЕНЬ В ЖИЗНИ!

Георгий Николаевич твердо решил: он будет просыпаться в шесть часов утра. Но сегодня было воскресенье, представился удачный предлог устроить самому себе выходной. За утренним чаем пришлось ему объявить об этом Настасье Петровне; она только бровь приподняла, что означало: «Не одобряю, но молчу».

– Пойду с ребятами и с Алешей Поповичем на рыбную ловлю, – сказал он и предварительно залез в погреб перезаряжать свой фотоаппарат «Зоркий».

В полной темноте, скрючившись на снегу и поеживаясь от холода, он менял кассету, предвкушая, какие отщелкнет прекрасные тридцать шесть кадров охоты на русалку; потом прокрался в дальний конец участка отвязывать потихоньку от Настасьи Петровны гамак. Машунька засеменила следом за ним. Узлы на веревках гамака были туго затянуты. Он никак не мог с ними справиться. Машунька стояла рядом и наблюдала.

«Кража в собственном хозяйстве не считается воровством», – рассуждал он сам с собой. Один узел развязал, занялся другим.

– Дедушка, куда ты хочешь унести гамак? – забеспокоилась Машунька.

«Как бы она не вздумала позвать свою бабушку!» – забеспокоился и Георгий Николаевич.

Он с силой рванул веревку, гамак упал на траву. Георгий Николаевич спешно начал свертывать гамак и через заднюю калитку собрался улепетнуть к реке. А Машунька повернулась к дому.

– Бабушка, бабушка! – на бегу звала она, явно собираясь наябедничать на своего дедушку.

Но он уже подходил к палаткам.

Ребята в своих синих трикотажных костюмах стояли в полной боевой готовности. Мальчики, забыв о забинтованных руках, отважно размахивали увесистыми дубинками, девочки держали дубинки потоньше, усердно натирали руки и лица кремом «Тайга» и еще успевали в восхищении смотреть на мальчиков.

Явился Алеша Попович в синем рабочем комбинезоне, вооруженный отрезком железной трубы. Воинство выстроилось. Георгий Николаевич отступил на несколько шагов и сделал свой первый фотоснимок. Алла вручила ему достаточно тяжелую, туго набитую санитарную сумку с нашитым на ее боку красным крестом.

Игорь скомандовал:

– Отряд, вперед!

Все направились вдоль Клязьмы. Никто в селе не должен был знать, куда они идут, зачем идут.

За церковью подошли к устью Нуругды и остановились посовещаться. По песчаному пляжу речка растекалась несколькими мелкими рукавами, прозрачные струйки блестели на солнце… Да, действительно, заплывшая весною в Нуругду любая большая рыбина, а не только русалка, неизбежно попадала в западню.

Насколько же далеко она заплыла?

Решили перегораживать русло Нуругды гамаком возле Черного моста. Войско разделится – пять мальчиков и пять девочек под командой Алеши Поповича встанут наготове возле гамака, остальные под командой Игоря пойдут по речке вброд вверх по течению, будут ботать по воде дубинками и вопить кто как может громко, подгоняя несчастную русалку к гамаку.

Если загонщики ее не обнаружат, значит, она прячется где-то выше Черного моста. Тогда они пройдут вдоль берега так с полкилометра, снова залезут в воду и направятся к гамаку уже с другой стороны, пойдут вниз по течению. Залезут одетыми и обутыми. Придется защищаться не только от комаров, но и от цепких, свисающих над речкой веток, от коряг, лежащих на дне, от пиявок и прочей речной дряни.

– Вперед! – скомандовал Алеша. Не таким ли исполненным отваги голосом его тезка богатырь двигал русские полки на диких кочевников-половцев?

С гамаком под мышкой он повел свой отряд бугром, а Игорь во главе загонщиков бросился в речку и вскоре скрылся в чаще кустов. Георгий Николаевич успел сфотографировать и тех и других.

Санитарная сумка, перекинутая через плечо, и фотоаппарат, висевший впереди на шее, ему мешали. Он вспомнил, что назначен в резерв, и не стал залезать в воду с такой тяжелой ношей, а пошел вдоль опушки ольшаника.

В кустах сквозь ужасающие вопли ему слышались шлепки дубинками по воде, отдельные выкрики и взвизги. Следуя изгибам извилистого русла, гул охоты то приближался, то удалялся, Георгий Николаевич пошел вдоль кустов и вскоре очутился у подошвы того склона, где вчера копали шурфы.

– Куда делся гамак?

Этот неожиданный оклик разом вернул его на землю.

На горе, возле угловой башенки церковной ограды, стояла Настасья Петровна и держала за ручку Машуньку.

Георгий Николаевич молча показал на кусты. Крики, вопли, визги, рев, хохот, вой доносились оттуда столь неистовые, что он даже собственного голоса не слышал. Где было тут объяснять, куда делся гамак!

Прислушиваясь к воплям невидимых загонщиков, он продолжал медленно двигаться вдоль опушки ольшаника. Настасья Петровна так же медленно двигалась параллельно ему по песчаному склону. Она не решалась спуститься вниз, а он не решался свернуть в чащу кустов.

– Вот она! Вот она! – Отчаянный визг девочки перекрыл все прочие крики и визги.

Тут Георгий Николаевич не выдержал, забыл о комарах, о болотной топи, сбросил санитарную сумку и ринулся в кусты. Нагнув голову, раздвигая цепкие ветви, разрывая стебли хмеля, он с трудом продирался сквозь чащу.

– Вот она! Вот она! Бей ее, бей!… – грохотал Алеша Попович.

Наконец Георгий Николаевич достиг берега. Черная вода кипела. Загорелые, мокрые, растрепанные чертенята залезли в речку по пояс. Они неистово колотили по воде дубинками, орали, гнали невидимого врага. О, какие потрясающие кадры! Георгий Николаевич щелкал фотоаппаратом направо, щелкал налево…

Ему мысленно представилась несчастная, обезумевшая от ужаса русалка. Но он тут же вспомнил: сом – хищник, утащил у бабушки Дуни утят, сом истребляет множество рыб других пород, пожирает рыбью икру…

– Сюда гони! Сюда гони!… – ревел Алеша. Он стоял наготове возле гамака, перетянутого поперек речки.

Крики, вой, визги разом стихли. Только слышался звенящий стон мириад комаров.

Загонщики подхватили друг друга под локти и, ощетинившись дубинками, медленно и молча пошли по черному вспененному руслу. Пошли, пошли… Комариные армии коричневым облаком висели над их головами и пели свои боевые песни. Отдельный комариный батальон впился Георгию Николаевичу в руки, в лицо. А он, забыв о боли, щелкал и щелкал фотоаппаратом.

Русалка притаилась где-то здесь.

– Крайние, пошарь под берегом, – прошептал Алеша. Правым крайним брел Миша. Он сунул дубинку под корни.

Тут Георгий Николаевич, к своей досаде, обнаружил, что пленка кончается! Оставались последние кадрики. Он решил приберечь их на русалку и держал фотоаппарат наготове. Миша совал дубинку под одни корни, под другие…

Тут вода вокруг вновь закипела. По команде Алеши чертенята опять закричали, захлопали дубинками по воде.

Вдруг Георгий Николаевич почувствовал, что у самых ног что-то забурлило и точно палкой ударило его под водой по коленке. Он чуть не свалился. И тут все ахнули: желтобрюхое темное чудище на секунду выпрыгнуло из воды. Георгий Николаевич успел присесть, щелкнул фотоаппаратом, еще раз щелкнул… Ура-а! Он засек сома на лету. Но это был последний кадр!

– Ой! – закричал он.

Проклятая русалка хлопнула хвостом по фотоаппарату и по его руке. От боли он вскрикнул, выскочил из воды, помахал рукой. Рука уцелела, и фотоаппарат, кажется, уцелел. Но, увы, зачем он ему был сейчас нужен? Пленка-то кончилась…

И вдруг опять плеснул темно-коричневый блестящий хвост. Запрыгал, натянулся гамак. Алеша Попович поднял свой богатырский меч – отрезок трубы.

Трах!… Мимо! По воде хлопнул! Игорь, Алла, Галя-кудрявая с поднятыми дубинками ринулись вперед…

Где русалка? Неужели удрала?

– Шарьте, шарьте под берегом! – гремел Алеша.

И опять огромная туша, темная сверху,, желтая снизу, выпрыгнула из воды. Все завопили. Двое или трое ударили дубинками, но промахнулись. Алеша трахнул сома по голове. Оглушенный, тот всплыл на поверхность желтым брюхом кверху. Алеша кинулся к нему, смело залез ему рукой в разверстую черную зубастую пасть, другой рукой засунул трубу под жабру и высоко поднял свою добычу, держась обеими руками за трубу.

Раздался такой неистовый победный крик восторга и ликования, что, наверно, даже в самом Радуле было слышно.

Московские ребята! Ведь многие из них никогда и с удочкой-то на бережку не сидели и червяка насаживать на крючок не умеют. И вдруг эти самые московские незнайки поймали такое чудище, какое многие бывалые рыбаки отродясь не видывали!

Георгий Николаевич ликовал вместе со всеми. Он смотрел на удачливых рыболовов и думал про себя:

«Да об этом событии в „Пионерскую правду“ немедленно телеграмму надо бы послать и снимки! Эх, жаль, что новых-то снимков больше не будет!»

Между тем Алеша Попович и Миша взялись за два конца трубы, вытащили сома из воды и медленно поволокли его по топкой чаще кустов. Остальные с радостными возгласами двинулись следом за ними.

Только теперь все вспомнили о комариных полчищах, услышали их боевые песни и, отмахиваясь, принялись давить их окровавленными руками на своих лицах и шеях. Наконец один за другим счастливцы выбрались на лужок и вздохнули с облегчением.

Сома положили на травку и обступили его, внимательно разглядывая добычу.

Сом был ростом больше Аллы – такой, как Миша. Со спины темно-коричневый, гладкий, с блестящими черными плавниками, с темно-зелеными боками; брюхо надутое, светло-желтое с голубоватыми крапинками. Его длинные веревки-усы, похожие на розовых глистов, шевелились. Тупомордое чудище, выпучив оранжевые злые глазки, то открывало, то закрывало свою широченную, как у русской печки, пасть, показывало добрую сотню загнутых назад острых и мелких зубов. Какая там сотня зубов! Двести штук, не меньше!

Понятно, почему те радульские девчонки так испугались в прошлом году. Эдакая пасть могла проглотить обеих сразу.

Толстяк Игорь, сияющий, мокрый, грязный, с улыбкой, столь же широкой, как сомовья пасть, подошел к Георгию Николаевичу. Бинты на его ладонях развязались, он не замечал этого.

– Приходите к нам сегодня обедать. В трех ведрах сварим, на костре испечем. – От избытка чувств он схватил Георгия Николаевича за обе руки.

– Послушайте, варить такую прелесть в ведрах на костре – это же преступление!

Только теперь все заметили Настасью Петровну. Оказывается, она давно спустилась с бугра и сейчас стояла сзади рыболовов вместе с Машунькой.

– Я вам уху приготовлю, – продолжала она, – да такую, какой даже сама никогда в жизни не пробовала. И сделаю такое заливное – уму непостижимо! Потом чай.

– Самое первоклассное разрешение пищевого вопроса! – радостно провозгласил Алеша Попович.

– Только мне нужны помощники – один мальчик и три девочки, – докончила свою речь Настасья Петровна.

И тут все, все, кроме Игоря, забыв о соме, ринулись к ней.

– Можно я?… Можно мне?…

– Тише, дисциплина прежде всего! – Громкий окрик Игоря одернул его подчиненных. – Мне тоже очень хочется самому помогать, но я не имею права. Назначаю, назначаю… – Он медлил, оглядывая всех. – Назначаю Мишу, Галю-кудрявую, Аллу… – Он еще помедлил, оглянув на этот раз только девочек. А те так и впились в него глазами… – Назначаю другую Галю. – Он кивнул на Галю – бывшую начальницу.

Свергнутая повелительница так и засияла. Еще вчера на археологических изысканиях Игорь назначил ее, как самую аккуратную, хранительницей находок. Правда, находок, если не считать горстки мелких белых камешков, не было, но верблюжье выражение тогда же исчезло с лица Гали и само лицо ее вроде бы укоротилось. И постепенно за эти два дня бывшая «княгиня»-задавака преобразилась в самую обыкновенную живую девочку, столь же увлеченную поисками и охотой, как и все остальные.

Игорь и Миша с трудом подняли сома за отрезок трубы, продетой сквозь жабры, взвалили на плечи и пошли по радульской улице. Остальные удачливые рыбаки и не менее удачливые рыбачки шагали сзади. За ними гордо шествовали Алеша Попович и Георгий Николаевич. Шествие замыкала Настасья Петровна, держа Машуньку за ручку. Сомовий хвост волочился по земле.

Из домов выбегали ребятишки и присоединялись к процессии, за ворота выходили взрослые; острый подбородок бабушки Дуни выглянул из резного окошка ее дома. Илья Михайлович не по-богатырски проворно сбежал с крыльца.

– Мальчишкой был – видел такого, из Клязьмы вытащили, – говорил он.

Радуляне ахали, притрагиваясь пальцами к добыче, удивлялись, поражались.

– Подобное исключительное явление природы в результате коллективного участия в охоте…

Дальше Георгий Николаевич не стал слушать глубокомысленные рассуждения Алеши.

Его сердце ликовало не только из-за удачной рыбной ловли. Все последние дни он настоятельно просил Настасью Петровну пригласить ребят как-нибудь вечерком на чашку чая. Ведь многие из них никогда в жизни не пили из самовара. Но Настасья Петровна наотрез отказывала. И из-за чего?

Недавно она купила в сельской лавочке великолепный чайный сервиз в двенадцать очень красивых желтеньких с черными и белыми зигзагами на боках чашечек и очень боялась – не дай бог, кто-нибудь да кокнет блюдечко!

А теперь она сама приглашала всех на роскошный обед и – Георгий Николаевич был убежден в этом – на столь же роскошный чай. Он-то хорошо знал: если его жена по сусечкам поскребет, то нашарит запасы таких лакомств, которых не только Машунька, но и он сам никогда не пробовал.

Настасья Петровна указала на стол, что стоял в огороде под верандой. Здесь она будет чистить сома. Игорь и Миша положили чудище на стол. Сомовий хвост свесился вниз.

– Помните, бабушка Дуня рассказывала про своего папу;– заметила Алла, – как он в стародавние времена повез пойманного сома в город на базар и с его телеги также свешивался рыбий хвост?

– Наша русалка, наверно, гораздо больше того сома, – добавил Миша.

Никто не хотел уходить. У ребят просто не было сил уйти. Затаив дыхание все следили, как Настасья Петровна взяла два больших, как у мясников, ножа и начала их точить один о другой. Ножи визжали, зрители молчали.

– Подождите кромсать! – кричал Георгий Николаевич. – Буду вас фотографировать.

– Некогда ждать! – кричала Настасья Петровна, размахивая сверкающими на солнце ножами.

Он собрался было спуститься в погреб перезарядить «Зоркий», но патрон с отснятой пленкой, как назло, никак не вынимался – погнулся шпенек зажима. Это русалка в разгаре битвы ударила хвостом по фотоаппарату. Георгий Николаевич взял перочинный ножик, попробовал разогнуть шпенек – ничего не получалось…

Между тем четверо избранников суетились в кухне, в сенях и на веранде. Галя – бывшая начальница особой машинкой строгала на звездочки морковку и петрушку; Алла разводила в кружке желатин; Миша то приносил чистую воду из колодца, то, наоборот, выносил грязную воду в силосную яму да еще успевал притащить из сарая дрова и подложить их в печку. Галя-кудрявая без толку носилась взад и вперед. А Георгий Николаевич все возился с фотоаппаратом и никак не мог выправить зажим.

Настасья Петровна одна потрошила сома. Ребята – не избранники, а прочие – столпились вокруг нее, но она никого не подпускала близко к «операционному» столу и ловко орудовала ножом.